Глава XX Все едут

- В палатках жить не будем. Это однозначно, - ответил на вопрос Питерского добровольца бригадир будущей реставрационной команды плотников.
- А мы взяли с собой на всякий случай, - признались двое парней из Москвы. Учились в Строгановке.
Все расселились по избам. Без проблем взяли к себе местные жители плотников. Знали; кто, как не эти люди могут позаботиться об их прошлом. Сами уж не могли найти в себе сил, чтоб затеять такие грандиозные восстановительные работы. Церковью гордились, любили и охраняли. Проводил в ней службы и местный батюшка, отец Порфирий. Старенький, доживавший свой век, чудом переживший не менее лихие чем Сталинские в отношении гонений на церковь, времена Хрущёвской оттепели, любящий Бога, больше самого себя.
Глава местной администрации выделил для этого лес, достал гвозди, пилы. Даже по пятницам разрешил пользоваться пилорамой. Но, людей не нашёл. Да и не было уже тех мастеров, что, как говорится, умели держать топор в руках.
Клим никогда не бывал прежде в Пурнеме, хоть и располагалась не так далеко от Онеги.
Никольская церковь.
Как много знал о ней из книг.  Шатровая, впрочем, как все поморские церкви в Прионежье. Рубились из местных, стройных сосен, росших здесь в изобилии. Без гвоздей, но на шкантах, придававших большую прочность соединения между собой брёвнам стен, и без того крепко схваченным в чашках.
Участвовал прошлым летом в подобной экспедиции. Но, не многое ещё умел. Не открылись все те многочисленные возможности простого плотнического топора, что таил в себе, скрывая от посторонних, разве только для рубки дров, бравших его в руки.
Не удивлял тот факт, что ехали сюда, на север из других городов, даже из Москвы. Видать тянуло людей в эти места от городской суеты. Но, понимал; без знаний, таящихся в больших городах, не будет спокоен. Но, из чего же состоят они? Ведь собраны по крупицам, как раз из всех тех местах, где нет суеты.
В конце лета собирался в Питер.
Экзамены.
Но, как не стремился к знаниям, не отказал в участии в этой экспедиции. Хотел понять изнутри тех, название которых распространял и на себя, с гордостью произнося: - Я Помор.
И вот, договорившись всего на две недели, в июне, остался ещё на одну, захватив июль. В этот раз доверили с Акимычем самый ответственный, не столько сложный, сколько опасный участок работ – шатёр.
С того лета церковь была в лесах, которые помогал ставить. Не хватило до самого верха, маковки, но и не требовалось. Меняли лишь часть порядочно подгнившего тёса, что был покрыт шатёр. Тесать научился ещё тем летом, а вот работать на такой высоте побаивался, несмотря на защиту, предательски скрипящих под ногами лесов.
- В город за знаниями собрался? – посмотрел с еле заметной, скрытой двухнедельной щетиной улыбкой Акимыч на Клима, когда тот с помощью корзины и каната поднял наверх первую партию приготовленного ими совместно тёса. Стоял рядом с ним, в любой момент готовый подстраховать неумелые движения молодого человека.
- Все едут, - схватился рукой за наконец-таки доставленную канатом корзину.
- И ты, как все? – помогал затащить груз на леса Акимыч.
- И я. Если поступлю, выучусь, получу диплом, вернусь в Онегу.
- Нужна ли она тебе будет тогда? - легко справлялся с узлом, в отличие от Клима, помогая ему отвязывать корзину. Ему было за пятьдесят. По маленьким, будто потухшим от сильного ветра, невзгод, водки, глазам читался долгий непростой жизненный путь их обладателя,
- Нужна. Родился в ней, - разгружал, пахнущий свежей смолой тёс Клим.
 - Родился, да не пригодился, - решив перекурить, достал папироску, протянул пока корзина поползла в низ.
- Нет, не курю, - отказался Клим.
Акимыч убрал мятую пачку беломора в карман плотницких брюк, что, казалось, были единственные взятые с собой в Пурнему. Сам, так же, как и Клим был из Онеги.
Глубоко затянулся.
Хоть и был крещён, не ходил в храм. Но, Бога боялся. Не грешил. Жил тихо, с женой не воевал. Не то, чтоб опосался свою Любу, скорее уважал, но не как жену. Это уже было нечто другое, большее, чем семейные отношения. С годами словно сросся с ней в единое целое. Чувствовал мысли, намерения. Дети, два парня, выросли, уехали в Северодвинск. Работали на «звёздочке».
- Видать перед самой революцией тёс меняли. Восемь десятков простоял. Пора уж и на покой, - подобрав валявшуюся на лесах, под ногой гнилую шепу, выпустил дым.
- Разве так долго может дерево под дождями жить?
- Может и дольше. Тут дело не в том.
- А в чём же?
- А в том, что выхода другого не было. Меняли раньше раз лет в двадцать пять, тридцать. Иногда и по пятьдесят крыша стояла. Было кому следить.
- Но, восемь десятков, срок не малый.
- Не малый. Гляди вон как эта тяга стропильная пошла. Зря не стали менять её. Ну, ничего, подтешу малька, боками усилю.
Реставрация! Эх, придумают же словечко! А я и без того знаю, когда менять, а когда и подлатать можно. Тоже мне, понаехали из города, да ещё очки нацепили. Ладно уж бабы. А то и мужики туда же.
- Они побольше вас знают. Учились.
- Знают. Не спорю. Только вот неужели за этими знаниями в город ехать надо? Неужто тут на месте не виднее нам, что и как?
- Может и виднее. Только вот почему ж тогда столько лет никто не видел?
- Ослеп народ. Обмельчал. Забыл на чём стоит. Вот в город и потянулся за историей. А, она вона, - погладил рукой шершавые, доски обрешётки, что были частично заменены, и теперь ожидали свеженатёсанной щепы.
Тщательно потушил окурок, точно попав на него плевком. Вместо него вставил в рот пяток гвоздей из вскрытой картонной коробки.
Выбрал одну из поднятых с земли щепок тёса, приладил в край первого ряда, взялся за молоток.
- Даже родившиеся в России не всегда являются её частью. Жить здесь, оставаясь самим собой несбыточно. Хотя, впрочем, приняв её таковой, какая есть, смирившись, пожертвовав карьерой, положением, удачей, да чем угодно – возможно. Но, на это способен не каждый, - прибивал уже вторую щепу Акимыч, шепеляво выговаривая занятым гвоздями ртом слова.

- А ты не говорил мне, что не боишься высоты, - где-то далеко внизу, у самого основания лесов стояла маленькая фигурка Наташи.
Что она делает здесь? Разве мы были тогда знакомы?
- Я всегда боялся только пустоты. А высоты не боюсь, - отвечал ей, будто и не удивляла своим присутствием здесь.
- Пустоты в себе, или вокруг нас?
- В себе.
- Разве ты пуст?
- Нет, но, как и любой другой человек могу, когда-то опустошиться.
Проваливался в сон, в котором смешалось всё, и прошлое, и настоящее. Словно в не до конца понятом фильме, только лишь запавшим в душу своим сюрреализмом подачи событий. Неужели режиссёр взял всё из жизни? Нет. Пожалуй, в реальности гораздо нелепее, и никоим образом не стыкуется. Только в снах имеет глубокий смысл.
Думал о Наташе теперь чаще, не покидала его мысли. Неужели это именно тот человек, что нужен ему? Почему вспомнилась эта реставрационная экспедиция сегодня ночью? Долго ворочался прежде чем уснуть. Перебирал день за днём. В тех, или иных ситуациях представлял рядом с собой Наташу. Почему её не было тогда с ним? Неужели следовало наделать столько ошибок для того чтоб найти своего человека?