После всего

Круглый Дэвид и Палка Чак притаились за перегородкой в офисе Сити-банка. На стенах еще висят вечные пластиковые листы рекламы, убедительные и сочные, несмотря на пыль. Ни одного потека, ни пятна плесени, здание построено по высшему классу. В сейфе за решеткой лежит четырнадцать миллионов налом и ящик юбилейных монет. Офис был большим и обслуживал каждый день уйму клиентов. В те дни, когда деньги что-то значили.

Узкий коридор перегородило нечто. Только пара ламп еще мерцают, подключенные к издыхающему аккумулятору в многоэтажном подвале. На минус первом стадо новых мерседесов в защитной пленке, так и не дождавшихся владельцев. Наверное, часть из них еще можно завести. Если поискать ключи в карманах и в столах мертвецов.

Фирменный автосалон – сосед банка, респектабельный, дающий понять без слов, зачем нужен длинный счет. И мертвые в нем – вполне себе ничего, белые воротнички на некоторых еще белы, так же как зубные протезы старшего менеджера. Боб, старик, твой дантист на славу поработал, можешь не беспокоиться. Герда зря на него катила бочку. Но ты-то лучше всех знаешь, она такая – лишь бы поточить лясы. Ты и любил ее, в общем-то, за то, что она была стопроцентной бабой, умной своим инопланетным умом, в котором нет ничего мужского. Вам было хорошо. Она тоже тебя любила.

И, кстати, еще любит, потому что она-то как-раз жива. Твоя фотка с новыми зубами у нее в рюкзаке, рюкзак в твоем рыбацком пикапе, а пикап на катере в сотне миль от берега, бывшего когда-то канадским. Ты был умный, Боб: солнечные батареи – отличная идея. Реально, старик. Герда готова поклясться в этом, и даже признать, что зря тебя за нее пилила. С ней все в порядке. Она справляется. Ее женское сознание древнее всего на свете, Боб, древнее Эдема, Бога, Змия, вод и тверди земной. Само Творение для него – малоприметная новость, которой еще нужно дать оценку. Потом, когда будет время на пустяки.

Кстати, классный пиджак, Боб. Молодец, что умер не в нем. Чистый. Только большеватый для меня, это точно, но я все равно возьму.

Откуда я все это знаю, Боб? Не твое дело. Занимайся тем, в чем разбираешься. Будь тут, жди покупателей, готовься болтать и льстить им, подкручивая ценник на новый мерс. Когда-нибудь они вернутся. Что для истории пара тысяч лет? Пустяк, не больше, чем вдох и выдох.

Убиваю сначала Дэвида, затем Чака. Улыбаюсь сам себе и снова бросаю фишки. Теперь оба, как по волшебству, живы. Два идиота. Как вас занесло сюда? Почему не ушли с остальными к северу?

Оба с облегчением понимают, что коридор свободен. Провожаю их. А ведь Круглый молодец. В такое время быть жирным сложно и опасно одновременно. Еды кот наплакал, прятаться и бегать, сам понимаешь… Тебе бы подошел пиджак Боба, кстати. Ты ведь с детства такой, да, Дэвид? Твоя зона комфорта. Ничего не имею против. Кто я такой, чтобы осуждать?

Возвращаюсь, убедившись, что они добрались до своего логова. В первом этаже многоквартирного дома. Так себе укрытие, если честно. Я бы посоветовал третий, квартира 17Б, стальная дверь и окна высоко над улицей. В ней жил один чудак, работавший на картель в Сан-Пауло. Нет, сам он не убивал. Присматривал, как идут дела, не больше. Этакий долбаный добрый дядюшка, всю жизнь мечтавший стать абстракционистом. Тут уж не взыщи, чувак – кто на что учился, как говорится. В твоей жизни тоже было хорошее, просто ты не заметил.

Смотрю на стаю собак. Многие в ошейниках. Одному не повезло, остался в стальном наморднике, но он как-то приспособился. Крупный пес, тощий как вяленая сардина и добрый. Есть в нем что-то. Какой-то особый взгляд, от которого трудно отвернуться.

Собаки – чуткие твари, останавливаются, как только примечают меня. Резко и бесшумно, что непросто для их натуры. Скрываются в переулке, уносят лапы. Ставлю им зачет.

Сколько их осталось? Пересчитываю людей, голубей, собак… С удивлением обнаруживаю самца кенгуру. Этот откуда взялся? Вижу, с ним не все как надо. Больше, чем могло быть, попади он с ураганом в Нью-Йорк прямиком из Пустыни Гибсона. Он-то сознает, что уже не тот, кем считает себя маленький сумчатый глупый мозг? Очевидно, да. Получаю от него что-то вроде привета, непереводимого, но вполне понятного. Что ж, времена меняются, и мы тоже. Шлю ему ответ. Мертвого тебя и не отличить от огромной крысы.

Красивый закат. Ночью будет ветер.