ощущение весны

Ощущение весны


Хороший сегодня день. Сухо, тепло, солнышко пригревает и ярко улыбается, что само по себе в Москве - редкость, особенно в  самом начале марта, после серой слякотной зимы. Толпа, ещё вчера казавшаяся огромной устрашающей злобной массой, сегодня выглядит бурлящим радостным муравейником. Муравьишки снуют радостно туда-сюда, что-то тащат, общаются, каждый занят делом. Возможно, это и вправду, лишь кажется. Но выглядят люди не так противно, как вчера.

Непривычно как-то, а в сердце начинает слегка "дзинкать". Неуверенно, размыто, но уже ощутимо. Что это? То ли лучи солнца добрались до оледеневшей за период холодов мышцы и слегка растопили её, отчего лёд немного затрещал в преддверии окончательной оттепели? Или это пробиваются первые аккорды душевной музыки, открывая предстоящий весенний сезон? Не знаю. Но внутри хорошо.

Поймал себя на мысли, помню ли я эти ощущения по прошлым годам и какими они были? Быть может, и не было вовсе. Всё больше всплывали моменты из детства, что, впрочем, неудивительно, ведь оно всегда искреннее, несмотря ни на что. Один момент вспомнился особенно чётко. Наверное, тогда я впервые "осознанно бессознательно" поймал ощущение весны. Да и насыщен он нестандартными, для моей детской психики, событиями был, отчего врезалось в память. У всех есть такие моменты. Просто большинство людей не вспоминают их, отдавшись во власть суетной и у большинства – трудной жизни.

Было это году этак в девяносто втором прошлого века. Я был совсем юн и любопытен, охоч до всяких приключений и перемен. Чего вокруг было предостаточно.
 
...

Рос я в семье геологов. Родители мои, поддавшись романтике семидесятых, ринулись из центральной России в сибирские просторы, очевидно, за запахом тайги и ветрами свободы. Там и пересеклись их пути, в результате родились последовательно брат, я и сестра. Ничуть не сковав их свободу и тягу к погоне за романтикой. Никаких декретов и отпусков по уходу за детьми, пару месяцев, чтобы прийти в себя и - вперёд в тайгу, в полевые условия. Если условия были совсем тяжкие, то брата и меня отсылали далёким родственникам на "большую землю". Сестра родилась несколько позднее. На "большой земле" родственники родителей нас искренне жалели, мою мать считали сумасшедшей авантюристкой, а нас этакими маленькими голодными индейцами-дикарями, поэтому пичкали буквально всем. В результате я возвращался в свои "дикие края" в ковровой диатезной сыпи, а брат – заметно округлившимся и степенным. Всё-таки я больше налегал на сладкое, а он на всё, что давали. С тех пор аллергия – моя вечная спутница, а брат всё-так же всеяден.

Но в тайге, в тех самых полевых условиях, если они проходили хотя бы в обогреваемых печурками палатках и на высоте не выше полутора тысяч над уровнем моря, мы с брательником провели несколько незабываемых сезонов. Нашими воспитателями выступали, как правило, всевозможные бичи (БИЧ – бывший интеллигентный человек), подвизавшиеся на заработки в геологоразведочную партию различными трактористами, водилами, поварихами, подсобными рабочими. Многие из них прошли суровую школу советских исправительно-трудовых учреждений, так что здесь для них был своеобразный горно-климатический санаторий. Часто они жарили спирт и барагозили так, что начальник отряда (мой батя) лупил их потом почём зря, некоторых даже выгонял, но никого не оскорблял попусту и не сдавал в уголовно-исполнительные инспекции. Многие бичи были на условно-досрочном и малейший "залёт" грозил им возвращением к местам "постоянной дислокации" со всеми тяготами жизни.

За суровый нрав и справедливый характер батю уважали буквально все – от студентов-практикантов до отрядных "жучек" и "шариков". Псы были особенно благодарны отцу за то, что тот установил жёсткое правило: не жрать собак! Дело в том, что среди бывших зеков распространена весьма популярная легенда, что мясо собак выводит из организма никотин и предотвращает развитие туберкулёза. А, так как они курили больше, чем очень много, и многие после отсидки опасались, что больны "тубиком", то собаки всегда были в зоне их пристального внимания.

Авторитет отца естественно распространялся на его малолетних отпрысков, о нас заботился весь отряд и каждый воспитывал, как мог. Родители постоянно были на маршрутах в горах, а нас безо всякой опаски оставляли на попечение обслуги, как раз всяких "бичей" и "бичих". Так что года в три я весьма виртуозно владел уголовным жаргоном и ненормативной лексикой. До сих пор, говорят, неплохо разбираюсь и говорю, но не мне судить. Но все они были, в общем-то, хорошими искренними людьми и нас по своему любили. Помню, даже построили нам собственный зоопарк, настучали деревянных клеток и посадили туда всяких пойманных животных. Были зайцы, детёныш косули (чью мамашу они подстрелили на одной из охот), ещё пара каких-то зверушек, может бурундуков, хотя их и так было там столько, что чуть ли не отбирали пищу с тарелок и не прыгали в котелки над кострами. Развлекали короче детей, как могли. У матери осталась затёртая фотка, где мы с братом сидим на сделанных из деревянных чурок мотоциклах с фарами из жестяных банок от  консервов, и усердно газуя, куда-то "мчимся". Лично мне из тех лет запомнилось, как я сижу на коленях у пьяного тракториста за рычагами огромного гусеничного трактора, а он на полном серьёзе едет куда-то возле лагеря, дёргая рычаги и орёт мне: "Давай пацан, млять, держи рычаги, крути твою мать! Видал, как прёт! Танк, млять!!". А я ошалевший и довольный пытаюсь и вправду дёргать неподъёмные рычаги. В результате колесили мы где-то минут пятнадцать, пока не зарылись в гущу непроходимых вековых лиственниц, а тракторист уснул прямо там. Я же довольный сидел и дёргал рычаги заглохшей железой машины под храп уставшего "танкиста". Вечером батяня жестоко избил его за такие чудеса. Но тот на него, я думаю, был не в обиде. За дело, ведь.

...

Но рассказать я хотел не об этом, а о других воспоминаниях и ощущениях. В девяносто втором (приблизительно) мы жили на границе с братской Монголией, в Восточном Саяне. Отец тогда руководил крупной геологоразведочной экспедицией, от которой зависело благополучие значительной территории и людей. Соответственно был он там и царь и бог в одном лице. Даже местные погранцы дружили с ним и уважали за различную хозяйственно-бытовую помощь. Их монгольские коллеги тоже, дела у них были ещё хуже в этом плане. Времена тогда наступили суровые для бывших соцстран. Так что одно время отец с приближёнными лицами повадился ездить на рыбалку и охоту в соседнюю страну, где охотничьи и рыболовные угодья были на порядок обильнее и богаче. При переезде границы, учитывая характер взаимоотношений, проблем не возникало, просто поднимался шлагбаум и "счастливого пути, Геннадьич!".

В тот мартовский день, приблизительно в конце месяца, отец взял в поездку и меня, приобщить, так сказать, к дикой монгольской действительности, хотя у нас было ненамного цивилизованней. Мороз ещё стоял крепкий, дороги и озёра были застывшие в толще льда. Хотя туда, куда мы направлялись, дорога и озеро  представляли собой одно целое. По поверхности огромного озера Хубсугул зимой накатывали "зимник", который качеством полотна был лучше, чем местные дороги с твёрдым или гравийным покрытием. Была правда серьёзная опасность в виде широких трещин, которые, случалось, рассекали этот "хайвей" пополам. Ширина трещин иногда достигала метра и более. Но для местных водителей с опытом это была сущая ерунда, главное держать скорость, не снижая, и тогда авто пролетало через них, как в кинобоевиках. Красиво и весело. Бывали и трагические случаи, но об этом старались не вспоминать, главное перед выездом на озеро, спрыснуть как следует у ближайшего "бурхана", покровителя местности. Мужики в тот раз спрыснули очень хорошо, в том числе и водитель, так что поездка в сторону отдалённого залива, километрах в сорока от начала дороги прошла лихо и без происшествий. Встречал нас хозяин стойбища, старый знакомый монгол. Как полагается в таких случаях: зарезал барана и наварил жирный суп-бухлёр. Мужики выставили свои гостинцы – несколько бутылок питьевого спирта.

Естественно о рыбалке никто и не заикался, хотя утро только-только перетекло в день. Мне же заняться было нечем, так что я периодически дёргал отца, мол, когда же уже рыбачить. В итоге мне выделили пару молодых парней, родственников хозяина с поручением оказать необходимое содействие в рыбной ловле. Батя дал мне пару пачек папирос, чтобы отблагодарить ребят за помощь, про удочки же и другие снасти, почему то весело сказал, что они не потребуются.

Робко протянув одному из парней "Беломорканал" и получив одобрительное "Бррр, холодно!", на чём запас русских слов собеседников закончился, мы отправились в сторону от озера, куда-то в заснеженную степь. Дальше общались на интернациональном языке жестов. Я всё больше недоумевал, но спросить не мог, боясь поставить сопровождающих в понятийный тупик. В руках у парней были длинные палки с прикрученными проволокой к концам изогнутыми гвоздями и пара больших холщовых мешков. Через полчаса пути показался бурлящий, несмотря на долгую зиму и морозную погоду, ручей, выскочивший со стороны отдалённых гор. От ручья шёл пар, как я потом понял, это был незамерзающий ручей с горячими источниками, где-то выше. Подойдя к первой же ручьевой яме, парни ловко принялись орудовать палками и выбрасывать на берег одну за одной крупных рыбин! Это были налимы, и в яме их было кишмя-киши! Через небольшой промежуток времени, оба мешка были забиты под завязку заиндевевшими на морозном воздухе рыбинами. Как оказалось в это время года у них нерест, и они поднимаются по таким ручьям из озёр в ямы нереститься.

Улыбаясь, парни так же молча, жестами показали, что всё рыбалка окончена, пора домой. Я же немного ошалевший от такой рыбалки, всё же попросил попробовать и вытащил на берег пару рыбин. Приобщился так сказать.

Придя обратно и согревшись в протопленной юрте, с упоением рассказывал захмелевшему отцу и мужикам об особенностях национальной монгольской рыбалки. Те лишь снисходительно посмеивались. Наконец я им изрядно надоел, мешая суровым мужским разговорам, и один из мужиков сунул руку под нары и вытащил оттуда старенькую настоящую винтовку Мосина. В просторечие – трёхлинейку. "На, пацан, покрути, поразбирайся что к чему, дядя Жамбал подарил твоему батьку, вернёшься домой, будешь козлов горных, ха-ха, стрелять". Моему восторгу не было предела! Схватив тяжёлую винтовку, к оружию любой пацан неравнодушен, я принялся щупать её, трогать, наконец, передёрнул затвор. Мужики не обращали на меня никакого внимания - ну крутится там малец, занимается винтовкой, главное, чтобы не мешал. Я же уже ловил какие-то цели по углам юрты, компания сидела чуть правее. В один из моментов, нажал на курок. Раздался громкий хлопок, винтовка выпала из рук, мужики инстинктивно попадали на пол, а один их ни ещё и заорал благим матом. Спустя мгновение отец тряс меня уже за шиворот и отшвыривал ногой винтовку по полу куда-то в сторону. Я был в полном ступоре. Все повскакивали, лишь наш водитель крутился на полу, державшись за ногу. "Млять, подстрелил, всё капец, ногу отрезать, или сдохну, истеку кровью, а-аа—аа!". Отец отпустил меня и бросился к потерпевшему, разжал его руки, по штанине того потекла тоненькая струйка крови из маленькой дырки. Все замерли и враз протрезвели, казалось - ситуация крайне опасная. Что делать, кому теперь отвечать, к тому же незаконно находятся на территории сопредельного государства. Думаю, в этот момент моему отцу добавилось седых волос. Как вдруг тот самый дядя Жамбал, хозяин-монгол спокойно прервал вопли кричащего водителя, русский язык он знал хорошо: "Да чо он гонит то, а? Чо кричит то? Пуля то вот в печь в угол вошла и ушла в пол, вот дыра на углу! Стружка, наверное, металлическая под кожу влетела, а он орёт, будто убили! Не гони, однако!". И для подтверждения слов ткнул плацем в аккуратную дырку в угловом сварном шве железной буржуйки. Кричащий плавно перевёл крики в тихие стенания. Мужики рывком подняли его и усадили на нары, закатали штанину и вправду, под коленом был малюсенькая ссадина с торчащим из неё небольшим металлическим осколком. В воздухе сразу разлилось облегчение. Спустя несколько минут "раненного героя" перевязали, вытащив предварительно осколок, и угостили огромной кружкой спирта в качестве анестезии. Хозяина пожурили, как, мол, так в стволе патрон оказался. Выяснилось, что он всегда один патрон держал в магазине, на случай подхода волков к стойбищу, чтобы можно было отпугнуть или подстрелить замешкавшегося клыкастого. А я, видимо, передёрнув затвор, загнал патрон в патронник и случайно выстрелил. Ну, типа, бывает, никого не убили, и - слава богу! Дальше все отмечали везение и удачу. На меня никто не обращал внимание, лишь отец суровым голосом отправил спать на нары в дальнем углу. Только под толстой кошмой меня затрясло от пережитого, страха не было, лишь нервная дрожь. В ту ночь я так и не уснул. С тех пор мне досталось определённое "дурное наследство", когда происходит что-то, выбивающее из колеи или просто задевающее мой небогатый внутренний мир, то не могу уснуть, иногда несколько ночей подряд.

Ранним утром, ещё только светало, а в юрте стоял могучий храп хмельных мужиков, я вышел на улицу. Внутри не хватало воздуха. Рассвет уже расползся по небу и земле. Было на удивление тепло. Лёгкий ветерок приятно обдувал перекошенное лицо. И... запах, я отчётливо услышал запах чего-то свежего и волнующего. Он тянул со стороны озера и буквально проникал в мозг. Мне стало хорошо и спокойно. Сердце наполнялось ярким ощущением. Спустя какое-то время я понял, что это было ощущение весны. У каждого оно своё.

Хороший сегодня всё-таки день. Определённо.

07.03.14
ilay