Театральные истории. Часть 5

Начало  http://proza.ru/2021/07/26/1052
Продолжаю выкладывать истории из моей коллекции.

На сцене Большого театра давали что-то из царской жизни - «Хованщину». Все, как положено: артисты поют, музыканты играют, суфлер подсказывает. И надо же было такому случиться, что сидящий в своей будочке заслуженный работник театра, суфлер с тридцатилетним стажем, не успел перед спектаклем поужинать. Чтобы исправить положение, ветеран прихватил с собою термос с чаем, варенье, да пару бутербродиков с колбасой. Сидит, ждет большого фрагмента, когда его услуги не будут востребованы. Тут на сцену выходит один из персонажей в костюме охотника с огромным живым псом на поводке. (В театрах иногда используют настоящих животных, видимо, для усиления эффекта достоверности. Ну, а чтобы зверь со страху не обделался, его целый день перед выходом на сцену не кормят.) Ну так вот, выходит этот тенор и начинает завывать свою партию, а поводок намотал на руку, чтобы пес случайно не убежал в зал.

Суфлер посмотрел по партитуре - минуток десять свободных есть: дай-ка я перекушу, думает. Налил чайку в кружечку, душевно вареньица добавил, развернул пакет с бутербродами. А бедный голодный пес, только почувствовав запах сервелата, не выдержал и через всю сцену ринулся к тому месту, откуда так вкусно пахло. Певец, естественно, такого не ожидал и, двумя руками схватившись за поводок, попытался удержать пса на месте. Но где уж - через секунду он уже скользил на пузе в сторону суфлерской будки. Ее обитатель отрывается от чая и бутербродов и видит с хрипом и вытаращенными глазами мчащегося на него пса. Дедушка инстинктивно ломится назад, падает, разбивает термос и чуть не ломает руки-ноги. Пес ныряет в суфлерскую будку, через пару секунд в ту же будку врезается «подъехавший» на поводке артист. Наконец-то сообразили дать занавес. Публика гогочет и аплодирует. Наутро об этом веселом случае написали все газеты, а старичка-суфлера с почестями отправили на заслуженную пенсию. От греха подальше.

                ****
Когда во время телемоста «Москва-Сиэтл» одна дама заявила: «В Советском Союзе секса нет», театр ПЛЮС - Профессиональные Любители Юмора и Сатиры (правда, художественный руководитель театра А. Арканов расшифровал аббревиатуру иначе: Подайте Лучшим Юмористам Страны) - решил немедленно создать спектакль «Секс по-советски». Арканов изрек: «Какая песня самая сексуальная? «Интернационал». Начинается со слова: «вставай!» Дальше идет пессимистический поворот: «никто не даст нам...» А конец оптимистический: «Своею собственной рукой...»

                ****
Однажды Станиславский сидел в ложе со Сталиным, хаживавшим во МХАТ довольно часто. Просматривая репертуар, «лучший друг советских артистов» ткнул пальцем в листок: «А па-чи-му мы давно нэ видим в рэ-пэр-ту-арэ «Дны Турбыных» пысатэля Булгакова?» Станиславский всплеснул руками, приложив палец к губам, произнес «Тс-с-с!» , прокрался на цыпочках к двери ложи, заглянул за портьеру – нет ли кого, так же на цыпочках вернулся к Сталину, еще раз сказал «Тс-с-с!» , после чего прошептал вождю на ухо, показывая пальцем в потолок: «ОНИ запретили! Только это ужасный секрет!»
Насмеявшись вволю, Сталин серьезно заверил: «Оны раз-рэ-шат! Сдэлаэм!»
…Звоня Великому вождю, вежливый Станиславский всякий раз оговаривал: «Товарищ Сталин! Извините Бога ради, никак не могу запомнить вашего имени-отчества!..»

                ****
Шел спектакль «Чайка». Над сценой на рабочих мостках сидел старенький монтировщик по прозвищу Дедуня, ножки в валенках вниз свесил, на перильца облокотился, дремлет себе. И вот - финал. Как и положено за кулисами. Раздается выстрел - стреляется Треплев - все вздрагивают. Аркадина спрашивает: «Что это?» Доктор отвечает: «Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптечке что-нибудь лопнуло».

И тут на сцену со смачным шлепком падает валенок. Зрительный зал взрывается смехом. Финал явно смазан, однако спектакль надо как-то доигрывать. Тогда доктор, обращаясь к Тригорину, говорит:
- Уведите отсюда Ирину Николаевну. После неудачной попытки застрелиться Константин Гаврилыч, кажется, повесился.

                ****
Театральным людям хорошо знакомо имя Алексея Денисовича Дикого – замечательного актера и режиссера, незабываемого Атамана Платова в лесковской «Блохе» , Генерала Горлова во «Фронте» , игравшего в кино Кутузова, Нахимова и даже, не к ночи будь помянут, самого Сталина. Обладал он великолепной актерской фактурой, буйным темпераментом и, как говорят, имел большую любовь ко всякого рода земным утехам. Прошедший сталинские лагеря, не раз падавший и взлетавший, огромный и сильный, он не боялся ни Бога, ни черта – никого… кроме жены своей Шурочки, маленькой кругленькой женщины, не достававшей ему до плеча.

Старейшина театра Сатиры Георгий Менглет, бывший когда-то студентом Дикого в театральной школе, рассказывает, как однажды тот позвонил ему на ночь глядя и тоном, не предполагающим возражений, приказал: «Мэнглет, бери деньги на такси и выходи к подъезду – я тут у тебя внизу стою!» Менглет выскочил – Дикий имел весьма жалкий вид: пьяный, помятый, да еще с расцарапанным лицом. «Значит так, Мэнглет,– сурово сказал он,– сейчас едем ко мне! Шурочка будет скандалить, так ты скажешь ей, что я был у тебя, помогал тебе роль делать, что мы с тобой тут… репетировали… три дня… А лицо мое… скажешь, что твоя собака Ферька поцарапала! Понял, Мэнглет?» Георгий Павлович робко возразил, что на лице явно видны следы женских ногтей, но Дикий отрезал: «А вот я и посмотрю, какой ты артист! Мало ли что… А ты убеди! Сыграй, как надо! Чему я тебя учил?!»

Доехали, поднимаются по лестнице – Дикий все повторяет: «Значит, ты понял, Мэнглет? Репетировали, то-се…» Дикий звонит в дверь, Шурочка открывает и, не сказав ни слова,– раз, раз, раз, раз! – нахлестала Дикому по щекам. Постояв несколько секунд с закрытыми глазами, Дикий все тем же суровым менторским голосом произнес: «Мэнглет! Свободен!!!»

                ****
Сергей Михалков со своей молодой красивой спутницей пришел в театр и, как всегда, оставил верхнюю одежду у администратора. После спектакля (в этот вечер в театре давали «Гамлета») они вернулись в кабинет администратора, а тот с ужасом сообщил, что случилось невероятное - украли дамскую шубу. Женщина начала рыдать. Тогда Михалков невозмутимо сказал:
- Ну что, теперь ты поняла, что «Гамлет» - это трагедия!

                ****
Театр им. Вахтангова – на гастролях в Греции. Годы были, как потом стали говорить, «застойные» , так что при большом коллективе – два кэгэбэшника. Всюду суются, «бдят» , дают указания. Перед началом вахтанговского шлягера «Принцесса Турандот» один из них подбегает к Евгению Симонову, главному режиссеру театра, и нервно ему выговаривает: «Евгений Рубенович, артист Ю. пьян, еле на ногах стоит, это позор для советского артиста! У меня посол на спектакле и другие официальные лица!» Симонов, убегая от надоевшего до чертей кэгэбэшника, прокричал на ходу: «Мне некогда, голубчик, разберитесь сами!»

Тот бежит в гримуборную. Артист Ю., засунув голову под кран с холодной водой, приводит себя в творческое самочувствие. Стоя над ним, гэбэшник звенящим голосом провозглашает: «Артист Ю.! Официально вам заявляю, что вы сегодня не в форме!» На что тот, отфыркиваясь от воды и еле ворочая языком, ответил вполне в стиле «Турандот» : «Ну и что? Ты вон тоже в штатском!»

                ****
В Малом театре есть книга актерских ляпов и оговорок. Вот одна из них.
Рассказывают, была такая сцена: купчихи сидят, щебечут, а солидный купец первой гильдии выходит, наливает себе из графинчика водочки, пьет и после этого вмешивается в разговор:
- Ну, хватит врать-то, сватья.

Спектакль гоняли уже столько раз, что все играли там чисто механически. И вот в один прекрасный день вышел на сцену купец, проделал все, что было положено, и бодро вмешался в разговор:
- Ну, хватит врать-то, сратья... Срать-то хватит...
На этом представление накрылось медным тазом. Потому что актерам лежа играть неудобно, как и публике, лежа под креслами в зале.

                ****
- Закрытый пленум одного из обкомов КПСС в брежневские времена. Концерт для участников пленума. Весь обком в полном составе, изрядно выпив водочки и обильно закусив обкомовскими дефицитами, расселся в зале, и замечательный конферансье Олег Милявский начал свой вступительный фельетон: «Гудит страна, шумят заводы, идут шеренги тракторов...» Из ложи, где сидят первый, второй, третий и их свита, раздается пьяный голос: «Жидок, а что такое аборт?!» Зал замер. Мертвая тишина.

Милявский делает вид, что ничего не слышит, и продолжает: «Везде веселые, радостные лица...» и так далее. «Жидок, а все-таки, что такое аборт?!» Милявский опять делает вид, что ничего не случилось и, наконец, голос говорит ему: «Ага, жидок, не знаешь, что такое аборт!!!» И тогда Милявского осеняет и он говорит: «Мы все здесь взрослые люди, и, конечно, я знаю, что такое аборт, и, я уверен, все в зале знают, что такое аборт, и вы тоже знаете, что такое аборт... Но горе наше всех вместе и всей нашей многострадальной России заключается в том, что ваша мама не знала, что такое аборт!»

                ****
Актер Вахтанговского театра Володя Коваль рассказывал, как Шихматов ставил ему режиссерскую задачу. «Представьте себе, дорогой,– вальяжным своим баритоном фантазировал он,– что вы едете на дачу к любовнице. Выходя из электрички, вы видите, что из соседнего вагона выходит ее муж. Вы соображаете, что ему ехать на автобусе минут сорок, хватаете такси, доезжаете за двадцать минут, быстро делаете то, зачем приехали, и как раз в ту минуту, когда муж входит в дверь, пулей выскакиваете в окно… Вот так, дорогой мой! Надеюсь, вы теперь поняли, в каком темпоритме вы должны играть водевиль?!»

                ****
Как-то Ростропович должен был ехать в одну из первых поездок за границу и хотел, чтобы с ним поехала Галина Павловна. Ему говорят: "Невозможно. Напиши заявление: "В связи с плохим состоянием здоровья прошу отправить в командировку мою супругу". Он написал: "В связи с отличным состоянием моего здоровья, прошу направить в командировку мою супругу". Посмеялись и разрешили.

                ****
В свое время Ростроповича как солиста Московской филармонии включили в бригаду по обслуживанию целинных и залежных земель. Приезжают на полевой стан, народ на земле сидит, фортепьяно нету. Ростропович разволновался: как же без аккомпанемента? Ян Френкель его успокаивает: «Славочка, я тебе на аккордеоне подыграю, никто и не заметит». Вот Ростропович играет на виолончели, Френкель аккомпанирует, как может. Вдруг где-то в конце «зала» встает здоровенный целинник в робе и, перешагивая через сидящих, движется к «сцене». Ростропович шепчет коллеге: «Янек, что-то мне лицо его не нравится, играй побыстрее!»
Однако закончить не успели. Мужик дошел до играющих, положил на виолончель огромную ручищу и внушительным басом сказал Ростроповичу: «Браток, не гунди, дай баян послушать!»

                ****
Спектакль «Моцарт и Сальери». По Пушкину в ноль, никаких отходов от текста, классика, трагедия. Гастроли, битковой зал, тыща человек народу. А спектакль шел под фанеру, в то время еще минидисков не было, были бабинные магнитофоны «Revox».
И все идет, все в норме, Моцарт с Сальери на сцене, стихи прут, где надо звуковик фанерку в тему включает, зал в тему вошел: сопереживает в полный рост.

Вдруг на немузыкальной сцене у звуковика «сгорает» Revox, он у местного спрашивает: запасной есть? А у того только бытовой, лохматого года выпуска, и скорость там только «38», а вся фанера записана на «19». Ну, страшная суматоха, спектакль к включению фанеры идет, звуковик хватает что есть, переставляет бабину, коммутирует провода, слава богу - успел.
Тут Моцарт выпивает яд, Сальери: «Ты выпил без меня?». Моцарт: «Довольно, сыт я», идет к фоно, «Слушай же Сальери мой реквием!»

Кульминация спектакля, заносит картинно руки, опускает их на клавиши, звуковик нажимает пуск... и как шуранет музон, все по теме - Реквием Моцарта, но в два раза быстрее, чем надо.
Моцарт упал головой в фоно, развернулся спиной к залу, ему то можно, и еле отговорил текст в сторону Сальери: «Ты плачешь?», а тот захлебывается в хохоте, закрыв лицо руками, а делать нечего - текст же Пушкинский надо давать, он не открывая лица: «Эти слезы впервые лью... и больно и приятно... Друг Моцарт... эти слезы... не замечай их. Продолжай, спеши еще наполнить звуками мне душу...».
На тексте «спеши еще...» оба Пушкинских героя почему-то уже лежали на сцене, а зал под креслами.

                ****
Режиссер хора выбрал 6-летнего мальчика с ангельским личиком для начальной сцены в представлении:
- Все, что тебе надо сделать, это когда я сделаю знак хору, и они запоют «...и ангел зажег свечу», ты выйдешь на сцену и зажжешь все свечи.
- Я могу, могу, - закричал мальчик, счастливый, что выбрали именно его.
Прошло много репетиций, и наконец настал вечер самого представления. Хор прекрасно спелся, вся сцена была в чудесных декорациях, и повсюду стояли десятки незажженных свечей в ожидании момента, когда на сцену выйдет очаровательный ангелочек.

Режиссер взмахнул палочкой, оркестр заиграл, и хор пропел начальный куплет, закончившийся словами «и ангел зажег свечу» - все смотрят на сцену в ожидании. А маленького мальчика нет. Режиссер вновь взмахнул палочкой и показал хору, чтобы те пропели погромче. «...и ангел зажег свечу», опять все смотрят на сцену - а маленького мальчика нет.

Режиссер, начиная потеть, изо всех сил взмахнул руками, и хор буквально взревел «и ангел зажег свечу» так, что занавес закачался.
И тут в тишине раздалось восхитительное детское сопрано, отчетливо исходящее справа из-за занавеса:
- ...и кот написал на спички!

                ****
Когда режиссер приходит в театр на постановку, к нему приглядываются три-четыре дня, а потом закулисье выносит приговор. Причем, артисты еще недели две-три не подают вида: улыбаются, заглядывают в глаза… А вот отношение «обслуги» резко меняется: раз за кулисами прошел слух, что режиссер говно, то и стараться нечего выполнять указания! И вот уже он орет-надрывается: «Где костюмеры, черт вас побери, почему нет мантии!..» – и никто не бежит на помощь. Но если режиссер «прошел» …
         
Генриэтта Яновская ставила в Московском театре им. Моссовета пьесу И. Грековой «Вдовий пароход». Во время репетиции Яновская завопила: «Боже мой, веревку мне принесите, я сейчас повешусь прямо тут, посреди сцены!..» Ну и так далее – обыкновенные режиссерские истерики. Прокричавшись, она собралась было продолжать репетицию дальше, но вдруг увидела рядом заведующую реквизиторским цехом. «Что вы здесь стоите?– спросила Яновская. «Ну как же,– переводя дух, ответила та,– вы же веревку кричали… Вот, я принесла!»

                ****
Главный режиссер, мэтр, народный-перенародный, лауреат и профессор, в окружении стажеров и учеников ведет репетицию. Он настолько увлекся глядящей в рот аудиторией, что начал читать ей лекцию о Системе Станиславского, напрочь забыв о скучающем на сцене актере. Дойдя до темы «Пауза и внутренний монолог» , вдруг вспомнил о нем: «Пожалуйста, Олег, вашу сцену – сначала. Но попрошу подробно по Системе: прежде – пауза, точный внутренний монолог, а уж когда подведете себя к тексту, только тогда – первая фраза…»
 
В зале – гробовая тишина. Артист сидит, как сидел, за столом, опустив голову на руки. Долгая пауза… Мэтр вполголоса: «Молодец, Олег… Вижу процесс… Блестяще! Посмотрите, друзья, вот настоящий внутренний монолог, вот она – Система! Великолепно, Олег… Вот сейчас… Все!!! Теперь – можно! Давай текст, умница моя!»

Стажеры затаили дыхание. Артист сидит, как сидел. Длиннющая пауза. Все ждут. Вдруг крик мэтра: «Оле-е-е-г!!»
В ответ раздается мощный храп Олега.

                ****
В 1980 каком-то году Московский Драматический театр им. Пушкина поехал на гастроли в Индию. В лавочке индийского портового городка супруга главного режиссера театра купила бриллианты и тут же понесла и показывать друзьям. Бриллианты, естественно, оказались стекляшкой. Тогда она вернулась к продавцу и пыталась предъявить какие-то претензии. Продавец «твоя моя — не понимай». В следующий раз она взяла с собой мужа и опять пошла на базар менять бриллианты и с тем же нулевым результатом. Главный режиссер обратился за помощью к реквизитору, который знал несколько слов на английском языке. Они пошли уже втроем, но в лавке их опять не понимали. Реквизитор выбивался из сил, но — все бесполезно.

Отчаявшись, он стал ругаться трехэтажным матом.
Хозяин лавочки не знал русского языка, но хорошо помнил, что после этих слов русские матросы через мгновение начинали безжалостно громить лавку. А это не входило в его планы. Поэтому он тут же все понял и поменял бриллианты на настоящие. После этого главный режиссер всегда говорил про своего реквизитора: «Какой у него хороший английский!»

                ****
После триумфальных гастролей в Соединенных Штатах Ростроповича пригласили в советское посольство и объяснили, что львиную долю гонорара он должен сдать в посольство. Ростропович возражать не стал, он только попросил своего импресарио Юрока купить на весь гонорар фарфоровую вазу и вечером доставить ее в посольство, где был назначен прием. Доставили немыслимой красоты вазу, Ростропович взял ее, полюбовался и… развел руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Подобрав один из них и аккуратно завернув в носовой платок, он сказал послу:
— Это — мое, а остальное — ваше…

Продолжение   http://proza.ru/2021/08/28/859