Танцы

Всё началось с танцев. На  вечере, посвященном 8 Марта, выяснилось, что я совсем не умел танцевать. Это неумение определила Тамара, выдернувшая меня из стаи пэтэушников-первокурсников, с независимым видом отиравших побелку со стены спортзала. Тамара была старше меня, училась на третьем курсе - крупная, жопастая деваха.
-Вальс! Дамский танец... не позорься! - отразила она мою слабую попытку увильнуть от танца, - дамы приглашают кавалеров. Кавалер не имеет права отказывать. Давай, не стесняйся! Ну! - весело проговорила она и начала напевать в такт нехитрой музыке, - Раз-два-три, раз-два-три, раз- два-три...
Тамара подталкивала меня то грудью, то коленями, ведя и направляя. Когда музыка закончилась, она меня не отпустила, а продолжала держать в готовности к следующему танцу. Следующим был снова медленный танец.
-Пугачева! «Миллион алых роз»! Обожаю! - объяснила Тамара. - У тебя получится, только слушайся меня!
Я послушался. Она прижалась к моей груди своей большой тугой грудью, и сначала мне было ничего, и даже гордо перед друзьями, с завистью глядевшими на меня, но незаметно грудь моя нагрелось так, будто по ней водили раскалённым утюгом.   Засмущавшись, я попытался отодвинуться на безопасное расстояние, но Тамара не отпустила меня.
-Это медленный танец. Надо прижиматься! Не бойся! - сказала она. - Я тебя поведу...
И прижалась ко мне. Плотно! Бедное моё неопытное сердце то взлетало вверх, застревая где-то в начале горла, под кадыком, то стремительно ухало вниз. Я попеременно то бледнел, то краснел, глупея от прилива густой крови, и с ужасом думал, - как я выгляжу со стороны. Тамаркин напор был неудержим. Мои страдания отчасти искупали только завистливые взгляды моих друзей.
Танцы еще не кончились, как вдруг Тамара сказала:
-Проводи меня. Подожди на улице у столовой - я попозже выйду.
В голосе Тамары была не просьба – распоряжение.

Было начало марта, на улицах уже пахло весной. Мы шли по тёмным улицам и разговаривали. О чем - я не помню, потому что был охвачен жутким волнением - первый раз я провожал девушку. Шли нога в ногу, не торопясь.
-Сегодня ко мне нельзя, - сказала Тамара, когда мы подошли к ее дому, - а послезавтра приходи, я тебя танцевать буду учить. Мать в ночную будет работать. Придёшь?
И она протянула мне горячую ладошку. Я пожал её со всей возможной в таких случаях мужской силой и поплёлся домой, на другой конец городка в ожидании и предвкушении неведомых любовных переживаний...
*
К дому Тамары я шел в сумерках и почему-то тайком, чуть ли не задворками, боясь каждого встречного, остерегаясь даже собак - а вдруг увяжутся? Мне казалось, что подобные свидания не требуют свидетелей...
В доме было тепло и попахивало дымком из большой печи. Кассету с Пугачевой прокрутили бессчётное число раз. Моя рука ощущала плотную спину Тамары. Поперек её пересекала полоска лифчика, в который спереди были втиснуты большие груди. Под полоской лифчика по всей длине спины проходила ложбинка позвоночника, словно бы овражек, - и мой большой палец правой руки забивался туда, между застёжкой и этим овражком - и старался не шевелиться. Хотя моей постоянно взмокающей ладони хотелось другого - хотелось скользить по всей спине, гладить её - от плеч и лопаток до того загадочного непостижимого места, именуемого талией, которое вдруг начинало вычерчивать крутые изгибы и переходило к бёдрам и округлостям задницы.
Тело у Тамары было приятное...
Меня занимали, конечно, не слова песен и не совершенствование в искусстве танца, а нечто другое... А именно: почему мой организм реагирует на Тамарины уроки таким непреодолимым образом? Когда Тамара всё ближе и теснее вжималась в меня во время танца - грудью,  животом, живыми толкающимися круглыми коленями - я ощущал сладкое томительное замирание внизу живота. Я старался отодвинуться от горячей Тамары, но, если честно, старался не из самых последних сил. Мои простые «семейные» трусы и парадно-выходные брюки в известном месте натягивались твердым бугром. Было жутко стыдно, как будто я делал что-то непотребное, но внутренним чутьём я осознавал, что эта самая моя реакция была приятна Тамаре, и если бы она не происходила таким явным образом и вообще никак не проявлялась - Тамара бы, наверное, удивилась или даже обиделась.
Конечно, Тамара делала вид, что ничего не замечает, но так... так понятно прижималась ко мне - не боком, а своим девичьим, налитым силой и здоровьем передом, - словно забирала меня внутрь себя, вбирала, впитывала, зажимая мой поднявшийся член между своих полных ляжек.
  Я почти стонал от неведомого мне раньше мучительного наслаждения. Да здравствуют танцы!..
Я с замиранием ждал, когда мы кончим танцевать - что тогда делать? Как тогда себя вести?..
Тамара понимала моё состояние. По её губам не скользило даже тени усмешки - лёгкая зыбь улыбки, сочувствия и собственного удовлетворения пробегала по ее лицу, как прикосновение паутинки, и я улавливал это прикосновение паутинки удовлетворения, если не сказать - удовольствия.
Цепко прижимаясь ко мне и прихватывая на всякий случай меня крепкой левой рукой, Тамара, не сбиваясь с ритма, подталкивала меня коленом и животом ближе к магнитофону и правой рукой перекручивала кассету снова на начало.
Мои мучения и острое наслаждение продолжались, и не было сил, да и не появлялось желания прервать эту прекрасную пытку.
Если бы меня тогда попросили ответить на вопрос - красивая Тамара или нет? - я бы не смог ответить, и удивился бы вопросу. Разве это имело значение?! А уж если бы дали задание, как на литературе, - обрисовать портрет её по всем законам классических литературных описаний, ну, там цвет и выражение глаз, лица, волос, очертания рта или лба, форма носа - интересно, какой нос у Тамары - римский или курносый, не имею понятия! - я бы только рассмеялся в ответ. Ничего я не видел, ничегошеньки!
-Погоди... - сказала Тамара. - Лампу включу...
И отодвинулась от меня. Моему телу вдруг стало прохладно и неуютно. Я только опустил руки и так и остался стоять посредине комнаты, не решаясь самостоятельно сделать ни одного движения.
Тамара принесла из другой комнаты настольную лампу, поставила её на подоконник за занавеской, включила - и снова подошла ко мне, стоящему столбом. Все её тело привычно и точно прильнуло ко мне, мои руки обхватили её... Но было одно отличие - приоткрытые, жарко дышащие губы Тамары вдруг оказались совсем близко от моих губ. И - вместо вступления в такт танцевальному ритму произошёл длинный, затяжной, до потери дыхания, не слишком умелый, но жадный, сосущий поцелуй...
-Ого... - не удивившись, выдохнула Тамара. - А ты, оказывается… - и снова потянулась к моим губам.
Потом, не отрываясь от меня, она в некотором подобии танца, подталкивая и направляя меня всем телом, а также и губами, пододвинула меня к кровати.
-Посидим... - шепнула она.
Я целовал ее губы, щеки, подбородок, шею, - целовал самозабвенно и так увлеченно, что не заметил, как Тамара расстегнула две пуговички у себя на платье. Ворот платья приглашающе распахнулся, и я просунул ладонь к грудям, выпиравшим из белого лифчика. Соски легко прощупывались сквозь материю. Член у меня гудел от возбуждения.
-Погоди... сейчас... - прошептала Тамара. Быстрым движением она расстегнула через платье лифчик и через короткий рукав вытащила его.
Моя рука снова нырнула к грудям. Они были упругими, тяжелыми, тёплыми. Соски торчали, похожие на крупные вишни. Я нежно мял их, целуя Тамару в губы. Потом решился и поцеловал ложбинку между грудей, дотянулся ртом до левого соска, до правого. Дыхание у Тамары дрожало. Поглаживая меня по голове, она другой рукой взяла мою руку и положила на своё колено, обтянутое чулком. Я судорожно дёрнулся и двинулся чуть выше...
На чулках выше колен были круглые тугие резинки. А дальше...  Я задохнулся, ощутив под ладонью голую гладкую кожу полных ляжек. Я стыдливо задержался на этом пространстве - у меня не хватало решимости самостоятельно нарушить эту границу. Тогда Тамара - я даже не сразу поверил - чуть откинулась назад, подтянула подол платья к животу, раздвинула ляжки, сама оттянула тугую резинку трусов на животе и каким-то новым, секретным голосом, подтолкнула мою нерешительность:
- Ну!.. Не бойся...
  И я скользнул в тесные, нагретые теплом тела трусы, ощутил волосы под мягким животом - густые, вьющиеся, и зашевелил там пальцами, трогая мокрые непонятные складки и лепестки...
Тамара постанывала от удовольствия и часто облизывала губы.
-Ещё... еще... - просила она, то сводя, то разводя ноги в каком-то ей одной понятном и необходимом ритме, то тесно зажимая, то отпуская мою руку, - ещё...
Платье её было задрано уже до груди, и я ощущал её бурно дышащий, тёплый живот с глубокой впадинкой пупка.
Будто бы ненароком, но ощутимо Тамара прикоснулась к моей вздувшейся ширинке и посоветовала:
-Сними...
Пока я почти бессознательно, трясущимися пальцами расстёгивал пряжку ремня, вдруг ставшую вёрткой и словно намыленной, Тамара, волнообразным движением приподнявшись и опустившись, сдёрнула с себя платье, лифчик, трусы и в одних чулках откинулась на спину. В слабом свете лампы я увидел, как передо мной распахнулись белые ляжки; между ними чернел, выделяясь на матовой белизне обширного живота, таинственный, до смертельного страха волнующий треугольник.
-Иди ко мне! - прошептала со стоном Тамара, кидая восхищенный взгляд на мой член.
Она сильно схватила меня за плечи, притянула на себя - и горячее, яблочного привкуса, её дыхание влажным дурманящим облачком обволокло мои губы...
Музыка куда-то исчезла...
Я в панике лежал на Тамаре, и она змеей извивалась подо мной. Что делать, куда совать - это была неразрешимая задача!
-Приподнимись! – прошептала Тамара.
Я приподнялся на локтях. Она широко раздвинула ноги. Рука ее проскользнула между нами и взяла мой член. Секунда и - случилось! Член, управляемый ее пальцами, с удивительной легкостью вошел - нет, провалился - в Тамару. Едва не заревев от восторга, я стал двигать задом - туда-сюда!.. туда-сюда! И Тамара тоже задвигалась - мне навстречу, притягивая меня к себе...
-Не спеши... не спеши! - нежно приказывала она.
Не спешить было трудно, но я слушался - и не спешил. Благодаря этому я не сразу кончил и смог сполна прочувствовать всю остроту новых ощущений. Первое ощущение - мы были как одно целое – вместе двигались, вместе дышали и стонали. Второе - Тамара удивительно плавно - даже красиво - подмахивала мне. Третье - скрип кровати - мерный, вторящий нашим движениям, приятный как музыка. Четвертое – там, где двигался мой член, было мокро, просторно, скользко - как теплый кисель – и громко хлюпало…
Мысль о том, что я уже не мальчик, а мужик, что мой член в ****е, и что я ебусь! - возносила меня на седьмое небо. На пике этого счастья, уже не владея собой, я начал кончать. Тамара вся всколыхнулась подо мной.
-Вынь!
Я вынул - хотя было жгучее желание не вынимать - и, дергаясь в сладких судорогах, долго спускал - Тамаре на живот и между ее ног на простынь. Спускал - и благодарно целовал ее пылающее лицо...

-Много-то так!.. Всю уделал...- удивлялась потом Тамара, размазывая сперму у себя по животу. Поскольку в её тоне - не в словах - сквозил оттенок одобрения, и она не делала никаких попыток отодвинуться от меня, встать и одеться - я был доволен и горд случившимся.
Обессиленный и опустошённый, весь какой-то звонкий изнутри, я долго лежал без движения,
-Хороший ты мой!..- Тамара повернулась на бок, отчего её груди тоже свалились вниз и вбок, и крепко притиснулась ко мне, - понравилось?
Глаза у меня были крепко закрыты, я прижал веки друг к дружке так, что с трудом их отлепил.
-Очень!
-Ты только никому не говори! У меня парень... в армии. Договорились?
Я покивал головой.
-Тамар, за кого ты меня принимаешь?!
Она приподнялась и скатала с ног чулки - сунула их под подушку. Улыбнулась.
-Домой пойдешь или останешься?
Кровь во мне снова забилась пульсирующими толчками.
-Останусь!
-Дома искать не будут?
-Не будут.
-Это хорошо...

Уходил я ранним утром - еще не светало.
-Пора! - ласково тормошила меня Тамара, помогая одеваться. - А то увидят... Чайку поставить?.. Не хочешь?.. Ну, смотри...
Руки-ноги у меня тряслись.
-Устал, трудяга! - тихо смеялась Тамара, - Три раза! У меня такого еще не было. Придёшь еще?
-Приду! - вдруг охрипнув, сказал я.
Мне хотелось сказать совсем другое, но то - другое - не находило необходимых слов для выражения. Впрочем, Тамара понимала это. Она приблизилась ко мне, медленно, плавно, подплыла вплотную к моему лицу и взяла меня за щёки обеими ладонями. И поцеловала в шею, за воротником рубашки... Мне снова стало жарко. А она бесстыдно задрала подол надетой на голое тело комбинации и ткнула рукою в живот:
-Целуй!
И просьба эта, не приказ, но просьба, подлежала немедленному, неукоснительному исполнению... Я поцеловал её живот. Она улыбнулась своей власти надо мной и вдруг накрыла меня, поневоле опустившегося на одно колено, подолом комбинации. Я очутился словно бы наедине с её телом, горячим, с зовущим женским запахом и замер. Освобождаться не хотелось... А Тамара сквозь ткань комбинации всё сильнее и сильнее прижимала мою голову к животу. Еще чуть-чуть, и мой член опять поднялся бы.
-Ладно уж... - вдруг раздалось сверху, - иди... - и Тамара ласково оттолкнула меня от себя, давая понять, что это так, понарошку, что это игра, понятная нам двоим, - сегодня воскресение. Во вторник приходи...
И добавила лукаво:
-На всю ночь!
Я шел домой. Тонкий ледок на лужах, прихваченный ночным морозцем, похрустывал под ногами, крупные низкие мохнатые звёзды заговорщицки подмигивали: что, брат? Того?
Тело моё рвалось вверх, словно воздушный шарик. А как же я сегодня в училище? Неужели моё новое состояние так и пройдёт никем не замеченным? А если заметят и спросят - что я могу сказать?! Ничего! Буду молчать. Как и обещал.