Жили-были дед и бабка

 

Глава 1. Дочь каторжанина

Моя бабушка была ярой большевичкой хотя росла и воспитывалась в дворянской семье обедневших помещиков Курской губернии. Помещики те по слухам когда-то имели даже графский титул, имели дом с белыми колоннами в центре своей деревенской усадьбы. Но со временем, под влиянием прогрессивных тенденций в обществе семья обеднела. Глава семейства раньше всех отправился на встречу с богом Вдова и две незамужние, бездетные дочки на жизнь себе зарабатывали ремеслом белошвеек, изготавливая собственными руками некоторые деликатные элементы дамского белья. В одно время та семья надумала взять к себе на воспитание и одновременно для помощи в хозяйстве в качестве  гувернантки и горничной  круглую сиротку, девочку из их же деревни.
Та девочка и была моя бабушка, которая стала бабушкой впоследствии, разумеется.
Бабушка, то есть та девочка оказалась круглой сиротой в силу романтической драмы, произошедшей в детстве в её родной семье. Отец бабушки, по её рассказам, много лет служил помещику в должности лесничего  и даже бит бывал крестьянами за особую бдительность по сохранности хозяйского добра.

Рыскал он целыми днями по лесным дебрям и степям, окружающим барское имение, а жена его дома скучала этими же днями. Скучала, скучала да случайно и повстречала на ягодных земляничных местах соседнего помещика. Молодого, симпатичного, похожего на романтический образ, который всегда представляется скучающим в одиночестве женщинам, которым больше и заняться нечем, кроме как представлять себе всяких красавчиков.
Отец моей бабушки, а фактически мой пра-прадед в силу  интуиции охотника-следопыта вскоре догадался о романических отношениях супруги с помещиком-соседом, выследил полюбовников на сеновале - и тем топором, что только что делал зарубки на деревьях в лесу, раскроил черепа обоих. Все улики были налицо, и прадеда моего очень скорым судом приговорили к каторге на Сахалине, откуда он больше не вернулся. А бабушка так и осталась считаться жертвой жестокого царского режима, что и помогло некоторым образом семье бывшей графини и её дочкам-графинёшкам, пригревшим сиротинку у себя. В годы послереволюционных жестокостей, гражданской
 войны и раздела барского имущества местные крестьяне учли добресердце бывших эксплуататоров и остатки имущества обедневших помещиков почти не тронули переделом собственности. Продолжали жить они в чуть-чуть порушенном имении и собственным трудом. Бабушка по ходу той жизни обучалась постепенно дворянскому этикету, швейному ремеслу  и почитывала кое-что из библиотеки в их доме. Времена наступали голодные, а сиротинка вступала в возраст дозволенный по деревенским меркам для брака. Вот семейка бывших графьёв и решила сделать из своего доброго поступка в давнюю пору полезное для себя теперь дело. Подыскивали они на ближайших пространствах подходящего для своей сиротинки мужа с крепким хозяйством. Ко всем слухам деревенским прислушивались, сплетни сбирали на базарах и ярмарках, приценивались к хозяйству будущего избранника своей нахлебницы, у которой теперь наступила пора отплатить за доброе сердце своих воспитателей.
Прознали вскоре  воспитатели бабушки, что в расположенном неподалёку селе, всего-то в десяти или чуть больше верстах через поля и леса и даже ближе, если водой по речке-Свопе, рядом протекающей, образовался один вдовец, мужик с крепким хозяйством, имеющий трёх сыновей от первого брака, занимающийся по зиме отхожим промыслом в городе Одесса и от того независимого особо от капризов природы и летнего урожая. Даже прознали поголовно и поштучно о скотине у того мужика из соседней деревни. Через местных свах закинули удочку тому вдовцу сорокалетнему о своей воспитаннице семнадцати лет, благовоспитанной, благонравной, дочери каторжанина, сгинувшего давно в небытие.
Вдовец тот не сразу дал согласие, но после осенних праздников в деревнях окрестных лихо подкатил на тройке с бубенцами и одним днём оформили венчание со всеми порядками, причитающими по собственному достоинству и уважением к народу, привалившему на свадьбу.


 Глава 2. Ярая большевичка

Сыновья вдовца, двое из которых были уже парнями в мужалом возрасте встретили молодую мачеху с ревнивой агрессией и прозвали её промеж себя барыней. Для начала семейной жизни послали её чистить хлев со скотиной, а сами, ухмыляясь в юношеские усы, следили издалека за мачехой. Хлев для скотины был просторен как большая изба для шести коров, а количество свиней и баранов и вовсе не имело точного подсчёта содержащихся там голов. К тому же был сарай для птицы, всяких там курей, индюшек.

Скотный хлев, срубленный в лапу из сосновых брёвен удалось очистить от навоза только к следующему утру. Вернувшему с базара мужу молодая жена нажаловалась ослабевшим с устатку голосом о проведённом над ней испытанием, показывала жестами, сколько навоза она выгребла, сколько тазов собственноручно вывезла в огород, продемонстрировала свежие мозоли на ладонях и пальцах. Муж тоже усмехнулся, как и его сыновья, которых в деревне прозывали обобщённо по имени их отца Егорчиками.

Но прозванная барыней стерпела такой напряг первого дня семейной жизни, втайне подсчитывая сколько она за это испытание сможет передать провианту в свою бывшую графскую семью, страдающую в наступившую голодуху. По первому снегу осенью муж очередной раз отправился на заработки в Одессу, где уже с прошлых заездов имел подряды по кровельным работам: перекрывать крыши домов, золотить купола тамошних церквей и храмов.   Смотрителем по дому муж назначил самого старшего из своих Егорчиков, что-то пошептав тому наедине за печкой. В ближайшее воскресенье, в базарный день отправили мачеху в город, в ближайший районный центр распродать битую птицу, яйца, свиные окорока заготовленные на зиму. Барыня на это задание поехала с радостью, рассчитывая встретить в базарный день кого-нибудь из бывших земляков и через них передать в свою бывшую семью что-нибудь из провизии. Бабушка даже подготовила специально и сопроводительное письмо, в котором с упрёком рассказывала о своей несладкой доли замужней женщины.

Отчёт о проведённой торговле все Егорчики выслушали сообща и подсчитывали барыш тщательным образом и сверяясь с количеством отпущенного на базар провианта. По их подсчётам всё сошлось и они остались довольными от работы мачехи. Бабушка, уставшая от суеты того дня,засыпала довольная , всё перебирая в уме услышанные в городе новости о грядущих изменениях в делах государства и народа. Те изменения ей пришлись по нраву:она считала правильной ту политику, что нужно раскулачивать особо богатых кулаков, на которых гнут хребет подневольные батраки.
В этой деревне тоже пошли сначала слухи, а потом собрания о создании общих крестьянских имений, вроде того,  что несколько мужиков, объеденившись, смогут заменить крупное помещичье хозяйство.  Надо только объедениться, и дело будет на мази, само по себе пойдёт. Бабушка зачастила на те собрания в деревне. Одобряла речи, что там произносились и даже хлопала в ладоши.

Когда дед Егор вернулся по весне в деревню с отхожего промысла он призвал сыновей к ответу, куда делась одна корова, пять свиней и десяток баранов.

- А бес её знает, - неудоумённо пожал плечами оставленный за старшего. - Эта твоя барыня, душа её каторжная всё тут как оглашенная на каком-то колхозе помешалась. Может им и свела скотину. За ней не уследишь, как чёрт в юбке верченая. Мы уж следили, чтобы она чего лишнего своим бывшим дворянам не передала, а тут не уследили, подишь ты.
 
Дед Егор, а это был мой будущий дед поднял в задумчивости полено, валявшееся у печки, покачал его в ладони, потом отшвырнул обратно. И велел резко:
- Давай, барынька, марш в постель на перину. Мне ещё и дочку надо родить в комплект к моим оболтусам-егорчикам... которые и стали потом зваться моими дядьями.
_- Эксплуататор, - хлюпая носом из-за спины проговорила бабушка обидное слово, слышанное ею на колхозном собрании.

Всё же сыграла положительную роль в судьбе деда то, обстоятельство, что бабушка всё же по своей политической биографии считалась дочерью каторжанина, жертвой царского режима. И деда, не смотря на его крепкое хозяйство не признали кулаком, а внесли в списки середняков и посчитали почти пролетарием, наёмным рабочим у буржуев городских.

Одну за другой, с положенными по природе интервалами родила бабушка двух дочек и самого младшего последыша егорчика. Егорчики, старшие по возрасту помощи по уходу за младенцами демонстративно никакой не оказывали, а бабушка полностью отдалась общественной работе в колхозе. На всех собраниях она сидела в президиуме в должности секретаря и вела протоколы. Старшие сыновья деда шептали ему в отсутствии мачехи всякие деревенские сплетни, что мол та барыня специально, чтобы дома меньше бывать взялась ещё и библиотеку деревенскую делать.
- Вишь ли, та барыня твоя от безкультурья нашего страдает, а ещё учит нас всяким барским замашкам про то в какой руке ложку держать и не чавкать щами...

Бабушка думала-думала, да надумала перебраться в город, в районный центр как только младенцы немного подрастут. Справку из колхозного правления себе добыла и характеристику об общественной работе.

- Ты совсем, что ли, партейной заделаться хочешь? Исчо, того гляди, и в партию вступишь! - ругался дед за ужином, наслушавшись сплетен от старших сыновей. - А кто будет хозяйство вести, за скотиной ходить, детей нянчить? Вот же барское воспитание и душа каторжная! Не живётся по-людски.
аха
   Бог деда Егора здоровьем не обидел В свои восемьдесят лет, седой как лунь, поджарый как вобла сушёная он, кряхтя, пахал огород на лошади с плугом, пас отару баранов, единолично свежевал тушки свиней, солил и коптил сало, буженину, окорока. Уставший вечером выговаривал сыновьям:
- И до какой поры мне всё на хозяйстве упахиваться?... А вы всё по  в кустах на речке девок щупаете!Эх вы...
 Сыновья отвечали с ответным упрёком:
- А нечего было на молодой жениться, тем более из барского сословия, которая теперь подолом своим метёт по митингам да собраниям всяким... А у нас тоже личная жизнь должна быть. Сейчас для всех свобода объявлена  Ишь взяла моду каждую неделю в город ездить! И чего она там делает? Ладно бы на базар торговать, а вишь ты, не хочет торговать, чтоб её непманшей не посчитали...

 Дед Егор только крякал в ответ и крутил седой головой, понимая резон в словах сыновей, соглашался, что баламутная супруга и тут набаламутила своей партийной пропагандой, вот же кровь каторжанская, неуёмная.

Глава 3. ПРОФСОЮЗ - школа жизни

После очередного скандала с мужем бабушка зимой, в сильный мороз в сердцах пошла пешком по дороге в райцентр, но рассудила здраво, что деток лучше оставить на попечение деду, всё ж им при нём сытнее будет жизнь прожить свою.

 В городе бабушка отыскала Комитет профсоюза, предъявила там характеристику из колхоза. Её взяли на работу в профсоюз, но для начала послали на курсы лекторов, где другие лекторы-женщины с короткими, стрижками в красных косынках читали лекции зычными голосами о том, профсоюз - это школа и приводной ремень от капитализма к коммунизму, где обучают трудящихся защищать свои права и свободы от эксплуататоров.
И бабушку внедрили от имени профсоюза в неохваченную агитацией сферу рыночных отношений, подчинённую тогда расплодившимся непманчам, на базарную площадь в череду принадлещих им прирыночных магазинчиков, в магазин галантерейных товаров, где бабушка, с радостью для себя обнаружила и товары, изготовленные когда-то в семье бывших её кормильцев, бывших помещиков. Тут, в этом магазине, бабушка и начала свою агитаторскую деятельность в качестве приводного ремня к коммунизму.