Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 2-8

                Часть вторая

                Глава восьмая. 14 ноября 1973 года

     Было совсем темно, когда я проснулся от сильной боли. Болел локоть правой руки. Я присел и попытался понять откуда взялась эта боль, но тут меня вдруг развернуло, и я врезался в стену. Хорошо она была обита чем-то мягким, и я лицом вмазался в эту обивку. "Это нас так качает", - догадался я, осознав, что сижу на своей полке в каюте теплохода "Армения". Память быстро восстановила весь вчерашний вечер. Вспомнилось также, что, когда мы вернулись из музсалона, Виктор в буквальном смысле заставил меня поднять боковое ограждение. Вот об эту металлическую трубу я и стукнулся локтем, когда корабль в очередной раз сильно наклонило бурлящее море. "Интересно, - тут же промелькнула мысль, - сверзился бы я с этой верхотуры или нет? Скорей всего я сейчас внизу кровавые сопли глотал бы, - решил я, - так что теперь я в должниках у Виктора ходить буду". 

     Голова не болела, чувствовал я себя вполне прилично, только во рту было противно. "Хорошо, что шторм начался до того, как мы ещё две бутылки оприходовать не принялись", - промелькнула здравая мысль. Её тут же сменила другая – "Надо спуститься, да хотя бы зубы почистить", но тут нас опять качнуло, да достаточно сильно, мне пришлось руками вцепиться за то самое ограждение, которое меня пробудило. "Ничего себе, это уже не качает, а кидает", - ещё одну мысль я успел уловить, до того, как корабль начал ложиться на другой борт.

     Я всё же решился и, закрыв ограждение, начал спускаться вниз. К удивлению рубашку с брюками мне удалось одеть без проблем, а вот за туфлями я по полу поползал прилично. Один ботинок забился под противоположную нижнюю полку, а другой я обнаружил около двери. Туалет был свободен. Я зажег внутри свет и посмотрел на часы. "Ну, вот ровно шесть часов, - констатировал я, - так что встал я, как обычно, и вовсе не шторм меня разбудил", - но тут я сообразил, что локоть продолжает побаливать и мысленно махнул рукой, - "Хотя какая разница, что меня заставило проснуться? Проснулся и хорошо. Сейчас прогуляюсь по палубе, хотя она, наверняка, заперта. Ну, тогда значит пойду покатаюсь на кресле", - согласился я с этой мыслью и взял в свободную руку зубную щётку. Свободную, поскольку другой я просто вцепился в поручень, чтобы меня не приложило о ближайший угол. Чистить зубы в сильную качку - это то ещё занятие, но, как бы то ни было, я с ним справился. Правда, и рубашка и брюки были мокрыми, но это не самое неприятное, что могло произойти. Пока я боролся с зубной щёткой, а потом плескал на лицо холодной водой, я глаза практически не открывал, а вот, когда вытерся, посмотрел на себя в зеркало. Увиденное не обрадовало. Заросшее щетиной перекошенное и сильно помятое лицо, никого не может обрадовать, но бриться, пусть даже безопасной бритвой при такой качке и при этом не порезаться – это надо проявить уже чудеса эквилибристики, на что я явно был не способен. "Ладно, не я один буду в таком виде", - эта мысль успокоила меня, и я аккуратно и тихонько приоткрыл дверь в коридор. Там было светло и абсолютно пусто. "Наверное, все нормальные люди в такую рань ещё спят", - вот с такой редкостной по разумности мыслью я и отправился на разведку.   

     Сам не знаю зачем, но я добрался до двери, ведущей на нижнюю прогулочную открытую палубу, по которой можно было обойти весь корабль, по пути заглядывая в окна люксовых кают, но она, конечно, оказалась запертой. Ругнув себя за упрямство, я поднялся этажом или правильнее сказать палубой выше и отправился в музсалон. Он был девственно чист и пуст, ничего от того, что мы и нам подобные оставили, разбегаясь вечером по каютам, конечно, не было, пол был выметен, столики куда-то убраны, кресла пристёгнуты к перилам, опоясывавшим все стены обширного помещения. В окнах во все стороны виднелось только море. Но оно вовсе не бушевало, как это было пару дней назад, когда пена, срывающаяся с острых гребней волн, мутной пеленой сползала со стекол музсалона. В это утро по поверхности моря катились высокие со следами пены на самом верху огромные валы воды. Корабль был вынужден идти прямо поперёк этих валов, рассекая их и дробя. Но некоторые волны, нарушающие порядок, заведённый хозяином морских глубин по имени Нептун или Посейдон в зависимости от того у чьих берегов мы шли, и пытающиеся вырваться на свободу, били время от времени, но при этом достаточно часто, нам в борт, что и было причиной тех шатаний судна с боку на бок. 

     "Интересно, - подумал я, - сейчас уже полседьмого, в девять по программе у нас должна начаться экскурсия по Алжиру, столице одноименной страны, а берегов не видать. По-видимому, мы опаздываем или правильнее сказать задерживаемся, поскольку причина вполне уважительной оказалась, а это означает, что кое-что из запланированного нам повидать не удастся. Жаль, конечно, если так произойдёт".

    Я долго стоял у окна, сколько сам не знал. На часы я не глядел. Я смотрел, как постепенно меняется море. Огромные валы стали слегка приседать и уже не казались такими большими, беглецы из этих валов, которые так досаждали нам ещё недавно, исчезли. Все волны катились вперед шеренга за шеренгой, как солдаты на параде – ровно и чётко, а главное строго параллельно друг другу. Вдали появилась земля, вот я и смотрел, как она медленно, как бы лениво приближалась к нам. В голове было пусто, ни мыслей, ни чувств, ничего, только желание смотреть и смотреть на эти непрерывно катящиеся волны. Наверное, эта картина околдовала меня. Я оказался настолько захвачен созерцанием моря, что даже не оглянулся, когда скрипнула дверь.

    - Ну, я так и подумал, что ты здесь, - послышался сзади голос Димы, - беги скорей завтракать, а то там ничего не останется. Я уже поел. Виктор с профессором и Натальей – доедают. Надежда с Людмилой недавно пришли, уже за столом сидят. Один Вадим не пошёл, его всё ещё продолжает укачивать. Но ничего, он начинает жирком оплывать, так что ему полезно немного поголодать.

     Я очнулся, вначале просто слушал, особо не вникая в звучащие слова, но, когда он произнёс имя – Надежда, пришёл в себя полностью и быстро почти бегом помчался в ресторан.  Накидал в тарелки первое, что на глаза попалось и начал глазами искать, где сидят наши магаданки. Увидел, они за дальним столиком у окна пристроились. Я к ним подошёл, а они уже почти всё доели и к кофе приступать собрались. Меня увидели, обрадовались. Людмила за кофе пошла, мне тоже пообещала принести, а я с Надеждой остался и вот давай на неё смотреть и ей любоваться, как будто целый век не виделись. Надька терпела, терпела, а затем буркнула:

     - Ешь давай, а то сейчас в порт зайдём и сразу бегом на экскурсию. Наш руководитель сказал, что постараются всё сделать, чтобы она не получилась скомканной. Ну, тут уж многое будет от нашей организованности зависеть. Мне очень хочется, чтобы на экскурсии всё в порядке было и вечером, чтоб мы смогли по-нормальному встретиться.

     Показалась Людмила, и я начал закидывать в себя всё то, что на тарелках лежало. Даже разобрать толком не смог, что я в то утро съел. Быстро смолол всё и к кофе приступил. Девчата пили его с чувством и толком, ну, а я принялся делать это с расстановкой – глоток сделаю, на Надежду со значением посмотрю и опять глоток. Допили, перемигнулись, улыбнулись, в какой уже раз молча одними глазами, да кивками договорились о вечерней встрече и пошли на палубу. Там почти все уже стояли наготове, а корабль ещё только в порт в сопровождении местного лоцмана заходить принялся. Я на часы посмотрел, мы уже опаздывали почти на два часа. Интересно даже стало, как можно, не сокращая экскурсии, выполнить всю программу, если опоздание составит по меньшей мере три часа?   

     Увидел я наших ребят. Они стояли у перил, рядом виднелись остальные члены нашей группы во главе с Надеждой. Групповодша оказалась ближе всех, вот я и смог её подробно рассмотреть. Она в очередной раз сменила платье, интересно, сколько же она их привезла? Теперь на ней было длинное, широкое, прямого покроя, с длинным рукавом, тёмно-серое безо всяких цветочков однотонное платье почти до самой земли. Шея у неё была прикрыта светло-серым платочком, а на голове была тоже серая косынка, завязанная так, что все волосы под ней были скрыты. Очень у неё это стильно получилось. Вот вроде и закрыто всё, а оглянуться на неё всё равно хочется.  У всех остальных женщин на головах тоже косынки надеты. Правильно мы же в мусульманской стране сегодня окажемся. У них с этим строго. Пробрался я к нашим, Вадим с Димой раздвинулись чуть-чуть, и я встал между ними, прижавшись боком к перилам. Теплоход начал лавировать и перед нами открылась панорама города. Внизу у самого берега на небольшом подъёме толпились белоснежные современные жилые дома, наверное, наследие французской колонизации. За ними возвышалась пологая гора. Вот по её склонам вверх стремились старинные здания – это уже был средневековый город, а на самой вершине горы шапкой стояла крепость. Я вспомнил даже её название, оно меня удивило, когда я про Алжир в библиотеке читал – Касба, так по-арабски называется крепость, построенная на возвышении. Я много чего вспомнил, пока на город глядел, и то, что в древности у него было арабское название Эль-Джазаир, что означает, никогда не догадаетесь, - острова. Оказывается, раньше здесь четыре острова было, но они сами по себе, тоже ещё в древние времена, с материком объединились. И даже вспомнил, что его тысячу лет назад основал один из берберских властителей, как его звали, правда, вспомнить не смог, но этот факт в литературе описан, так что найти не трудно. А вот название ещё более древнего римского поселения, на месте которого был построен новый город, я запомнил. Дело в том, что в то время мы думали, как назвать новые препараты, созданные в нашей лаборатории. Я для этого гору справочной медицинской литературы пролистал. Вот мне и запомнилось название древнего поселения - Икозиум, так похожее на наименование какого-нибудь современного лекарственного средства.      

    Я ещё бы вспомнил что-нибудь из того, что читал про Алжир, но меня перебил Дима:

    - Вон, видите небольшой мыс и бухту за ним. В тех белых зданиях, что там стоят и была наша база. Вернее, базу мы пытались создать в Мерс Эль-Кебире, а начальство всё, ну и я тоже, в столице находилось. Я там служил почти с самого образования их республики, начал ещё при Бен Белле, ну а уж потом при Бумедьене ещё несколько лет там прослужил.

     Он замолчал, а потом задумчиво так произнёс:

    - Ну, вот и всё, что я могу вам рассказать. Больше ничего не скажу, так, что даже не пытайтесь расспрашивать.

     Мы совершенно обалдевшие стояли и на него смотрели. Это надо же столько лет провести в чужой стране. "Интересно, - подумал я, - а я смог бы так", - но ничего не решив, бросил это занятие, тем более, что началась швартовка судна и Надежда, наш лидер или лидерша, даже не знаю, как правильнее её обозвать, показала нам пальцем, что пора вниз спускаться. Ну, мы за ней, как овцы за козлом и побрели.
      
     Местные ещё возились с канатами, которыми они Армению к твёрдой земле притянули, а уже вовсю народ на волю спешил. Встали в хвост очереди, благо она не растянулась до самого не могу, и медленно теперь уже мелкими шажками направились к выходу. Там несколько человек стояло и паспорта всем выдавали. Ты подходишь, фамилию называешь и номер группы, тебе его и находят в отдельной коробке. Вот этот поиск паспортов и замедлял процесс высадки. Мне даже любопытно стало, - "Если бы американцы с англичанами так высаживались во время Великой Отечественной, открылся бы Второй фронт, или немцы их всех там друг на друга положили бы?"

     Додумать не успел, наш классный начальник, это я Надежду имел в виду, все паспорта нашей группы себе забрала и следила, чтобы мы друг за другом прямо в автобус бежали. Девять белоснежных автобусов, как на картинке выстроились напротив трапа. Наш найти было проще всего, он же первый.

     Через пару минут все расселись по местам, автобус тронулся, и Надежда пустила по своему ряду целую кипу паспортов. Мы опять самыми шустрыми оказались и сели впереди почти напротив неё, так, что до нас паспорта доползли лишь через несколько минут. 

     Автобус уже из порта выбрался, когда Надежда, посекретничав немного с тем высоким молодым мужчиной, что стоял на улице около дверки автобуса и любезно помогал нашим дамам в него влезть, заговорила:

    - Мне сегодня несказанно повезло. У вас на глазах я превращаюсь в туристку. А гидом поработает вот этот симпатичный и очень общительный товарищ. Зовут его Шамиль ибн Шихабуддин. Всё я замолкаю и становлюсь очень прилежной слушательницей.

    - Но прежде, - она внезапно снова взяла микрофон в руку, - мне надо с вами один важный вопрос согласовать. По программе мы должны здесь принять участие в двух экскурсиях, а между ними вернуться на "Армению" обедать. На обед отведено три часа. Примерно на столько мы и задержались в море. Алжир, это я вам хочу одну полузакрытую информацию сообщить, постепенно изменяет своё отношение к нам, к Советскому Союзу, хотя таким же образом он меняет и своё отношение ко всем другим странам. Он потихоньку начинает закрываться. Что это означает, я сейчас объясню. Свертываются долговременные научные программы. Страну начинают покидать иностранные специалисты. Всё трудней и трудней алжирцы дают визы для пересечения их границ. Их руководство об этом ещё официально не объявило, но это хорошо прослеживается. Нам разрешили зайти в страну, лишь потому, что всё было согласовано очень давно. Недавно мы обратились к ним с просьбой весной в марте-начале апреля ещё два круиза провести по этому же маршруту, но они отказались вести эти переговоры. Это означает лишь одно – мы с вами можем оказаться последними туристами из Советского Союза, побывавшими в Алжире. 

     Она замолчала и ждала пока все переварят то, что она сказала, а затем продолжила:

     - Исходя из этого, руководство круизом решило сделать вам следующее предложение. Ну его обед, давайте мы лучше осмотрим то, что может быть никому не удастся посмотреть. Впрочем, желающие пообедать, если такие найдутся, будут доставлены после первой экскурсии в порт, их накормят, напоят и спать уложат, - улыбнулась она и все тоже улыбнулись, - но вторую экскурсию они пропустят. Остальные посмотрят всё и вернутся на корабль ближе к ужину. Так, что подтянем ремни и с песней вперёд, или будем обедать?

     - К чёрту обед, - женский голос раздался раньше, чем Надежда закончила говорить, и тут же весь автобус словно взорвался. Все пытались перекричать всех.

     Надежда использовала свой административный ресурс в виде микрофона. Ей даже голос не пришлось повышать, она и так всех заглушила:

     - Товарищи, товарищи, не кричите так, оглушили совсем. Давайте чинно и степенно проголосуем и всё. Кто за экскурсию?

     Руки подняли абсолютно все.

    - Ну вот и хорошо, – снова улыбнулась Надежда и я заметил, как блеснули её зубы, - тогда я передаю микрофон Шамилю.

     - Здравствуйте друзья, - по салону разнёсся очень приятный мужской баритон с лёгким таким почти кавказским акцентом. Как меня зовут Надежда сказала – Шамиль, а всё остальное, я имею в виду ибн Шихабуддин, означает лишь, что я сын человека по имени Шихабуддин. Так что пугаться нечего, я же не Омар Юсуф ибн Хоттаб из вашей прекрасной детской книжки.

     Все засмеялись, а мы с Димой, с которым я сидел рядом, переглянулись и согласно кивнули головами, мол, хороший парень попался. А он уже продолжал:

     - Мне тридцать два года, и я совсем недавно вернулся из Москвы, где учился в прекрасном Университете Дружбы Народов. Я прожил в вашей стране почти десять лет. Вначале учил русский язык. Мне говорят, что я его хорошо освоил. А ваше какое мнение?

     Все закричали разные одобрительные слова и захлопали в ладоши. Мы с Димой к ним присоединились:

     - Скажи, пожалуйста, - прошептал мне на ухо Димка, пока в автобусе шум стоял, - такое знание языка уважение вызывает.

     Я ему только головой кивнул, но не понял, заметил он это или нет, поскольку он отвернулся и в окно начал смотреть.

    А Шамиль принялся рассказывать историю страны и её столицы. Как и везде в мире – много крови и женских слёз, почему-то никак не хотят люди жить спокойно, в мире с окружающими, вернее большинство, конечно, очень хочет, но всегда находится меньшинство, которое это большинство заставляет воевать. Ужас, как не совершенен этот прекрасный мир, такая ведь красота вокруг, так нет…

     Я так задумался над этой несправедливостью, что почти ничего не слышал из рассказа Шамиля. Очнулся только, когда меня Дима в бок толкнул:

    - Ты, что спишь что ли? Не слушаешь и не смотришь. Мы сейчас в старый город пойдём, у нас с него пешеходная часть начинается, а ты даже не знаешь, как он называется.

    Я головой тряханул, наваждение, которое меня в плен захватило, пропало и я ответил:

     - Почему не знаю? Касба он называется.

     - Ну ты даёшь, - сказал Дима, - значит только вид делал, что не слушал, а сам всё слышал. Ладно, давай вставай, на волю пойдём. 
   
     Мы вышли из автобуса в числе первых и оказались при самом входе в этот средневековой район города. Дальше автобусу трудно или скорее практически невозможно проехать, поэтому нам пришлось идти пешком.

     Что можно сказать про Касбу. Думал я, что ничем эта старинная часть столицы Алжира не должна отличаться от той же Мальты. Так вроде и вышло, если не принимать во внимание основное, что их резко отличает. К тому же, улочки в Касбе местами ещё уже оказались, и там в некоторых местах точно, высунувшись из окон домов, стоящих напротив друг друга, за руки подержаться можно, да более обшарпанной она была. На некоторых домах штукатурка маленькими островками осталась, всё остальное на земле валялось. Помимо подобного хлама, там местами встречался мусор, содержащий пищевые отходы. Вот оттуда до нас доносился специфический гнилостный запашок. Но это так мелочь какая-то, нюансы. А главное отличие в том состояло, что на Мальте всё ровно, и в старом городе все улочки на одном уровне находились, а вот здесь, они большей частью от подножья горы вверх стремились. Иногда это так круто было, что улица превращалась в лестницу с настоящими каменными ступеньками, так что ни о какой машине или тем более большом пассажирском автобусе там речи даже идти не могло. Ох и налазились мы там. Кто в своё удовольствие, это я таких как мы, молодых значит, имел в виду, а вот тем, кому на пенсию уже пора собираться, тяжеловато пришлось. Но, удивительно это для меня было, никто не ворчал, топал себе, да топал.

     Ещё одно меня, да не только меня поразило. В старом городе многие дома высокими – пяти- или даже шестиэтажными были. Этажи там не как у нас, а по три, а то и четыре с лишним метров высотой были, но все эти дома без лифтов оказались. Ладно в то время, когда их построили, почему же позднее это благо цивилизации не установили? Мы этот вопрос Шамилю адресовали, и он нам всё объяснил. В Алжире часты землетрясения. Может они и не шибко разрушительные, но лифты их могли не выдержать, пообрывались бы и всё.

      Сверху, с полуразрушенной цитадели, такой вид вниз открывался, что стоял бы и стоял, вдаль глядя. А даль такой замечательной была – там море лежало, но не гладью ровной-преровной, а холмиками какими-то, постоянно передвигающимися. Так, как будто там несметная отара овец по полю бродила, на месте постоять не могла, да при этом у всех этих овечек такие светлые шкурки с кудряшками на концах были, что просто красота. Конечно, это волны подниматься принялись, умом я это понимал, но душа моя романтики хотела, вот я волны с космами пены на их гребне мысленно в овечек и превратил.

     Несколько мечетей нам на пути встретились, две оказались старинными и очень знаменитыми. Одну французы, как Алжир захватили, в католический собор превратили. Алжирцы, свободу получив, её быстренько вновь мечетью сделали. Такие вот выкрутасы иногда получаются. Все наши в эти мечети заходили, а я в сторонке стоял, курил. Я в свои церкви не заглядываю, неужто в чужие ходить буду.

     Очень красивыми некоторые дома там были, настоящие дворцы. Надо же, а построены давным-давно.

     Ещё мне очень понравилась бронзовая статуя Девы Марии, установленная так, что её видно даже с моря.  Построенный чуть позднее рядом красивый и очень монументальный католический собор, получивший название Нотр-Дам-де-Африк, то есть Собор Африканской Богоматери, является одной из достопримечательностей Алжира. Мне показалось любопытным, что в него приходят молиться и местные мусульмане. Вернее, не в сам собор, а к статуе Девы Марии. Дело в том, что они её почитают как Лолу Мариан, мать пророка Исы. Мне показалось это любопытным, вот я и решил этой информацией дома поделиться.

     Шамиль сказал нам, что этот собор зеркальная копия Собора Нотр-Дам, находящегося в Марселе. Я постарался запомнить вид Алжирского собора, чтобы сравнить с тем, который мы может увидим в Марселе. При этом отличие между этими двумя храмами, по словам Шамиля, имеется и оно весьма существенно. Я его даже сфотографировал. В Алжире при входе в Собор всех встречает надпись "Африканская Богоматерь, молись за нас и за мусульман". Возможно именно по этой причине арабы и не тронули Собор после изгнания французов.

     Несколько часов мы там были. Устали сильно. Вниз спускались другим путём, уже по другим улицам, которые нас привели к великолепному парку, типа дендрария. Там рядом со входом полянка небольшая нашлась с целым рядом скамеек. Наверное, не мы одни вниз спускаемся, как говорится без задних ног. Вот скамейки там и поставили. То удовольствие, которое мы все получили, когда натруженные ноги нам удалось вперёд вытянуть, трудно с чем-нибудь сравнить. 

     Шамиль, как будто он и не устал вовсе, напротив встал и свою лекцию, или рассказ, если вам это слово больше нравится, продолжил. Вначале он долго рассказывал нам об этом парке. Оказывается, в Алжире, это я уже страну имею в виду, больших парков много, но этот отличается ото всех разнообразием своего растительного мира. Ну, об этом тоже можно где-нибудь почитать, поэтому я не буду перечислять сколько видов растений там имеется и каких именно. 

     А вот о чём я упомянуть хочу, так это уже о следующем рассказе Шамиля. Мы из ворот парка вышли, а там наш автобус стоял, оказывается, пока мы по застроенной горе ползали, он её объехал и там нас на стоянке ждал. Вот уж, что мы с большим удовольствием сделали, так это забрались в него. Вышли мы из него неподалёку от некой стелы. Вроде не очень и примечательной, но Шамиль предложил нам на неё не через окно автобуса, а вживую взглянуть. Вылезли не все, некоторые как сели, так и продолжали сидеть. Видать устали сильно. Но это их дело, а мы вышли и на стелу с недоумением глядели. Там табличка была прибита, но она потускнела вся, видно плохо, поэтому все стояли и ждали, когда нам какую-нибудь историю дух захватывающую поведают. И знаете, дождались. История действительно весьма любопытной оказалась. Честно говоря, меня она поразила. До того мне не приходилось подобное слышать. Оказывается, когда Мигель Сервантес ещё не был великим, а был молодым юношей, и возвращался на корабле вместе со своим братом по морю домой, они были захвачены средиземноморскими пиратами и пять лет провели в неволе в ожидании выкупа в тогдашнем Эль-Джазаире. Вот рядом со стелой и находилась так называемая пещера Сервантеса. Никто точно не знает, действительно там ли скрывался Мигель с ещё пятнадцатью христианами, когда они сделали попытку сбежать из рабства. Когда-то давно ещё в XIX веке, во времена французского владения этой территорией, там установили памятник великому писателю с памятной доской. Памятник исчез, от доски остался лишь небольшой фрагмент. Позднее там появилась стела с указанием, что у её подножья имеется грот, где и скрывался Сервантес. Никакой охраны рядом не было, заборы отсутствовали, то это место или нет – большой вопрос. Пещера, куда мы заглянули, очень захламлённой оказалась, да и по размеру совсем небольшой. Могли ли там поместиться пятнадцать человек и жить в течение нескольких дней, пока их там не обнаружили и не вернули в заточение, я сильно засомневался. Хотя для людей, стремящихся к свободе, ничего невозможного нет. Позднее за Сервантесов всё же заплатили выкуп, они вернулись на родину, и весь мир теперь восхищается похождениями придуманных им Дон Кихота и его верного оруженосца Санчо Пансы.    
    
     Мне сейчас трудно вспомнить в каком порядке мы всё это видели, поэтому я вам просто перечислю те действительно любопытные достопримечательности, находящиеся в самом Алжире или в ближайших его окрестностях, запавшие в мою память. И прежде всего огромный шатёр, выложенный из камней и издали немного напоминающий египетские пирамиды. Возможно раньше он больше на них походил, но сложен он был не их таких громадных плит, как пирамиды, а из более мелких, скорее напоминающих современные кирпичи, правда очень большего размера. Время, а ещё в большей степени люди, его не пощадили и строгие контуры, если они, разумеется, были, оплыли, и шатёр стал больше напоминать знакомые нам курганы.

     То, что это чьё-то захоронение ни у кого сомнений не вызывало. А вот чье – вопрос. Версий много. Одна из основных, что там покоится Клеопатра Селена – дочь Клеопатры и Марка Антония, по другой - там похоронена обесчещенная вестготским королем дочь одного из властителей Сеуты, что якобы явилось причиной нападение мавров на Пиренейский полуостров. Есть и ещё версия, что там погребены все мавретанские короли. Многочисленные раскопки, как нам объяснил Шамиль, ничего доказать не смогли. 
 
     Мы объехали ещё много мест, я их перечислять не буду. Экскурсия всем очень понравилась, но время, отведённое на неё, истекло, все шесть запланированных часов мы провели в городе. Нам оставалось только отправиться в порт, где нас ждала наша "Армения" и ужин.

     Мы от всей души или сердца, кто от чего, но, в общем, вполне искренне, поблагодарили Шамиля. Этот явный искуситель женских прелестей прошёлся по автобусу. Мужчинам он пожал руки, а всем женщинам он нежно, как утверждает Наталья, их облобызал.

    Когда мы поднялись на палубу, то увидели Шамиля, стоящего в стороне ото всех. Заметив наши машущие руки, он послал нам воздушный поцелуй.

     - Это мне, - заявила нам Наталья, - я знаю, я ему понравилась. Он с таким значением целовал мне руку, заглядывая прямо в самое сердце. Может мне надо было остаться и вместе с ним стоить свою дальнейшую жизнь? – спросила и посмотрела с ухмылкой на Вадима.

     Тот вначале только плечами пожал, а потом немного погодя заявил:

     - Ты, что здесь стоишь-то, думаешь я за тебя уцеплюсь и удерживать тебя примусь. Так этого не будет. Беги скорее, вдруг он ещё ждёт тебя.

     Пороху подсыпал Виктор:

    - Интересно, сколько детишек заделал он нашим дурочкам за десять лет, что прожил в Москве?

     Наталья с возмущением посмотрела на него, а затем задумчиво так произнесла:

     - Вначале вниз придётся бежать, а потом окажется, что он живёт на той горе, по которой мы сегодня полдня ползали. Нет, я лучше здесь останусь, - затем на Вадима уставилась и пальцем перед его лицом водить принялась, - не рассчитывай, я не из-за тебя остаться решила, этого ты не дождёшься.

     - И не собираюсь дожидаться, ты что думаешь мне это нужно? Меня дома такая же мартышка, как ты, дожидается, слёзы горючие льёт.

     Наталья посмотрела на него как-то странно, повернулась, ни слова не говоря, и пошла к трапу.

     - Любишь ты Вадька играть в подобные игры, знаешь ведь, что они зачастую слезами заканчиваются, так нет, тебя так и тянет на подвиги. Вот и Наталью ты до слёз довёл. Иди, утешай теперь.

     - Надоели они мне все, - явно разозлился Вадим, - вначале начинают за верёвочки дёргать, считая, что я марионетка, а когда им по носу легонько шлёпнешь – обижаются и к тебе бегут: ;Виктор он меня обидел, защити;. Вот и иди, защити её, если она такая любительница тиграм усы подпаливать, а меня уволь.

    Сказал и тоже в сторону трапа пошёл.

     Мы с Виктором остались на верхней палубе вдвоём. Стояли молча, глядя на город. Я представил себе, что когда-то в глубокой древности он попытался убежать от разбушевавшегося моря через гору, но застыл на века на месте по взмаху волшебной палочки какого-то могущественного джина. 

    К нам поднялся Дима:

    - Слушайте, я сегодня, как какой-то курьер вас по очереди разыскиваю. Вадим с Виталием Петровичем уже в ресторан пошли. Он мне сказал, что вы здесь прохлаждаетесь. А здесь что радио не работает? Значит, вы объявление не слышали? Пошли есть, очень кушать хочется.

     Есть действительно хотелось, и мы пошли ужинать.
 
     А потом, когда "Армения" уже оторвалась от берега и даже тоненькая его полоска исчезла за горизонтом, и вокруг, куда ни брось свой взгляд, было видно одно только море, нежно покачивавшее корабль, словно мать своё дитятко, дремлющее в люльке, мы отрывались в музсалоне. Все обиды действительные или надуманные были отброшены далеко в море, жизнь снова была прекрасна и нам надо было наверстать всё то, что в течение двух вечеров отбирала у нас коварная морская пучина. Не раз и не два музыкантов вынуждали играть ту песню, которую мы с Надеждой посчитали своей. Но, по-видимому, не мы одни были ей очарованы. Вот и звучали посерёдке Средиземного моря щемящие наши сердца слова:

    Ты помнишь, плыли в вышине
     И вдруг погасли две звезды,
     Но лишь теперь понятно мне,
     Что это были я и ты…,

а сурдина коварного тромбона своим хрипловатым, таинственным голосом только и знала, что подбрасывала полешки в топку любви, сжигающей, как мне тогда казалось, и Надежду, и меня.

     Продолжение следует