Столпник и летучие мыши 3

Они оказались в узком, тёмном, холодном ущелье. Обрывы с обеих сторон вздымались так высоко, что было непонятно, где их конец. Только голубая нить неба над головой давала Семёну основание предполагать, что глубина горной трещины имеет предел. Удивляясь и ужасаясь он подумал, что не ошибся: «Преисподняя. Как есть преисподняя.» Казалось, ещё недавно здесь происходило грандиозное трагическое событие. Толпящиеся в скорби большие и малые грешники были взболтаны, как крупа в кипятке, и процежены через сито. Отверстия в камне, имеющие размеры пределов греха, пропустили сквозь себя и далее, к небесам, мелких неправедников. Крупный же конгломерат застрял, да так и остался торчать в стенах коридора. Семён, будучи молодцем не из робкого десятка, шарахался от окаменелых локтей, коленей, затылков, челюстей, ключиц, торчащих из скальной породы и истово крестился.

Девичьи палаты оказались более чем скромными. Лили не обманула. Она вела группу сквозь круглые отверстия из одной пещеры в другую, из другой в третью, и так далее. Каменные стены сплошь в рытвинах и зазубринах уходили в высь, сливаясь в купола, снабжённые двумя, тремя или одной отдушиной. Через отверстия проникали свет, солнечное тепло и птицы, оживляя, насколько это возможно, мрак. Семён задумался, впервые сетуя на свою дремучесть: «Неужто горы, на которых я отшельничал почти четыре месяца, были полыми внутри? Воистину, чудны дела Твои, Господи… Ничего-то в жизни дальше деревни я не видел и ничего-то я не знаю.»

Четвёрка двигалась в полном молчании. Слышен был только далёкий птичий гам и шорох камней под ногами идущих. Послушник представлял, что скоро они преодолеют внутренность горы, и перед ними явится дворец, либо терем. Ну, на худой конец, широкий господский двор. Но Лили, вдруг остановилась посредине просторной пещеры, точно ей надоело бродить без цели. Симеон огляделся и не увидел ничего примечательного. Всё те же голая каменная внутренность, испещрённая нишами, лунками, козырьками и вертикальными бороздами. Инок ощущал себя внутри гигантского яйца, поставленного на «попку», которое сверху было проклюнуто заботливыми родителями, ожидающими появления на свет птенца. С небесной выси, точно глаза Бога, смотрели две голубые продолговатые лунки.
 
Старшая оглядела просторную «залу» и сказала: «Пришли. Располагайтесь как вам будет угодно.» Она нагнулась и коснулась кольцом пола. Тут же каменная плита, разделившись на четыре части, поехала в разные стороны прямо под ногами послушника, и тот, как перепуганный кот, наткнувшийся на змею, с воплем отпрыгнул прочь. Таращась на могильную яму в полу, Семён наблюдал, как из прорвы восстаёт невиданных размеров великолепный, овальный, чёрного мрамора стол и под стать ему стулья с высокими гранёными спинками. Когда «явление стола народу» свершилось, Лили знакомым жестом пригласила всех за стол. Мими быстро прыгнула на стул с одного боку. Фру неторопливо уселась с другого, аккуратно расправив подол. Гость стоял в нерешительности.

– Что ж Вы, Семён Филиппович не присаживаетесь? Прошу Вас отобедать с нами.
Хозяйка указала белой ладонью на место во главе стола, а с противоположного его края, напротив, разместилась сама. Присев на краешек стула, столпник подумал: «Никто и никогда ещё на Вы и по имени отчеству меня не величал. Что бы это значило?» Но спрашивать не стал, постеснялся. Вздохнул украдкой, засомневался, что пиршество состоится. Подумал: «Хорош обед, ничего не скажешь. На столе ни корки хлеба.» Тут воображение его разыгралось, он начал размышлять о том, сколь много разных блюд могло поместиться на такой большой столешнице. В голове его, как в недавних снах поплыли: прозрачное заливное, щи с клёцками, карпы в сметане, блины на масле с зернистой икрой, вареники с вишней, сбитень, молочный кисель и, конечно, монастырский квас с пенкой по краю ковша.
 
Минуты две все сидели молча. Сёстры, сложив на коленях руки и выпрямив спины неотрывно смотрели на послушника. Тот, глотая голодные слюни, ощупывал взглядом пол, любопытствовал, как неподъёмная громадина могла выйти на поверхность. Лили и Мими смотрели на гостя с насмешливыми улыбками. Фру, хмурясь, поглядывала на сестёр укоризненно. Потом демонстративно поднялась и, надув губки, легонько ткнула перстнем в центр стола. И снова Семён был ошарашен тем же фокусом. Прямо перед его глазами обозначились и раздвинулись створки. Тут же на поверхность одно за другим выплыли и заполнили столешницу блюда, о которых он только что мечтал и которые милы сердцу каждого крестьянина. В этот раз столпник не постеснялся, полез под стол изучать механику. Услышал приглушённый смех девиц, и в тот же миг аромат кушаний вытащил его из-под стола за воротник.

Помолившись, Семён принялся уминать яства так одухотворённо, что сестры, глядя на него не смогли удержаться от возгласов восхищения. Скучившись, они заговорщицки шептались.
– Крепкий мужик.
– Богатырь.
– То, что надо.
– Воин.
Семён молотил желваками и похвальбы не слышал. Насытившись, он от всего сердца возблагодарил девушек за отличный обед и за оказанную ему честь стать их гостем. Сёстры, улыбаясь, кивали головами. Сами-то они не ели, только делали вид. Мими тронула перстнем стол, и недоеденные кушанья в обратном порядке отправились в разверстый мрамор. Фру достала из рукава ажурный платочек и принялась его нервно теребить. Старшая неспешно поднялась и, по-королевски возвысившись над столом, обратилась к столпнику. Она говорила неспешно, твёрдо, делая в нужных местах ударения: «Многоуважаемый Семён Филиппович! Мы, – на этом слове она развела руки в разные стороны, указывая на сестёр, сидящих по обе стороны стола и глядящих на Семёна неотрывно, – постоянные представители Межгалактической Общественной Организации на планете Земля, изучив обстоятельства, сложившиеся на данный момент времени на планете вообще и в подведомственном Вам Разумихине в частности, приняли решение ввести Вас в курс дела.»

Размякший после обеда Сёмка хлопал соловыми глазами, ничего не соображая. Вся кровь (казалось, что и мозги) в сей момент пребывали в области желудка. «Вздремнуть бы», – подумал он и, откинувшись на спинку прохладного стула разбросал под столом варёные ноги. Лили продолжила:
– Проведя анализ ситуации, мы пришли к единодушному мнению, что Ваша кандидатура оптимально подходит для участия в операции по ликвидации змея.
Последнее слово шилом воткнулось в расслабленный Сёмкин зад. Парня подбросило на мраморном седалище, как на ретивом коне. Вскочил, в груди занялся огонь, кровь вскипела. Какое уж тут пищеварение.
– Что вам известно про змия?! Где его логово?!
– Спокойнее… Присядьте и выслушайте. Не вдаваясь преждевременно в подробности, начну с самого главного.

Симеон присел на краешек стула, и жилы в нём натянулись, как бечева. Сглотнул, наклонил лохматую голову, упершись взглядом в стол, бросил на мрамор кулаки и напряг слух. Лили завела руки за спину, замаячила, мягко печатая шаг. Теперь слова ложились в голове парня чётко и разборчиво, точно золотые монеты на прилавок.
– Как показала разведка, змей – это, на самом деле, змея. В данный момент тысячелетнего отрезка времени самооплодотворяющаяся особь семейства драконьих поменяла пол и готовится стать матерью. Период вынашивания плода составляет двадцать один день. Сегодня произошло оплодотворение яиц, и если к окончанию внутриутробного развития змеёнышей матку не уничтожить, то…

Лили прекратила шагать и развернулась лицом к Семёну так резко, что коса, лежащая на груди, со свистом улетела за спину. Взгляды их схлестнулись. Потом она медленно протянула руки вперёд, упёрлась ими в стол, выгнула дугой спину и вытянула шею, от чего стала походить на кошку, готовую к броску на врага.
– То что? – пробормотал столпник.  Он слушал речь Лили ещё внимательней, чем воскресную проповедь и старался не пропустить ни единого слова.
– То всё… Русь постигнет воцарение династии Нагов со всеми вытекающими последствиями. Коллапс экономики. Гибель родонаселения русичей. Разорение земли русской. Поэтому…

Пока Лили говорила, она истово припадала и припадала к столу, сгибая и разгибая руки в локтях. «Совсем как молитвенница», – подумал послушник и прогнал негодящую мыслишку вон. Когда девушка смолкла, он уже догадывался, к чему идёт дело. Над его темечком, как туча, нависла большая пауза. Симеон инстинктивно заёрзал, завертел головой, как бывало на столпе, когда ливень только-только начинался, и первые капли мокро щёлкали по носу и щекам. Понимая, что от ненастья никуда не деться, он стойко дожидался неминуемого полного погружения в злобно-холодный водяной шквал. Но тело уже самопроизвольно содрогалось, хотя ещё ничего не происходило.
– Не-не-не! Я – никто. Непутёвый послушник по прозвищу Неправедный. Можете у игумена Порфирия спросить. Уж он-то всю правду про меня скажет…
Между Лили и Семёном возник провал глубокого молчания. Сёстры ждали, когда парень выпустит пар. Тот разжал кулаки, растопырил пальцы и затряс ими над столом так, точно они только что угодили в кипяток. Голова, грудь, весь торс заколебался, рукава праздничной рубахи затрепыхались, что девичьи платки в хороводе. Возопил:
– Не могу я! Не умею подковы гнуть! Нету у меня ни меча кладенца, ни коня буланого!

Сёстры продолжали хранить молчание. Послушник перестал трясти руками, сложил их на груди крестом и спрятал пальцы в подмышках. Он набычился, взбугрил переносицу и, кривя душой, ловко ввернул слова Порфирия, которые ещё вчера приводили его в бешенство:
– Разве хватит мочи простому мужику по своему хотению, да по собственному изволению змия завалить?..
Симеон высвободил правую руку, поставил палец торчком, задрал бороду и безапелляционно заявил:
– Это по силам только Отцу Небесному.
 Мими вскочила, топнула ногой
– Экий Вы, Симеон Филиппович бол…

Старшая шлёпнула ладонью по столу, заглушая последнее слово. Метнула из-под бровей в сестру камень раздражения. Младшая скомкала и отшвырнула от себя платок, нахмурилась. Мими притихла и, как послушная ученица, села на место. Морща нос, она ехидно закончила фразу:
– бо-о-ольшо-о-ой Вы человек! Одним словом – сто-о-олпник.
Фру, молчавшая до сей поры, вдруг выкатила тёплое, как летнее яблочко, слово, обращаясь к Лили:
– Почитаем?

Та кивнула. Девушка вспорхнула, подлетела к стене, приложила к ней тыльную сторону ладони. И опять поверхность раздвинулась, образовалось квадратное отверстие. Выдвинулась шухляда с пухлым кованым сундучком внутри. Семён подошёл помочь, рукава столпника и девы соприкоснулись, взгляды тоже.
 
Тяжеловесная поклажа была размещена в центре стола. В сундуке оказалась Библия. Об этом послушник догадался по оттиску креста на кожаной сторонке. Но как же она отличалась от своей Острожской сестры! Размеры её были велики, а вид многозначителен. Тусклые металлические углы и жуковины не были чищены, как минимум, сто лет. По краям фолианта, за многие годы приобретшего цвет святых мощей, угадывались костяные накладки с мутным слоем на поверхности то ли пыли, то ли чада инквизиторских костров. По трём сторонам размещались тёмно-бардовые продолговатые камни, подёрнутые вековой поволокой. Четвёртый выпал, и пустая лунка показывала зубы, напоминая оскаленный рот грешника, провалившегося в ад. 
Медные ремни перетянули Писание поперёк, впившись в кожу. Библия была сдавлена оковами прочней, чем каторжник, влачащий свою позорную жизнь в чахоточных рудниках Нерчинска.  От её переплёта и палевых страниц, пропитанных жиром и кровью животных, веяло тленом. Монахи-чернокнижники, корпящие над нею дни и ночи, мечтали продать душу дьяволу за право обладания тайным смыслом, лежащим между строк. В ней, как величайший алмаз под надёжными замками, лежало Слово Божие, упрятанное жадными до власти священниками. Никто из простых прихожан не смел читать Книгу.

Снова в ход пошёл яхонтовый перстень, замки щёлкнули и Слово распахнулось. Пергаментные листы вдруг приподнялись и стали самопроизвольно переворачиваться сначала медленно и тяжеловесно, а потом всё быстрее и быстрее, поднимая ветер и пропадая из виду так же, как исчезают спицы в колесах, если телега катится с горы. Внезапно движение страниц прекратилось, и мякоть Книги распалась на две части, причём левая её доля оказалась значительно толще правой. Все склонились над фолиантом, точно боясь прозевать появления самого Духа Святого из её глубины, оттуда, где сгиб.

Лили осторожно тронула остриём ногтя страницу и, склонив по-птичьи голову на бок, ощупала Семёна оценочным взглядом, как бы прикидывая на глазок его умственные способности. Она сказала: «Читайте вслух». Молодец промямлил: «Не хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва… Соборное послание святого апостола Иакова. Глава двадцатая, стих два.» Сёстры наблюдали за реакцией парня. Брови у того полезли высоко вверх, потянули за собой кожу век, глаза округлились и застыли, челюсть упала. На минуту наступила полная тишина, нарушаемая лишь далёким птичьим граем. Первой оцепенение прервала Мими. Она вскочила со стула, пренебрегая правилами этикета, положенными девушкам из приличных домов.
–Мерт-ва! Мертва без дел вера-то, – повторила она дважды. Девушка широко в стороны раскинула руки и слегка присела, точно собралась танцевать «верёвочку». Под платьем обозначились растопыренные коленки. Этот жест, понятный каждому простолюдину, обозначающий «пшик», предельно ясно донёс до Симеона смысл сказанного. Пшик – это ничего, пустота, напрасный труд.
– Включайте мыслительный процесс.
– Чего?
– Думайте.
– Это, стало быть, я зря три с лишком месяца молился, аскезу держал?

Симеон почувствовал, как его ужалила обида. Но так как от неё он лишь крепчал, то, неожиданно для сестёр воскликнул: «Как так?!» – и треснул в сердцах кулаком по мрамору стола. Послышался шлепок, точно счастливая мамочка любовно шлёпнула розовые ягодицы младенчика. Фру ахнула. Мими хихикнула. Лили мягко молвила:
– Не напрасно, Семён Филиппович, не напрасно. Но молитв недостаточно. Абсолют ждёт от Вас действий.
– Чего?
– Бог ясно сказал через Слово, что молитвы не работают без конкретных дел.
– А что же делать?
– Проявлять активность.
Мими, расхаживая вдоль стола, хлестнула словами, как барчуковыми перчатками, по щеке Семёна:
– Разве у Вас нет глаз? Вроде бы и голова на месте. Видели написанное в Слове? Вы что, Библии не доверяете?

Симеон почесал затылок так рьяно, что лохмы, отросшие до плеч, вздыбились и нависли над глазами. Он вспыхнул, набычился, зыркнул на Мими из зарослей волос:
– Доверяю! Только раньше я этого стиха не видел.
Голос Лили как нельзя вовремя плеснул в разговор успокоительную струйку, погасившую опасную искру. Мягко, как и положено старшей сестре, она сказала:
– Что ж, так бывает. Иногда человек не видит того, что находится у него перед глазами.

Обхватив себя руками, Симеон поглядывал на сестёр недоверчиво. Всё происходящее с ним выглядело совершенно неправдоподобно. Он подумал, что спит в каменной ложбинке на столпе и возблагодарил Господа за чудесный сон. Ему хотелось запомнить все детали видения, чтобы потом было о чём вспоминать: и эти мрачные пещеры, и этих чудесных девушек, и эту невиданную Книгу.

А Книга жила собственной жизнью. Листы снова взвихрились и опали, и вновь Лили коснулась пальцем текста. Симеон, сидевший, как обречённый, вдруг ожил, прилип глазами к фолианту, налегая грудью на стол, прочёл уже не шёпотом, а в полный голос.
– Потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению. К филиппийцам глава вторая, стих тринадцатый.
Лили подошла со спины парня и положила тонкую руку на мужское плечо. Бугры на спине и руках невольно заходили в знак протеста ходуном, освобождаясь от мягкой женской силы.
– Семён Филиппович, признайтесь, как на духу. Вы хотите нага уничтожить?
– Да куда мне? Не богатырь, не сдюжу. Да и кладенца у меня нету. Ни меча, ни коня буланого. Да и не могу. Ить я послушник, монашествовать вознамерен.
– Вот именно, послушник. Обетов не давали. В Вашей воле как монашествовать, так и выйти из скита. Почему бы вам не попробовать себя в ратном деле? Потом определитесь и с родом деятельности, и с бытованием. Сейчас главная проблема – змей.
– Говорю же тебе, милая девушка, не богатырь я.
Мими взвилась, закружила вокруг Симеона, как ласточка, взмахивая рукавами-крыльями.
– Включите логику! Человек создан по образу и подобию Божьему? Да! Богу всё возможно? Всё! Правильно я говорю?
– Всё верно.
– Тогда откуда сомнения? Когда Вы, Семён Филиппович, на гору лезли, что заявили монахам? Что Вы чадо Божие, и что Он Вас никогда не оставит.

Думы бывшего столпника до сих пор с трудом ворочались, точно их пережёвывали и никак не могли пережевать беззубые челюсти. Только что полученные знания медленно подвигали монолиты заученных догматов. И, наконец, в черепной коробке уложились Божьи откровения. Семён вскинул голову и внезапно для самого себя раскатисто грянул:
– Пр-р-р-равильно!
 
Камни в ответ загудели, птицы смолкли. Лили, сверкнув резцами зубов, по-мужски потёрла руки, точно только что состряпала выгодную сделку, и, приобняв за плечи сестёр, энергично-приподнято подытожила:
– Вот и хорошо! А теперь разрешите, Семён Филиппович, продемонстрировать наши хоромы. Уверена, что Вам у нас понравится. Будьте, как дома и располагайтесь по своему усмотрению.
С этими словами она повела группу из «банкетного зала» наружу, а молодец подумал: «Что тут может понравиться? Пещеры как пещеры.»