Болезненное вхождение

       Вхождение  его в этот мир было, как у всех, болезненно-торжествующим,  когда своим  криком он  огласил вселенную, ограничивающуюся на  тот момент белыми стенами родильной палаты,  и  тут же состоявшееся  торжество перешло в печаль, печаль понимания, что его ждёт.  И  он заплакал. Заплакал так, как умел плакать только что родившийся ребёнок, своим плачем заставивший в тот момент поверить всех, что живой, не умер, что всё удачно закончилось, его непростое вхождение в этот мир.


       Да, возможно у кого-то и закончилось,  чем порадовал родителей, с нетерпением ожидавших его появления на этот свет, уже даже придумавших ему то имя, с которым он пойдёт по жизни, заранее зная, что родится мальчик, и потому нарекли его ещё в уме  Владленом, вложив в это буквосочетание всю свою ещё не реализованную любовь, когда им показалось, что, что-то в этом имени есть  светлое,  такое жизнеутверждающее, показалось в тот момент, когда они на пробу произносили имя своего ещё не родившегося сына, которое скатывалось с их губ, складываясь   из букв в одно слово  —   Владлен.


        Да, для кого-то удачно всё закончилось, они так посчитали, впервые услышав плач своего сына. Они не знали от чего он так горько,  и больше,  печально плачет, им казалось, что все младенцы и маленькие дети должны   плакать, настораживали  только нотки печали в этом детском  плаче, которому не суждено было перейти в рыдания взрослого человека,  ведь он,  только появившись в этом мире, уже знал, что его здесь ждёт  — то самое каждодневное болезненное вхождение в наступивший новый день, потом месяц и год,  и  так изо дня в день, каждый месяц  и  каждый   год,  каждый день подряд, когда    названный Владленом младенец,  и подросший юноша,  и мужчина    входил в наступивший  день, каждый раз не желая покидать  предыдущий, оттягивая каждый вечер и  ночь предыдущего дня свой уход из него  —  в тот момент,  когда ложился в кровать и даже желая спать, он   сразу не отдавался во власть предстоящих  сновидений, сладострастно оттягивая эту минуту и  долго прощаясь с тем, что никогда уже не наступит, оставшись в прошлом  закончившимся и пройденным днём, в котором, уже  даже не важно,  ему было плохо или хорошо, но он был сам в нём и с ним, прожил с ним, с этим  днём,  маленькую микро жизнь, свою жизнь, соединив её с чьей-то ещё,  и это была настоящая полноценная  жизнь, в которой могла быть одна только  радость, а могла быть и одна лишь  печаль,  или и то, и другое вместе, когда к вечеру или даже ближе к  ночи на душе оставался какой-то смешанный осадок горя и радости, будто на дне бокала осели пары алкогольного коктейля, который выпивая и даже смакуя его вкус, не понимал, что именно намешано   было в одном напитке, и ты выпивал его, даже получая какое-то удовольствие, смешанное с чувством непонимания от чего ты испытываешь его, но,  не задумываясь больше над такими мелочами, ты  ставил на стол опустошённый тобою бокал, не думая больше ни о чем.

        Так и Владлен, прожив свою  очередную микро жизнь в горе  и радости, всё  же не хотел с ней расставаться, это была целая жизнь,  хоть и совсем маленькая, но которая могла быть очень значительной, то что неповторимой,  это точно, и он продолжал смаковать тот осадок, чувствуя,   как он постепенно исчезает, испаряется  в процессе его засыпания, словно он медленно сухим языком слизывал его с губ, отчего те на мгновение становились влажными с тем привкусом осадка, который потом исчезал полностью, что означало, что Владлен окончательно  погрузился в сон, оставив привкус той жизни в прошлом.

       А впереди его снова ждало новое вхождение в новый день, наступающий на пятки ушедшему, ускользнувшему из его  рук, уйдя  из под власти Владлена, который им худо бедно, но управлял или управлялся с ним.   А  этот новый, который уже ждал его на пороге его просыпания и нового в него вхождения,  был  полностью неизвестен. В нем не известно было всё, как встреченный им по дороге домой или на работу какой- нибудь прохожий, которого он не знал даже в лицо, там неизвестен был даже он сам  себе, не известно было  то,  как он поведёт себя в тех обстоятельствах наступающего нового дня, как и неизвестно было всё остальное.
      
      И потому тот день, что закончился, оставшись навсегда в прошлом, тот сон, плохой или хороший,  последовавший за прошедшим днём, настойчиво  тащил  его назад, туда,  куда не было входа, только выход и вход в  то самое вхождение в новый ожидающий его день, наполненный почти одной  неизвестностью.

       Поэтому, когда Владлен просыпался, понимая всю произошедшую неизбежность, его организм, а значит и он сам,  начинал сопротивляться тому неизвестному, что ждало его.

       Но ведь   давно уже  стало понятно,  что именно  неизвестность, как и что-то ещё непонятное,    и  пугает многих  своей неопределённостью.   И  Владлен не был исключением.
   
    От  страха его тело покрывалось мелкими каплями липкого пота, что следом  вызывало общую слабость и  лёгкий тремор, сопровождающийся бегающими мурашками по  ногам и рукам,  и подлым свербением где-то внизу живота  —   он понимал, что это снова тот путь его первого вхождения в этот мир, вся болезненность  которого так запомнилась ему, отпечатавшись навсегда в памяти, что каждый раз, вновь  и вновь входя в новый день, который будет означать следом  новый месяц и новый  год, его жизнь, ту, в которую он когда-то вошёл,  он испытывал всё то, что испытал при своём рождении, тот страх неизвестности,  почти первородный страх, который  оказался  сильнее его самого, его здравого смысла, каждый раз обманывая его тем, что неизвестность предстоящего  всё  же присутствовала всегда и с этим ничего нельзя было поделать, как и тот его первородный страх, с которым  не сумел совладать тот,  кого назвали Владленом, думая что в этом имени есть, что- то светлое, но не зная того,  что вся  тьма жизни, поглотившая родившегося, та  печаль и горечь, которая  звучала в его детском плаче, не став позже рыданием, и спасла его от многих неожиданных невзгод, но не спасла от каждодневного тяжёлого вхождения в эту жизнь, каждый раз ознаменовывающегося наступившим  новым днём.

22.08.2021

Марина Леванте