Невезуха

    Довелось нам как-то рыбачить на Оби в июне.
    Вахтовку, на которой мы обычно ездили нашей тесной компанией, почему-то не дали, и решили мы отправиться на бортовом «Камазе» нашего общего знакомого, тоже заядлого рыбака, идея которому очень понравилась. На своем огромном колесном друге он на рыбалку еще не ездил. Просторный кузов «Камаза», где мы разместились совершенно свободно, был накрыт тентом, и мы посчитали, что этого будет вполне достаточно, чтобы спрятаться от дождя. Холода мы не боялись – какой холод в июне, поэтому не взяли ни одной палатки, да и теплых вещей тоже.

    Дорога была не из легких. Для того чтобы выпить традиционную рюмочку, (какая же дорога на рыбалку без рюмки) надо было прикладывать массу усилий, показывать чудеса эквилибристики, акробатики, изворотливости и балансировки. Но с этим мы справились. А вот с пылью, которая завихеривала под тент во все возможные щели и отверстия, поделать было ничего нельзя. Так что к концу пути мы были похожи на наших черных «африканских братьев».

    Но это было не последним испытанием. Самым тяжелым оказалась безуспешная борьба с комарами. Вода только что спала и вошла в русло. В протоке, соединяющей рукава Оби, она неслась под самыми берегами, а не как осенью в двух - трех метрах ниже. На лодках, свободно рассматривая покрытую прошлогодней травой землю, мы проплывали в полуметре над тропой от протоки к первому озеру, по которой годом раньше спокойно ходили в сентябре. Здесь была огромная площадь затопленных лугов и болотин. Посреди леса рядом с лагерем, который разбили метрах в десяти от берега, тоже стояли затянутые паутиной лужи, ощущалась затхлая сырость, напоминающая старый непроветриваемый предбанник, и мучила отменная жара. Все это, наверное, и привело к массовому, просто гигантскому расплоду и нашествию комаров, которые все без исключения оказались голодными и злыми. Мы были им как царский подарок к обеденному столу.
    Нас кусали всегда и везде, ночью и днем, в машине и на берегу, на воде и в лесу, на ветру и в тишине, у костра и в дыму его, куда мы периодически забирались, стараясь спрятаться от этого стихийного бедствия. Не помогали ни хваленые «Комарексы», ни «Дэты», ни «Рифтамиды». Час – два - и все сначала. Хоть постоянно мажься или брызгайся.
    Хуже всего было ночью. Расположившись на ночлег в кузове «Камаза», мы накрывались с головой одеялами, но это не помогало. Голод, наверное, чрезвычайно обострил умственные способности комаров, которые умудрялись находить самые маленькие щели, что мы оставляли для того, чтобы не задохнуться. Так что никто из нас не мог похвастать, что ночью он сладко спал. Периодически то с одного края кузова, то с другого раздавались приглушенные шлепки, матерки, невнятные проклятья, призывающие на комариные головы самые страшные кары, какие только можно было придумать. Вплоть до расстрела.

    Ничуть не лучше было и «за бугром», так мы прозвали отдаленное местечко за небольшим пригорком, где устроили общественный туалет.
    Походы «за бугор» при таком скоплении комаров превращались в серьезное испытание и требовали или мужества и терпения или высокой скорости в отправлении естественных надобностей. Комары, которые буквально набрасывались на любой обнаженный участок тела, словно специально поджидали нас здесь, ведь здесь-то участок о-го-го какой открывался.
    Мы приспосабливались кто как мог. Кто-то убегал не за «бугор», расположенный среди кустов, а подальше от лагеря на высокий открытый берег, где был какой – никакой ветерок, сдувающих ненасытных кровопийц, которых в кустах было как пассажиров в автобусе в час пик. Кто-то терпел по два-три дня, испытав первые прелести комариных укусов в филейную часть,  не желая больше подвергаться таким экзекуциям. А Саня Винт даже пытался справить большую нужду на открытой воде, где было мало комаров, с борта лодки, но потерпел фиаско – чуть не кувыркнулся. Это еще полбеды, а вот отмывать лодку… Лучше б кувыркнулся.

    Сейчас это кажется смешным, а тогда нам было не до смеха. Особенно нашему приятелю, который к несчастью страдал гипомоторной дискиинезией кишечника (то есть кишечник его работал крайне медленно), и если пропадал «за бугром», то минут, по меньшей мере, десять. После первого похода пришел злой и мрачный, но после второго и последующих приходил вполне довольный, и за хитрой усмешкой прятал тайну своего хорошего настроения. И это тогда, когда  остальные прибегали, мягко говоря, раздосадованные. На все вопросы, как ему удается высиживать в известном месте столь долго, да еще приходить с веселой улыбкой, он только отмалчивался.
    Нам оставалось только гадать. А предположения строили самые разные, пока, после очередного похода нашего «везунчика», как мы его уже окрестили, не обратили внимания на весьма специфический запах, исходящий от того.  Запах преследовал его по всему лагерю. Сначала мы не придали этому значения – ну, пахнет, простите, дерьмом, и пахнет, сейчас пройдет – может показалось, мало ли ... Но когда пришло время обеда и надо было садиться за  стол, а запах не улетучился, мы в открытую спросили, что «везунчик» делал за бугром и если он сейчас же не избавится от запаха, то к столу пусть лучше не подходит.

    Тот стал озираться, все пытался повернуть голову и рассмотреть штаны на заднице, что при его приличной комплекции было совсем не просто. И тут Петя, который оказался ближе всех к «страдальцу», заявил, что у того вся одежда сзади испачкана экскрементами. Это здесь я употребляю более-менее литературное слово, Петруха же в выражениях не стеснялся и слово «засранец» было самым лестным для нашего друга.
    Все проявили нездоровый интерес и посчитали своим долгом посмотреть, что же там увидел Петя. Картина была весьма неприглядная. Часть куртки и брюки нашего друга действительно покрывали небольшие пятна весьма специфического цвета и запаха. А незаметно их было из-за того, что одежда бедолаги из смесовой ткани раскраской была по типу «Хантер». Проще говоря – камуфляж. Где уж он купил такую в девяностых годах – не знаю, но вот если бы не запах, да не присматривались бы – ни за что бы не разглядели.

    Все оказалось очень просто. «Везенье» его зависело от простой кустистой веточки, которой тот отмахивался от комаров, стегая себя через плечо по заднему месту, когда, чувствовал, что комары готовы к атаке на его «собственность». В этот раз то ли веточка оказалась чересчур длинной, то ли везенье кончилось, но кончик ветки замарался именно в том, от чего он пытался избавиться за бугром. А поскольку комариные атаки продолжались, то и противодействие им тоже продолжалось, со всеми вытекающими отсюда последствиями, которые были сейчас на всеобщем обозрении. 
    Пришлось нашему приятелю идти в реку и все же покормить комаров, пока он мылся и стирал одежду.

    Да - а - а … Что тут скажешь? Невезуха…