Дружина Ч. 14. В лабиринте Времени

Сева дрых в сенях, по привычке – в наушниках. Шеф тронул его за плечо и аспирант вскочил с вытаращенными глазами, так что один наушник упал ему на колено.
– Поднимайся, надо уходить.
– Куда? – зевая и потягиваясь несколько оторопело пробормотал Сева, садясь на диване и заставляя последний скрипеть.
– В лес, – почему-то шепотом и из-за плеча шефа произнес Арсений.
– Куда? – переспросил Сева также шепотом, натягивая вслед за носками берцы и поднимаясь. И в его голосе зазвучали нотки перемешанной с непониманием происходящего тревоги.
– В лес, – повторил  шеф, – давай быстрей, по дороге все расскажу. Запихивай в рюкзак спальники и куртку не забудь с дождевиком.
– Подождите, а как же, – пробормотал Сева,  открывая в сенях дверь в комнату, где еще несколько часов назад лежал больной Волков, а теперь на кровати осталась только скомканная постель.
– Слушай, Сев, надо спешить, идем только ты, я и Арсений, я по дороге постараюсь все объяснить.
Как ни странно, аспирант лишь проворчал, пожав плечами: – Бред какой-то, – и послушно пошел к выходу из дома.
Шефа даже это как-то удивило. Он представил как его чуть ли не средь ночи будят и тащат в лес в ситуации, когда двое из экспедиции вообще пропали и никто не объясняет толком – куда.
– А Вася-то где? – пока Арсений закрывал ворота, спросил-таки все еще несколько сонным голосом Сева.
– Не вернулся еще, но надеюсь с ним все в порядке.
– Блин, ну дела, – проворчал аспирант.
По дороге к лесу шеф в двух словах рассказал невпопад зевающему Севе про исчезновение Волкова и оставленную им записку. Ему показалось, что аспирант слушал в пол уха и кажется бормотал себе под нос, спотыкаясь спросонья о кочки, какие-то ругательства на старонорвежском – том самом, на котором разговаривали и ругались викинги.  Впрочем, это не удивило:  все представлялось каким-то нелепым сном. Вроде еще вчера строили планы по командировке и тут на тебе, черт и что деется.
Шеф и понятия не имел – куда двигаться. Все происходящее казалось чем-то нереальным и в рамках привычного для него рационального мира – абсурдным.  Хотя за последнее время он успел привыкнуть к странностям в своей жизни и даже мистику, пока им необъяснимую, втиснул в свои представления о действительности.
В лесу, благодаря яркому свету луны – можно было разглядеть тропу. Ну вот – да, тропа была как раз перед ними. Шеф видел ее в первый раз: на раскопки они шли немного другой дорогой. Более проторенной, что ли.
Прежде чем ступить на тропу и двинуть в неизвестном направлении, шеф оглянулся на Арсения. Почему-то ему казалось, что сын пропавшего Волкова знает куда идти, хотя всю жизнь к интуициям там, шестым чувствам и прочим озарениям относился подозрительно. Арсений и в самом деле видать знал, потому что уверенно так кивнул. Шеф глянул на Севу, тот молча и глядя под ноги топтался сзади, теребя пальцами молот Тора. Верно для него происходящее виделось нереальным сном и он надеялся в скором времени проснуться.
В общем двинулись по тропе, словно услужливо освещаемой луной. Постепенно ощущение сырости нарастало, а тут еще ветки норовили поцарапать лицо. Сами деревья казались живыми и шеф старался лишний раз не смотреть на их черные силуэты. А еще луна: она была точь-в-точь той же, что он видел совсем недавно, в поезде.
Шли они где-то час и явно в другую от места раскопок сторону, Сева пару раз споткнувшись, – где,  диву давался шеф, умудрился: тропа ж вроде ровная – чертыхался  на смешанном русско-старонорвежском и, несмотря на все свои мощные габариты и лучшую из всех спортивную подготовку, начинал отставать.
– Ну-ка, давай, иди вперед, скомандовал шеф, – Я буду замыкающим.
«Не хватало только еще одному пропасть», – подумал с раздражением.
В общем, через пару часов, подвыдахвшиеся, вышли на какую-то освещенную луной поляну с примятой травой.
– Так это ж, того, мы ж, шеф, тут раскопки проводили. Блин, Арсюх, ты чего учудил вести нас таким маршрутом?
– Так, говорят, леший заблудившихся путников водит, – то ли в шутку, то ли всерьез произнес шеф и даже изобразил на лице улыбку, хотя обстановка к оной не располагала.
В самом деле, вот они: все та же ветла, да и аккуратно покрытый еще вчера дерном могильник никуда не делся. Однако опять – будь она не ладна – интуиция, или как там ее, говорила, что место это, да, то, но… Ну а что «но» шеф и сам взять в толк не мог: измерение, что ли, другое.
Ему вдруг вспомнился слышанный в деревне и раздававшийся из леса вой и исчезнувшие останки хазарина, а еще просьба пропавшего Волкова: быть на виду.
Арсений открыл было рот, чтобы все объяснить, но шеф упредительно поднял руку:
– Погодь, давай костер разведем, передохнем, а то все запыхались. Перекусим. Сев, ты батончики свои захватил?
– Ага.
– Хорошо, кидаем рюкзаки и за хворостом. Только, мужики, держимся все вместе. Не разбредаемся.
Шеф с некоторой даже досадой подумал, что сейчас придется объяснять: с чего это не разбредаемся, мол, взрослые все.
Но Арсений и Сева только согласно кивнули. Хворост собрали быстро, но все это время шефа не оставляло ощущение чужого присутствия. Не привычного ночного шебуршания в лесу, нет. В голове вертелось слово «Нежить» и почему-то было сожаление, что у них нет с собой оружия. Холодного. Того самого, которое раскопали намедни. Вот именно оно казалось и нужным.
Уже у костра, жуя Севин протеиновый батончик, Арсений рассказал, что на тропу ему еще прошлой весной указал отец, и даже провел по ней. И, да, вышли они тоже к могильнику. 
– Он говорил, что собирается приехать со всеми вами и если что с ним случится, велел немедленно по этой тропе привести вас сюда. Почему сюда и что именно может случиться – не объяснил. Я тогда как-то этим словам не предал значения, правда заметил, что отец смурнее и сосредоточеннее обычного был, каким-то совсем неразговорчивым стал. Но вы же знаете, он частенько таким бывает.
– И, что, нам тут ночь коротать? – поинтересовался Сева.
– Да, отец не сказал, сколько нам тут быть? – спросил у Арсения шеф.
– Не-а.
Арсений замолчал, принявшись ворошить палкой дрова в огне, вызывав сноп взметнувшихся в ночное небо искр.. Взбодрившийся было  дорогой аспирант снова начал протяжно зевать.
– Давай, доставай спальники и укладывайтесь с Арсением, я подежурю, через пару часов тебя разбужу. 
Сева кивнул, полез в рюкзак за спальниками и неожиданно завалился на бок, засопев.
– Что это с ним? – шепотом спросил Арсений.
– Не видишь, что ли, вырубился.
– Как-то быстро, будто пьяный.
Будто – согласился шеф, только вот не удивлялся совсем. Такое ощущение, что он за последние дни вообще удивляться разучился. Они аккуратно уложили Севу на спальник и накрыли курткой. Упаковавшийся в спальник Арсений, поворочавшись, также вырубился минут через десять. Шеф позавидовал обоим и почувствовал как и к нему  незваным гостем подкрадывается коварный Морфей, заставляя веки слипаться.
Шеф поднялся, разминая колени,  потягиваясь и ежась от сырости, дававшей о себе знать уже в метре от костра и даже теплый свитер не очень-то спасал. Ему вдруг – точнее не так: нечто в нем – вдруг заставило отвернуться от огня. Перед ним белым неровным ковром расстилалась  посеребренная россыпью звезд и залитая лунным светом поляна. Непроходимыми.  И деревья, с провисшими под тяжестью сугробов ветками. Они напомнили ему виденного еще в детстве в зоопарке насупившегося филина, только снежного.
Почему-то шеф не чувствовал холода. Стоял и смотрел, завороженный, на эту, словно сошедшую с кисти Константина Васильева картину. Сколько по времени? Может минут. Может час. А может – вечность. Кажется, это состояние называют медитацией?
Из него его вывел вой. Тот самый, намедни слышанный им в лесу. Нечеловеческий. В следующую секунду он увидел воина – вот поди разберись, как он оказался на поляне, пятившегося  спиной и по колено утопавшего в снегу. В меховом темно-синем и доходившем ему до колен халате-безрукавке и поверх него – кольчуге, в остроконечном шлеме.
Кривоногий и приземистый, в левой руку он сжимал большой лук – шеф сразу догадался: сложносоставной, – в правой держал  копье, острием касавшееся снега. Шеф не видел его лица, но понял, что воин ранен, в ту же секунду на поляне появилось существо, от вида которого сразу становились понятными слова: кровь стынет в жилах.
Здоровый. Облаченный в кольчужную рубаху без ворота и с разрезом на подоле, с наручами. Шеф не видел его лица, полностью защищенного прикрепленной к остроконечному клепаному коническому шлему кольчужной бармицей, закрывавшей в том числе, щеки и подбородок. Только возле глаз бармица была разбита. И вот эти самые глаза, совершенно мертвые и раскрытые, вселяли ужас.
А еще шеф вдруг понял, что видит его не впервые. Какие-то обрывки в памяти – вот только его ли памяти – вдруг кем-то пущенной стрелой пронеслись в голове. Но рефлексией заниматься было некогда. Мертвый воин взмахнул палашом. «В Персии кованным» – машинально подумал шеф. И в ту же секунду он бросился к мертвяку, сквозь сугроб, ощутив наконец всю лютость мороза и понимая, что не успеет остановить удар палаша, занесенного над головой раннего воина. 
Источники фотографии: https://vsthemes.org/pictures/nature/13082-campfire.html

19 – 25 августа Чкаловский