У колодца в воду смотрит солнце

          У КОЛОДЦА В ВОДУ СМОТРИТ СОЛНЦЕ
             (или братская помощь)
                рассказ
   Учили отцы и деды, что позорно и не допустимо не помочь брату...

 Митяня загонял на стоянку трактор. Привычно развернув на гусеницах на одном месте ДТ-75,он ,сдав назад, подъехал к копне соломы, припарковал бульдозер на ночь рядом с домом. Изрядно сегодня устал он,с до самого вечера трамбуя силосную яму на своём железном коне.Рыкнув напоследок так, что кольца дыма пошли из трубы,выключил двигатель и начал выбираться из кабины. И ,только встав на гусеницы трактора,он увидел сидящего на скамейке у загородки дома брата Коляна. Тот был какой-то нахохлившийся,словно недовольный чем-то. "Пьяный,что ли, опять", —подумал Митяня, зная повадки своего брательника.

Подошел к нему, поздравствовался за руку. Увидел на лбу брата шишку в виде рога и красно-синий фингал под глазам.

— Где это ты так упал, Колян? — спросил Митяня, догадываясь и без объяснения откуда у того телесные повреждения.

— Не смейся, это меня питяненские отделали...ни за что. Шёл к себе из магазина домой. Они вышли пьяные,напали на меня...Я с ними не справился,но сказал,что ещё приду...рассчитаться. Помоги. Пойдем им навешаем.
 — Ты же знаешь,я не дерусь.

— Да знаю я,поэтому никогда тебя не просил заступаться,сейчас первый раз за свои двадцать лет прошу. Гады они такие.
— Да ты сам с ними разбирайся. Не могу я...
— Я тебя прошу, как брата. Не трусь. Чо ты всегда, как баба, прячешься.
 — Да ничего я не трушу. Просто руки не поднимаются никого бить...
— Если сейчас не пойдешь со мной, не брат ты мне больше.
    Да-а-а-а, задумался Митяня. Видно, серьезно сегодня был настроен его братишка. Не хотел прощать своих обидчиков. И в этой ситуации, как отказать, не знал тракторист.

— Да ты хоть рядом со мной постой,чтоб сзади на меня не нападали.—продолжал наседать на брата Колян.

Колебался Митяня, не хотелось ему идти драться со здоровыми лбами,отпетым хулиганьем из соседней деревни. Как нож по сердцу ему эти драки. Но как можно было не пойти? Слишком серьезные аргументы приводил подвыпивший брат,совершенно по трезвому отрезая вескими словами ему путь к отказу в помощи.

И такие, и другие приводил доводы Колян, но больше упирал на братские отношения.

— Ладно,— сказал Митяня в конце концов, решившись пойти, — просто постою рядом с братом, думал он,коль уж нельзя отказать, — воды сейчас только зайду в дом попить.

И шли они в другую деревню, не по улице села, а через огороды по тропинке, до речки и там вдоль неё до самого жилья питянинских ребят — был выбран скорый маршрут..
Картофельная ботва, склоненная к тропинке,"выбежашие" на дорогу стеблы и листы тыквы мешали братанам идти.Приходилось то перешагивать,то обходить растения.Шёл впереди Митяня и ему не казалось сложным  не наступать на растения,словно бы знал он каждый выбежавший на дорогу листок, а за ним —  Колян,и без препятствий спотыкаясь и шатаясь на узкой дорожке между картофельными посадками.Чувствовалось: никак он до конца не протрезвеет.А Митяня думал о том,что не сможет  полить сегодня огурцы и помидоры.Да и планировал он нынче вечером спилить ветку ветлы,слишком уж наклоненную над  грядками дынь,затеняющую растения...Вот это было его настоящее увлечение,его стихия:заниматься по хозяйству,огородными растениями,своим трактором.А не как уж не  задираться,чтобы с кем-нибудь помериться дурью..С детства не любил он бои местного значения.Хотя брат его,который на десять лет был моложе,противоположность ему,всегда любил повыпендриваться.В отца пошёл брательник.Николай Варионович(их отец) был боец ещё тот,редко кто в округе в молодые его годы  связывался с ним,чтобы побиться один на один.Да и несколько человек,рассказывали мужики, он, как заправский каратист,со своим неким деревенским стилем мог разогнать по норам ,что неделю те сидели  тихо по домам, пока не остынет горячий боец.Пытался батя учить своего старшего отпрыска  умениям,полученным то ли в армии,то ли ещё при каких жизненных обстоятельствах,но Митяню они совсем  не восхищали,и учиться  искусству мордобоя он не хотел.Ушёл из жизни Николай Варионович рано,утонув по-пьянке в реке...А Митяй рос  здоровым парнем, широкоплечим,кряжистым,кулаки такие— во истину как пудовые гири,точно, если ударит,всё лицо закроет.Но вот ударять кого-либо практически ему и не приходилось.Даже пацаном,когда в других в эту пору играют бойцовские силы так, что им постоянно хочется выяснять отношения, Митяня не лез с кулаками ни к кому.И  даже  получая по роже в непредвиденной ситуации,отходил в сторону,будто бессловесная овечка.То ли он боялся за свою жизнь и здоровье,то ли и вправду не мог ударить человека,но только наверняка из-за этого ушла от него невеста,к школьному его товарищу,такому же забияке,как его брат.И жил теперь Митяня в отцовском доме один.Вел своё хозяйство.А брат был женат, построил себе дом в середине села.Однако, замашки ранней юности бросать не собирался.Никак не успокаивался.Был он на вид не таким здоровым,как его брат.А даже где-то как-то и жидковат.Однако, брал он своё в конфликтах природной ловкостью,а больше— наглостью,когда удавалось противника до драки ещё  вывести из равновесия — своей уверенностью.Но, пожалуй,обратился за помощью к брату он точно в первый раз. Стал сдавать он,должно быть, как боец, и подрастающее поколение, и стареющие драчуны всё чаще хорошо ему отвечали...
    Не так уж и далеко от Митяниного огорода было село Питянино и дом одного из его жителей ,около которого получил Калян то,что
 в тот раз и не заслуживал. Находилось жильё в десяти минутах ходьбы. Зашли два брата с задов, со двора, пришлось им пробираться через ведра и лопаты, через закудахтавших кур, загоготавших гусей, закрякавших уток, к лицевой части дома, где в загородке, под окном сидели за самодельным столиком два мужика. Перед ними стояла трехлитровая банка с неизвестной и, все-таки, всем понятной мутной жидкостью. Банка была только на половину пуста, и потому понималось,что до полной кондиции её хозяева ещё не дошли. Митяня подметил около этого дома свою работу, немного не дозавершённую: остался след работы его бульдозера — в виде такого полуметрового отвала около лежащего рядом с изгородью бревна. На бревне сидела по вечерам молодежь и бульдозерный отвал, хотя и не высокий,прямо кстати здесь оказавшийся, прятал девчат и пацанов от всеобщего обозрения. По весне здесь работал Митяня, разравнивая дорогу, и сейчас он видел, что допустил "огрех". И тогда забыл его сровнять... И теперь было не до него... Пока разглядывал дорогу Митяня, Колян, заметив двух своих обидчиков, сразу крикнул:

— А, вот вы где, сейчас получите закуску!

Зря он это сделал. Митяня ещё надеялся на мирный исход встречи. — Чего? — сказал угрожающе один из друзей-собутыльников, чернявый, по кличке Бавта, а второй, рыжий Васька, по прозвищу Медный, уже пошёл к калитке, чтобы встретить братьев.

Хорошая была погода. Летний теплый вечер заполнял пространства деревенской жизни. Солнце, садящееся за посадку осинника, словно бы опускавшееся за спинами братьев, освещало все прелести места, глубокую природную составляющую окрестности. Оно озаряло ярким красным цветом багровые созревающие вишни в загородке, прикасалось лучами к траве на небольшой полянке рядом с домом,да так, что зеленый ковер в лучах заходящего солнца приобретал дополнительные чарующие оттенки: переливались цвета — зеленый, рыжий, фиолетовый... В общем, очарование. И около копны соломы на полянке ходили куры, в задумчивом своём созерцании почвенных покровов.

— Чо, мало показалось мы дали тебе? — сказал Медный, подходя вплотную к братьям, обращаясь к Коляну. — Ща добавим. Вышел и Бавта, встал рядом с собутыльником, напротив Митяни. Стояли они, эти питянинские, злые и пьяными, со страшными рожами, которые только и бывают у отпетого хулиганья. — Давайте разберемся,мужики, — сказал Митяня, ещё надеясь на примирение. — А этого, телка не лизанного, зачем ты сюда привел? — сказал Бавта, подразумевая беседу с Коляном, но глядя в упор на Митяню. — Я его ещё в седьмом классе учил уму-разуму...

Не стал больше слушать Колян обидные речи враждебной стороны и бросился на рыжего Ваську. Но... получив первый же удар в челюсть

перелетел через бульдозерный отвал и лёг по неволе между бревном и насыпью земли, "вырубленный" своим противником, словно заснув на время. Только вишни шелестели в редких порывах ветра, да склоняли свои ветки к рано прекратившему схватку драчуну.

Митяня, видя всё это, видя, что остался один против двух разъяренных недоброжелателей, вначале опешил. Он же пришёл просто помочь, просто постоять сзади, прикрыть тыл. Стоял он теперь, как одинокий перст во всей вселенной, перед таким враждебным миром... вот незадача. Но, то ли вид лежащего за отвалом никудышного своего братца вызвал неугомонную жалость, то ли обидные речи противника подействовали, но Митяня на глазах у своих врагов вдруг преобразился. Он скривил губы, злоба, неведомая ему до того, вспыхнула в глазах, пришедшая словно из глубин сознания, переданная от всех его живших когда-то предков, с которыми не оборвалась связь... появилась эта злоба в его чувствах... А может быть что-то другое произошло у него на уме и долгое убеждение перед походом к противникам брата каким-то образом подействовало, но так или иначе, произошло что-то в сознании Митяни. А может быть, пришла пора менять что-то в жизни, отношение к ней, о чём уже думал раньше Митяня. И выпал теперь подходящий момент, словно бы встал перед ним выбор: или сейчас или никогда... И... Он нанес удар... и ещё... И ещё удар! И летели питяненские раз за разом в разные стороны. Сверкала черная голова Бавты, как смоль, в зеленой траве в солнечных переливах горячих цветов солнца,когда падал он на землю. И словно не веря в случившееся, соскакивал он снова с четверенек и бросался на Митяню. Но опять оказывался или на траве или, упершись башкой в соломенную твердь, рядом с копной, откуда кудахча и взмахивая крыльями бежали куры, напуганные происходящим. А Митяня взмахивал руками так, что никогда и не думал, что может вытворять такое. Наносил он удары и с большого замаха, и снизу, и тычком, и развернув руку, бил ребром ладони в область уха. Профессиональные боксеры про тот или иной удар сказали бы это — хук,а тот — апперкот, и ещё какие-нибудь вспомнили мудреные названия. Но разве знал о них Митяня, не упражнявшийся целенаправленно в мордобитии?

А его противники никак не могли его достать, опережал он их постоянно, а если доставали, то были они, эти удары, для Митяни, как комариный укус:он не обращал даже внимания.

Последний раз нанес он пресловутый хук Ваське. И тот, перелетев через бульдозерный отвал, оказавшись нос к носу с отдыхающим Коляном, решил, что он получил сегодня достаточно и ему хватит, на четвереньках стал удаляться в сторону угла загородки, чтобы там спрятаться. И только рыжая голова замелькала на фоне свесившихся кустов вишен, созревающих красных гроздей, создавая неповторимые сочетания рыжих волос и природы солнечного вечера.

И Бавта тоже начал подумывать об окончании драки. Он, оказавшись в очередной раз на карачках, спиной к противнику, ещё размышлял о продолжении действа, но получив от Митяни увесистый пинок по самой

толстой "бавте", решил — с какой только возможно скоростью — удалиться вприпрыжку по дороге в освещающих лучах заходящего солнца. И остался один Митяня. Стоял он вспотевший, как при работе на тракторе, струйки пота текли по лицу. Посмотрел он на свои руки, разбитые в кровь. И вдруг услышал сзади голос.

— Здорово ты, Дмитрий Николаевич,отделал этих бугаёв! Митяня обернулся. Сзади стоял, в нескольких шагах, поодаль, человек, уже в возрасте, в старомодных брюках типа галифе и клетчатой, носимой по фасону лет сто назад, рубашке. Ещё не остыв от произошедшего, он вначале как бы и не понял, кто это. Не сразу признал Митяня своего двоюродного дядю. — Дядь Петька, ты чо здесь делаешь?

— Проходил мимо. Да вот засмотрелся, как ты заступаешься за брата. В начале хотел вмешаться, думал забьют они тебя, а потом вижу: н-е-ет! — Да я сам не знаю, как у меня получилось. Ни когда же не дрался. — Природа, Митяня, она —серьезная вещь... Это в тебе от отца, внутри тебя сидит, никуда не исчезает. Я помню, как твой отец помог мне в молодости. Вот если рассказать... Лет сорок назад это было. Решили меня наказать четверо служивых. Один только из морфлота демобилизовался, другой какой-то десантник и ещё двое мордоваротов. Окружили меня у колодца, у того, знаешь, в начале деревни. И тут подошёл Николай. Как дал им лещей... И так мог он бить и так (показывал на руках дядя Петька,как наносил удары Николай). В общем, большой мастак он был в этом деле. Разбежались кто куда десантники и моряки... Да ладно, потом дорасскажу. Забирай своего непутевого братана. Он кажется очухался. Вон, сел уже на бревно... Ладно заходи как-нибудь в гости, а то живем в соседствующих селах, а видимся раз в год по обещанию.
 — Хорошо дядь Петька, зайду, — пошёл дядя Петька своей дорогой, а Митяня заспешил к брату, взял его под руку, сказал, — вставай, пошли.
 — Куда? — стал словно бы вспоминать Колян, — А... где эти?..
— Ушли... — сказал Митяня, — привет тебе передавали.
— Какой привет?
— Большой.
— А..а-а-а...
— Пойдем к колодцу, польешь мне на руки, а то я все кулаки в кровь разбил.
 — Почему — разбил? — всё никак не мог прийти в себя Колян, не мог уяснить произошедшее, потому что пропустил большую часть события, и задавал наивные вопросы.
— Да так, о штакетник зацепил, — продолжал начатым тоном Митяня.
    Подошли они к колодцу. Ведро, прикрепленное цепью к журавлю, уже было наполнено до половины, кто-то до этого оставил его с водой. Повернул ведро Колян, наклонил, да так ,что лучи заходящего солнца заблестели в воде. Стал он поливать на руки брату и казалось вместе с водой лились не могучие кулаки Митяни солнечные лучи.


Рецензии