Чудовище и Панда

                Любовь нерастраченная, говорит нам      
                позднее прозрение, и не сказанные вовремя
                слова добрые подобны розам, которые не
                подарили, оставили в цветнике души:
                увядшие и жалкие, они пригодны только
                на то, чтобы ранить сердце шипами…
                Милому и доброму созданию с
                неизменной привязанностью и
                признательностью за терпение великое с
                тем, кто посвящает ей эти строки…

                1

   О, Аллах, как же давно это было.
 
   Он, тогда ещё ужасно некрасивый, стеснялся идти с охапкой цветов перед односельчанами, а так хотелось удивить половинку в день рождения!
   
   Сгонял на мотоцикле ближе к вечеру в город, нашёл торговок, попросил букет гвоздик.

   Подавая тот, молодая девушка смутилась, отводя взор от обезображенного шрамом лица.

   «Кому ж такой «красавец» приглянулся?» - читалось вперемешку с жалостью в её немом вопросе, но он к таким изъявления чувств к внешности своей давно уже привык.

   Заплатив, скоро ушёл.

   Спрятал подарочек в коляску, накрыл припасённым полотенцем, и только когда гости разошлись, преподал его супруженьке!

   - Денег сколько потратил - то,- было в ответ, -  лучше б лоток яиц купил, и то польза!

   Обида его была столь открыта и велика, что она, пожалев о неудачной шутке, бросилась ему на шею!

   - Шучу, милый, шучу же! Мне никогда не дарили цветов!

   Расплакалась, зацеловала лицо дорогое…

   - А почему у тебя глаза часто грустные, как у панды, - спросил он, когда сели пить чай, - помнишь, мы в журнале видели?

   - Они такие, когда ты уходишь, а когда возвращаешься - они совсем другие…

   - Дурашка ты моя, я ж у тебя не затем, чтобы ты печалилась! Разве нет, Панда?!   
 
   На ней белая косынка из нежнейшего блестящего шёлка. Ни рисунков на простенькой, ни узоров, только крученый узел на затылке, похожий на бархатную розу.
 
   Носит только дома, для него, на людях в прозрачной косынке чувствует себя неловко, простоволосой.    
 
   Сама же смуглая, ну и как тут не назвать это кофе с молоком бамбуковой медведицей?!

                2

   О, радость несказанная моя, не просыпайся, пока не напишу письмо любви душе души моей, не просыпайся!

   Как много влюблённых на Земле, но нет влюблённее меня, не просыпайся!

   Стою на коленях у ложа нашего, признание шепча, побудь, отдохновения полна, в царстве сна, когда и молчание твоё прекрасно, не просыпайся.

   Ты - Дар Господень, и только в плену у карих глаз твоих я, усталый, знаю себя счастливейшим меж людей, поспи, не просыпайся!

   Подставь лицо прекрасное Луне, и, поражённая превосходством прелестницы дивной над собой, не удержится Странница небесная, зацелует тебя светом мягким!
 
   Нежно - нежно!

   Как я!

   В реснички шёлковые, в брови разлетистые, в глаза лучистые, в щёчки бархатные, в волосы густые, черноте которых завидуют ночи, в шейку точёную, в губки алые, шербета слаще, но ты не просыпайся, Мадонна горская моя, не просыпайся!

   Перейду к ноженькам, к пальчикам, помну, ублажу каждый трепетно и сладко, как обожаешь, чувствуя ребёночком себя в миг прикосновения, согрею их дыханием горячим! Помну ступни, пяточки, вот так, вот тааак, вот тааак, не просыпайся!..

   Затеплилась, от счастья замерев, дыханье затаила счастливая!   
 
   - Теперь вернусь к головушке, раз ото сна воспряла, подставь ушко, услышь и знай! Люблю, люблю, люблю, а разлюблю тогда лишь, когда художник слепой нарисует звук волн прибрежных моря седого, к которому ты всегда стремишься, бабочки полёт, что восторгает каждый раз тебя, когда увидишь, дуновение лёгкое ветерка от крыл её, а потом нарисует и великолепное сиянье хижины нашей скромной да уютной присутствием твоим, а потом и сердца наши, что бьются, не зная ни «я», ни «ты», одно лишь «мы», а потом и дыханье свежее твоё, поступь, улыбку, волнение, которым полна душа моя, когда дышу тобою и не надышусь! 

   - Сможет он это сделать?!

   - Н и к о г д а!

   - Вот и я никогда не разлюблю тебя, прелесть моя!..
Выпив чашу счастья неземного, ощущаю горечь разлуки на дне пиалы: я шёл на свет Звездочки, наверх, пребывал с возлюбленной на вершине вершин земных.
Теперь, когда заалеет утро, мне уходить. До вечера! Но и эта разлука с тем, чем жив я, печалит сердце!
В долине злачной жизни сиро без тебя, темно без света твоих глаз, без души сиятельной!..
Я всегда прятал чувства к тебе, ведь если б кто увидел полноту их, покачал бы осуждающе головой, решив, что пьян я, когда лицо моё хранило отблеск счастья, и даже отблеск счастья ярче Солнца!
О, жалкие, что осуждали б меня! Откуда им знать, что я опьянён! Не вином, любовью к ней!!!
У меня есть Она!
У вас такой нет и никогда не будет!..
А недосказанное?
Будет Бог милостив, передам возлюбленной ночью завтрашней, послезавтрашней, ночами всеми, что уготовил Бог обоим вместе провести!

   Роскошь простенькой рубашки ночной шёлковой цвета слоновой кости чуть ниже колен на тоненьких бретельках показалась ей вызывающе безвкусной, смутила несказанно - да разве можно представать перед любимым не нагой: бросаясь в объятия и усаживаясь на колени желанного, она рывком скинула её! Вина гладкой, блестящей состояла и в том, что была не прозрачна...

   Заплакала, шепча и прижимаясь:
- Роднулечка любимый мой, Роднулечка, какой же ты красавец у меня, Роднулечка!!!

   - Красавец?! - повторил он горько, скажи ещё…

   - Дурачок ты, - перебила тут же, - и не в то зеркало смотришь, посмотри в глаза мои - я обожаю самого прекрасного на свете, обожаю, до мурашек обожаю!

   Не сиделось, спрыгнула ловко, упала ниц, склонилась, стала зацеловывать ноги мужнины, омывая их солью слёз горячих любви до небес!

   Здесь он и понял, что умирать ему не сегодня…

   Хорошо, что, устав очень после трудного дня, на диване сегодня уснул: напугал бы не на шутку жёнушку.

   Проснулся полчаса назад от внезапного испуга: показалось, что прощается с душою. Воздуха не хватало до жути, неимоверная слабость пробила все тело так, что не пошевелиться, замер! Грудь налилась горячей тяжестью и вот - вот, казалось, лопнет, обнажив усталое сердце и все остальное внутри.

   В ожидании предсмертной агонии зашептал мольбы. 

   И вот уже смиренно закрывает глаза и погружается в беспамятство.

   Да… сползает боль, наступает облегчение, грудь ломит, но жив он, жив!

   Хвала Всевышнему, не разлучится с женой…
На кого бы он, пятидесятивосьмилетнее Чудовище оставил бы распрекрасную и расчудесную Панду, которой всего лишь сорок три?

                3

   Никто не мог объяснить происхождения его безобразного шрама.

   Он переехал в этот город из села уже таким и давным - давно, и смотреть на него тому, кто видел его впервые, было испытанием нелёгким: впору было детей им запугивать.
   
   Внешний угол левого глаза опустился вниз, словно в непреходящей скорби. Часть лица, что ниже, провалилась, стянутая плотным кривым рубцом, щека уменьшилась, перекосилась, задрала верхнюю губу, обнажив пару зубов и край десны - ни дать ни взять волчий оскал, если смотреть сбоку.
 
   Он почти не смеялся, обладая взором, который, казалось, пронизывал тебя насквозь!
   
   Появилась же рана ему на счастье,(ведь именно благодаря ей он и встретил золотую свою!) так.

   Вечером, возвращаясь из города, он шёл на автостанцию, и, проходя по тёмному переулку, услышал вдруг слабый вскрик.

   Парень прижимает к дереву девчушку, велит поскорее снять золотые серёжки.

   Подошёл сзади, развернул без усилий, велел не дурить.

   - Извини братан, базара нет, ухожу, ухожу, - сказал крепыш и ударил неожиданно кастетом. Да так, что скулу проломил.
   
   Как врачи ни собирали кость, выправить лицо не получилось. Глубокая вмятина с кривым рубцом обезобразили прекрасное доселе лицо навсегда.

   Она навещала его в больнице каждый день, пока не выписался.

   А потом они расписались.

   Мать долго обижалась на молодую да красивую , у которой не было отбоя от женихов, но потом стала называть нового родича сыном.

   Шутила, что из семерых зятьёв самый старший у младшенькой доченьки…