Траектория 3 глава

                III. ВО ВЗРОСЛУЮ ЖИЗНЬ

                1. В Куйбышев вместо Туркестана
      Изрядно попетляв по бескрайней казахстанской степи, так как из Каратогая в Ащелисай он двинулся в одиночку и заблудился (хорошо, что взял в запас двадцатилитровую канистру бензина), Анатолий уже на закате дня прибыл в свою родную Преображенку.
Оказалось, что утром этого же дня Колька собрал чемодан и отправился в путь по приглашению дружков-сослуживцев  в город Свердловск. Родители были расстроены этим событием, насчёт старшего сына у них были свои планы и в части женитьбы (уже и невестку присмотрели) и в части строительства (был припасён лес). Но Колька есть Колька. За полдня рассчитался с автобазой, и был таков. Даже пирожков в дорогу мама не успела напечь. Появлению Толи, конечно, обрадовались и родители и сёстры Валя, Оля, Зоя и Лида, а также братик Витя, которому через месяц исполнится семь годков и он собирался в первый класс.
Как же, Толя, уже побывавший в командировке, два месяца не был в родном доме, вернулся живым и здоровым. А то что рама лопнула, то чёрт с ней с той железякой. Отремонтируют, заварят и айда,  пошёл дальше километры на колёса наматывать. После праздничного по этому поводу ужина с бутылочкой по папиной инициативе, с мамиными пирожками хотел было пойти в клуб, но вспомнив, что все друзья-товарищи остались в Каратогае, передумал. Тем более, что в связи с отъездом старшего брата к нему возвратилась давнишняя мысль. Об учёбе. В свои восемнадцать лет он имел уже пятилетний трудовой стаж. Это не считая пастьбы телят. В двенадцать вместе со сверстниками Колькой Чалковым, Лёнькой Вахониным, Сашкой Боже косили сено на сенокосилках. В тринадцать работал штурвальным на прицепном комбайне. Убирал зерновые. Потом, после окончания восьмого класса в Кос-Истеке двухлетняя учёба в УМСХ-3 в Алимбетовке на механизатора широкого профиля. А папа не хотел, чтобы он шёл в ту «механизацию», а шёл учителем в Лушник, Лушниковку, располагавшуюся в восьми километрах о  Преображенки, потому что хорошо учился в школе, учителя хвалили. Но папиной мечте не суждено было сбыться, потому что Толя пошёл туда, куда все, в «механизацию». В роли учителя он себя не представлял. Так что в восемнадцать он уже изрядно потрудился. Особенно изнурительной была вспашка зяби с восьми утра, до восьми утра следующего дня. Но это же не он один. Как и все.
       Так же как и в школе, примерно учился он и в училище  механизации сельского хозяйства, в «механизации», как говорил папа, Василий Тимофеевич. Папа тоже был механизатором, но значительную часть своего трудового стажа проработал водителем председателей колхоза «Передовик». Сначала возил Фёдора Кондратовича Кошарного, потом Григория Ионовича Каструбина. О нём, о папе можно целую книгу написать. А сейчас Анатолий глубоко задумался. А что дальше…? Тягать фракционы, крутить баранку? А между тем, ему ведь по окончании училища преподаватели рекомендовали поступать в Туркестанский техникум, где готовили мастеров производственного обучения для училищ механизации. А когда вручали аттестат об окончании УМСХ,  сказали, что если он захочет, то ему будет выдано направление на учёбу. Это было год назад.
        В общем подумал, подумал Толя да и решил. Надо поступать. А для этого надо ехать а Алимбетовку в училище.. За направлением. С этими мыслями уснул.
Утром после завтрака сказал маме, что ему надо съездить в Алимбетовку. Об этом ему говорили, когда вручали аттестат, что надо будет приехать следующей осенью. Ну, надо, так надо.
Ехать можно на автобусе, можно на попутках.  Для этого достаточно подняться на гору, где пролегала автотрасса – грейдер Актюбинск – Орск. Удачно добравшись на попутке Анатолий, с любопытством подходил к училищному городку. Ведь целый год здесь не был. Но всё по-прежнему. Только народу поменьше, так как до начала учебного года ещё целый месяц.
Получив направление и получив наставления  замдиректора опять же на попутке, вернулся домой, и сообщил, что его направили на учёбу в техникум, в котором учат на мастеров производственного обучения в город Туркестан где-то недалеко около Аральского моря. Только надо получить паспорт так как почему-то население сельской местности было на паспортизовано.
         Когда вечером приехал папа, за ужином обсуждали Толин вопрос. Тщательно изучили документ – направление на учёбу. Всё за государственный счёт. Проживание, питание, студенческая форма. После окончания техникума ожидает работа в Алимбетовском училище. Тридцать рублей стипендия.  В училище девять платили.
Сыграла папина мечта, чтобы сын стал учителем. Решение принято, надо ехать учиться. И побыстрее, а то места займут. Утром с папой поехали в автобазу и через час получили трудовую книжку с записью «Уволен в связи с выездом на учёбу».
Получать паспорт надо в Новороссийске, тогдашнем райцентре, переселившемся из Кос-Истека. Отпросившись у Каструбина, папа лично повёз Толю в Новороссийск, чтобы оттуда посадить его на автобус в Актюбинск, то есть проводить сына на учёбу. Мама заплакала, за нею сестрёнки и братишка – за компанию. Вот так друг за дружкой старшие сыновья покинули отчий дом… В райцентре папу все знали, проблем с заменой справки из сельсовета на новенькую хрустящую зелёную книжку паспорта с фотографией такой же как на шоферских правах, печатью и его, Анатолиевой личной подписью, не возникло. Папе осталось только посадить сына на вечерний автобус из Новороссийска в  Актюбинск.
       Автобус привёз его прямо к железнодорожному вокзалу. Это было первое посещение сельского хлопчика двухэтажного деревянного здания с кассами, залом ожидания, рестораном и буфетом. Из расписания узнал, что ближайший поезд на Ташкент будет утром и придётся восемь часов провести в зале ожидания. Билеты продавались за два часа до прибытия поезда. Деваться некуда, придётся ждать. Чтобы скоротать время решил поужинать в ресторане. Чемодан в камеру хранения сдавать не стал. На всякий случай. Сел за стол у стенки, неподалёку от входа, заказал подошедшей пожилой официантке на её усмотрение, что подешевле…
Когда после ужина вернулся в многоголосый зал ожидания, нашёл свободное место на фанерной лавке,  сел, расположив чемодан между ногами, и стал ждать  утра. Динамик на казахском и русском языках периодически информировал пассажиров о движении поездов, об опоздания, о комнатах отдыха и прочих ситуациях вокзальной жизни. В голове крутились разные мысли: об оставленной Преображенке, о Кольке, о папе с мамой, о сёстрах, о том, что его ждёт в неизвестном Туркестане. И понял, что ему почему-то не хочется туда ехать. Песчаные пейзажи с редкой растительностью, редкая русская речь, преобладание казахских устоев  жизни и т.д. и т.п.
      И вдруг. И вдруг из динамика после казахского варианта объявления прозвучало, что прибывает поезд Джалал-Абад – Куйбышев. Стоянка сорок пять минут.  Что-то ёкнуло в груди, в голове завертелось: « А может поехать в этот Куйбышев, неизвестный, но русский город. О том, что никто его там не ждёт, и зачем он туда поедет, почему-то мыслей не было. Оторвал себя от скамейки и с чемоданом к  кассе. Билет стоил семь рублей двадцать копеек в  общем вагоне пассажирского поезда. Когда в руках оказался коричневый картонный прямоугольник билета понял, что он не едет в Туркестан учиться на мастера производственного обучения, а едет в город Куйбышев непонятно зачем. А, была, не была! Что будет, то и будет.

                2. Ну, здравствуй, Куйбышев.
Итак, поздно вечером 5 августа 1965 года Анатолий Буран, восемнадцатилетний паренёк из крестьянской семьи сел в первый, можно сказать, попавшийся поезд и поехал в российский город, где его никто не ждал вместо того, чтобы в соответствии с направлением отправиться на учёбу в Туркестанский техникум. Четырнадцать часов пути. Общий вагон, народу битком. Душно. Верхние полки заняты храпевшими попутчиками. Толя тупо сидел на доставшемся месте у окна за приоконным столиком, на котором можно прикорнуть, положив полную впечатлений голову на подложенные руки. Чемодан, в котором ничего особенного не было, так себе - туфли, костюм, пара рубашек, трусы, майки, носки, да пятьдесят рублей денег, расположился под лавкой. Его Анатолий поставил так, чтобы постоянно, чтобы постоянно чувствовать  ногами. В разговоры  ни с кем не вступал. Открывать чемодан, чтобы достать свёрток со съестными припасами, включая пирожки с картошкой, не стал. Да и есть не хотелось, перебивала пульсирующая мысль: куда, зачем, что будешь делать? Что маме с папой наплести, что мол поезд перепутал, вместо юга на север попёрся. Ну, ладно, что будет, что и будет. Как- нибудь устроюсь на работу. В вечернюю школу поступлю.
        Итак, поезд потихоньку приближал Толю к новой жизни. Перестуки колёс на рельсовых стыках, остановки и стоянки. Приближалось утро, в окне постепенно проявлялись придорожные пейзажи. Степное однообразие сменилось лесополосами. Вагон наполнялся утренней прохладой. За окном стали появляться бронзовостволые сосны видеть которые ещё не приходилось. Это тебе не кривые казахстанские карагачи. Мелькали русские пейзажи, душа наполнялась какой-то гордостью, что вот он едет жить в Россию!
6 августа 1965 года около трёх часов дня Анатолий Буран с чемоданом в руке ступил на куйбышевскую землю. Пройдя привокзальную площадь, вышел на улицу, посередине которой пролегали трамвайные рельсы. А вон и остановка. Вскоре он уже сидел в трамвае № 6, купив у кондуктора билет за три копейки. При этом спросил, где сойти, чтобы устроиться на работу, на что она сказала:
- Едем на Безымянку, там как раз все заводы располагаются. Ехать  далеко, сиди спокойно, где выходить, скажу.
- Спасибо большое!
       Где-то, через час сказала, что можно выходить, вон он завод большой и порекомендовала идти сразу в отдел кадров.
В отделе кадров выяснилось, что без прописки его на работу не примут, так как Куйбышев вообще закрытый город. Может, и возьмут на какое-нибудь не режимное предприятие, надо искать. Выходило, что надо ехать обратно на вокзал, брать билет до Туркестана и ехать учиться на мастера производственного обучения. По направлению. Вышел из отдела кадров моторостроительного завода и пошёл назад, потому что из трамвая заметил какое-то автохозяйство. Это было действительно автохозяйство, транспортный цех моторостроительного завода. Толя рассказал вахтёру, дежурившему на проходной свою историю. Вахтёр подтвердил, что без прописки сюда не устроишься. Но можно найти организации без режима. Надо искать.
- А где жить, пока будешь искать, могу подсказать. Тут недалеко на следующей остановке «Госбанк» в частном домике живут дед с бабкой, у них есть комната. Может, пустят. Фамилия у них Чертыковцевы.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
     Изрядно поплутав  по улицам, уже в сумерках Анатолий нашёл наконец-то домик, подходивший под описание вахтёра. На скамейке возле калитки сидела какая-то старушка, лет ей наверное, под семьдесят, но с быстро бегающими маленькими глазками.
- Здравствуйте. Тут Чертыковцевы живут?
Действительно тут проживала чета пенсионеров Чертыковцевых. Услышав,  что его направил к ним вахтёр из гаража, бабка пригласила во двор. У стены веранды под густой вишней на железной кровати лежал старик. Доносившийся храп свидетельствовал о его глубоком сне. После пробуждения дед, помотав головой, вероятно болевшей от принятых градусов и наконец-то понявший, что господь привёл им постояльца, сиплым голосом сказал:
- Платить будешь чирками.
     Чирок – это не дикая утка, плавающая в речках и озёрах. Чирок – это бутылочка водки ёмкостью в четверть литра. Устный договор был составлен, квартплата определена. Завышенная, как потом посчитал Анатолий. Чирок в день – это рубль сорок. Помножить на тридцать, получается сорок два рубля в месяц. Половина  зарплаты. Пришлось согласиться.
Ему показали на близлежащий магазин и  послали за ежедневным взносом – за сегодняшний день.  Сказали, что спать будет, пока тепло и нет дождя, на этой кровати под вишней. Показали комнату, в которой будет спать, когда похолодает или в случае дождя. Сбегал в магазин, купил пузырёк для хозяев. Достал из чемодана свои съестные припасы, ведь почти сутки не ел, не пил.
Дед с бабкой ушли в свои апартаменты поправлять здоровье, а он расположился за дощатым ящиком, имитировавшим обеденный стол покушать, так как серьёзно давало о себе знать чувство голода. Потом, найдя квартиродателей, решил вопрос с постелью: бесформенный, видавший виды матрац и столь же непрезентабельные  одеяло с подушкой. О простынях с наволочками речи не было. И на том спасибо. Уже совсем стемнело, когда Анатолий, наконец, уснул в первый раз на куйбышевской земле.

                3. Трест «Нефтехиммонтаж» КМУ-2
       Почти весь август Анатолий Буран провёл в поисках работы. При этом знакомился с оборонным городом. Побывал на Волге и на Самарке. Стучался во все двери, но пока безрезультатно. Утром вставал, умывался у расположенной невдалеке колонки, завтракал заготовленными с вечера бутербродами с колбасой, запивал чаем из закопчённого хозяйского чайника, разогретого на газовой плите. Потом на трамвай на поиски работы. Деньги, взятые из дому, закончились. Встал вопрос о заработке. Попалась лесоторговая база, в которую требовались грузчики на разгрузку вагонов со стройматериалами. Зарабатывал на квартплату в виде чирка, на еду в соловой, чаще всего состоявшей из двойного гарнира с подливкой, стакана чая с двумя кусочками хлеба. На мороженое. Некоторое время не мог пройти мимо тележки с мороженым, но тяга к нему постепенно прошла, тем более, что приближался сентябрь. Спал он уже в комнате. Это обстоятельство привело к необходимости слышать и видеть образ жизни четы Чертыковцевых после принятия содержимого ежедневного пузырька. Надоело.
       И богу угодно было, чтобы работа нашлась совсем рядом с местом его обитания. В одно утро он не пошёл на трамвайную остановку. Решил пройтись по Заводскому шоссе. Буквально через три минуты в глаза бросилась вывеска на арке ворот какой-то организации. На ней были приварены железные буквы, составлявшие надпись:
                «ТРЕСТ НЕФТЕХИММОНТАЖ.
                КМУ-2»
Впоследствии выяснилось значение надписи КМУ-2: Куйбышевское монтажное управление №2.
      Зашёл в открытые ворота, прошёл к гаражным боксам. Там занимались своими делами люди в спецовках. Спросил, как узнать насчёт работы. Рекомендовали подняться на второй этаж, где находился отдел кадров. Начальница отдела кадров, белокурая женщина лет пятидесяти внимательно выслушала Сбивчивый рассказ Анатолия о его проблеме. Подумав немножко начала крутить диск телефона.
- Алё, общежитие? Будьте добры, скажите, местечко для одного паренька не найдётся?
Оказалось, что свободные места есть. Потом она позвонила ещё кому-то, попросила подняться  к ней. Это она пригласила завгара, и когда тот зашёл в кабинет, спросила, не требуется ли шофёр.
- Да, есть газончик. Фёдор-то уходит. Куда-то переезжает.
       Не веря своему счастью, через час Толя с листочком направления побежал на трамвайную остановку, чтобы доехав до конечной, искать посёлок Чкалова, что находится за речкой Падовкой на самой окраине города Куйбышева. Он был принят на работу и ему дали общежитие без прописки, чтобы потом, месяца через два-три прописаться. Разжалобил он тётеньку- кадровичку и очень, очень был благодарен…
С каким восторгом, распрощавшись, наконец с дедом и бабкой Чертыковцевыми, вселялся он в офицерское общежитие барачного типа примерно такое же, как и в Алимбетовском УМСХ. Только вместо голландки под окнами подвешены были ребристые чугунные батареи центрального отопления. Ещё в общежитии была кухня с четырьмя газовыми плитами для приготовления пищи, и умывальник, и туалет с белоснежным унитазом. И даже был душ с горячей и холодной водой. Но самое главное было то, что наконец-то он может написать письмо папе с мамой и сестрёнкам с братиком. У общежития был ещё и адрес: г. Куйбышев, пос. Чкалова, общежитие. Но писать, правда, ему надо было не на этот адрес, потому что почтальоны в эту глухомань ходить не хотели. А просто: г. Куйбышев, почтовое отделение (П/о) № 18 «До востребования».
      И ещё самое главное это то, что он, Анатолий Буран, стал теперь полноправным жителем города на Волге Куйбышева, и у него была работа шофёром в КМУ-2, и жил он теперь в общежитии, в котором проживали в основном молодые люди с детишками, которые и смеялись и плакали. Жизнь наполнилась смыслом. Для продолжения образования поступил в десятый класс вечерней школы рабочей молодёжи №8 (ШРМ-8), мимо которой по утрам ходил на работу, а по вечерам начинал вгрызаться в гранит науки.
        Автомобиль ГАЗ-51, который ему достался, был довольно-таки свежим, по крупному не ломался, так что-нибудь по мелочам приходилось, где подтянуть, прошприцевать, почистить, помыть. Конечно, первые рейсы были мукой настоящей, потому что он не знал города, да ещё и движение по улицам требовало усиленного внимания. Это не казахстанская степь, где по дороге машины ходили в час по одной. И светофоров там не было, и гаишников тоже. Толя ездил с экспедитором, очень спокойным дядькой, показывавшим куда ехать, где перестраиваться, где обогнать, ну и так далее… Правда, довольно часто на обратном пути он, где-то принявший чуток «за воротник», то мешал своими разговорами, а то засыпал, сладко похрапывая. В общем, постепенно Толя  начал входить в ритм городской жизни, всё налаживалось.
       Пришло письмо из дому, из Преображенки, в котором мама в своих строчках излила всю свою родительскую боль за неизвестность, что с ним, полтора месяца никаких сведений. Но в конце всё же выразила одобрение, что не поехал «до тих кыргызив», что будет жить в русском городе, хорошо, что поступил в вечернюю школу.

                4. ШРМ-8
       Параллельно с учёбой в Алимбетовском УМСХ-3  Толя Буран по вечерам ходил в вечернюю школу, где прошёл девятый и десятый классы. Об этом у него имелся документ, свидетельство об окончании десятого класса. Для получения аттестата зрелости необходимо было закончить ещё одиннадцатый. По этой причине и заглянул в ШРМ-8 так как ежедневно по пути в посёлок Чкалова проходил мимо неё. Заглянул и стал учеником десятого класса. Десятого, потому что знания, полученные в Алимбетовской вечерней школе, не соответствовали уровню. Их просто не было, знаний. Особенно по алгебре. Поэтому пришлось учиться в десятом повторно, а вообще-то заново.
      Однажды Тамара Петровна, учитель математики, подойдя к парте, за которой сидел Анатолий, взяла его тетрадь, долго, долго глядела на математическую ересь, потом разорвала её пополам, потом, сложив половинки пополам,  разорвала их. Потом начала складывать половинки половинок и их также ждала участь предыдущих. Анатолий, как и весь класс, внимательно следил за манипуляциями учителя и багровел от стыда. Когда все клочки были брошены перед ним на парту, сгрёб их в охапку и    поспешил удалиться из класса. Ну, лопнуло терпение у учителя от бесполезности её усилий, от непробиваемой тупости ученика!
Этот педагогический приём Тамары Петровны, как ни странно, сработал. Сработал какой-то переключатель, какой-то барьер был преодолён, формулы из какого-то хаоса приобрели определённый смысл, строгий математический закон. Толя безо всяких подсказок решил самостоятельно делать конспект, возникла система занятий и вскоре Тамара Петровна вместо больших жирных двоек стала ставить тройки, потом и четвёрки появились в его тетрадях.
       Такой поворот в учёбе, кроме того обусловлен был сменой работы Анатолия. Работа шофёром в КМУ-2 связана была с поездками за пределы города. Иногда вовремя вернуться в гараж и успеть на уроки не удавалось.  Однажды, заехав в гараж моторостроительного завода во время рабочего дня, и чисто случайно попал на приём к начальнику транспортного цеха Фасову Николаю Ивановичу. В результате решился  вопрос о его переходе на новую работу. Вместо разъездов по Куйбышеву и области, в АТХ моторостроительного завода его ждал автопогрузчик за пределы гаража не выезжавший и выполнявший подъёмные работы при ремонте автомобилей.
      Распрощался с КМУ-2, с общежитием в посёлке Чкалова. В связи с трудоустройством в транспортный цех завода ему предоставили место в заводском общежитии. Теперь у него был адрес, не требовавший почтового общения с пометкой на конверте «До востребования», в котором фигурировала улица Металлистов, дом №35а. Большая комната № 8 на шестерых жильцов на втором этаже. Толина кровать стояла в правом углу у стены. Над изголовьем карта Куйбышевской области. Некоторое время под кровать за чемоданом он ставил кастрюльку с приготовленной на завтра пищей, чтобы вернувшись с уроков вечером поужинать. Потом от такого порядка пришлось отказаться, когда однажды после школы полез под кровать и вытащил кастрюлю, оказавшейся пустой. Поржали, конечно, от души. Ну да ладно, это мелочи. Вообще, жизнь общежитская многому научила. И прежде всего, дружбе. Это была жизнь, когда никто ни на кого не носил камень за пазухой, когда делились впечатлениями, горестями и радостями, дружно смеялись или горевали.
       В школе дела пошли на лад. Как и в любом коллективе, в классе сформировались как бы группы единомышленников, учеников со схожими интересами. Вместе с ним учились Анатолий Противень и Виктор Головков.  Про них говорили, что это троица «не разлей-вода». К ним ещё примыкала Валентина Цыганкова. Была тогда в Советском Союзе забота о гражданах. Одно из проявлений её – право на образование. Большинство молодёжи, закончив семилетку, шло в профессиональные училища, чтобы по окончании их и получении свидетельства о рабочей профессии встать к станку, сесть за баранку и начать зарабатывать на самостоятельную жизнь.
Ученикам школ рабочей молодёжи еженедельно предоставлялся однодневный оплачиваемый отпуск для дополнительных занятий в дневное время. Как правило, выбирали среду – «день святого лентяя». Не надо было вставать чуть свет (к семи на работу). До восьми, а то и до девяти поваляться в кровати. К одиннадцати в школу сдавать зачёты, восполнять пробелы в знаниях. Через пару часов, освободившись от учебных обязанностей, устраивали праздник. Заходили в магазин, покупали бутылку вина «Промонтор» ёмкостью 0,7 литра, непременно копчёной колбасы по три сорок, вместо обычной варёной по два десять, ещё чего-нибудь там, и ехали  к Анатолию в общежитие пировать, заодно обсуждая разные проблемы, связанные с учёбой, но чаще всего не связанные.
       Закончилась учёба в школе выпускным вечером в заводской столовой.  Запомнилась одна деталь того мероприятия. Анатолий с директором школы сидят в какой-то подсобке на большом пеньке для рубки мяса и обсуждают дальнейшую его, Анатолия траекторию жизни. И ещё, как потом выяснилось,  кто-то избил учителя физики. Ну, значит было за что, зря-то зачем.

                5. Гараж
       В отличие от КМУ-2 в гараже автотранспортного цеха Анатолий Буран провёл довольно значительный отрезок своей трудовой деятельности. Водитель автопогрузчика, газона самосвала, бортового ЗИЛ-164, автокрана сначала на базе ЗИЛа, потом МАЗа с двенадцатиметровой стрелой и, в заключение – слесарь-моторист дизельных двигателей. Более трёх лет жизни, молодых лет связаны были с этим автохозяйством. И с общежитием на Металлистов, 35а. И ещё с учёбой. Сначала ШРМ, потом КПТИ  - Куйбышевский политехнический институт, вечернее отделение. Но по порядку.
       Сначала был автопогрузчик с рогами, которые за счёт гидроцилиндров поднимались на высоту около трёх метров. По разному он был востребован в довольно разнообразном производственном процессе автохозяйства. Но чаще простаивал на своём под сводами гаража, а Анатолий от нечего делать ходил по всем гаражным отделениям. А их было много. Склад запчастей, мойка, электромастерская, аппаратурная, где ремонтировались карбюраторы и топливные насосы высокого давления дизельных двигателей. Кроме того было много интересного в ремцехе, где производились текущие и капитальные ремонты автомобилей и агрегатов: двигателей, коробок передач, задних мостов и так далее. Еще были сварочное отделение, аккумуляторное, малярка, медницкая. В общем хозяйство было обширное. Везде было интересно и ко всему Анатолий присматривался, помогал если нужно было что-то поддержать, закрутить. В гараже были три автоколонны. Газики под руководством еврея Михал Михалыча, ЗИЛы и МАЗы под началом шумного Норовилова и автокраны, где начальником был Предит Вольдемар Давыдович. Ремцехом командовал Николай Васильевич Доронин. Ну и высокое начальство: начальник цеха Николай Иванович Фасов с заместителем Владимиром Фёдоровичем Вотяковым, а также начальник эксплуатации Александр Петрович Кузин. По гаражной иерархии  автопогрузчик относился к третьей автоколонне, но только он один имел стоянку под крышей гаража. Краны же располагались на открытой территории гаража, так же как тяжёлые МАЗы и КРАЗы Норовилова. Погрузчик Анатолия стоял рядом с газиками Михал Михалыча, поэтому большую часть времени о находился в пределах первой автоколонны. Это ещё и потому, что в её крыле её расположения находились аппаратурное отделение, аккумуляторное и инструментальная кладовая, в которой в обмен на марки (алюминиевые бирки с номерами) выдавался необходимый для производства работ инструмент.
      По утрам в гараже собирались шофера, приступали к техосмотру перед предстоящим рейсом, делились впечатлениями от  вчерашнего дня. Иногда обращались к Анатолию:
- Бросай свою технику, Гамеров тебя на самосвал посадит, будешь калымить…
В этих словах был смысл. На автопогрузчике у него был оклад шестьдесят пять рублей: двадцать пять – аванс, сорок – получка. А шофера на линии имели возможность зарабатывать дополнительно.
      Всё получилось само собой. Заболел Валька Новиков. Бронхит, дали бюллетень на десять дней. Валькин самосвал ГАЗ-93 одиноко стоял на  своём месте напротив карбюраторной мастерской. Начальник эксплуатации Кузин  по телефону спросил Михал Михалыча почему  машина не на линии, строительный цех требует возить бетон. Гамеров, увидев на скамейке у места курения скучающего Анатолия подошёл и вкрадчиво спросил:
- Товарищ Буран, не хотели ли вы перейти в мою автоко-лонну подменным шофёром? Пока А потом из ремцеха скоро выйдет самосвальчик…
- Ну, если надо, Михал Михалыч, то перейду. Только надо, наверное, чтобы приказ какой-то был…
Рабочий день был уже на исходе. Гамеров пошёл к начальству и минут через двадцать сказал продолжавшему скучать Анатолию:
- Всё. Вопрос решён. Завтра будет приказ, а сейчас иди к машине, всё поверь, завтра на линию.
- А кто на погрузчике будет?
- На этот счёт не переживай. Слесаря, если надо что поднять сами управятся.
Так Толя снова сел за руль, снова будет на линии, будет возить важные для стройки грузы.  И хотя расстояние перевозки от растворного узла, располагавшегося за территорией автохозяйства до строившихся для заводчан домов, не превышало пяти километров, всё-таки это была линия. Иногда путёвку выписывали на территорию огромного моторостроительного завода для вывоза мусора на свалку. Это было событием.
      В цехе, откуда нужно было вывезти строительный  мусор, какие-то люди говорили, что прежде чем кузов будет наполнен этим самым строительным мусором, на дно положат что-то нужное кому-то, и этот кто-то поедет с ним на  свалку разгружать машину без подъёма самосвального кузова. Этот кто-то будет ждать его за проходной завода. Пожав плечами: «Надо так надо» - соглашался Анатолий, хотя в сознании копошилась беспокойная мысль, что это что-то неправильное.
- Да ты не боись, всё будет нормально, - говорили ему уловив его беспокойство, все мол так делают. Понимая, что это возможность немножко подзаработать, Толя соглашался окончательно.
Потом это что-то, лежавшее на дне кузова, надо было подвезти по какому-то адресу. За беспокойство по окончании поездки совали ему в карман свёрнутые купюры в размере, эквивалентном стоимости пол-литра водки. Но это было иногда, довольно редко. А в основном зарплата шофера третьего класса зависела от тонно-километров в путевом листе. А это уже не шестьдесят пять рублей, а что-то ближе к сотне. Жизнь становилась повеселей.
      Потом его пересадили на бортовой ЗИЛ-164. «Захар», такая кличка была у этого транспортного средства. Этот «Захар» прикреплён был к заводской столовой, возил продукты с различных баз. Иногда приходилось вывозить на свалку пищевые отходы. Рейс малоприятный от запахов, исходивших от кузова. Но зато была возможность вывозить под мусором что-нибудь из продуктов для себя понемножку. Картошка, лук, иногда мясо перепадало. Так, килограмм-два. Таким образом, на зарплату уже можно было покупать обувь, одежду, тем более что, такие вещи как пальто можно было покупать в кредит. Для этого в бухгалтерии нужно было взять справку с места работы о зарплате.
      Время шло быстро. Шёл к  концу второй год пребывания Анатолия Бурана в Куйбышеве. Из деревенского хлопчика он превратился в городского пацана, шоферюгу, да ещё и заканчивавшего одиннадцатый класс вечерней школы. Летом ездил в отпуск, в Преображенку. Помогал родителям в домашних делах, проведал знакомые места в скалах, по вечерам ходил в клуб, где Мартын Цибарт – киномеханик – крутил кино, перемежая меняющиеся части лент отборным матом, несущимся из квадратного отверстия в клубной стене.
      Вернувшись из отпуска, узнал, что на «Захаре» работает другой шофёр, семейный, лет под сорок, и уходить с него не собирается. Оказывается на него, Анатолия у начальства были другие виды. Нужны были автокрановщики и, когда он вышел на работу, в раздевалку зашел начальник третьей колонны Вольдемар Давыдович  и сказал, что его направляют на курсы автокрановщиков, которые будут организованы прямо здесь в гараже, в красном уголке. Тем более, что у него уже есть опыт работы на грузоподъёмном механизме – автопогрузчике. И ещё тем более, что он заканчивает одиннадцатый класс вечерней школы, потому что автокрановщики должны быть грамотными людьми. Например, есть такое понятие как «опрокидывающий момент» и испытание тросов на прочность.
     Весной следующего года, получив удостоверение автокрановщика, приступил к этой серьёзной работе, требующей большого внимания. Оказывается, он должен был работать с напарником-шофёром, которым назначен был Иван Васильевич Богатырёв, уже собиравшийся на пенсию. Хотя грузоподьёмность ихнего «гуся», прозванного так за стрелу с изогнутой вниз передней головкой, была всего три тонны, работы хватало. В основном разгрузка автомобилей с кирпичом, досками, брёвнами  и т.д. и т.п. Однажды в предобеденное время, когда стояли они за гаражом у растворного узла, где, кроме того, изготавливались плиты перекрытий, в ожидании МАЗа, который должен был привезти арматуру для этих самых плит, Анатолий спросил дядю Ваню, что может он сходит в буфет, потому что дядя Ваня развязал свой мешочек с кусками, и собирался пообедать.
- Да иди, конечно, не знаю, когда ещё тот МАЗ подойдёт…
      Не спеша, управившись с двумястами граммов отдельной колбасы и бутылкой кефира с хлебом где-то через полчаса он спускался по железной лестнице со второго этажа, где располагался буфет. Внизу у лестницы его поджидал Иван Васильевич с каким-то выражением лица, каким-то испуганным…
- Пошли быстрее, там я-я…
Что случилось, Анатолий понял, когда вышли из ворот гаража. Их взору представилась картина улетающего ввысь ЗИЛа. Рама его с колёсами составляли с поверхностью земли угол градусов тридцать, если не больше. Принять горизонтальное положение ему мешала стрела с натянутыми стропами, на крючках зацеплена была пачка арматурного металла. Стропы были натянуты, а груз лежал на дне кузова МАЗа.
Что произошло, Анатолий понял сразу. Так как его на месте не было, а водитель подъехавшего МАЗа торопился и применял выражения, Ивану Васильевичу пришлось самому залезть в кабину крановщика. Мазист подпятил кузов  к крану с поднятой стрелой и залез в него, чтобы застропить прутки. Чтобы крюк крана оказался над стропами, дяде Ване пришлось смайнать стрелу, т.е. увеличить вылет. Чего делать ни в коем случае было нельзя. Хорошо, что мазист спрыгнул с кузова, когда стропы начали натягиваться. Потому что пачка арматуры, поднявшись метра на два снова начала медленно опускаться на прежнее место, и это не было результатом движения педалями и рычагами дяди Вани. Сработал закон механики. Опрокидывающий момент, о котором говорили на курсах. Морда ЗИЛА поднялась вверх, а прутки легли на дно кузова. Дядя Ваня, полноватый дедок, шементом выскочил из кабины  крановщика вместо того, чтобы с помощью рычагов управления опустить груз и соответственно возвратить автокран в нормальное положение. К счастью двигатель ЗИЛА не заглох  и через пять минут передние его колёса коснулись земли. К счастью, время было обеденное и никто, кроме трёх человек, не стал свидетелем происшествия за гаражом автохозяйства. Мазист перегнал машину ближе к крану и, как только пачка арматуры поднялась выше бортов, поспешил удалиться подальше от незадачливых крановщиков.
      Еще был случай. Их послали на кирпичный комбинат грузить кирпичи, А на киркомбинате была зона, где содержались и работали заключённые.
Сначала всё было нормально. Проехали через проходную, подъехали к месту погрузки. Откинули опоры крана, зафиксировали штырями, ключом вывернули винты до касания с подложенными  железными пятками. Стали ждать. Иван Васильевич в кабине ЗИЛа, Анатолий в кабине крановщика, откуда видна действительность зоны, где работали заключённые. С чувством настороженности наблюдал он жизнь киркомбината. Невдалеке на крыше одноэтажного пристроя, имевшей скат для стекания осадков были проложены рельсы, ведущие в прямоугольное отверстие основного двухэтажного здания. По этим рельсам толкали вверх вагонетку с кирпичами. Толкали заключённые в своих непонятного цвета робах, вчетвером, подкладывая после приложения очередного усилия под колёса дощечки. Чтобы вагонетка не шла назад. Почему нельзя было подтягивать их с помощью обыкновенной лебёдки, было непонятно. Хотя, всё понятно. Это ведь зона! Ещё сверху ему видно было как в тени стены на двух кирпичах, поставленных ребром, стояла алюминиевая миска, доверху наполненная чем-то чёрным. Под миской  желтело пламя от подкладываемых щепок. Как потом пояснил Иван Васильевич, это было приготовление чифира. В миску почти доверху наполненную чаем  з пачек добавлялась вода доверху. После продолжительного кипячения густая чёрная жидкость аккуратно сливалась в алюминиевую кружку. Оставалось только  дождаться, когда питьё остынет, чтобы не обжечь губы и ротовую полость, и можно принимать допинг.
      Наконец подошла машина под погрузку. Заключённые задвигались. Один из них заскочил в кабину к Ивану Васильевичу. Выскочил через пару минут.
- Ша, робя. Кина не будет. Клиенты пустые…
С этими словами взялся за рукоятку ключа для вывертывания винтовых опор, давая понять, что грузить кирпичи они не станут.
- Чая нет, гони мелочёвку или шмотки…
В общем пришлось Анатолию с дядей Ваней выворачивать карманы, чтобы не уехать восвояси не выполнив задания. Законы зоны работали.

                6.Слесарь-моторист, студент КПТИ.
      Жизнь Анатолия Бурана продолжалась.  За год с лишним работы в качестве автокрановщика квалификация его повышалась.  Кран-гусь сменился сначала электромеханическим с контроллерами на базе МАЗа, потом шеститонный на МАЗе с двенадцатиметровой стрелой. И уже не простая погрузка-разгрузка, а укладка фундаментных блоков в цоколях зданий, плит перекрытий, т.е. непосредственный монтаж строительных элементов. Выработалось определённое мастерство.
После работы по вечерам спешил он в школу рабочей молодёжи, в которой готовился к выпускным экзаменам по окончании одиннадцатого класса. Кроме того, на работе текла ещё активная общественная жизнь. На очередном комсомольском собрании его избрали комсоргом, что обязывало побольше бывать на территории автохозяйства. А Алексей Чепиков, у которого вновь избранный секретарь комсомольской организации принял дела, работавший  в ремцехе слесарем-мотористом, по какой-то причине собрался увольняться. Так получилось, что вместе с портфелем комсорга получил он рабочее место слесаря моториста по ремонту дизельных двигателей. Две недели стажировки у увольняющегося Лёши пробежали молниеносно, потому что объём работы моториста был огромный и завершался установкой отремонтированного двигателя на испытательный стенд, на котором проходила его обкатка. Основным критерием качества проведённого ремонта было давление масла и тяга, определяемая с помощью тормозного механизма.
     Чепиков ушёл, вместо него в помощники Анатолию приставили пожилого слесаря, как он себя называл, лекальщика, работавшего ранее в инструментальном цехе завода, но вынужденного покинуть цех по каким-то причинам. Вроде как не понимали его, создавали невыносимые условия и пришлось хлопнуть дверью. Так сложилась группа дизелистов: он и Александр Фёдорович, склонный к художеству и потреблению крепких напитков. Постепенно постигали они тонкости переборки двигателя. Поршни, вкладыши, кольца, прокладки, нагнетатели. порядок и приёмы разборки. Ко всему нужно было приглядываться,  изучать, всё надо было осваивать. Всё требовало напряжения, не только физического, но ещё и умственного, надо было шевелить извилинами.
      А ещё осенью 1967 года, после двух лет пребывания Анатолия в Куйбышеве он стал студентом вечернего отделения Куйбышевского политехнического института. Конечно, этому важнейшему событию предшествовала тщательная подготовка. Ещё при  подготовке к выпускным экзаменам в ШРМ-8 он в красном уголке общежития проводил занятия с однокашниками. Написал экзаменационные билеты, на полном серьёзе будущие абитуриенты их вытаскивали и отвечали, а он, как преподаватель выслушивал и проверял их ответы. В выходные, выезжая на Волгу позагорать на пляже, брал с собой решебник задач по физике.
     Когда наступил день первого вступительного экзамена по математике письменно, одел новую белую нейлоновую рубашку, брюки стрелками, о которые можно было обрезаться, до блеска начистил туфли. На экзамены почему-то стали запускать со двора здания института, в дверь двухстворчатую, но с открытой одной створкой. В эту полуоткрытую дверь и ринулась толпа абитуриентов. Конкурс был – четыре человека на место. Результат прохода Анатолия через эту дверь оказался плачевным. В аудиторию, где организован был экзамен, он вошёл, придерживая оторванный правый рукав новой белоснежной нейлоновой рубашки. Кроме него на экзамен прибыли ещё пять одно-классников по ШРМ-8. Сели в один вариант, друг за дружкой для обеспечения взаимопомощи. Досрочно сдали свои листы с коллективно решёнными заданиями. А через два дня на устном экзамене по математике четверо отсеялись. Справились двое: он, Анатолий и Лизка Чугунова, которая, также как и он, успешно прошла все экзамены, и была зачислена на первый курс вечернего отделения механического факультета.
       Так началась студенческая жизнь Анатолия. Ездить надо было с Безымянки, почти с Металлурга, с улицы Металлистов, через весь Куйбышев. Домой возвращался около двенадцати часов ночи. В шесть утра подъём, потому что рабочий день в гараже начинался в семь.  Конечно, трудно было привыкать, но через пару месяцев втянулся в этот насыщенный ритм жизни. Всё налаживалось.
В середине января нового 1968 года, в крещенские морозы водитель из Норовиловской колонны разморозил блок цилиндров почти нового МАЗ-504. На этом МАЗу вместо рядного дизеля  с нагнетателем воздуха стоял V-образный двигатель ЯМЗ-236. Слесаря с незадачливым водителем по команде начальника колонны сняли его и доставили в ремцех к Анатолию и Фёдоровичу. Подошёл начальник ремцеха и сказал: «На складе есть новый блок. Надо заменить».
       Легко сказать, заменить. После привычных рядных двигателей, новинка техники казалась очень сложной, и к ней было страшно подступаться. Но надо, так надо. Фёдоровичу Анатолий сказал, что этой работой он будет заниматься один. Тому причиной было обстоятельство, связанное с дружбой слесаря-лекальщика, да ещё и художника с бутылочкой. А после приёма некоторой дозы её содержимого у него развязывался язык и нарушалась координация движений. Фёдорович был человеком не особенно обидчивым, поэтому решено было, что он некото-рое время будет помогать водителям в колоннах на смотровых канавах. Приступая к разборке двигателя Анатолий освободил все стеллажи, чтобы на их полках раскладывать детали в строгом порядке, чтобы, как это иногда бывает, после сборки не осталось ничего лишнего.
Прошла неделя. Отремонтированный двигатель занял место на испытательном стенде. После обкатки манометр показал давление масла три целых восемь десятых атмосферы. Никаких течей не было. Двигатель работал безупречно. Начальник ремцеха Николай Васильевич собрал всех мотористов, пригласил представителя из отдела труда и зарплаты завода на совещание, на котором Анатолию Бурану, три года назад прибывшему из казахстанских степей, в возрасте двадцати одного года был присвоен высший, шестой разряд слесаря-моториста. Это было здорово!
       Так получилось, что в то время, когда он колдовал над необычным дизельным движком, в ремцехе появился Иванов Евгений Викторович -  изобретатель, работавший конструктором в ОКБ завода. Он попросил оказать ему помощь в испытании собранного двигателя внутреннего сгорания принципиально новой, его Иванова, конструкции. Без шатунов, без коленвала. Каким-то чудесным образом внутри горизонтального цилиндра двигались два поршня. Коэффициент отношения развиваемой мощности к массе диковинки был фантастическим, около четырёх против одного у обычных двигателей внутреннего  сгорания. Но что-то у него не ладилось. Двигатель запускался и глох, не развивая оборотов, несмотря на всевозможные регулировки двух карбюраторов. Доронин поручил Анатолию помочь изобретателю разобраться в ситуации. Целую смену провели они в попытках оживить новинку, но тщетно. А на следующее утро его осенило:
- А может маховика не хватает? Как поршням выходить из мёртвых точек?
А что, вполне возможно, что инерции не хватает, - согласился изобретатель.
К обеду к выходному валу двигателя был присверлен мазовский маховик. Пришлось из угольников сварить подставку, потому что диаметр маховика почти вдвое превышал диаметр  двигателя.
- Ну, заводи, - скомандовал Евгений Викторович, когда всё было закреплено. Анатолий нажал на кнопку магнитного пускателя, пусковой двигатель с обгонной муфтой крутнул вал двигателя, который словно нехотя, дав несколько резких выхлопов, равномерно заработал, минуту, две, три…
- Ура-а! Пошё-ёл!, - заорал изобретатель, подскочил к Анатолию и, обхватив  за плечи, потряс его. Неописуемую радость выражало при этом его счастливое лицо. А на другое утро Евгений Викторович позвал его с собой в кабинет начальника ремцеха. Оказывается, накануне вечером он беседовал с Дорониным о его, Анатолия, дальнейшей трудовой деятельности.
- Мы тут с Евгением Викторовичем говорили о тебе. Как ни жалко тебя отпускать, но тебе надо расти, становиться инженером, - так начал разговор Николай Васильевич и продолжил:
- Евгений Викторович настоятельно рекомендует перевести тебя в тридцатый цех завода в качестве слесаря механосборочных работ. Там по чертежам собирают новое оборудование, сконструированное конструкторами бюро отдела главного механика.
- Так что, Анатолий, пора тебе заняться серьёзными делами. Голова  у тебя не только для того, чтобы шапку носить. И первый курс института заканчиваешь, - подтвердил сказанное изобретатель.
Грустно было расставаться с гаражом, со ставшим родным коллективом, со всем привычным. Что ждало его на заводе, каком-то неприступном? Тревожно было на сердце, но мысль об открывающихся новых горизонтах пересиливала.

                7. Моторостроительный завод. Цех № 30
       Изготовление нестандартного оборудования, требовавшегося при выпуске некоторых изделий с использованием нетрадиционных методов обработки, когда речь шла о труднообрабатываемых материалах – такова была миссия тридцатого цеха, заказы которому предоставляло головное КБ. Заказы сопровождались чертежами и маршрутными картами этих документов ма-стера выписывали наряды слесарям механосборочных работ. Такую должность исполнял тебе Анатолий, перешедший в порядке перевода из транспортного цеха. Слесарю-мотористу знание чертежей не требовалось, потому что изготавливать какие-либо детали не приходилось. Нужно только освоить приёмы сборочных операций, последовательность их выполнения. Конечно, при ремонте моторов предусматривалась  механическая обработка: расточка гильз цилиндров, хонингование их, шлифование шеек коленвала, распредвала. Но эти операции выполнялись станочниками на спецстанках и требовали они высокой квалификации.
      Здесь же, в опытном экспериментальном цехе, слесарям приходилось кроме сборочных операций выполнять работы, связанные со снятием стружки на различных станках. Требовалось повышать квалификацию, подтверждать шестой разряд, полученный в гараже. Для подтверждения разряда надо было выполнить соответствующую пробную работу – шабрение инструментальной линейки, забракованной контролёрами по неплоскостности. Шабрение – это такая слесарная операция по удалению с определённых мест тончайшего слоя металла с помощью шабера вручную. В каком месте снимать металл определялось по специальной краске – берлинской лазури, нанесённой на поверочную плиту. Всё вроде правильно сделал. Расположился массивной  станине какого-то спецстанка, так как линейка должна быть зафиксированной  не двигаться при приложении усилия к шаберу, прижал её по краям винтовыми прихватами, благо в столе станка имелись Т-образные пазы для головок болтов.  Проба не получалась. Удалив металл, Анатолий снимал прихваты, нёс линейку на плиту с нанесённой краской. Но отпечатки краски не спешили покидать поверхность линейки в средней части. Почему наблюдатели – члены аттестационной комиссии не захотели указать на ошибку, было непонятно. И только один случайно оказавшийся на месте испытания после очередной попытки подошёл к нему и сказал: «Бросай эту линейку и иди ко мне, в группу механика литейного цеха».
      Причиной неудавшейся пробной работы были прихваты, которыми Анатолий прижимал линейку по кромке узкой длинной линейки, чем деформировал её, закладывая погрешность в выполняемую операцию. О том, что плита должна быть, например, электромагнитной, он просто не знал.
Григорий Иванович Климкин, механик литейного цеха № 7 сказал, что пятый разряд слесаря по ремонту оборудования ему установят. Работа интересная, разнообразная. Да ещё, оказывается, и «горячая сетка» у них, позволяющая на пять лет раньше выйти на пенсию и за вредность  полагается спецпитание – молоко. Оставалось только написать заявление о переводе в другой цех, которое без лишних слов было подписано. Так что слесарь механосборочных работ Анатолий Буран не состоялся.

                8. Седьмой цех. Литейка
       Под началом Григория Ивановича Климкина была группа механика, включавшая рабочих разных направлений, в основном, слесарей. Задачей группы механика являлось обеспечение бесперебойной работы весьма разнообразного оборудования в соответствии с технологическим процессом производства литых заготовок  для деталей авиадвигателя. Печам, станкам, кран-балкам, всевозможному инструменту приходилось работать в сложных условиях агрессивных сред и высоких температур, связанных с плавлением металлов и их разливкой. Как и оборудование, так и обслуживающий персонал нуждались в определённых льготах – оборудованию дополнительное внимание, персонал в дополнительном питании, ежедневная выдача молока или кефира в картонных пирамидках. После собеседования с механиком Анатолий приступил к освоению новой квалификации. Только через четыре месяца состоялось утверждение пятого разряда по горячей сетке. Коллектив группы механика принял нового слесаря сдержанно внимательно. То, что он вечерами «грыз гранит науки» в КПТИ, и ещё то, не стеснялся задавать вопросы по ходу устранения возникающих неполадок, способствовало довольно быстрому освоению профессии.
       Влиться в коллектив  помогли навыки автослесаря, исполнительность, а также шофёрский опыт, элементами которого являлись взаимовыручка и взаимопонимание.
Прошёл год.  В одной из задушевных бесед Григорий Иванович  с учётом определённых успехов в работе Анатолия и способностей разбираться в технических задачах высказал мнение о том, что нет необходимости ему задерживаться в слесарях и пора бы подумать об итээровской должности. В заводской иерархии ИТР это инженерно-технический работник. Понятно, что Анатолий воспринял мнение механика цеха весьма положительно и сказал, что при возможности отказываться от повышения не станет. Григорий Иванович слов на ветер не бросал и, спустя несколько дней увидев Анатолия на рабочем месте, сообщил, что в пятом цехе требуется инженер по наладке.

                9. Трубки гнём…
      Двигатель внутреннего сгорания вне зависимости от типа – поршневой или турбинный не может обойтись без трубок. Масло, топливо, воздух, вакуум и т.д. и т.п. попадают в необходимые места посредством трубопроводов. И трубопроводов этих на собранной сигаре турбореактивного двигателя великое множество. Разные диаметры, длины, геометрии изогнутости.  И у всех одно важнейшее требование – высочайшее качество, надёжность чтобы обеспечивалось выполнение главного правила воздушных полётов, согласно которого число взлётов должно равняться числу посадок, успешных посадок. Изготовлением трубок на Куйбышевском моторостроительном заводе имени М. В. Фрунзе занимался пятый цех, в который в порядке перевода перешёл Анатолий Васильевич Буран, распрощавшись с рабочей профессией слесаря. Новая запись в трудовой книжке гласила: «Принят  в порядке перевода на должность инженера по наладке». В соответствии с должностной инструкцией он должен обеспечивать подготовку технологической оснастки для придания трубкам необходимой конфигурации. На каждую трубку в технологическом бюро цеха (ТБЦ) разрабатывался технологический процесс изготовления, содержавший информацию об инструментах, приспособлениях, средствах контроля на всех операциях. Обязательными элементами были кондуктор-стапель с ложементами и эталонный трубопровод.  И то и другое создавалось в подготовительной службе завода. Материалы трубок выбирались  в зависимости от  условий эксплуатации – температура, давление, среда.
      Вопросы, множество вопросов, возникающих в процессе изготовления в соответствии с картами техпроцессов, решались слесарями в производственных группах цеха. Конфигурации были разными – простенькими с двумя-тремя поворотами и сложнейшими загогулинами. Соответственно разными были и трудоёмкости. От  степени сложности зависело, кому из слесарей доверялись трубогибочные действия. Кто-то начинал с простых, а кто-то был корифеем и справлялся с головоломными экземплярами. Инженер по наладке совместно с мастером  дирижировали процессом, в любой момент должны были включиться в него для исключения простоев и, конечно, брака. Вначале было трудно, но как-то исподволь пришёл опыт, выстраданный в порой жарких дебатах с такими мастерами своего дела как, например, Василий Юдаков, у которого было чему поучиться. Но трубки трубками, изготавливаемые слесарными приёмами исключительно вручную,  а горизонт в моторостроительном деле постепенно раздвигался. Ниппели и штуцера, которыми трубки соединялись с агрегатами двигателя, изготавливались здесь же, в пятом цехе в станочных группах, в которых заняты были рабочие специалисты механической обработки – токари, фрезеровщики, шлифовщики. А так как в институте на мехфаке Анатолий осваивал специальность «Технология машиностроения, станки, инструменты», то и в своём пятом цехе стал он всё больше приглядываться к металлорежущим станкам, инструментам, приспособлениям. В одной с ним группе в институте учился Женя Теплов, работавший в одиннадцатом цехе токарем-револьверщиком. Фамилия Женькина соответствовала его жизненной позиции. От него исходило тепло, к нему тянулись одногруппники. От его анекдотов грохотала задняя площадка тридцать четвёртого автобуса всегда переполненного. Кроме анекдотов в автобусе он и в институте заряжал оптимизмом, как в учёбе, так и на работе. Делился своим опытом, стремлением постичь тонкости машиностроительного дела, стать технологом. Однажды он вместо анекдота в автобусе сообщил, что ему предложили перейти технологом в ТБЦ-11, и он согласился. При встречах рассказывал об обязанностях, круге вопросов, решаемых технологами. Анатолий как-то в обеденный перерыв пришёл к нему в цех, осмотрел его рабочее место – однотумбовый письменный стол, заваленный чертежами, кальками технологий, письменными и чертёжными принадлежностями, справочниками и нормативами по очень широкому кругу вопросов. Что ещё привлекло внимание Анатолия, так это атмосфера взаимодействия коллег-технологов с конструкторами, как по изделию, так и по инструментам и приспособлениям, что вместе называется оснасткой. И он решил, что надо тоже как-то переходить в технологи механического цеха. К тому времени он уже достаточно успешно решал вопросы  по гибке всевозможных трубок, предъявлению их контролёрам, представителям заказчика, а так как заводское изделие было предназначено для оборонки государства СССР, представители заказчика назывались военпредами. Были эти военпреды людьми с погонами, наделёнными весьма серьёзными  полномочиями.
      В одну из рабочих встреч, связанных со сдачей очередной партии трубопроводов военпреду как-то получилось, что заместитель начальника цеха Замыслов Викентий Семёнович сделал Анатолию замечание о как бы недостаточном его участии в изготовлении продукции цеха, что приводит к выявлению отклонений от  предъявляемых требований, которые, безусловно, надо устранять. Замечание это показалось Анатолию несправедливым и обидным, потому что прежде чем отправлять трубки в группу контроля они с мастером участка тщательно проверяют  их.  Это обстоятельство послужило поводом для принятия решения о переходе на должность технолога. Для осуществления этого решения он обратился к начальнику ТБЦ.  После недолгой беседы с последовавшим звонком какому-то Василию Ивановичу Анатолий  направился на переговоры в ТБЦ сорок второго цеха.

                10. Технолог – звучит гордо
Через неделю, с некоторым сожалением, Буран распрощался с пятым цехом, в котором проработал больше года, к которому, что называется «прикипел», в котором чувствовалось доброе к нему отношение.
- Правильно, Толя, давай расширяй кругозор. Расти, - такими словами проводил его Василий Юдаков, опытный слесарь, мастер «золотые руки»
И вот он сорок второй цех, механический, занимавшийся изготовлением корпусных деталей, разных по конфигурации и габаритам. Группа, за которой его закрепили, была в основном токарной, но выполнялись в ней и фрезерные и сверлильные и шлифовальные операции, Командиром в ней был старший мастер Зуев Геннадий Сергеевич мужчина лет за пятьдесят, самый опытный изо всех старших мастеров. Помогал ему молодой мастер Саша Базуев, выросший здесь-же в сорок втором из станочника-универсала. С  Санькой, почти ровесником Анатолия было интересно  общаться на разные темы, как производственные, так и бытовые и личные.
В ТБЦ-42, располагавшемся на втором этаже у Анатолия был вой рабочий письменный стол, один из двадцати, включая массивный двухтумбовый стол начальника Василия Ивановича. Самым возрастным и самым опытным был Павел Николаевич Манкевич. Подстать ему были Юрий Иванович Дьячков и Папков, тоже Юрий и тоже Иванович. 
       Кроме мужской части технологов в ТБЦ работали и женщины, примерно поровну, вносившие в атмосферу какую-то соревновательную оставляющую. Климат был уважительно доброжелательный. Советовались, спорили, иногда ругались, но камня за пазухой никто не держал. Правду-матку резали в лицо, говорить о ком-нибудь за спиной, было не то что не принято, а вообще возбранялось.
Новоиспечённого технолога Анатолия Бурана Взяял под своё шефское крыло  Павел Николаевич, ставший наставником не только по производственной, но и по жизненной линии.  О себе без ложной скромности Павел Николаевич говорил: «Из пушки по воробьям…». Имелось ввиду, что Павел Николаевич – это пушка, а воробьи – это номенклатура деталей, производимых цехом, не представляющих особой сложности. И правда, для него «семечками» были размерные цепочки, над которыми изрядно пыхтели уже не один год проработавшие технологи, такие как Борис Иванович Никитин, Людмила Тарахтунова, Нина Булычёва и другие, не говоря уже о начинающем Буране.
Довольно часто в ТБЦ наведывались конструктора из ОКБ для согласования различных конструктивных элементов деталей. Вообще, конструктор и технолог – это два антогонизма, каждый из которых старается «потянуть одеяло на себя». Шёл 1972 год, год расцвета космонавтики в Советском Союзе. Было интенсивное движение инженерной мысли. Это сопровождалось частой сменой изделий. Не успевали изготовить дорогостоящую оснастку, как изделие снималось с производства. Клондайком была свалка металлолома за заготовительным цехом. Спорили до хрипоты конструктора и технологи, едва до рукопашной не доходило.  Яркая иллюстрация: над своим столом с разложенными чертежами и технологическими картами возвышается массивный технолог Манкевич, уперев руки в бока, а напротив  сидит тщедушный конструктор Гершенович,которому так не хочется сдаваться под натиском оппонента. Здесь уместны словами поэта: «Да, были люди в наше время…».
      Около полувека прошло с той поры, а перед глазами вживую стоят картины грандиозной поступи Советского Союза. Потоки людей рабочего класса, технической интеллигенции двигались по утрам к заводам, после окончания смены обратно набираться сил для следующего трудового дня. В их числе Анатолий Буран за пятнадцать минут (строго!) появлялся в цехе, шёл сначала к станкам, где по технологиям рождались блестящие детали, интересовался, как идёт процесс, какие возникали вопросы, чтобы сразу решить их, ни в коем случае не допустить простоя рабочих или брака в работе. Техпроцессы тонкие и толстые в зависимости от сложности деталей располагались на тумбочках в специальных подставках-планшетах, чтобы в любой момент можно было получить необходимую информацию по возникающим вопросам. Иногда приходилось приостанавливать изготовление детали, забирать технологию в техбюро, чтобы внести уточнения и изменения. И тут начиналась работа. Если не удавалось решить вопрос по телефону, к  которому, как правило была очередь, то, как говорится «ноги в руки»  и  вперёд по за-воду. ОПНИ, ОПНП, инструментальный цех, цех приспособлений, ОГК, ОКБ. ОПНП и ОПНИ – отделы по проектированию нестандартных приспособлений и инструментов, ОГК –отдел главного конструктора, ОКБ – отдел конструкторских бюро.
      Если в начале технологической деятельности приходилось представляться, подолгу объяснять причину обращений, возникающих проблем, то уже через пару месяцев Анатолий стал довольно свободно взаимодействовать с партнёрами, коллегами, мастерами, станочниками. «Волка ноги кормят», - бытует в народе такое выражение. Так вот  оно, это про технолога. Быть где-то дипломатом, где-то бульдозером, где просто человеком. Главное – решить вопрос. А это уже искусство. Как огромный часовой механизм, у которого все шестерни находятся в зацеплении, взаимодействуют все службы, работал моторостроительный завод им. М.В.Фрунзе. А в итоге взаимодействия всех безымянских заводов рождались прославленные самолёты и ракеты - продукция, свидетельствующая об авиационной мощи Советского Союза в общем, и города Куйбышева, в частности. О осознания, что он, Анатолий, простой крестьянский сын является частицей этой могучей махины, что и от него зависит успех её деятельности, подступала гордость.

                11. Испытательный цех
       Гордость гордостью, а быт есть быт. А быт у Анатолия Васильевича Бурана был такой. Весной 1969 года он женился. Из общежития перебрался в коммунальную квартиру, в комнату площадью шестнадцать квадратных метров на первом этаже на той же улице Металлистов рядом  общежитием. Год назад родилась дочка Света. Как человек семейный, глава семьи, должен её содержать. Зарплата инженера-технолога в сто десять рублей была недостаточной. Конечно, можно было ещё подрабатывать, но вечерний институт этого не позволял. И что делать?  Поэтому он написал заявление об увольнении в связи с переходом на другую работу. Ну, вроде как более высокооплачиваемую. Здесь было лукавство. Подавая заявление Василию Ивановичу предполагал, что его попытаются оставить на своём месте, подняв зарплату рублей на двадцать-двадцать пять, так как он, как технолог достоин более высокого оклада, Но, увы, предположение не оправдалось. Василий Иванович просто подписал заявление и Анатолий превратился в безработного так как никакой другой работы на горизонте не было. Выручил друг Анатолий Семёнович Устинов, работавший  в испытательном цехе №6 инженером-электриком. Дружили они с той поры, как Анатолий поселился в общежитии. Устинов был старше на девять лет. Демобилизовавшись из армии, он восстановился в институте, тоже КПТИ, но факультет другой – автоматики и телемеханики (ФАИТ). И был он для Бурана образцом для подражания, можно сказать, кумиром.  Ещё можно сказать, был за старшего  брата.
Как и в любом цехе, была в шестом цехе группа механика. Анатолий Семёнович поговорил с механиком. Оказалось, что есть потребность в слесаре по обслуживанию оборудования, каковым были испытательные стенды, металлорежущие станки, разные насосы, вентиляторы и прочее и прочее. Зарплата повременно-премиальная. И горячая сетка. Рублей сто тридцать-сто сорок должно набираться.
На другой же день после формальностей оформления перевода Анатолий явился на своё новое рабочее место. Прошёл инструктаж по охране труда, расписался. Поделился со своими новыми коллегами информацией о себе.  Рассказать был о чём. Определённый багаж трудовой деятельности имелся. Опять же приближение защиты дипломного проекта в институте.
       В качестве пробной работы получил задание изготовить бегунок  для логарифмической линейки, который куда-то подевался. Изготовить по образцу. Рамка из миллиметрового дюралюминия с тонким оргстеклом, на котором прочерчена риска, зачернённая тушью, должна свободно перемещаться по прорезям линейки. И ещё должна быть подпружинена, чтобы не слетала при перемещениях. Работа на фоне разборки и сборки тяжёлых агрегатов была тонкая. Тем не менее, на следующий день линейку с двигающейся рамкой, правда, не отполированной, как должно быть, он механику Сергею Викторовичу передал в присутствии коллег-слесарей.
- Ну ты, молоток, - изрёк один из них.
       Так началась будничная слесарная деятельность почти инженера-механика Анатолия Бурана. Если бы Василий Иванович в сорок втором цехе не подписал заявление об увольнении, ему не довелось бы получить столько информации об авиадвигателях. Как и всё, что происходит на заводе, так и заключительная часть изготовления ТРД – испытание проводится  по технологии – огромному документу, в котором до мельчайших подробностей расписан регламент испытания. Главный элемент в этой процедуре – испытательный стенд. На специальной тележке двигатель из сборочного цеха буксируется в приёмный зал, откуда с применением траверс кран-балкой устанавливается в посадочное место, делается обвязка, связанная с подачей топлива, электричества и т. д. и т.п.  Как в любом двигателе внутреннего сгорания при работе образуются выхлопные газы, которые за счёт компрессоров с огромной скоростью вырываются из турбины. Что сопровождается неимоверным рёвом. Камеры глушения испытательного цеха представляют собой огромные высотой в двадцать метров параллелипипеды со стенами из тугоплавких сталей со множеством отверстий. Всего в цехе было восемь испытательных стендов, что придавало ему весьма гран-диозный вид. Несмотря на эффективное звукопоглощение стен камер глушения гул во время испытания, особенно в режиме форсажа, давал знать о себе порядочно. По этой причине располагался шестой цех на отшибе огромной заводской территории. После испытания очередного двигателя производился  тщательный визуальный и инструментальный осмотр на предмет выявления возникших неполадок. Со всеми достопримечательностями испытательного цеха волей неволей пришлось познакомить-ся при  устранении неполадок. Кроме стенда иногда приходилась восстанавливать агрегаты иностранного производства весьма головоломные. Чертежей, по которым можно было разобраться в конструкции, не находилось. Один из давно работающих слесарей Иван Степанович Учайкин уже долгое время вел общую тетрадь, в которую заносил порядок разборки  и сборки мудрёных агрегатов и механизмов. Анатолий в свою бытность слесарем мотористом в гараже автохозяйства в таких случаях раскладывал детали и на листочках делал пометки о последовательности выполнения соединений.
        Между тем приближался новый 1972 год. Ставшее привычным сочетание труда на заводе, учёбы в институте, хлопот по дому делало незаметным времени бег. Неожиданно  в цехе возникла вакансия мастера на участок ГСМ (горюче-смазочных материалов). Бывший мастер Степан Девятияров перешел в отдел снабжения заводоуправления. Он и порекомендовал на своё место Бурана, с которым неоднократно общался вовремя ремонта оборудования, имевшегося на участке, когда дежурный сле-сарь не справлялся с работой или не успевал.

                12. Участок ГСМ испытательного цеха
       Участок горюче-смазочных материалов почему-то при-креплён был к испытательному цеху, хотя обслуживал все цеха завода. Он имел свою железнодорожную ветку, снабжавшую топливом (керосином), маслами и другими жидкими и не совсем жидкими материалами, без которых испытание не могло обойтись никак. Керосин, окислители, катализаторы и другие компоненты, необходимые системе питания ТРД составляли львиную долю всех продуктов, поставляемых заводу по разнарядке.
        Кроме нужд испытательного цеха были нужды общезаводские. Например, завод не мог обойтись без СОЖ (смазочно-охлаждающих жидкостей), потому что без них нельзя был пускать металлорежущие станки. Причём, на разных операциях применялись разные СОЖи. Утро на участке ГСМ начиналось с заполнения всевозможных ёмкостей, погруженных на электрокары, которыми заполнялся весь двор, и длинная очередь оставалась за воротами. Эта очередь была за эмульсией, маслянистой жидкостью буро-молочного цвета, приготавливаемой на участке ГСМ из эмульсола – густой, так сказать, концентрированной серой массы, основным компонентом которой было мыло. В соответствии с технологией эмульсол превращался в эмульсию, которая  в цехах смазочно-охлаждающая жидкость заливалась в бачки станков и с помощью насосов попадала в зону резания, где шло стружкообразование.
       Процесс приготовления эмульсии шёл под неусыпным контролем дежурных слесарей участка, работавших под началом мастера. Кроме эмульсола, привозившегося в двухсотлитровых бочках на ветку подавали железнодорожные цистерны с бензином Б-70, или, как его ещё называли, «бензин-калоша», применяемого в сборочных цехах для промывки деталей. То, что бензин является легковоспламеняющимся веществом всем известно. Поэтому требовались особые меры предосторожности. Никакого открытого огня, никаких ударов металлов о металл, потому что при этом возможно искрообразование. Для исключения возможного воспламенения все стальные инструменты омеднялись гальваническим способом, приобретая желтовато-розовую окраску.
     Тем не менее, при соблюдении всех мер предосторожности, в сборочных цехах имели место случаи, когда бензин в оцинкованных ваннах воспламенялся самопроизвольно. В результате проведённых исследований выяснилось, что виновато электричество, причём электричество статическое. Оказывается, при  определённых температурах происходит движение слоёв бензина относительно друг друга в горизонтальной плоскости. И они, эти слои оказывались наэлектризованными. Одни приобретали положительное значение, другие – отрицательное. При перемещении этих слоёв в результате разности температур происходил разряд и бензин в ванне ни с того, ни с сего, вдруг воспламенялся. В целях пожарной безопасности центральной заводской лабораторией (ЦЗЛ) были проведены исследования. Первоначально было рекомендовано, в качестве антистатической присадки вводить некоторое химическое соединение. Случаи самовоспламенения прекратились, но снизилось качество промывки, что проявлялось в виде серого налёта на деталях. Военпреды выписали предписание на ликвидацию возникшего отклонения.
     Вердикт ЦЗЛ после вновь проведённого исследования был вынесен такой. Чтобы не было пожаров и чтобы детали были безупречно чистыми надобно вводить спирт. Причём спирт обязательно должен быть этиловым, полученным гидролизным способом.  Це два аш пять о аш, и никаких гвоздей! Расчёт ЦЗЛ показал, что спирта в бензине должно быть два процента. Завод расходовал в месяц как раз железнодорожную цистерну  бензина.  Эта цистерна сливалась в ёмкость, находившуюся на территории участка ГСМ, закопанную в землю так, что на поверхность выходила её горловина. В неё же, в соответствии с рекомендацией ЦЗЛ, заливались две тысячи литров спирта. Так как плотности бензина и спирта были примерно одинаковыми, то вливаемый спирт равномерно распределялся по восьмидесяти тысячам литров бензина. После заливки Анатолий Буран, как мастер участка ГСМ, специальным пробоотборником набирал полученную смесь примерно из центра ёмкости и носил взятую пробу в ЦЗЛ. Там проводился анализ смеси и по истечении трёх часов выдавался листок с результатами. Проблема была решена.
      Это для завода в целом. А вот на участке ГСМ испытательного цеха возникла проблема отнюдь не связанная с пожароопасностью и качеством собираемого изделия. Это же кощунством казалось спирт сливать в бензин. Спирт - это ведь валюта. В обмен на него можно было получит любые дефицитные  и весьма дорогостоящие материалы. За спирт можно делать трудоёмкие ремонты. И прочее, и прочее. Но чтобы этой валютой можно было пользоваться, надо определить какое её количество можно недолить при сохранении нормальности анализов. Начальник участка ГСМ Анатолий Фёдорович Фёдоров пригласил Бурана и сказал, что надо как-то попробовать не весь спирт сливать в ёмкость. Что же, раз начальник  сказал, значит  надо выполнять поручение.
     Алгоритм приготовления несамовоспламеняющегося бензина был таков. Бухгалтерия цеха выписывала требование на его получение, с которым Анатолий на цеховом автомобиле ГАЗ-51 с шофёром Володей Пивоваровым ехал на склад. Кладовщик Давид Наумович открывал склад, в котором стояли мерные ёмкости со спиртом. Пивоваров подгонял машину вплотную к эстакаде склада, открывал задний борт кузова, в котором стояли пять двухсотлитровых бочек  с герметичными пробками и выкручивал эти самые пробки. Для перемещения спирта из ёмкости в бочки использовался ручной насос с двумя шлангами – всасывающим и выходным. Всасывающий шланг опускался в мерную ёмкость, а выходной с наконечником-пистолетом - в бочки. Анатолий рычагом насоса качал спирт, Давид Наумович наблюдал за мерным стеклом ёмкости, а Пивоваров переставлял шланг по мере наполнения очередной бочки. 
       По возвращению автомобиля с ценным грузом происходила процедура заливки спирта в ёмкость. Сначала бочки по наклонным доскам, уложенным на открытый борт кузова спускались на землю и подкатывались к горловине ёмкости. Там на специальной подставке был закреплён точно такой же, как на складе, ручной насос. Всасывающий шланг опускался до дна в бочку, а выходной – в ёмкость. Один слесарь переставлял шланг по мере опорожнения из одной бочки в другую, второй качал, а Анатолий держал выходной шланг, вставленный в горловину ёмкости. После опорожнения последней бочки мастер  лично переворачивал их вверх дном, сливая оставшийся спирт в ведро. Набравшееся ведро, а то и два сливались в ёмкость, что сопровождалось возмущёнными репликами слесарей: «Ну, Василич, зря ты так…»
Получив поручение начальника, Анатолий передал шофёру две двадцати литровые канистры, пояснив, что после рейса эти канистры со спиртом надо будет в конце смены, когда не будет народа, занести в кабинет Анатолия Фёдоровича. Всё было сделано, как велено. Так как анализ при этом оказался нормальным в следующую через месяц поездку уже три канистры были недолиты в ёмкость. Это не считая того, что слесаря, смекнув в чём дело, после заливки сливали себе спирт, оставшийся в шлангах.  А так как в полостях насоса тоже оставалась вожделенная жидкость методом небольшой разборки её сливали и распределяли между собой. А ещё Пивоваров при перестановке шланга с пистолетом мог бесконтрольно наливать спирт в, при-хваченный с собой, трёхлитровый алюминиевый термос. Вот и получалось, что литров семьдесят в ёмкость не попадало. Тем не менее,  анализ ЦЗЛ оставался нормальным. Тут бы забить тревогу, в чём, мол, дело, спирта заливаем меньше, а анализы нормальные получаются. Но тогда придётся отвечать на вопросы: «А почему заливали меньше, а куда девали недолитый спирт?»
      И пошло, поехало…   Анатолий Фёдорович заказал себе бак из нержавейки в виде сейфа на шестьдесят литров, мастер Буран – канистрочку на четырнадцать литров. Мотивация вроде бы вполне объяснимая – на хозяйственные нужды цеха в целом и участка ГСМ в частности.
Жизнь на участке изменилась. Спирт, хоть и гидролизный, не ректификат, а для внутреннего потребления вполне пригодный. Если до появления спирта Анатолий в обед ходил в столовую, то теперь по инициативе начальника ходил в буфет за балыковой колбасой – хорошей закуской к подкрашенному кофе спирту, естественно, разбавленному.  То что после обеда рабочий день продолжается и надо решать разные вопросы почему-то в расчёт не принималось. Мы что, допьяну, что-ли…? Так, для аппетита, для общения. Естественно, рабочий класс замечал изменения в поведении начальства в послеобеденное время, когда кабинет Анатолия Фёдоровича открывался. Также, вполне естественно, такой пример начальства позволял и дежурным слесарям в своей бытовке принять горячительного сначала по граммулечке, ну а потом….
Слесарь Виктор Вагин после смены, выписывая зигзаги, дошёл до проходной.   Когда вахтёры вы тащили у него из-за пазухи выпиравшую бутылку, он вместо того, чтобы как-то скрасить ситуацию начал бегать по проходной с требованием вернуть ему его спирт. Однажды, также в конце смены, в кабинете Анатолия прозвенел звонок. Дежурная слесарица Настя Котова прокричала в трубку: «Анатолий Васильевич, быстро сюда.». Картина, которую ему довелось лицезреть была из ряда вон. Настя сидела верхом на слесаре Иване Дроздове и возилась у него в ширинке штанов. Оказалось, что Дрозд, собираясь после трудового дня домой, одел брюки наизнанку, о чем красноречиво свидетельствовали висящие с боков карманы. И как-то умудрился застегнуть пуговицы. Кто ему «помог» так одеться было неизвестно и вот, Настя решила исправить ситуацию.
       Это был беспредел. Мастер участка несколько раз порывался поставить в известность начальника цеха о творившемся безобразии, но потом подумал, начальник цеха наверняка в курсе событий наверняка, но есть какая-то причина не позволяющая принять экстренные решительные меры. Удивительно, что до сих пор в этой связи не произошло никаких ЧП  на почве пьянства персонала. В общем, тоскливо было на душе у мастера участка ГСМ.
      Но жизнь продолжалась.  Страна перешагнула в 1973 год. В институте наступила последняя экзаменационная сессия. Анатолий ушёл в ученический отпуск. В принципе это была уже подготовка к дипломному проекту.  Тема проекта была уже утверждена.  В ТБЦ-42  взял копии чертежей детали и техпроцесса. После успешной сдачи  последних экзаменов было собрание выпускников, на котором были объявлены фамилии руководителей дипломных проектов. Бурану достался Юрий Валентинович Лукьянов, ведущий инженер-конструктор из отдела главного механика моторостроительного завода. А по совместитель-ству Юрий Валентинович вёл занятия на вечернем отделении филиала №2 Куйбышевского авиационного техникума, что в дальнейшем сыграло важную роль в жизни Анатолия Бурана.