Диалоги ни о чём

- Гёте делит красный цвет на три разновидности. Красный. Красно-жёлтый… И — жёлто-красный.

   Граф Калли, вселившийся в тело Ванильева, внимательно слушал Мэри, за спиной которой Корнелий что-то крутил у себя в руках, то ли горящую свечку, то ли искры от неё — точно не сказать.

- Но это же абсурдъ! - вскричал Граф, слушавший это всё по пятому кругу. - Красный он есть красный, и усё!

- Не усё и не усы! - Лиарт только начинала свою психотронную атаку. - Ниша исследователей цвета всегда была не очень-то занята, но теперь, когда под красной луной…

- Боже, уберите её от меня! - Калли в теле Ванильева протянул руки к Балусу.

- Да что вы заладили — Боже, да Боже! Я человек, а не божество! Живой, грешный, берущий на себя за свои поступки ответственность! - отнекивался Корнелий.

- А это тут при чём? - Питерсон, прятавшийся за спинами Дзержинского и Красного, периодически задавал глупые вопросы.

- У нас же много гостей «святого» порядка — то Ракушки, то Носы отвалившиеся… - Балус был страшно раздражён, у него не удавалось какое-то заклинание.

- Это уже Гоголь! - вмешался одержимый Граф.

- Шмоголь, - пробубнил Корнелий.

- Вернёмся к Гёте! К Фаусту Гёте! - Мэри пыталась держать Графа в максимально нейтральном состоянии заинтересованности, чтобы он никому не навредил.

- Его разве звали Фаустом? - прошептал Анатоль.

- Заткнись! - ему сзади прилетел вполне исторический пинок. - Этих Гёте вообще много было!

- Я почти готов, - тихо сказал Мэри Балус. - Потяни время ещё чуть-чуть.

- Итак, Фауст Гёте! - Лиарт с трудом сдерживала смех, а вместе с ним животный страх, перераставший в панику. - Когда он в детстве купил себе красные сапожки за ту монету, что обронил дедушка мясника на торговой площади… Тогда впервые он увидел гвардейца Красного, в руках которого…

- Не приплетайте меня к имперским пропагандистам! - возмутился Лисандр. - Я всегда был исключительно за коммунистов.

- У вас просто фамилия такая, да? - Дзержинский тихо хихикнул.

- У вас не лучше, - Питерсон выглянул у него из-за плеча. - Вам обоим самое место где-нибудь в рядах отчаянно-преданных коммунистов.

- И в итоге это был он или не он? - Калли смутился.

- Мы этого точно не знаем, - Мэри вспомнила о манере Артуровой. - Но если хотите, я могу вам рассказать об этом инциденте по-подробнее. Саму меня он не очень-то трогает.

- Ну расскажите, просим, просим! - руки Ванильева, управляемые древним духом, активно захлопали.

- Тогда я расскажу вам о сомнамбуле по имени…

   Долгожданный рассказ о монетке, дедушке мясника и сомнамбуле был прерван грохочущим шаром из света и искр, который Корнелий запустил прямо в Графа. Граф пошатнулся и… Отпустил Олега Ванильева. Тот мгновенно стал собой, но помнил всё, что случилось с ним. Превратившиеся в статуэток же стали собой — Моника и Симон ожили, а загадочный Магир Небо просто исчез.

- Какая интересная история получается, - Фон Бескрыл поправила причёску. - Значит теперь нас везде подстерегают не только Юлечки с Ниночками, но и прочие загадочные корзиночки, я правильно понимаю?

- А вот и нет! - раздался откуда-то обладатель писклявого голоса.

   Из ниоткуда, вывалилась журналистка. Та самая, что оболгала Монику Фон Бескрыл когда-то. Она мгновенно приписала чудесное возвращение всех к жизни себе, однако, Ванильев взялся с ней спорить.

- Нет это я была! - пыхтела она.

- А я говорю нет не вы!

- Я так много работаю по ночам, у меня вообще дети!

- А мы тут при чём? И спасение от злобного графа!?

- Вы просто ограниченный человек, ничего не понимаете.

   Ванильев одичал.

- Человек делает так много, тратит ночи свои, но работает так себе, делая вид, что спасает человечество, копируя всем доступную информацию из энциклопедий, перевирая её на свой лад. А потом множит себя и восхищается сам собой, как эти ненавистные мне Юли и Ниночки. Вот вы, например, такая же история, - он решил читать нотации. Бесполезные, ибо тот, кому их читают, не способен понять даже процента из сказанного.

- Я так не думаю, - сказала журналистка.

- Вот вы не думаете, а я думаю. Потому что вы, видимо, думать не способны, мадам. И пытаетесь всеми силами откреститься от того, что сделали. Мол не было. Не было и всё. Люди университеты кончают, а вы всё — не было, не было. Взрослая женщина! - Ванильев становился похож на Синьора Помидора цветом своего лица.

- А было! - согласился Симон, видя своё начальство. - Я сам эту статью видел.

- Вот видите — свидетели имеются. Было, значит! - Олег одобрительно глянул на Павлина.

- Я свои грехи уже отмолила, я не обязана всю жизнь из-за этого страдать, - в журналистке проснулась программа «план отступления», которая, как заезженная пластинка, включалась каждый раз, когда аргументы у неё кончались.

- Вы нагрешили на несколько жизней вперёд, не исправив грехи прошлых своих жизней. И отмаливать их нужно не в церквях, а у ног людей, которым вы плюнули в души. Но и у них уже поздно просить прощения — пусть следующая ваша реинкарнация будет удачной. Эта как-то так себе вышла!

   Ванильев решил действовать наверняка, приплетая к своим нотациям термины тех, против кого выступал. И ему удалось бы победить, ведя эти диалоги ни о чём, но…

   Случилось непредсказуемое, совершенно неожиданное.

   Из тёмного коридора на столпившуюся в одном месте кучку исследователей двинулось что-то очень светлое, даже горящее, летающее…

- МЫ ВАМ ПОКАЖЕМ ПЛЮСИКИ К КАААРМЕ! - донеслось оттуда.

- Это же призрак Юлии Ракушки, бежим! - быстрее всех среагировал Анатоль Дзержинский.

   Он бросился куда-то во тьму, и вслед за ним почти мгновенно с мест сорвались остальные исследователи. Журналистка же не верила в призраков — их в её цитатнике великих мыслей и мудростей не было. Поэтому она стала их первой жертвой.

   Две светящиеся фигуры приблизились к ней… Они протянули к ней свои руки с идеально сделанными ногтями…

- А в каком салоне делали, девочки? - спросила журналистка.

- Ой, знаешь, в таком одном месте понтовом, - Нина взялась рассказывать ей детали.

- А вы меня туда проведёте? - не унималась журналистка. - Мне давно пора мастера сменить, а то эта мне даже скидок за многодетность не делает.

- Прости, но мы можем провести тебя только в одно место, - призрачный голос Юлии Ракушки звучал грустно и уныло.

- Куда же?

- На тот свет!