Отклик на пьесу Рината Ташимова Первый хлеб

Поток покойницкой воды.

Слова Сатина с койки в ночлежке: Существует только человек, все же остальное дело его рук и его мозга! Че-ло-век! Это - великолепно! Это звучит... гордо!
Че-ло-век! Надо уважать человека! Хоть шёпотом сказано, хоть воплем, а поднимаешь глаза к сказавшему.
Что же произошло в “Современнике” этим августом? Хотели тоже крикнуть? Тоже хотели содрогнуть подмостки?
Городишко на огромной реке, грязный лёд и собака на льдине, уносимая весенней рекою   подальше из этого проклятого, грязного, ничтожного, надоевшего городишки. Вот ведь облом – не дали сбежать из города, спасли пса. На огромной русской реке мутный поток, грязные льдины и всё. Где ты ширь?! Где воля-то? Гляжу в клубящийся пар над серым простором – вон перед лесами холмистыми, ещё голыми, по рвущей лёд воде, плотики друг за дружкой, а на них виселицы и ветер треплет рваные рубахи покойников – то наши прадеды вилами и кистенём с Емельяном Ивановичем волю добывавшие на тех плотиках по Каме и Волге, до самой Астрахани плывут. Вот что помнит река та великая, вот воля несгибаемая! А тут собака, и муть бесконечная, и пьяная старая татарка, которая без мата разговаривать не может, играет на баяне – то ли успокаивается, то ли мозги выносит тоской. “А в коробках грустят люди. Грустят, когда приходит осень, потом грустят, когда она уходит, когда приходит зима им уже все равно, а уж когда приходит и уходит весна, они вспоминают молодость, молодость которую забыли, поэтому придумывают совсем другую, которой никогда и не было. “
Представляете, люди на той самой реке, в том городишке грустят, сосут заморскую текилу и палёный коньяк по поводу и без повода, жрут мясо, трахаются в пьяной мути… но, чтобы только всё было солидно. “Надо себя солидно вести, понимаете, да? – говорит Алтынай – мать залетевших по пьяни близняшек. И ещё говорит о будущем зяте: “Ну, пока не очень солидный, но это же всё не требует много растрат, надо женщину в дом, она будет готовить, стирать, убирать.” Вот и всё, а дальше грусть, и карусель по заведённому алгоритму. Больше ничего, всё автор пьесы отнял у населения, и дал решение - конец большой казахской семье, да и татарской тоже. Брат близняшек Закария, высокий, красивый парень, 20 лет, как говорит Алтынай, мать семейства, - это мой младший сын Закария. Он у нас как вы, немного не в системе семейных ценностей: он мясо не ест. Что-то психическое. А для парня его семья странная и целует он в губы Даню - сын казахской семьи сына татарской семьи – вот решение, вот покой и благодать. Сначала превратить в говно семью, а потом “спасти” чад неразумных.
 А бабка полупьяная – Нурия аж прыгает в колодец для спасения внучка (то, что весной в колодцах воды по верхушку, автор уже не улавливает, хорошо, что хоть вспомнил температуру замерзания воды). Зачем прыгает? Внучка от дурного решения желает спасти. “Не привлекай ко мне много внимания (немножко можно). Я не для них упала. Я упала, потому что так надо, потому что это моя акция протеста. И я пьяная.” -  орёт Нурия из колодца внуку. Внук решил по контракту в горячую точку ехать… вот решил отчего-то и всё. “Все неудачники уже уехали в Питер.” – твердит внук, а я вот воевать хочу. Зачем?! Он не знает, просто, как та собака на льдине, куда-то хочет, или просто так откололась льдина и несёт его куда-то на ней.
Страх и мутные потоки - всё перемешано: и сватовство каких-то казахских близняшек, и солидность, и ларёк с палёным коньяком, и планы на свадьбу, и казахская большая семья, и брат близняшек Таурбек - огромный мужик, просто огромный, кабан прямо, который “в машине сидит. Если чо не так - убьёт. Это не шутки. Мы казахи. Мы шутить умеем. А это не шутки.” Страх, и от страха того бежит, сломя голову, Даня в горячую точку. Откуда он взялся страх-то тот? Такой страх, что готов хоть под пули, а оглянется и видит невесту, брата её огромного, как кабан, тоску семейного бизнеса и больше ничего. Это до какого ж лимона в глотке надо не любить землю свою, что б такого героя создавать – ни друзей, ни любви, ни дела, только старая Нурия в колодце, постылые родители, торгующие грибами, да собака, которая таки убежала из города. Кто этого героя таким сделал – да та же Нурия и сделала - и его, и родителей его.
Внук говорит: ”Она сама всю жизнь, всё за меня решала. Как я должен жить? Сама меня так воспитала. Там хотя бы все понятно. Говорят – беги, ты бежишь. Говорят – стреляй, я стреляю. Я не знаю, как тут жить. Что я должен делать? Зачем это всё?”
“Дед твой краской торговал, все плохо жили, а мы хорошо жили, ни дня на советскую власть не работал. Мать твоя тоже, все в девяностые плохо жили, а мы хорошо жили, на оптовке торговали ангоровыми кофтами из Польши. Щас вот, отец вешенки выращивает, ты продаешь. Тоже жизнь. Ты трус, Даня, что ли?  Жить надо. Иногда грустить, а потом веселиться надо. Не умеешь?” – учит Нурея внука. Веселиться надо. Ну очень весело под палёный коньяк, да текилу – Нурия водку-то не пьёт, текилу сосёт.
“Я же думала, знала, что ты вырастешь, ты бросишь меня, конечно, знала, что будет у тебя своя жизнь, навсегда не будешь со мной, я же рада была бы, езжай, хоть на край света, хоть в тайгу, хоть в Америку. Мне верилось, что это счастьем будет, что впереди у тебя счастье только.” – только беги внучёк подальше от реки той. А когда тот внучёк собрался в горячую точку такой диалог состоялся у бабушки с ним.
Нурия. Кто тебя туда вообще пускает? Там совсем идиоты?
Даня. Не знаю. Сейчас кто захочет, любой почти может пойти.
Нурия. Убивать?
Даня. Родину защищать.
Нурия. Кого?
Так и вижу лицо Ахиджаковой и голос её слышу, - кого? Вопрос этот в пьесе – кого? - для издёвки. Всё, всё до куда глаз видит этим людям погано.
Что такое Родина необходимо заново рассказывать у нас в России - с первых шагов человека, с первых слов, с первого заката и восхода, чтобы ни одна б… не спросила, - кого?
Всю жизнь таскали в норку и бежали, и снова таскали - вот муть-то, вот цена той норки. И вот эту крысу на место Сатина посадить “Современник” захотел?!
Пустырь на месте от снесённого кладбища, ямы, наполненные талой водой, глина на ногах гирями и чавкает в такт с шагами. Всё вперемешку – кости, оградки, кресты, звёзды, полумесяцы и колоколенка в центре. По этому месиву бредёт Нурия с собакой, ищет могилу мужа. Отчитаться решила. А что мы видим – бессилие, вой и злоба по ушедшей жизни. Злоба на всё, на поваленный памятник героя разваленной страны, на потерянный “красный город”, где все были счастливы, на то, что мы всё просрали, а Юре пофиг, на одиночество. Изо рта старухи, словно черви, лезет мат. Это не слова укора – это именно ненависть гниющей старухи, которой и оглянуться без мата назад никак нельзя. Внук срывается - будущего тоже нет. А если даже не срывается он в ту горячую точку – оно есть? Есть ли будущее у сотворённого “Современником” героя?!  Они думают, снесли кладбище, новый хлеб на косточках испечётся? Любое действие пьесы, как рефлекс с пинка. Жениться, так жениться, в горячую точку – так туда и надо бежать, мужик ли, баба ли – всё равно. Хоть педерастом стать, хоть с поста уйти самовольно - вот какую слизь сотворил “Современник”. Именно “Современник” сотворил, на своей сцене, повторив самое худшее, что творит сама жизнь. Нет Человека, нет радости за него – нате вам люди, что по стране нашей необъятной живут шматком глины могильной.
Вопль, и слёзы старухи об убитом внуке и о пропавших других внуках где-то в горячих точках – это на самом деле вопль по себе – ничтожной, злобной крысе.
Всё промокло от талой воды, всё перемешано в мути с раздавленных траками могил, и стоит та вода в том колодце и липнут слова окаянные, липкие, гнилые так, что вымыть руки нестерпимо надо, прополоскать рот и уши от слов из дрожащего горла Ахиджаковой.
Течёт та покойницкая жижа со словами теми в великую Русскую реку. Всё смоет весенний поток. Надо, чтоб смыл этот покойницкий хлеб, который испёк “Современник”.
П.С.
Стучат вагонные колёса, колышется занавесочка на приоткрытом окне – а там ширь лесная и голубизной сверкает изгиб реки. На против меня сидит седая женщина и упорно вяжет – спицы мечутся в такт стука колёс. Она вяжет и вяжет назло всему, и стуку колёс, и этой занавеске, и мне, сидящему напротив. И вдруг согнулись плечи и упала она всей грудью на столик, и стон поднялся в купе.
Племянника убили в Грозном…мальчик, совсем мальчик, - сквозь слёзы, заливающие лицо, сказали губы.
“Современник” вот таким “героем’ решил поминки устроить по тем ребятишкам? Вот такой жижей покойницкой окропить решил?!
Где гармошка татарская, от переливов которой когда-то я готов был бежать из общаги. Где эта татарская гармошка, которая как смех над смертью, как сама жизнь!   
08.08.2021 г. Конец.