Искупление

Я с трудом могла сказать, что музей пользовался популярностью в этом городе. Все те посетители, которых я застала,  были той самой прослойкой культурной молодежи, обожающей фруктовое пиво, холщовые сумки и современное искусство. Одеты они были по последнему слову моды, имели по айфону в руке, а на переносице носили очки без линз. Таких ценителей я встречала и раньше - в библиотеке, где я работала раньше, они приходили и просили Кафку, Канта, Бродского и, как ни странно, Фрейда. Они приносили книги обратно не раньше, чем через неделю и долго обсуждали со мной прочитанное. Чаще всего я делала вид, что занята и не слушаю их, однако это не мешало им рассказывать мне о том, что эти авторы переоценены и написать такое может каждый дурак. Сейчас же я стояла с ними по одну сторону. Осознав это, я скривилась и отвернулась, позволяя картинам завладеть моим вниманием.

Первое, что я увидела - большое белое полотно и маленькой желтой точкой в самом центре.  Я подошла ближе, надеясь на то, что это совсем не точка, а какое-то спрятанное слово или рисунок, однако я ошиблась, и это действительно оказалась точка. Желтая точка на белом полотне. И больше ничего. Я усмехнулась. Нет ничего более ужасного и смешного, чем современное искусство. Эти псевдохудожники могут нарисовать любую глупость, а потом выставить ее на продажу за баснословные деньги. На вопрос "Что здесь изображено?", эти творцы отвечают, что каждый видит здесь свою истину. Это ли не глупость? Продавать картины, которые даже непонятно что изображают, выдавая их за истинное искусство. Так действительно каждый дурак сможет стать художником.

Я прошла дальше, остановившись возле наполненного гелием воздушного шарика, привязанного к полу. На шарике были нарисованы большие пухлые губы и ласкающих их язык. Обойдя экспозицию со всех сторон, я пришла к выводу, что это все, что хотел сказать автор своему зрителю. Больше губы с толстым языком, выглядывающим из-за них. Происходящее казалось мне глупой шуткой, ведь я отдала достаточно денег на эту выставку, по сути отказавшись от своего завтрака.

 Я отошла дальше от огромных губ и села на скамейку в центре зала. Передо мной висел огромный черный холст с изображенном на нем белым контуром женских гениталий. Издав нервный смешок, я подумала о том, что нашла хоть что-то, смысл чего мне понятен как никогда ясно. Я всегда знала, что все творческие люди одержимы сексом, но увидеть это наяву оказалось куда удивительнее, чем мне казалось. Изображение было очень детальным, автор не упустил из внимания каждую складочку и каждый волосок. Все выглядело даже натуральнее, чем было на самом деле. Нельзя было не отметить способность и талант художника в воссозданию реальности на холсте. Картины выглядело контрастно, провокационно и в некоторой степени сексуально. Таинственное сочетание черного и белого привлекало внимание и заставляло задержаться возле себя подольше. Рассматривая каждый штрих и взмах кисти художника, я не могла перестать думать о потраченных деньгах и упущенной возможности позавтракать. К горлу подкрадывалась голодная тошнота, а голова начинала кружиться.

"Нужно поесть," - подумала я, поднимаясь с насиженного места. В глазах темнело, будто я выкурила сигарету на пустой желудок, а слабость в теле подкашивала и без того дрожащие ноги. Я не успела сделать и пару шагов по направлению к выходу, как в мгновение потеряла контроль над телом и, чтобы хоть как-то удержаться и не упасть, инстинктивно облокотилась о стоящий рядом пьедестал. В ту же секунду я услышала звонкий звук разбивающейся посуды. Собирая последние силы в кулак, я обернулась и обнаружила возле себя валявшийся на полу бюст женщины без головы. Кусок ее груди, изображающий красное пульсирующее сердце, отвалился и теперь аккуратным осколком лежал рядом со скульптурой. Представив, что меня заставят заплатить за испорченное произведение автора, мне стало еще хуже.

 - Вы в своем уме? Что Вы натворили? - сквозь пелену, которая заволокла мой истощенный разум, услышала я возмущенный мужской крик.

Я подняла взгляд на человека, который явно был раздосадован моей неосторожностью. Мне не составило труда узнать в нем того самого мужчину на плакате у входа. Светлые волосы с густой, спадающей на глаза челкой, светло-серые глаза, будто свечение древнего призрака, высокий и худощавый. Нейтан Джимберт.

Я попыталась собрать остатки сил, отпрянула от пьедестала, который на столь непродолжительное время стал для меня опорой, и, рухнув на колени возле испорченной скульптуры, начала собирать осколки. То ли страх перед гневом творца, то ли голод заблокировали во мне чувство боли, потому я не чувствовала, как острые края некогда целой экспозиции вонзаются мне в кожу, оставляя кровавые порезы.

 - Я прошу прощения. Мне стало плохо. Я сейчас все подниму, - бормотала я сдавленным голосом, чувствуя, как разъяренный художник смотрит на меня сверху вниз. Он стоял рядом, даже не думая помочь мне. Я чувствовала его пронизывающий и холодный взгляд на себе, и оттого мне хотелось сжаться в комок и заплакать, будто маленькая девочка.

 - Встаньте! Вы делаете только хуже! - наконец услышала я голос сверху. Он не срывался на крик, но каждый звук его голоса заставлял меня чувствовать все хуже и хуже. Сейчас, сидя на полу с израненной рукой и пустым желудком, я понимала, что от этого человека мне не уйти просто извинившись. Он потребует от меня сполна.

Я медленно поднялась, опираясь то на пол, то на пьедестал. Повсюду оставались мои кровавые следы, бдуто в фильмах ужасов. Обращать внимание на боль мне все еще было нельзя. Через несколько мгновений я поняла, что трясусь вся будто в горячке. Это не просто голод. Я больна.

 - Мне правда очень жаль, мистер Джимберт. Я... Я... - я заплакала. Мой измученный, истощенный мозг отказывался складывать слова в предложения. Сейчас я понимала, что выгляжу слишком жалкой даже для самой себя.

Я выпрямилась, сжимая в руке осколки керамической скульптуры. Стараясь удержаться на ногах и снова не упасть, я посмотрела на стоящего передо мной мужчину. Ожидая увидеть самую яростную гримасу за всю мою жизнь, я очень удивилась, когда на меня посмотрели два выразительных светлых глаза. На лице мужчины была легкая улыбка, которая заставила пройтись холодку по моей спине.

 - Мне очень жаль, - я вытерла с щек слезы свободной рукой и протянула мужчине собранные с пола осколки, - мне очень жаль...

Мужчина перевел взгляд от моего лица на протянутую руку. Только сейчас я действительно поняла, что выглядело это как кровавое месиво из крови, остатков скульптуры и разорванной кожи. Это выглядело отвратительно. Нейтан Джимберт ничего не ответил. Он поднял с пола разбитую скульптуры, вернул ее снова на пьедестал, а рядом положил сохранившейся почти нетронутым кусок левой груди с изображенным на нем сердцем. Пьедестал, вдоль и поперек измазанный моей кровью с возвышающийся на нем испорченной работой выглядел действительно страшно, каждой клеточкой тела я предвкушала, как художник назовет мне огромную сумму за возмещение ущерба. Однако, вместо этого, он снова повернулся ко мне.

 - Вам повезло так искусно испортить искусство, - задумчиво произнес он, скрывая от меня свою улыбку. Он взял меня под локоть и повел вон из зала, направляясь к стойке администрации.

 - Представьте девушке бинты, будьте добры, - обратился он к администратору. Я, все еще не в силах прийти в себя после случившегося, стояла молча, опустив глаза в пол будто наказанный ребенок. В моей протянутой руке все еще были осколки.

Через несколько минут меня усадили на небольшой белый диван в комнате для персонала и принесли аптечку. Художник сказал мне выбросить осколки, я так и поступила и сразу после этого начала обрабатывать свою израненную руку. Я убрала кровь, которая уже начала по-тихоньку запекаться, и перебинтовала так, как смогла. К счастью, в комнате меня оставили одну и я, вспомнив о болезни, начала набивать карманы всеми таблетками, которые попадались мне на глаза. Среди них были лишь пара снимающих симптомы простуды, а все остальные обезболивающие с разной степенью активности. Я не брезговала ничем, однако когда место в карманах закончилось, я закрыла аптечку и поспешила покинуть комнату. Девушка-администратор была опять на своем месте, мистера Джимберта не было видно, и я, воспользовавшись тишиной, поспешила покинуть здание как можно скорее.

Как только двери входа были у меня за спиной, я шумно выдохнула, будто выбралась из какой-то очень сложной ловушки. Это действительно было так, ведь по ту сторону меня ждало наказание за испорченную скульптуру и украденные лекарства.

 - Рассчитывали сбежать? - услышала я голос с издевательскими нотами за спиной. Будто в дешевом блокбастере, я медленно обернулась, уже понимая, кого я увижу беред собой.

 - Мне действительно жаль Вашу скульптуру, мистер Джимберт, но я не могу заплатить за нее, - начала оправдываться я, понимая, что мои слова не будут услышаны.

 - Вы так думаете? - мужчина прищурил глаз, посмотрев на меня как удав на кролика. На секунду мне показалось, что расстояние между нами сократилось вдвое, и мы стояли вплотную друг к другу.

 - Что Вы имеете ввиду? - спросила я, чувствуя, как к горлу снова подбирается тошнота. Его тон мне не нравился, его вид мне не нравился, он пугал и завораживал меня одновременно. Я чувствовала себя такой жалкой и ничтожной рядом с этим человеком. Я действительно была обязана ему, но не понимала, как именно я могу искупить свою вину.

На мои слова мистер Джимберт не ответил ничего. Он действительно подошел ко мне быстрыми шагами, оказываясь непозволительно близко. Он снова взял меня за локоть и на этот раз медленными шагами пошел вперед, уводя меня за собой. Сил спорить и сопротивляться не было. Я надеялась, что со мной не случиться ничего плохого, так как художнику не стоило бы марать свою репутацию об такую девушку как я. Однако неприятные мысли все равно закрадывались в мою голову.

 - Куда мы идем? - спросила я, чувствуя слабость в ногах. Мистер Джимберт посмотрел на меня с высоты собственного роста и снова улыбнулся. Его улыбка была довольно мягкой, но я понимала, что она не предвещает ничего хорошего.

- Я думаю, нам есть что обсудить с Вами, однако Вы еле стоите на ногах. Мы зайдем в одно место, - после этих слов всю дорогу я больше не слышала от него не единого звука. Я также молчала, боясь ляпнуть что-то не то. Больше всего на свете мне сейчас не хотелось привлекать внимание этого человека к себе.

Через несколько минут мы дошли до места назначения. Ядовитая неоновая вывеска приглашала нас войти в бар со звучным названием "Redemption" (от англ. - "искупление").