Кошачий царь. Глава десятая

Беглецы.

…Наверное, я в раю…

Мне удивительно хорошо, я блаженствую. Я делаю это постоянно, и мне хорошо всегда.

Мне не нужно делать ничего, но у меня есть всё. Всё, что я ни пожелаю. Представлю себе- и я на берегу океана,  прозрачные волны, пенясь, накатывают на жемчужный песок…

Захочу- и окажусь на вершине самой высокой горы мира, и с неё вижу бескрайние дали.

Любое изысканнейшее блюдо, стоит только представить, у меня на столе. Даже не на столе, зачем напрягаться вставанием, оно у меня в постели, огромной кровати с балдахином, накрытой шёлковым прохладным бельём. Кровать стоит прямо на берегу океана. Если ветер начинает меня тревожить, я меняю его направление и силу.

Я окружаю себя прекраснейшими женщинами и изгоняю их в любой момент, когда только захочу.

У меня нет тела, но я могу себе его представить. И в представлении оказаться кем угодно.

У меня ничего не болит и не может болеть, я – чистый разум, который не болит и не страдает.

Наверное, я в раю…

Именно так, кажется, описывали это вожделенное место отцы церкви.

Вечное блаженство, и не надо делать ничего. Вроде бы, там говорилось про хождение среди благоухающих полей в белых одеждах, но мне и это лениво. Зачем бродить, если я могу представить себя птицей и видеть мир с высоты свободного полёта…
Только блаженство. Прочь мысли, прочь ненужные сомнения. Наверное, никто из живущих не может представить себе, как это- испытывать постоянное удовольствие.
Когда ничто и никогда не беспокоит и не может обеспокоить в будущем. Никакой наркотик не даст такого ощущения, поскольку не может действовать постоянно. Всё равно, после него возвращаешься в этот постылый ледяной мир…

Наверное, я в раю…

Чем-то, стало быть, я заслужил такую участь…

Я могу думать, но чаще всего этого не делаю.

Могу видеть, но и этого избегаю.

Что делаю я? Блаженствую. Просто блаженствую. Мне не надо думать о крове, пище и одежде. Мне не надо думать ни о чём. Кто-то там, за стеной, уже обо всём подумал и всё решил. А много ли надо МНЕ? Только вечного блаженства, о котором ТАМ мечтают люди…

Люди… Как это всё далеко, как это глупо…

Ведь к чему люди идут всю жизнь? Если верить жрецам, то к вечному блаженству и покою.

Покой. Это то, что уже есть у меня. Покой. Уверенность.

Не волнует ничего. Ничего нет. Есть только Я. Не отягощённое телом, вожделениями и ненужными хлопотами. Только Я.

Наверное, я, всё-таки, в раю…

Откуда мне знать, что это – Рай?

Опять.

Опять появился этот гнусный персонаж.

Снова он стоит на краю бассейна и укоризненно смотрит на меня. Кого-то он мне напоминает. И, несмотря на тропическую жару, он вновь в строгом чёрном костюме.
Что, что тебе опять?

Нет, расскажи мне, почему я должен проснуться? Ничего, ничего более я никому не должен, и ничего не хочу.

Кто? Кто в ответе за мир? Ты несёшь полную чепуху. Я более никому ничем не обязан. Это мир был МНЕ должен, и вот, кажется, он отдаёт свой долг. Я исполняю исконную мечту всего человечества- вечное блаженство.

Нет, ты не убедишь меня. Все твои слова- чушь и пафос. Ничего, ничего я не буду делать, только, пожалуй, сотворю себе ещё стакан ледяного мохито да перенесусь-ка я куда-нибудь в горы…

Что, что ты там опять пишешь?

Нет, представляете себе, опять он что-то царапает перочинным ножом на дощатом берегу бассейна. Цифры.

Что-то смутно возникает в памяти, всплывает из стоячих глубин. Да, это БЫЛО мне знакомо. Но не имеет никакого значения сейчас. И ЗДЕСЬ.

Эй, люди, уберите его отсюда! Он мне мешает наслаждаться. Хотя, стойте. Пусть останется. Иногда даже интересно его послушать. Раньше на пирах монархов шутов заставляли изображать веселье и кривляться.

Ну, что, что ты скажешь мне ещё, ущербный? С чем я должен бороться? И ЗАЧЕМ? Я более не имею никакого отношения к миру. Я – сам по себе.

Мир погибнет? Ты разве ещё не понял, что мне плевать на это? При чём здесь Я и МИР? МИР уже убил меня. Он много раз пытался это сделать, но, наконец, убил. И почему я должен думать о МИРЕ?

Миллиарды? Живущие сейчас и потенциально родящиеся в будущем? А зачем? Для чего? Только для того, чтобы снова породить себе подобных? И так- цикл за циклом? Это длится уже миллионы лет. И к чему мы пришли? К тому, что мы ни на шаг не приблизились к тому, что, по легендам, умели древние, а экстрасенсы могут и сейчас? К тому, что загадили место временного обитания как безнадзорный сортир на вокзале?

Или к тому, что единственное, в чём преуспело это твоё «человечество», так это в методах уничтожения себе подобных. И в извращениях разного рода.
 
Нет уж, родной, иди себе, а то прикажу церберам убрать тебя и больше на порог не пускать.

А? ну, пиши, пиши. Писатель…

А я поплаваю…

Электрический поезд, дребезжа на стыках рельсового пути, пробирался через столичные промзоны, некогда бывшие окраиной, а теперь оказавшиеся почти в центре расплывшегося города, не поменяв, впрочем, своего пригородного характера. Стены гаражей, разукрашенные граффити, порой весьма профессионального вида. Странные заржавевшие механизмы, пребывающие под открытым небом уже столетия, судя по их виду… Ещё более странные личности, мелькающие среди всего этого запустения. Я очень давно не ездил в электричках, но картина почти не изменилась с конца девяностых. Цыган, пожалуй, только нет. Создалось ощущение, что эти городские джунгли специально сохраняют, оберегают от внешних воздействий, с целью, может быть, создания музея под открытым небом. А, может быть, они являются носителем ценнейшей, древней и самобытной культуры… Хотя, для того, чтобы попасть в них, не нужно покупать билет. Достаточно попытаться приблизиться к железнодорожной линии…

Макс положил трубку на аппарат и стоял в ступоре, как будто простой смысл сказанного в телефоне не доходил до его сознания.

- Что ты стоишь? Давай, вали, и быстро!

- Куда? Как? Блин…

- Так. Деньги есть? Нет, карточку дай сюда, тебя по ней вычислят на раз. В кассе есть тысяч двадцать. Бери.

Макс смотрел в одну точку, оцепенев и как будто меня не слыша.

- Что ты замер? Быстро, ноги в руки и езжай.

- Куда? Татьян, куда?

- Помнишь наш дом в Ашукинке? А дом тёти Клавы? Такой, у леса, старенький? Вот. Там ничего не изменилось, только покрашен он в синий цвет. Узнаешь. Где у меня ключи? А, вот. Держи. Свет там есть, вода- в колодце. Дай сюда телефон. Что за ребёнок? Это шпион у тебя в кармане. Минуту.

Татьяна порылась в ящике стола, нашла старую кнопочную трубку, зарядник, сунула Максу в руки, где уже были деньги, которые тот никак не мог спрятать в карман.

- Мать твою, что оцепенел???

Татьяна звонко шлёпнула Макса по щеке. Это как будто включило нужный механизм, Макс вздрогнул, дико осмотрелся по сторонам, спрятал деньги и телефон во внутренние карманы ветровки, вынул и отдал Татьяне банковские карты.

- Тань, давай я быстро тебе переброшу с карты деньги. Как раз сегодня прислали.

- Я сама разберусь, вопрос минуты. Значит, так. Выходи и дворами- к метро. Надень вот эту бейсболку. Пусть стрёмно, знаю, но лицо закрыто. Можешь маску надеть, их до сих пор носят. На, держи. Никаких такси. Езжай от метро на маршрутке. Хотя, можешь на электричке. Там от станции минут десять. И леском. Мне на мой не звони, звони на этот…Вот, держи номер. Так, и коньяк забери, вот, тут почти полная. В городе не пей, ещё ментам попасться не хватает по этому поводу.

Татьяна была столь хладнокровна и невозмутима, деловита и размеренна, как будто готовилась к моему побегу заранее.

- Всё, иди быстро. Мы с Петровичем скажем, что ты приехал, сделал какие-то звонки и ушёл. Куда- не знаем. Всё равно спорить с камерами бесполезно, все соседние дома утыканы ими. Давай, давай, обязательно пришли СМС, как доберёшься. По пути купи какой-нибудь смартфон, да хоть в переходе, хоть у гостей с юга. Главное, проверь, чтобы рабочий был. И симку вместе с ним. Номер я тебе дала?

- Тань, блин, да куда я бегу? Я же ничего не делал… Да это же сразу будет ясно…

- Тебе что Семён Петрович сказал?

- Сказал, чтобы я уматывал куда подальше. Потом поговорим. Разберёмся.

- Ты ещё здесь? Всё, давай, быстро. Толку от тебя в КПЗ не будет. Езжай.

Макс, наконец, сориентировался в пространстве, открыл дверь, остановился на пороге, посмотрел, но не на меня, а куда-то в пространство. Какая-то мысль мелькнула у него.

- Марта… Узнай, что с ней. Мне нужна Марта. Она должна была видеть…
И вышел…

Мимо окон вагона проплывали фантастические трущобные пригороды, за которыми высились современные здания, торговые центры, на железнодорожных переездах ожидали десятки вполне современных автомобилей. Виды за окном только усиливали нереальность происходящего.

Только сев в поезд (причём, пришлось совершить небольшой мозговой штурм, чтобы сначала приобрести билетик, потом понять, как использовать его для прохода через турникет), я смог перевести дух, достать из-за пазухи потеплевшую бутылку, отвернуться к окну и, стараясь быть незамеченным, сделать изрядный глоток. Тёплая огненная вода устремилась по водостоку пищевода куда-то вниз, по пути обжигая внутренности. Как всегда, это действие несколько упорядочило мысли.

Что за бредятина? Убить? Ксюху? У меня дома. Кому это надо? Этого не может быть. Хотя, как оказалось, это уже произошло.

Мы в России привыкли, как и наши предки с незапамятных времён, что внимание правоохренительных органов (мой термин) ничего хорошего не предвещает. Понимая, что в большинстве случаев твоя виновность или невинность не имеют никакого значения. Важно, каков политический момент в данный момент, так сказать. Мы каждый день вольно или невольно постоянно что-то преступаем, так уж построена вся наша жизнь, что чисто инстинктивно косой взгляд милиционера воспринимаем на свой счёт и начинаем прикидывать, что же мы нарушили и что может нам за это быть. Не знаю, как обстоит дело в так называемых цивилизованных странах, но у нас – только так. Вот, вроде, ты и честный мелкий бизнесмен. И отчётность сдаёшь, и не химичишь, но исподволь понимаешь, что точно что-то нарушаешь. Купил продукты за счёт фирмы? Вроде, ерунда, почему бы и нет? Но знаешь, что ежели вопрос зададут, ответить можно, но опять же- лукавство. Спасает то, что вопрос такой, скорее всего, не зададут. Не до таких мелочей государству. Летает такой вот двуглавый кондор над полями и лесами и высматривает добычу покрупнее, пожирнее. Под силу ему даже ягнёнка утащить, но и мыши – полёвки, и хомяки дикие, все- в панике. Догадываются ведь, что не будет птица тратить время и силы на них, мелочёвку, но всё равно боятся. Это в их природе. Все мы имеем в генах эту хромосому рабства и страха. Никак из нас её не вытравишь. Вот чувствуем мы, что виноваты изначально, от рождения. Кстати, вполне перекликается с поповским утверждением, что человек от рождения грешен, и нет у него шансов за всю жизнь эти грехи отмолить.

Пробовать –то он должен, и деньги жрецам нести обязан, тогда есть шанс, что после бесславной жизни достанется ему тёплое местечко где-то на небесах. Но грешен ты, и точка! Родился- тем и грешен. Родился- и уже какой-то закон нарушил. Чёрт его знает, почему так. Может, парадокс именно нашего государства в том, что ему всегда было что продать? То пшеницу, то золото, то нефть и газ? А с проданного можно подкармливать население, которое в массе своей само кормиться не хочет? И большинство населения к доходам государства никакого отношения не имеет, а напрямую влияет только на его, государства, расходы. Действительно, убери завтра с территории России две трети населения. И что, трубы качать перестанут? Да немного рук и ещё меньше голов нужно для их работы. Вот и выходит, что государство на нас сверху так, презрительно смотрит, мол, молчите, дармоеды, пока кормим, а мы, в свою очередь, на него с опаской- типа, не трогает, и слава Создателю…Можно и помолчать. В конце концов, если умного сказать нечего, так лучше и не начинать.

Бред, маразм, дичь. Но прав полковник, лучше мне, действительно, удалиться пока. В конце концов, на свободе будет побольше толку.

Я сделал второй густой глоток, поморщился, пожалев, что не догадался купить что-то для закуски и только сейчас заметил колоритного персонажа, сидящего напротив меня.

Электричка, по случаю буднего дня, была практически пуста. Поезд, в котором мне довелось ехать, помнил, наверняка, ещё Брежнева и последующую череду пышных похорон… он так покряхтывал, позвякивал и постукивал на каждом стыке и повороте, что становилось страшновато, не развалится ли он на очередном рельсовом недочёте… Я занимал древнюю лакированную деревянную скамейку, предназначенную для двух с половиной людей (ещё со студенчества я помнил этот странный размер. Трое мужиков не могли уместиться на одной скамейке, как не старайся. В плечах поезд был слишком тесен). А напротив сидел древний старик, вполне себе бомжеватого вида, однако, не издающий никаких дурных запахов, как этого следовало бы ожидать от человека без приюта. Несмотря на тёплый день, он был одет во множество разных шерстяных вещей, включая красные драные вязаные рукавицы. На полу, рядом, стоял полосатый баул с полурастёгнутой молнией, из которого виднелись края каких-то тряпок и загадочных предметов.

Сосед был невелик ростом, сух, как древнее дерево, сед в той части, где положено быть волосам, и достаточно дружелюбен, как мне удалось заметить позднее.

Он с интересом смотрел на меня. Заметив его взгляд, я испытал раздражение, так как в этот момент только отнял бутылку ото рта и не успел проглотить порцию коньяка. Блин, чуть не поперхнулся. Старик улыбнулся, залез в приоткрытый баул, добыл оттуда помятый пластиковый стаканчик, просительно посмотрел.

А, вот оно что! А почему бы и нет. Кто его знает, с кем мне теперь вообще придётся выпить? (это у меня, как всегда, волна подъёма сменилась волной самого глубокого отчаяния).

Я плеснул старику огненной воды на пару сантиметров, он поблагодарил жестом, затем со вкусом медленно вылил коньяк в беззубый рот…

Несколько минут он сидел, закрыв глаза и прислушиваясь к прохождению напитка через дряхлый организм, покачиваясь в такт движениям вагона.

И вдруг, резко открыв необычайно ясные глаза, придвинулся ко мне и хрипловатым голосом сказал:

- Как часто тот, кто числится врагом,
К победе приведёт тебя в итоге.
А тот, кто в рясу друга облачён,
Старается свернуть тебя с дороги….

Сказав это, старик откинулся на спинку скамейки, прикрыл глаза и блаженно улыбнулся.

Минут через пять, когда я погрузился в свои мысли, вызванные неожиданной декламацией соседа, а поезд вырвался из колючих объятий города, старик вдруг открыл глаза, снова придвинулся ко мне, сделав этот так неожиданно и резко, что я отпрянул и, глядя на меня пристально, тихо сказал:

- Огня в лесу боится всё живое,
И, голову сломя, бежит и млад и стар…
Лишь человек способен оглянуться,
И, помолившись, потушить пожар…

Так говорил Светогор…

После сказанного, он вернулся в исходное положение и повторил свой манёвр с дрёмой.

За окном прозвучал особенно резкий звук, похожий на выстрел.

Я стал нервно рассматривать происходящее, пытаясь найти источник звука, а буквально через пару минут, когда, не увидев ничего необычного, я повернулся к старику, его уже не было. Совсем не было. Ни его, ни баула. Доказательством того, что он не приснился мне, был красный пластиковый стаканчик, оставленный на скамейке. Я для чего-то потянулся к стаканчику. Выбросить его, что ли? А куда? И к своему удивлению, обнаружил, что в стаканчике что-то есть.

Ключ. Примитивный, плоский, с такими я имел дело в детстве. Они применялись к висячим советским замкам простейшей конструкции. Такой замок можно было открыть гвоздём, ножом, даже длинным ногтем, но ключ всё равно в комплекте прилагался. Потемневший, без надписей и других особых примет. Ключ был продет в нечистую верёвочную петельку. Верёвочка служила для подвешивания ключа на гвоздь, вбитый в стену. В деревенском, конечно, доме. Таких верёвочек, как, впрочем, и ключей, не говоря уже о замках, я не видел лет тридцать…

Я удивился, но на всякий случай спрятал ключ в карман джинсов.

Странный старик послужил словно отражением моих собственных мыслей.

Правильно ли, что я убегаю? Но ведь Семён так велел, а ему лучше знать…
Однако, я ни в чём не виноват, и доказать это- элементарно. Есть ведь камеры, есть геолокация, в конце концов. Зачем я бегу? Надо пойти и дать показания.
Порыв был настолько сильным, что я даже приподнялся на скамейке, энергически осмотревшись, чтобы понять, когда будет следующая остановка.

Однако, порыв прошёл так же быстро, как и возник.

Ага, сказал я себе. Вернее, сказал второй Я, с которым я привычно вёл диалоги на волнующие темы.

Как всегда, мой оппонент внутри меня самого оказался более рассудителен и вполне убедителен.

Ага, ты только вернись. И сядешь. Сначала в СИЗО. А надо будет- признаешься в чём нужно. И- в суд. Самый честный и беспристрастный в мире.

Не слышал, что ли, как это делается? Ах, алиби… Но камеры могут вдруг сломаться. Или записи повредиться. Чпок- и нет твоего алиби. Нет уж, говорит полковник- беги, значит, беги, а там посмотрим.

Бред. Точно бред.

Интересно. В последнее время я стал употреблять это слово всё чаще и чаще.
С какого же момента? Точно, с момента, когда в моих снах появились эти странные цифры, и я, повинуясь озорному призыву, ввёл их в комп. Точно. Вот с этого момента моя жизнь, и без того весьма запутанная, стала ещё больше походить на дурной тревожный сон.

Да ладно, при чём здесь какие-то цифры? Приснилось и приснилось…

Может, и ни при чём. Но это нелепое ощущение. Ощущение, что проваливаешься в кроличью нору. И удастся ли выбраться обратно- вопрос… Скорее всего, нет…

- Товарищ майор, мы установили локацию, с которой был сделан запрос.
- Докладывайте.
- Москва, почти центр города.
- Москва? Более, чем странно.
- Странно другое. По адресу находится квартира, её хозяин не имеет ни малейшего отношения к нашему субъекту. Никоим образом. Вот его досье. Далее. На данной квартире два дня назад произошло убийство. Тоже странное. Хозяин квартиры- подозреваемый и в розыске. И последнее. Делом занимается ФСБ.
- Фэсбы? А они здесь при чём? Каким боком? Уточняли?
- Никак нет, по своей линии они всё засекретили. Ведём работу.
- Выполняйте. Хозяина квартиры, как его? Котов? Найти немедленно. Приложить все усилия. Подключите сенсов. Да, не теряйте времени. Всеми путями. Мы должны его найти первыми.

Опять фэсбы. И опять они встревают в ЭТО дело. Андрей и Москва. Это как пингвин и Сахара…При любых обстоятельствах, ему нечего здесь делать…

Майор сплёл пальцы и с хрустом расправил…



Макс Димур.
21 августа 2021 года.