Четвертый шаг

Глава 1
     Когда перемены начались, Ираида Бенедиктовна Эглитис  помнила абсолютно точно. Она со своими коллегами-учителями приехала в область на курсы повышения квалификации немножко раньше,  в ожидании преподавателей института усовершенствования женщины уселись в  пустой аудитории, поболтали о том о сем, но, как присуще словесникам, завели  разговор  о книгах .Точнее, об одной книжной новинке.
     - Недавно я ездила в Москву по своим делам, так купила там очень любопытную книгу известного японского писателя , - сообщила  сорокатрехлетняя Анастасия Павловна Гаврилова.
     - Перебью Вас, - улыбнулась Маргарита Александровна Чернова, - уж не «Закон ли последнего шага» Судзуки?
     - Вот молодежь!-   с плохо скрытым раздражением пробасила  Анастасия Павловна. – Везде успевает. Да, именно Судзуки.
     - Девочки, вы о чем? – поинтересовалась Ираида Бенедиктовна,- просветите меня, старую.
     - Я Вас умоляю! Не напрашивайтесь на комплимент, коллега, пятьдесят с хвостиком – не возраст для учителя,- напористо произнесла Анастасия Павловна.
     - Ваши бы слова да Богу в уши, - засмеялась Ираида Бенедиктовна, разрядив обстановку. – Ну, девочки, расскажите мне о книге, я совсем от жизни отстала. Чем же поразил вас Судзуки?
     - Представляете, он считает, что время – понятие условное, его как бы нет, – начала Маргарита Александровна, заправляя за ухо длинную  косую челку. – Человек делает за свою жизнь всего четыре шага:  в детство, в  юность, в зрелость  и в старость.
     - Да и не все шаги  некоторым суждены, - тяжело вздохнула Анастасия Павловна. – Кто-то делает один, кто-то два или три, а уж четыре… Четвертый шаг – просто бонус какой-то.
     - То есть  шаг в старость? – уточнила Ираида Бенедиктовна.
     - Именно, - кивнула Анастасия Павловна.
     - И все эти шаги часто оказываются иллюзией, - добавила молодая коллега.
     - Я так поняла, что  мы  живем  как-то не так? - сыронизировала Ираида Бенедиктовна.
     - Вроде того, - сказала  Маргарита, рассеянно водя наманикюренным ноготком по крышке стола. – Жизнь – это путь от порога  дома до кладбища. Часто неосознанный путь.
     - Ну это и так понятно,- согласилась Ираида.
     - Понятно-то понятно, но Судзуки там такого наворотил, кругом одни символы, сплошной подтекст, одном словом, нестандартный подход к обычным вещам, - начала было Анастасия Павловна, но тут стал собираться народ, беседа прекратилась.
     В положенное время вошел в аудиторию профессор Бабурин, элегантный, лохматый, похожий на стареющего льва, после Бабурина выступил сам Ремизов, кладезь знаний; преподаватели раскрывали темы по русской литературе глубоко и интересно,  учителя слушали  лекции с огромным вниманием, конспектируя, позабыв обо всем на свете. После лекций женщины поехали прямиком  на автовокзал, каждая углубилась в свои мысли, далекие от литературы, Ираида Бенедиктовна  же отметила про себя, что роман Судзуки нужно обязательно заказать, нельзя отставать от новых веяний.
     Спустя некоторое время книга пришла. Она была объемной, запаянной в целлофан.  Глянцевая обложка была очень красивой: на черном фоне зигзаг оранжевой молнии, а в центре молнии  - ромб с фигуркой человека внутри.

Глава 2

     Очередной отпуск Ираида Бенедиктовна решила провести в деревне, в старом дедовском доме. Местечко было глухое, но ей, уставшей от напряжения, от  совещаний, звонков и детских голосов, оно казалось райским. Отпускные не позволяли ездить по курортам, но она не очень –то и жалела о том, что не может поваляться где-нибудь на берегу моря. Здесь ее ждал  яблоневый сад,  любимые вишня и малина, крыжовник и смородина. Здесь ее ждали такие привычные взору поля и луга,  овраги и перелески, здесь ее приветствовали трепещущие на ветру осинки, тонкие березки, раскидистые липы и клены. А еще к дому прилегал  Марфуткин луг,  поражающий своим разноцветьем. Жила, говорят, в этом месте некая Марфутка, вроде как целительница, но вроде как и не в себе. Родила в девках после войны да в другой район подалась от позора, а место, где стоял ее дом, где она собирала травы, так и  стали называть ее именем. Даже небольшое кладбище за этим самым Марфуткиным лугом, скрывающееся в кустах сирени и бузины, не наводило ужас, лишь напоминало о скоротечности земной жизни. «Вот он, путь от дома до кладбища,- подумала Ираида. – Совсем как у Судзуки, только в прямом смысле».
     В один из жарких дней неожиданно на дороге, ведущей к кладбищу, показалась черная свинья. Женщину это насторожило, так как не принято в  их деревне свиней из закут выпускать. Ираида приложила ладонь ко лбу наподобие козырька, чтобы получше рассмотреть: да нет, не свинья -  фигура какой-то странной тетки заколыхалась в густом мареве. Впрочем, что же странного: обыкновенная толстая бабища с рюкзаком, черноглазая, черноволосая, с двойным подбородком,  с огромным бюстом под  нелепой фиолетовой блузкой с желтыми вставками.
     - Как мне добраться до кладбища? – прокричала  путница.
     - Да вы уже почти дошли! – ответила, повысив голос, Ираида. -  Там, недалеко! За лугом! В кустарнике!
     «Чужие здесь не ходят,- подумалось Ираиде. – Если идет на кладбище, значит, похоронила здесь кого-то. Тогда бы не спрашивала дорогу. Может быть, дальняя родственница решила навестить покойного». Вскоре Ираида забыла и про свинью, и про  женщину и занялась своими делами.
    Роман Судзуки учительница взяла с собой в деревню, чтобы скоротать одинокие вечера. Ираиде не было страшно, хотя на этом конце деревни никто не жил, все домишки тесно сгруппировались по другую сторону, поближе к колодцу. Рядом пустовал дом бабы Раи, которую дочь  забрала  к себе. Одряхлела баба Рая, как и ее хата, лишившаяся хозяйки. Ираида помнит,  когда дом строился, она  сама была   молодой, с интересом наблюдала, как  крепкие, жилистые сыновья бабы Раи возводили стены, пристраивали крылечко, а  хромой дядя Паша, опорожнив стопочку, весело покрикивал на домочадцев, размахивая костылем.
     «Ах, память-память, как ты не даешь спокойно жить, какие эпизоды из прошлого подкидываешь! От одних становится так сладко  на душе, и тепло растекается по всему телу, от других кровь стынет в венах, от третьих заливаешься краской стыда, ты помнишь и то, что было с тобой, и то, что было до тебя. Ты, память, неохватна, а лишись тебя – и нет человека», - так примерно рассуждала Ираида, присев на лавочку возле дома и погрузившись в теплый летний вечер. Одинокий фонарь освещал территорию вокруг дома, стремясь к свету, вились вокруг фонаря мошки и мотыльки. Пространство наполнилось звуками оркестра насекомых, живущих в траве. «Хорошо! Как же жить на свете хорошо!» - только и могла подумать  стареющая учительница. Воспоминания одно за другим проплывали перед ее внутренним взором, женщина не заметила, как уснула.

Глава 3
     То ли во сне, то ли наяву, послышался ей глухой рев мотора. Перед домом остановился автобус, из которого один за другим стали шумно  выходить молодые люди в  одинаковых зеленых футболках и желтых бейсболках. Все, кроме водителя, который возился  в пазике и, по-видимому, не собирался присоединяться к остальным, окружили Ираиду и попросили ночлега, мол, сбились с пути. «Пятнадцать человек, - посчитала Ираида -. Волонтеры, наверное».
   - Ираида Эглитис, - представилась хозяйка старшему, худому длинноногому парню. – Где же мне  всех вас разместить? Часть у меня может остаться, а остальные - в пустующем  соседнем доме.
     - Не стоит беспокоиться, - ответил старший.- Такая ночь: вряд ли мы уснем.
     Между тем студенты (как определила Ираида)  между собой деловито переговаривались, без лишней суеты доставали продукты,  а потом пошли искать место, где бы им разместиться, чтобы поужинать. Ничего лучшего не придумали, как накрыть импровизированные столы возле самого кладбища, как раз перед кустами сирени.
     - Что же они делают! – возмутилась Ираида, привыкшая вести беседу сама с собой. – Кто же ночью покойников тревожит?  Не по-людски это.
     Когда за ней пришли двое, чтобы пригласить  потрапезничать в свою компанию, она им так прямо  все и высказала, на что они спокойно ответили, что все это иллюзорно и нет мертвых и живых, как вообще не существует  времени.
     - Вы никак Судзуки начитались, - всплеснула руками Ираида и  машинально потянулась к книжке, лежащей на комоде.
     - Мы ее у Вас забираем. Она Вам ни к чему.  Вам  всё доходчиво объяснят, - ответил один из парней, засунув книгу под мышку.
     - Лучше поймете, - подтвердил другой, конопатый. – Только ничему не удивляйтесь.
     - Да как же мне не удивляться!  Ночь! Погост! Тут молитву прямо читать надо! – всплеснула руками Ираида.
     - Не беспокойтесь. Мы не причиним Вам зла. Хотя можете и прочитать свою молитву. Одной иллюзией больше, - был ответ.
     Ираида зябко повела плечами, накинула цветастую шаль.
     - Ну тогда хоть керосиновую лампу нужно захватить, еще от деда осталась. Что там, в темноте, можно разглядеть?
     Она зажгла лампу. Студент в веснушках подхватил лампу, поднял ее высоко над головой, освещая путь. Тусклый огонек едва теплился. Ираида поспешала за парнями. За трапезой, как ей показалось, было несколько больше народа. Откуда они взялись ночью в такой глуши? Все подкреплялись, тёк неспешный разговор. Вдруг Ираида узнала своего  покойного деда, наполовину латыша, осевшего в деревне много лет назад.  На нем был тот же костюм, в котором его похоронили. Дед, жуя бутерброд беззубым ртом, кивнул ей, и Ираида грохнулась в обморок прямо на росистую траву.
     Когда она очнулась, студенты уже держали путь к ее дому прямо через Марфуткин луг. Женщина потрясла головой, отгоняя морок, и поспешила за ними. В подол ее платья вцепилась полненькая  кудрявая девочка лет трех-четырех. «Тетя, возьми меня на ручки, мне страшно!» - попросила она. Будучи учителем и понимая, что дети – это святое, Ираида подняла малышку, не особенно задумываясь, откуда она здесь появилась. Все, что сейчас происходило, умом было не понять. Девочка была довольно тяжелой, но Ираида, тяжело дыша, осторожно несла ее. Руки отваливались, пот застилал глаза. «Не могу больше! Уроню я ее!» - возроптала про себя  Ираида.
    
Глава 4
    
     Неизвестно, видно ли было на другом конце деревни, как  купол неба вмиг озарился тысячью солнц, так что больно было смотреть вверх. Все волонтеры попадали, да как-то странно, будто бы застыли в глубоком поклоне перед царем-батюшкой. Одним словом, пали ниц. Прижалась животом к земле и Ираида, благо, не задавила ребенка. Она чуть повернулась, чтобы лучше видеть происходящее. Прямо из ниоткуда в воздухе явились трое. Они не касались земли. Это была молодая женщина с белыми крыльями за спиной, мужчина неопределенного возраста в горчичных брюках и синем пиджаке, похожий на какого-нибудь доцента, ну а третий… Третьим был получеловек-полуптица: черный лик его был страшен, голову венчала маленькая золотая корона, туловище же и лапы были петушиные, причем все туловище было в крупной золотой чешуе.
     К Ираиде «подплыла»  по воздуху женщина в белом.  Учительница не могла отвести взгляда от ее голубых глаз, расширенные зрачки, казалось, впились в ее зрачки  и читали  мысли, будто книгу. Волосы на голове Ираиды зашевелились, на лице появилась мертвенная бледность. Крылатая наклонялась все ниже и ниже, пока не опустилась на колени. Вдруг  незнакомка  сделала отрицательный жест: «Это не она!» и  уверенно   прошептала Ираиде, будто внушая: «Все будет хорошо!»
     Третий, похожий на василиска, вдруг забасил, как иерихонская труба:
     - Мы ищем Аглаиду Ламбракис, уроженку Греции! Нашли вы ее, смотрящие?
     - Нет! Не нашли! Ни среди мертвых, ни среди живых! – неровными голосами отвечали «студенты».
     - Она должна быть здесь, в этой точке. Все другие места мы уже тщательно обыскали, -  произнес мужчина в пиджаке.
     Смотрящие приподняли головы, готовые тут же схватить провинившуюся.
     - Аглаида Ламбракис! Покажись, оборотень! Ты обвиняешься во многих смертных грехах и от нас не уйдешь! – гремел золотой петух.
     Волны непонятной энергии шли от него и, казалось,  страх можно было потрогать рукой. Вдруг рядом с Ираидой что-то зашевелилось. Ираида повернула голову: тело девочки начало вытягиваться, расти, пока не превратилось в ту самую грузную женщину с рюкзаком, которая спрашивала дорогу до кладбища. Женщина молча встала. Петух захлопал крыльями,  подлетел к ней, но никто не мог бы поклясться, что расслышал, о чем он говорил с провинившейся. Аглаида Ламбракис  постепенно опускала голову все ниже, будто соглашаясь с грозной птицей.
     -Ждем вас всех за оврагом, у Студень-камня, - объявил синий пиджак. 
      Свет  внезапно померк.  Вся троица исчезла. Часть смотрящих прошла вперед, остальные замыкали шествие. Это показалось  бы  ирреальностью, злой шуткой, если бы не полная гречанка с пронзительным взглядом, идущая рядом, тяжело дыша. Ираида  тоже шла не спеша, ноги от страха не несли ее..
     - Что он Вам сказал? – еле слышно, одними губами проговорила Ираида.
     - Он лишил меня четвертого шага, - обреченно вздохнула Аглаида Ламбракис и заплакала.
     - Как это? – не поняла Ираида, смутно вспоминая, что она все-таки  где-то слышала о четвертом шаге.
     - Лучше не спрашивай. Двух мужей я извела до смерти, детей в приют определила, да много еще плохого сделала. Никому счастья не принесла.
     Тут женщины подошли к краю глубокого оврага. Через него проходил подвесной мосток, который качался из стороны в сторону. Первой пошла Ираида: была – не была! Она держалась за веревочки, обозначавшие перильца, ахая и охая, все же преодолела шаткую дорожку. Чувствовала, что сзади ступила на мостик гречанка, но то ли она тяжела была, то ли сильно  раскачала  мост, только показалось Ираиде, что за спиной раздался стук копытец,  нечто громко хрюкнуло, послышался крик: «Меня не проведешь!», потом  поросячий визг  - и тишина. Когда Ираида, перебравшись на другую сторону, обернулась, на мостике уже никого не было. Ираида посмотрела вперед: не было и  темноликого жуткого петуха в золотой короне.
    
Глава 5
     Огромный Студень-камень считался в округе местом силы. Только никто из селян не прибегал к этой силе, трезво полагая, что природа и так  силой  их не обделяет, разве что иногда  странные городские спрашивали к нему дорогу. Да что с них, городских, взять…
     - Чуть было вас не перепутали, - улыбаясь, проговорил «доцент», сидя на камне. -  Ираида Эглитис. Аглаида Ламбракис. Спасибо  всевидящей Акии.
     Он указал на женщину в белоснежном одеянии, которая там,  на пути к дому,  на Марфуткином лугу, смотрела Ираиде в глаза. Женщина с достоинством кивнула.
     - Меня зовут Клим Апокалипсис, - представился мужчина.
    - Тоже грек? – вырвалось у Ираиды.
    - Вроде того,- улыбнулся он. – И эдакую бабищу ты несла на своих плечах! А сколько еще иного прочего несешь! Не задумывалась?
     Ираида вдруг ощутила себя маленькой ничтожной пылинкой, поняла, какой груз ответственности всегда лежал на ней. Никогда ей не приходилось быть безрассудной, что называется, пофигисткой. Ни родители не позволяли, ни учеба, ни работа, которой отдаешься целиком и полностью, ни иные прочие  отношения.
      Ее словно прорвало. Слезы текли по  щекам, но ей, наверное, впервые было наплевать, как она выглядит.
     - Да я как будто и не жила вовсе, - вырвалось у нее.
     - Твоя жизнь – перемена масок,   сплошная иллюзия, - начал господин Апокалипсис.- Ты когда-нибудь видела сливовое дерево, которое прикидывается вишневым?
     - Нет.
     - Так почему тебе так страшна мысль о том, что о тебе подумают?  - продолжал он. -Привыкли людишки пускать  друг другу пыль в глаза!
     Заговорила Акия:
     - Игра завлечь, игра добиться, игра говорить не то, что думаешь, - это беда многих человеческих существ.  Нужно быть, а не казаться, Ираида. Выходи из этой игры.
      Ираида восприняла это как приказ более высшего существа  существу низшему.
     - Человек думает, что он крутой бизнесмен, а он простой конюх. Ему нравится возиться с лошадьми, жить на природе. Женщина думает, что она великая актриса, а она билетер в театре, и ей нравится быть приветливой или строгой, впуская зрителей. Но кто в этом признается? Всю жизнь ропщут на судьбу,  считают, что судьба к ним несправедлива. Ах, как это по-человечески! – вздохнул «доцент».
     - Вы и ошибки делаете, потому что хотите казаться не теми, кто вы есть на самом деле, - ласково убеждала ее Акия.
     - Мне госпожа Ламбракис  что-то говорила о четвертом шаге. Я ничего не поняла, -обратилась Ираида к наставникам за пояснением.
      - Ну как же ты не знаешь о четвертом шаге! Вот же книга!  Этот японец слишком близко подобрался к истине! – господин Апокалипсис протянул руку ладонью кверху, и смотрящий  осторожно преподнес ему  нераспакованный  Ираидин бестселлер. – Разве ты не обсуждала  сей роман с коллегами?
     - В общих чертах. Я даже не успела его прочитать, - оправдывалась Ираида.
     - Четвертый шаг – это старость. Пусть тебя не пугает это слово,  -  господин Апокалипсис улыбнулся. - Старость  - это благословение и дается не всем,  четвертый шаг надо заслужить. Госпожу Ламбракис лишили четвертого шага, она не знала ни любви, ни раскаяния. Ей настолько претило быть собой, что она превратилась в оборотня.
     - А  меня тоже лишите?
     Но «доцент» не успел ответить.
     -  Пора! – выкрикнул конопатый.
      В один миг господин грек со словами «Хватит с тебя и русской премудрости!» в прямом смысле слетел с камня и провалился сквозь землю. Вместе с книгой.
     - Доверяй жизни! – дружно гаркнули смотрящие, превратились в черных воронов и исчезли в ночи.
      Осталась одна крылатая женщина.
     - Тебе разрешается  сделать четвертый шаг. Проживи этот шаг чисто и  честно. Не лги ни в чем самой себе, - сказала Акия. - Мы забрали у тебя этот роман, потому что ты и так перекормлена унылой моралью Толстого и Достоевского.  Тебе нужно просто быть. Обещаешь?
     - Обещаю. Но кто это «мы»? – Ираида предприняла слабую попытку разобраться в ситуации.
     Акия развернула свои крылья, готовая взлететь:
     - Этого знать не нужно. Да это и неважно.  Нас -  легион! Важен сам посыл! Быть собой! Не носить масок! Ничего из себя не строить!
     Она поднялась над макушкой раскидистой ивы:
     - Наступит утро, и ты о нас не вспомнишь. Запомни одно: никаких иллюзий! Будь счастлива!
     Шелест крыльев – и тишина…
    
     Глава 6

     Светало. Сероватый туман мягко окутал все вокруг. Силуэты деревьев причудливо и таинственно вырисовывались на его фоне.  Ираида Бенедиктовна обнаружила себя все на той же скамейке. «Что это было? Сон или не сон? И кто такая  Аглаида Ламбракис?»  Она зябко поежилась и поспешила домой, в тепло.  С первыми лучами солнца улетучились все ее видения. Жизнь вступала в свои права. Птицы славили новый летний день. 
      -  Быть собой! Не носить масок! Не выпендриваться! – как мантру повторяла она снова и снова.
     И вспомнилось Ираиде все ее прошлое. Родители постоянно жили в нужде, относились к ней со строгостью, не баловали.  Но учеба в школе радовала ее, поскольку училась она хорошо, любила читать. Когда подросла, отец приказал домой возвращаться не позже девяти вечера, косметикой пользоваться не разрешал. Полегче стало в институте. Девчонки в общежитии научили накладывать макияж, рассказали про новые веяния моды. Вместе они ходили на танцы в городской парк, вот там и встретился ей Дима Копеечкин, недавно отслуживший в армии. Зародились у них чувства. Родители его, увидев ярко раскрашенное лицо девушки, да еще будущей училки, нахмурились. По их виду Ираида поняла, что не пара она их сыночку, не такую невестку ждали: ничего не умеет, все из рук валится. Ираида очень старалась, научилась готовить и первое, и второе, и компот, закрывала на зиму помидоры и огурцы, которые старший Копеечкин привозил  в изобилии с дачи, старалась, чтобы в доме все блестело. Однако оказалось, что невестка еще и неродящая, хотя пять лет прошло: только школа да тетрадки на уме. Точили они, точили сына, что, мол, непоздно еще другую, простую и плодовитую, завести, он и решился: подал на развод. Самой лучшей невесткой стать не получилось.
     Из Копеечкиной она опять превратилась в Эглитис: вернула прежнюю звучную фамилию. Возвращаться к родителям Ираида не хотела, переехала в райцентр, сняла  угол у древней старушки, устроилась в школу. Потом ей выделили однокомнатную квартиру. Работа отнимала все ее время, особо скучать не приходилось, но все же нет-нет, да и задумывалась Ираида о своем семейном гнезде. Поклонники были, но почему-то не задерживались. Каждому из них она хотела казаться совершенством, женщиной с прекрасными манерами, ухоженной, даже сексуальной, отличной хозяйкой, но мужчины как ни странно, уплетая ее борщи и котлеты, все же не спешили делать ей предложение. «Наверное, есть женщины достойнее меня»,- с грустью думала Ираида. Ей и в голову не могло прийти, что женились ее поклонники на тех, кто попроще, чтобы и пивка вместе выпить можно было, и по квартире разгуливать в семейных трусах, и громко рыгнуть после сытного обеда, и свободно курить на балконе.
     Ираидина красота увядала, но она старалась всегда быть в форме. Коллеги хвалили ее за подтянутый вид, за ухоженность. Она никогда не выходила из дома без маникюра, без каблуков. Ноги уже просили более удобной обуви, но чем не пожертвуешь ради привлечения всеобщего внимания. Некоторые прохожие, увидев ее прогуливающейся в цветастом  дорогом платье  с небольшим декольте или в строгом костюме, в непременной шляпке (у нее их было множество), понимали,  что женщина молодится из последних сил, но морщинки на лице, дряблая кожа в районе шеи, уставший взгляд – все говорило: «Прощай, молодость!»    
    
Глава 7
     Легко сказать: быть собой! А как это? Скованная условностями, Ираида не совсем понимала, но решила с чего-нибудь начать. Пару дней она танцевала под старенький магнитофон. Но  этого показалось мало. Раньше она всегда говорила вполголоса, боялась кого-нибудь потревожить, а тут решила громко запеть.  Меняться так меняться! Ей всегда было любопытно, в  каком ритме нужно исполнять песню «Спится мне младёшеньке, дремлется», ибо ни ямб, ни хорей, ни все силлабо-тоническое стихосложение не могло вызвать в ней определенную мелодию. И однажды, ухаживая за цветами, она запела:
Спится мне младёшеньке, дремлется,
Клонит мою головушку на подушечку.
     А затем еще громче:
Свекор-батюшка по сеничкам похаживает, эх!
Сердитый, он  по новеньким постукивает, эх!..
     Пение  ее долетало  чуть ли не до другого конца деревни, так что некоторые спрашивали: «Кто это из наших баб так напился?» А другие предполагали:  «У Ираидки, наверное, климакс! Чокнулась совсем!» И когда Ираида пошла  с двухлитровой банкой к бабе Мане за молоком, встречные немного ее сторонились, коротко здороваясь, а некоторые останавливались и еще долго смотрели ей вслед. Ираиде же было так легко, словно она скинула десяток-другой годков, словно она тот нашкодивший мальчишка, которого ей не раз приходилось отчитывать на переменах. Походка ее была легкой и стремительной, ибо обычные пластиковые шлепанцы не сковывали движений. И плевать на отсутствие боевой раскраски!
     Она не заметила, как из дверей сарая на нее внимательно и заинтересованно смотрели  серые мужские глаза, любуясь ее стройностью, несколько увядающей , но все еще красотой, ее маленькими  розовыми ушками, ее уложенными наспех в пучок волосами с прядками, выпавшими из прически. Эти глаза принадлежали местному ветеринару, вдовцу, Олегу Сергеевичу Мишину, мужчине еще не старому. Он приехал из соседней деревни посмотреть корову Матвевны, у которой хозяйка заподозрила несварение желудка или же иные проблемы с пищеварением.
     - Стопудово она будет моей! – сказал ветеринар сам себе - не  корову, конечно, он имел в виду, и не  Матвевну, а  ничего не подозревающую и улыбающуюся миру Ираиду.
     Олег Сергеевич два года назад похоронил жену Любу, с которой прожил в любви и согласии тридцать лет, часто наведывался на  погост, но начал потихоньку оживать. Обитал он один в добротном доме, копеечка у него водилась, ибо пока крестьяне держат живность, его услуги востребованы. На другой день он побрился, надел свежую рубашку, сначала заехал на могилку к Любе, попросил у нее прощения, если в чем виноват, заодно благословения (чтобы не обижалась), и подкатил на своей «Ниве Шевроле» к дому Ираиды, предварительно прихватив  из салона  автомобиля банку меда и  скромный букетик цветов с Марфуткиного луга.
     Ираида очень удивилась такому гостю, встретила его просто, не рисуясь: нарезала батон, попили чаю с медом на веранде. «Никаких борщей!  Никакого угодничества! Я замуж не напрашиваюсь!» - твердила про себя Ираида. Так они пили чай день-второй, потом съездили по грибы, потом отправились за малиной. «Идочка (так ласково стал называть ее Олег), только не говори мне: «Я не такая!», нам же не по двадцать лет.» - «Действительно, не по двадцать, уходят годы. Что-то мне коллеги говорили о  четвертом шаге. Последняя ступень, а потом бац – и пуск! И кто знает, что там, за гранью бытия.»  И она позволила своему  одиночеству приблизиться к  одиночеству другого под аккомпанемент  легкого ветерка, шум деревьев и  пчелиный гул.
    
Глава 8

     Вскоре Олег предложил сойтись, попробовать жить вместе. Его сын, тоже ветеринар, жил с семьей в Питере и на родину приезжал нечасто. Он не был слишком доволен желанием отца вступить в брак, но, рассудив, решил: пусть все идет как идет, зато ему меньше головной боли, все-таки отец будет под  женским приглядом.  Ираида демонстрировала навыки хорошей хозяйки, жарила и парила, чем совершенно укрепила в правильности выбора ветеринара, который тосковал  и по общению, и по горячей пище.
     Ираиду разрывали сомнения, от которых не так-то легко избавиться: как долго отношения могут продлиться? не наскучу ли я ему? не надоест ли он мне? сойдемся ли мы характерами? а вдруг он умрет? а вдруг я умру?  Ей нравились хозяйственность Олега, его надежность, его душевность. «Идочка, - говорил ей Олег Сергеевич, - ну мне тоже немножко страшно. Давай признаем, что никто из нас не совершенен , стопудово! Прошлое уже ушло, а будущее еще не наступило. Не нужно сажать друг друга на цепь, может быть, стоит наши годы провести в маленьких радостях. Хочешь, я возьму тебя на рыбалку? Тут у меня местечко прикормлено.» И он гладил своей шершавой ладонью ее руку и принимал  вид беззащитного ребенка. И Ираиду, наконец, «отпустило». «Перестань все контролировать! - внушала она сама себе.   «Быть собой! Не носить масок! Ничего из себя не строить!» - всплыло из подсознания. И однажды в конце августа, во время сбора яблок в саду, она подошла к Олегу, ласково пригладила его седые волосы и сказала  «да».
     Оставался один немаловажный вопрос: как быть с работой? Скоро Первое сентября, в  свежем воздухе уже витал  запах осенней прели, отпуск заканчивался. «Идочка, - как всегда, начал  Олег Сергеевич,- ты, конечно, можешь работать в нашей сельской школе, а можешь себе позволить не работать. Что за страх перед пенсией? Проживем, стопудово! Нас же двое!»
     Как изменилось все за короткое время! Женщина подумала, что отними у нее  это лето, и будет она не Идочкой, а вечной Ираидой Бенедиктовной,  старой училкой, до самой смерти одиноко живущей в своей маленькой городской квартире. И кто ее осудит, что решила хоть немножко пожить для себя? Да, события развивались стремительно. О книге она совсем забыла. Та так и осталась лежать нераспечатанной на комоде в дедовом доме.
     Через два дня Ираида приехала в школу и подала заявление об уходе. Конечно, директор уговаривал ее еще поработать, говорил о ее незаменимости, об учительском призвании, но Ираида Бенедиктовна была непреклонна.  И Анастасия Павловна, и Маргарита Александровна  не могли понять, что за перемена в ней произошла, уговаривали остаться в школе, но как-то вяло, даже немножко завидуя внутреннему свету, исходящему от их коллеги.
     - Ираидочка Бенедиктовна, признавайтесь, это роман Судзуки так   на Вас повлиял? – допытывалась упорная во всех отношениях Анастасия Павловна Гаврилова, мысленно прикидывая, какой класс из нагрузки Ираиды перейдет к ней.
      Маргарита Александровна Чернова, вступающая в пору зрелости, в пору расцвета своего педагогического мастерства, когда еще так важно  быть востребованной, отдавать себя до капли людям, поинтересовалась:
     -  Ираида Бенедиктовна, как Вам мысль Судзуки о законе  четвертого шага? Правда, интересный подход?
          - Стопудово! – ответила Ираида любимым словом любимого мужчины.
     Коллеги-словесники  остолбенели.

   Август 2021 г.