Доживаю. Памяти моего коллеги по работе на скорой

Он лежал на продавленной панцирной сетке, заваленной разным тряпьем, в фанерном домике, ранее предназначенном для садового инвентаря.

Построить дачу они задумали много лет назад, еще с женой, но поставили только будку для инвентаря. Это было тогда, в той еще жизни, когда он был молодым перспективным анестезиологом, одним из первых пришедших на «скорую помощь».

 Любимая жена занимала руководящий пост. Рос прекрасный сын. Была замечательная трехкомнатная квартира, в которой любили бывать многочисленные друзья.

Воспоминания перелистывались страничка за страничкой в его на удивление светлой, не одурманенной сегодня алкоголем голове.

Он вспоминал, как они, молодые анестезиологи, делали необходимые реанимационные приспособления из подручных материалов, как сам предложил делать подключичные катетеры из оплетки телефонного кабеля, как первые простерилизованные катетеры пошли в дело и как они все были довольны и делали по десятку штук, индивидуально каждый, и хранили их в биксах для шприцев вместе с внутрисердечными и подключичными иглами, самостоятельно изготовленными из воздуховодов многоразовых капельниц.
 Он вспоминал первые реанимации в салоне «скорой», когда с риском для жизни проводили дефибрилляцию, стоя на резиновом коврике и надевая огромные резиновые перчатки, которые скидывали после разряда.
Сейчас уже и не вспомнишь всех, кого он спас.
   А воспоминания перелистывались в голове с легким шелестом. Или это мыши шелестели старыми газетами?
   Вспоминал, как хорошо было после трудной смены опрокинуть стаканчик коньяка, а потом и водочки, а потом и с пивом, а потом и не только после смены. Коллеги стали замечать его практически постоянный несвежий вид, а потом он и прямо на работе позволял себе иной раз за обедом под пельмени выпить «соточку».
    Товарищи делали вид, что не замечали, но руководство видело все! И вот начались его переводы с подстанции на подстанцию, а потом перевод из реанимационной бригады в линейную. Каждая ступенька вниз заливалась спиртным.

  Сейчас он понимал, как был не прав! А тогда… ?! В итоге - увольнение с последнего места за пьянство, которое он воспринял как еще один повод хорошо выпить.

Потом погиб сын. Потом ушла жена, подав на развод и разменяв квартиру. Он получил однокомнатную, которую потом продал, чтобы были деньги на выпивку, и переехал в садовый домик, благо, жена не возражала.
    Он и тогда и сейчас сознавал, что катится вниз, но остановиться не мог. Он прекрасно понимал, что подняться не сможет, и находил забвение в посиделках с такими же бомжами, как и он. И так же, как и они, с утра выходил на обход помоек, собирая банки, бутылки, картон и сдавая их в приемные пункты. Получая деньги, покупал фунфырик спирта или бутылку паленой водки. Попутно собирал съедобные остатки на закуску. Закуска заменяла ему обеды и ужины.
    Со временем воспоминания приходили все реже и реже, а болезни и недомогания все чаще. Остатки клинического опыта давали возможность понимать, что конец близок.

Однажды у помойки он встретил своего бывшего коллегу и по его глазам понял, что его узнали. Коллега спросил: «Петрович, ты?» - Он ответил: «Я», а на вопрос «Как у тебя дела? Может, чем помочь?» - смог ответить: «Ничего не надо, я просто доживаю».
Вернулся к себе в будочку, допил спирт и, закрыв глаза, погрузился в последний свой сон, сон без сновидений.

Мир праху его.