По эту сторону молчания. 67. Оконников продолжал

Оконников продолжал:
-Ведь что хотел сказать, что нехорошие предчувствия: будто жизнь заканчивается.  Представь вечер, красный закат. Дорога. Слева горбатые лысые горы, которые внушают почтение, хотя их уродство должно бы вызвать иные чувства. По ее краю, медленно, но не черепахой, и так, чтобы не вытрясти сразу всех слов, идут четверо. Двое - молодые еврей и еврейка. Он и она – кабалисты. Третий – герой, кабальеро.  Это не я выдумал, а пересказ книжки. Черт! вылетело из головы название. Нет, не «Дон Кихот», но почти рядом. Кабалист делал вычисления:
"Мировая экономика. Что мы должны ожидать в 2014 году... Итак, если мы думаем о 2014 годе... Теперь я собираюсь проверить ваши навыки нумерологии, попросив вас подумать о волшебной семерке.Большинство из вас знает, что семь-это довольно сильное число. 2014 выбросим ноль, и будет четырнадцать - два раза семерка.
Это означает 70-ю годовщину. Убираем ноли и получаем 70-ю годовщину Бреттон-Вудской конференции, которая фактически породила МВФ. 7 + 0 = 7. И это будет 25-я годовщина падения Берлинской стены, 25-я...2 + 5 = 7. А также будем отмечать 7-ю годовщину финансового рынка трежерис. Таким образом, 2014 год будет вехой и, надеюсь, волшебным годом с мая. После этих семи несчастных лет, слабых и хрупких у нас будут семь сильных лет. Теперь я даже не знаю, будет ли G7 иметь ко всему этому какое-либо отношение. Кстати, G также является 7-й буквой алфавита. Итак, моя надежда и мои чаяния на 2014 год." Перед тем здесь прошел караван, и пыль после лошадей и верблюдов не улеглась, и все пылила. Они разговаривали. О чем? Не важно. Еврейка влюблена в четвертого. Этим и объясняется то, что он оказался в их компании. Время от времени, когда после усердных занятий тайными магическими вычислениями у кабалиста прибавлялось сил, он вызывал Вечного Жида, и тот, подчинившись ему, присоединялся к четверке молодых людей, развлекая их рассказами о себе. В обозе, который обогнал их, и был где-то там впереди, цыгане. В разговоре прозвучало, что на дне повозок  кожаные мешки с золотом. Кто же этот герой, в плаще и со шпагой, ведь разговор о нем? Он – избранный».

Тут Акчурин перебил Оконникова:
-У нас как-то произошел спор о Раскольникове. Ты еще обиделся, мол, если кто-то его выдумал, то это не значит, что нельзя и дальше думать в этом направлении. Тогда шла речь об «отчаянных». Твой рассказ продолжение или новое? – это был законный вопрос, потому что тогда они не договорили и, вообще, все свелось к шутке.

-И не продолжение, и не новое, но в том же ключе. Хотя Раскольников не такой как все, и все как-то особняком, не так чтобы в полном одиночестве, но один в толпе. Если убийство – обряд посвящения, то он его не прошел: убил, но, сам знаешь, распустил нюни. Знаешь, в этом романе мне больше симпатичен Свидригайлов. И вот почему: у Раскольникова возникали мысли о самоубийстве, но он и тут струсил, «слишком уж жить ему хочется», а тот – нет: как и обещал, приставив пистолет к своему правому виску, нажал курок и…  Если он вышел из своей клетушки часов в пять утра и потом еще долго шел, пока не оказался возле каланчи, где мог быть свидетель, так что, все произошло около шести. Ты обратил внимание, что, как Ипполит Терентьев - "против солнца", но опять же тот струсил, не то чтобы струсил, но у него не получилось, хотя, если б хотел, то все вышло бы, и пистолет тут не причем. Кстати, он мне тоже неприятен, как Раскольников, из-за его записки.

В небе стояло полдневное солнце. Оконников и Акчурин шли по бульвару в тени лип. Здесь не так чувствовалась жара, как возле домов, которые теснились у дороги, но все ж чувствовался запах сухой пыли. За их спиной осталась остановка, где они встретились, и молодой высокий чисто выбритый мужчина в камуфляже рядом с прозрачным ящиком, куда бросали гривны, вроде, на АТО, но было ясно, что все это, так сказать, фуфло, неправда. Хотя, может быть. Нет, Оконников был здесь категоричен: ни на какое не на АТО. Они перешли улицу и не свернули, как договаривались, чтоб посмотреть книги. Главное – разговор. И если б Акчурин не сказал, что, мол, они прошли, то Оконников не заметили бы этого своего промаха. Но факт оставался фактом – они, больше Оконников, увлеклись разговором и забыли, куда идут. «Потом», - сказал про себя Оконников.

-Он (Свидригайлов) из отчаянных. В чем разница между ними: один живет идеями из головы, другой сердцем, нехорошим, но какое есть. Здесь противопоставление. Что, кстати, и у Мышкина с Рогожиным. Предположим, преступления Свидригайлова и не преступления вовсе, а оговор, если ничего такого не было, тогда вся его история поворачивается другим боком, тогда он не зверь, как его представляют, а другой. Так и было бы, если  б не сон ночью в «Адрианополе», который как бы открывает его тайну: и выходит, что виноват и мысль об этом всечасно преследует его? Тогда что, виноват? А если и так, если виноват, то возникает вопрос: почему бы ответственность за смерть Параши не разделить хотя бы на двоих, на него и на нее, ту девочку с бесстыдным взглядом: глаза ее зовут и смеются. Кстати, название гостиницы – и серьезно, и насмешка. Если учесть, что под Адрианополем перед битвой Святослав произнес свою знаменитую речь с «мертвые сраму не имут», но там во сне Свидригайлов сражается с мышью.  Разве мы смеемся над Дон-Кихотом, когда он сражается с мельницами. Так что, еще неизвестно, была ли здесь издевка. Он выбросил из души бога (православие), поэтому сердце с изъяном, но влюблен в красоту, не отвлеченную, а вот она – красавица Дуняша, и готов умереть за нее, и умирает. О чем я? Так вот. Они все подстроили. Те, кто выбрал этого со шпагой. Кабальеро! Он направлялся в полк, и тут все и произошло, на постоялом дворе, весь этот фокус с девицами и повешенными.

И выходило так, что Оконников опять подходил к идее образа, к озарению. А колдовство считал вредным занятием. Оно, по его мнению, что фокус, или даже не так, хуже – мошенничество.

Постоялый двор – та же квартира 50 в доме 302 на Большой Садовой. Сначала кабальеро отказывался остаться, как ни уговаривал его хозяин, пугая двумя мертвыми разбойниками, которых он встретит ночью. Он продолжил свой путь даже тогда, когда остался один, без провожатого, когда увидел раскачиваемые ветром трупы на дереве, но, сбившись с дороги, вернулся назад. В комнате, где Свидригайлов провел ночь перед самоубийством, обстановка даже лучше, чем в пещере, куда попал кабальеро: земляной пол, неоштукатуренные стены и прочее, - и ужин поражал своей скудостью (бутылка вина и сыр). Но дальше происходят чудеса. Дальше – это после выпитого вина. Комната преобразуется, приняв вид залы, обставленной в восточном стиле: ковры, диваны. Появляются две девицы, и такие, что лицо – луна, а стан, как волосок. Они подают на стол изысканные кушанья и разрешают себя ласкать. Но  с наступления утра все пропадает – он видит, что лежит на земле между вынутых из петли мертвецов (разбойников).

-Как Он?

-Да, Он. Только здесь все подстроено. В вине наркотик. Молодые женщины – не призраки, а живые. Даже разбойники – подделка. И ради чего? Как выяснилось, чтоб тот, отказавшись от христианства, принял магометанство. А потом – власть, золото и луноликие женщины. Он пока что не знает, кто он, но почему бы не пофантазировать на этот счет: возможно, что пятидесяти франковый Геркулес с хвостом (и на монете две женщины), что Сатана, что черт. И если перенести историю в наше время, то вот вопрос: он будет один, или из каждого сделают черта? И пусть это их иллюзия, другого не может быть – только внушение, что они черти, но от этого они не перестанут ими быть. Дело не в семантике, а в чувствовании. Убери чувство и все, назови это как угодно, можно преображением (воскресением), но то смерть, как в русской сказке, когда старик вылез по стеблю гороха на небо, где увидел хатку: стены из блинов, лавки из калачей и прочее, - а у хозяйки там двенадцать коз (двенадцать!) Так что, и сытость, и вожделение и смерть. А в другой сказке старик уронил узелок с горохом на старуху и убил ее. Ха-ха-ха!

На лице Акчурина появилась слабая улыбка.

-Можно просто умереть, а можно обставить дело так, что, вроде бы, герой, или бог. Но как не одевай покойника, можно проникнуться уважением, и прочее, но ты-то, ты, живой, остался, так сказать, в выигрыше, а тот в гробу, как в лодке, все, конец, занавес.