Вернуть своё имя. Глава семнадцатая

 
 
 
- Фил, - вернувшись после занятий с репетитором по английскому языку, Макс обратился к старшему товарищу, - история вашего знакомства  с Деном вызывает лишь восторг. А как  в команду попал  Кир?
- Знаешь, - Филипп слегка призадумался, - здесь ситуация весьма запутанная. Давай, я тебе сначала притчу расскажу, и тогда многое станет понятным.



«Зелимхан, его младший брат Арби и их приятель Ачемез собрались прогуляться по вечерней Москве. Встретили в парке одинокую блондинку и тут же пришли в восторг от её красоты. А затем, не мешкая ни мгновения,  набросились на неё и вступили  в половую связь в особо извращённой форме.
Продолжая прогулку, юноши завидели вдали крепкого светловолосого парня. И сразу же направились к нему. После недолгого выяснения  отношений светловолосый был зарезан. Он оказался сильным и дерзким,  а это очень опасно.
Весело беседуя, приятели наткнулись на ларёк и, не раздумывая, ограбили его. Денег никогда не бывает много!
А затем они расположились на скамеечке, что стояла на краю лужайки,  чтобы немного   передохнуть.  Старший брат, Зелимхан, отлучился на несколько минут. Пользуясь моментом, Арби решил выкурить   хорошую сигарету,  составив компанию другу.   Вдруг он побледнел от страха, и метнулся в кусты.
- Что случилось, Арби, - удивленно спросил последовавший за ним Ачемез.
- Смотри, -  весь, дрожа от испуга, ответил Арби, - видишь, Зелимхан  уже     возвращается. Если он узнает, что я курю, то обязательно об этом расскажет отцу!»



- Несомненно, - продолжил Филипп, - абстрагирование в притче доведено до гротеска, до абсурда. Но эти художественные приёмы имеют свои достоинства. Информация должна проломить мозг, иначе нет гарантии на усвоение.  Но, как уточняет народная мудрость, «сказка быль, да в ней намёк». Однако  действительность всегда жестче и подлей.



В нашу часть поступило пополнение. Все новобранцы были родом из Дагестана. Ещё до прихода в армию родственники и отслужившие земляки настроили их на полное неподчинение армейским порядкам. Но жить они собирались не по законам гор, а по понятиям криминального мира. Беря пример с воров в законе, они полностью отказывались работать: «Тряпку в руки даже взять западло, службу пусть русские несут!» Вместо привычной всем и уже вроде как узаконенной дедовщины, они начали выстраивать этновщину.


На вершине власти располагались дагестанцы и другие, присоединившиеся к ним северокавказцы. Следующую ступень занимали армяне, чуть ниже располагались азербайджанцы. Затем шла очень широкая прослойка: славяне, народы Поволжья и Сибири. В самом низу находились немногочисленные узбеки и таджики. Эта структура точно копировала криминальную иерархию. Авторитеты, мужики и опущенные, только по национальному признаку. Офицеры же делали вид, что ничего особенного не происходит. Власть «дедов»    заменялась   властью наиболее организованного этноса. Всего лишь! Зато казарма станет сверкать, и все задачи будут выполнены в срок. Вот только возрастёт количество самовольно оставивших часть и покалеченных солдат. Но тут, как поётся: «Отряд не заметил потери бойца!»



Постепенно подчиняя роту, дагестанцы действовали весьма осторожно. Подавляя слабых, на первых порах они предпочитали сильных не трогать и, по возможности, с ними договариваться. Но я прекрасно понимал, как действует этот механизм.  И стал собирать вокруг себя наиболее решительно настроенных русских парней, формируя действительное ядро противодействия.  Конфликта ждать, долго не пришлось. Дагестанцы грабили солдат на почте, КПП, в магазине, в туалете. Даже на железнодорожном вокзале «пасли» прибывающих из отпуска сослуживцев.


 Именно в отделении связи и произошёл конфликт. Кавказцы совершенно не ожидали организованного отпора и вместо денежной дани получили увесистых зуботычин. Среди группы сопротивления особенно выделялся Кирилл. Физически крепких парней хватало, а вот бесстрашных и честных приходилось искать днём с огнём.  Мы сдружились очень быстро.
- Чурки сегодня же прямо в казарме  обязаны устроить  ночь длинных ножей, - не вызывающим возражений голосом сразу   после потасовки заявил Кир, - если они не сделают этого, значит сломались. Но никто не позволит им совершить беспредел! Мы  опередим их. Это будет не просто драка, а мясилово. Надо их калечить, выводить из строя. Если мы не превратим их в толпу инвалидов, они смогут сгруппировать силы, подтянуть резервы из других частей. Тогда всем нам труба.



Кто-то из парней напомнил, что существует дисбат.
- Мы придадим этому делу этнополитическую окраску! – ухмыльнулся  Кир, - главное, чтобы в «высоких кабинетах» все давали абсолютно одинаковые показания. И тогда они захлебнутся в собственных соплях. Самое большее, что нам грозит, расформирование части. Но если честно, ради того, чтобы замочить пару-тройку этих обнаглевших ублюдков, я готов и срок отмотать!
Обговорив  детали предстоящей акции, после отбоя все солдаты со спокойной душой заняли свои спальные места. За каждым наиболее значимым врагом был закреплён боец. Делалось это с учётом сил участников предполагаемых схваток, которые должны были слиться в единое побоище. На весь бой отводилось не более одной минуты.



Чтобы не позволить кавказцам перехватить инициативу, решили начать почти сразу после отбоя. Ночную тишину казармы огласил доносившийся с мобильника Кира  марш «Прощание славянки», который стал   сигналом атаки. Мгновенно вскочив с койки, я ринулся к  намеченному объекту. Это был один из самых сильных, и самых дерзких дагестанцев части. Лишь только Кир выбрал себе ещё более опасного соперника. Моим  главным оружием являлся  солдатский ремень с тяжёлой металлической пряжкой – бляхой. В опытных руках такой ремень почти заменял и нунчаку и бейсбольную биту.


Подлетев к врагу, первый удар я  нанёс по голове. А затем, отбросив в сторону одеяло, стал молотить по пальцам и кистям рук. Я должен был сломать, а лучше раздробить кости ниже запястий, чтобы эти руки долго, очень долго не смогли взять ни автомат, ни нож, ни даже ложку.  «Только мёртвый индеец не выстрелит!» - мелькнула в голове  старая американская пословица. Я  отлично справился с первой частью плана. Потерявших физическую возможность оказывать сопротивление дагестанцев выволакивали в проход между рядами коек и уже там добивали ногами. Ни один из армян и азербайджанцев, которых не коснулась экзекуция, не пришёл на подмогу избиваемым.


А в голове  набатом стучали слова Кирилла. «Мы обязаны загнать в них страх:  животный, инстинктивный. Просто вбить это ощущение ужаса в их мозги. Они понимают одну лишь силу, и поклоняются только ей. Все мысли и чувства надо сразу отринуть. Чтобы задавить и опустить их, мы должны в этот миг, уподобиться им. И никакой жалости!»



Следствие по делу началось ещё до рассвета. Но все, кто был замешан в драке, вопреки ожиданиям начальства и «неписаному кодексу чести», превратились в «дешёвых стукачей». «Выворачивая наизнанку грязное бельё», то есть, называя вещи своими именами, мы  просто загнали в тупик дяденек с большими звёздами на погонах. Там не было привычного канцелярита вроде «рядовой Абдулкериммахмудбабаев угрожал мне угрозой постановки вопроса о возможной угрозе применения физической силы для осуществления расправы». Под фразами, в которых казуистическим сочетанием падежей легко   утопить любую,  должную содержаться в предложении мысль, не подписался ни один из участников побоища. И приходилось, скрипя перьями и душой фиксировать на бумаге: «Замолчи, грязная русская свинья! Не отдашь бабки, мы тебя сначала опетушим, а потом зарежем!» Дело могло приобрести огромный резонанс и дойти до центральных СМИ. Поэтому часть быстро расформировали, а виновников заварухи отправили дослуживать положенный срок в разные места.

                ***


- Давай немного передохнём. - Предложил Филипп. Чувствовалось, воспоминания даются ему нелегко. - Что там у нас новенького на сайте?
- Ага, неплохо, - с явным удовлетворением произнёс он,  просматривая материал, - котёл бурлит, накапливая  энергию, пар в свисток не уходит.   «Когда в столице России возникнут гетто для русских?»  Резко, умно, сильно.
- А вот ещё, - заметил Макс, - смотри.



«Новый интернационализм. Религия сильнее крови».
 Анализируя  произошедшее в Чечне, где продолжалась  война между  Россией и мировым терроризмом, прикрывающимся личиной ислама, автор заметки писал.
«Очень многие  солдаты российской армии, мусульмане, по религиозной принадлежности, в целом поддерживая российскую государственность, везде и всюду при возможности объединялись против русских.  Они отчётливо понимали, что Россия –   далеко не бедное государство, проживать в котором, явное преимущество.  Русские же – просто толпа «чмошников», их надо  «давить» и «опускать». Российская государственность нужна этим людям, чтобы  с  бескрайней  благодатной земли  их не вытеснили китайцы или арабы. А  русские необходимы как рабочая сила для фабрик и полей».   




Другой автор жаловался. «Соседка, сука, с чёрным жить стала. Я ей с ходу. «Ты что ж делаешь, ты же нацию позоришь!»
 А она, уже  как зомби, говорит точно по-кавказски, только слова русские: «Какая нация? Что ты несёшь? Никакой русской нации давно  нет. А эти десятки миллионов русскоязычных или русскоговорящих вовсе не нация. Что их объединяет? Язык? Испанцы, мексиканцы и филиппинцы тоже на одном языке говорят, но они же не считают себя единым целым! Судьба? Да, она у вас на всех одна, вы передохните как мухи.   Нынешнее поколение русских станет последним.


Да я люблю этого мужчину, хоть он в два с лишним раза старше меня. Я обожаю, звериный взгляд его больших чёрных глаз. Меня сводят с ума его волосатые ноги, его смуглая кожа. И его безумный натиск в постели. Он настоящее животное, необузданный, неудержимый хищник. И я хочу его каждой клеточкой,  каждой митохондрией. Хочу всё: игру мускулов, запах тела, кипящую страсть.  Даже кавказский акцент заводит меня. Я обожаю его полностью, всего без изъянов. Он мой повелитель, и я счастлива, быть его рабыней. Я жажду родить от него сына. И у моего сына не будет ничего от вас, русских. Он станет как две капли воды похож на отца; такой же дерзкий, неустрашимый, агрессивный. А вы, стадо слюнтяев. Я испытываю непреодолимый стыд за то, что родилась русской. Но моим детям не придётся терзаться этим».


И что мог я,   сказать ей. Они же сделали из неё фанатичку, зомби! А на днях нашли её с проломленным черепом. Прямо у подъезда лежала. Об одном жалею, опередил меня кто-то. Значит, есть ещё дух борьбы, хватает отчаянных  людей. Надо объединяться и мочить. Резать их сук и в сортирах, и на улицах, и прямо в постелях».




Другой автор делился своими наблюдениями и рассуждениями.
«Добирался я как-то на  электричке от Каланчёвской до Филей.  И вынужденно  оторвался от чтения,  обратив  внимание на трёх    бедно одетых азиатов с крайне тёмной кожей. По внешности, скорее всего они, были дравидами. Ведь даже среди таджиков и азербайджанцев такая пигментация -  явление весьма редкое. Вели себя они неуверенно, точнее, даже робко. Было видно, что это низкооплачиваемые разнорабочие, готовые за миску похлёбки взяться за любое, самое грязное дело.



Напротив них сидела  бомжеватого вида старуха. Не оставалось никаких сомнений, что жернова мегаполиса  давно уже в труху перетёрли все её некогда существовавшие представления о морали и нормах этикета. Таких, как она  много болтается по переполненным электропоездам. Самые дерзкие и нахальные, обливаясь протухшей мочой, клянчат  подаяния. Люди незамедлительно суют в давно ничего, кроме бутылки, не державшие ладони монетки. Чтобы распространяющее  нестерпимую вонь существо тотчас  удалилось. Те, что не так наглы, снуют с огромными рюкзаками, набитыми бутылками и сплющенными алюминиевыми банками. Используя их как дубину и щит одновременно, специалисты по вторсырью просто разгоняют с дороги шарахающихся в разные стороны пассажиров.



Бомжиха посылала эмигрантам многочисленные невербальные сигналы, гласящие: «Ребята, вы мне симпатичны, я вас уважаю и считаю за отличных парней!» Занятые собой, азиаты совершенно не обращали на неё внимания. Однако на Филях «гостям столицы», как и мне, необходимо было выходить. На прощанье старуха непроизвольно дотронулась до самого крупного из них, по виду явно лидера группы.  И с  огромной душевной теплотой сказала: «Ну, счастливо, мальчики!»



«Давно ли, - спрашивал я себя в тот миг, - последний раз она так искренне желала счастья собственному сыну, если он у неё когда-то и был?  Или соседке по лестничной площадке,  допустим,  жильё ещё не пропито?»
«Чем обоснован её духовный порыв? - недоумевал я. - Ведь она не может не знать, что после трёх – пяти лет грязной, изнурительной работы, эти мигранты, опираясь на диаспору, обязательно приобретут себе места на одном из многочисленных рынков Москвы. А затем станут нанимать на работу «хохлушек»  или молдаванок с купленным российским гражданством, требуя за весьма и весьма скромную оплату труда, непременно и  сексуальные услуги.   Даже на этом экономя каждый доллар и даже  цент!  Так что же заставляет её проявлять искреннюю симпатию к чужакам?!»   



В памяти тут же всплыли многочисленные лица проживающих в округе  «самок». За стакан водки и, в лучшем случае, кусок жареной баранины, они без проблем ложатся  под «чехов» и «хачиков».   
И как олицетворение  этих и подобных им женщин перед взором  из небытия веков явилась индеанка Малинчин: переводчица Кортеса  Марина.  Ради страсти к безжалостному и беспощадному конкистадору, просто испепелившему ацтеков, и созданное ими государство, она встала на путь предательства и измены. Во многом благодаря этой женщине, испанцы смогли определить слабые места противника и выработать стратегию успеха. Но что двигало ею в те дни?  Любовь? Любовь к врагам, на твоих глазах уничтожающих твою расу? Значит и такая любовь вполне может существовать?!»


                ***



- Всё классно,  Макс, - Филипп, улыбаясь, вышел из Интернета, - если  дела пойдут так и дальше, к весне устроим грандиозный флешмоб, а то  и полноценный митинг.  Давай закончим тему насчёт наших с Киром перипетий. Там есть о чём сказать!



Вернулся я из армии. У меня дядька жил в Валентиновке. Долго  от него вестей не было. Решил,  проведаю, разберусь что да как. Выехал на заре, у ворот дядюшкиного дома оказался уже в полседьмого утра. Постоял для верности, пять минут под окнами, а затем  решительно постучал в прибитую на калитку металлическую  пластину. В доме послышалось шараханье и следом открылось окно. На свет божий высунулось заспанное черноусое  лицо с типично кавказскими чертами.



Для большинства русских россиян этнонимы абазин, аварец, манси,  табасаранец,  селькуп значат не больше чем бушмен,  гуарани, зулус, мяо, тлинклит. Но не для меня, Макс.  Мало,  просто   родиться с обострённым чувством   восприятия  действительности. Взаимоотношения этносов всегда были для меня загадкой. Ведь стал же сын великих поэтов Гумилева и Ахматовой  этнологом от Бога. Как Менделеев химиком, а Калашников оружейником.
Я  сразу понял, что передо мной азербайджанец. Ещё до того, как  тот успел раскрыть рот.



- Тебя кто прислал! – сверля глазами, нагло спросил черноусый, - в такую рань разве ходят. Что? Ломает?!
Я мгновенно вставил вырисовывающийся фрагмент в цепь событий, которые  должны были последовательно произойти, перед тем как могла состояться  эта беседа. Напрашивался ряд тоскливых выводов.
 - Я тебя раньше нэ видел, - продолжая «изучать» «клиента», дальше прощупывал почву черноусый. Ты что хотэл взять?



Всё сразу стало ясно. И я спросил просто для подстраховки.
- Дядька тут мой живёт. Где он?
- Какой – такой дядька? – с нескрываемой угрозой спросил черноусый.
- Николай Петрович.
- Ты что гонишь! – по пояс вывалился из окна кавказец, - нэт здэсь никакой дядька. Тут я живу!
- А Николай Петрович куда подевался? -  На всякий случай, приготовившись отразить неожиданный удар, твёрдо спросил я.  - Он обитал здесь раньше.
- Слушай, э, - черноусый с возмущением вскинул руками, - Муслим,   дом продавать делал, я покупать делал.  Нотариус печать ставил, подпись ставил. Всё законно.  Я никакой Николай Петрович  знать не знаю, и знать не хочу. Ты покупать не будешь, уходи. Проблемы ищешь – будут проблемы!
Волнуясь, азербайджанец окончательно сломал грамматический строй русского языка. Впрочем, я понял всё и без слов. С  презрением ухмыльнувшись  черноусому в лицо, я медленно повернулся и,  не спеша, зашагал в сторону стоящей поодаль машины.



- Эй, сынок, - издалека  донёсся писклявый старушечий голос. Я не сразу понял, что обращаются именно ко мне.
- Сынок, - послышалось ближе. Худенькая, аккуратненькая бабулька с козой на поводке явно намеревалась догнать меня. Я  остановился, оглянулся.
- Видела я, - с ходу начала разговор старушка, - как ты общался с Селимом. Слушай сюда, что я скажу. Николай-то в последнее время пил   по-чёрному. Прости Господи душу его грешную. Муслим  тот,  тогда ещё палатку держал на станции. Ну, давал в долг под проценты. Сколько там Колька  задолжал, сейчас уж быльём поросло. А Муслим  и говорит: «Немедленно возвращай, деньги нужны».



Ну, а у Николая   деньги откуда?  За душой копейки не было. Да и души-то той, уж  прости меня Господи, хоть днём с огнём ищи. Всё ушло подчистую. А чёрные окружили его, и ну стращать, запугивать: «Дом подпиши, не то хуже будет». Наливают, да угрожают. Тут вся округа знала, как дело было. Николай-то чумной стал, уж что там, в водку сыпали, они мастера ещё те.



Договорились. Дом к Муслиму перешёл, а Николай  остался прописанным.  Не хозяин  уже, а жить может. Нотариус видно кусок ухватил. Иначе как же? Он, Колька-то, ни дня трезвым не был. Так, без денег, кто бы пьяного к бумагам допустил?! Понаехало чёрных в дом этот, ровно туча. А пьяница-то   больно им нужен? Вот и пропал Николай. Вчера был, а сегодня нету.



Соседи забеспокоились, участковому давай говорить. А он только улыбается: «Граждане, не тревожьтесь, будем принимать меры». А я так думаю, что чёрные и ему барашка в бумажке сунули в карман. Кто-то из дачников дальше писал, наверх. Но воз и ныне там. У них, у хачиков этих, тут неподалёку цех чебуречный. Так люди такое говорят, упаси Господи!
Старуха начала неистово креститься, что-то, бормоча себе под нос.
- Что говорят? - переспросил я.
- Собаки в округе пропадают! Раньше вон бездомных сколько было?! А теперь, хоть шаром покати!
- Ну, и люди тоже исчезают, – несмело добавила она, оглянувшись по сторонам.



- А Селим тут, как оказался, - скорее для порядка, чем для дела спросил  я.
- А это Муслим дом вроде бы продал ему. У них-то,  как они говорят: «рука руку моет, рука белый бывает». - Старушка неумело изобразила акцент и с тоской добавила. –Муслим уехал, а Селим здесь живёт и герычем торгует.
- Чем? – едва сдерживая смех, переспросил  я. Несмотря на весь трагизм момента, слышать жаргонное обозначение героина из уст престарелой женщины было просто забавно.      



- Уж я, сынок, и не знаю чем, - оправдываясь, ответила собеседница, - да только все так говорят. А он не меньше, чем половину округи   пристрастил. Ну, а властям опять дела нет. Всё прикормлены. Только вот Кольку жалко. Какой -  никакой, а сосед был. Когда забор поправит, а то и в огороде подсобит. Хоть и за полулитру, однако ж, делал. А вот сгинул и  получается как в присказке: «Умер Максим, ну и хрен с ним!»



«Да, - с тоской подумал  я, - кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Вот тебе бабушка и вся этнология,  наука об этносах. Практические занятия!»
- Ну, ладно, - обратился я к старушке,  понимая, что говорить больше не о чем, - пойду я, пожалуй.
 Ситуация в Валентиновке почти как две капли воды была похоже  на то, что происходило в армии, откуда  едва удалось унёсти ноги. Да, по крупному счёту, и по всей огромной стране!



- Что ты сынок, - от неожиданности она всплеснула руками, - а Николая, дядьку твоего, кто  разыскивать будет? Убили же его, как пить  дать, убили!
 - Где искать, - горестно улыбнулся  я, - в чебуречном цеху?!
Я вовсе не желал хоть чем-то   обидеть добродушную женщину.  Мгновенно осознав, что был слишком грубым, я тут же примирительно добавил.
- Вы уж извините меня, это я с расстройства. Знаете, как-то не по себе. Видимо, мне лучше уйти.
- Конечно, конечно, сынок, ступай с Богом, - дружелюбно ответила она, - знамо дело. Вона на тебе лица нет.



- Ну, давай, Эстерсида, - старушка потянула   поводок, увлекая за собой козу, - шагай, милая. Скоро уж «Верный ангел» начнётся. Как это Хосе Мартинес смог скрыться, ума не приложу?
 «Эстерсида, - неожиданно поймал я себя на мысли, - это, из какого же сериала? Да, похоже, за время службы в армии я весьма «отстал в культурном развитии».

***

- Я понял, Макс, что не смогу жить, пока не отомщу, - Филипп на время прервался, задумался, - понимаешь, дело не в том, что я   сильно любил родственника алкаша и за него  готов был подвергнуть себя смертельному риску. Вовсе нет. Но в центре России в двух шагах от Москвы иноземцы, используя наркотики как оружие, методично убивали мой народ. Возможно, конкретный Селим и не ставил таких глобальных целей. Ему просто нужен был сбыт товара.  Продавать смерть  выходило выгоднее, чем овощи.  И он, не задумываясь, предпочёл более эффективный бизнес  менее эффективному. Государство, парализованное коррупцией, оказалось бессильным перед этнокриминалом. И я  решил, что должен восстановить справедливость.



- Макс, - Фил серьёзно посмотрел на приятеля, - пойми, в те дни я так и рассуждал: в таких категориях и такими словами.
Конечно, выполнить эту задачу одному было невероятно сложно. И я вспомнил о надёжном армейском  друге. Мы связались, я  объяснил ему положение дел и попросил помощи. Знаешь, он согласился, не задумываясь. И  приехал, бросив все дела.


Мы долго через оптику следили за объектом.  Было точно установлено, в какие дни и часы приезжает курьер. На «точке», естественно, ни больших доз наркотиков, ни значительных сумм денег  не скапливалось. Там проживал лишь один Селим. Изредка появлялся сменщик. Круглосуточная работа изматывает. Ведь клиенты появлялись в любое время  без выходных и праздников.


Однако на безрыбье и рак рыба. Мы решили, что с плохой овцы лучше шерсти клок, чем ничего. Рисковали   мы жизнью,    и операция должна была принести хоть какую-то прибыль. Кроме ножей, никакого оружия у нас не было. Но на нашей стороне оставались  смелость и внезапность. Курьер приезжал всегда в сумерках на старой потрёпанной «девятке». Такая вряд ли вызовет повышенный интерес у ментов.  Он остановился, тщательно огляделся. Наркотики были спрятаны в тайнике в глубине салона и для того, чтобы достать их, требовалось время. Селим вышел навстречу, открыл засов на калитке. В это время Кир  уже ждал в засаде за  новенькой «Ауди» хозяина. Забор был невысоким, трудностей не представлял. А гараж  очередные  владельцы дома не строили. В любой час  возможна перекочёвка. И стоит ли вкладываться в оборотные фонды?!


Едва Селим  и его напарник   поравнялись, я выскочил из-за кустов и нанёс курьеру удар ножом  под лопатку.
- Знаешь, Макс, - Филипп прервал  рассказ, восстанавливая в памяти детали, - не каждый день приходится резать живого человека, как кабанчика на Рождество. В общем,  клинок  скользнул по кости. Рана оказалась  поверхностной, но длинной. Оттуда  хлынула кровь.  Хорошо, ночь была, половину ужаса не разглядишь. Подельник Селима  закричал и бросился  вперёд, но  наткнулся на "коллегу". Это и спасло ситуацию. Кир уже оглушил хозяина и, не растерявшись, всадил курьеру тесак прямо  в бок. Нож провалился в тело по самую рукоять. Я следом вогнал  клинок в шею и, страхуясь, перерезал горло от уха до уха. Конечно, всё было сделано неумело и грязно. Но я пообещал себе, что в следующий раз  буду работать более профессионально.


Мы втащили труп и оглушенного хозяина в дом. Я поднёс,  к его носу   ватку с нашатырным  спиртом. Он постепенно пришёл в себя.
- Мне нужны только деньги и оружие. Все деньги! – лезвием ножа я  прорезал  канавку, на щеке Селима,  - мы уйдем,  и ты останешься жить.
Он молчал, видимо, на что-то надеясь. Являлось ли это блефом, или действительно  за его игрой что-то стояло, выяснять было некогда. Я схватил курьера за волосы, поднёс перерезанное горло к   лицу Селима, и вогнал лезвие ножа в безжизненно торчащий глаз.
- Ты этого хочешь? – спросил я его, с хлюпаньем выдернув тесак из глазницы.



Он тут же сломался. Денег, как и предполагалось, было не много. Конечно, по меркам наркобизнеса. К тому же, крупные купюры встречались крайне редко.  Жертвы дилеров покупали избавляющую от мучительной ломки  дозу на последнее.   А вот с оружием нам повезло.  Это был многоцелевой револьвер крупного калибра «Удар». Стреляет  и пулевыми патронами, и дробовыми, и газовыми. Можно  резиновой пулей зарядить.  А стальная пуля и движок автомобиля разнесёт,  и железную дверь пробивает.


В этот миг в окно нагло постучали. «Клиенты», - мелькнуло в голове. Надеяться на то, что не дождавшись ответа, «страждущий»  удалится, мог только неискушённый человек. Приходилось играть ва-банк. Выяснив, что покупатель только один, я распахнул окно и ударил его по темечку обёрнутой тканью фомкой. Затем выпрыгнул в окно и вдвоём мы мгновенно  затащили его в дом.  Пришлось связать невольного свидетеля и затолкать ему в рот кляп. Время начинало работать против нас.


Кир слил ведро бензина с «Ауди». Мы равномерно  обрызгали все углы.  Кир  оказался за спиной Селима и набросил на шею удавку. Тонкий стальной трос перехватил горло, разрезая кожу. Наркодиллер сразу потерял сознание. Я тут же вогнал  ему под сердце матовый  клинок, с блестящей заточкой по краям. Первый неудачный урок не прошёл даром, Селим скончался мгновенно.   Но и Кир довел  свою работу  до конца. Можно считать, мы убили его  дважды. В таком деле и тройная гарантия лишней не будет.
С мобильников  курьера и Селима мы  с небольшим интервалом  позвонили в ближайшую пожарную часть. И сделали два ложных вызова,  меняя голоса  через ткань. В части  было ровно два боевых расчёта и это играло нам на руку. Пока разберутся, куда реально надо ехать, тушить будет уже нечего. Мы  закинули наркомана в «Ауди», подожгли дом изнутри и выехали на двух машинах.  Автомобиль Селима мы оставили на обочине, по дороге выкинув    невольного свидетеля.
На следующий день мы пошли регистрировать фирму по обслуживанию и ремонту цифровой техники. Кир остался в Москве. Трофейные деньги послужили стартовым капиталом для совместного бизнеса. Мы арендовали помещение, закупили кое-какое оборудование. Дело пошло.