12

Через неделю пришла пора смотреть приказ о зачислении в университет. Селин
заглянул в официальный сайт вуза. Там его ждали и радость, и разочарование в
одном документе: он прошел в университет, но только на платной основе. В
конкурсном листе, перед чертой, отделявшей «бюджетников» от «платников»,
впереди него стояли только два человека. За два месяца работы Селину удалось
скопить несколько десятков тысяч рублей, но о том, чтобы на собственные
средства покрыть расходы на обучение, и речи быть не могло. После обеда он
позвонил родителям. Те, смирившись с тем, что их сын стал москвичом,
перечислили ему деньги. Стоило ему в тот же день оплатить первый семестр,
как его тут же ждало второе радостное и печальное известие: в общежитии при
университете есть свободные места. С одной стороны, Селин больше не хотел
стеснять Сомитнакова, живя с ним в однокомнатной квартире. Да и сам он
испытывал немалый дискомфорт, деля с ним какое-либо пространство. Его
выматывали разговоры с ним, разговоры, которые он словно заранее
подготавливал, в которых все его слова звучали как трижды отрепетированные,
его пугало его отношение к жизни, его взгляд. С другой стороны, общежитие
было платным и довольно дорогим, а это означало новые траты со стороны
родителей Селина.
- Вздор! - сказал ему Сомитнаков. - я, конечно, понимаю, что жить двум
мизантропам в однокомнатной квартире — это такое себе удовольствие, но
тратить на эту общагу хренову тучу денег не советую. Живи у меня, сколько
надо.
Селин поблагодарил своего дальнего родственника, но решил все же
озадачиться этим вопросом, тщательно взвесить все «за» и «против». Лишь
одно не давало ему задуматься — расставание с Аней. Гордость и обида
заставляли его молчать целую неделю, но он не мог избавиться от тягостных
мыслей. Где-то внутри словно засело тяжелое ядро, затрудняющее дыхание,
натирающее сердце и висящее тяжким грузом на всем его существе. На работе
он ее больше не видел.
- Нет, всё, не могу больше, - заявил он однажды. - Пойду к ней и все выясню.
Без этих скайпов, контактов и вотсаппов. Расставание так расставание.
- Молодец! - подбодрил Сомитнаков. - сходи и поговори.
Стоя в дверях, Селин обернулся. - Ну почему? Что я такого сделал? Чем я был
плохим? Скажи мне, я разве ее не любил?
- Справедливости ради, ты для нее много что делал. Но не обязательно быть
плохим, чтобы тебя кинули.
Селин пожал плечами и, выбежав на улицу, походным маршем отправился к
метро.
 Подойдя к дому Ани, он вдруг почувствовал волнение, граничащее со страхом.
Трясущимися руками он достал телефон и набрал ее номер. Пошли медленные
гудки. В горле у Селина пересохло, руки дрожали все сильнее. Гудки не
прекращались, будто намеренно тянули это томительное ожидание. Вдруг они
прекратились, и на той стороне линии послышался тихий голос.
- Да?
- Ань, привет, - дрожащим голосом произнес Селин. - Пожалуйста, выйди на
минуту.
- Зачем?
- Поговорить надо.
- Зачем?
- Ань, я не хочу, чтобы это все так заканчивалось, я хочу выяснить. Пожалуйста,
любимая!
Когда он говорил эти слова, мимо проходили трое парней, одетых в рваные
узкие джинсы с подворотами и белоснежные толстовки под цвет кроссовок.
Злобно ухмыльнувшись Селину, они о чем-то тихо перешепнулись и
засмеялись.
- Хорошо. Только сам поднимайся.
Дверь подъезда гостеприимно пискнула, и Селин вошел внутрь. Ему открылась
очень знакомая картина: узкая лестница, разукрашенные обшарпанные стены с
многочисленными непристойными надписями, брошенный под лестницей
велосипед, горы разбросанных у окон окурков. Все пространство было
наполнено густым тяжелым запахом старой пятиэтажки. Поднявшись еще на
несколько этажей, он увидел Аню. Она стояла в дверях квартиры, без макияжа,
с растрепанными волосами, в желтой домашней футболке и замызганных
черных трико. В таком скромном и домашнем виде она показалась Селину еще
прекраснее, чем когда-либо. Он невольно улыбнулся.
- Ну что? - спросила она.
- Ань, что произошло? Почему мы расстались? Все же нормально было.
- Да, просто... я не знаю. Всё как-то не так. Да и ты...
- Что я?
- Вот зачем ты в моем присутствии с ними флиртовал?
- Да с кем? - изумился Селин.
- Да с этой Лилей. Думаешь, я не замечу, как ты с ней флиртовал?
Селин был в таком шоке, что едва мог выговорить слово.
- Да какой флирт?! Я просто сказал, что она хорошо пишет.
- «Просто» ничего не бывает. И все эти девки, которые рядом с тобой терлись...
Почему ты с ними так разговаривал?
- Да как?!
- В общем, я ошиблась в тебе. Я не думала, что ты такой.
- Какой? Я не понимаю.
- В общем, давай просто расстанемся и прекратим общение. Пожалуйста.
- Ань, да я ж...
- ПОЖАЛУЙСТА! - вскрикнула она.
 Из соседней квартиры вдруг выскочил мужчина лет сорока семи.
- Что происходит? - громким голосом спросил он. - Он к тебе приставал? Это
вообще кто?
- Да я... - замялся совсем растерявшийся Селин и повернулся к Ане. Но та уже
скрылась в квартире, на ключ закрыв дверь. - Я ж её парень.
- Ага, а я твоя бабушка! - пророкотал мужчина. - А ну вали отсюда, чтоб я тебя
тут больше не видел.
- Но...
- Вали, я сказал, пока я полицию не вызвал!
Селин быстро спустился по лестнице. Наверху послышался приглушенный
женский голос и звучный голос того мужчины:
- Коль, кто там?
- Да маньяк какой-то. Я его гоню, а он дурачком прикинулся. Но я таких
насквозь вижу. Вот из-за таких вот мы потом за наших детей и молимся. Ладно,
надеюсь, спугнул, не буду уж вы... - последние слова заглушил звук
захлопнувшейся двери.
Придя домой, Селин рассказал все Сомитнакову.
- Как говорил тот самый мой покойный друг, который, к слову, тебе тоже
четвероюродный брат - сказал он. - мир не разделен на условно хороших и
условно плохих людей. Ровно как и на везунчиков и неудачников мир тоже не
разделен. Но есть люди, которые предрасположены к нормальным действиям, а
кто-то предрасположен к тому, чтобы творить херню. Так вот, мне кажется, что
эта вот твоя Аня — из вторых. Мне она сразу не понравилась.
- Да тебе вообще никто не нравится, - отмахнулся Селин.
- Ну не без этого, конечно.
- Тебе не кажется, что именно поэтому тебя все ненавидят? Может, попробовал
бы хоть раз быть добрее к людям? Или хотя бы приветливее?
- Ну, во-первых, советую тебе пересмотреть причинно-следственную связь.
- В смысле?
- А в таком, что человек не всегда зеркало. Не всегда как ты относишься к нему,
так и он к тебе. Я был и добрым, и веселым, и юморным, и грустным, и злым, и
умным, и глупым, и открытым, и загадочным — результат, представь себе, один
и тот же. Это как с преподавателем: как бы хорошо ты ни знал предмет, если
препод захочет, он тебя завалит. С людьми то же самое: кем бы ты ни был, если
они решают видеть в тебе что-то плохое, они будут видеть это в тебе до конца.
Ну а, во-вторых, посмотри на себя. Ты, вроде, и добрым был, и обходительным,
и как только с этой твоей Аней ни сюсюкался. И какова же награда? Скорее
всего, она просто поняла, что никаких чувств к тебе не испытывает, но не
хотела выглядеть сволочью, вот и приплела эту шкуру Олю и ни в чем не
повинную Лилю. Это очень удобно, перетянуть одеяло страдальца на себя, что
она и сделала.
 Несколько минут Селин горестно молчал. Подойдя к окну, он посмотрел на
небо. В светлой кромешной синеве не было ни облачка, не ощущалось ни
единого дуновения ветра, лишь только огромное желтое солнце безжалостно
испепеляло выжженный асфальт мостовых и тротуаров, тускло-зеленую траву
детских площадок и сухую землю палисадников. Гнетущая сухая пыльная жара
заполнила собой город. По прогнозам синоптиков, она будет душить Москву
вплоть до конца августа.
- В общем... - произнес Селин. - Я увольняюсь.
- Что так?
- Я не смогу с ней работать. Не смогу находиться с ней на людях в одном месте,
как ни в чем не бывало. И даже не отговаривай меня! Я твердо решил.
- Да я и не собирался отговаривать. Понимаю. Ты и так достаточно много
проработал на отечественный фастфуд.
Через несколько дней он, отработав смену, зашел в комнату отдыха и принялся
писать заявление об увольнении.
- Что пишешь? - поинтересовалась обедающая в той же комнате юная
работница.
- Заявление об уходе. - не отрываясь от листа бумаги, ответил Селин.
- Ааа. Это из-за Ани-то?
Селина ошарашила эта осведомленность.
- Откуда ты знаешь?
- Так все уже знают. Более того, все даже знают, почему.
- И почему же?
- Потому что ты бабником оказался.
- Что!? - от негодования Селин чуть не сломал шариковую ручку.
- А что, неправда, что ли?
- Ну, вообще-то, да. Это неправда.
- Ага, конечно, - закатила глаза девушка. - Я тебя знаю. Что за мужчины
пошли... Ну если прищучили тебя, ну найди ты мужество признаться!
Селин молчал. При всем желании он не мог выдавить из себя ни слова. Через
пару минут девушка встала из-за стола и направилась к выходу. На прощанье,
она обернулась. - Я была о тебе лучшего мнения.
После этого короткого разговора Селин был вне себя от гнева и обиды на Аню,
на работницу, на весь мир. Сквозь пелену перед глазами он отдал заявление
директору, солгав ему, что уходит по причине подготовки к напряженной учебе.
Тот принялся допрашивать его, зачем, почему и по какой причине, предлагал
одуматься, остаться на работе, приводил в пример других сотрудников,
трудящихся, несмотря ни на что. Лишь после пятнадцати минут уговоров
директор сдался, но напомнил, что по закону он должен отработать две недели с
момента написания заявления.
В раздевалке Селина окликнул один из работников, молчаливый и скромный
одиннадцатиклассник, работавший в ресторане уже больше двух лет и
показывавшийся на глаза только тогда, когда надо было положить горячие
пирожки в находящуюся рядом с зоной выдачи подогревальную камеру.
- Кирилл.
- Да, - ответил он, продолжая завязывать ботинки, не поднимая глаз.
- Слышал тут, что про тебя говорят... Это правда?
- Что именно? Что я типа бабник?
- Что ты Аню чуть ли не изнасиловал.
На это Селин лишь глубоко вздохнул. Сегодня он уже ничему не удивлялся. -
Нет, конечно. С какого потолка они это берут? Из какого пальца высасывают?
- Испорченный телефон. Катя рассказала Инге, которая все передала Лизе,
которая все передала всем.
- Понятно, сплетни. Одно только непонятно: за что? Что я им такого сделал?
- Ой, да ничего ты им не сделал. Просто мы, парни, народ угнетенный, нас
очень легко сделать виноватыми, крайними. И солидарны сейчас все с
девушками.
- Ну и как быть, если ты при этом не виноват?
- Ну... Фиг его знает. Просто принять это и быть осторожным.
- Это как-то слабо обнадеживает.
- Такова жизнь, - улыбнулся старшеклассник.
Следующие две недели стали для Селина очередными кругами ада. Приходя на
работу, он тут же начинал чувствовать на себе осуждающие презрительные
взгляды сотрудников. Было ли так на самом деле, или ему это просто казалось
— Селин этого не знал. Да и не хотел знать. Он хотел лишь побыстрее
отработать положенные две недели и уйти, найти другую работу, в другом
месте, чтобы никто и никогда его не видел в этом районе. Оплатив комнату в
общежитии с правом въезда с началом учебы, он почувствовал небольшое
облегчение: мысль скрыться от этого места стала чуть более реальной, но все
так же заочной.
Однажды они с Сомитнаковым в очередной раз молча сидели на кухне. Это
странное безмолвие уже не напрягало Селина. Он привык к тому, что его
четвероюродный брат часами смотрит в окно и перебирает трясущимися
руками. Но сейчас ему необходим был разговор, даже с таким, как Сомитнаков.
- Ну а у тебя как дела? - спросил он его.
- Дела-то? - задумчиво ответил он. - скажем так, очень странно. Разошлись вот с
Надеждой.
- Так вы, вроде, и не встречались, как ты сам говорил.
- Но общались и были друзьями. А теперь всё. Не выдержала она.
-Чего не выдержала?
- Меня.
- Ну вообще, она еще долго продержалась.
- Безусловно. Но теперь, надеюсь, она станет счастливее.
- Уверен? Она же тебя любит, ты этого не понимаешь?
- Понимаю получше других. Она ж и не сейчас станет счастливее, а со
временем. Уверен, что если она нашла силы порвать со мной, то и найдет в себе
силы меня разлюбить.
- А ты? Ты скучать по ней не будешь?
- Буду, разумеется. Мне было с ней очень хорошо. Но как быть? У нас с ней
слишком разные взгляды на мир. Слишком разные, чтобы дополнять друг друга.
Как говорил Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Так вот, я с себя
эту ответственность снимаю. Я ее приручил, я ее и отпустил.
- Дурак ты, все-таки, Виталий. Отказываешься от чистой и искренней любви.
Не будешь потом жалеть?
- Если она будет счастлива, то не буду. Грустно будет, конечно, но жалеть не
буду. Жалеть надо, если ты кого-то незаслуженно сделал несчастным.
- А ты сделал?
- Боюсь, что сделал, и не раз.
- Кого же?
Сомитнаков вздохнул в привычной для себя манере, но не шелохнулся.
- Дело было давно, когда я был в десятом классе, только-только расставшись со
своей первой. А это, между тем, было время определяться с предметами,
которые на ЕГЭ сдавать будешь. Ну я и определился и уже в сентябре пошел на
курсы. В то время резкая смена обстановки и окружения была мне не
свойственна, поэтому там я чувствовал себя не в своей тарелке. Но была там
одна особа, которая мне с самого начала помогла. С ней-то я и начал общаться
по «ВК», с единственной из всей группы. Настя Беляева ее звали. Такая
открытая была, такая веселая, смеялась почти надо всем, но и серьезно
поговорить с ней можно было. Да и не только серьезно, но и по душам. А я, как
ты помнишь из моих рассказов, в те времена судорожно искал себе девушку. Ну
и подумал: «А почему бы, собственно, и нет?» и позвал ее однажды, то ли до
метро после курсов проводить, то ли до дома, то ли прогуляться — уже не
помню. Последовал отказ. А я к этим отказам так привык, что не обратил на
него никакого внимания, ровно как и не обратил внимания на то, что мы
продолжали общаться. Она, почему-то, называла меня наглецом, - Сомитнаков
по-доброму усмехнулся. - наверное, из-за бесстрашных словесных выходок,
которые я иной раз мог себе позволять, ну и из-за того, что я смотрел на нее
своим фирменным взглядом. Общались мы скорее в интернете, чем в жизни.
После занятий она всегда куда-то убегала. В общем, всякое было: мы и
ссорились, и мирились, и снова ссорились, и снова мирились, и общение
прерывали, и возобновляли, и так, в общем, год прошел. А я среди учебного
года в другую группу перешел. Так уж исторически сложилось. В общем,
прошел десятый класс, прошло лето, мы с ней то и дело переписывались. Потом
настал одиннадцатый класс, и я снова ходил на курсы, только в ту группу, в
которую перешел, то есть, не в ее группу. А в моей группе, к слов, было
пополнение. Много новых лиц, и одним из них была Надежда. С самого начала
она показалась мне какой-то особенной. Она на каком-то странном уровне
излучала доброту и радость. Но я не испытывал к ней и тени романтических
чувств. Тем более, у меня тогда была девица. Но как человек Надежда
нравилась мне с первых секунд. В общем... Шли месяцы, в январе я разошелся с
девицей, продолжая переписываться с Настей Беляевой, плюс то последнее
противостояние с моей первой — короче, ты понял. Но я уже тогда начал
замечать, что больно часто мы с Настей начали разговаривать по душам, а она
сама больно охотно принимает все прозвища, которые я ей давал. А тут и моя
весенняя тоска по моей второй. Да, сейчас я ее забыл, но тогда, спустя месяц
или два после нашего расставания, почему-то, затосковал. Ну и с тоски этой
стал еще более бесстрашным. Узнав о том, что Надежда сломала ногу и легла в
больницу, я, почему-то, написал ей смс. Не знаю, зачем. Просто хотел сделать
ей что-нибудь приятное, показать, что ее помнят, ждут и так далее. Когда ее
выписали, и она снова стала ходить на курсы, мы с одногруппниками после
занятий собирались и провожали ее до машины, на которой ее забирали
родители — весело было. Да и потом взяли в моду уходить с занятий все
вместе, гулять где-нибудь. А это уже была весна. И параллельно — переписка с
Настей и тоска по второй. В общем, да, запутаться и помереть. Но я не был ни
с той, ни с другой, ни с третьей, а нашел где-то четвертую. Правда, встречались
мы с ней недолго. Но, черт возьми, эти женщины... Когда ты свободный волк,
ты никому нахер не нужен, но как только у тебя появляется вторая половинка,
тут все налетают на тебя, как по команде. Так, стоило мне начать встречаться с
этой гопаркой, как Настя пишет мне, что испытывает ко мне определенные
чувства. Да-да, именно тогда, ни раньше, ни позже. Вот я и оказался на
перепутье дорог. И выбрал Настю. Да, с ней тоже не всегда было просто, у нее
были свои заскоки, мол до свадьбы ни-ни, с родителями пока не знакомимся,
гуляем только в определенные часы, чтоб родители не дай бог не узнали и так
далее, но я выбрал ее. А гопарка была, не сказал бы, что против. Как позже
выяснилось, я у нее не один был. Поэтому не особо об этом жалею. Эх, Настя...
Гуляли с ней, разговаривали, смеялись, держались за руки, целовались. А ведь
она целовалась впервые, вообще впервые... Я понял, что наклевывается между
нами что-то серьезное,и был морально к этому готов. Во всяком случае, я так
думал. Но однажды, а именно, в последний день курсов, перед самим ЕГЭ, мне
призналась Надежда. Это был удар со спины, признаюсь я тебе. Мало того, что
я не думал, что она ко мне испытывает что-то большее, чем то, что я
испытываю к ней, так она еще об этом вслух сказала. То есть, ты представь, не в
интернете, на письме и намеками, а в жизни, в лоб, напрямую. Ну она потом,
понятное дело, испугалась и убежала. Но я решил это так не оставлять, и уже
тем же вечером мы по переписке выяснили отношения. Я даже ее мягко отшил.
Но, почему-то, не сказал я ей, что у меня есть девушка. А потом случилось
страшное. Через пару недель был ее день рождения, на который я, разумеется,
пошел. Кроме нас с ней были еще трое одногруппников. Развлекались жарким
летним днем в Парке Горького. Всем было хорошо и безудержно весело. Эх...
Не знаю, что творилось тогда со мной. Но я то обнимал ее, то поднимал на
руки, то лежал с ней в порыве веселья чуть ли не в обнимку. А по окончании
праздника как-то невзначай обмолвился о местонахождении своей дачи. И что
ты думаешь? У нее дача была в том же районе, в том же месте, прямо через
реку. Чудовищное совпадение. Но эти совпадения, хрен бы с ними. Через
неделю я пошел, прям как ты этим летом, подавать документы в вузы. И в один
из них пошел с Надеждой. Когда шли к автобусной остановке, возвращаясь
домой, пошел дождь. И что-то угораздило меня подойти к Надежде и обнять ее.
А потом, взяв ее за руку, дойти длинным путем до остановки. Еще через пару
дней состоялся день рождения Насти, который мы с ней провели вдвоем. А
после этого я поехал на дачу. И поехал не один, а с Надеждой. На следующий
день мы пошли с ней гулять по деревне. Снова начался дождь, мы промокли, я
позвал ее к себе домой. Мы высушились, уединились в моей комнате, и там я ее
поцеловал. Только поцеловал, ничего больше. О сексе я и не помышлял.
Поцеловались, пообнимались, потом я проводил ее до дома. А потом мы с ней
вступили в отношения. Что бы я ни делал и о чем бы ни говорил, я всегда
находил и нахожу причинно-следственную связь во всем. Я всему могу
придумать логическое объяснение. Но что произошло тем летом, почему я так
поступил... Это единственное, чему я до сих пор не могу найти объяснения...
Через месяц мне написала Настя и намекнула на расставание. Только причина
была другая. Я ей до этого то ли в шутку, то ли всерьез написал, что взял на
выпускной гандоны. Ну она и сделала через месяц об этом соответствующие
выводы. Но меня это вообще не волновало, потому что я знал, что гандоны —
это полная хрень по сравнению с тем, что было на самом деле. Я изменил
Насте, причем изменил не в постели за невинным удовлетворением
естественных потребностей, а по-настоящему, на внутреннем, духовном уровне.
Вот это я называю настоящей изменой, страшной изменой. Мы с Настей
разошлись, на почве гандонов. Я подождал начала учебы в универе, потом еще
месяц, и только тогда выложил ей на стол все карты, ибо больше не мог и не
хотел это утаивать. Хотя она, каким-то образом, все это и так знала: подходила
не раз к Надежде и спрашивала про меня, уже не помню, что. В общем, все
вышло спокойно, без жертв, без истерик. И, казалось бы, ладно уж, Виталий
Сомитнаков, ты сделал свой выбор, не такой, какого ожидал, но окончательный
и бесповоротный. Но вдруг я начал осознавать, что не люблю Надежду, что как
не питал к ней романтических чувств, так и не питаю. Да, она уже тогда была
мне очень дорога, но я ее не любил. А она любила меня все сильнее и сильнее.
Но она чувствовала, что взаимности-то нет, и начала от этого страдать. А меня...
Меня начали тяготить наши отношения. Я чувствовал, будто я в клетке, будто я
скован обязательствами, которые сам на себя и наложил. Так продолжалось
около полугода. Меня это тяготило все больше, Надежда страдала все сильнее.
Ну и однажды весной эта пороховая бочка лопнула, и мы официально
расстались. Но это был выигрыш только с моей стороны, ведь она любила меня,
всем сердцем любила. Я меньше всего хотел причинять ей боль. И тогда я
придумал идеальную систему взаимоотношений, ту самую, при которой люди
есть друг у друга, но остаются свободными от всех обязательств. Эта система
стоит выше всех общепринятых норм морали нравственности, но она
эффективнее и гуманнее, чем все эти нормы. При ней человек не причиняет
страдания другому человеку и сам не страдает. Во всяком случае, я так думал.
Но, как оказалось, Надежда чувствовала, что я отдаляюсь от нее. Она не
выносила той мысли, что я могу быть с ней, но при этом трахать других девиц.
Но эта мысль крепко засела в ее голове и разрасталась несколько лет, пока не
начала взрываться и не взорвалась окончательно. Итак, что я имею... Я сделал
несчастной Настю, я сделал несчастной Надежду. И обе они не просто хорошие
девушки. Они хорошие люди, люди, которые этой участи заслужили меньше
всего. Именно об этом я и жалею. О том, что сделал их несчастными, когда-то
связав их с собой. И я не хочу, чтобы на очереди был кто-то еще.
- Так это... поэтому... у тебя нет девушки? - с трудом подбирая слова, спросил
Селин.
- Именно так. Я не хочу строить из себя какого-то благородного рыцаря, тем
более, оным не являюсь. Но я на самом деле не хочу, чтобы из-за меня стал
несчастным кто-то еще.
- Так может они будут счастливы. Обе.
- Дай бог. Но чувства вины с меня это не снимет никогда. Это единственное, о
чем я жалею и когда-либо жалел.
- То есть, будь у тебя машина времени, ты бы отшил Надежду?
- Я бы их не встречал. Ни Надежду, ни Настю. И они бы обо мне никогда не
узнали. Пожалуй, только ради этого и стоит изобрести машину времени.
Сомитнаков ненадолго умолк и, сложив кисти рук в замок, опустил глаза. - А
твоя совесть чиста, так что не накручивай себе ничего.