Что делать

Хочу сохранить в памяти необычайное приключение, удивительное и страшное. Я – обыкновенный обыватель: школа, институт, армия,  женитьба, работа. Способностей у меня ни к чему не было, поэтому я стал инженером. Мне  очень нравилось читать и думать о жизни, но нельзя заниматься тем, что хочется, когда все вокруг в поте лица работают, создают материальные ценности для других и приносят в семью зарплату.

Я очень люблю бесцельно гулять и фиксировать приходящие мысли и чувства. Когда идёшь по улице, то ближайшие к тебе люди и рекламные щиты закрывают то, что в дали. Удивительно, но также и случайные эмоции, желания и мечты застилают куда более значительные объекты, которые жизнь предоставляет внимательному наблюдателю. Когда смотришь вдоль улицы, то видится далеко, а если посмотреть по бокам, то взор упирается в дома. Интересно, что так и наши мысли-думы: привычные и сотни раз прочувствованные легко просматриваются до своих глубин, а непривычные, неощущаемые – как взор по сторонам, упирающийся в дома или кусты. Только наше внимание не видит эти  объекты, блокирующие нам понимание.  Лучше всего гулять не по асфальту, а по дорожкам парков. Идёшь и замечаешь, как деревья, растущие по разным сторонам дорожки, сплетаются в вышине ветвями. У людей тоже так бывает, когда разделённые границами, расами, идеологиями людей объединяет любовь и дружба. На дорожках парка - чёрная тушь луж и шевелящиеся леопардовые шкуры - тени от кустов и деревьев, веточками которых играет ветер. И мы, человечки, тоже создаём вокруг себя тени своим дурным воспитанием и характером, общественными жестокими нравами.  Парки в Питере небольшие, приходится ходить кругами, которые символически напоминают нашу жизнь: мы ежедневно и ежегодно повторяем то, что делали ранее.  А ещё парки можно сравнить с семьёй: в лесу одиноко и страшно, на площадях и среди людей – неуютно, а парки, как и семья – это соединение уюта и требований нашей человеческой природы.  Каждый человек ощущает и чувствует больше, чем понимает. Наверное, есть мудрецы, дающие себе ответ на любой возникающий у них вопрос. Я привык к тому, что у меня вопросов больше чем ответов, и я привык жить, зная, что так и не понял много важного. Эта ситуация похожа на то, как мы, идя по улице видим, много людей, машин, но ничего про них не понимаем. Мы, как малые дети, говорим себе: машина, человек, едет, стоит,....
Приключение, которое потрясло меня, случилось в маленьком городке, расположенном рядом с Петербургом. Я много раз  бывал там, мне  нравится гигантский парк со скульптурами, дворцовыми зданиями и развалинами старинных построек. В этот раз, гуляя по парку, я встретил маленькую группку людей, которые шли впереди меня. Я отметил, что они сосредоточены и возбуждены, но молчаливы.  Не люблю спрашивать, интересоваться, чем кто-то занят, но проследить за странными людьми мне захотелось. Они привели меня к разрушенному мосту через  несуществующий уже ручей или небольшую речку.  Их вожак вдруг открыл незаметную дверцу в старинной кирпичной кладке, и они вошли внутрь.  На мою беду я в тот момент проявил смелость и нахальство и последовал за ними. Мы оказались в большой зале, на стенах которой висели старинные живописные полотна так потемневшие, что я не запомнил их. Вожак взял кого-то из пришедших с ним и пошёл к правой стене. Там тоже оказалась дверь, в которую они вошли.  Через несколько минут оба вернулись. Я подошёл к ним и потребовал разъяснений, иначе пригрозил позвонить в полицию. В результате  случился удар мне в челюсть, нанесённый вожаком. Неожиданно для себя я сильно толкнул двумя руками в грудь этого забияку. Он, взмахнул руками, но  не удержался на ногах и упал назад. К несчастью, сзади  стояла маленькая мраморная скульптура, которая не пощадила  падающего на неё чужака и вызвала обильное кровотечение из его головы, где-то возле уха. Окровавленный лидер охнул и побежал обратно, к двери на правой стене зала. Я зачем-то последовал за ним. Мы оказались в небольшой комнатке со слабым рассеянным  освещением из непонятных источников. Я сразу обратил внимание на большое старинное зеркало, стоявшее в чёрной раме. Тот за кем я погнался, подошёл к зеркалу и вперил в него свой взгляд. Я встал рядом, тоже вглядываясь в зеркало. Вдруг оно моргнуло: на мгновение приоткрылась бесконечная глубина  зеркала и снова восстановилась его бесстрастная поверхность. Мой враг удовлетворённо вздохнул и, не замечая меня, двинулся к выходу. Я – за ним.  Но в большой зале меня ожидало ужасное событие. Я увидел себя самого, стоящего среди остальных членов группы. Увидел я и двух вожаков маленькой группы, за которой я увязался. Причём у одного их них обильно вытекала кровь из раны на голове, а второй – был невредим, и он быстро повлёк за собой всю группу на выход.  Я инстинктивно смешался с группой и надел антиковидную маску, которую в последний год всегда ношу в кармане. Я не хотел, чтобы невесть как появившийся мой клон меня заметил. Я как-то сразу понял, что его нужно убить и труп надёжно скрыть, лучше на дне Невы.

Ужас от принятого решения не сразу овладел мной. Но постепенно меня стало потряхивать от необходимости этого убийства. Что делать! Я не мог прийти домой – туда отправится мой клон, я не могу пойти на работу – и там он завладеет моим местом.  И, в конце концов, – я же убиваю не кого-то, а самого себя, а уж собой-то я могу распорядиться. Это моё неотъемлемое право. Спустя годы я удивлялся как это я, скромный и простой обыватель, осуществил это страшное и мерзкое убийство. Я помню ощущение симпатии и одновременно  чуждости к тому на кого я поднял руку. Ещё мне не даёт покоя мысль, что я  лишился общения с самим собой. Если бы не жестокая необходимость социализации моего клона, я бы мог разговаривать с ним, и мы глубже бы поняли самих себя. Ещё я изумлялся, как  решился я вернуться в этот ужасный зал и разбить чудотворное зеркало. Я был уверен, что оно – во зло. Или будут такие как я, или, скорее всего, оно станет доступным только власть и деньги имущим, то есть негодным людям. Так не доставайся же ты никому,  чудесное зеркало!