Культурная составляющая или Лифчик Феклы Толстой

               
     " Убейте всех ! " - вскричал Мефодий,
     Рукой послав на приступ стен.
     Чорт побирай ! Одни уроды,
     И мне не дописать катрен.
     - Да, все верно, вы абсолютно правы. Помнится, в самом начале сорок шестого в Пицунде подошла ко мне Ахматова, так, знаете, все вот как - то вот.
     - Не говорите чепухи, Кокий Пармяныч. Вы нашу ведущую совсем уже в краску вогнали.
     Шершавый остро глянул в рдеющую Феклу, отмечая напряженность сосков рыженькой под полупрозрачной блузкой. " Экая манда, - подумал Рейтна, нервно пристукивая по столу пальцами, - если бы не сам факт телеканала  " Культура ", то завалил бы я ее в подсобке, поставив раком ". Видимо, его тайные желание проявились на одухотворенном лице, лишь частично скрытом модной щетиной, так как Феклуша дрыгнула ногой, неловко ударив носком туфельки в острую и твердую голень Сухоплянского Асмодей Карлыча, лишь на три часа посетившего столицу и осчастливившего все культурное сообщество России своим ночным визитом в студию.
    - Ладно, к чему ? Отринув все сомненья ...
    - Не мелите чепухи, повторяю я вам ! Все равно прямые эфиры запрещены.
    Рейтна всмотрелся в нечеткий силуэт, громоздящийся за телекамерой, и вскрикнул, внезапно осознав, что это всего лишь чье - то черное пальто, наброшенное на распялку. Хотя нет, это не распялка, это торшер !
    - Ну да, - сказала Фекла, чуть подправляя грим платочком, - настоящий торшер. Мне его с дачи Пастернака привезли. Помню, рассказывала мне бабушка, как в этот торшер однажды насрал пьяный Фадеев.
    Подойдя к торшеру, сбросив пальто на пол, Сухоплянский, картинно откинув благородно седеющую прядь, ткнул рукой в жестяно задребезжавший ствол :
    - Как можно насрать в торшер ?!
    - Да очень просто, - раздался голос и на сцене явился второй участник в смысле Феклы, но четвертый, если считать на пальцах, каким - то непонятным образом вмещаясь в телеформат, хотя и был он изначально на  " Радио  " Свобода ". - Дмитрий Волчек, - представился вновь прибывший, - потомственный говноед и тотальный бездарь. Беру интервью, оплата сдельно, самовзнос, самовывоз, сам себе мудак.
    - О ! - обрадовался Рейтна, пристукнув кулачком по столу. - Вы только послушайте, как совмещаются аллютиррой эти простые, можно сказать, незамысловатые слова с чеканной фразой Мандельштама.
    Он закатил побелевшие глаза и навзрыд произнес :
    - Тараканьи усища самовносом текут,
    У кремлевских распорок созреет квасок,
    Не избавиться нам от тенет и от пут -
    Так довлеет над мыслящим рок.
    - Знаете, а я люблю иногда помыслить. Вот, к примеру, приходишь к себе в бельэтаж, буквально бегом взбегаешь, бросаешь Мавруше шинель и садишься в покойное кресло - качалку, помнящее тепло зада Немировича - Данченко. Качаешься и думаешь, что, ма пароль, господа, но Набоков был прав !
    Последние слова Сухоплянский провизжал, наскакивая бойким петушком на Волчека.
    - Е...ся будут, - скривив рот, прошептала Феклуша, порывисто вставая на четыре копыта. Что - то проквакала и уползла. В пространство. А я как потребитель, читатель, зритель, слушатель в очередной раз проклял страшным заклятьем руссиянскую культур - мультур, вполне так чотко и быром ощущая себя моральным уродом. В - натуре ж ведь. Какие - то уродцы, самоназначившись или назначенные кем - то жутко авторитетным в чем - то где - то там, изрыгают херню. Хорошо. Но. Послушав, посмотрев, прочитав эту херню лишь три минуты, для сравнения открываешь ту книжицу, где и прописаны слова про шинель и Маврушу, листаешь лорда Дансени или По, читаешь труды фашиста Шпулера и понимаешь, что не ты урод, а гости Феклы, сама Фекла, сучий ящик, где они кишат, долбаковое радио с Волчеком и все абсолютно книжки Сорокина после  " Сердец четырех ". И срал я на все мнения всех мудаков, торопливо и кошерно втирающих жидовинские рецептуры познания непознаваемого, что формируется какой - то магией, что ли. Вот воткнешь раза и понимаешь : твое это или нет. Это и есть магия. Можно даже было бы  " Великие чары " продолжить циклом, но будет так, как есть.