Портреты разбитых сердец. Обнаженная правда

                Для меня работа с исполнителями —
                это сложное и многогранное сотрудничество.
                Это территория взрослых людей,
                выполняющих тонкую работу.
                Майкл Ли.

       Пишу о кинокартине “Нагие”(“Обнаженные”), английского режиссера Майкла Ли, снятую в 1993 году  и получившую 2 приза Каннского фестиваля-лучший актер (Дэвид Тьюлис) и лучший режиссер.
      Пронзительный, глубокий фильм, в котором слишком много Правды, а мир похож
  на Ад, в котором люди пытаются жить. Правды о том, что есть любовь к жизни и ненависть к ней, есть потребность в людях и жестокость к ним, понимание, интерес к жизни и разрушение. В картине норма просто проходит где-то рядом, за пределами картины. Обнаженными выглядят все герои картины в прямом и переносном смысле. Невыносимая Боль жизни передана всем происходящим. Она есть в глазах: пустых, печальных, уставших, испуганных, беспокойных, злых, в музыке, диалогах, поступках, в страхе Смерти и страхе Жизни. Обнаженными выглядят человеческие инстинкты, которые ранят людей. Сложно быть счастливым, когда тебя разрывает изнутри. Когда нет возможности Жить, и остается просто длиться в безумных поступках, бессмысленной жестокости. Когда нечего терять, и ты бежишь по тонкому льду или по лезвию бритвы, бежишь в пустоту от Любви и от Жизни.
       Картина- мозаика человеческого одиночества из смирения, отрицания, наркотического блаженства, агрессии, тревоги, апатии, суицидальных мыслей, страха, гнева, печали. Это все то, с чем к нам приходят пациенты -с хрупкой надеждой на то, что мы сможем помочь им нести свою Боль, падение в бездну превратить в полет и полюбить эту пустоту, и бесконечность ненужных минут. Картина настолько объемна в эмоциональном, интеллектуальном, визуальном планах, что ее практически невозможно описать словами.
     Я читала интервью с режиссером и была удивлена ходу его рассуждений о том, как он снимает свое кино. Настолько точно, как мне показалось, он передает процесс нашей психоаналитической работы. Возможно, я слишком люблю психоанализ и это просто профессиональные трансформации. Но поделюсь.
  Майкл Ли. Я, действительно, придумываю фильм в процессе съемки. Этому, однако, предшествует довольно длительный период — сейчас он занимает примерно полгода, — в течении которого я работаю с актерами и с остальными участниками съемок. Готовых идей у меня нет, я просто начинаю беседовать с актерами. Я никогда не говорю им ничего, кроме того, что будут знать их герои. Вначале я работаю с каждым актером или актрисой индивидуально, создавая образ персонажа. Затем я свожу персонажей вместе, и постепенно в процессе обсуждений, поисков и импровизаций возникает некий трехмерный мир, в котором скрыта динамика будущего фильма, появляется какая-то структура. Но для того чтобы точно, сцена за сценой, построить диалог, нужно оказаться на съемочной площадке и импровизировать, а потом в процессе репетиций перебрать варианты, разложить все по полочкам, расписать реплики, очистить диалог, структурировать его и, наконец, записать. Но в любом случае я не уединяюсь в отдельной комнате, чтобы написать сценарий. Я делаю это в процессе репетиций. И сценарий получается максимально точным, все запятые на своих местах.
    Я о своей работе (изменены отдельные слова режиссера в ракурсе аналитической работы). Я, действительно, создаю свою работу в Процессе анализа. Этому предшествует довольно длительный период (обучения, своего анализа, жизненный опыт), - сейчас он занимает примерно полгода, в течение которого я работаю с пациентом. Готовых идей у меня нет, я просто начинаю беседовать с пациентом. Я никогда не говорила им ничего, кроме того, что говорит он сам.  Постепенно в процессе обсуждений, поисков и импровизаций возникает некий трехмерный мир (анализ, аналитик, пациент), в котором скрыта динамика будущей работы, появляется какая-то структура. Но для того чтобы точно, сцена за сценой, построить диалог, нужно оказаться в кабинете и импровизировать, а потом в процессе работы перебрать варианты, разложить все по полочкам, очистить диалог, структурировать его и, наконец, записать (супервизия). Но в любом случае я не уединяюсь в отдельной комнате, чтобы написать анализ. Я делаю это в процессе работы (анализа). И анализ получается максимально точным, все запятые на своих местах.
  Майкл Ли. Предположим, я бы сказал вам, что вообще не думаю о структуре фильма до самой последней минуты, просто даю ей развиваться и лишь потом обдумываю. Вы минуту подумаете и наверняка скажете: «Погодите. Чепуха какая-то. Разве это возможно?» На самом деле все происходит с точностью до наоборот. Я все время разрабатываю структуру. Фильм существует у меня в голове. Это моя чертова работа — воображать фильм, придумывать то, что может произойти. У меня наготове возможные варианты развития, то есть некоторая структура. Кроме того, я принимаю решение, в какое время года снимать определенные эпизоды, и это тоже относится к структуре. Тем не менее, перед самым началом съемок я пишу что-то вроде плана, но он нужен только для того, чтобы от него отклоняться, пытаться к нему приблизиться и нарушать в процессе работы. И, в конечном счете, достигается нужный, идеальный результат.
  Я о своей работе. Предположим, я бы сказала вам, что вообще не думаю о структуре анализа до самой последней минуты, просто даю ей развиваться и лишь потом обдумываю. Вы минуту подумаете и наверняка скажете: «Погодите. Чепуха какая-то. Разве это возможно?» На самом деле все происходит с точностью до наоборот. Я все время разрабатываю структуру. Кадр существует у меня в голове. Это моя чертова работа — воображать анализ, придумывать то, что может произойти. У меня наготове возможные варианты развития, то есть некоторая структура. Кроме того, я принимаю решение, в какое время года менять сеттинг (частоту встреч), и это тоже относится к структуре. Тем не менее, перед самым началом анализа я представляю что-то вроде плана, но он нужен только для того, чтобы от него отклоняться, пытаться к нему приблизиться и нарушать в процессе работы. И, в конечном счете, достигается нужный, идеальный результат.
  Майкл Ли. Я очень тщательно подхожу к выбору исполнителей. Инстинктивно ищу таких актеров, которые будут мне доверять. Среди актеров полно ненадежных и сомневающихся людей. Некоторые актеры — из тех, кому точно надо знать, что к чему, — могут неплохо сыграть в рамках определенных ролей. Но я с такими работать не могу. В общем, я отбираю людей, для кого не знать, что к чему — не проблема. Во время первой же беседы с актером у меня возникает определенное ощущение. Мы сидим в комнате, где кроме нас никого нет. Разговариваем о его жизни. Потом, если я чувствую, что отношения могут сложиться, я прошу его прийти еще раз, и мы какое-то время работаем вместе. В сущности, мне необходимо почувствовать человека. Актеры, с которыми я сотрудничаю, уверены в себе — в лучшем смысле этого слова. Они не чрезмерно самоуверенны, а спокойны, расслаблены, сосредоточены, восприимчивы, умны и обладают чувством юмора. Помимо всего прочего, моя задача — создать ансамбль исполнителей, каждый из которых индивидуален, и обеспечить их совместную работу так, чтобы снять фильм. Так что по правде говоря, дело не только в доверии. Чего я, как вы знаете, никогда не делаю, так это не подвергаю с ходу моих актеров опасности. Те, кого я выбираю для моих проектов, сидят со мной день за днем — до тех пор, пока мы досконально не выясним все об их персонажах. Поэтому если опасная ситуация и возникнет, они будут к ней готовы, потому что потратили массу времени, разбираясь в своих героях, — без какого-либо давления с моей стороны. Никто, кроме меня, за ними не следит. Мы подходим к этому крайне тщательно и никуда не торопимся. Мои фильмы удачны во многом потому, что каждый актер на съемочной площадке чувствует себя очень уверенно. Они способны воспарить в небеса.
    Я о своей работе. Я очень тщательно подхожу к выбору пациентов. Инстинктивно ищу таких, которые будут мне доверять. Среди пациентов полно ненадежных и сомневающихся людей. Некоторые — из тех, кому точно надо знать, что к чему, — могут неплохо работать в рамках определенных ролей. Но я с такими работать не могу. В общем, я отбираю людей, для кого не знать, что к чему — не проблема. Во время первой же беседы (первичного интервью) с человеком у меня возникает определенное ощущение. Мы сидим в комнате, где кроме нас никого нет. Разговариваем о его жизни. Потом, если я чувствую, что отношения (рабочий альянс) могут сложиться, я прошу его прийти еще раз, и мы какое-то время работаем вместе. В сущности, мне необходимо почувствовать человека. Пациенты, с которыми я сотрудничаю, уверены в себе — в лучшем смысле этого слова. Они не чрезмерно самоуверенны, а спокойны, расслаблены, сосредоточены, восприимчивы, умны и обладают чувством юмора. Помимо всего прочего, моя задача — создать ансамбль и обеспечить  совместную работу так, чтобы провести анализ. Так что, по правде говоря, дело не только в доверии. Чего я, как вы знаете, никогда не делаю, так это не подвергаю с ходу моих пациентов опасности. Те, кого я выбираю для анализа, сидят со мной день за днем — до тех пор, пока мы досконально не выясним все о них. Поэтому если опасная ситуация и возникнет, они будут к ней готовы, потому что потратили массу времени, разбираясь в себе, — без какого-либо давления с моей стороны. Никто, кроме меня, за ними не следит. Мы подходим к этому крайне тщательно и никуда не торопимся. Моя работа удачна во многом потому, что каждый пациент в кабинете чувствует себя очень уверенно. Он способен воспарить в небеса.