Самоубийство - это выход или вход?
После жаркого дня прохлада приятно остужала разогретое лицо и успокаивала возбуждение рабочего дня. Сегодня личное время было отдано встрече с другом. Николай шёл к цирку на Цветном бульваре, рядом с которым находилось небольшое кафе. В нём и собирались друзья-однополчане, с далёких армейских дней действительной службы сохранившие дружбу и привычку при первой же возможности посидеть за столиком безалкогольного заведения. За чашечкой кофе. Кафе находилось недалеко от Центрального рынка и старого цирка, который по привычке москвичи называли цирком Никулина.
Николая не смущала его милицейская форма, к которой он уже давно привык, а в кафе спиртное не продавали. Это означало, что никаких осложнений в «кафешке» не предполагалось и его трудовая повседневная одежда милиционера не помешает общению с закадычным другом.
Степан, так звали друга, на встречу с которым шёл Николай, тоже любил это место. Их встречи продолжались с давних лет. Важным условием для друзей было то, чтобы во время этих нечастых моментов рядом не было бесцеремонных людей, какими бывают разгорячённые алкоголем, неадекватные в поведении алкаши. Именно в такие моменты форма милиционера, находящегося рядом, больше всего привлекает внимание разгулявшегося «выпивохи», его тянет затеять очередной скандал, и радость от встречи с давним другом превращается в эфемерное облачко выяснения отношений с очередным разнузданным типом.
Так вот, в кафешке на Цветном люди всегда спокойно общались с друзьями, не опасаясь вмешательства. Из «горячительных напитков» там были только кофе и чай, при этом очень хорошего качества.
Ещё в армии Степан и Николай подружились именно по поводу общего пристрастия к трезвому образу жизни. С тех далёких лет никогда не изменяли этой привычке. Тем охотнее они отдавали свои предпочтения чашечке хорошо сваренного кофе. Это тоже было причиной их встреч в кафе на Цветном бульваре, недалеко от «резиденции Никулина», как между собой называли старый цирк друзья.
Они оба любили цирк, хотя посещать его времени не хватало.
Степан после армии окончил геологоразведочный институт и уже много лет колесил по просторам Земли. И не только в родной Отчизне. Ему очень нравилась такая работа ещё и тем, что он мог соблюдать свой строгий режим неупотребления алкоголя. Ему нравилось быть трезвенником, и он гордился тем, что принадлежал к меньшей части населения, которое в подавляющем большинстве потребляло это «зелье» по поводу и без повода.
Во время редких встреч друзья вспоминали армейские годы, службу и товарищей, которых жизнь раскидала по «городам и весям» необъятной страны. И в этот раз они не виделись уже почти два года, но вдруг Степан прикатил в Москву внезапно, против всех установленных правил геологии. В ней человек может вернуться домой только когда снежок уже накроет пушистым одеялом замёрзшую землю.
Николай работал в обычном отделении милиции сначала участковым уполномоченным, а потом прошла реорганизация и должность Николая стала называться инспектором. Поменяли тогда и форму: вместо шинелей выдали полупальто, а на ногах появились полуботинки. Но все эти внешние нововведения мало чем помогли борьбе с преступностью. Как и раньше, Николай обслуживал три участка вместо одного, получая зарплату только за один, хотя ругали, если ругали, за все три. Кроме этого приходилось отвлекаться ещё на работу внештатным криминалистом райотдела, а мотаясь на преступления всего района, без учёта трёх участков (ответственность за которые никто не отменял), отдохнуть никак не получалось.
Поэтому Николай с большим удовольствием шёл к Степану в кафе, чтобы расслабиться за чашечкой кофе, поговорить о новостях, узнать между глотками горького напитка о причине внезапного появления друга в Москве …
В кафе друзья сели за любимый столик слева от входной двери, заказали кофе, оба любили двойной по объёму и крепости без сахара, с небольшими кусочками пирожного.
Для обоих это было время отдыха от забот напряжённого дня, да и встреча с давним другом была хорошим поводом для душевной радости.
Однако Николай заметил необычную грусть в глазах друга. Да и был он как-то непривычно тихим, печальным. Даже радость от встречи не сильно обрадовала Степана.
Какое-то время они молча сидели, ожидая заказанное. Была заметна напряжённость между друзьями …
Николай в таких ситуациях общения с людьми уже имел привычку терпеливо ждать, когда собеседник соберёт «в кучку» свой внутренний мир и начнёт или продолжит прерванный разговор. Николаю всегда хватало терпенья и выдержки, чтобы собеседник, немного расслабившись, начинал говорить о наболевшем.
В этом молчании в кафе получилось также. Довольно долго Степан собирался с мыслями и когда уже подали кофе и сладкое, только тогда он заговорил.
Говорил он медленно, как бы продираясь сквозь заросли африканских кактусов, но постепенно речь выравнивалась, становилась более осмысленной, эмоциональной.
Николай услышал печальную историю …
В последней экспедиции был у него молодой парень, недавно вернувшийся со срочной службы в армии. Гражданской специальности у него не было, но он - высокий, стройный, сильный, спортивного вида производил весьма приятное впечатление. Парень не чурался любой работы и не ждал, когда повторят задание. Но главным его достоинством Степан считал приверженность к непьющим. Как бы это не звучало смешно, но «трезвенник» и «бывший солдат» – были главным сочетанием человеческих качеств, которые сыграли решающую роль при зачислении парня в экспедицию.
Проблема возникла неожиданно за неделю до отъезда. К Степану пришёл этот молодой рабочий с девушкой. Он объяснил начальнику экспедиции, что очень просит разрешения взять с собой молодую жену. Они только что расписались, но жить им негде и с роднёй тоже не всё в порядке. Единственный выход они видят в том, чтобы поехать вместе, а когда вернутся, у них появится возможности решить проблему с жильём, да и парень был уверен, что Степан возьмёт его на работу в свою организацию: так он был убеждён в своих трудовых качествах.
Степану нужна была по разнарядке повариха, но в мужские экспедиции обычно брать женщину было не принято. С другой стороны, в этот раз экспедиция была разведывательной, по количеству людей – очень небольшой, но главное – все мужики много лет ездили со Степаном по горам и диким лесам, а поэтому он мог поручиться за каждого из них. Да и возраст у всех был уже не мальчишечий …
И он согласился, тем более девушка показала документ об окончании профучилища кулинарии «на отлично» и свою профессию очень любила.
Так они и порешили: взяли в таёжную экспедицию молодую семейную пару. Для молодожёнов эта поездка стала ещё и свадебным путешествием. А Степан оформил молодого рабочего и его жену по высшему тарифу оплаты, понимая, что эти ребята едут не только зарабатывать, но и начинают свою семейную жизнь. И начало это не предполагается лёгким …
Экспедиция пробыла «в поле», как принято говорить среди геологов, когда они уезжают в дикие места безлюдья, более двух месяцев, но возникла ситуация, в которой нужен был срочно прилёт вертолёта. Надо было отправить накопившиеся образцы, получить пополнение припасов и кое-каких материалов для продолжения исследований.
Вертолёт встречали на небольшой лесной поляне недалеко от места стоянки их основного палаточного городка.
Все сотрудники экспедиции жили к тому моменту очень дружно, работали слажено, не считаясь со штатным расписанием и должностью. Скорее их можно было назвать большой и дружной семьёй. Разведка проходила успешно: предполагалось, что будет открыто новое месторождение редкоземельного минерала, необходимого отечественной промышленности.
Молодая семья демобилизованного десантника очень удачно вписалась в небольшой коллектив экспедиции и своими человеческими, и своими трудовыми качествами. Всем взрослым мужикам они напоминали собственных детей, а работали весело, с задором юношеского энтузиазма.
Беда пришла, как водится, с неожиданной стороны. В момент посадки порыв ветра, весьма сильный и нередкий для тех мест, резко прижал вертолёт к земле хвостовой частью. Стукнувшись о поляну, хвост подпрыгнул, и лопасти заднего винта ударили солдатика, как все любовно звали его в отряде, по голове.
От удара голова раскололась, и вместо неё образовалось месиво кроваво серого вещества …
Но на этом трагедия не закончилась …
Молодая женщина, стоявшая на вершине скалы недалеко от ущелья и видевшая все подробности смерти мужа своими глазами, по-видимому, в состоянии аффекта, не понимая, что делает, побежала к останкам любимого. Побежала наикратчайшим путём, а путь пролегал через ущелье, и моста на нём не было …
С огромными трудностями тело женщины достали со дна ущелья …
В этом месте своего рассказа Степан замолчал. В глазах его стояли слёзы. Горло перехватил спазм, какое-то время он не мог говорить, как будто похоронил своих собственных детей в этой молодой, только начинавшей жизнь, семье. Николай хорошо понимал, что другу необходима психологическая разгрузка и для этого, в первую очередь, нужно выговорить всё, что сдерживается внутри.
Степан занимался разными минералами, редкоземельными камнями, но увидеть такую человеческую трагедию - для него было огромным перегрузом, мощнейшим ударом по психике геолога.
Николай видел тяжёлое душевное состояние товарища, но всё, что было в его силах и возможностях сделать - положить свою руку на дрожащую ладонь друга и, поглаживая её, ждать продолжения рассказа …
Когда достали из ущелья останки погибшей, Степан должен был составить протокол осмотра трупа. Следуя указаниям, полученным по рации, обязан был в составе комиссии из товарищей по отряду, создать точнейший протокол осмотра тела, тщательно описывая все внешние повреждения, фотографируя их масштабным способом (рядом с внешним нарушением кожи для получения точного представления о размере, кладётся предмет, размеры которого легко узнаваемы, он должен быть вместе с протоколом осмотра и телом доставлен криминалистам).
Николай терпеливо ждал продолжения …
Наконец Степан снова заговорил. Руки у него уже не дрожали, слёзы в глазах высохли. Эмоции, вызванные повторным переживанием трагедии, немного успокоились, и он смог продолжить прерванный рассказ.
Тело молодой женщины имело массу повреждений. Падая в пропасть, оно ударялось о выступы скал. Растущие на склоне ущелья деревья и кусты рвали тело своими ветвями.
Левый глаз был вырван, вместо него виден огромный кровоподтёк. Другой глаз был проткнут насквозь веткой, которая торчала из глазницы. Одно ухо было оторвано, другое висело на оставшейся коже около мочки. Нос был сломан и прижат к щеке. Зубов во рту почти не осталось, губы и левая щека разорваны так, что были видны изуродованные челюсти погибшей. На шее вены сонных артерий были разорваны и вытянуты из тела, болтаясь, как верёвки. Руки сломаны во многих местах и вывернуты из всех суставов. Левая грудь женщины почти полностью была оторвана и висела на коже, из раны торчало сломанное ребро. Внутренние органы живота были вырваны, кишечник висел по краям огромной рваной раны.
Ноги у трупа пострадали меньше, но были выбиты из своих суставов. Степана неожиданно поразило, что на маленьких пальчиках ног ногти были покрашены в нежный розовый цвет, совершенно не гармонирующий с общей картиной останков. Эта незначащая в описании тела деталь запомнилась в мозге очень ярко. Степан никак не мог избавиться от этого видения. Из всего случившегося память постоянно выхватывала яркой точкой: неестественно вывернутая женская маленькая ножка и на ней – розовые ноготки …
Даже ночью он просыпался весь в холодном поту от изображения этих ноготков погибшей …
Степан находился в Москве уже вторую неделю, заполняя в разных организациях документы, подписывая протоколы допросов, встречаясь с родственниками погибших. Оказалось, что смерть женщины была наиболее хлопотной для оформления, поскольку надо было доказать отсутствие преднамеренности в её гибели. Все милицейские чиновники хорошо понимали, что погибшая в момент своей смерти была совершенно невменяемой, но доказать это было невозможно и случившееся можно было оценивать только, как самоубийство. Надо было ещё доказать, что не было факта принуждения в этой смерти.
Именно эти бюрократические вопросы прокурорских работников больше всего навалились неподъёмной тяжестью на душу начальника экспедиции, в которой произошла трагедия.
Николай по своей работе знал, как много нервов тратится на оформление смерти самоубийц. Их жизнь обрывается, не вписываясь в систему человеческого существования. Жизнь не должна обрываться внезапно по непонятным причинам. Редко такая неожиданная смерть поддаётся логическому объяснению, поскольку самоубийство не логично, а решение должно быть логичным с точки зрения живых, но самоубийца принимал своё решение, уже числя себя среди мёртвых! По меньшей мере: ушедшим уже из мира живых …
Впервые за последнее время, прошедшее после лесной трагедии, Степану удалось расслабиться в кафе. Рядом был близкий друг, который хорошо понимал его внутренние психологические перенапряжения человеческого восприятия, категорически не желающего принимать самоубийство! Да, её муж погиб, но это был ужасный непредвиденный несчастный случай, но самоубийство?! …
Степан и Николай ещё некоторое время посидели за остывшими чашечками кофе, немного пришли в успокоенное состояние, насколько это было возможно в таком случае, и отправились по домам. Степан жил на Новослободской улице, и друзья пошли до его дома пешком.
Вечер, незаметно переходящий в тёплую летнюю ночь, был тихим, располагавшим к доверительной беседе или понимающему всё молчанию. Они медленно шли по улицам засыпающей столицы. Вокруг было тихо, пешеходов не было видно, а друзья шли молча, боясь нарушить разговорами психологическую тонкую материю взаимопонимания между ними, которая всё-таки начала восстанавливаться ещё в кафе после рассказа. Друзья боялись разрушить то, что не поддаётся словам, но помогает двум душам ощутить поддержку и надёжность дружеского плеча товарища, идущего рядом по жизни.
Когда подошли к дому, в котором жил Степан, Николаю не захотелось из уличной тишины и внутреннего успокоения, снова окунуться в человеческие разговоры, тяжёлые взгляды, безвыходные психологические трудности. Степан был уже успокоен, нервность его уменьшилась, и ему тоже не хотелось снова возвращаться к пережитой в который раз трагедии. Друзья обнялись перед подъездом дома, попрощались, и Николай пошёл домой пешком, хотя недалеко была станция метро.
На него нахлынули мысли и воспоминания давней поры, разбуженные историей самоубийства в тайге, рассказанной его другом.
Память унеслась в далёкую до армейскую юность …
Тогда ещё он был весьма неустойчивым пареньком. Был он с большими претензиями к окружающему миру, большими амбициями, но плохо представлял свои силы и реальные возможности, как окружающих, так и свои собственные.
На определённом этапе возмужания он вдруг осознал никчёмность своего существования. Несоответствие того, о чём мечталось, тому, что было реальностью.
Возможности юноши совершенно не соответствовали желаниям, но не было вокруг того, кто принимал бы его беспредельно и всегда. С любовью, терпением и пониманием.
Николай в то время уже начал осознавать, что в реальной жизни получает только тот, кто сам отдаёт. И нужно быть готовым, что отдавать приходится всегда больше, чем получаешь …
А вот поделиться с другими ему нечем. Он всю свою ещё молодую жизнь был только для себя, а тут начал в рассуждениях понимать, что надо ещё в себе иметь что-то для других. А этого «для других» у него и не было! Вопрос не в чём-то материальном, а проблема была внутри его самого. Николай ощущал себя красивым (хотя понимал, что и этого - нет) китайским кувшином из тонкого фарфора, но совершенно пустым внутри!
Наполнить себя чем-нибудь полезным и нужным – он и так имел уже хорошую специальность, мог неплохо работать и зарабатывать, - но это не было тем, что можно предложить другим. Нужно иметь наполнение внутри собственной души, а ничего душевного в себе он-то и не находил. Связанное с душой – не находил. Но что это было, как называлось? Совершенно было непонятно …
Такие мысли не давали Николаю покоя и взвинчивали его психику постоянным напряжением. Безответным напряжением.
Всему бывает предел. Возник этот предел и у Николая. Он всё чаще задумывался, что совершенно впустую «коптит небо», да и никчёмная жизнь на Земле не приносит радости. В первую очередь ему самому …
Николай проходил знакомыми улицами и переулками. Он с детских лет любил гулять по пустой, в ночное время, Москве. Безлюдье города гармонично соответствовало внутреннему настрою. Николай думал о видимой незащищённости этих больших и маленьких улиц. Идя по ним, безлюдным, беззащитным Николай осознавал их не как улицы столичного города, а воспринимал обездоленными, лишёнными родительской заботы, детьми. Чем-то очень похожими на его далёкие, юношеские безгранично одинокие, годы почти детского мира. Никому не нужного, никем не любимого. Бесприютно брошенного в пучину равнодушных волн бессердечной жизни, тогда ещё совершенно молодого, паренька …
Николай проходил мимо домов, в которых ещё горели разноцветные огни засыпающего города. Многие окна уже спали в темноте своих улиц. И везде шла жизнь, чужая жизнь, которой не было дела до погибшей где-то далеко в тайге самоубийцы, кинувшейся вдогонку за своим любимым. Но будут ли их жизни в том вечном мире вместе? Если тот загробный мир существует?
Слышались звуки музыки, песен, девичий смех, который особенно больно проникал в душу. Душа милиционера как бы срослась с душой погибшей. Казалось, что все эти песни насмехаются над самоубийцей, заявляя своим звучанием о счастливом существовании поющих. Назло всем житейским невзгодам. Это ощущение было почти физическим и всё больше соединяло переживания его с душевными страданиями того юнца, который в далёкой молодости был окутан тёмным покрывалом бездушья, как ему это казалось. Липким, всепроникающим чувством одиночества. Конечно, ему виделось, что это происходит только с ним. Поскольку таких, как он, больше нет на всей Земле …
Чем ближе к своему дому подходил участковый, тем сильнее наваливалась на него память того, почти детского, казалось, давно похороненного вместе с чувством одиночества в реальности жизни.
Николай был уверен, что детское самоопределение себя в окружающем мире навсегда изменилось. Он утвердился в своей житейской значимости. Николай уже не был совершенно беспомощным, как в годы детства, мальчиком! …
Рассказ Степана внёс сумятицу в душу. Со дна поднялся горький осадок молодости. Снова стало казаться, что Николай один-одинёшенек на всей огромной планете. И никому до него дела нет …
Пройдя мимо своего дома, Николай пошёл по территории участка. Это был его участок, здесь давно уже многое знакомо. Вот, дом, в котором на шестом этаже ему пришлось защитить молодую женщину от ножа бывшего уголовника. А в этом доме жила «тунеядка», которой решение о выселении «за сто первый километр» помогло встретить мужа, с которым уже много лет они живут счастливо. Стали христианами, ходят в церковь, имеют пятерых детишек …
А в том угловом доме на третьем этаже Николаю пришлось оформлять самоубийцу. Молодая женщина. Не нашла общего языка с мужем …
Николай шёл дальше по участку. От одного дома к другому. И снова дом, в котором пришлось оформлять смерть самоубийцы. Молодой парень служил танкистом во время венгерских событий. Не выдержал воспоминаний …
И снова Николай шёл по улицам своего участка, не задумываясь о маршруте, но так получалось, что шёл он от одного дома к другому, в которых он по своим обязанностям сталкивался со смертью. Во дворе соседнего дома молодой парень застрелился из ружья отца. Сумел попасть себе в сердце, а пуля была заряжена на медведя: разнесло половину туловища …
А в следующем доме на первом этаже умерла пожилая женщина. Умерла своей смертью. Когда Николай составлял протокол осмотра, лицо было, как живое. Даже не верилось – что умерла.
И в следующем доме помнилась смерть. Больной был, но успел примириться с Иисусом Христом. Лицо у него тоже было, как у живого.
И снова ноги привели к дому, в котором молодая женщина выпрыгнула из окна седьмого этажа. Труп был неопознанным. Родственники так и не нашлись …
А в этом общественном туалете повесилась совсем молодая девчонка. И снова труп пришлось оформлять Николаю.
Пройдя по маршруту оформленных за время службы умерших людей, Николай вернулся мысленно в те годы. Он присел во дворе большого дома под деревьями, которые были посажены тогда, в первый год начала службы. Сегодня это уже огромные деревья и выросли у него на глазах. Николай даже не замечал, как бежит время, но сегодня кинолента памяти побежала вспять.
Вспомнился пожилой оперативник их отделения, который категорически отказывался ездить в морги для осмотра «убиенных». Приходилось делать это Николаю, поскольку он был внештатным криминалистом райотдела. Память напомнила ему и эти поездки.
Надо было фотографировать и снимать отпечатки пальцев неизвестных трупов, фотографировать их увечья и разные приметы. И смотреть, смотреть, смотреть …
Яркие картины из прошлого напомнили те мысли самого Николая, которые возникли тогда.
Он начинал работу в милиции с твёрдым убеждением, что в определённый час жизни уйдёт из этого мира в другой, который называют загробным. В то время он был атеистом, в Бога не верил и все решения своей жизни принимал собственной волей. И со своей смертью он тоже всё запланировал: в потайном месте был припасён ремешок от брюк, который должен был стать «ключиком», открывающим дверь загробного мира, о котором Николай совершенно ничего не знал. Тогда он думал только о том, как уйти из мира живых, где его никто не любит. Никогда Николай не задумывался о том мире, в который хотел по личному желанию открыть заветную дверь. Своей волей открыть. Считал себя самым главным командиром в этой земной жизни …
Но случилось по-другому.
Множество мёртвых, которых довелось осматривать, фотографировать и дактилоскопировать привели Николая к мысли, возникшей во время оформления фотографий погибших. Он обратил внимание на то, что самоубийцы всегда отличались от трупов ненасильственно умерших.
Он вспомнил, у всех самоубийц были ужасные выражения лиц, и особенное отличие этих трупов: у них в момент смерти срабатывали все человеческие функции очистки организма. Поэтому при осмотре их тела издавали такую ужасную вонь, что хоть противогаз напяливай! Николаю именно это совершенно не пришлось по вкусу.
Он вспомнил труп, который видел в морге первого медицинского института. На металлическом столе морга лежало голое тело самоубийцы, которая сиганула в реку. Тело было в воде больше двух недель. Угадывалось, что при жизни оно было весьма красивым, но чем стало?!
Именно после этого случая Николай забросил свой ремешок в дальнее место и забыл о его существовании.
А прошло ещё немного времени, и Николай стал размышлять о том мире, куда хотел сам войти без разрешения, по собственному желанию. Появилась такая мысль: Иисус Христос после воскресения пришёл к ученикам в обновлённом теле, но Фоме неверующему показал на Себе раны от гвоздей. А в рану от копья стражника предложил сомневающемуся ученику вложить руку, чтобы удостовериться в воскресении своего Учителя. Что это их Учитель, перед тем за три дня распятый на Голгофе.
Даже у Бога после получения Обновлённого Тела остались следы ран, полученных при жизни. А если загробная жизнь действительно есть, и будет потом самоубийца ходить со своими поломанными костями в изуродованном теле?! Николаю при всём его атеизме, испытывать на себе такие штуки расхотелось …
А химические отравления вообще, оставляют человека без внутренних органов. И что, так без органов жить всю вечность? Нет, на такое он не был согласен!
Так рассуждая, постепенно читая нужные книги, разговаривая со сведущими людьми, Николай стал всё больше интересоваться христианством, и ищущий мозг стал получать ответы на многие вопросы, которые раньше были неразрешимыми.
Ответы, которые открыл ему Творец и Спаситель …
Сильным аргументом в вопросе земного существования и загробной жизни был разговор с верующим кандидатом технических наук. В нём учёный человек обратил внимание Николая на элементарное: все, живущие на Земле, существуют сообразно придуманным людьми законам.
За могильным холмиком действуют совершенно другие, Божьи, нормы всего мироздания. И отвечать придётся за убийство (а самоубийство – тоже относится к преступлению против творения Божьего), которое будет оцениваться, как нарушение законов Творца.
Поэтому надо рассуждать не о том, как уйти из жизни земной, погромче хлопнув дверью за собой перед остающимися, а стоит подумать, и очень хорошо это сделать, как убиенный будет принят там. Какое наказание получит на всю вечную жизнь плохо осмысливший своё положение убийца? Навечно.
Что скажут в той новой жизни (вечной!) его судьи загробного мира?
Надо думать не о том, как уйти отсюда, а следует порассуждать, как войти туда, в совершенно незнакомый мир, в котором всё придётся начинать «с нуля». А там убить себя уже не дадут, как бы ни хотелось из-за нелюбви к самому себе. Там совершенно другие представления о системе наказаний …
Всю вечность придётся страдать за земную глупость короткого мгновения …
Так будет ли самоубийство выходом из Земного бытия или это будет всё же ВХОДОМ в новую вечную незнакомую жизнь …
Свидетельство о публикации №221082601704