Негастрономическая заметка о ветчине

Эта заметка начнётся с некоторых описательных событий моего двора эдак 97го года, когда случилось моё первое знакомство с человеком, о котором я хочу рассказать далее. Звали его Полтора. Женя Полтора. Искренне храню надежду на то, что на момент написания этого он не только жив и здоров, но и оброс отчеством вместо причудливого прозвища. Кстати, о происхождении самогО прозвища можно долго не гадать. Никто бы из наших и не приметил, однако там, где это прозвище было рождено его хулиганами-соплеменниками, он был самым ма;лым.

Пытаясь дать первоначальную его характеристику ограничусь лишь двумя наиболее выдающимися свойствами: шумливый и конечно же задиристый. Сколько не пытался припомнить я иной картины, но всплывают лишь угрозы этого парня, раздаваемые направо и налево. Кто он и откуда лично мне доподлинно известно не было, однако этот Женя пересекал наш двор по несколько раз на день. Естественно, эти путешествия были яркими на эмоции для всех. Для пса, уклоняющегося от камня, для дошкольника, предполагающего оплеуху и для взрослых, получающих вербальный отпор на их поучительный комментарий. Как выяснилось, самое большое зло, которое  можно было причинить обидчику - крикнуть с безопасного расстояния: ПОЛТОРА! И этим пользовались многие, неверно полагая, что голая констатация этого "факта" задаст дружеский тон при встрече на следующий день.

Время шло, мы виделись уже не так часто, а затем показалось, что Женя пропал с близлежащих координат и вовсе. Когда он появился на дворовом горизонте и оставил о себе очередной памятный отпечаток минуло немало времени. Мне шел 15й год, ему, навскидку, было лет 18. Качество новых мимолетных встреч уже претерпело некоторые изменения. Теперь были видны отчетливо его устремления найти продуктивный контакт. Рассказывая смешную для нас по форме и серьезную для него самого по содержанию ту или иную историю, Женя перестал быть чужаком. Мало помалу, с большими оговорками, но перестал. По крайней мере, для меня. Парадоксально стоит отметить, что  наблюдаемые с этих пор аспекты его повседневного поведения были всё ещё криком культурной и моральной дикости. Естественно, желание легко заполучить то, что криво лежит никуда не исчезло, напротив, окрепло. Естественно, любовь к запрещенным веществам, усмиряющим его разум возросла. Естественно и безобразно.

Однажды он настойчиво попросил у проходящего парня осмотреть изнутри затертую хозяйственную сумку на предмет полезности. Там были мотки медной проволоки, что для некоторых равно золоту. В чьих руках осталась сумка - вопрос риторический. Однако надолго удержать трофей не удалось. К вечеру цыганская подмога доставила реликвию восвояси, куда и нес её молодой курьер. Это был единственный известный мне не понаслышке случай нелицеприятной  деятельности нашего "героя"... В общем, учитывая некоторые факты, дворовые люди общались с ним (если общались) на вытянутой руке с напряженными пальцами.

Числился Женя, как было принято говорить, в бурсе. Видимо, получал какие-то льготы и жил в основном, у своей бабули вместе со старшим братом. Бабуля их имела пенсию и небольшой огород, что и выручало. Иногда, в непродовольственные дни, Женя просил меня собрать ему хоть какой-то минутный перекус. Про отца ничего не известно, мать пила. Много. Однако была очень рада впервые за долгое время увидеть, пусть и в краткосрочной перспективе, своего сына, общающегося с теми, кто отличается в выгодную сторону от привычных её туманному взору людей.
Нетрудно догадаться, что Женя был полон сожаления о своей жизни, но иной он её никогда и не видел. Даже в моих рассказах, о том, что многие блага для него вполне достижимы. Он считал, что изначально не имел шансов на успешное прошлое, настоящее и будущее. Шансы в свою очередь также посчитали, что у них нет Жени.
Тем не менее, мне казалось, что образ его мышления меняется и наши разговоры не проходят даром. По крайней мере, он был не такой вспыльчивый и гораздо менее задиристый. А, возможно, я просто стал свидетелем этих небольших перемен, а не участником. Всё это было как минимум любопытно с точки зрения социума.

Наступил его день рождения и пришла пора отмечать. Созвал всех своих друзей-плохишей и меня. Мне подумалось: я ж не из этих ребят, но пришел. Праздновал, он естественно у бабули. Гости дорогие смотрели на меня с негодованием, даже некоторым презрением. Теперь чужаком оказался я. Как ни говорил он, что я - классный парень, смышленый и веселый, но для них это было скорее моим недостатком.  Последовало ультимативное завление именинника о том, что если я ухожу, тогда праздник они могут отмечать также и без него. Трапеза началась и посреди ворчливого тресканья Женя позвал меня в дом. Прежде, чем я продолжу повествование мне следует напомнить, что он и его родня не имели и зачастую даже не видели (по понятным причинам) чего-то ... да, много чего собственно.
В общем, он подошел к старенькому холодильнику и достал бумажный свёрток по форме напоминающий  кирпич. Обрезав тонкую бичевку и продолжив его разворачивать, он дал некоторое пояснение происходящего. Оказалось, это было некое подобие продовольственного пайка, которое он получил от училища ко дню рождения. Тем временем летняя кухня гудела, Женина бабуля уже пыталась кого-то усмирить. Я стоял в некотором недоумении. Раскрыв содержимое своего презента, он чуть подался назад: "Угощайся..." Это была свежайшая ветчина. Деликатес. В тот момент её аромат и цвет корочки был бы необычаен даже для искушенного гурмана. Она напоминала пряный янтарь. Видя моё замешательство, Женя решил перехватить инициативу и, разрезав ветчину пополам, повторил с большей настойчивостью: "Угощайся!.."

Скажу честно, удивлению моему не было предела. Ведь он разделил это со мной. Зная, что я в этом не нуждаюсь, в отличие от него самого;. Он отделил половину даже не взирая на то, что ему было с кем полакомиться в пределах  дома. Меня это глубоко тронуло и я в знак признательности ответил, что благодарю его и если он настаивает, то с удовольствием отведаю лишь самую малую часть. Эта ветчина не была вкуснее той, которую я имел возможность отведать у себя дома. Но в качестве жеста она была и остаётся бесспорно самой лучшей ветчиной в моей истории.
После моего переезда на учёбу в Луганск мы практически не виделись. За весь период по сей день состоялось лишь несколько  случайных встреч. Всё, что известно мне о его последующей жизни - она, по-прежнему, не носила позитивного характера и даже имело место трагическое событие, которое описывать я не стану. Скажу лишь, что произошедшее, однозначно, не дало ему никаких хороших импульсов. А я уже и вовсе  не имел возможности выразить что-то ободряющее. Но, заметка, собственно и не об этом.