6

Следующие две недели стали настоящим адом для Селина. Вплоть до начала
июля он, не покладая рук, пять дней в неделю по шесть-семь часов трудился в
Макдональдсе, обучаясь на практике всем тонкостям приготовления картофеля
фри и по-деревенски, разливания напитков, сборки заказов, выдачи заказов
посетителям, а также уборки служебных помещений, кухни, прилавка, комнаты
отдыха и туалетов. Чего только он не видел за это время и с кем только ему не
довелось пообщаться: с высокомерными сотрудницами, которые из вредности
своей какие только гадости ему не делали: когда тот собирал заказы,
отказывались давать ему со станции напитков латте просто за то что он
неправильно поставил ударение в названии этого кофе; когда тот подметал полы
и случайно касался веником их штанов, они вопили „не подметай меня!” так,
словно их десятеро резали; когда тот разливал напитки и по ошибке ставил колу
со льдом на то место, где должна стоять кола безо льда, они, вместо того, чтобы
молча переставить колу на нужное место, читали ему целые лекции о том,
какой он неуклюжий работник. Также Селин в полной мере осознал, какими
странными и капризными бывают посетители. Высказывания вроде „Картошка
у вас пересолена!”, „Вы положили мало мороженого!”, „И это, по-вашему,
порция картофеля?!” - Селин слышал почти каждую смену. А однажды к нему
подошли двое: пожилая женщина лет пятидесяти и молодой человек лет
двадцати семи. Они заявили, что их капучино горький, поскольку в нём мало
молока, и потребовали сделать новый. Когда Селин, лично проконтролировав
приготовление нового кофе и убедившись, что молока в нём более чем
достаточно, подал посетителям напитки. Они, не отходя от кассы, отпили из
своих стаканчиков и заявили: - Это не капучино! Он слишком горький.
- Простите, ответил Селин. - но это капучино, и подача молока в полном
порядке.
В ответ на это они возмутились:
- У вас, вообще-то, русские люди покупают, что вы из нас дураков-то делаете?
Принесите нам тогда латте!
Делать нечего, пришлось наливать латте. Не в компетенции простых
работников что-то доказывать посетителям. Да и менеджеры в таких случаях
зачастую просто молча выполняют все требования гостей. Таков уж закон:
посетитель - на первом месте.
Домой Селин приходил измученный, голодный и раздражённый, и последнее, о
чём ему хотелось думать - это о грядущем поступлении в университет.
Наконец, настал день первой зарплаты, которую выдавали каждые две недели.
Чуть больше десяти тысяч пришло ему на карту. Раньше он назвал бы это
золотыми горами и несметными богатствами, но сейчас, когда он успел
ознакомиться с ценами на московские удовольствия и с тяготами работы
сотрудника Макдональдса, он был в бешенстве.
- За всё это десять косарей! За всё, что я там вытворял! Да я куда только не
целовал этих грёбаных посетителей, я какие только углы ресторана не убирал, я
каких только заказов в единицу времени не видел! И за всё это - десять тысяч?!
- жаловался он Сомитнакову.
- Неплохо, ответил тот. - Я чуть поменьше зарабатывал, когда там работал.
- Да как ты вообще выжил?! - удивился Селин.
- А я тогда с семьёй жил, мне этих денег хватало. Да ты не парься, это только
аванс, через две недели ещё тысяч двенадцать получишь. А с этим и выжить
можно, даже в Москве, - улыбнулся Сомитнаков.
- А этого всего хватит...ну...на развлечения там? На игры какие-нибудь? На
кино?
- Ну как сказать... Едва ли. Нет, если загрузишься работой в маке на полный
рабочий день и полную неделю, то, возможно, сможешь позволить себе раз в
неделю ходить в кино, но когда начнёшь учиться, об этом можно будет даже не
мечтать. Ни финансы не будут позволять, ни время.
- Офигеть! - воскликнул Селин. - Как вы вообще здесь живёте? И это мы тут
ещё одни. А вот у нас там всякие...ну...мигранты с ближнего востока есть, они
на одной только этой работе работают, а у них у каждого и жена, и куча детей.
Как они вообще концы с концами сводят?!
- А потому что для них семья и дети - это в жизни самое главное - медленно
произнёс Сомитнаков, как будто он был заранее готов к этому вопросу. - Ради
этого они готовы мириться с любыми жизненными трудностями. Им нет дела до
чего-то ещё: экономика, политика, культура - всё это не про них. Они плодятся у
себя в аулах и, взрастив детей, отправляют их в мегаполисы, где они и денег
зарабатывают и жилплощадь находят, чтобы всю родню туда вместить, и так
далее. Они просто созывают по двадцать родственников в однокомнатную
квартиру, и каждый спокойно живёт на пять тысяч в месяц, зная, что в любой
ситуации ему всегда помогут близкие. У современных русских всё по-другому.
Сейчас русский хрена с два поможет ближнему. Что нам сейчас нужно: „Дайте
мне денег, машину, квартиру в Москве и не трогайте меня.”
Увидя, как Селин при этих словах нахмурил брови, Сомитнаков слегка
ухмыльнулся. - И, давай на чистоту: русские из глубинки точно такие же.
Только они, уезжая в большие города, думают скорее о собственном успехе,
нежели о тех, кто остался дома. А если что-то пойдёт не так, всегда есть
подушка безопасности: можно свалить назад в „деревню” к родным. Но, к
сожалению, молодые граждане, приезжая сюда, ошибочно полагают, что попали
в рай на земле, и строят наполеоновские планы о том, чтобы остаться в столице,
жить здесь-поживать да добра наживать. Им не приходит в голову, что Москва
уже доверху забита такими вот амбициозными покорителями, что здесь идёт
война за каждый квадратный сантиметр. Работу, конечно, здесь найти
возможно, но только для того, чтобы выжить, чтобы хоть как-то, как ты сказал,
свести концы с концами. И если у тебя нет в Москве связей, подготовки,
прекрасного образования, минимальной жилплощади, минимального капитала,
ну или хотя бы огромного везения, то о комфортной жизни можно даже не
мечтать. Вот и оказывается человек перед выбором: иметь семью и постоянное
место жительства в глубинке, а самому работать в Москве, посылать все деньги
родным и жить впроголодь, либо самому валить назад в село и там пытаться
найти работу. Поэтому все делают огромную ставку на университеты, высшее
образование, дипломы. Корка из неплохого столичного университета - гарант
более-менее средней московской зарплаты, на которую в глубинке можно чуть
ли не особняк построить. Но, будем честны, если поступить здесь сложно, то
диплом здесь получить относительно просто, однако, с этим дипломом никто
никогда домой не поедет. „Москва - город возможностей, а у меня в селе делать
нечего” - думают многие. Казалось бы, правильно думают, но они не осознают
смысла известной фразы: Москва не резиновая. Сколько бы офисов ни строили,
сколько бы компаний ни предлагали вакансии, всё это не безгранично. А
дорогим нашим глубинным карьеристам здесь ещё детей рожать и их на работу
устраивать.
- Так современному русскому же кроме квартиры, денег и машины ничего не
надо, - ехидно проговорил Селин.
- Может они и хотели бы чего-то большего, но боятся. Боятся всей этой
конкуренции за квадратные метры дорогостоящей жилплощади, затрат,
связанных с воспитанием детей, что финансовых что временных. Даже если
работа более-менее оплачиваемая, современному русскому проще думать о
собственном благе. А если человек состоялся в жизни, то его посещают
следующие мысли: „Зачем мне с кем-то делить всё моё потом и кровью нажитое
состояние?”
- Но не все же такие, - поспорил Селин.
- Есть, правда, ещё один вариант развития событий: состоявшийся человек,
взрастив ребёнка, ну или детей, отправляет их на все четыре стороны, не
оставляя им ни копейки своего богатства, пытаясь вырастить самостоятельных
людей, и это правильно. Но чем они при этом руководствуются? „Я смог
подняться из грязи в князи, значит и мои дети смогут!”. Но из виду совершенно
упускается то, что сам факт „возвышения” из грязи в князи отдельного человека
- это уже исключительный случай, которому сопутствовала невообразимая
удача. А Москва при этом как была не резиновой, так и остаётся. Вот тебе
небольшая лекция о сведении концов с концами, - закончил свою речь
Сомитнаков, в своей привычной манере разваливаясь в кресле и
удовлетворённо закидывая руки за голову. В следующий миг он спокойно
достал принадлежности для вышивания и, как ни в чём не бывало, погрузился в
замысловатые тканевые узоры. Однако, Селину бросилось в глаза, что у его
шестиюродного брата едва заметно трясутся руки.
Через пятнадцать минут Селин уже бродил по двору уже ставшего для него
почти родным московскому району, между жилых домов с ещё не
оформленными палисадниками, через детские и спортивные площадки, мимо
школ, киосков и магазинов. Ему необходимо было проветриться, отдохнуть,
скрыться от мрачных мыслей, которые посещали его после почти каждого
разговора с Сомитнаковым. Слушать его, конечно, было довольно интересно, и
он производил впечатление далеко не глупого человека, и Селин наделся узнать
у него ответы на многие вопросы, которые он привёз с собой из своей малой
Родины, на вопросы, которые скопились у него как у не самого активного и
инициативного, но любопытного человека. Но всякий разговор Сомитнаков
сводил к темам, которые до этого казались ему настолько простыми и
однозначными, что не требовали никакого обсуждения, но которые после
разговоров кардинально менялись в его глазах, становились сложнее,
запутаннее, непонятнее. В родном городе его учили мыслить критически, но
также и знать, что есть в этом мире прописные истины, жизненные аксиомы, у
которых нет и не может быть никаких других точек зрения: порядочность,
справедливость, честность, любовь... Но как он ни пытался заглушить своё
сознание, он больше не мог спокойно смотреть на то и дело мелькающие в
ленте новостей лозунги о мире во всём мире, или на проходящую мимо
счастливую пару: он невольно начинал думать о том, так ли искренне всё, что
делают и говорят те люди, которые пишут лозунги или держатся за руки. Он
пытался отбросить эти мрачные мысли, но по натуре он был очень
впечатлительным человеком, и подобные мысли доводили его до лёгкой
депрессии. Выйдя за пределы района, он добрался до уютного сквера,
окружённого полосами автомобильных дорог. Это был вечер первого июля.
Солнце медленно уплывало в закат, подсвечивая ярко-оранжевым сиянием
широкие окна домов, густые кроны деревьев, ватные кучевые облака и голые
палисадники, постепенно уступая спускающимся на столицу серо-синеватым
сумеркам. Селин присел на скамейку, любуясь уходящим на запад солнцем и
пытаясь растворить в нём роящиеся в голове мысли. Вдруг он почувствовал
лёгкую вибрацию правого кармана, достал телефон и замер от изумления.
Пришло сообщение от Ани, той самой миниатюрной девушки, которая
помогала ему на работе.
- Привет, - написала ему Аня
- Привет, - не задумываясь, написал в ответ Селин. От его удивления не
осталось и следа: ему часто писали сотрудники и особенно сотрудницы, за день
до этого матерившие его за пересоленую картошку, предлагая поменяться
сменами или умоляя его подменить их. Сам он не пользовался большой
популярностью у девушек и давно не ждал от них иного рода сообщений,
нежели тех, что касаются исключительно деловых вопросов.
- Как дела? - тут же сверкнуло в телефоне сообщение.
- Всё хорошо, спасибо! А у тебя как? - Спросил он ради приличия, пытаясь
потянуть время, чтобы придумать отговорку, чтобы в случае чего не меняться
сменами и не подменять её. Несомненно, она была добрым, отзывчивым и
весёлым человеком, единственным человеком, с которым Селин на работе
хорошо общался. Но слишком велика была цена, чтобы сделать ей такое
одолжение.
- Не очень, если честно...
- Почему? Что-то случилось? - снова скорее из вежливости, чем из интереса и
сочувствия спросил он, про себя думая: „Ну хватит уже кота за яйца тянуть,
давай уже свою просьбу, куда там тебе вместо смены срочно надо?”.
- С парнем рассталась.
Такого ответа Селин не ожидал. Девушки мало чем делились с ним, не говоря
уж о проблемах в личной жизни. Поэтому он растерялся, но поймал себя на
мысли, что в глубине души чувствует скорее радость, чем сочувствие. И вряд ли
потому, что это не касалось работы и грядущей смены.
- Как так?! - наигранно возмущённо поинтересовался он.
- Не сошлись. - коротко ответила Аня. - Видимо, ему подруга важнее меня...
Ненадолго сообщения прекратились. Но, пока Селин пытался придумать, что
ответить, телефон вновь завибрировал, издав характерный звук нового
уведомления.
- Слушай, а у тебя завтра до скольких смена?
- До пяти, - написал Селин и почувствовал, что сердце в его груди забилось чуть
быстрее.
- А ты что после работы делаешь?
- Да ничего, домой иду.
- Может тогда погуляем после смены? Завтра до шести.
Селин снова замер от изумления. С минуту сердце его бешено колотилось.
„Неужели... Неужели... Я ей нравлюсь?” - подумал он. „Но это исключено, мы
же просто сотрудники. Она же только что рассталась с парнем...” Всё это не
укладывалось у него в голове.
- Конечно, давай погуляем! - спустя несколько минут ответил он.
- Отлично! Тогда в шесть возле нашего мака. - написала Аня и добавила в конце
два смайлика.
- Ок, - коротким сообщением закончил разговор Селин и тоже добавил смайлик.
Ещё коло получаса он просидел на скамейке. Солнце уже почти полностью
скрылось за горизонт. Оранжевое солнечное сияние окон сменилось жёлтым
электрическим светом. Яркий закат - фиолетовыми сумерками. Как же красива
Москва! Что поутру, что на закате, что в сумерки. Сидеть бы так всю жизнь и
наслаждаться этой красотой! Но Селин поднялся и пошёл по направлению к
дому. Противоречивые мысли и чувства снова не давали ему покоя. Но на этот
раз они сопровождались странными бабочками в его животе. Это были даже не
бабочки, а, скорее, мотыльки. „Что всё это может значить” - размышлял он. Он
нередко подмечал, что Аня была единственным хорошим, что происходило с
ним на работе. Всякий раз, когда она здоровалась с ним, смотрела на него,
улыбалась ему или просто проходила мимо, к нему будто приливали свежие
силы, будто открывалось второе дыхание и он снова был готов работать, не
покладая рук. Но до сего момента Селин не задумывался, что всё это время мог
быть влюблён в Аню. Но теперь, когда Аня сама написала ему и сама
предложила встретиться, он мог позволить себе подумать о том, что
действительно испытывает к ней особые чувства. Но ещё больше подогревал
накал эмоций тот факт, что, скорее всего, эти чувства взаимны. С этой мыслью
Селин ускорил шаг, совсем позабыв о своей тревоге. И обо всём остальном.
Вернувшись домой, Селин всё рассказал Сомитнакову. Он ожидал, что тот
снова скажет что-то негативное, но, к его удивлению, он порадовался за Селина.
- Ого, да у тебя скоро девица появится. Молодец, а то я уж думал, что ты гомик,
- в шутку сказал он. - И куда же вы пойдёте?
- Честно говоря, я и сам не знаю. Скорее всего, в кино и в кафе. Банально, знаю,
но других вариантов нет.
- А это что, твой первый опыт будет? - поинтересовался Сомитнаков
- Вообще, в целом, да, - смущённо ответил Селин. - Может, ты что-нибудь
посоветуешь? Ты же в этом деле опытный.
- В каком смысле?
- Ну, в смысле девушек.
- О нет, брат, - протянул Сомитнаков. - Я в этих делах никак не советчик. - У
меня, конечно, девиц было много, но абсолютное большинство из них, считай,
на одну ночь были.
- А как же Надежда?
- Сколько раз повторять, она мне не девушка!
- Хорошо, хорошо. Но куда вы с ней обычно ходите?
- Да по-разному. В парки, в киношки, на детские площадки, в лес и так далее.
Но чаще всего мы, конечно, дома отдыхаем. Просто разваливаемся на кровати и
лежим. Не думаю, что это лучший вариант первого свидания.
- Согласен, как-то не очень... А вы как?.. То есть вы... Просто лежите? Это как
вообще?
- Ну вот так. Просто ложимся в обнимку и разговариваем. Может, фильмы
смотрим, может, читаем. Но чаще просто разговариваем о том - о сём.
- И ты так со всеми девушками время проводил?
- Да боже упаси! Нет, конечно! Кроме Надежды, никто на такое не способен. Об
этой твоей Ане я ничего не знаю, но не думаю, что у вас с ней именно так будет.
Если вообще будет.
- Я что-то запутался. Вы с Надеждой только лежите и разговариваете, или, всё
же, ну... того?
Сомтнаков рассмеялся. - Я взрослый здоровый мужик, она взрослая и здоровая
девушка. Как ты думаешь?
- Ну да, я понял, - улыбнулся Селин. - И всё же, как лучше её встретить? В чём
идти? Может, подарить что-то надо? Какие у вас тут на этот счёт порядки?
- Я, братишка, вот что тебе скажу: нет никаких порядков. Девушки сами не
знают, чего они хотят. А если и знают, то хрен ты разберёшься. Кому-то на
первом свидании цветы нужны и чтобы парень в костюме пришёл, кого-то
тошнит от любого рода романтики, как, впрочем, и меня, кому-то сразу же
признание в любви подавай и так далее. Тут лотерея, брат, и угадывать, кому
что - гиблое дело. Так что просто будь собой. Ну и не замолкай надолго. Редко
нынче встретишь девушку, которая любит помолчать... И не забывай, что пора
подавать документы в вузы.
Всю смену Селин отработал в приподнятом настроении, даже не обращая
внимания на привычное хамство сотрудников и новые выходки посетителей.
Несколько раз они с Аней пересекались взглядами, и всякий раз она улыбалась
ему. После смены он помчался домой и переоделся в лучшее, что у него было -
чёрную рубашку и тёмные джинсы. Селин не был сторонником какой-либо
моды и предпочитал одеваться и выглядеть по-простому: без подворотов,
рваных брюк и навороченных причёсок. Но даже не следуя высокой моде, в
чёрной рубашке и тёмных джинсах, которые, как многие говорили ему, очень
подходили к его прямым волосам и прямоугольным очкам, он выглядел очень
эффектно. Дабы удостовериться в этом, он не менее получаса провёл у зеркала
и под косым взглядом давящегося от смеха Сомитнакова, который параллельно
что-то кому-то объяснял по телефону на неизвестном Селину языке.
- Что ты ржёшь?! - возмутился Селин. - можно подумать, ты перед первым
свиданием не заморачиваешься.
- Вот ещё! - отключив в телефоне микрофон, ответил Сомитнаков. - Хрена с два
я буду ради каких-то женщин заморачиваться о своей внешности. Ладно, Кирео,
беги к своей Анетте.
До шести вечера оставалось десять минут, когда Селин выбежал из подъезда и
рванул в сторону ресторана. „Уф, успел!” - подумал он, когда не обнаружил
Ани у входа. Пока он ждал её, он в срочном порядке обдумывал, о чём будет с
ней разговаривать во время прогулки. Благо, тем для разговора было
достаточно, ведь несмотря на то, что они с ней часто беседовали во время
перерывов, разговоры были о чём-то постороннем: о работе, о музыке, о кино,
но никак не друг о друге, и Селин практически ничего не знал об Ане.
Наконец она появилась. На ней была белоснежная футболка с очень короткими,
почти отсутствующими рукавами, ярко-красная юбка до колен и такие же
белоснежные кроссовки. Внешний вид Ани очень озадачил и смутил Селина.
„Вот так вырядилась” - подумал он. „Я ж рядом с ней как бомж выгляжу”. Едва
успел он додумать эту мысль до конца, как Аня вплотную подошла к нему.
- Ну что, куда пойдём? - весело спросила она.
- Даже не знаю, - сконфуженно ответил он. - Я, если честно, мало что здесь
знаю. Я только месяц в Москве.
- Правда? - удивилась Аня, и её лицо осветила сияющая улыбка. - Я чуть
дольше, где-то год, но тоже мало что знаю, редко куда с кем хожу.
Услышав это, Селин очень повеселел. Оказывается, Аня была не просто
добрым, весёлым и отзывчивым человеком, она была ещё и СВОЯ, родная, не
москвичка. Теперь он чувствовал себя рядом с ней намного увереннее, от того
неловкого чувства, которое испытывает на первом свидании всякий молодой
человек , не осталось и следа.
- Давай тогда в кино, - предложил он.
- Давай! Только давай сначала поедим где-нибудь, а то на брейке вообще ничего
не успела перехватить, с Алёной заболталась. Только давай не к нам, а то меня
уже тошнит от мака.
Селин рассмеялся. - Да, я тоже нашу еду уже видеть не могу.
Единогласно приняв решение отужинать в Кофе Хаузе, Селин и Аня
отправились туда.
- А ты сам откуда? - по дороге спросила Аня.
- Где я только не жил, - размыто ответил Селин, боясь произвести на спутницу
нехорошее впечатление, озвучив никому не известное название никому не
известного города. Я вообще родился в Алтайском крае, потом вместе с семьёй
переезжал в разные города разных регионов. А тут решил плюнуть на всё это и
поехать сюда поступать.
- О, здорово! А я из Волгограда. Тоже год назад приехала поступать.
- И как, поступила?
- Конечно. В Бауманке учусь, на второй курс перешла.
- Ого! А я вот ни разу не технарь.
- Ну каждому своё. - Коротко проговорила Аня и снова улыбнулась. - И как тебе
здесь, в Москве?
- Отлично! Правда, немного не то, что я вначале ожидал, но здесь очень хорошо.
Благо, нашёлся здесь родственник, квартиру не надо снимать.
- Повезло. А я вот снимаю в другом конце города.
- Серьёзно? А почему там в ближайший мак не пошла?
- Не хочу, чтобы кто-то из моих знакомых выдел, что я здесь работаю.
- А что в этом такого?
- Да ну, знаешь всё это, мол вот, работает в маке, стыдоба...
- Ни в коем случае. Знаешь, как говорил... Один великий человек: „Ни один
народ не достигнет процветания, пока не поймёт, что работать в поле - такое же
достойное занятие, как и писать стихи”.
- Ух ты, - с задумчивым видом сказала Аня. - Как мудро! Куда же ты поступать
будешь? На филфак какой-нибудь, наверное, с философией.
- Может и туда, я тот ещё философ, - пытаясь уйти от ответа, отшутился Селин.
- А тебе-то как здесь?
- Более-менее. Как-то потихоньку привыкла.
Селин призадумался. С одной стороны, он понимал, о чём говорит Аня. Даже
ему пришлось долго привыкать к динамичному столичному образу жизни, к
совершенно новым реалиям, совершенно новым местам. И это при том, что у
него были и деньги, и квартира, и какой-никакой учитель в лице Сомитнакова.
Каково же пришлось одинокой девушке, у которой ни родственников здесь не
было, ничего! Но как-то нелестно она отзывается о столице, учитывая то, что
она уже год здесь живёт, учится и работает. Неужели ей настолько не повезло в
её начинаниях? Ему вдруг стало жаль Аню. Ему захотелось взять её за руку, но
страх пересилил этот чувственный порыв, и он лишь молча покачал головой.
 За ужином в кафе они снова весело болтали о постороннем: об аниме, о кино, о
музыке, о злых менеджерах, и не заметили, как перевалило за восемь. В кино
они уже не успевали, да и не особо хотели. Селин вызвался проводить Аню до
дома, который и впрямь находился на другом конце Москвы. Из метро они
вышли около девяти часов вечера. Снова весь город озарял живописнейший
закат, снова небо переливалось всеми цветами, от ярко-оранжевого на западе до
тёмно-фиолетового на востоке, словно заполняя собой всё пространство,
отражаясь в окнах домов, в листьях деревьев и даже в дорожном асфальте.
Селин и Аня свернули на узкую безлюдную улочку, которая то шла в гору, то
круто спускалась вниз. По обеим сторонам дороги стояли маленькие
двухэтажные каменные домишки, настолько древние, что казалось, будто из-за
поворота сейчас выедет не машина, а какая-нибудь карета, запряжённая
величественной тройкой. Взобравшись на очередной холм этой старинной
улицы, ребята оглянулись. Запутанные шоссейные дороги, каменная
набережная Яузы, зелёные скверы и парки, освещённые заходящим июльским
солнцем, лежали перед ними с холма, как на ладони. От увиденного у Селина
перехватило дух. Страх и боязнь снова испарились, и он решительно, но
плавно, не глядя, коснулся руки Ани. Сердце в его груди стучало так, что
отдавало в виски, и он почувствовал, как расправляется её тонкая тёплая
ладонь, как нежно переплетаются их пальцы. Вдруг, через мгновение, Аня
медленно прижалась к Селину и положила голову ему на плечо. Эмоции с
головой захлестнули Кирилла. Он уже ничего не видел и не слышал, он лишь
чувствовал, как сердце готово пробить его грудную клетку, как оно словно
живёт самостоятельной жизнью, словно всё тело его - это одно сплошное
бешено стучащее сердце.
Так и стояли они, Селин и Аня, глядя с холма на закат, не проронив ни слова.
Когда они подошли, держась за руки, к дому, где жила Аня, было уже почти
совсем темно. Это была маленькая хрущёвка, стоящая в окружении таких же
маленьких и обшарпанных домов, тянущихся вдоль узкой улочки,
освещавшейся тусклым светом фонарей. Даже в разгар летнего выходного дня
здесь редко кто ходил, а в такое время - не было ни души, лишь бездомные
кошки шмыгали в темноте в поисках пропитания.
- Ну, вот мы и пришли - сказала Аня и посмотрела на тёмно-синее небо. Потом,
переведя взгляд на Селина, улыбнувшись, вздохнула. - Знаешь, когда я сюда
приехала, так хорошо было... Самой не верилось, что я здесь, в Москве. Но всё
было так в новинку, так чуждо, но мне никто не помогал, я была словно изгоем,
словно кем-то совсем не своим. И никто не помогал мне, никто не мог
выслушать, понять, посочувствовать... Мне очень не хватало какого-то уюта и
тепла, какой-то искренней доброты, какой-то... родной души, понимаешь?
Селин понимающе кивнул.
И я хотела... - улыбаясь, продолжила Аня, - найти такого же понаехавшего, как
я, с нашим, не московским мировоззрением, с нашим сельским пониманием.
- Почему же так? - наигранно удивлённо осведомился Селин, тихо радуясь про
себя и дивясь тому, как Аня точно высказывает те мысли, которые долго терзали
его. - Тебя что, кто-то обидел?
- Нет-нет, никто меня не обижал, и вообще все ребята очень хорошие, просто...
просто мне нужен свой человек.
- А твой бывший?
- Не сошлись характерами - спокойно ответила Аня. - он же москвич. Говорю
же, это не мой человек. Таким меня не понять. Нас не понять.
Селин улыбнулся. Он был несказанно счастлив, что именно он стал тем кем-то,
кто выслушает и поймёт, кто станет своим, родным, не москвичом, но при этом
москвичом. Это родство, это доверие вызывало в Селине самое смелое, самое
искреннее, самое благородное - всё хорошее, что было в нём.
Неожиданно для них самих, расстояние между их лицами начало медленно
сокращаться. То ли Аня тянется к нему, то ли он к ней, то ли их притягивает
невидимый магнит, то ли ветер подталкивает каждого из них друг к другу -
Селин не осознавал, да и не хотел осознавать. Он хотел лишь быть ближе к ней,
как можно ближе, насколько можно, навсегда. Вдруг он прямо перед собой
ощутил её нежное дыхание. Через мгновение их губы коснулись друг друга и
слились в поцелуе. Это был короткий робкий неуверенный юношеский
поцелуй, но Селину показалось, что он длился невообразимо долго, словно
время остановилось для них с Аней под шелест листьев и стук сердец. Ещё миг
- и их губы разомкнулись.
- Ну ладно, я, наверное, пойду - после недолгой паузы тихо проговорила Аня. - а
то поздно уже.
- Да, хорошо, - ответил Селин.
На прощание обняв его, Аня зашла в подъезд. Дверь громко захлопнулась.
Несколько минут он стоял возле подъезда, смотря на небо, слушая ветер и
жадно вдыхая тёплый июльский воздух. Он с трудом осознавал, что это всё не
сон и не кино. Это настоящее счастье. Счастье, которое происходит с ним
самим. Опомнившись, он пошёл в сторону метро. Эмоции кипели в нём, шага
не хватало, его было мало. Через минуту он перешёл на бег. Он бежал. По
пустынным узким улицам, в горку и с горки, мимо домов с просторными
палисадниками, по мосту над Яузой.
Внезапно пошёл дождь, через минуту перешедший в ливень. Сняв очки и снова
посмотрев на небо, Селин подумал: „Ещё и дождь... Как же хорошо! Слишком
хорошо, чтобы быть правдой!”
Около полуночи он был дома. Сомитнаков не спал. Он сидел за кухонным
столом и пронзал взглядом тёмное дождливое небо.
- Вот те раз, - изумился Селин. - Ты чего не спишь? Ты же жаворонок.
- Да так, что-то засиделся. - не отводя от окна суровый взгляд, ответил он.
Селин рассказал ему о том, что произошло накануне.
- Короче, по ходу, у меня теперь девушка есть. - радостно завершил он
повествование.
- Чудесно, - сказал тот. - Довольно приторно, конечно, но я тебя понимаю.
- Можно подумать, у тебя по-другому было, - пробормотал Селин, мысленно
осознавая, насколько по-детски нелепо он может выглядеть в глазах
Сомитнакова. - Ты сам почему без девушки?
Тот посмотрел на Селина и, приподняв брови, спросил:
- А что девушка может предложить мне, чего нет у меня? Еду сам себе
приготовлю, носки сам постираю, брюки сам поглажу, в квартире сам приберу.
А вот девушка, между прочим, хрена с два поднимет холодильник на какойнибудь шестой этаж. Так что это ещё большой вопрос, кто кого добиваться
должен. Я почти во всех случаях слышу от девушки: „Хочу быть за мужчиной,
как за каменной стеной”. А вот у меня к ним встречный вопрос: а с чего ты
решила, что заслуживаешь того, чтобы находиться за этой каменной стеной?
Что взамен предложишь, так сказать? Да ничего не может предложить! А на
них, кстати, ещё и раскошеливаться надо: в кино и рестораны водить, цветы
дарить, подарки разные, а взамен - ничего!
- Это ты перегибаешь. А как же чувства? Как же любовь?
- Не смеши меня, - бросил Сомитнаков. - Какие нафиг чувства? От нашей
подъездной кошки и от той больше эмоциональной отдачи, чем от всех этих
девок, вместе взятых.
- Ну а как же секс?
- Вот здесь, друг мой, главная засада. Боюсь, это единственная функция,
которую мы, парни, выполнять не можем.
- Ну вот. Стало быть, девушка-то нужна. Хотя если только ради секса... Как-то
это херово.
- Согласен, лучше проститутку нанять. И дешевле. Хотя... Нет, не стал бы.
- Почему? Брезгаешь?
- Я нахожу проституцию не самым честным делом. Конечно, факты это
опровергают, но формально научно доказано, что девушки тоже, как и мы, хотят
секса. То есть, когда они его получают, они получают удовольствие. Как и мы,
собственно. Но проститутки при этом требуют за это деньги, причём нехилые
такие. То есть, девушке - и удовольствие, и деньги, а парню - только
удовольствие и минус деньги. Какой-то неравноценный обмен получается. Но
вообще, это и логично. Как мы только что выяснили, единственной функцией
девушки, которую они могут выполнять, а парни - нет, является
репродуктивная, сексуальная, скажем так. Они это прекрасно понимают, вот и
пытаются из своего единственного преимущества извлечь максимальную
пользу. Точнее, выгоду. Или же становятся феминистками. Ну, знаешь там,
налысо бреются, волосы на ногах отращивают, говорят о себе в мужском роде.
И это естественно: они прекрасно понимают абсолютное и безоговорочное
превосходство мужского пола над женским, вот и стараются ему уподобиться.
Правда, это и выглядит убого, и по факту убого.
- Не все же!
- Хорошо, не все. Исключение - Надежда.
- Аня тоже не такая.
- Ох молись, чтобы ты был прав. Но ухо держи востро, а грудную клетку - за
щитом. Ну и презервативами пользуйся, это самое главное.
- Ты женоненавистник, что ли?
- Можно и так сказать. Ладно, я на боковую. - Взяв свой планшет, Сомитнаков
ушёл в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Сна у Селина не было ни в одном глазу. Он снова вспомнил об Ане и о
проведенном с ней вечере, об их объятиях и поцелуе, и сердце его наполнилось
теплом и радостью. Приняв душ, он уселся за кухонный стол и долго смотрел в
окно. Без мыслей, без надежд, без опасений. Он просто смотрел в окно. Он был
счастлив.