Всё началось с карандашей

  Рано или поздно мы сталкиваемся с тем, что прошлое начинает занимать в нашей жизни слишком много места, оставляя всё меньше пространства для каких-то планов, чаяний и надежд, то есть – для будущего. Конечно, это неизбежно, потому что события, радостные и грустные, забавные и неловкие, накапливаются и остаются в памяти. И вот ведь, что странно – годы прошедшие как-то сливаются между собой, границы между ними размываются, и памятные события остаются как бы вне времени…
  Одно из самых ранних воспоминаний – как я воровала карандаши… Мы жили на втором этаже, в старом многоквартирном доме из красного кирпича, на улице с красивым названием Мало – Кузнечная. Квартирки были крохотные, с печным отоплением и огромной, неотапливаемой верандой. Она служила общей кухней, и готовили тогда на керосинках, даже не знаю, все ли помнят, что это такое…Папа служил в военном училище, рядом с нами жили Богдановы – почему-то с ними мы не очень дружили, а на первом этаже жил папин товарищ по службе, дядя Коля, и к ним в гости мы ходили частенько. У него было две дочки, с младшей, Олей, дружила я. Пока взрослые что-то там обсуждали, мы играли во что-нибудь, а чаще – рисовали. У Оли были карандаши, не карандаши, а настоящее сокровище, 36 цветов! У меня, конечно, тоже были дома, но разве можно было их сравнить с Олиными! Там был не просто жёлтый карандаш, их было 4 штуки, и все разных оттенков – лимонный, светло-жёлтый, жёлтый и тёмно-жёлтый… Но особенно мне нравились тот самый лимонный, розовый, светло-зелёный («салатовый») и необыкновенно яркий голубой…И вот как-то раз я подумала: «Ведь ничего страшного не случиться, если я возьму один карандаш, вон их сколько у неё!» Я прекрасно помню, что понимала, как неправильно поступаю, но соблазн был так велик…В общем, пару карандашей я благополучно слямзила, думая, что никто и ничего не заметил. Попалась я на розовом карандаше (видимо, после этого любовь к розовому цвету у меня и поубавилась). Мы стояли в крохотном коридорчике, и этот вопрос: «Что это там у тебя в кармане?» - прозвучал, как гром среди ясного неба. Что-то я лепетала о том, что случайно, что на время, порисовать… Но разоблачение было неминуемо – врать я не умела и тогда, меня сопроводили в нашу квартирку, и я, всхлипывая и сгорая от позора, вытащила из укромного местечка с таким трудом добытые сокровища – лимонный и ярко-голубой карандаши. Мне пришлось собственноручно отдать их Оле, и мне казалось, что легче провалиться сквозь землю, чем просить прощения – так мне было стыдно… Пожалуй, это событие и повлияло на то, что больше я никогда не брала чужого без спроса, не считая, конечно, набегов на соседские абрикосы и черешни на дачах летом с друзьями, но это было значительно позже, да и вообще – кражей не считалось…
К счастью, на мою любовь к рисованию этот случай никак не повлиял, и, уже гораздо позже, я совершенно самостоятельно ездила из одной части города в другую - в художественную школу.А иногда мы с девчонками возвращались через мост пешком, покупая в магазине горячий, хрустящий хлеб и по дороге съедая его почти полностью. За мостом девчонки шли на остановку - здесь было больше рейсовых автобусов, и сесть на них было легче. Вообще, наше поколение было довольно самостоятельным. Родители работали, им было просто некогда контролировать каждый наш шаг...С нами уже жила бабушка,но никому бы и в голову не пришло встречать нас из школы или сидеть с нами за уроками. К самостоятельности привыкали очень быстро.
 Я помню, как первый раз пошла одна в кинотеатр «Дружба» – мне было 9 лет! Шёл фильм «Иван Васильевич меняет профессию», народу было – не протолкнуться, и мне достался билет на 1-й ряд, самое крайнее, 20-е место. Зал хохотал. Я не помню, какое впечатление произвёл на меня фильм, но помню чувство переполнявшей меня гордости за свою самостоятельность. Через несколько лет, уже переехав в другую квартиру, мы ходили с младшим братом на фильм «Белый Бим, Чёрное Ухо», и вышли, пряча слёзы друг от друга…
Странная вещь – память. Помнятся какие-то незначительные детали, давно ушедшие в прошлое имена, а вот то, в каком году что случилось, вспоминается с трудом. Мы жили в старой части города, удобства были во дворе, колонка с водой – через широченный луг с дорогой посередине, раз в неделю мы всей семьёй отправлялись в городскую баню… Почему-то мы с братом не ходили в детский сад. С ним-то всё было ясно – он болел без конца, а я лежала в больнице один раз. В то время у нас была участковая врач – педиатр, и она очень часто ходила по домам. А может быть, из-за брата она у нас часто бывала? Странно, что она обратила внимание на меня. Я, наверное, была действительно странным ребёнком – я жила в своём мире. Мне снились удивительные цветные сны, где звери и птицы разговаривали со мной, и днём я продолжала додумывать истории, которые видела ночью. К тому же, задолго до школы я научилась читать, и чтение сразу стало моим любимым занятием. Мне было куда интереснее с книжками и в своих фантазиях, чем в обществе людей. Ей не понравилось, что я не играю. Что я часто в стороне от всех детей (во дворе у нас было много детворы всегда) и постоянно одна. В общем, из-за этого меня и положили в больницу – пообследовать. Я и не помню ничего в той больнице, но вывод сделала, поняв, что для того, чтобы тебя считали здоровой, надо играть с другими детьми…Думаю, что из лампы выпустили маленького джинна, и навёрстывать упущенное я стала очень быстро – сбитые коленки и свезённый лоб, царапины от деревьев, на которые я лазила лучше мальчишек, игры в «ножички», «чижа», какие-то вылазки на речку тайком от родителей…Но всё же очень часто я уходила от всех. Мне всегда нравилось мечтать, мечтать о несбыточном, видеть то, что никто не видит. Позже, когда у нас уже была дача и своя дружная, разношёрстная компания, я так же уходила частенько от всех – в степь или на берег Волги. Плавала я легко, как ходила, и уплывала одна, далеко – далеко, побаиваясь только самоходных барж… Удивительно, но это не мешало мне принимать участие в различных сомнительных приключениях, и даже быть их инициатором.И я всё равно не бросала рисовать, теперь уже чаще акварельными красками, которые называли мы "медовыми", или простым карандашом.
Повзрослев, я стала регулярно и совершенно безнадёжно влюбляться… Хотя, что там, первая настоящая любовь меня настигла в первом классе – его звали Юра Барыльченко, он был стрижен «под чубчик», и просто неотразим для своих семи лет. Мы сидели за одной партой, и я иногда даже от этого была счастлива. Не знаю, какие чувства испытывал ко мне он, но мы были очень дружны. Любовь моя длилась долгих три года, а потом, увы и ах – мы переехали в другую часть города, получив огромную(как мне казалось) двухкомнатную квартиру со всеми немыслимыми удобствами, и меня перевели в другую школу. Здесь я немного потосковала, конечно, но потом влюбилась в одноклассника сестры (она была старше на 6 лет и здорово меня третировала, пока я её не переросла благополучно, но тогда-то я была ещё мелкой). Конечно, эти оболтусы ржали надо мной почти в открытую, когда собирались у нас после школы, довольно часто, надо сказать. Меня это ничуть не смущало – я сидела и просто любовалась на предмет своих воздыханий, не сводя с него глаз. Однажды он даже потанцевал со мной, но дружить стал всё же с сестрой, а не со мной, мне было 11 лет, и конечно, мне самой сейчас смешно об этом вспоминать. Потом года три мы дружили с мальчишкой из параллельного класса – он жил над нами, на втором этаже. Мы ходили вечерами по улице и болтали обо всём на свете, а мой братишка с дружком выслеживали нас, прячась за домами и деревьями, и, когда мы их замечали, кричали: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» Мы даже за руки не держались – это была настоящая, крепкая, чистая дружба, поэтому, повзрослев, мы и остались просто друзьями. Я долго ничего не знала о его судьбе, кроме того, что он женился на своей однокласснице и уехал, закончив военное училище. Потом мне рассказали, что они разошлись, а через несколько лет он погиб при странных обстоятельствах, очень для него сомнительных. Да, а я влюбилась (конечно же, а как же!) в своего одноклассника, высоченного красавца, и опять без взаимности… Мы отмечали мои 16 лет всем классом у меня дома, и с этого дня он стал встречаться с моей сестрой. Обидно было до слёз. У Веры уже был маленький сынуля, и она успела развестись с мужем. По наивности я не верила, что у них серьёзно, пока его мама не пришла к нам домой поговорить с моими родителями и сестрой… Всё нарастало, как снежный ком – в школе у меня начались серьёзные проблемы с учительницей литературы. Конфликтовал с ней весь класс, а я ещё и «умничала» постоянно. На «Преступлении и наказании» мы разругались в пух и прах, она обозвала нас скотами, а мы в ответ объявили ей бойкот и перестали ходить на её уроки. Это было глупо. Через месяц сопротивление наше было сломлено, в отместку она выставила зачинщикам годовые трояки, и сказала, что оценка выше нам не светит и в будущем году. Доказывать что-то было бесполезно… Моя мечта поступать в МГУ становилась почти призрачной, несмотря на любовь к математике и два года учёбы в заочной школе при этом самом МГУ… Я всё никак не могла выбрать между тем, кем я стану – известным учёным или знаменитым художником. И в результате уехала поступать к чёрту на кулички, в художественно-графическое педучилище. Надо сказать, что готовили там действительно очень неплохих художников, упор сначала делался именно на это. Но я, начав очень хорошо учиться, вскоре поняла, что мне и усилий прилагать особых не надо, слишком легко мне всё давалось. Не хватало трудностей. И в конце второго курса я скоропостижно выскочила замуж за местного парня, который был старше меня на девять лет, создав себе столько трудностей, что расхлёбывать их, пожалуй,приходится всю жизнь… Да, а началось всё с кражи карандашей, которые мне были необходимы для того, чтобы нарисовать самую лучшую, самую яркую картину, для которой так не хватало тех самых, заветных цветов.
Теперь передо мной лежит пачка великолепных акварельных карандашей, 36 цветов, и такая же пачка есть у моего внука, который, как и я в детстве, видит мир цветным и ярким, и без конца что-нибудь рисует, но в то же время необыкновенно здраво рассуждает...Как-то, будучи ещё трёх с половиной лет от роду, он выдал мне в ответ на один мой рассказ о чудесном дереве: "Бабушка, ты разве не знаешь, что чудес на свете не бывает?"
Чудес на свете не бывает? Наверное...
Ведь я так ничего и не нарисовала…