Сказание об Анжелике. Глава X

Авторы Ольга и Дмитрий Лейбенко


X
Прочти, пожалуйста, это письмо до конца.

Здравствуй, Анжелика!
Я два раза переписывал это письмо, чтобы было разборчивей, ты же прочтёшь его, правда?
Я дал тебе слово не приближаться к тебе ни возле дома, ни возле работы, ни возле института. Я держу слово, но не могла ли бы ты сказать, где ты бываешь, чтобы я там мог приблизиться к тебе? Насчёт письма, где я взял адрес? Адрес я твой выяснил по справке, (я не был возле твоего дома, ты не подумай). Никто ничего не знает и не узнает, ведь писем ты писать не запретила, правда? Насчёт заказного извини, если это доставило вам хлопоты, но я должен быть уверен, что оно дойдёт. Ты его прочти хоть из любопытства, ведь ты не запрещала мне писать, правда? А у меня нет другой возможности передать тебе свои мысли. Может это и лучше. Находясь рядом с тобой, я теряю возможность соображать. Я не волнуюсь при разговорах с любым начальством, а рядом с тобой я так опасаюсь сказать что-то не то, что вообще теряю способность говорить. Извини за всё вышеизложенное, но как видишь, ты действуешь даже на расстоянии. Только не подумай, что я награждаю тебя титулом «создателя идиотов», я лишь объясняю своё состояние. Пожалуйста, сделай скидку.
Перехожу к делу. (Надеюсь, ты продолжаешь читать).
То, что ты считаешь, что между нами ничего не было, так ли ты в этом уверена?
– Каждому ли ты способна рассказать то, что рассказала мне? Что касается меня, то я никогда никому не открою твои тайны, но заметь, я никогда не говорил никому о своей службе в СА, а здесь я говорил, чтобы помочь тебе. Впрочем, доказывать, что ты для меня особенная, не стоит. Ты и так знаешь. Сейчас важнее всего доказать, что я стою твоего внимания, если однажды ты его уже обратила на меня. Раз ты доверяешь мне, значит сочла возможным.
Давай сделаем вывод, что я человек, заслуживающий доверия. Ты не против? Против? Ты серьезно? Но если я по твоему (нынешнему) не заслу-живаю доверия, как же ты мне доверилась? Не получается. Я, как ты понимаешь, не могу осветить на бумаге наш разговор, но многие твои слова выжглись в моём сердце навсегда. Я был ошеломлён, тронут и польщён твоим доверием… Потом, не скажешь же ты, что способна по три часа сидеть в темноте и одиночестве, когда людей нет на триста метров по радиусу, и сидеть с незнакомым человеком, совершенно тебе неинтересным и безразличным? Ведь нет? Хотя бы из чувства собственного достоинства не скажешь.
Потом, мы подходим друг другу, у нас есть много общего, возьми хотя бы наших драгоценных братьев.
Ты говорила, что хочешь изучить английский. Я предлагаю запомнить для начала одну фразу. Ты её повторяй три раза в день по три часа и когда увидишь меня, скажи её, и я увижу, чему ты научилась, способная ли ты ученица. … … … … по-русски это звучит как «ай лав ю», а что это значит, я тебе потом объясню. (Я надеюсь, ты понимаешь, что я догадываюсь, что тебе известен перевод?) Если ты перестанешь при встрече пропиливать меня своим убийственно-равнодушным взглядом, я обещаю всё, что ты можешь захотеть. Я обещаю превратить твою жизнь в сказку.
Послушай, если серьёзно, после того, что ты мне поведала десятого октября, я бы конечно не мог нести весь этот вздор, я бы не посмел заикаться о своих чувствах, я только хотел помочь тебе отвлечься, и может от беспомощного усердия рассказал об армейском прошлом то, что никому из посторонних не доверял. Не сердись.
Пойми, узнав, я так хотел помочь тебе… Прости, если я оказался бес-толочью, поверь, я исправлюсь.
. .. . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Ну допустим, ты посидела и разобралась, что я дурак. На это я могу сказать, что это твои чары сделали меня таким. Ведь я вначале таким не был. Не  скажешь же ты, что просидела шесть часов (три плюс три) с набитым дураком, тогда сама ты кто, если тебе понадобился почти рабочий день, чтобы разобраться? (Прости ради Бога, умоляю, за эту дерзость).
То есть, вина твоя и моя в том, что я оказался дураком пятьдесят на пятьдесят. Иначе говоря – не будь такой прекрасной, я не буду таким глу-пым. Это поправимо. Ты можешь надеть нелепый платок. Я могу надеть очки (-3) и не буду тебя видеть и превращусь в умного очкарика.
Насчёт твоих умных вопросов и моих неумных ответов. Ну, во-первых, бывает, на экзамене способный ученик оказывается неспособным ответить. Типичное объяснение, когда уважаемая учительница прекрасна сверх всякой меры. Во-вторых, я понимал, что ты меня изучаешь, и волновался (кстати, впервые на экзамене).
Может я наговорил глупостей, разреши мне пересдать, пожалуйста, выпиши «хвостовку».

. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Составь, пожалуйста, мою характеристику. Это просто. Обычно, после слов это просто, льётся заумная муть, в которой простым оказываются только первые два слова, где про просто. Но это не тот случай. Мы будем опираться на факты, а не на слова, на факты твоего поведения. Рассмотрим поступки и переведём их в слова.
Дальше. Согласись, в этой темноте я вёл себя благородно, но всё же случайно прикоснулся к твоим губам. ( Надеюсь, твой отец не будет читать это письмо?)
Но как только ты проявила недовольство, я тут же поставил свои губы на место, где взял. Правильно. Пользуясь случаем, я хочу извиниться за эту бестактность. Но поскольку я сразу сориентировался, давай добавим к моей характеристике:
Чуткость
Послушание (тебе одной)
Управляемость.
Поскольку мы пошли вместе в институт и из него, ни с того ни с чего, значит я тебя чем-то привлёк. Т.е. – я для тебя привлекательный.
Ты помнишь, в вагоне я поставил руку возле твоих плеч, ты сказала, убери, я тут же убрал и больше не ставил? (Значит, к послушанию добавим способность к обучению). Правда, в данном случае я могу добавить, у тебя хороший вкус, а мой здесь не проявился, но я быстро сориентировался и больше так никогда не сделаю. Мне хотелось тебя защитить своими руками. Я не подумал, как это выглядит со стороны.
Кстати, я увидел, как-то, как парень так поступил. Действительно, зрелище то ещё, я теперь это зазубрил. Смотри как ты меня уже охарактеризовала:
Кто я:
• Интересный
• Заслуживающий доверия
• Небезразличный
• Надёжный
• Коммуникабельный
• С великолепным чувством юмора
• Я нес тебя как пушинку, я мог бы нести тебя до самого дома (твоего). Следовательно, ты поняла, что я ещё и сильный, т.е. в хорошей физической форме. Хотя знать, что я мог бы донести тебя до самого дома, ты не могла.
Отсюда давай обобщим, что я человек ,заслуживающий внимания и, к тому же, интересный тебе и  небезразличный.
Вряд ли кому охота торчать (извини за это слово) на сквозняке с ненадёжным типом, это, в конце концов, небезопасно, мало ли кто там может, простите, шляться.
Значит я надёжный.
 Твои поступки характеризуют меня так:
• Заслуживающий доверия
• Интересный тебе
• Небезразличный тебе
• Надёжный (вообще, а для тебя в особенности).
Кстати, я был убеждён, что там совершенно безопасно, там кругом скрытые посты и наблюдения, но ты этого не знаешь. (Кстати, ты помнишь, в первый день ты много смеялась. Надеюсь, я не обидел тебя этим напоминанием? Ты же понимаешь, я этого хочу меньше всего). Я только хочу добавить к своим качествам ещё и великолепное чувство юмора. Почему великолепное, спросишь ты? Потому что я говорил с тобой впервые в жизни, а через час ты чувствовала себя совершенно свободно, как будто знала меня сто лет. Стало быть добавим коммуникабельность.
Итого:
Интересный тебе.
Заслуживающий доверия.
Небезразличный тебе.
Надёжный.
С великолепным чувством юмора.
Сильный.
Общительный.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Наверно я тебе так противен, что тебе неприятно смотреть на дело рук своих. Я как щенок, которому ты в толпе раздавила лапу, и тебе противно видеть, как  он жалко ковыляет и поскуливает. Но он же не имеет претензий. Все, о чём он мечтает – это лизнуть твою туфельку, когда ты будешь проходить достаточно близко. Но тебе неприятно видеть, что он спит на мокрых ледяных цементных плитах, а ведь у него просто нет сил отползти да и куда ему ползти по плитам его памяти? Проблема ещё и в том, что я теперь вполне взрослый пёс, который был и умным и смелым, но теперь ковыляет на трёх лапах. Ну, хочешь, я разобью сейчас себе голову, об этот асфальт?  Послушай, наверно любовь становится пугающей тебя? Но это только от безысходности, поверь. Дай мне хоть три-четыре шанса, и ты увидишь, как я обуздаю эту силу. Сейчас она направлена на разрушение меня самого, но если я обращу её вовне, пойми, пожалуйста, это огромная сила. Из разрушающей станет созидаюшей, и ты будешь поражена, увидев, на что я способен. Я смогу создать всё, что ты захочешь. Я создам целый мир, новую Вселенную (ключи будут только у нас двоих). Сначала это будет как земля первого дня творения, после седьмого. И она будет бело-жёлто-бурого цвета, как наша планета, когда она была юной. Но всё будет меняться у тебя на глазах. Зажурчат ручьи. Океаны перестанут бушевать, разрушая скалы. Пугающие тучи перестанут нестись за горизонт нескончаемым потоком, озаряемые ослепляющими молниями. Землю перестанут корёжить, перекраивая, землетрясения. Пыль осядет мягким ковром на скалах. Выглянет солнце, чтобы больше не исче-зать. Умоляю, не считай меня безумцем. Вдвоём мы сможем всё, что захо-тим. Чего захочешь ты. Я только пытаюсь перевести свои чувства на язык понятных тебе слов.
Занесённые утихающим ветром семена, упадут в мягкую почву и будут щедро политы тёплым дождём. Ярко зелёные ростки станут увеличиваться на глазах, превращаясь в высоченные деревья и вместо лужаек возникнут леса. Среди деревьев замелькают тени зверей, стайка оленей выбежит на опушку, они, шумно вздыхая, будут обнюхивать тебя и легонько тереться о твоё плечо. Мы будем брести по высокой траве. Зайцы будут выпрыгивать у нас из-под ног. Над головами закружатся птицы с изумительным оперением. Их пение хочется слушать без конца. От него от души отступают все тревоги. С веток будут свисать спелые золотистые плоды, которыми мы всегда сможем утолить голод. Из журчащих прозрачных ручьёв будут выскакивать рыбы в серебристой чешуе.
Когда мы устанем, мы сможем устроить себе ложе из чистого, прогретого на солнце мха. Огромные чёрные пантеры, мурлыча как кошки, будут ластиться, тереться о наши ноги, и потом всю ночь будут оставаться на страже, посверкивая изумрудными глазами, хотя нам нечего будет опасаться в нашем мире. Мы будем запекать в золе костра очень вкусную рыбу и пантеры, развалившись парами, голова к голове, будут недовольно щуриться на пламя костра, и по временам охлёстывать себя хвостами, а на рыбу они тоже будут коситься, но уже из зависти, и, показывая огромные красные языки, зевать во всю пасть, отвернувшись в пол-оборота, и мы будем со смехом кидать им куски, которые они будут с мяуканьем хватать на лету. Если нам станет скучно, мы приручим лошадей, которые будут ходить за нами по пятам, и на рассвете мы будем совершать прогулки по влажной от росы траве, когда будет казаться, что мы мчимся по полю усыпанному жемчужинами. Там будут и настоящие жемчужинки, их будет выбрасывать море, ими будет усыпан берег. Море синее, тёплое море, такое синее, что если бросить плоский белый камушек, то, поскакав по воде, он становится синим, едва уйдя под воду, и его видно всё время пока он опускается на дно, где от него недовольно начинают расползаться крабы, таща свои домики, как маленькие танки. Но там не будет ни танков, ни войны, ни преступников, ни просто дурных людей. И врачей там не будет ни одного, как не будет и болезней, придуманных врачами. Пантеры принесут и поделятся с нами своей добычей, если мы захотим мяса.
Наши дети будут рождаться без лишней боли и ужаса. Если тебе станет скучно, я создам фермы, маленькие городки. Когда дети подрастут, я создам города. Ключи будут только у нас двоих. Когда мы захотим, мы будем возвращаться в обычный мир, встречаться с родными, твоими подругами.