Рыжие эти глаза. Повесть. Глава 4

На теплоход Сергея проводил брат, он предлагал Виктору поехать вместе с ним, но тот не мог, остались кое-какие недоделанные дела в городе, но Белкин обещал приехать в Ёлнать чуть позже. На том и порешили. Прощальный гудок, и теплоход отошёл от пристани, направился вниз по Волге. Новиков стоял у борта, махал рукой оставшемуся на берегу брату и тихо со всеми прощался:
- До свидания, Виктор! До свидания, город! До свидания, училище! До свидания, девушки! Люба... Да, Люба... Ладно, всё! Хватит! Теперь домой! В Ёлнать! А вы все оставайтесь здесь! Мы ещё с вами увидимся! Вниз по Волге теплоход шёл ходко, хотя часто и причаливал к разным пристаням, и не только в крупных городах. Сергей с интересом за всем наблюдал, но больше всего любовался речными просторами, проплывающими мимо берегами. Какое же это всё-таки чудо - Верхневолжье! Заросшие смешанными лесами берега, с утопающими в них деревушками, почти в каждой из которых стояла на возвышенности церквушка, то ли с покосившимся крестом, то ли вовсе без него, а то и совсем без куполов, навевали особое настроение, настроение тихой грусти, от которого до невозможности щемило сердце.
Ночью, когда прошли Кинешму, Сергей стал собираться. Хотя до Ёлнати ещё было часа два с лишним ходу, он уже не мог усидеть в каюте, с сидором вышел на палуба и там прогуливался. Только-только начало светать, тихую гладь воды укутывал негустой туман. Предпоследнюю остановку теплоход сделал в Столпино, его родине, где он провел свои первые шесть лет жизни. И вот из-за мыса показался Затон, а за ним и его село.
- Ну, здравствуй, Ёлнать! - как с живым существом поздоровался он с селом. - Как ты здесь без меня?
Ответа, конечно, не последовало, да он и не ожидал ничего необычайного, направляясь к своему дому. Подойдя к нему, Сергей остановился, чтобы чуть успокоиться, стал с волнением вглядываться и в сам деревянный дом, обшитый тёсом и покрашенный охрой, в густой сад, заросший спереди малиной, за которой стояли притихшие яблони, посмотрел и на участок с картошкой. Всё было ухожено, во всём чувствовалась рука настоящего хозяина, его отца. Постояв несколько минут на дороге, как бы размышляя, стоит ли будить в столь ранний час своих родных, он глубоко вздохнул и решительно направился к калитке. На стук в дверь услышал немного испуганный и сонный голос матери:
- Кто там?
- Да это я, мам. Не узнаёшь?
Дверь открылась, и Сергей сразу же попал в её объятия. Мать стала целовать его в щёки, а он - увертываться (что он, маленький? Уже совершенно взрослый человек!).
- Ой, что мы тут стоим? - вдруг спохватилась она. - Пойдём в избу.
В кухне появился и отец, обнял сына за плечи, прижал к себе. На шум выскочила из боковушки и сестрёнка, накинулась на Сергея с поцелуями, от неё он уже не отбивался (девчонка всё-таки!). А мать уже суетилась у стола, спеша накормить проголодавшегося сына. Вскоре они сели все за стол, стали есть и расспрашивать приехавшего обо всех его делах, он и рассказывал им, что да как. Но чуть поднаевшись, стал клевать носом - всё-таки эту ночь он не спал совсем. Мать ему быстро приготовила постель, он лёг и с мыслью, что наконец-то дома, мгновенно уснул. А родители потихонечку стали собираться на работу, Ангелина пошла досыпать.
Проснулся уже к обеду, когда услышал какой-то непривычный шум, и в полудрёме долго не мог понять, где же это он? Всё же сообразив, что дома, а это мать возится на кухне, чуть потянувшись, быстро вскочил с постели. "Да, я дома. Я наконец-то дома! Кончилась, хотя и ненадолго, моя казарменная жизнь! Здравствуй, лето! Здравствуй, беззаботный отдых! Как хорошо, что никто не кричит "Подъём!", никто не гонит на зарядку. Да это же свобода, полная свобода! Можно отоспаться как следует за целый год! Можно купаться и загорать на солнышке, сколько влезет! Можно гулять без опаски, где захочется! Здорово! Просто здорово!"
С тёплым чувством на душе он вышел в кухню, поцеловал мать в щёку, чему она немного удивилась. Небольшой кухонный стол был уставлен только что испечёнными пирогами и ватрушками, от которых исходил ароматный запах, от чего у Сергея сразу побежали слюнки. Он вышел во двор, сделал небольшую зарядку (приучили всё-таки в училище!), умылся под умывальником на крылечке, и вскоре все сели за накрытый по-праздничному стол. Малость выпили (отец только пригубил рюмку, он всё ещё никак не мог оправиться от того инфаркта, что случился с ним в лесу в прошлом году при заготовке дров), закусили и посыпались снова расспросы о житье и бытье. Сергей с удовольствием рассказывал о своей курсантской жизни, о первых, успешно выдержанных экзаменах, обо всём, что интересовало мать, отца и сестру. Все они с интересом слушали его, усмехались его шуткам, а мать всё старалась подложить ему самый лучший кусок пирога, тихо приговаривая: "Ешь, ешь, сынок. Там, в училище, такого нет". Конечно, таких вкусных пирогов никто в училище не пёк (да и такой душевной обстановки там не было!), и он с огромным желанием их уплетал, и рассказывал, рассказывал. Наконец насытившись и устав от расспросов, он убежал к своим школьным друзьям. И встретившись с ними, снова стал рассказывать о своей вроде бы жизни, но уже совсем по-другому. Говорил о первых знакомых городских девчонках, о своих победах  над ними (им же выдуманных, конечно), о забавных похождениях (которых почти и не было). Те слушали, раскрыв рты и от души завидуя ему. А он, видя это, заливал и заливал им. Так и прошёл первый день этих долгожданных летних каникул. А за ним потянулись и другие, такие же чудесные и беззаботные. Днём он помогал матери по хозяйству. Хотя оно было не такое уж и большое - телёнок, поросёнок, куры да ещё кот Васька, но всё равно забот с ними хватало. Ведь отцу после такой болезни ничего тяжёлого нельзя было делать, всё ложилось на плечи матери с сестрёнкой, а теперь это перешло на него. И он не гнушался ничем: чистил в хлеву у поросёнка, полол в огороде, колол дрова, носил с колодца воду. Ой, да мало ли дел в деревне летом! Но успевал и с мальчишками сыграть в футбол, в городки или карты, бегал с ними на речку купаться. А по утрам ещё ходил и на рыбалку, даже не ради рыбы, хотя ерши и ловились на славу, но просто удивительно красиво просыпалась здешняя природа, было в этом что-то чарующее и влекущее. По вечерам же с друзьями ходил в кино или на танцы, а после них болтались по селу вместе с девчонками, шутили и смеялись, орали песни. Так незаметно летели летние дни и ночи. Уже прошёл июль, наступил август. Совсем притупились воспоминания об училище, о городе. Об этом, правда, часто напоминали письма от Соколовой. Писала она ему почти каждую неделю, он их читал, но не отвечал. Зачем писать? Ведь и так всё ясно. Они не нужны друг другу. Или, точнее, она ему не нужна. А он ей? Он ей нужен? Судя по её письмам, да. Но если одна сторона не хочет этого, то что делать другой? По его мнению, надо соглашаться с первой и рвать все отношения. "Неужели она этого не понимает? Странно. Ведь она старше меня. Надо ей ответить и всё написать начистоту". И он это сделал, написал стихами: "Люба, Любочка, Любаша! // Я тебя ведь не любил. // А просто шутки ради // С тобою время проводил". Больше она ему писем не писала, он их и не ждал. Хотя и наступила ясность в их отношениях, но всё равно в душе образовалась какая-то пустота, чего-то ему явно не хватало, не хватало именно здесь, в Ёлнати. Свои местные девчонки все были знакомые, всё было известно о них, и поэтому с ними было не так интересно. Ему хотелось чего-то новенького, неизвестного ранее, и он своего дождался.
К их однокласснице Зинаиде Малыгиной приехали гости - две девушки. Сергей с друзьями это сразу приметил и в первый же вечер на танцах в "летнем кинотеатре" (досщатом складе для удобрений с земляным полом, временно приспособленным под сельский очаг культуры) познакомился с ними. Одна из них, небольшого роста, волосы русые, короткая стрижка, серые глаза, его особенно заинтересовала. Он станцевал с ней несколько раз, даже не пытаясь заговорить. Она чувствовала себя немного скованно, видимо, из-за непривычной обстановки, лишь изредка поднимала глаза, но даже в эти краткие мгновения, когда её чуть смешливые зрачки встречались с его взглядом, что-то вздрагивало в нём, заставляло подспудно волноваться. Он никак не мог понять, отчего это происходит, и когда заканчивался танец, отходил от девушек и внимательно наблюдал за ними, особенно за ней, той незнакомкой, с которой только что танцевал. Та тоже бросала редкие взгляды на него, как-то виновато улыбалась, и от этого у Сергея просто замирало сердце. А потом, после танцев, они пошли все вместе гулять, познакомились, её звали Надеждой, она приехала в гости из Дзержинска. На следующий день он нашёл их на реке вместе со её подругой Женей, они катались на лодке и загорали. В открытых купальниках обе смотрелись просто здорово. Сергей невольно залюбовался Надеждой: аккуратненькая фигурка, красивые стройные ноги, небольшие груди, серые с солнечными прожилками глаза неудержимо манили к себе, в какой-то миг он даже невольно потянулся к ней, отчего та, испугавшись этого движения, отклонилась и быстро накинула на себя лёгкий цветастый халатик, и тут же звонко рассмеялась, он тоже. Вечером, встретившись с ней, они не пошли на танцы, а гуляли вместе по селу, рассказывали о себе, о своей жизни и делах, гуляли долго, и когда время уже было за полночь, никак не могли расстаться. И на следующий день были вместе, и на другой, купались и загорали на речке, катались на велосипедах, от души смеялись, давая шутливые прозвища друг другу (Крошка, Великанчик), домой забегали разве что перекусить да немного поспать. Так незаметно пролетела одна неделя, началась другая, Надежда засобиралась уезжать, Сергей уговаривал её ещё немного задержаться, она уступила. И ещё несколько дней они пробыли вместе, бегали, взявшись за руки, по окрестным лугам, сходили даже раз в лес, хотя и неудачно, грибов там почти не было (стояла сухая погода). В последний вечер гуляли особенно долго, а потом, под утро, обменявшись адресами и пообещав писать, расстались очень просто - пожали руки друг другу и всё: не больше, не меньше. На первом автобусе Надежда покинула Ёлнать. Сергей вновь остался один, к нему вернулась прежняя спокойная жизнь, правда, немного скучноватая, настроение было такое, словно у него отняли очень хорошую и дорогую игрушку. Он ясно понимал, что это должно было произойти, но, конечно, искренне не хотел этого, сопротивлялся, как мог, но всё напрасно: её не стало, её не стало здесь, в Ёлнати, но она была где-то там, далеко, в неизвестном ему до сих пор Дзержинске.
Август перевалил за вторую половину. Оставалось совсем немного времени до конца каникул. Это стало слегка его беспокоить, но тут появилось ещё одно увлечение - прошумели хорошие ливни, и в лесу пошли грибы, и белые! - что отвлекло его от всех невесёлых мыслей. А в лес по грибы он любил ходить с детских лет. Но сами грибы было не главное, главное - он любил просто бродить по лесу, слушать особый его шум, наслаждаться пением птиц.
Через неделю пришло от Надежды первое письмо. Сказать, что он сильно обрадовался ему, было бы не совсем верно. Конечно, ему льстило, что оно пришло, но он не запрыгал от радости, когда конверт оказался в его руках. Двойной тетрадный листок был исписан наполовину крупными бегущими словами. Вначале она писала, что доехала хорошо, что всё нормально, как в любом другом обычном письме. А закончила его так: "Серёжа, знаешь, всю дорогу ты не выходил у меня из головы. Я всё вспоминаю наши встречи и не могу никак до сих пор понять, что это всё уже позади, что тебя уже нет рядом. Если бы ты знал, как я по тебе соскучилась. А ты?" А он? Что он? Откровенно говоря, он не особо и соскучился по ней, видимо, просто ещё не успел соскучиться, как ему казалось. Конечно, без неё в Ёлнати стало как-то пустыннее даже, что ли. Она уехала (да собственно, все же уезжают!) и, конечно, увезла с собой что-то своё, неповторимое, чего Сергей ещё не испытывал. Но он никак не мог понять, что уехало вместе с ней, ведь она увезла с собой не только воспоминания об этой случайной (случайно ли?) встрече, а что-то ещё, что получила у него, чего он и не заметил, то ли от того, что слишком много этого у него было, то ли от того, что это ещё не успело просто раскрыться в нём. И всё он воспринял, как должное, как обыденное, но, конечно, чтобы не обидеть её, написал, что тоже соскучился по ней. Через несколько дней из Дзержинска пришло ещё одно письмо, потом ещё и ещё. Он даже не успевал на них отвечать, а она и не ждала его ответов на свои письма, а просто писала и писала ему. И по их смыслу было видно, что она, действительно, очень скучает по нему и рвётся всеми силами в Ёлнать, чтобы увидеться с ним. В этих её письмах были такие слова, как "дорогой" и "милый". Это его сильно удивляло. Конечно, он переписывался с девчонками и раньше, но никогда (никогда до этого!) в письмах не было подобных слов. И он верил им, этим словам, верил, что они искренние, что идут из глубины её сердца, но в то же время закрадывалось и какое-то сомнение: "Неужели это всё правда? Неужели я ей так дорог? Ведь мы были вместе с ней всего каких-то десять дней и ночей? И ничего особенного с нами не случилось? Мы даже не поцеловались ни разу?" Нет, он этого никак не мог понять, хотя и сильно хотел. Просто он ещё не созрел до того великого чувства, которое рвалось и мчалось к нему навстречу.

Август заканчивался, нужно было уезжать из дома, снова оставлять своих родных, друзей, подруг, оставлять своё село. О, как не хотелось этого делать, но куда деваться? Нужно было возвращаться в училище со всеми его не очень-то приятными распорядками. Грустное расставание, и вот уже "Метеор" понёс его вверх по Волге. До начала занятий оставалось два ещё дня, в училище идти не хотелось, он остановился у родственников. В первый же день, пройдясь с братом по проспекту Ленина, почувствовал, что всё-таки соскучился по этому городу. Он вдыхал этот особенный, городской, запах, слушал, привычный в общем-то, городской шум. Они свернули к набережной, направились к Волге.
- Здравствуй, Серёжа! - вдруг услышал он сбоку знакомый голос и даже вздрогнул.
- Здравствуй... Люба, - чуть заикнувшись, ответил он и остановился.
- Ты уже приехал?
- Как видишь, - в его голосе зазвучали нотки вины.
Ведь, действительно, он перед ней был виноват. Хотя в чём? Да, они дружили, может быть, им даже было интересно вдвоём, но это поначалу. А потом стало скучно, ему стало скучно с ней, и он пошёл на разрыв, и откровенно об этом написал в письме. Так в чём же его вина? В том что она стала неинтересна ему? Нет, в этом его вины не было.
- Я, пожалуй, пойду, - почувствовав себя лишним, проговорил Виктор и ушёл.
Они остались вдвоём и шли молча по полупустынной набережной, каждый собираясь с мыслями. Потом сели на скамейку.
- Серёжа, это правда?.. - она не договорила до конца этот вопрос, голос у неё дрогнул, но ему и так было понятно, о чём Люба спрашивает.
- Да, правда, - спокойно ответил он, не глядя на неё.
- Но почему? Почему ты так поступаешь? - в её голосе звучала жалость.
И ему стало жалко её, откуда-то возникло подспудное желание обнять девушку, забыть все недоразумения и... "Что и? Начать сначала и тянуть никому не нужную волынку? Но зачем? Ради чего? Никакого же обоюдного чувства у нас нет? По крайней мере, у меня к ней нет никакого чувства. Так зачем всё это? Нет, раз уж решил рубить, так надо рубить окончательно. Но как ей об этом сказать, чтобы сильно не обидеть? Ведь она не виновата, что у меня к ней нет ничего?"
- Знаешь, Люба, дома я встретил одну девчонку, которая мне больше нравится, чем ты, - прямо выпалил он то, что пришло ему в голову, и это было правдой.
- Но ведь её здесь нет?
- Ну и что?
- Ты хочешь, чтобы всё осталось по-старому? - в её голосе зазвучала надежда, пусть и небольшая, когда она предложила ему этот мостик спасения.
- Нет, - чуть помедлив, твёрдо ответил он и взглянул на неё.
Она сидела, опустив голову, в её глазах стояли слёзы.
- Вот всегда так получается, - тихо начала она, - веришь человеку, а он, оказывается, не заслуживает этого доверия. А бывает и наоборот: совсем не веришь, а на самом деле он во много раз лучше таких, как ты.
- У тебя всё? - резко спросил он, обидевшись на её слова.
Девушка ничего не ответила, сидела молча с опущенными глазами.
- Тогда прощай, Любовь, - вставая, проговорил Сергей и пошёл прочь от скамейки.
- Письма мне мои верни! - услышал вслед.
- Верну, не беспокойся! - резко бросил, не оборачиваясь, и ускорил шаг, сдерживая себя, чтобы не побежать.
"Всё! Это всё! И никаких шагов назад! А что дальше? Что? С Любовью порвал. Так. Хорошо. Её больше нет. Но есть же Надежда. Да, Надежда...  Но она далеко, и вряд ли мы увидимся с ней до следующего лета. Так что, полное одиночество? Но это же скучно. Стоп! А Рыжие глаза? Почему бы их не найти? Старшекурсники сейчас все на практике. Она, по всей вероятности, одна. Так в чём же дело? Надо её найти и... Что и? Познакомиться? Но захочет ли она знакомиться с салагой? А почему я салага? Нет, я уже второкурсник и кое-что понимаю, значит... надо попробовать найти её. Но где?" На этот последний вопрос он даже сам себе ответить не мог. Когда подошёл вечер, его почему-то неудержимо потянуло в сад ("Утильку" - ещё так все называли танцплощадку возле ДК моторостроителей). Танцы ещё не начинались, он бродил по тенистым полупустынным аллеям, любовался цветами на клумбах, ему было откровенно скучно, и лишь только раздались первые звуки эстрадного ансамбля, Сергей сразу же купил билет и поднялся на танцплощадку. Народу на ней было не так уж и много, и все незнакомые. Друзей нет и не с кем даже словом переброситься. Он стоял около парапета и наблюдал за одинокими парочками, танцующими в центре площадки. Собственно, и смотреть-то было не на что. Парни и девушки под несложный ритм музыки передвигали ногами или даже стояли на месте, слегка покачивая плечами. А что играл оркестр, он даже и не вслушивался - не всё ли равно! Танцплощадка постепенно заполнялась молодёжью. Сергей с интересом наблюдал за теми, кто входил туда. Но увы - ни одного знакомого. Он стал прохаживаться вдоль парапета и вглядываться в лица девушек. "Стоп!" Что-то дрогнуло в нём. "Неужели она?" Он остановился невдалеке от показавшейся знакомой ему девушки. Та стояла около парапета, видимо, со своей подружкой и весело что-то рассказывала той, улыбка не сходила с её губ, а забавные ямочки на щеках так и играли. "Она! Конечно же, она!" Сергея охватило сильное волнение, от чего даже взмокли ладони. "Что же дальше? Как познакомиться с ней?" У него уже был определённый опыт в этом, и он его использовал и сейчас - остановился не так далеко и стал внимательно наблюдать за подружками, стараясь поймать взгляд Рыжих глаз. Почувствовав себя под пристальным вниманием, незнакомка вдруг смолкла и посмотрела в сторону Сергея - их устремлённые взгляды вдруг встретились. Через какое-то настороженное мгновение она по-доброму улыбнулась ему. Нет, это не показалось. Она ему улыбнулась! "Значит, она здесь одна, в смысле без друга. Хотя кто его знает. Но посмотрим за её дальнейшим поведением". Оркестр снова заиграл не очень быструю мелодию, и незнакомку пригласил какой-то парень, Сергей наблюдал за ними, всё также стоя у парапета, стараясь снова поймать её взгляд. На этот раз его попытка не увенчалась успехом, но он не стал отчаиваться и на следующий танец твёрдо решил пригласить её. И как только раздались первые аккорды, Сергей, проговорив про себя "Господи, благослови!", решительно направился в её сторону.
- Разрешите? - слегка склонил голову, остановившись около неё, спросил.
- Пожалуйста, - просто ответила та и пошла в центр площадки.
Казалось, он совсем не слышал мелодию от охватившего его волнения, но уверенно водил свою партнёршу среди танцующих пар и внимательно смотрел в эти Рыжие глаза, стараясь как бы заглянуть в её душу, чтобы хоть чуть-чуть понять, что она за человек. Девушка вначале почти не отводила внимательного взгляда, а потом тихо усмехнулась.
- Мы, кажется, с вами где-то встречались? - спросил он обыденным голосом.
- Мне тоже так кажется, - ответила она просто.
- Наверное, у вас в училище? - предположил Сергей.
Та удивлённо подняла брови.
- А откуда вы знаете, где я учусь?
- Судя по моим наблюдениям, вы учитесь в дошкольном, не так ли?
- Так. Но там мы с вами не встречались.
- Может быть и так, - согласился он. - Ну, тогда встречались у нас.
- А вы где учитесь?
- Я в речном.
- Тогда, конечно, у вас, - согласилась девушка.
На этом разговор и оборвался. Собственно, обычный разговор, обычная сентиментальность обращения друг к другу на "вы", для него не особенно привычная, если дело касалось сверстников. Понятное дело, если ты обращаешься к взрослому, то, конечно, надо на "вы", это всё-таки уважение, а если к ровеснику... "А хотя кто сказал, что мы ровесники? Может, она и старше меня на год-два? Ну и что? Разве это имеет какое-либо значение?" Под конец танца их глаза снова встретились, и он словно прочитал в них, что она свободна, у неё сейчас никого нет. Это уже неплохо. Мелодия закончилась, Сергей отвёл её к подругам, пробормотал себе под нос что-то вроде благодарности и отошёл в сторону, и нет-нет да и поглядывал на весело о чём-то болтающих девушек, в центре которых находилась она, его (он уже в этом не сомневался) Рыжие глаза. Она ему всё больше и больше нравилась, конечно, её внешняя сторона: небольшого роста, аккуратненькая фигурка, правда, чуть полноватая, слегка овальное лицо. Собственно, как раз по его вкусу. "Надо с ней познакомиться поближе", - решил он окончательно, но не стал форсировать события и больше в этот вечер не приглашал танцевать ни её, ни её подруг, ни других девчонок и ушёл из сада раньше, чем прозвучала прощальная мелодия.

Утром первого сентября он пошёл в училище. Оно уже гудело своей обычной жизнью, так как многие приехали сюда накануне, уже успели о многом переговорить друг с другом, успели и отметить свой приезд. На торжественном построении начальник строевого отдела Васильев поздравил их с началом нового учебного года, пожелал успехов, не забыл, конечно, кое-кого отправить в парикмахерскую, а кое у кого и брюки распороть. Что поделаешь - порядок есть порядок. И начались занятия. В первый день они тянулись особенно долго, но вот наконец наступил вечер, и все разбежались, кто куда и кто в чём, пока ещё не сильно давил привычный распорядок и командиры рот вместе со старшинами не особо следили за дисциплиной. Сергей забежал к родственникам, переоделся в гражданку и направился в городской сквер, который располагался совсем недалеко от училища.
Он медленно шёл по аллее. После дневной духоты было приятно вот так, не спеша, идти под кронами густых деревьев, испытывая явное удовольствие от прохлады. У него даже появилось ощущение, что он погрузился во что-то мягкое и влажное, словно в очень жаркий день оказался в реке, заплыл подальше от берега, расслабил все мышцы, лёг на спину и тихо-тихо шевелил руками и ногами, поддерживая себя в плавучем состоянии. Так он и "плыл" в вертикальном положении, пока не вышел на центральную аллею, где ещё хорошо светило солнце своими последними лучами. Сергей остановился и даже зажмурился - ему так не хотелось прерывать своё прежнее блаженное состояние. Он вообще не любил яркий свет, особенно если он вспыхивал в ночи и слепил глаза. Вместе с небольшим потоком молодёжи подошёл к танцплощадке, которая располагалась в конце сквера, почти у самой железной дороги, под густыми кронами деревьев, от чего создавалось ощущение, что она находится на лесной поляне.
Новиков взял билет, прошёл на площадку, стал осматриваться, ища глазами её, ту пока ещё незнакомку. Народу было не так и много. Здесь, в городском сквере, собирались в основном такие же парни и девчонки, как и он, по шестнадцать, семнадцать и восемнадцать лет, и очень много было курсантов из речного училища, так как оно находилось совсем рядом, через речку. Более старшие ребята ходили на танцы в сад около ДК моторного завода ("Утильку"), где Сергей и встретил те Рыжие глаза. Было в городе ещё одно популярное место для танцев на чистом воздухе - это сад напротив пожарной каланчи, "Лазовский" или "Сад последних надежд", как его все называли между собой, и понятно по какой причине - сюда ходили люди более зрелого возраста, от двадцати пяти и выше, и запросы у них, конечно, были совсем иные, чем у тех, кто был завсегдатаем городского сквера или "Утильки".
Танцплощадка быстро заполнялась молодёжью, всё больше замелькали знакомые лица из числа курсантов, был кто в форме, кто в гражданке. Сергей ни к кому из них не хотел подходить, только кивал головой или махал рукой на приветствия ребят и искал, искал её. "Она должна сегодня сюда прийти, должна! И не беда, что в тот раз я её встретил в другом саду, видимо, она там где-то поблизости и живёт. А сегодня она придёт сюда, обязательно придёт! И что тогда? А тогда... Тогда, значит, судьба". Он тихо лавировал между танцующими парами, разыскивая её, но всё никак не мог отыскать. И вдруг - она! Девушка танцевала с одной из своих подружек и как всегда рассказывала что-то весёлое своей напарнице. Сергей от неожиданности даже замер, когда увидел их, но ждать долго не стал, как в тот раз, пригласил на очередной танец, она сразу согласилась. Они танцевали молча, только обменивались взглядами и едва улыбались друг другу. Чтобы подруге не было скучно, Сергей на следующий танец пригласил её и с ней тоже молчал. Непонятно откуда взялась эта скованность, но он совершенно не знал, о чём с ними говорить. Да здесь можно было и молчать, так как эстрадный оркестр очень громко играл, и надо буквально кричать, чтобы услышать друг друга. "Да, мы встретились. Что, значит, судьба? Мы уже не расстанемся? Кто его знает. По крайней мере, в этот вечер нет, а там... В общем, поживём - увидим".
Танцы подходили к концу, а он, хоть и приглашал её несколько раз, так ни о чём с ней и не переговорил, она тоже почему-то молчала, но со своей подругой весело щебетала, когда его не было рядом.
Почувствовав, что мелодия заканчивается, Сергей буквально выдавил из себя:
- Могу я вас сегодня проводить?
- Конечно, почему бы и нет, - просто ответила та. - Но только я пойду с подругой. Кстати, её зовут Капой.
- Как, как? - не понял тот.
- Капитолина, - девушка рассмеялась. - А просто - Капа.
- Понятно, - улыбнулся в ответ Сергей и быстро спросил: - А вас как?
- Меня? Меня - Галка, - также быстро ответила она, а тот снова не понял.
- Как, как?
Девушка от души рассмеялась.
- Галина. Но подруги меня зовут Галкой.
- Интересно. Также зовут одну птичку, - в задумчивости произнёс Сергей.
- Я вовсе не птичка, - серьёзно проговорила та, - но просто - Галка. А вас как зовут?
- А меня Сергей. Вот и познакомились.
Танец закончился, но они стояли на том же месте, где и танцевали, а потом он подвёл её к Капитолине, и Галина представила ей своего нового друга. После он пошёл их провожать домой. Как ни странно, но для него это был скучный поход. Что-то непонятное всё время сковывало его, мешало разговору. Все слова, которые он, конечно же, знал и должен был сказать, как будто исчезали куда-то, когда подружки обращались к нему, и он отвечал им только "да" или только "нет". В какой-то степени это было и понятно, ведь они совсем не так давно встретились, а познакомились, собственно, только в этот вечер. И эта непривычная обстановка, видимо, и сковывала его. А подружки, весело болтая друг с другом, дошли до дома Капитолины, распрощались, и они остались вдвоём. Она жила чуть дальше своей подруги, за ДК моторного завода. У Сергея скованность так и не проходила, и всю дорогу они перемолвились едва ли не несколькими словами, а в основном всё молчали. И попрощались так же сухо, даже не договорившись о дальнейших встречах. Но он всё же, уходя, тихо проговорил:
- Я вас найду.
Та в ответ только пожала плечами и быстро вошла в подъезд дома. А Сергей поплёлся в обратном направлении, размышляя о прошедшей встрече, о состоявшемся знакомстве. Что они ему дали? Конечно, его очень тешила мысль, что он добился желаемого ещё с первого курса - познакомиться с этой девушкой, с этими Рыжими глазами. Он этого добился, познакомился! И что же? Что дальше? Ведь он даже с ней поговорить нормально не смог. Почему? Если бы кто знал почему. Он, конечно, этого никак не мог понять. Да и откуда? За всю свою короткую жизнь у него не так и много было знакомых девчонок (Нина Лезвина, Люба Соколова, Надежда Веткина, да Веткина...), но ни с одной из них он не испытывал такой робости, к с этой Галиной - Галкой. Почему? Потому что она была, видимо, немного старше его? Но ведь и Соколова была старше, но он совсем не стеснялся её, даже бросил без особых угрызений совести. "Нет, причина не в этом? А в чём же, в чём?" На этот вопрос он ответить себе никак не мог, но подспудно чувствовал, что что-то очень серьёзное и большое надвигается на него, чего он страстно хочет, но в то же время очень сильно и опасается.
После этого вечера он ещё несколько раз встречался с ней, находил её в городском сквере на танцах. Станцевав пару раз вместе, они уходили оттуда и бродили вдвоём по городу, рассказывая друг другу различные небылицы, случаи из своих биографий (совсем ещё маленьких. Какая может быть биография у пока ещё 16-летнего парнишки?). Первоначальная скованность у Сергея постепенно проходила, он всё оживлённее разговаривал  с ней, даже начал слегка поддразнивать, ловя какое-либо непривычное её словечко, на что Галина, хоть и в шутку, но сердилась. А потом она вместе со всей своей группой уехала в колхоз на картошку, на целый месяц, Сергей остался снова один.

Курсантская жизнь вошла для него, как и для других ребят, в своё обычное русло: подъём, зарядка, завтрак, занятия... Занятия его уже не пугали так, как на первом курсе, он учился вполне пристойно, на четвёрки и пятёрки. Более того, по итогам первого года обучения его портрет появился на училищной Доске почёта, висевшей в вестибюле на первом этаже учебного корпуса, и он частенько подходил туда и смотрел на себя, что весьма тешило его, а также на других ребят, чьи фотографии располагались рядом. Всех их отметили в приказе, назвали на первом общем собрании курса. Это его и остальных, естественно, очень приободрило, придало дополнительные силы, а у большинства появилась даже некоторая самоуверенность.
На втором курсе продолжились занятия по математике, вёл их по-прежнему Мимоходов. Милочка всё также ставил неуспевающим свои любимые точечки, выгонял расшалившихся помочить затылочек, если углы не помогали. К этому все уже привыкли, все воспринимали с лёгким юмором, ничуть не боясь последствий, хотя некоторые и поплатились за свою безалаберность в первой же сессии - в роте человек десять отчислили из училища (в том числе и из-за математики), в их группе никто пока не пострадал, а вот в соседней трое вылетели. Был отчислен и Володька Гончев, с которым Сергей схватился однажды в столовой из-за хлеба (так ему и надо!). Продолжилась литература, которую вела Кубанская, а также ряд других предметов общеобразовательного цикла. Появились и новые, из общетехнического и специального циклов. Это уже становилось интереснее. Курсанты знакомились с новыми преподавателями, которых или совсем не знали, или знали по рассказам своих предшественников. Основы электротехники стал им преподавать начальник училища Чугунов. На первом же занятии он сделал перекличку, чтобы со всеми познакомиться. Курсанты сидели совсем не так, как на первом курсе, друг за другом, в алфавитном порядке, а кто с кем захотел, и, услышав свою фамилию, вставали в разных концах кабинета. Это, видимо, слегка не понравилось Чугунову. Он положил на стол журнал, сурово посмотрел на притихших ребят.
- Что это вы так сидите? - спросил строго, ему никто не ответил.
- Кто здесь старшина группы?
- Я! Старшина группы Крыгин! - чётко ответил, вставая, Николай.
- Почему непорядок в группе?
Тот опустил глаза и ничего не ответил.
- Так, понятно. Не слушаются командира?
- Да нет, в общем-то... - замялся Крыгин.
- Ясно. - Чугунов помолчал. - Хорошо. Садитесь, старшина. Продолжим работу. - И он стал называть остальных курсантов.
Новиков сидел, как и раньше, за вторым столом ряда около окна вместе с Васюковым, услышав свою фамилию, быстро встал и ответил:
- Я!
Чугунов вскинул на него глаза, прищурился, явно что-то вспоминая.
- Где-то я тебя уже видел, курсант Новиков.
Сергей опустил глаза и слегка хмыкнул, вспомнив встречу с начальником училища зимой в буфете бани.
- Ты чего смеёшься? - строго спросил Чугунов. - А ну-ка напомни мне, где я тебя мог видеть, а то я уже кое-что и забывать стал.
- Да как-то... в бане... мы пиво пили... - начал, заикаясь, отвечать Сергей.
- А-а! Пивники! Пошехонцы! Да-да, помню-помню я вас! - прервал его начальник училища. - Ага, вот вы мне и попались! Теперь держитесь! Спуску я вам не дам! - Он чуть помолчал, внимательно осмотрел понурившихся курсантов. - Ну что, пиво-то всё пьёте?
Все молчали.
- Ну, вот ты, раз стоишь, - уперся взглядом он в Новикова, - ответь!
- Да так... иногда, - честно признался Сергей, поднял голову и прямо посмотрел на Чугунова.
- Пьёте, значит. И начальник вам не указ. Понятно. - Он опять сделал паузу. - И курите, поди, все?
- Нет, не все, - ответил сразу Новиков. - Я не курю.
- Во! Молодец! Зачем курить? Это такая зараза, если уж прилипнет, то, считай, навсегда. Я вот сам мучаюсь. Хочу и не могу бросить. А приучился на фронте...
- Лучше раз выпить, чем всё время курить! - неожиданно выпалил Сергей.
- Что-о? Пить? У-у, ты, пошехонец... Пить. О чём ты говоришь? Я тебе покажу, пить... Ладно, садись. Пошли дальше. - И он продолжил зачитывать список их группы.

В свободное от занятий время Сергей читал книги. С борьбой самбо он решил завязать, на соревнования его не допускали, а просто так ходить пропал интерес. Поэтому, когда открылась секция подводного плавания, он записался туда и стал посещать все занятия. Они были пока лишь теоретические - изучали правила плавания под водой, аппараты, а практику - непосредственное применение всего изученного решили перенести на весну, когда потеплеет, или на лето. И всё равно изучать всё это было интересно, к тому же могло пригодиться в дальнейшем, уже в будущей работе. Это хоть как-то сглаживало не очень радостную обстановку вечных казарм, занимало хоть чуть свободное время, которого было, правда, не так уж и много, занимало и мысли, отвлекая их от скучноватых, в общем-то, училищных будней. Записали его и в ротный хор. Когда поступал, написал в биографии, что в школе пел в хоре, вот его и записали туда, и они все пели, человек пятьдесят, не меньше. Сергею нравилось петь, и песни были красивые, народные, а готовились они к смотру художественной самодеятельности. Были ещё и письма, которых с нетерпением все ждали. Их приносил дежурный по роте после обеда, оставлял на тумбочке дневального, и тот уже радостно кричал:
- Рота-а! Почту доставили!
Тут же из всех кубриков высыпали курсанты и мгновенно её разбирали. Сергей обычно не бегал, услышав эту команду, а ждал, когда письма ему принесут друзья по общежитию. А писем он получал не так и мало. Писали ему и из дома, его мама, и друзья по школе, но редко, а больше всего писем приходило из Дзержинска, от Веткиной. Он получал от неё по одному, а то и по два письма каждую неделю. Надежда постоянно писала ему, что очень скучает по нему, что ей безумно хочется встретиться с ним и хотя бы одним глазком взглянуть на него, мечтала о каких-то неосуществимых встречах. Сергей с интересом их читал, в душе усмехаясь над её наивностью. Ну, какие сейчас могут быть встречи? Ведь между ними более шестисот километров пути и столько самых разных преград! И встретиться сейчас совершенно невозможно. А вот летом... Летом... Но он отвечал ей, хотя и не так часто, как писала она ему, что тоже скучает и мечтает о встречах с ней. Так ли это было? Честно признаться, он не до конца верил в её искренность и сомневался, что она так скучает по нему, как сообщалось в письмах. Он просто не мог в это поверить, так как душа его, тоже искренняя и нежная, ещё пребывала в каком-то младенческом сне, она ещё не готова была принять в себя такое большое чувство, которое исходило от неё, от Надежды. И ещё - она, Надежда, была очень далеко от него, а рядом находилась совсем другая, может быть, не такая искренняя и нежная, как Веткина (но кому это известно?), но он, Сергей, именно такой представлял её себе, такой, о которой он, казалось ему, только и мечтал всё время. И он с нетерпением ждал её возвращения из колхоза, ведь прошло уже больше месяца. Она не подавала никаких известий о себе, не писала писем, не звонила (хотя куда ему можно было звонить? Ведь для курсантов был доступен всего один телефон на КПП, и туда можно было позвонить только в экстренных случаях). Он вспоминал свои первые встречи с ней, и на душе от этого становилось теплее, без них ему было бы скучно в этих училищных стенах, и Сергей решился разыскать её.
Он хорошо запомнил этот дом старой постройки, когда несколько раз провожал Галину, запомнил и номер квартиры - четырнадцатый, когда она назвала (он провожал её только до подъезда), и сразу же разыскал его. Подойдя к этому знакомому и, как показалось ему, очень угрюмому, видимо, из-за осенней дождливой погоды, дому, Новиков остановился и даже от волнения закашлялся. Успокоив дыхание, медленно поднялся на четвёртый этаж, на верхней площадке остановился - ноги стали словно ватными и совсем не слушались. Он стоял в двух метрах от двери её квартиры и никак не мог подойти к ней, а ведь стоило только постучать и... "Нет, что-то жутко. А, может, уйти обратно, пока никто не увидел? Ты что? Раз пришёл, значит, стучи!" И он постучал в дверь квартиры, не заметив даже кнопки звонка. Да и своего стука не слышал, его заглушили удары сердца. Тем не менее, дверь открылась, и из неё показалась женщина в годах.
- Суб-ботины здесь живут? - прерывающимся голосом спросил он.
- Да, - просто ответила женщина, ничуть не удивляясь.
- А Галя... дома? - не слыша даже своего голоса, а как-то внешне ощущая его, спросил снова Сергей.
- Нет, она ушла к своей подруге.
Он не знал, что ещё надо спросить, и молча, глядя на женщину, видимо, её мать, стоял около двери. Она тоже ничего не спрашивала, ещё немного постояла и закрыла дверь. Сергей в растерянности спустился вниз, и только на первом этаже у него мелькнула мысль, что надо бы у матери спросить адрес подруги Галины, но не возвращаться же назад! И пошёл к центральной улице, вышел на проспект Ленина, направился к дому Капитолины, уверенно решив, что именно к ней и пошла Суботина. И удача улыбнулась ему. Не дойдя до дома подруги, Сергей увидел Галину, идущую ему навстречу. Он остановился и впился в неё глазами, а она шла прямо на него и совсем не замечала Сергея. И только когда он перегородил ей дорогу, она вздрогнула от неожиданности и остановилась.
- Здравствуй, Галка! - улыбнулся он.
- Здравствуй... Сергей? - не поняла она сразу. - Ты как здесь оказался?
- Да вот гулял тут, смотрю, кто-то знакомый идёт. Это ты.
- Интересно. А я только подумала о тебе, и вот ты, - улыбнулась наконец и она.
От этой встречи Сергей был, что называется, на седьмом небе. Он снова увидел её, заглянул в её рыжие глаза, которые, как и прежде, искрились какой-то неземной радостью, как казалось ему, а по лицу блуждала таинственная улыбка, которая нестерпимо манила к себе, да и вся она сама была переполнена какой-то весенней свежестью, искрилась лучами весеннего солнца, хотя и стояла в городе осенняя непогода. Он искренне радовался этой встрече, снова мог без устали слушать её весёлую болтовню, с замиранием сердца рассматривать её небольшую, аккуратненькую фигурку. Он был просто счастлив от того, что мог находиться около неё. Да и она, под воздействием исходящей от Сергея радости, постепенно становилась теплее, в её голосе всё больше звучали нежные нотки, и вся она всё сильнее манила и манила его к себе...
После этой встречи дни полетели с неимоверной быстротой, Сергей их словно и не замечал, машинально ходил на занятия, к чему-то готовился по наитию и так же отвечал преподавателям, по средам не пропускал фильмы в актовом зале, но, конечно, всё в этом мире измерялось теперь временем от встречи до встречи с Галкой, его Рыжими глазами. Правда, были ещё письма, письма из дома и от Надежды. Первыми он сразу прочитывал письма от матери, узнавая из них все сельские новости, а потом, чуть помедлив, вскрывал письма из Дзержинска, медленно вчитывался в их смысл. Они по-прежнему были искренние и нежные, но он словно не замечал этой чистоты и грусти, исходящих из них, точнее было бы сказать - старался не замечать, загоняя всё дальше и дальше в глубь своей памяти то, что было связано с теми десятью днями и ночами ушедшего в небытие августа, чтобы они (не дай Бог!) не затмили хоть на какой-то миг несущиеся ему навстречу Рыжие глаза.

Подошла средина октября, Сергей был накануне своего семнадцатилетия. Ребята, с которыми он жил, собственно, и не знали об этом. В училище как-то не было принято шумно отмечать такие события, особенно на младших курсах, на старших - там другое дело. У Сергея и на первом курсе никто не заметил, как прошёл его день рождения, не хотел он этого и на втором. Вообще, конечно, втихаря парни отмечали свои даты, проносили в училище вино или водку, немного закуски, и вечером, после ужина или поверки, подперев койкой входную дверь в кубрик, выпивали из кружек положенное, закусывали и тихо укладывались спать, начинали травить разные байки. Но в их кубрике это как-то даже и не принято было, поэтому дни рождений у ребят и проходили незамеченными. Но на этот раз Сергею не удалось скрыть свой день рождения. Как раз накануне в его адрес пришла ценная бандероль, чему он весьма удивился. Пришла она из Дзержинска, от Надежды. Сходив за ней на почту, он принёс её в кубрик, и туда сбежалась почти вся их группа. Ребята даже не дали распечатать ему, сами вскрыли большой конверт. В нём оказался фотоальбом в сиреневой бархатистой обложке. На первой внутренней стороне была надпись. Геннадий Сёмкин, взявший в руки альбом, громко прочитал:
- "Серёже от Нади. Хочу, чтобы ты был настоящим человеком, чтобы в своей будущей жизни ты мог оправдать доверие, которое люди возлагают на нас, будущее поколение". Да-а, здорово сказано. Слушай, Новиков, а что это за девчонка у тебя?
- Да так, одна знакомая, - смутился Сергей.
- Ничего себе, знакомая. Просто знакомая такие вещи не пришлёт. Любовь, наверное, твоя, - засмеялся Сёмкин.
Новиков только пожал плечами, не зная, что и ответить.
- Ладно. Можешь не говорить. Это твоё дело, - не стал больше приставать к нему Геннадий. - Но по этой надписи я тебе одно могу сказать: или она слишком умная, или слишком глупая.
- А что лучше? - поинтересовался Сергей.
- Для тебя? Для тебя и то, и то плохо.
- Почему плохо?
- Да как тебе сказать... Знаешь, я тебе ничего не буду говорить. Подрастёшь, сам всё поймёшь.
- А ты, конечно, всё уже понимаешь? - начал обижаться Новиков.
- Всё, не всё, но кое-что уже понимаю, я ведь тебя немного постарше. Кстати, сколько тебе стукнуло?
- Семнадцать.
- О-о, надо драть тебя за уши, - засмеялся Геннадий и начал дёргать за уши Сергея, тот, как мог, отбивался.
На этом и закончилось празднование его дня рождения. Ничего другого с ребятами он устраивать не стал, а отметил своё семнадцатилетие тихо, по-семейному, у родственников в очередное увольнение. А в начале ноября столько же лет исполнялось и Надежде. Сергей долго ломал голову, как поздравить её? Хотел тоже купить альбом, но ребята рассоветовали - зачем обезьянничать? Он согласился, но что тогда? Можно, конечно, послать какую-нибудь книгу. Но какую? Надо же такую, чтобы запомнилась на всю жизнь. А поди найди в наших магазинах что-нибудь подходящее. Пришлось и эту идею оставить. И он ничего другого не придумал, как послать красивую поздравительную открытку.
Незаметно подошёл и всенародный осенний праздник - годовщина Великой Октябрьской революции. Всё эти последние дни в училище только и было разговоров о предстоящем параде, больших увольнениях, ну и, естественно, о вечере. Но разговоры разговорами, а попотеть крепко пришлось всем - на строевой подготовке курсантов гоняли до седьмого пота, до тех пор, пока они не отработали чёткий шаг и ровный строй. А конец их мучениям положило седьмое ноября. В этот день все курсанты проснулись мгновенно по команде "Рота-а, подъём!", настроение было приподнятое, с весёлыми шутками сходили на зарядку и умылись. Настроение ещё повысилось от праздничного завтрака, с конфетами и яблоками. Сразу же после него, надев шинели с начищенными до блеска пуговицами, курсанты замерли в общем строю во дворе училища. Почётный караул внёс знамя. Все, затаив дыхание, с волнением проводили глазами алое полотнище. Начальник училища Чугунов зычным голосом поздравил всех с великим праздником, и вот уже ровными колоннами под звуки походного марша строй направился к центру города. А он, их город, был необычайно красив в этот день. Кругом яркие транспаранты, красные знамёна, тысячи горожан с разноцветными флажками и цветами, идущих на демонстрацию. Отовсюду несутся музыка и песни, везде шумит людской поток, а рядом с ним движется ровный строй курсантов в чёрных шинелях, в чёрных фуражках с яркими кокардами, в чёрных отглаженных брюках и начищенных до блеска таких же чёрных ботинках, движется без единого звука, только слышен чеканный шаг по мостовой под ритмичный барабанный бой. На проспекте Ленина колонна курсантов вливается в общий поток движения, по команде "Училище, смирно!" проходит перед трибуной с городским начальством и дальше уже идёт более спокойным шагом - главное дело сделано. Сергей, как всегда, шёл с правой стороны колонны, самый крайний в шеренге, и всё время разглядывал нарядный поток горожан, стараясь отыскать глазами её, Галину Суботину. Около кинотеатра "Центрального" он её заметил, окликнул. Она увидела его, подбежала поближе к строю.
- Галка, привет! Я приду к тебе после парада! - быстро выговорил он.
Она всё поняла, улыбнулась, кивнула головой и махнула рукой. То, что хотел, он сделал, остальное уже, как говорится, дело техники. Курсанты спокойно домаршировали до училища, всех желающих сразу же отпустили в увольнение, не забыв при этом предупредить, что будет праздничный обед. Но куда там, большинство сразу же покинуло училище. Сергей об обеде даже и не думал, его мучило другое - как отметить этот праздник вместе с Галкой? Он разыскал своего одногруппника Сашу Рогова, которого до этого успел познакомить с подругой Суботиной Капой, и вроде бы они нашли взаимопонимание, стал допытывать его.
- Что будем делать, Саша?
- Да надо бы где-нибудь отметить этот праздник, - угрюмо ответил друг.
- Что надо, так это и слону понятно. Но на что и где?
Тот в ответ только пожал плечами, какой-либо инициативы от него ждать было нечего. Ладно. Достали свои кошельки, прикинули возможности, решили, что на четверых им хватит. Другой вопрос был сложнее. Где же найти тёплую квартирку без скознячка? Рогов и на него в ответ только пожал плечами. С ним всё ясно. И тут у Сергея мелькнула мысль, что у него в городе живёт его любимая тётушка, которая, к сожалению, на данный момент лежит в больнице. Есть ещё и брат, конечно, но с ним договориться можно. На этом они и порешили, и, обрадованные, заспешили в магазины. Быстро закупили всё необходимое. А необходимо что? Немного вина, немного закуски и немного конфет. Да много ли купишь на свою стипендию в шесть рублей? Увы. Тем не менее, стол в тётушкиной квартире был быстро накрыт. Он выглядел, конечно же, не богато, но всё же вполне прилично. К тому же ещё брат Виктор предложил им воспользоваться его кухней, и они сварили картошку с тушёнкой. Так что принимать гостей уже можно. Они съездили за подругами, сели за стол и...
Первый тост подняли за очередную годовщину Октября, немножко закусили, второй за дружбу, посидели, поговорили. В голове появилось приятное ощущение, стало как-то легко и просто. Сначала они сидели вчетвером за одним столом, а потом Саша с Капой ушли в другую комнату, закрыли за собой дверь. Сергея это почему-то взволновало, он встал из-за стола, подошёл к окну, стал смотреть на вечерний праздничный город, который шумел и веселился. Галина, видимо, почувствовала себя одинокой, тоже встала из-за стола и подошла к изразцовой натопленной печи, прижалась к ней спиной, стала смотреть на друга. Он сразу же почувствовал этот напряжённый и в то же время зовущий к себе взгляд. Обернулся, медленно направился к ней. Она стояла перед ним одна, одна в этой небольшой и уютной квартире, одна в этом старинном и добром городе, одна во всём огромном и не до конца понятном этом мире, стояла тихо, не говоря ни слова, но эти слегка раскрасневшиеся, видимо, от выпитого вина, щёки с неглубокими ямочками, блуждающая лёгкая улыбка на губах, эти светло-карие (рыжие!) глаза неудержимо манили к себе. Он подошёл к ней вплотную, положил дрожащие руки на её плечи и так стоял какое-то мгновение, а, может быть, и целую вечность, он не мог этого понять, всё для него остановилось, замерло. Руки непроизвольно опустились на её талию, прижали её тёплое и чуть заволновавшееся тело к себе, от чего голова стала наполняться словно туманом и клониться к ней. Он ничего не видел, глаза были закрыты, ничего не слышал, никто ничего и не говорил, лишь почувствовал своей щекой нежную кожу её лица, а потом вдруг как будто всё пропало, словно он окунулся в какую-то нереальность или погрузился в сон...
Только через какое-то мгновение он вернулся в реальность и понял, что поцеловал её! Первый раз в жизни он поцеловал девчонку, совсем чужую, но такую дорогую для него девчонку, ставшую теперь, после этого поцелуя, очень близкой, нет, самой близкой для него девчонкой. Он чуть отстранился, но её полураскрытые губы снова поманили к себе, и он снова погрузился в этот омут страстей и желаний. Сколько он длился, этот следующий поцелуй, Сергей не смог понять, но ощущение новизны уже было испытано, и от него, этого второго поцелуя, уже не так наполнялась туманом голова. И на этот раз он быстро пришёл в себя, стал смотреть на Галину. Она стояла совсем рядом с ним, глаза (рыжие!) были закрыты, небольшая грудь равномерно поднималась и опускалась. Он стоял и смотрел на неё, ожидая от Галины каких-то слов. Тут она открыла глаза, внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. Тогда заговорил он.
- Галка, я первый раз целую девчонку, - срывающимся от внутренней дрожи голосом проговорил он тихо.
- Я тебе не верю, - также тихо, почти шёпотом, спокойно ответила она.
- Не веришь? - искренне изумился он. - Конечно, ты вправе не верить, ведь ты меня совсем почти не знаешь. Хотя, может быть, ты и права. Я уже целовался, но только с сестрой.
Да, был такой грех, учила его в школе Антонина целоваться, сам он просил её об этом. Но то была родная сестра, а тут совсем чужая девчонка. Так что он, собственно, и не лгал Галине.
- Для чего... ты это сделал? - спросила вдруг Суботина.
- Для чего? Я не знаю, - задумался он.
Для чего он, действительно, это сделал? Ведь не просто же так? Конечно же, нет! Да и вопрос как-то звучит странно - для чего? Для чего мать целует своего ребёнка? От безмерной любви к нему. Так ведь и он, Сергей, поцеловал её, Галину, от просыпающегося в нём глубокого чувства. Может быть, от любви? Любовь... Что он мог знать о ней в свои семнадцать лет? Пока ещё ничего. Но что-то далёкое и сокровенное просыпалось сейчас в нём, и этот как бы нечаянный поцелуй (он и не помышлял о нём. Да как можно с такой девушкой, как Галка, просто так целоваться? Нет, просто так никак нельзя, значит...) приоткрыл что-то необъяснимое, сверхъестественное, что уже неудержимо надвигалось на него. И он уже страстно хотел этого, ещё не знаю конкретно чего, но хотел безумно, совсем не помышляя о том, что будет дальше. И это катастрофически надвигающееся затмило всё окружающее его. Он всё это чувствовал, но ответить так прямо Галине на её вопрос не мог, у него просто не было слов сказать ей об этом, что сейчас зарождалось в нём, и он молчал. Пауза явно затягивалась, ему стало почему-то стыдно, он совсем стушевался, опустил голову. Но тут открылась дверь, и из соседней комнаты вышел Сашка, за ним следовала Капа, и тогда Сергей облегчённо вздохнул - он спасён.
Они снова вместе сели за стол, начали с аппетитом допивать и доедать то, что ещё осталось. А когда закончили с этим, помыли вместе посуду, всё убрали и пошли гулять по городу. Улицы уже почти опустели, но прогуливающихся парочек и компаний встречалось ещё немало. Основная же масса горожан веселилась по домам, и отовсюду из окон неслись музыка, песни, смех, пьяные возгласы. Праздник есть праздник. А они вчетвером шли по нарядным улицам города и от души смеялись над забавными историями, которые рассказывали наперебой друг другу, с непосредственным любопытством разглядывали проходивших мимо навеселе людей. У всех у них было просто отличное настроение, а у Сергея удивительно хорошее - он был просто в ударе, ему хотелось бесконечно болтать, смеяться и петь, что он, собственно, и делал, правда, петь не решался. Он ни на миг не отпускал от себя Галку, которая теперь стала ему очень близким и самым дорогим на свете человеком. Возвратившись очень поздно в училище, взбудораженный до предела, он долго не мог уснуть. Всё время перед его глазами мелькала она, мелькали её губы, и ему казалось, что он всё ещё целует её, ощущая сладковатый привкус её манящих губ. С этими приятными мыслями он и погрузился в сон.

Училище отгуляло октябрьские праздники с переменным успехом. У кого была возможность провести эти несколько дней дома, тот так и сделал. В основном, это были, конечно, местные ребята. Они провели это время так, как хотели. Те же, кто не смог никуда уйти или уехать, оставались в общежитии и праздновали по-своему: кто пил, кто пел, кто ходил в кино или просто отсыпался в своё удовольствие. Не обошлось и без драк. Старшекурсники наехали на первокурсников, те малость рыпнулись, ну и понеслось. Дежурившему по училищу в эти сутки Потрикееву, сунувшемуся со своим помощником разнимать конфликтующие стороны, тоже досталось на орехи. Тем не менее, он сумел всех успокоить, разогнал курсантов по ротам и кубрикам и ходил по этажам, громко матерясь. Это хорошо действовало на возбуждённые молодые головы. Хуже было другое. Крепко подвыпившие третьекурсники пошли выяснять отношения с гагаринцами, которые перед праздником круто зацепили речников, когда те провожали после танцев в городском сквере девчонок. Курсанты двинулись туда толпой, в числе которых были и второкурсники, в том числе и Геннадий Сёмкин с другими парнями. Вернулись они довольные, отплатили городским как следует, о чём и похвастались перед остальными. Погоняли они, конечно, местных неплохо, но ведь и те были не дураки. Этих они не смогли одолеть, но зато подловили других курсантов и так отделали двоих, что им пришлось отлёживаться в медсанчасти, а ещё одному проткнули руку пикой. В общем, приутихшая пару лет назад буча, после убийства двух первокурсников в туалете кинотеатра "Центральный", заваривалась снова. Это не могло остаться в стороне от внимания командования училища. Оно приняло свои меры, сократило увольнения до минимума (но самоволки разве сократишь?), усиленнее стало проводить разъяснительную работу.
На очередное занятие по электротехнике начальник училища Чугунов пришёл очень недовольный. Будешь тут довольным, раз такие штуки откалывают его подопечные. Хотя второкурсники только начинали эту извечную тяжбу за своё место под солнцем с городскими и из них в потасовках участвовали пока лишь единицы, всё равно повод для беспокойства у Василия Гордеевича, конечно же, был - через год они станут самой главной движущей силой во всём этом опасном процессе, это он знал точно, из своего многолетнего опыта, так как курсантам первого и второго курсов ещё было не до того, а четвёртого и пятого уже не до того, а вот эти шалопаи - третьекурсники только и рвались показать всем свою несусветную удаль всем окружающим.
После сдачи рапорта дежурным по группе Чугунов громко поздоровался со всеми:
- Здравствуйте, товарищи курсанты!
Группа дружно ответила на приветствие.
- Вольно! Садись, - подал он команду, которую тут же продублировал дежурный Васюков, и сел за преподавательский стол, раскрыл журнал. - Ну что, славно погуляли праздники? - посмотрел изподлобья на всех. Ему никто ничего не ответил.
- Что молчите? Голоса что ли пропили?
- Да нет, просто не знаем, что отвечать, - послышались недружные возгласы.
- Не знаете!? У-у вы, пошехонцы! Не знаете, что отвечать. Отвечайте, как водку пили да как на Гагарина ходили! Местных хотели надрать, а? Да они вам так хвосты надерут, что и живого места не останется! Вон, уже несколько пивников валяются в медсанчасти.
- Так это не наши. Мы и не пили и не ходили никуда, - снова слегка зашумела аудитория.
- Не наши, не ваши, - передразнил их Чугунов. - Все они наши, все наши дети, и мы отвечаем за вас перед вашими же родителями. Разве это вам непонятно? Чего ж вы лезете-то, куда не следует?
- Так что, нам и в город нельзя выйти? - громко спросил Сёмкин. Василий Гордеевич это заметил, внимательно посмотрел на курсанта.
- А ну, встань, раз такой смелый.
Тот поднялся из-за стола.
- Кто такой?
- Курсант Сёмкин, товарищ начальник училища, - глухо ответил тот.
- Ну, рассказывай, чего молчишь?
- Да я к тому, что мы ведь тоже имеем право гулять по городу. Чего же местные на нас наезжают? Вот мы и защищаемся.
- Защищаетесь? Разве так защищаются, когда пьяная толпа курсантов валит с палками по городу, разгоняя всех собак и кошек. Это не защита, это нападение. И оно будет строго пресекаться. Вы это учтите. Скоро выйдет приказ по училищу, несколько курсантов будут отчислены из-за пьянки и драки. - Чугунов чуть помедлил. - Защищаетесь...
Хороша защита - десять против одного. Вы бы наоборот попробовали, вот тогда была бы защита. - Он задумался. - Конечно, случаются разные ситуации, и мы ведь были молодыми, и нам доставалось на орехи. Но лезьти напролом никогда не следует. - Василий Гордеевич встал из-за стола, заходил перед доской. - Помню, раз провожал девчонку, ну и наскочил на местных, как и вы. Я тоже в училище учился, только не в этом. Их человек пять, а я один. Куда деваться? Только бежать. Побежал, а впереди забор, а я-то, видите какой - метр шестьдесят с небольшим, но тогда, правда, я был не такой круглый, как сейчас. Бегу и соображаю, что делать? Догонят - не поздоровится. В сторону податься - некуда, стены высокие. Только вперёд, а там забор два с лишним метра. Не знаю, откуда у меня и прыть взялась, но я этот забор в миг перемахнул, и те отстали от меня. Я потом подходил к этому забору, пытался допрыгнуть до верха и не смог. А тогда... Вот такие иногда происходят вещи в жизни. К чему я это говорю? Да к тому, что надо измерять свои силы и возможности и действовать по обстановке, а не бросаться в драку сломя голову. Так ведь можно остаться и без неё. Вам это понятно?
- Понятно, - послышался дружный ответ.
- Раз понятно, тогда перейдём к основной теме, поговорим об измерительных приборах.
Чугунов подошёл к доске, взял мелок и стал рисовать круг. Чтобы он получился больше, начал подпрыгивать, рисуя под верхним краем. Потом отошёл в сторону, посмотрел на изображение.
- Ну как, кругло? - спросил у аудитории.
- Кругло! Кругло, - также налегая на "о", ответила та.
Он сурово посмотрел на курсантов, но ничего не сказал, только достал из портфеля какой-то прибор и поднял его над головой.
- Вот этот прибор называется курвиметр.
В кабинете раздался громкий смех.
- Чего вы, пошехонцы, смеётесь? Прибор этот так называется. И ничего смешного тут нет. Курвиметр! Длину окружности измерять. Понятно?
- Понятно! - уже без смеха ответили курсанты.
- Ну, раз понятно, то я покажу, как им надо пользоваться, - и он стал вести колёсиком прибора по нарисованной на доске окружности.
Все внимательно следили за его движениями.