Мак Маг. Юленька, гл, 6

 


Украшением истории стал приезд моей родной сестры.
Покой, счастье были нарушены.
Нам с Юленькой было суждено испытать некоторое отчуждение друг от друга. И где-то я был предателем нашего союза. Но все это произошло непреднамеренно, стихийно.
Ах, если бы знать, где подстелить соломку в треугольник с любимым человеком и родственниками! Если бы знать! Возможно, многие беды можно было миновать.
Я давно не видел сестру.
А в свете собственных изменений миросозерцания, я теперь просто боялся видеть ее.
Короткая женщина, круглая головка с тефлоново-сковородочным цветом волос, зачёсываемых за уши. Уши, к слову сказать, прекрасные, - маленькие, с крупной мясистой мочкой.
Взгляд цепкий, неумолимый.
Характер Скорпиона, - жалящий, мстительный. Улыбка в Бисмарк-алых губах, таящая в себе описание внутреннего мира. Огненно-водянистая личность.
Тонкие запястья, тонкие щиколотки неизвестно как держали крупную всеядную фигуру.
Мне было, чего опасаться от ее прибытия.
Заранее мы договорились - в связи со скорым приездом Валентины - сестрёнки,  ключ от квартиры я оставлю в одноразово  определённом месте.
Дел с соседями иметь не хотелось.
Некоторое тревожное ощущение я испытывал, когда возвращался домой.
Независимо от факта поворота ключа моего жилища, я чувствовал - Юленька кричала. Это было похоже на физическую боль.
Верность, молчание, тишина, инертность – выведенные аксиомы спокойствия, разумности, в  понимании сестры – пустой звук.
Все теории будут разрушены парой назидательных фраз.
Я не имел понятия, как парировать всечеловеческое незнание достижениями индивидуальными, - спокойствие, триггер роста, с каждым днём укрепляющиеся осознание во мне лично, как отбить вздорные нападки.
Человеческое понимание в общепризнанных прецедентах – нечто иное, чем то, что мы добились с Юленькой, отрываясь от обыденного существования напрочь. Уединяясь, слушая природу и самих себя.
И доказательством тому были последние флагштоки: рождение новой грани нашего объединения, - комплексы.
Мои – по отношению к живым людям, ее – по отношению к самой себе, что она не может быть лучше, чем уже есть.
В принципе, подобное повсюду.
Это люди, тянущиеся к культуре, внешне и где-то внутренне подросшие, но физически безобразные, недостойные, тёмные.
Родовой казус.
И ничто, казалось, не может поправить это.
Казус сей имеет идиотические руки, ноги с паралитически наложенными пальцами друг на друга, к которым не каждая обувь подойдёт.
И что-то непременно от этих людей, что-то непременно от них отталкивает.
С тем и живут, тем и смиряются.
Что же? Как не принимать факты происходящего, не падать, не бесплодно углубляться, но утопать во вполне целесообразно сложенном, законном комплексе?
Естественно тут: и проявление аффективно-жалостливой доброты, и вдруг внезапной, взрывной вспышки  злобы.
Так было и с нами, пожалуй, признаюсь, - со мной и Юленькой.
Только то был другой уровень.
Уровень соотношений комплексов живой материи и неживой.
Если я мог понимать Юленькины пороки, перекосы через ее несоответствие и ограниченность в неживой ее природе, то моя живая - не менее страдала от неприспособленности.
Что же может быть обязательно-рефлексивным в «параллельном» вообще, - живого к неживому и обратно?
Баланс живой и неживой материи помогает подняться на уровень не только фиксированной зависимости  одной от другой, но и различить составляющие их, - страдающие.
«Страдающий резонанс».
Возможно, это пища Других.
Я хотел бы дальше узнать обо всем подробнее.
Не стану затягивать историю, итак.
Сестра, женски-дьявольским способом обнаружила под диваном в три погибели сложенную мою девушку.
Именно в злости, злость - ёмкость, которая поведает о зрелом комплексе живого существа, о том, что оно способно на все.
И даже – ворошить без спросу братовы вещи! Непозволительным образом!
Значит, возвращаясь, домой в самом отвратительном настроении от разногласий с начальством, да и вообще в расстроенных чувствах, я не успел уложиться, как надобно, - рассеяться, расслабиться…
Самое отвратительное, чувствовалось, только начиналось.
Настроение маячком мелькало в черноте штормового океана, зачавшегося было дела привычного уже  и интересного расследования комплекса моего живого существования.
- Эт че? – Спросила прямо у порога Валюха.
- Что? – Отвёл я глаза, вполне понимая о чем, может быть идти речь таким тоном.
Валюха рассмеялась. Я видел, как болтались неваляшками в ее глазах восторженные зрачки.
- А я-то дура, думала знакомить тебя с подругой, а ты, вон, какой уксус выделываешь!
«Знакомить с подругой? Ха. Но разве там последует обновление?
Если я точно знаю святую грань живого и неживого, и что живое без неживого однозначно беспричинно.
Не будь моего разумения, например, куклы Юленьки, я был бы, как вы, как подавляющее большинство путающихся индивидуумов.
Но здесь, в данной ситуации, нужно уметь, уметь выдержать сухое осуждение. Это правила земной защиты.
Немое преступление, о котором никто знать не знает, пока сам не раскроешься цирковым номером. Немое преступление, за которое не существует наказания. А только, так называемая, Совесть гложет.
И наказание это несётся с удовольствием с тобой вечно, и состоит оно в той же скрытой оценке соотношений: «живого к не живому», подсознательное понимание и подсознательное наказание.
И если одно перевешивает другое, ты счастлив вроде, да.
Однако, счастлив-то иллюзорно".
- В чем дело, не понимаю!? – Интересовался я, стягивая чрезвычайно вонючий башмак, раздавшийся запахом тут же, который, впрочем, на надёжную минуту перекрыл обоюдное наше родственное дыхание.
Валюха молча сопроводила разбувание и так же молча, видимо, все ещё находясь под кайфом древней кожи крепких ботинок, проследила, как я вперевалочку поплёлся на кухню.
- У меня холодильник-то пуст. Я и забыл… Может, за продуктами, а, мотнуть? – Чисто, открыто, искренне, по-братски вскинул  я глаза на Валю.
Она пожевала челюстями, ответила:
- Мотни, - добавила, - и подругу возьми!
- Какую подругу, хх-ех! – Дал я рывок возмущения. Мне показалось, он возымеет особенную силу своей не искусственностью.
Зрачки сестры взбухли.
- О чем-т я? У тебя под диваном кукла резиновая: о чем-т я?!
- И что же?
- И? – Маневрирующий вопрос.
- Да, она и не моя, она и…
- Она не твоя? Отличненько! А я думаю: чего он смиренный такой стал, тьфу,
- Какой там, хе-х, смиренный…?
- … последнее время, - закончила фразу.
- Я сказал бы: не лезла бы ты, куда ни попало, не трогала бы! Вот! Это подарок, если уж хочется знать: одному хорошему человеку.
- Хороший человек – это ты, звезда! Мухолов! Я всегда знала…, - начала набирать обороты сестра, - всегда чуяла... Мать желает видеть внуков, а он комаров на луне гоняет! И это ж надо придумать, тьфу! Ха-ха-ха!
«Лишение свободы сестры – вот, что может изменить обстановку!
Лишение свободы наглой силы, топорщащейся во имя безумной разбалансированной славы, временной славы. Нужно было просто прогнать ее!»
Сестра моя, моя роднулька, с детства имела дурную привычку поучать, следить за мной. Может быть, кстати, потому у меня образовался некий страх перед женщинами.
«А вправду ль – не потому ли?»
Всякое мое действие и в школе, и во внеклассных интересах,  книгах, фильмах, касающихся моего внимания, она пыталась контролировать.
Мы росли без отца, видимо, это сыграло тоже роль.
А еще: многие проблемы возникли при делёжке квартиры.
Валечка забрала мать к себе и присвоила жилье по умолчанию.
Несправедливая делёжка квартиры и было тем, на что можно было опереться. На чем можно было дислоцироваться и начать прямые военные действия.
«Может быть, все намного проще, - думал я, - она пытается до сих пор сохранять верховодную роль, дабы продолжать манипулировать моим сознанием по отношению практическим делам. И то, что я выдумываю, фантастического ничего нет. А вот то, что выдумывает она, как раз есть наше общее дело».
Видимо, я изменился в лице, что Валюха не стала развивать тему резиновой куклы.
Вдруг она перевела разговор на отвлечённое что-то, о котором мне и теперь трудно вспомнить, но шло все к тому, что сестра настаивала на моем, пусть, заочном свидании с доброкачественной ее подругой.
Отказать – нарваться на крупные неприятности. Было бы сказано! И я дал добро!
«Пустое ведь дело-то».
- Ну, так, - закончила она, - значит, ты не против будешь?
- Нет. Пожалуйста…
- Так что, пускай приходит?
- Куда приходит? Откуда приходит?
- Да она в гостинице номер сняла. За тобой приехала. Мне доверилась. Я тоже о тебе плохого не скажу. Вот только эта твоя кукла…
- Ну, родная, спасибо. Дом перекопала, душу наполнила! Ничего в тебе не изменилось.
Валентина спокойно ответила:
- А я, брат, люблю тебя. И мать…
- Мать требует потомства, я понял. Но почему не ты, а я?
- Я? Ха! Да ты попробуй мужика найти!
- А я? Я не нашёл женщину!
- Нет, вот ты, как раз-то нашёл черте что!
- Это личное дело, извиняюсь. Это подарок вообще…, я говорил.
- Ладно, хватит дурака валять. Я дырку в ней проделала. Хватит!
Сначала я не понял смысл сказанного, но, сверившись с серьезным видом сестры, которым она сказала эти слова, не мог понять: как же?
Как мои три тысячи долларов могли быть уничтожены рукой ближайшего человека?
«Нонсенс!»
И чувство к Юленьке… Как его-то продырявить?
- Ты убила ее!? – Воскликнул я в испуг, взявшемся на лице сестры.

7