30.01/2020
Мирослав Авсень.
По данным губернского сыска…
(роман)
Дело №4
«Делатель фальшивых ассигнаций»
Х Х Х
Свои небольшие но заслуженные отпуска, шеф с помощником провели по разному. Если Аристарх, погостив пару дней у родителей, кочевал от приятелей к красотками и обратно, рассказывая всем были и небылици об их с шефом службе, то сам Хортов провёл эти две недели предсказуемо просто: днём с детьми и родителями играли в подвижные игры, купались в реке, ходили по грибы и за орехами, гоняли всевозможные чаи, качались в гамаках, обсуждали газетные новости и содержание книг, сражались в шахматы и шашки, и даже упражнялись в стрельбе из ружей и пистолетов. Ну а ближе к ночи, когда супруги Хортовы уложив спать младших, и спровадив на прогулку к соседям старшего отпрыска, оставались наедине, то запершись в спальне, зажигали свечи, и устраивали себе пусть и не такой как раньше пылкий и сладкий, но всё же горячий и приятный, медовый месяц…
После отпуска, в первый день службы, Евпатий Гордеич появился в Управе по всей форме: мундир с эполетами подполковника, двуугольная шляпа с кокардой, шпага на боку, крест на шейной ленте, начищенные сапоги да золочёные пуговицы, всё показало надворного советника Хортова во всём блеске. Полицмейстер в целом одобрил сие перевоплощение, но осторожно спросил с чем это связано?
- Ни с чем, просто сюртуки да фраки приелись покуда, по мундиру соскучился.
- Ну оно и славно, и по уставу однако ж полагается , надеюсь это у вас надолго! – доброжелательно заметил полицмейстер
- Это уж как выйдет! – честно ответил Хортов.
Явившийся в обычном своём гражданском костюме Аристарх, поначалу насторожился, узрев шефа при всём параде, и вознамерился вернуться домой и переодеться в свой мундир, украшенный хоть и не боевыми, но заслуженными наградами, но Разорихин сего категорически не разрешил.
- И не думайте даже, молодой человек! Вы не на смотрины явились, а на службу пришли, а посему извольте занять своё место, а платье переменить и после обеда можно, модник! – хмыкнул Разорихин покидая кабинет.
- А правда шеф, чего это вас вновь на мундир-то потянуло? – осторожно спросил Аристарх, прислонясь задом к бюро с часами.
- А я в нём красивше как говорят дамы, вот и не захотелось мне сих нежных созданий огорчать! – полушутя ответил Евпатий, и занялся изучением сводок происшествий за время их отсутствия. А почитать оказалось было что! Пять покушений на квартирные кражи (все оказались весьма неудачными, ибо в двух случаях оказавшиеся дома хозяева сами скрутили незадачливых воришек, в третьем, злодейство пресёк дворник, а в двух последних, воров, уже с добычей, прихватил на выходе полицейский патруль. Одно изнасилование, совершённое в пьяном виде компанией «баб женского полу» (так гласил протокол) послушника здешнего монастыря, Анисима, в следствии чего, послушник из монастыря удалился неведомо куда. Драка полудюжины извозчиков на одной из их бирж, за седоков. Злодейское похищение песцовой шубы у госпожи Занозиной, жены отставного полковника интендантской службы.
Убийство ножом на рынке, одного торговца другим, из-за спора о цене товара. Гибель под колёсами кареты князей Ярастовых, чиновника из Надворного высшего суда, жертва оказалась во хмелю, с княгиней случился нервный припадок.
Кража лошади с телегой у мещанина Мухина, ведутся розыски. Бежали дворовые парень и девка, служившие у вдовы капитана-квартирмейстера, Алдониной Ж.Ж. (имя, ослы как правило не указали!) беглые прихватили половину столового серебра, и два рубля денег.
- Весьма значительная сумма! – по ходу заметил Евпатий. В саду у соседа, удавился на сливовом дереве его приятель, разорившийся держатель игорного дома. Сосед, сим вопиющим фактом оказался весьма недоволен, выражая это в непотребных выражениях, типа «Чиво ж он сука худая, на моёй сливи-то удавилси, паскуда? Как же теперь исть-то с ней?»
У мещанина Кудымова, ночью, непонятным образом исчез новенький сруб, купленный им для бани, и уже поставленный. Купец 2-й гильдии Топляк, Никодим Петрович, при расчёте с партнёром за лес, был уличён в наличии при себе фальшивой бумажки в 50 рублей, выпуска 1818 года. Топляк клялся-божился что это не он, и как она к нему попала, он не ведает. Дальнейшая проверка, показала подлинность всех прочих ассигнаций бывших у купца. До выяснения дела, купец Топляк, Никодим Петрович, оставлен в подозрении. На сём деле, сводка заканчивалась.
- Ну что Аристарх, я тебе скажу? Происшествия как происшествия, разве только с послушником Анисимом нехорошо вышло, н-да, совсем бабы наши озверели… На духовных почитай особ кидаться начали. Я это к чему говорю-то, Аристарх, ты того, береги себя для службы-то, а то с твоими похождениями по будуарам, всякое может статься…- насмешливо заметил Евпатий, на что помощник, язвительно ухмыльнувшись, отбрился.
- Я непослушник с детства шеф, но вот мне с технической стороны интересно, как они всё это, с ним сотворили-то?
- Я вам Аристарх Сергеич, о том технически рафинированном процессе, как-нибудь потом, вне службы поведаю, ну а коли совсем невтерпёж будет, сходи вниз, в Стол приводов, там ребята тебе всё про это расскажут, они в курсе…
- Да нет, не пойду пожалуй, а то научат там меня плохому, и как мне тогда порядок блюсти? Нет уж, сии пошлости лучше пройти под вашей дланью! – отшутился Аристарх, беря по привычке свою канцелярщину в руки. Хортов положил сводки в папку для докладов, встав и бросив «Я к Разорихину!» быстро вышел. Дежурный у дверей полицмейстера сказал что он у себя, но занят.
- Ты братец доложи, у меня дело-то не пустяшное, а уж он там сам решит! – непреклонно заметил Евпатий Гордеич, и поручик с явной неохотой, пошёл на доклад. Через минуту поручик вышел, и снисходительно пояснил.
- Вас примут, но не долее четверти часа!
- Надо ж какой поворот, а я как раз часа на четыре рассчитывал! – с абсолютно серьёзным лицом проговорил Хортов, и достав из кармана фосфорную спичку, зачем-то подарил её оторопевшему поручику, и молча прошёл в кабинет.
- Ну-с, любезный наш сыщик, первый день после законного отпуска, и уже что-то затеваете? – хитро улыбнувшись, предположил Мефодий Лукич, пребывавший в приподнятом настроении.
- Точно так-с – кивнув, сказал Хортов, и начал с главного, с купца 2-й гильдии, взятого с фальшивой 50-ти рублёвкой 1818 года выпуска. Хортов поинтересовался, где теперь эта бумажка?
- Да вон, у меня в сейфе лежит! – лениво бросил Разорихин, подходя к несгораемому чуду, и отпирая его. Оттуда он достал белый конверт с какими-то пометками, и протянул Евпатию – вот, извольте любоваться!
Хортов вытащил красноватого цвета бумажку, и внимательно посмотрел на свет.
- Точно фальшивка, в левой розетке, внизу, год чуть скошен или сдвинут… бумага хорошая, но отчего то совсем новая, а должна быть наоборот, купюре-то как-никак 20-ть лет уже, а она вон чуть не краской пахнет! – оценил Евпатий Гордеич.
- Именно так, именно так! На этой розетке с годом, партнёр Топляка тревогу и поднял, глаз у купца что у стрелка, верный, вот Никодим Петрович хоть и оставлен в подозрении, но не задержан, мало ли? Случайности и похуже бывают. Хотя, фальшивые бумажки в нашей губернии за последний год, стали появляться гораздо чаще, а на след делателей мы покамест не вышли! – развёл руками Разорихин.
- А поручите это дело мне, Мефодий Лукичь? – внезапно попросил вдруг Евпатий – А что? Чем чёрт не шутит, авось и схватим шаромыжников-то, команда у нас подобралась слаженная, толковая, да и должен же кто-то, этого делателя сыскать?
- Вам передать? – задумчиво почесав себя за ухом, повторил Разорихин, подходя ближе – А ну как вы этого делателя будете ловить, здесь что-то более тяжкое случиться, убийство не дай бог опять, тогда как?
- Ну зацепим и убийство, что за беда? Мы с Аристарх Сергеичем делателя искать будем, а Урусов с Шумильским, убийцу! Да к тому же Мефодий Лукич, - Хортов чуть понизил голос – этим делом с фальшивомонетчиками, наверняка и жандармская Управа заинтересуется, это ведь как уголовщиной, так и политикой, как в 12-ом году может оказаться!
- А забирайте Евпатий Гордеич! – махнул рукой Разорихин, и вернувшись к сейфу, выудил из него тонкую картонную папку с надписью «Дело№3701» и передал подчинённому – Действуй Евпатий Гордеич, и помогай тебе бог!
В свой кабинет он вошёл со словами «Торжествуйте кронопринц, у нас новое дело!» и легонько бросил обе папки себе на стол.
- Уже торжествую, но что на сей раз нам выпало? – подыгрывающим тоном вопросил Аристарх, повернувшись на стуле всем корпусом.
- Будем с тобой и прочими, делателя фальшивых ассигнаций ловить. Купец 2-й гильдии Топляк, с полусотенной фальшивой попался, еле отбоярился долгобородый, вот она кстати, подойди глянь, и найди оказию!
Аристарх моментально выскочил из-за стола, и подошедши к шефу, взял красноватую бумажку, и принялся её внимательно разглядывать и ощупывать. Смотрел минут пять, затем торжествующе объявил.
- В левой розетке внизу, год чуть скошен, да и бумага чересчур новая, почти хрустит, что для ассигнации 20-ти летней давности быть не может!
- Молодец, давай её сюда, и садись сам ближе! – велел шеф. Аристарх со стулом и фальшивой ассигнацией подошёл ближе и присел. Шеф зажёг лампу, достал из ящика стола здоровенную лупу, навёл её на бумажку, и стал рассматривать.
- До 15-го года, ассигнаций не подделывал разве что ленивый, дел по этим преступлениям возбуждали по России чуть ли не тысячами. Особливо после Отечественной войны, когда французы за собой несколько ящиков фальшивых рублей прикатили, чтоб экономику нашу обрушить, но на этом деле погорели. И вот с той поры, усилились у нас эти прохвосты. Даже мужики в деревнях принялись медяки да серебро подделывать, сиволапые! Но вот в 15-ом году, построили новое бумагоделательное и типографское производство для изготовления ассигнаций и ценных бумаг. Поставили сразу целую сеть мастерских: гравёрная, нумерационная, механическая, типография и бумажная. Призвали на подмогу талантливых художников, кои и расписывали ценные бумаги в стиле ампир. Ассигнации нового вида, разрабатывал знаменитый инженер Августин Бетанкур, не слышал о таком?
- Как же, наслышан! – кивнул Аристарх.
- Ну тем более, так вот, вместе с Бетанкуром, этим занимался директор Экспедиции, князь Александр Хованский ( оба невольно заулыбались, ибо в тогдашней среде, выражение «князь Ховавский» означало дать, либо брать взятку) а утверждал весь прожект, лично покойный государь… Всё бы хорошо Аристарх, но трудоёмкость процесса изготовления государственных бумаг заключается в том, что для многокрасочного рисунка, приходилось отливать и приготовлять отдельную форму для каждого цвета! И это на казённом дворе! А представь себе где и как подобное делают преступники?
- Ну не в сарае или хлеву, это точно! – уверенно сказал Аристарх, но шеф был менее оптимистичен.
- В большом подвале обычного обывательского дома например, случаи уже были, и работали не только с металлическими формами, а даже месяцами, по несколько часов к ряду, художники-умельцы с натуры писали, именно писали Аристарх, наши ассигнации. В молодости, давно ещё, году эдак в 23-ем, в одном уездном городе, размером правда с губернский, полиция накрыла такой дом и такого умельца, прямо что называется с товаром на выходе. Но вот где это точно происходило, я брат запамятовал, ибо слышал это ещё на первой ступени службы в уголовном сыске. Так вот, фальшивомонетчики, могут работать и у купцов в подвалах, и у тех же заводчиков, а могут и у некоего помещика, что на грани разорения, прибегает вот к таким опасным делам, и даёт помещение за хороший процент. Дворня как правило ничего не понимает, за исключением может двоих угрюмых живодёров, что за барина горой, а за его деньги и на борону сиганут не поморщатся. Так что приятель, вариаций масса, а может всё и вовсе проще, со стороны откуда фальшивка в город залетела и купцу попала, а все наши поиски семипудовым пшиком окажутся! А посему Аристарх, подходить к делу мы будем со всей деликатностью, на которую только нас с тобой хватит. Мы возьмём небольшой перерыв, с недельку, чтобы негласно, посещая салоны и званые вечера, выявить талантливых художников, и механиков-литейщиков...
- Ну про художников в салонах допустим говорят, а вот про литейщиков и мужиков-механиков, вы там вряд ли услышите – возразил Аристарх.
- А это мой друг смотря как и кого спрашивать – улыбаясь стал пояснять Хортов – К примеру в салоне княгини Н-ской, мы увидим преотличное бронзовое дерево с лепестками, и яблоками, а у его подножия юноша и девушка, на поясах у них банальные надписи про вечную любовь. На ветвях птицы отлиты как живые, одним словом, произведение искусства в чистом виде. И вот я, навожу на это дерево лорнет, и дивясь сему чуду, спрашиваю из какой европейской страны, милая княгиня привезла этакую красоту? Княгиня довольная тем что я обманулся, весело хохотнув, начинает пояснять мне, и другим простакам, что сие не заграничное чудо, а работа её крепостного мастера Никитки, который всё-всё может, и любые надписи на кольцах-серьгах вырезать мастак. Ну вот примерно в таком ключе приятель, нам с тобой про всех мастеров и расскажут, уяснил?
- Хм, а вы шеф, мудрый как зимй, я бы такой тонкий подход не придумал, браво! – искренне похвалил Гайтанцев.
- Это просто наблюдение и логика. Начни говорить с подозреваемым к примеру о ценах на гусей в Рязанской губернии, переведи это на стоимость птицы у нас, сравни её с грузоподъёмностью лошадей на наших дорогах, поспорь о породах, и он не заметит как сам, без нажима, наведёт тебя на след шайки конокрадов, и даже не догадается о том. И кстати, не следует уже много погодя, сообщать ему о том, с победным выражением на физиономии. В сыске не должно быть дешёвого театра, неведение преступника о том, что он всех фактически сдал, много может принести пользы в будущем!
- А вы уже применяли подобный приём?
- И не однажды… так, покуда нас ни на какой светский приём не пригласили, , залезем-ка мы с тобой в картотеку, да пошуруем там всех художников и гравёров, попадавших в поле зрения полиции… мы ведь тут не только отпетых уголовных собрали, но и тех что близко от их среды крутится, так что за дело!
После просмотра картотеки, обнаружились три наиболее подходящие персоны: Жорес Сидоров, молодой человек 22-х лет, из мещан, родители хотели видеть его известным музыкантом, но он сделался известным художником-гравёром, и уже имел неприятности с полицией; Никодим Сморока, из мелкопоместных, давно разорившихся дворян, 29 лет, гравёр по металлу, подозревается в незаконных операциях. Бозо, Корней Карлыч, 56 лет, художник-виртуоз, промышлял «открытками для мужчин», подделкой визитных карточек, подделывал любые почерки, печати а также ценные бумаги. Уличён был только на открытках и визитных карточках.
- Вот Аристарх, эти трое, наиболее вероятные наши «друзья». Держу пари что хоть один из них, но связан с делателями фальшивых ассигнаций, если таковые орудуют в нашей губернии! – подытожил Хортов, кладя на свой стол три карточки, вероятных мастеров нехорошего дела.
- А могут ли эти делатели, иметь тайные сношения с ювелирами? – задумчиво спросил Аристарх.
- Могут братец, конечно могут! Например золотую обманку у них покупать, обрезки всякие, сколы с камней, в умелых руках всё идёт в дело! Ну и наконец просто вести совместное дело; это если касается подделки золотых либо серебряных монет. Но наш случай, похоже всё же ассигнации. А это значит искать сообщников в среде заводских или фабричных, кои хорошо разбираются в прессах, и тому подобных машинах, печатных станках наконец. Вообще, работа предстоит большая, пыльная и паршивая, враг неизвестен, но, найти и уничтожить необходимо! Почти как в деле кавалер-девицы Лопухиной!
- Ну а сегодня нам с чего день-то начинать? – резонно спросил Аристарх, на что Хортов ему ответил что до обеда им обоим придётся побегать по торговым лавкам, магазинам, заглянуть в различные казначейства, в частности в то, где продают гербовую бумагу всех видов, и оформляют паспорта и подорожные отдельным лицам.
- В ассигнационный банк загляну я лично. Действуем без маскарада и официально… Да, казённые экипажи покуда гонять нет смысла, обойдёмся своими средствами – подметил Хортов вставая из-за стола, и направляясь к выходу, где взяв с вешалки свою двуугольную шляпу, вышел с ней из кабинета, и надел уже в приёмной, покамест помощник дверь запирал. Спускаясь по лестнице, они никого из большого начальства не встретил, быстро миновали шумную приёмную с галдящими посетителями, охрипшими дежурными, и нахальной публикой в арестантской, да торопливо вышли на улицу.
- Ну, Аристарх, ты брат налево, я на право, к обеду встречаемся здесь же, у входа в Управу, и судя по результатам, будет одно из двух: либо мы идём обедать, либо идём анализировать и разбирать нарытое!
- Шеф – деловито кашлянул Аристарх – а нельзя будет так: вначале пообедать, а после уже одно из двух?
- Нет, этого, нель-зя! – нарочито разделительно отверг предложение помощника Хортов, и козырнув, зашагал в свою сторону.
- Ясно, обедать сегодня скорее всего не будем! – грустно решил Аристарх, и запоздало добавил - Лучше б я стал учителем географии! - после чего, коллежский асессор удалился в необходимом ему направлении.
… А меж тем, жизнь губернского города не ограничивалась одними только совершениями преступлений, и их раскрытием. Город изобиловал целой цепью различных светских салонов, , кои впрочем так же быстро исчезали как и появлялись, но всё же, в Старобоярске закрепились четыре-пять салона долгожителя, располагавшихся правда в одноэтажных с мансардами домах, но довольно внушительных по размерам. Словом, приятно скоротать время, в городе было где, по мимо борделя и ресторации, да залихватских трактиров.
Но, ровно в тот же день как полицейские получили по две недели отпуска, на съёмной квартире, в средней величины каменном доме без мансарды но со множеством комнат, подвалом, и тремя выходами ( два из которых вели в обширный и запущенный сад) открылся самый удивительный, и невиданный до селе салон губернского города, литературный! Буквально на третий день как дом принял жильцов, молодую супружескую пару без детей и прислуги, на входных дверях украшенных резными розочками, появилась вывеска белого цвета с синей каймой, на которой ровным, почти каллиграфическим почерком было выведено.
«Литературный салон Штыковых»
За умеренную плату, авторы стихов и прозы могут быть к нам по вторникам и пятницам с 6 вечера и до полуночи. Приветствуется чтение своих сочинений в слух, но не долее четверти часа с одного автора. Обсуждения и высказывания мнений обязательны!
Музицирование и распевки голосов не допускаются!
Такое же объявление было помещено в газете, и расклеено в количестве 17-ти штук по афишным тумбам и заборам. Молодые поэты и поэтессы, драматурги и куплетисты, чтецы и просто господа-сочинители разных возрастов, сразу же потянулись в новый клуб, вход в который стоил сущие пустяки, 50 копеек серебром. Поначалу, чадолюбивые родители выказали большую радость от того, что их дети не в карты там играть будут, а предаваться прозе и плескаться в поэзии. Однако, стоило паре особо благонравственных маменек узнать имя хозяйки салона, которое звучало как Дарья Даурьевна Крыжовина-Штыкова, чтобы тут же, в категоричной форме запретить своим чадам, посещать сие «страшное место».
- Нет, нет, и нет! Вы не пойдёте в этот вертеп безнравственной уголовщины! Эта особа, эта Даша, научит вас такому, что ни один батюшка потом не отчитает! Ни-ког-да!
Но, как это часто случается в России, запретительные меры возымели обратное действие! Литературный салон дамы с причудами, (так прозвали Дарью Даурьевну некие языки) оказывался полон в оба отведённых дня, и там в самом деле царили рифмы, размеры, и всевозможные стили. Одним из первых посетителей сего салона, оказался бывший дрожайший супруг Даши, Автондил Автондилыч Пререкалов, или как его величали в обществе «человек с идеями». Старый и новый мужья энергичной дамы, давно ведали о существовании друг друга, а посему при встречах обменивались далёкими от теплоты взглядами, хотя и врагами они не стали. При встречах в салоне у Даши, ( такое название закрепилось в среде горожан) князь Сергей и сочинитель Автондил, смотрели один на другого как на мебель: не мешается, и пусть его будет! Автондил Прирекалов, будучи от природы упрямым и не уступчивым, проявлял эти черты в спорах с поэтами, обсуждая как ихние, так и свои произведения.
Князь Сергей в этих баталиях участия не принимал, а вот Дарья Даурьевна хлесталась в сих сражениях не на шутку, поелику с недавних пор, в ней проснулась тяга к сочинительству. Она правда весьма огорчилась, узнав что её платонический дядюшка Евпатий Гордеич, отбыл в двухнедельный отпуск в своё поместье, но за то, порадовалась что он закатал на каторгу целую пусму чиновников во главе с их начальником, и нескольких негодяев-офицеров. Человек с идеями Автондил, имел на этот счёт свои, несколько размытые взгляды. Он считал, что всех чиновников, уличённых во взятках, надо вешать, а начальников гильотинировать.
- И вообще, Россию спасёт новый Робеспьер, и якобинская диктатура! – с жаром утверждал он в салонных спорах.
- Сен-Жюста с Маратом не позабудь в ванной! – деловито подсказывала бывшая жена.
- Да, и их тоже, а иначе никакие твои Хортовы тут порядков не наведут! – голосом учёного наставника, добавлял перцу в соль бывший муж, энергично жестикулируя руками, словно гонимый издателями поэт в летнем саду. Автондил не просто так кольнул Хортова в глазах его поклонницы, они были знакомы с сыщиком, встречаясь иногда на званных вечерах, на одном из которых, невозмутимая Даша, как ни в чём не бывало, представила Пререкалова Хортову.
- Позвольте вам Евпатий Гордеич, представить Автондила Пререкалова, моего уже бывшего мужа, что сохранил от нашей с ним совместно несчастливой жизни, только великие идеи!
Так, собственно говоря, следователь с человеком идей и познакомились. Они потом не раз ещё пересекались в салонах и домах, вели непродолжительные философско-политические беседы, но всякая попытка Автондила внушить полицейскому какую-либо из своих идей, заканчивались вопросами от следователя, примерно такого порядка.
- Господин Прирекалов, вы не служили ли в канцелярии Ватикана?
- Нет, - растерянно отвечал Автондил, и сам удивлённо переспрашивал – а от чего вы так решили?
- Да уж больно вопросы вас мучат какие-то космические; налетит ли планета на Марс, и чем это может грозить нашей планете, в плане божественного провидения? Вы не кардинал, нет?
- Нет-с, я не кардинал, но подобные вопросы мучают всю прогрессивную русскую общественность! – с пылом отвечал Автондил, не понимая отчего это такая тема, не увлекает надворного советника?
- Лично меня Автондил Автондилыч, иногда мучают вопросы моих старых контузий, особливо по ночам, - начал парировать Евпатий, - да вот ещё чтоб наша общая любимица, Дарья Даурьевна, не влетела б в очередную историю, по сравнению с которой ваша комета, налетевшая от чего-то вдруг на Марс, покажется всем пустяком, вроде невзначай опрокинутого вами ночного горшка, когда вы не нащупав спичек на столике, двинулись на ощупь!
При этой тираде госпожа Крыжовина-Штыкова расплывалась в довольной саркастическо-ехидной улыбке, а задетый за живое философ, с досады бросал.
- Я о серьёзных вещах с вами толкую, о смысле бытия, а вы о приземлённом! вы и на службе своей этак острите?
- На этот вопрос, Автондил Автондилыч, однозначно ответить затруднительно – задумчиво сказал Хортов – тут всё зависит от влияния луны на мозги. Вот ежели я сам приглашу лично вас, на беседу в мой кабинет, то там мы с вами, пожалуй что можем и поострить. Ну а коли случиться что вас ко мне доставят, то увы господин Прирекалов, боюсь что в этом случае, острить придётся только Аристарху Сергеевичу, он мастерски перья очиняет, тоже своего рода остроты делает!
Вот в таком ключе они зачастую и общались, ни враги, ни друзья, ни приятели… не любил Хортов заумных монологов Автондила, а тот обижался на слишком приземлённое отношение полицейского к вопросам Вселенной.
- И как твой «опекун» с такими обывательскими замашками, уголовных преступников ловит? – в сердцах спросил как-то Автондил у Даши, будучи в приёмный день у неё в салоне, во время небольшого чаепития, устроенного пиитами и писателями, в перерыве меж литературных баталий.
- Да вот потому он и ловит всяких убийц, отравителей, растлителей, и прочую милейшую публику, что думает не о том, когда и как, Марс хряснет в бок Венере, а Пояс Ориона ссыплется на головы старобоярских обывателей, а о том, кто и у кого мог заказать нож, орудие убийства, да каким образом был вскрыт сейф немецкой работы, коли единственный ключ был у хозяина!
- Ой да ну тебя Даша, вечно ты вот со своими подковырками! – кривлялся Автондил, да на том спор о недостатках губернской полиции и утихал. За те две недели что шефа с помощником не было в городе, салон « у Даши» уже гремел во всю, кое-кто из его завсегдатаев даже печатался в «Губернской Мысли», но ни сам Евпатий, ни его верный оруженосец Аристарх, выйдя на службу в первый день, ничего о таковом салоне не знали, (им не доложили!) Хортову за завтраком, супруга то ли не сочла нужным, то ли забыла о том, но тоже не поделилась светской новостью. Как и было условлено, шеф и помощник встретились к началу обеденного времени у дверей Управы, где мирно дежурил на посту часовой.
- Ну-с, Аритстарх Сергеич, как у вас? – не на что не надеясь, спросил Евпатий, слегка поправив шпагу.
- Пусто как в худом кармане! – вздохнул Гайтанцев – Нигде пока сии бумажки замечены не были, так-то вот… а у вас как?
- И у меня ничего, все поют одну арию… да оно и рано Аристарх, рановато-с, недельку как я и говорил в мокроступах по болоту походить придётся, не меньше… А теперь обедать, а после уж посидим да покумекаем, с коих салонов проверку начинать… Или может с игорного клуба, а? Фальшивки-то там легче всего сбыть, обменять, «проиграть» нужному человечку, и прочее…
- Вот я почему-то уверен шеф, что такие вопросы лучше решаются после обеда, чем вместо! – деловито согласился Аристарх.
- Да-да, едем! – Евпатий хлопнул могучей ладонью приятеля по плечу, и оба они быстро пошли к одной из извозчичьих бирж, топать ногами на сегодня уже не хотелось. Сидя в пролётке, всю дорогу до дома, Хортов думал-гадал, с чего и как, а главное на чём зацепить логово фальшивомонетчиков? Волей-неволей придётся в эти дрожки запрягать всю городскую агентуру, возможно… И только дома за обедом, Евпатий Гордеич услышал от своей супруги что их малохольная Даша, открыла на съёмной квартире литературный салон, где приветствуются любые эпистолярные произведения, а вот живопись и музицирование строго запрещены. И что самое поразительное, туда к ней, на правах посетителя ходит её бывший муж, и запросто общается с теперешним!
- Нет, ну как вам это нравиться, а? – искренне изумилась Наталья Сергеевна, проворно работая приборами.
- Ну, это в стиле Дашеньки, открыть что-нибудь эдакое, где за полтину с носа, можно ещё и развлечься неплохо, выявляя поэтические таланты непризнанных гениев, и вечных философов. А что Автондил там, так он мужчина без предрассудков, он запрётся хоть куда, но меру знает, будет ходить по грани, но никому не позволит вызвать себя на дуэль. Тем-то он и малосимпатичен для нетренированных умов, не смеющих ему прямо указать на дверь, когда он просто изрядно надоест! – многозначительно растолковал Евпатий, орудуя ножом и вилкой.
- Ну это ещё не всё друг мой – осторожно намекнула жена, и добавила – многие почтенные семейства города, решительно запрещают своим детям посещать Дашин салон, утверждая что там она учит их таким вещам, что просто уму не постижимо!
- Например? – проглотив кусок котлеты, вопросил муж, а дети затаили дыхание.
- Разврат, грубости, вульгарности, и прочие непристойности! – поведя бровями, в полголоса сообщила хозяйка.
- О, а я бы сходил! – оживлённо подал голос старший сын.
- Николенька! – слегка возмутилась маменька, постучав тыльной стороной ножа по столу – Ничего смешного я в этом не вижу!
- Напрасно проходил бы сын, того чего ты ожидал бы там увидеть, ты не найдёшь. Поверь Николай Евпатич, я, по роду службы в похожих балаганах бывал… Увы Наталья Сергеевна, но ничего из вами перечисленного, наш будущий улан там не найдёт!
- И что же по твоему, найдёт там наш будущий улан? – чуть язвительно переспросила супруга.
- Душ 15-20 повес из различных семейств, среди коих попадутся и юные барышни, они в основном сочиняют поэмы о неземной любви, двух сердцах пронзённых одной шпагой или пулей, и водопад слёз при этом. Далее идут юноши со взором горящим, кои за неимением баррикад, лезут порой на стулья, и оттуда декламируют свои дурные стихи о девах, заточённых в мрачных башнях, рыцарях-спасителях, и двух розах выросших на их могилах. Затем, в ход идут революционные стишата, зовущие на борьбу с тиранством, оплакивающие польских мятежников, но вот это, уже бывает чревато знакомством с Третьим отделением… Ну и наконец попадутся двое-трое достойных авторов, что выразят свои мысли в иной манере, а посему окажутся непонятыми и раскритикованными.
- Да, пожалуй ты прав отец, не пойду – улыбнулся Николай, а Миша с Леночкой просто захихикали.
- А Дарья Даурьевна в принципе молодчина, и доход неплохой, и праздник души всегда в доме! – заметил в конце Евпатий Гордеич. Уже когда стали пить чай, Наталья Сергеевна полюбопытствовала.
- У тебя, верно новое дело?
- Да, верно, делателя фальшивых ассигнаций искать буду. Ты Наташ кстати поосторожней будь, фальшивые бумажки по городу уже замечены. Хотя, ты-то конечно не распознаешь, но всё одно, будь на стороже!
- Обязательно буду дорогой! – улыбнулась супруга, и на сём обед и закончился.
Х Х Х
Совещание в кабинете Хортова шло полным ходом. На правах уже старых членов команды, на нём присутствовали Урусов и Шумельский, что уже не вскакивали подобно унтерам всякий раз с места, когда шеф выходя из-за стола, принимался расхаживать по кабинету, размышляя по своему обыкновению вслух. Дознаватели по итогам совместной работы уже настолько освоились, что зачастую входили в кабинет Евпатия Гордеича по примеру Аристарха, без стука (а Хортов немногим это дозволял)
Прикинув всё и так, и эдак, полицейские решили следующее: обращать внимание на купюры в 50 рулей выпуска 1818 года, и при обнаружении фальшивых, изымать их по возможности аккуратно и без скандала.
- Я думаю ребята, что некто, выпустил партию таких ассигнаций, но не сильно большую, может в пределах сотни, для пробы так сказать. Особый упор на клуб, ежедневно, по закрытию проверять у председателя выручку.
- Рискованно Евпатий Гордеич, а коли председатель и сам в деле с преступниками, и через свой клуб эти фальшивки реализует? – опасливо заметил Урусов.
- Риск есть, вы правы Иван Севостьяныч, - согласился шеф, прислоняясь к изразцовой печной стене, и скрещивая на груди руки – председатель наш, Тарас Григорич Осипенко, может и на такое пойти, хотя пока ни в чём подобном не замечен, но вы правы, риск есть всегда: поручика Сумского лучший друг на смерть обрёк, так что допускать обязаны всё!
Затем решили привлечь прочих сотрудников Управы, чтоб они ходили по трактирам, лавкам, и прочим финансово приёмным заведениям, включая бордель (куда сразу же вызвался сходить Аристарх, как человек холостой, и не рискующий в этом смысле ничем) Хортов распорядился Урусовау и Шумельскому переодеться в гражданское, а сам решил остаться в мундире.
- Мою физиономию слишком хорошо в городе знают, нарядись я хоть министром, хоть китайским императором! – пояснил он своё решение, а в конце добавил – При вероятном обнаружении кого-то из членов шайки, проследить до дома, или же если нет возможности проследить, взять такого негласно, как бы играючи затянуть в экипаж. Всех наших агентов одеть по проще, от купчиков, до мастеровых и крестьян с работными. Но это всё после. Вначале, надлежит найти ещё несколько фальшивок, и установить хотя бы одного человека, кто таковой расплатился, и тогда можно будет полагать что мы выйдем на след, хотя и туманный. Теперь же господа офицеры, это… Иван Севостьяныч, и Егор Карпыч, вы летите в нашу гардеробную, да перевоплощайтесь, затем возьмите сколь позволят вам наших ребят, переодевайте их,
и немедленно разлетайтесь по городу. Агентуру среди шаромыжников тоже тряхните, но весьма осторожно, выполняйте приказ!
Дознаватели разом встали, щёлкнули по привычке каблуками, и быстро вышли.
- Ну-с, а ты Аристарх, оставляй свою папку, и тоже вперёд, пробегись по центру с левой стороны до окраин, а я там же, с другой стороны буду. Действовать вежливо, но официально! Ну всё, вперёд, марш-марш!
… Ничего необычного для глаз городского обывателя не было в том, что правая рука полицмейстера, по всей форме облачённая в мундир и при шпаге, заходит в лавки да кабаки, беседует о чём-то с хозяином, и мирно выходит. Евпатий Гордеич долго ходил без всякой пользы, пока наконец не заглянул уже в знакомый ему дом по улице Бульварная №46, в магазин-ателье Олимпиады Викентьевны Тихоновой, волей сыщика, оставшейся покамест без любовника, что топал теперь пешим порядком на каторгу по просторам Руси Великой. Миловидная и статная хозяйка заведения, увидав полицейского в мундире, быстро спровадила некоего рыжего щёголя, и вспыхнула то ли от радости, то ли от восхищения (мужчины в мундирах нравились ей всегда)
- Боже, какое счастье что вы зашли ко мне, Евпатий Гордеич! Я так ждала вас с тех пор, как вы упекли моего корнета на каторгу! – страстно проговорила хозяйка, жадно сверля его голодными глазами,и подходя ближе – Неужели вы приняли моё предложение, и пришли стать моим страстным любовником? – не меняя тембра голоса вопросила Олимпиада, поведя фигурой. Вместо ответа, Хортов искренне улыбнулся, полез в бумажник, извлёк заветную 50-ти рублёвку, и показав её даме, ласково поинтересовался.
- Липочка, душа моя, такими бумажками за последние две недели кто-либо расплачивался?
- Полусотенными-то? – изумилась женщина, одновременно радуясь тому, что её назвали Липочкой, но и огорчилась, поняв, что следователь лишь по делу припёрся, мужлан!
- Да, расплачивались понятное дело, а что вдруг?
- У тебя в кассе или дома в заначке есть такие? – довольно фривольно и бесцеремонно, вдруг обнимая очаровательницу за крепкую талию, и прижимая к себе,тихо спросил гость.
- Да-да, конечно есть… - торопливо задышала в накатившей вдруг истоме Олимпиада, ожидая продолжения – и я отдам их все вам… все до одной…
- Отдавать все не надо, я их только посмотрю – размыкая охват талии, быстро сообщил Евпатий Гордеич, чем слегка огорчил даму.
- Ну, идёмте тогда к кассе! – надув губки сказала она, ругнув подвернувшуюся по пути помощницу Зину. В кассе, оказалось восемь подобных ассигнаций, одна из которых, о чудо, была новенькой, 1818 года выпуска, и в левой розетке внизу, имелся едва заметный дефект, она!
- Она родимая! – выдохнул Хортов, и неожиданно для хозяйки, поцеловал её прямо в губы, от чего та едва не задохнулась (двухнедельное воздержание, скверно действует на горячих от природы женщин) – Олимпиада, я запамятовал как вас по батюшке?
- Викентьевна я – прошептала она, озирая полицейского с ног до головы, словно пантера молодого оленя.
- Олимпиада Викентьевна, эта ассигнация фальшивая, и я вынужден её у вас изъять…
- Изымайте, чёрт с ней…
- При аресте злоумышленников, вам вернут подлинную…
- Я согласна…
- А теперь вам придётся вспомнить, кто из покупателей, расплачивался ныне такими бумажками, это очень важно, напрягите вашу прелестную головку.
- Ну я погляжу в книге заказов – слегка остывая сказала Олимпиада, отступая от объекта своей страсти, и подступая к рабочему столу – Так, за сегодняшний день, заказы у меня забирало трое: жена полковника Желобкова с Бочарной, коллежский секретарь Трофимов из Чиновного переулка, и супруги Матисовы, платье для своей 16-ти летней дочки на выданье, они на малой конной где-то живут!
- Не припомните ли, кто из них таким купюрами рассчитывался? – с надеждой спросил Хортов, но хозяйка отрицательно покачала головой.
- Нет Евпатий Гордеич, ну куда мне вспомнить? тут и заказчики, и обычные покупатели такие деньги несут, долго ли обманутся, одинокой и несчастной женщине, не имеющей вот теперь по вашей милости, возможности опереться на крепкое, мужское плечо! – с тонким намёком попеняла пострадавшая.
- Искренне извиняюсь сударыня, но мне придётся осмотреть вашу заначку, отложенную на расходы. Вы же не всё от носите в банк? – спросил Хортов, делая шаг к ней.
- Только половину, прочее остаётся на жизнь, и вот на магазин – тихим голосом ответила Олимпиада Викентьевна, поправляя причёску.
- Тогда пройдёмте на верх, и осмотрим ваши сокровища! – показал глазами следователь.
- С удовольствием! – подхватилась дама, и через две минуты, оба были уже на верху. Осмотр сокровищницы очаровательной хозяйки, выявил четыре зловредные ассигнации, но когда и от кого они были получены, установить не представилось возможным. Олимпиада Викентьевна только ручками развела, мол не ведаю я!..
- Перо, бумагу и чернила, будьте добры! – быстро попросил сыщик, и всё ему тут же было предоставлено. Он размашисто чего-то написал, переписал номера купюр, расписался сам, и попросил расписаться хозяйку, что та охотно исполнила, поставив свою бисерную и красивую подпись. Хортов сгрёб фальшивки в книжницу (род бумажника) подождал пока высохнут чернила на бумаге, и сложивши её вдвое, засунул во внутренний карман, да хотел было уже улизнуть, но дама, уперев руки в бока, и чуть приподнявши подбородок, предъявила ряд претензий.
- Ка-а-а-к? Вы уже уходить собрались? Оставили меня одну-одинёшеньку, и делаете вид что я вам ничего не говорила? Вы обязаны теперь не оставить меня, своим вниманием!
- Олимпиада Викенть…
- Липочка! – твёрдо но страстно подсказала хозяйка, решительно наступая на позиции конной артиллерии и полиции.
- Липочка – согласился гость – ну я же на службе, я же при исполнении – попытался объяснить Хортов, делая это впрочем лишь для приличия, чтоб не показать хозяйке своё тайное желание задержаться у неё.
- Вот если вы сейчас сбежите как последний трус, то приобретёте в моих глазах такого врага, что я вам даже не завидую! – угрожающе предупредила хозяйка магазина, продолжая приближаться.
- Стать вашим врагом Липочка, это выше моих сил! – сдался Хортов. «На что только не пойдёшь во имя долга служебного, и присяги!» быстро подумал Евпатий Гордеич, отстёгивая шпагу. Уйти от свободной и очаровательной женщины в его ситуации, мог только нелепый дурак, или свихнувшийся праведник. Евпатий Гордеич ни тем, ни другим не был. В итоге, в этот день, пожертвовав небольшой толикой благонравственности, начальник сыскного отделения приобрёл не только вторую, отменную во всех отношениях любовницу, но и ценнейшего нежного агента…
Когда обойдя все намеченные места, полицейские собрались в кабинет шефа, оказалось что он, добыл пять липовых купюр, а Аристарх только три.
- Одну в кабаке что подле памятника, хозяин лишь приблизительно, да и то со слов полового описал высокого молодого щёголя в голубом фраке, белом цилиндре и тонкой тросточкой. Лицо худое без усов и баков.
- Ну это уже почти портрет – задумчиво проговорил Хортов, и предположил, что щёголь живёт где-то там по близости, а может напротив, с другого конца города приехал. Две прочие фальшивки, Аристарх раздобыл в ресторации, где заодно и закусил слегка, и в Каретной мастерской, что на Столярной улице, подле старой часовни стоит. Всё записал-оформил как должно, так что перовые шаги сделаны.
- Каретная мастерская Аристарх, это наиболее вероятный след, умельцы по железякам в основном в таких местах и крутятся, но может там всего лишь часть незаконного дела. В любом случае за этими каретниками надлежит как следует присмотреть…
- Уже – кивнул Аристарх, - я дал задание парочке своих шпионов приглядеть за мастерской, мало ли?
- Молодец Аристарх, ну а мне повезло больше и сразу, правда почти в конце. Все пять своих фальшивок, я вынес из магазина-ателье Олимпиады Викентьевны Тихоновой, безвременно потерявшей моими усилиями, своего любовника-корнета. Думаю Аристарх что именно в таких больших магазинах легче всего реализовывать подделки. Теперь, в ближайшую неделю нам с тобой придётся ждать результатов от Урусова с Шумельским. Зацепим хоть одного, и вытянем на свет весь гадюшник. Это если правильно зацепим приятель, с умом, а покуда давай раскроем план города, и прикинем, где более всего удобней расположить печатный или чеканный станок для делания фальшивых ассигнаций…
Однако получасовое созерцание архитектурных линий губернского города, не натолкнуло их ни на какую мысль: механический завод, кустарные артели, кожевенный завод, маслобойный, кирпичный, мясо-хладобойня, винокурня, и прочие подобные им предприятия, вполне годились в качестве ширмы для фальшивомонетчиков.
- Так, Аристарх, а ты в весёлом доме был? – поднявши на него взгляд, спросил вдруг Евпатий.
- Ой нет, забыл шеф, виноват-с! - развёл руками помощник.
- Пулей туда! Делай там с ними чего хочешь, но чтоб по возвращении оттуда, у тебя было что мне доложить. В противном случае, как ни жалко мне будет, но ты назад можешь не возвращаться, оставайся там навсегда!
- Хм, а в качестве кого?
- А в качестве утешителя одиноких дам различного возраста! – многозначительно ответил шеф. На дам «различного возраста» Аритстарх категорически не согласился, а посему поклялся добыть сведения любой ценой, с тем его шеф и выпустил на «опасное» задание. Сам же Хортов решил нанести визит в те три семьи, что отоваривались давеча у его новой любовницы, и возможно платили фальшивками. Он решил начать с супруги полковника Желобкова, проживавшего на Бочарной улице, в большом белокаменном двухэтажном доме с садом и фонтаном. На полицейском экипаже, следователь чинно въехал в растворённые дворником кованные ворота, и в сопровождении городового и унтера, явился в дом. Самого полковника Желобкова, Николая Львовича, дома не оказалось, он уехал играть в карты к предводителю губернского дворянства. Гостей из полиции приняла хозяйка, розовощёкая пышка-говорушка лет 50-ти. Однако, забросать визитёров сплетнями и расспросами, Татьяне Александровне не удалось, ибо следователь, сразу взял быка за рога.
- Уважаемая Татьяна Сергеевна, наш визит носит официальный характер, а посему вот что – он достал из книжницы одну из фальшивок, и показав даме, спросил есть ли в доме, ассигнации подобного достоинства?
- Есть наверное, а что случилось?
- Вы не могли бы принести их сюда в гостиную, чтобы я в вашем присутствии их осмотрел? – чуть поклонившись, попросил сыщик.
- Ну разумеется я схожу и принесу, но это право всё так странно! – растерянно заметила дама, оставляя полицейских одних топтаться на месте. Вернулась она минут через 15-ть, неся в руках небольшую картонную коробочку голубого цвета.
- Вот господа, пожалуйста, все полусотни какие нашла, все сюда сложила – хозяйка торжественно передала Хортову коробочку, и все сразу уселись за резной, цвета слоновой кости стол, с золотыми росписями. Евпатий залез в коробку, зацепил могучей дланью сразу все деньги, и принялся осматривать их по одной. Всего купюр оказалось 36-ть, и семь из них были отложены в сторону как фальшивые, причём на двух из них, год выпуска оказался не 18-й, а 20-й! Бедная Татьяна Александровна, когда ей сообщили о находке, едва не лишилась чувств от удивления.
- Ка-а-к?! В нашем доме фальшивые бумажки?! Но, откуда, господа?! - чуть не плача возопила несчастная женщина.
- Вы сударыня не тревожьтесь, вас никто ни в чём не подозревает, вы, как и ваш муж, скорее всего жертвы мошенников, делателей фальшивых ассигнаций, что с недавних пор, орудуют в нашем городе, - успокоил Евпатий, огорчённую даму. Далее, следователь показал женщине как отличить настоящую полусотенную, от поддельной, и попросил что ежели кто таковой ассигнацией расплатится, запомнить того человека, и инкогнито сообщить в полицию лично ему, или же господину Гайтанцеву, или полицмейстеру, ну уж на худой конец, дежурному внизу, он тоже знает что с этим делать…
- Это всё хорошо Евпратий Гордеич, но почему со всем этим, вы пришли именно в наш дом?- озабоченно спросила хозяйка.
- Отовариваясь в одном из наших магазинов, вы расплатились полусотенными, наряду с двумя другими господами, коих я тоже обязан буду побеспокоить по долгу службы. При осмотре нами кассы этого магазина, и было обнаружено несколько бумажек с признаками фальшивок. Вот мы теперь и идём по всей цепочке, чтобы выяснить, как эти ассигнации, попали в те или иные руки. Вы, сударыня, как муж-то вернётся от предводителя, всё ему сами расскажите, и уж вместе, постарайтесь вспомнить, от кого в ваш дом, могли попасть бумажки данного достоинства. За сим до скорого свидания, я не прощаюсь…
- Н-не прощаетесь? – с едва заметным разочарованием в голосе, переспросила Татьяна Александровна, прижав руки к груди.
- Ни в коем случае, мы с вами по этому делу ещё увидимся, - успокаивающе пообещал Хортов, а в конце добавил, что уголовная полиция, никогда таких домов не забывает.
Коллежский секретарь Трофимович, Елисей Елисеич, высокий, худощавый мужчина, какого-то желтушного цвета с дряблыми губами и седыми всклоченными бакенбардами, проживал в Чиновном переулке в небольшом деревянном доме с соломенной крышей, вдвоём с некрасивой и перезрелой сестрой своей, Паулиной, угрюмой и нелюдимой бабой. Разговор получился коротким. Чиновник редко держал в своих руках купюры по 50 рублей, а дома у него и вовсе таких нет, только вот от пяти до 25-ти рублей ассигнациями-с! Предупредив Трофимовича чтоб был внимательнее, полицейские поехали по третьему адресу, к супругам Матисовым, проживавшим на Малой Конной, и готовившим к выданью своё очаровательное, 16-ти летнее сокровище, Оленьку. Здесь, вообще всё завершилось менее чем в десять минут. В доме нашлось всего три купюры по 50 рублей, но все оказались подлинными. Предупредив чем-то приглянувшуюся ему семью о фальшивках, Хортов с сотоварищи отбыли в Управу благочиния, где засевши в кабинете, начальник принялся ждать возвращения помощника из публичного дома. Пока тянулось это ожидание, Хортов думал о найденных в картотеке троих претендентов, на весёлую прогулку в Сибирь.
Жорес Сидоров, 22 года, мещанин, художник-гравёр, имел неприятности с полицией… Никодим Сморока, из разорившихся мелкопоместных дворян, 29 лет, гравёр по металлу, тоже состоит на примете у полиции… И наконец самый старый из тройки, Бозо, Корней Карлыч, 56 лет, художник виртуоз, «открытки для мужчин», визитные карточки с любым вензелем, почерки, печати, и… ценные бумаги. Уличён оказался только в открытках и вензелях.
- Так, ну самый явный претендент на каторжный халат, это старик Бозо, хитрая сволочь, подозревался в крупном преступлении, а доказали мелочь, пустяки… Надо его взять под надзор, но какой, гласный или негласный? Гласный, парализует его как таковой механизм делателя бумажек, внесёт страх, неуверенность… встревоженный художник уже не художник, а маляр. Так, а не-гласный, наведёт на связи, пусть и через курьеров, коих можно выследить, секретно арестовать, и допросить с пристрастием… А ежели цепочка большая, и каждый первый знает лишь каждого второго, а уж второй не знает третьего? Конспирация…
А если те два молодца в деле, да так, что один, не подозревает об участии в оном другого, а? Где людей-то столько взять чтоб слежку установить? Хочешь-не хочешь, а придётся вытребовать трёх-четырёх шустрых ребят из пожарной части, они ить тоже по закону, как и дворники, к МВД относятся, да-с… А наведаться и в гарнизон, к солдатам внутренней стражи, да попросить десяток бойцов, чтоб точно дали шестерых, вот оно уже и неплохо будет! Да и самому пора встряхнуться, на ночные вылазки с Аристархом походить!»
Гайтанцев вернулся из борделя часа через четыре, весь пропахший парфюмерией, вином и кондитерской, но с победой на лице.
- Шеф, я говорил вам что вы гений? – разом выдохнул Аристарх, лезя во внутренний карман, и доставая свою распухшую книжницу.
- Говорил, а потому давай сразу к делу! – встал Хортов из-за стола.
- Вот, 16 штук фальшивых полусотенных 18-20-х годов выпуска, но все новенькие и хрустят, и дефект одинаковый, левая нижняя розеточка, смещена! – Аристарх торжественно шлёпнул пачку бумажек на стол шефа, но тот коротко приказал.
- Рассказывай!
- Да особо нечего… ну заявился я туда, девки знамо дело кто глазки строит, кто сбечь норовит, но я руки-то приподнял, и объявил что я не по их души, а по личному делу, и мне вообще-то маман нужна. Ну явилась та, расфуфыренная вся как павлина, я ей говорю что в отдельный кабинет пройти надо, она меня в свой провела. Там я всё ей выложил что должно было, и справился кто мол из посетителей, полусотенными расплачивается? Она мне цельный час стерва баки забивала, дескать да кто ж его знает, деньги все носят, люди благородные, она на купюры-то и внимания не обращает. И лишь когда я пригрозил что если она не станет говорить дело, то я ей через час здесь такой обыск устрою, что она свою карьеру по новой начинать будет, но уже от нужды! Ну, здесь она уж за ум взялась, да кассу мне свою и предъявила. Там полусоток 62-ве штуки было, и фальшивки, искренне изумили и даже озадачили нашу маман. Бумажки изъял по закону, всё оформил-записал, и её предупредил чтоб не вякала, а то на Съезжую упеку… Да, допытал-таки эту блудницу, кто такими деньгами всё же платил, деньги-то недавно получены.
Некий офицер, назвавшийся капитаном 8-го уланского полка, живущий на Графской, Андрей Андреич Володин 34-х лет, прибыл в отпуск на месяц, много дней уже отгулял, и пять из них, кутил в заведении. Вот он, полусотенки-то и швырял, ну в смысле прогуливал, а нынче утром домой к себе съехал, отходить мол пора от кутежей…
- Уже скоро вечер Аристарх, и надо полагать что господин Володин отпился квасом и отошёл, а посему, возьмём мы эти его ассигнации, да спросим, где он их столько раздобыл, чтобы пять дней в борделе кутить?
- Я готов! – кивнул Аристарх.
- Дежурный! – зычно рявкнул Хортов, и в кабинет тотчас же, вскочил старший унтер.
- Экипаж на выезд, марш-марш!
- Слушаюсь! – исчез быстрее ветра унтер, а Хортов с Аристархом вышли из кабинета, неторопливо его заперли, но по лестнице спускались спехом, козырнув на ходу попавшемуся Разорихину, который хотел то ли спросить что, то ли сказать, но так и не смог, оставшись на какое-то время, растерянно стоять на лестнице.
Дом капитана Володина на улице Графской, оказался невысоким каменным строением из известняка, но с жестяной крышей. На стук он открыл сам.
- Живу один господа, семьи не имею, дом этот снимаю на время отпуска, - усталым от похмелья голосом, пояснил он полицейским, впустивши их в большую горницу с печью, столом и лавками. Тут у него одновременно и кухня, и гостиная и столовая располагались. Здесь все и уселись. От предложенного чая гости вежливо от казались, а вот хозяин с удовольствием тянул обжигающий, ароматный напиток.
- Капитан, не соблаговолите ли вы, объяснить нам, откуда у вас взялось столько денег, чтобы пять дней кутить в борделе? – задал первый вопрос Хортов.
- Я, господа, человек свободный, не обручённый, могу хоть год там кутить, - отдуваясь ответил капитан, и прикусив сахару, потянул чай из блюдечка.
- Да дело не в ваших обручениях и клятв у алтаря, - возразил Хортов – а в том господин капитан, что из той кучи денег что вы оставили у маман в заведении, 16 полусотенных оказались фальшивыми. Как вы это объясните?
- Хм… а почему собственно говоря, я должен это объяснять? – резонно переспросил улан, отставив блюдце в сторону, и сцепив руки в замок – Эти ассигнации по всему городу, да что там, по всей губернии ходят, и что, каждый кому они в лапы попадут, должен объяснять? По моему это вздор…
- А по моему, это валяние дурака с философами, господин Володин – сухо заметил Хортов, и во второй раз спросил откуда такая сумма, попала в руки капитану.
- Ну хорошо господа, ну извините, заносит меня иногда поумничать, - примирительно пояснил Володин – с неделю назад, я в клубе семь тысяч разными купюрами выиграл, ну половину с бл...дями и прокутил, а остальные тут где-то, если не спёрли конечно… - прокрутив вихрастой головой по сторонам, показал рукой жилец.
- Тут, это где? – чётко уточнил Аристарх. Капитан поморщился, снова поглядел по сторонам, и ткнул пальцем вниз кровати.
- Вон под ней, должен быть сундучок серый, если они есть в доме, то только там!
Аристарх не поленившись достал сундучок, и в нём, не считая немного золота и серебра, оказались три тысячи, двести рублей, ассигнациями по 25, 50, 100, и даже 200 рублей 1819 года выпуска. Полицейские осмотрели все деньги, и конечно же нашли три фальшивые полусотки того же 1818 года, но выглядевшие как новенькие.
- Ну вот вам Андрей Андреич, три фальшивые ассигнации из всего вашего капиталу! – подвёл итог Хортов, изымая их по всем правилам закона.
- А прочие деньги? – подозрительным тоном осведомился капитан.
- Прочие нас не интересуют, они ваши, - ответил Хортов, но настойчиво попросил капитана припомнить имена тех, с кем он играл неделю назад; ведь когда столько выигрываешь, то имя противника, помнишь как правило хорошо.
- Так вся оказия-то господа в том, что я не с одним противником играл, я стола три-четыре сменил за вечер, я что называется, воевал с переменным успехом, но в конце довёл компанию до победного конца!
- И что, так таки не одной фамилии в голове не всплывает?
- Ни единой! – всплеснул руками капитан.
- Ну-с, тогда за сим позвольте откланяться – стал прощаться Хортов – из города пока никуда не отлучайтесь, вы, можете понадобиться как свидетель!
- Есть никуда не отлучатся! – тряхнул кудрями Володин, и со всей галантностью болящего похмельем человека, проводил гостей до выхода. В Управе, Хортов высказал мысль что неплохо было бы проверить всех тех, у кого на руках нашлись эти фальшивки.
- Это что же, жену полковника Желобкова проверять, или его самого? – осторожно переспросил Аристарх, и добавил – Да ведь это скандал будет великий! Ну Трофимовича этого золотушного с его сестрицей, это ещё понятно… А вот Матисовых, с их дочкой на выданье, это не поймут, да не дай бог помолвку разорвут, то-то мы с вами виноваты будем!
- Ну зачем же жену? Не надо жены, - спокойно покачал головой Хортов – жену энту, если в чём и можно заподозрить, так только в болтливости. А полковника её, проверить вполне можно, через Офицерское собрание, я займусь этим лично, и прямо немедля, делать до поздна всё одно нечего, а в клуб нам ранее 11-ти соваться нету смысла. Кстати, о бравом капитане Володине я там тоже поспрошаю, хотя сомневаюсь что такой гуляка, там частый гость. А ты мой друг, наведи справки о Трофимовиче с сестрицей, через их соседей да ближайший кабак. В лавки загляни потолкайся, чего тебя учить-то? И про Матисовых как бы между прочим, у своих друзей поспрошай, в Дворянское собрание сходи, всегда ведь интересно бывает за кого юную дочку выдают? Чем чёрт не шутит, когда бес с его женой, амуры крутит? Вдруг натолкнёмся на улику там, где не ждали? Проверяй но промеряй, тогда и не будет визгов в гостиных, и возмущённых басов в салонах! – наставительно заметил Хортов.
- Проверяй но промеряй? - улыбнулся Аристарх – А что, в этом есть здравый смысл, не лезь на рожон по дурному… Про изъятые ассигнации Разорихину сегодня будем докладывать?
- Пожалуй нет, думаю обрадовать его завтра, на утреннем докладе, тем более вечерние наши проверки должны же чего-то дать дополнительно, ну это чтоб два раза не ходить! – пояснил Хортов, и знаком показал Аристарху на выход, пора было отправляться на проверку вышеозначенных персон.
Проверка затянувшаяся аж до темноты, не показала собственно говоря ничего. Полковник Желобков, Николай Львович, ничем среди военной братии не выделялся, играл в карты, иногда в бильярд, имел небольшие долги, и по слухам любовницу. В предосудительных знакомствах не замечен. Коллежский секретарь Трофимович, выходил на все лады скупым, ворчливым и любившем выпить человеком, а про его сестрицу, и вовсе говорили что она напрасно коптит небо.
Супруги Матисовы, целиком были растворены в своей юной дочери, и уже прочили её за сына одного состоятельного заводчика, чей завод торгует лесоматериалами, бумагой, и открывает цех краснодеревщиков. Ну если по полковнику и коллежскому секретарю у Евпатия не возникло никаких вопросов, то на личности хозяина древообрабатывающего завода, шеф хотел бы остановиться, ибо бумага, смотря как её сделать, может пойти на различные нужды, в том числе и противузаконные. Едва не запамятовав, Хортов сказал помощнику что капитан Володин был в Офицерском собрании только один раз, да и то не долее пяти минут, он спрашивал какого-то знакомого офицера, и не нашедши такового, тут же удалился, и больше туда не заглядывал.
- О восьмом уланском я слышал, достойный полк – задумчиво сказал Хортов – до 30-го года он носил название Бугский, а затем переименован в Вознесенский. Надобно завтра послать запрос в канцелярию губернатора и в жандармерию об этом полке, и о капитане Володине. Давай пожалуй, Аристарх, напиши оба сейчас, я подпишу, да сразу и отправим. Один бес ранее трёх-четырёх дней там ничего не найдут, да и не раскачаются – Аристарх начал быстро писать, а шеф опять предался раздумьям. За проверкой ассигнаций, они слегка забыли о троих мастерах из картотеки: Жоресе Сидорове – художнике гравёре, Никодиме Смороке, - гравёру по металлу, и Бозо, Корнее Карловиче, пожилом, 56-ти летнем виртуозе. Все они в той или иной мере, могли быть причастны к текущему делу. Разорихин не даст столько людей сразу на одну операцию, и без этих «художников» есть кого выслеживать и ловить, да-с… Про пожарников и солдат внутренней стражи он тоже помнил, но дело усложняло одно обстоятельство: пожарники и солдаты незаменимы при засадах и облавах, но для слежки за опытными жуликами они не годятся, нет у них нужных навыков, и они себя сразу выдадут, увы-с! Хочешь не хочешь, но придётся идти прямо в лобовую, иного выхода нет… Вот побеседуют они с председателем клуба Осипенко, да в купе с Аристархом и парой городовых, навестят всех троих мастеров из картотеки, по очереди. Хортов внезапно вспомнил что Игорные дома делились на две половины, для дворян и всех прочих сословий. Так же было и в Старобоярске.
- Всё, настрочил! – подал голос Аристарх, затем запечатал всё в пакет сургучом, и поспешил из кабинета чтоб тотчас послать курьеров. Вернулся он минут через десять, доложив что всё исполнил и курьеры скачут тройным аллюром.
- Знаешь что Аристарх – мрачно и задумчиво, начал вдруг Хортов – никакую кассу игорного клуба, мы с тобой проверять не ставнем, не к чему это, и мороки излишней много, и репутацию заведению подпортим, да и вообще… Мы проще поступим. Навестим председателя и раскроем карты, так мол и так, пусть он будет внимателен, и при обнаружении подозрительных ассигнаций, пусть принесёт их завтра в Управу.
- И вы полагаете он это исполнит?
- Если в этом деле чист, то побежит со всех ног, репутация товар весьма дорогой, достаётся тяжко, а теряется в один миг, - стал разъяснять шеф – ну а коли он замешан, то ничего не принесёт, а пришлёт записочку с извинениями в том, что ничего не нашёл.
- А если и впрямь не обнаружит?
- Ты сам-то в это веришь, приятель? – усмехнулся шеф – там десятки тысяч за день проходят через руки, и коли мошенники пустили в оборот крупную партию фальшивок, то они просто обязаны по всплывать в клубе, понятно?
- Понятно, да оно и верно шеф, по быстрее отделаемся, да и по домам! – возрадовался было Аристарх, но его хрустальные мечты оказались жестоко разбиты стальным молотом новой идеи шефа.
- После клуба Аристарх, мы поедем навестить трёх наших друзей из картотеки, так что гляди веселей, лицеист!
Х Х Х
Появление в клубе Евпатия Гордеича при всём параде, в сопровождении Аристарха и старшего унтера, внесло некое оживление в гудящую гудом цветастую публику, которая крутя головами шепталась про меж себя «Господа, глядите, Хортов тут со своими!» «Ей-же ей дело тут нечисто, вон, помните он тогда к Карлушкину эдак приходил, и вона чем кончилось!» «Интересно, по чью он тут душу на сей раз?» «А тут гадай не гадай господа, но колли он сам-третий, да в мундире сюды пожаловал, то верный знак что кому-то из нашего брата, в скорости сухари сушить надобно будет!» «Нет бы просто в клуб прийти, как частному лицу, нет, надобно обязательно тревогу посеять!» «Да не бурчите вы право господа, у полиции служба такая, куда надо и не надо ходить-наведываться… не делайте вы право из Хортова, демона! За невинным не придёт, не боитесь, а лучше следите вон за картами, а то опять в долг играть будете!»
Полицейские отвечая на приветствия, миновали площадку, эстраду, стелу горевшую калейдоскопом цветов, обогнули пару столиков с господами и дамами, и пройдя мимо невысокой туи под охраной бескрылого каменного купидона, ступили по порожкам прямо в клуб. Председатель Осипенко, гладко выбритый брюнет лет 50-ти, с седеющими висками, машинально встал из-за стола, произнося при этом сакраментальную фразу, «Чем могу быть полезен?»
Меж Хортовым и председателем состоялся уже привычный разговор о фальшивках, приведший Тараса Григорича в некое замешательство, но рекомендации следователя относительно повышенной бдительности, он понял прекрасно, и заверил следователя что коли фальшивки будут обнаружены, то он завтра же принесёт их в Управу благочиния.
- Пускай ваши служащие господин председатель, негласно запоминают кто из игроков или же из кутил, расплачивается полусотенными бумажками. Кого узнают, в тайный реестрик, и мне – указав пальцем себе на грудь, приказным тоном повелел Евпатий Гордеич, и добавил, что всё это, надлежит делать тайно, ибо это в интересах репутации клуба. На прощание, Евпатий посоветовал председателю отвечать на вопросы любопытствующих, что полиция проверяла донос на то, что в клубе были замечены краплёные колоды, донос оказался ложным, на том всё и кончилось.
- Премного вам благодарен! – отечески растрогавшись, проговорил председатель, провожая гостей до дверей кабинета. Полицейские молча прошли меж столиков, цветников, да каменных статуй и компаний гостей, и спешно покинули территорию клуба на казённом экипаже. Проводив их взглядами, бывалые посетители пророчески заметили.
- Не то тут что-то господа, но что-то, тут будет!
Хортов приказал кучеру лететь на улицу Левобережную №22, чтоб навестить неутомимого Жореса Васильевича Сидорова.
- Эт надо ж как его папенька окрестил-то, с такой фамилией, и вдруг Жорес! - улыбнулся Аристарх, на что шеф, резонно заметил.
- Это ещё не предел человеческой фантазии. Вон, помещички наши, как порой своих чад нарекают? Язык вывихнешь к свиньям! Фемистоклюс, Мокий, Агриппин, Патрокл, - начал перечислять Хортов – да чёрт ещё на стенке углем прозвища не нарисовал, а уж дворяне наши, в угоду европейской моде так своих деток нарекают, что боже сохрани! А там гляди смениться вскоре мода, и такие прозвища выплеснут на Русь-матушку словно помои из поганой лохани, что Пердика невинной шуткой покажется!
Аристарх хотел было справиться у шефа относительно их собственных имён, но в этот момент они как раз подъехали к дому Жореса Сидорова, одноэтажному деревянному строению, с соломенной крышей, высоким плетнём с зарослями малины и ежевики, да тусклым огоньком свечи в крайнем с права окне.
- Зайди с той стороны! – тихо шепнул он унтеру, и тот придерживая саблю, по стеночке прошёл и пропал в темноте. Подождав с минуту, Хортов кивнул Аристарху на дверь, а сам подошёл к окну.
- Давай! – негромко крикнул Евпатий, и они разом забарабанили в дверь и окно.
- Сидоров! Отпирай дверь! Полиция к тебе по старой памяти!-огонёк дрогнул, подплыл к окну, показал Хортову бледное лицо хозяина, и сейчас же вместе с ним исчез. Затем в доме раздались шаркающие звуки шагов, скрип одного засова, глухая ругань, более громкие шаги, и недовольный голос прошелестел через дверь, как сминаемая газета.
- Ну чё вам от меня надыть опять в эту пору?! Тихо я живу! Тихо!
- Отворяй, Жорес ты наш, свет-Сидоров! – с усмешкой повторил приказ подошедший к двери Хортов – дюже мы по тебе соскучились, отпирай давай, пока не высадили!
Заскрежетал засов, греманул тяжёлый крючок, и дверь полицейским открыл молодой, бледный человек с длинными, но хорошо ухоженными волосами. Одет он оказался в сероватый, видавший виды сюртучишко, поверх белой сорочки, и простые домашние брюки булыжного цвета, доходившие до старых, стоптанных туфель.
- Доброй ночи Жорес, ты что не спишь-то в эту пору? - по хозяйски проходя через порог, спросил Евпатий, идя на пятящегося задом Сидорова с тёмным подсвечником, где теплилась половинка толстой, восковой свечи.
- А вы, чего Евпатий Гордеич не спите? – недовольным голосом, вопросом на вопрос, ответил Жорес, проходя наконец в комнаты, состоящих из печи с обеденным столом, и маленькой спальни самого Жореса, тоже впрочем со столиком, мягким стулом, и полкой для книг.
- Так служба Сидоров, служба-то у меня какая? – саркастически охнул Хортов, проходя до обеденного столика, и опираясь на него одной рукой – Вот чем сейчас, заняты нормальные мужчины, вернувшиеся со службы? (Жорес с молчаливой мрачностью таращился на следователя) А заняты они Сидоров тем, что с любимыми жёнами спят, или с любовницами, ну, на худой конец, горничных грудастых по углам тискают… А я вот вместо всего этого, должен бегать по городу, и проверять виртуозов вроде тебя! Ладно, о серьёзном побалакали, давай теперь о весёлом!
Хортов достав одну из заветных купюр, спросил.
- Что можешь сказать об этой бумажке?
- И в руки брать не стану вашу фальшивку! – бросил недовольно Сидоров, и подняв руку со свечой выше, зажёг масляную лампу висевшую под потолком, стало сразу светлее.
- Откуда ты Жорес понял, что она фальшивая? – изобразив удивление переспросил Хортов, пряча купюру обратно.
- А на какой ещё ляд, вы в эту пору, в мою хибару с настоящей полсотней припёрлись-то вдвоём? Да третий небось сзади дома караулит на случай ежели я с дуру стрекача задам? Или вы к моим копиям гравюр Пиранези приценится решили, да? – горько отшутился Сидоров, в пол прищура глядя на гостей.
- Это кто ж тебе их заказал-то?
- Приятель один, любит он подобные вещи… Оригиналы по понятным причинам ему не светят, по три рубли, а то и по пять за лист даёт, смотря по теме…
- А про фальшивые бумажки, что где-то с пару недель как по городу ходить стали, ты ничего не слыхал? – спросил Хортов, полубоком повернувшись к хозяину. Тот нервозно кинул по сторонам пару взглядов, и отрывисто спросил.
- Ну слыхал, и что с того?
- И ничего конечно же о том не знаешь? - это спросил уже Аристарх, стоявший от Сидорова недалеко.
- И вот ничего представьте себе, я о том не знаю! – резко развёл руками в стороны Жорес, тряхнув патлами – Ушёл я от всего этого Хортов, ушёл как у вас побывал, всё, хватило мне!..
- Ой ли, Жорес?
- Ну ладно, ты всё одно дознаешься, - устало махнул рукой Сидоров – были у меня с месяц назад фартовые люди, предлагали эту вот работу, процент хороший давали. Я их выставил. Точнее заключил с ними договор: они никогда более не лезут ко мне, забывают про меня, я забываю про них, расходимся чистыми, и не портим друг-другу нервы. Они назвали меня дураком, но согласились. Всё Хортов, всё, я сам по себе, я ушёл от них, они от меня… Так и ты уж будь человеком, уйди уже, оставьте меня, я ничего не хочу кроме покоя и тишины!..
- Два раза я ловил тебя Жорес, на подделках старинных русских лубков, 16-17-х веков, но сделал снисхождение, и ты вместо острога, отделался пятью месяцами работного дома, пообещав мне тайное сотрудничество – нахмурившись напомнил Евпатий – что ж ты теперь тут руки заламываешь, и глаза закатываешь «Уйдите, оставьте, не хочу, не смогу я!». Договоры полупочтеннейший выполнять надо, и со мной такие шутки не проходят, или-или…
- Ну что? – нервно задрожав губами и тряхнув патлами, задышал Сидоров – Хортов… тебе труп мой нужен, ножиком исколотый? Будет, как только дознаются что дожал ты меня, аспид… Я ж… я ж на тех лубках ста рублей не заработал, а ты…
- Коровы Жорес, чтоб ты знал, от 16-ти, до 26-ти рублей стоят – подняв палец, пояснил сыщик, но здесь обратился зачем-то к помощнику – Аристарх Сергеич, вырвите ему листок из блокнота, и дайте карандаш.
Гайтанцев всё исполнил, и положил перед оторопевшим Жоресом.
- Это для чего? – тихо спросил тот.
- Жорес, у тя два пути: я не святой Макарий, и умолять меня не трудись, сказал будешь сотрудничать, значит будешь сотрудничать. Но, говорить тебе ничего не надо, уста твои не разомкнутся, как браслеты на арестантах. Ты бери карандаш, и просто напиши, кто с месяц назад приходил и предлагал тебе эту работу с фальшивыми бумажками. Имена, клички, адреса если знаешь, и всё, я о тебе забываю до следующего подобного дела… Никто из наших не знает что мы у тя были, а третьему бойцу мы скажем, что ты молчал, как епископ на свидании. Гостей твоих мы возьмём далеко не сразу, и так это проделаем, что они друг друга подозревать станут, но не тебя. Это одно. Второе, если ты, месье Сидоров, решишься играть в протопопа Аввакума, то я теперь же волоку тебя в Управу, и начинаю с тобой хорошим, длинный и душевный ночной разговор. в присутствии помощника, пары городовых поздоровее, да экзекутора с его розгами, ну?!
- Как бы я хотел – задыхаясь и обливаясь потом зашептал Жорес – что бы все… все, и они, и вы… проволились в одну зловонную геенную яму! – выдохнувши закончил он, быстро взял карандаш, набросал несколько имён, и бросил его на стол – Всё… уходи зверь… будь что будет… раз судьба моя такая…
Хортов взял листок, прочитал, сказал «Однако ж» и спрятал во внутренний карман.
- Живи Жорес как прежде и не паникуй, не показывай что ты боишься, а то вон в работу уйди с головой, помогает! – на ходу посоветовал Хортов, покидая с Аристархом жилище мошенника. На улице, на вопрос унтера « Ну, как ваше высокоблагородие, сознался аспид-то?» Хортов безнадёжно махнул рукой.
- А-а, дохлый номер братец, только промурыжил нас подлец за зря, отошёл он от дел, и ни черта путного нам не сказал. Едем к другому соискателю приза, Смороке Никодиму, на Пушкарскую №36-ть, квартира три. Там думается по сложнее нам будет. Квартирные соседи, ночь, полиция… вряд ли по-тихому выйдет объясниться. Тут-то темень адская, и никто не знает что мы у того Жореса были… Ладно, рассуждать нечего, по местам и вперёд, на Пушкарскую, марш-марш!
Как и предполагал начальник сыскного, дом на Пушкарской №36 почти спал. В двухэтажном каменном жилище, жизнь в виде свечных огоньков теплилась только в трёх окнах: двух на верху, и одного внизу. Но окна Никодима Смороки, отливали смоляным мраком. Полицейский экипаж остановился, унтер как всегда обогнув дом, затаился у чёрного хода, кучер остался на козлах, а Евпатий с Аристархом тихо вошли внутрь, и повернули направо. Дверь под нумером три дышала тоской, нелюдимостью и негостеприимством. Хортов громко стал бить в неё кулаками.
- Откройте, полиция!
Внутри что-то ожило, ойкнуло по-женски, зашуршало одеждами по-мужски, чего-то задело, что полетело на пол с грохотом и матюгами, и началось какое-то суетливое движение.
- Сморока, открывай дверь шаромыжник, иначе через минуту я её вышибу ко всем чертям, и вставлять не буду! - высоким голосом пригрозил Хортов, от чего по открывались несколько соседних дверей, из коих на секунду-другую высовывались сонные морды с растрёпанными волосами, или в ночных колпаках. Внутри послышался стук мебели, скрип оконных рам, и женское ойканье, а затем глухое падение, рёв городового-кучера «Стой бродяга-а!» свист кнута, хряский удар, пронзительный женский визг, мужской вскрик и звук борьбы.
Когда Хортов с Аристархом выскочили на улицу, то застали своего кучера крутившем руки прижатому к земле Смороке, одетому в домашние брюки, красную рубаху, и серую курточку в коих иногда ходят ремесленники. В проём окна, со страхом и любопытством, торчала фигура женщины лет 30-ти, с распущенными русыми волосами, и симпатичной ночной рубашке.
- Сбечь хотел, ваше высокоблагородие! – отдуваясь доложил кучер, поднимаясь с земли, где трепыхался связанный Никодим Сморока – Он, собачий сын, экипаж-то мой сразу не разглядел, я в тени вон у калитки стоял, а уж как он сиганул, да хлеблище-то в верх задрал, то уж тут и я с козел одним скоком, да в кнут его и взял вражину! А энта фифа вижжать сразу… тьфу баба!
- Поднимите его! – велел Хортов.
Кучер одним рывком поставил на ноги морщившегося от боли Смороку. Лицо его оказалось в ссадинах и полосах от травы и земли, ( кучер видать здорово прижал его) а нечёсаные, средней длинны волосы, торчали как попало, и не смотрелись с едва пробившейся, рыжей бородёнкой, придавая облику хозяина жалостливый вид. На шум «баталии» проснулись как по цепочке фейерверковых огней все окна дома, и даже старший унтер прибежал от чёрного хода, понявший что основное действо теперь тут. По одному и группами, стали выходить заспанные, наскоро одетые жители со свечами, масляными фонарями, а иные и просто так, дескать есть свет и ладно.
- О, вот это правильно, давно пора этого негодяя забрать от нас! – деловито заметил один полноватого вида жилец в хорошем халате, лысый, в золочёных очках, по виду напоминавший собой чиновника. Рядом крутилась женщина пониже его ростом, в чепце и закутанная в плед.
- А что, очень досаждает? – спросил Аристарх.
Прямо тут же выяснилось, что тем семьям, что проживают через стенку или напротив, гравёр по металлу Никодим Сморока, осточертел хуже квартального надзирателя.
- Ну днём ещё ладно, все шумят, чего-то делают! А ить этот аспид, он и по ночам порой не спит, крутит свою точилу и жикает до зари, аж спасу никакого нету! - попеняли жильцы.
- Я работаю как вол, мне инструмент точить и наводить надо! – впервые подал голос Сморока.
- Точило днём надо крутить, или завесть себе отдельную мастерскую милостивый государь! - всё так же возмущался лысоватый сосед в золочёных очках, нервозно поправляя их.
- Да если б одно это! – гневно подала голос молодая дама, укутанная в кружевную шаль и одетая в тёплый халат – Ночь-за полночь, рожи всякие омерзительные от него к нему шастают, железяками гремят, сапожищами топают, про девиц вроде той проститутки, я уж вообще молчу, не дом, а древний Рим какой-то!
- Сама ты проститутка! – обижено донеслось из оконного проёма.
- Ти-хо! Тихо всем! – дважды повторил Хортов, и повернулся к Никодиму – Ну-с, господин хороший, и чего ж это ты, от нас сбежать то хотел, а? Мы к тебе со всем почтением, а ты в окошко сигать, нехорошо брат, а главное не умно… неужели ты думаешь мы дом не оцепили?
- Машинально я… в окошко-то – мрачно буркнул Сморока – мне с вами Евпатий Гордеич, лишний раз здороваться не для чего!..
- Это за что ж такая немилость? – шутливо поднял брови Хортов – Ты мил-друг не по этому в окошко-то, едва одевшись сиганул, а потому, что в квартире твоей, по всему видать недозволенные предметы находятся! – пояснил следователь, и следом громко обратился к жильцам, объявив им что в квартире их шумного соседа, будет произведён обыск, и нужны двое понятых. Едва он успел закончить, сразу же вызвался круглолицый в золочёных очках и халате, и его жена в чепце.
- Мы, мы с супругой почтём за честь быть понятыми, ради торжества законности, да-с!
- Как вас звать-величать? – спросил Евпатий.
- Евгений Евгенич Пальцев, коллежский секретарь, служу в канцелярии Гражданской палаты! (сия контора средней судебной инстанции, в то время, ведала также и утверждением торговых сделок)
Супругу среднего чиновника звали Ульяна Тихоновна, домохозяйка. Определившись таким образом с понятыми, Хортов приказал всем прочим вернуться в свои квартиры, что жильцы с неохотой и при посредничестве городовых, тут же и сделали.
- Так, ты братец на козлах – указал Хортов на кучера, и тот козырнув, прытко полез на своё место – а все прочие за мной, в подозрительную квартиру.
Жилище Никодима Смороки, состояло из прихожей (она же передняя) кухни (она же столовая) гостиной (она же мастерская со всеми предметами) и спальня (она же библиотека) В начале опросили подругу мастера.
- Ваше полное имя сударыня?
- Мария Николавна Корнеева – устало отвечала дама, одновременно одеваясь без всякого стеснения, что явственно смущало добропорядочных понятых.
- Какому сословию принадлежите?
- Из мещан мы…
- Полных лет вам сколько?
- Дамам, такие вопросы не задают! – прикрыв глаза начала было театралить Мария Николавна, но Евпатий её резко оборвал.
- Вы что сударыня, играть со мной вздумали? «Дамам!» Такими «дамами» как ты, у нас пол картотеки забито… Повторяю вопрос, полных лет вам сколько?
- Тридцать два года! – обиженно фыркнула оскорблённая, и достав из сумочки-ридикюля паспорт, не глядя протянула его следователю. Тот развернул бумагу, прочитал, и устало выдохнул.
- Ну вот какого чёрта вы, бабы, вечно эти водевили с возрастом разыгрываете, словно плохие актёры в паршивой пьеске? Так, далее, род занятий?
- Он… ну, разный…
- Конкретнее будьте любезны, мы не в шарады тут играть собрались!
- Ну, я когда сваха, когда повитуха, сваха больше, а так я вдова без детей и пенсиону – вздохнув, закончила Мария Николавна.
- Кем доводитесь господину Смороке?
- Господа… ну вы и так же всё видите, надо ли ещё спрашивать? – обиженно всплеснула руками дама.
- Любовница?
- Кгм… да…
- Давно?
- С месяц где-то, или меньше…
- Содержанка она, - равнодушно вдруг прогудел Никодим, сидевши с опущенной головой под присмотром городового – то с купцами, то с господами богатыми крутит, «повитуха!»- криво передразнил Сморока.
- Х-хам! – с чувством выпалила оскорблённая сваха.
- Ой да пошла ты… - равнодушно ответил Сморока, и опять нагнул голову.
- Так сударыня, с вами пока всё, вы посидите вон в сторонке, - Евпатий указал на табурет у печи.
- Как? – опешила дама – А вы разве не отпустите меня теперь домой, на Сенную улицу, я же там живу, правда!..
- Конечно же нет, сударыня, ночь вы проведёте в чудной, двухместной камере, с такой же бойкой бабёнкой как вы, а утром, мы будем проверять вас более тщательно, и хныкать бессмысленно: я чёрствый, бездушный, и абсолютно не галантный полицейский! – подвёл итог беседы Хортов, и пока дама бормоча что-то обидное, пересаживалась на иной табурет, Евпатий Гордеич занялся вплотную хозяином квартиры.
- Есть ли у вас господин Сморока, предметы кои вы желали бы сдать добровольно, и тем облегчить свою участь?
- Сначала скажите в чём вы меня обвиняете? – подняв голову, спросил Никодим.
- Как в чём? Побег, сопротивление аресту, означает что вы что-то скрываете в своей квартире, а посему, начинайте обыск ребята, и свечей да ламп побольше зажгите, чтоб веселее было! Вы, милостивый государь, уже привлекались в прошлом как гравёр, что подделывал надписи на якобы древних кубках, чашах, и прочих предметах. Отделывались то штрафами, то небольшими сроками в остроге. Подозревались вы и в более тяжких преступлениях, но их просто не смогли тогда доказать. Но раз вы любезный хотели от нас улизнуть, то боюсь что теперь, мы найдём при обыске то, что надолго испортит вам настроение, приступаем ребята!
Обыск проходил очень внимательно, и даже мастерски. Были открыты все ящички, сундучки, осмотрена тщательнейшим образом мастерская, в коей нашли лишь резцы по металлу, несколько брошек с недовырезанными рисунками, часы с бирочками и фамилиями, ( Сморока гравировал надписи на часах, трубках, тростях, и многом другом) Простукали тщательно печь, ничего похожего на тайник. «Почему ж ты приятель бежал, а? Что и где скрываешь?» упорно думал Хортов, оглядывая каждый угол. Полицейские осмотрели и столы на предмет тайных ящичков, проверили посуду, отдушину в печи, ничего. «Нет приятель, пустым я от тебя не уйду!» твёрдо решил Евпатий, и принялся внимательно постукивать ногами полы, от чего заметил едва уловимый тревожный блеск в глазах объекта. «Ага, значит всё же пол!» Евпатий посветил масляным фонарём на половицы; все старые, стёртые, гвозди тоже потемневшие, забиты давно, угу!
- Постель отодвинуть! – велел он городовым, и хотя они отодвигали её уже, но приказ исполнили, и оттянули ложе на середину комнаты. Похоже оно, половицы в этом месте мало того, что не во всю длину идут, а стычные, в три стыка, так ещё и шляпки гвоздей почти новые, буквально вот-вот ремонт делали.
Не тратя слов на всякую банальную юриспруденцию, Хортов приказал подать гвоздодёр, и топор. Сморока хотя и скис, но лихорадочно что-то пытался сообразить.
- Вскрывай половицы ребята, а я светить буду! – приказал следователь, поднимая фонарь. Городовые справились весьма быстро и ловко, доски оказались прибиты лишь на пол вершка, а под ними открылся небольшой тайничок, из коего не без труда вытащили семь тяжёлых, по пол пуда не меньше, кожаных мешочков. Пошуровали там ещё, пусто, только сырость да запах грибной плесени с мышами. Находку сложили на стол, и стали по одному развязывать. Все замерли. Но вместо монет, там оказались металлические кружочки разного размера и толщины, гладкие и новенькие.
- Ну-с, Никодим Сморока, и как вы объясните эти заготовки? - уже понимая для чего они, спросил сыщик, держа на ладони несколько кружочков.
- Это… это мои заготовки для медалей и памятных знаков, их, весьма часто заказывают у меня, ну я и нарезал сразу много, чтоб не возиться потом…
- Да ну? Лет на 15-ть каторжных работ нарезал ты себе любезный! Ну а где же станок на котором ты их резал, трудяга, и кто тебе столько металла поставил, а?
- Станок давно сломался, и я его выбросил, а металл я то тут, то там собирал… - говорил Сморока, но уже сам себе не верил, боже, какой всё вздор?..
- Всё обыскали, ваше высокоблагородие! – устало доложил городовой, но взор начальника вдруг замер на Красном углу, где горела лампадка и сурово взирали на всё это русские боги в медных окладах.
- Значит, медали делаешь, портреты вырезаешь? - спросил вдруг Хортов, повернувшись к Никодиму. Тот подняв взор, буркнул в ответ.
- Я уж сказал…
- Как же ты, узоры вырезаешь, сановников царских увековечиваешь, и нигилист? – усмехнулся следователь.
- И что с того что нигилист? – машинально было ответил Сморока, и вдруг осёкшись на полуслове, поглядел на свой Красный угол с иконами, и нервозно улыбнувшись, тихо засмеялся, попавшись на дешёвый трюк, он ничего более не хотел…
Красный угол разобрали аккуратно, а за ним, вместо кирпичной стены оказалась дощатая, вырезанная и умело окрашенная под кирпич. За ней, в глубокой нише, в медном ящике весом более полу пуда, хранился складной рычаговый пресс для резки кружочков из металла. Евпатий, как старый артиллерист, понимал толк в механике, и в четверть часа разобрался в этом прессе, имевшим несколько круглых ячеек разного диаметра, соответствовавших найденным кругляшам. Хортов взял кругляш с рубль величиной, проложил на ячейку размером с четвертак, (25коп.) закрепил винты, и резко рванул рычаг вниз. Послышался звон лопнувшего железа, и на стол выскочил ещё горячий кружочек свежевыбитой плашки, а следом, Хортов вытащил из механизма пресса и колечко.
- Аристарх, запиши это как следственный эксперимент! – на ходу бросил следователь, а затем обратился к понятым, кои от всего увиденного, стояли разинув рты.
- Господа понятые, только что, на ваших глазах, в квартире Никодима Смороки, вашего соседа, нами обнаружено в двух тайниках, оборудование и заготовки для чеканки фальшивых монет. Прошу вас как свидетелей расписаться в протоколе обыска, и можете быть свободны. Позже, вас вызовут в суд как свидетелей.
Супруги Пальцевы браня соседа на чём свет стоит, быстро расписались в протоколе, и потирая глаза от тяги ко сну, быстро удалились к себе.
- Господин Сморока, позвольте вам сообщить что вы арестованы, по подозрению в делании фальшивых монет. Собирайтесь немедля!
Никодим молча поднялся, и уныло поплёлся на выход в сопровождении городового. Остальные, включая и Марию Николаевну, принялись таскать мешочки и сам пресс, да складывать в полицейскую коляску. Смороке для надёжности связали руки за спиной, а даму усадили так, не связанной. Но всеми ехать в Управу было невозможно, Евпатий во что бы то ни стало собирался навестить третьего из картотечных виртуозов, Бозо, Корнея Карлыча, пожилого художника, работавшего по самому широкому профилю. Но отвозить арестованных под охраной только двух городовых, один из которых к тому же сидит за кучера, как-то не хотелось. Евпатий сходил за дворником, объяснил ему ситуацию, и приказал быть за кучера, наградив двугривенным за труды.
- Ну-с, Аристарх, - устало выдохнул шеф, когда экипаж тронулся с места – а мы с тобой должны теперь пойти и навестить господина Бозо, и послушаем уже его историю о тяжком и неблагодарном труде, художника-гравёра…
- Так прямо пешком и пойдём?
- Именно, за одно и разомнёмся… эх, ночка-то августовская, мне бы теперь по иному адресу наведаться, но – сыщик развёл руки в стороны – не судьба! Никто за нас с тобой, этих делателей ловить не станет, увы…
- Точно так-с! – в тон ему, согласился Аристарх, чья фигура в купе с тенью шефа, очень скоро совершенно растаяла во мраке ночи.
Однако когда Хортов и Аристарх добрались до искомого адреса, оказалось что дверь, в невысокий но продолговатый, бревенчатый дом господина Бозо, заперта на здоровенный висячий замок.
- Посвети-ка! – попросил следователь, и помощник зажёг одну из своих фосфорных спичек, чем позволил шефу осмотреть замок.
- Замок старый, но хороший, недавно смазывался маслом, – ощупав его весь и в особенности дужку (Аристарх поспешно зажёг другую спичку) – значит Корней Карлыч не долее суток назад был дома, а то и ранее. Интересно, куда и зачем человеку в его летах, отправляться из дому?
- К родне в деревню?
- Нету Аристарх у него родни в деревне, единственный родной дядюшка, ещё в те поры когда Бозо нравился бабам, узнавши что племянничек проходит у нас сразу по двум делам, посулил ему «сибирку» на рыло, и навсегда забыл о нём… - пояснил Евпатий Гордеич своему помощнику.
- Ну мало ли? Уехал куда-нибудь, может какая-нибудь тётка лет 50-ти завелась, чего ему ещё нужно-то? - возразил Аристарх.
- Может и так! – согласился Хортов, и подумавши, приказал следующее. Раз уж они тут, то возвращаться в Управу с голым рылом будет неприлично, а посему, надлежит поднять по парочке соседей с лева с права, да напротив, (дворника обязательно) и поспрошать у них о том, не ведают ли они, куда и как, подевался господин Бозо? Аристарх двинулся напротив, а шеф побеспокоил соседей с лева и справа, да разбудил дворника.
Стоит ли говорить, что в этой части улицы, поднялся сущий переполох? Спустя полчаса, полицейские узнали, что господин Бозо, выехал из дому с небольшим багажом на нанятом экипаже, но этого кучера тут никто не знает, и в глаза не видели.
- А чем объяснил Корней Карлыч, свой столь стремительный отъезд? – вопросил сыщик у позёвывающих да почёсывающихся свидетелей.
- А ничем, нужда говорит срочная пристигла, и какое мол наше дело? – недовольными голосами показали соседи. Быстро приняв решение, Хортов послал дворника за квартальным, от своего, начальственного имени. Дворник подхватив метлу, рысью помчался вдоль по улице, а Хортов отобрав из понятых двух добровольцев, велел им сходить за фонарями да ломиком, мол будет производится обыск. Квартальный, сонный и запыхавшийся человек среднего роста, в очках и с бакенбардами, на ходу застёгивая мундир, примчался где-то через полчаса, и доложив о своём прибытии, вытянулся в струнку.
- Сбивайте замок, начинаем самый тщательный обыск! – приказал Евпатий Гордеич, и в пять минут, замок оказался свёрнут на бок, первым с фонарём в руке шёл Хортов, за ним Ариситарх и двое понятых, а замыкал шествие квартальный с другим фонарём, больше в дом никого не допустили. Внутри, дом выглядел так, словно жилец бежал из него внезапно, прихватив лишь всё самое необходимое. Ни денег, ни дорогих вещей, ни полотен, ни гравюр, ни инструмента, ни многих предметов одежды, полицейские в доме не нашли. Обшарили и чердак и подпол, и только там, обнаружили следы выемки чего-то такого, что там недавно хранилось. В доме отсутствовали даже продукты.
- А вот это как раз правильно, чтоб мышей не разводить! – одобрил Хортов, велев напоследок квартальному опечатать дом, а коли хозяин не объявится через три дни, объявить его в губернский розыск.
- Простите ваше высокоблагородие, а по какой же причине, этого Бозу, в губернский розыск-то объявлять? – робко осведомился квартальный.
- А по причине его пропажи, ищем и всё, нужен он нам, да и товарищи его вот беспокойство проявляют, ясно? – поглядел на него Хортов.
- Так точно-с! Всё исполним в лучшем виде, не извольте сомневаться Евпатий Гордеич! – с жаром отрапортовал квартальный, начисто позабыв о своих прерванных сновидениях.
Х Х Х
До Управы, Хортов и Аристарх добрались не на извозчике, которые куда-то подевались, а на попавшейся им крестьянской телеге с мужиком, который в начале перепугался когда его остановили две тени из мрака, отделившиеся от какой-то мастеровой будки. Но увидав что это полиция, мужик слегка успокоился, и сразу же заявил, что он ни в чём не виноватый, и недоимок у него нету, а что припозднился, так это от родителей жены, домой едет.
- Довезёшь нас до полицейской Управы, а там катись куда себе знаешь! – устало произнёс Хортов протягивая мужику двугривенный, и более до самого места они уж ни о чём не говорили.
В кабинете, едва рассевшись по столам, Евпатий приказал дежурному два чая по крепче, а на второе, доставить на первый допрос господина Смороку. Чай принесли быстро, и начальник с помощником, с наслаждением его попили, выдувая из себя усталость. И мундир Хортова, и сюртук Аристарха, обильно отсвечивали пылью, а кое-где и паутиной, но это их сейчас мало интересовало. Хортов размышлял как быстро и наверняка разговорить Смороку, и заставить его сдать подельников. Решили действовать сразу что называется по горячим следам. Все семь мешочков и рычаговый пресс, изъятый у арестованного, находились тут же в кабинете, подле дивана. Себе на стол, начальник положил для наглядности, только по одному металлическому кружочку из каждой партии. Городовой привёл арестованного, и стал за его спиной. По лицу Никодима, Хортов понял что тот немного спал, а теперь разбужен, и слегка подавлен.
- Ну, что господин Сморока, сознаваться будем, или к вам крутые меры применить придётся? – в упор спросил Хортов.
- Я уже сознался, кружки для медалей резал, про запас, про фальшивые деньги, ничего не знаю! – буркнул арестант, глядя исподлобья.
- Упорствуем значит? Хорошо… Почему же твои кружки, один в один совпадают с серебряными полтинами, четвертаками и рублями? А также с золотыми пятирублёвиками? Мало того любезный друг, некоторые твои «медальные» заготовки, размером совпадают с платиновыми монетами в три, шесть и 12-ть рублей! Их сличали только что по каталогу, он в каждой полицейской Управе есть, так что давай-ка любезный, признаваться, заря уж вон занимается!
- Не вчем мне перед вами сознаваться, я спать хочу, я сказал всё, и более ничего не добавлю! Я гравировки на этих кружочках делать собирался, и всё, ясно вам? – дерзко зыркнул подследственный.
- Тайник тогда зачем? – повысил голос Хортов.
- От воров! – так же бросил гравёр.
- Воры не тягают круглые плашки из обычного металла, и тем более не лезут за рычаговыми прессами для нарезки заготовок… Ты что, по-плохому желаешь? Ну, воля твоя!
Евпатий Гордеич медленно встал, достал из ящика стола чёрные перчатки, и не отводя прицельного взора от враз побледневшего лица Смороки, принялся неторопливо, палец за пальцем, натягивать их. Когда натянул, то подошедши вплотную, короткими ударами, с права и с лева, двинул Смороку по лицу, и разбил его в кровь, она обильно потекла из носа, а следом потекли слёзы и сопли. Никодим взвыл, и хотел подскочить на стуле, но городовой двумя руками хлопнув его по плечам, усадил обратно. Тут же, следователь пару раз врезал задержанному под рёбра, и тот завыв уже дурным голосом, согнулся пополам. Хортов отошёл на один шаг.
- Будешь говорить сволочь каторжная, или станешь из себя великомученика изображать? - проскрежетал следователь, но Никодим, отдышавшись, протянул дрожащим голосом.
- В-вы… п-пала-а-а-ч… так на-на-на… на следствии не обращаются, я жа-а-а-ло-о-о-бу-у-у пода-а-а-м… гу-гу-губерна-а-тору-у-у…
Однако, после последовавшей следом пятиминутной экзекуции, стоившей Смороке двух выбитых верхних зубов и фингала под левым глазом, подследственный громко возопил что готов сознаться, только чтоб прекратили эти пытки. Избиение тот час же было прекращено, и мало того, Смороке для успокоение был подан полный стакан водки, который держа обеими руками, он жадно выпил стуча зубами, и смешав водку малость с кровью.
- Помыть! – отдавая стакан городовому приказал следователь, и снова начал с опроса.
- Повторяю вопрос Сморока, для чего ты, нарезал рычаговым прессом обнаруженным у тебя в тайнике, металлические плоские кружки, размерами схожие с серебряной, золотой и платиновой русской монетой? Для чеканки фальшивых денег?
- Д-да-а… д-а… - заговорил сжавшийся в комок Сморока, затравленно озираясь вокруг – для чеканки фальшивых монет…
- Кто заказчик?
- Заказссика не знаю… ну клянусь вам господа-а! – рыдая уже во весь голос, шепелявя запричитал Никодим – ну я мелкая соска, гравёр… вы зе знаете уголовных… главарь никогда сам никуда не лезет, господа-а… вы зе знаете…
- Допустим – согласно кивнул Хортов, стягивая испачканные кровью перчатки, и бросая их на край стола – Но те, кто к тебе приходили, должны же были хоть как-то отрекомендоваться, от кого они?
- Ну… да-а… месяса три назад, присли двое под весер, с виду вылитые уголовные, припомнили мне моё прослое, и предлозыли за хоросый кус, делать им только заготовки, и фсё. Пресс рысяговый, они на другую нось принесли. Показали как работает, да я и сам сразу понял… кхм… сказали сто их хозяин, осень сседрый, но осень строгий к тем, кто его продаст… вот я и молсял до последнего… Я зыть хосю, зыть господа, просто зыть…
- Сколь ж ты заработал за это время?
- Пять тысясь, ассигнасыями…
- Ишь ты! У боевых генералов вон некоторых, пенсия 1200 рублей в год, а тут, у воши уголовной, за три месяца – пять тысяч! – изумившись воскликнул следователь, коротко всплеснув руками – Вот потому-то Никодимушка, я морду тебе и начистил – пояснил Хортов, и далее поинтересовался где он их прячет, не у любовницы ли?
- Нет… дурак я сто ли? В банк ассигнасыонный носил – ответил Сморока.
- Железо тебе листами, те же люди таскали?
- Да, носями, принесут листов десять размером с васу папку и всё… а потом на другую нось, обрезки забирали, на перековку верно…
- Сколько партий заготовок ты нарезал?
- Сегоднясняя сетвёртая была - стуча зубами от нервного расстройства, ответил Сморока.
- Когда за ней должны были приехать?
- Завтрасней носью…
- Вот сука-судьба, Аристарх Сергеич! – слегка стукнул кулаком по столу шеф – окунь попался, а щука ушла… Ну ничего, с нас и того пока довольно… Так, внешность и клички тех двоих, давай, вспоминай лучше сам, без моей помощи…
- Один ссетинистый, сернявый, зуб у него золотой сверху, Грызей звать, худой, но не осень высокий… второй русый, глаза такие хамские, с приссюром, словно узе по карманам у вас роются… лицом сист, вот только подбородок какой-то как квадратный, отзывался на Хриплого, хотя совсем не хрипел, но говорил тихо, с таким мерзким присвистом, ненавизу таких! Всё господа, сказал я вам всё… - Никодим опустил голову, и зарыдал.
- Охотно верю вашей исповеди, господин Сморока, зачем же было доводить дело до крайности? На сегодня с вами всё… хотя нет, погодите, вы такого художника-гравёра Бозо, Корней Карлыча не знаете?
- Знаю, его все мастеровые знают, я у него кое-чему учился дазе, а сто? – Сморока поднял на сыщика заплаканное лицо.
- Ничего, исчез господин Бозо нынче вечером со всем своим добром, укатил на неизвестном экипаже – ответил Хортов.
- А вот этого я не знаю! – замотал головой Сморока, и после подписания им протокола допроса, был препровождён обратно в камеру.
- Ну про Хриплого с Грыжей мы скоро всё узнаем, хотя после провала Смороки, они наверняка на дно лягут и попадутся очень не скоро, ведь это именно их, мне на листочках указал Жорес наш Сидоров, а значит одна шайка орудует! – разочарованно вздохнул Хортов, присаживаясь на край стола. Вошёл дежурный с ведром и тряпкой, и принялся притирать пол, удаляя следы допроса с пристрастием. В те времена, такие методы допроса преступников никого не удивляли и не шокировали, ибо как пояснял не раз сам Евпатий Гордеич, сидя за коньячком с Аристархом или кем-то ещё, что это мол он тут, у нас, теперь весь такой несчастный, избитый, жалкий и униженный, оскорблённый на допросе кровожадными опричниками, молодой человек… А в реалии, такие негодяи своими фальшивками, пускают по миру тысячи людей! Благороднейшие фамилии лишаются имений и домов, честные женщины, и наивные барышни оказываются опозорены, косвенно, без умысла, участвуя в таких делах, даже не подозревая об этом! Сколько родовых земель по фальшивым завещаниям, дарственным и купчим, ушло навсегда в чужие руки? Земли, что по 300, по 500 лет принадлежали одному роду, внезапно оказываются в алчных лапах, и зачастую даже иностранных! А сколько людей покончило с собой из-за подобных афер? Богатые хозяева, в два-три года становились нищими, попавшись на удочку мошенников? А сколько дур, подписывают пустые бланки векселей, да ещё и фальшивых, становясь не только нищими, но и сами попадая в тюрьму?
- Государства целые гибли в старину из-за фальшивых писем, либо рушились экономически, из-за наводнивших их фальшивых денег? Да разве ж всего расскажешь приятель? – вздыхал в конце посиделок шеф, затем наливал по последней, после чего они ехали в какой-нибудь небольшой салон, дабы там, отвлечься от мрачных дум.
когда дежурный всё убрал, Хортов и Аристарх засобирались домой, ибо прозвенело четыре утра, и следовало немного поспать. Ниточка, пусть пока и тоненькая, в их руках всё же была. Наталья Сергеевна давно спала безмятежным сном здоровой во всех отношениях женщины, и не почувствовала как муж, крадучись пробрался к постели, и нырнув в неё, моментально уснул…
Уже утром, после завтрака, Евпатий Гордеич хотя и выглядел слегка исхудавшим, и тени под глазами давали себя знать, очень бодро встал, поцеловал жену, и отправился на службу в полицейском мундире, который Анфиса уже вычистила от пыли да паутины, охая себе, где ж барин мог так изгваздаться? Едва он уехал, горничная и пожаловалась на это барыне, мол страшно за барина!
- Служба у него Анфиса такая, с пылищей всякой, да паутиной с пауками! – вздохнувши заметила барыня, глядя как Анфиса убирает со стола.
В Управе, Хортов первым делом зашёл к Разорихину на доклад, и сообщил тому, что их команда, только за вчерашний день, изъяла по городу 31-ну фальшивую ассигнацию. Полицмейстер искренне удивился, но удивился ещё больше, когда Евпатий Гордеич рассказал ему о результатах ночного обыска у Смороки.
- Я желал бы видеть этот пресс, и эти заготовки! – решительно заявил полицмейстер, и через пять минут лицезрел и то, и другое.
- Поразительно, хоть прямо теперь на монетный двор неси! – повеселел Мефодий Лукич, подбрасывая на ладони металлические кружочки. Понравился ему и пресс, который он пару раз сам и опробовал.
- Да, этакий бы ум, да на доброе дело! – вздохнул полицмейстер, и спросил – А что говорит арестованный?
- Он назвал только клички курьеров, Грыжа и Хриплый. Думаю они уже скрылись из города. Скрылся по непонятным причинам и господин Бозо, Корней Карлыч, так же художник-гравёр, из той же братии – пояснил Хортоов – Пролагаю то ли его упредил кто, то ли он сам чего-то почувствовал, но ничего уличающего его, в доме мы не обнаружили. Не объявится через три дня, объявим в губернский розыск, как пропавшего, так вернее будет. Урусов и Шумельский со своими, эту неделю шарят по городу под видом мещан, мастеровых, и просто горожан. Думаю меньше чем за неделю, нам ничего более серьёзного чем мастерская Смороки не сыскать. Да и он-то случайно попался, числится в картотеке, решили его проверить, ну и вот… Случайность, Мефодий Лукич!
- Да-а, но побег Бозо, это уже не-случайность! – задумчиво заметил Разорихин – Вы вашими расспросами про полусотенные кого-то встревожили, или напугали, и это кто-то, его и упредил. Зная вашу хватку Евпатий Гордеич, Бозо дожидаться полагаю не стал, да и навострил лыжи!
- Да, надо будет пройтись по всей вчерашней цепочке, - согласился Хортов, а Разорихин довольный уже тем, что навёл молодого подчинённого на дельную мысль, пожелал ему удачи, и ушёл к себе. Едва усевшись за стол, Хортов уже принимал с визитом председателя игорного клуба, Осипенко Тараса Григорича, принесших ему восемь фальшивых полусотен 18-20-го годов выпуска. Сказать кто ими рассчитывался, председатель естественно сказать не мог, и с тем был отпущен восвояси.
- Не он, либо весьма хитёр, жертвует малым дабы сохранить большее – в слух размышлял Евпатий, складывая фальшивки в стол. Наконец пришёл зевающий Аристарх с кружкой чая в руке, вновь одолженной у дежурного.
- Что брат, спалось плохо? -спросил шеф, сердобольно глядя на вошедшего.
- Не то слово, мура такая снилась, что просто отмыться охота, бр-р-р!
- А тут Разорихин без тебя был, хвалил нас, и даже дельную мысль, про побег Бозо выдал! – похвалился шеф, и пересказал смакующему чай помощнику версию полицмейстера.
- А верно подмечено, кого-то мы с вами шеф спугнули – согласно кивнул Аристарх, и допив чай, поставил кружку на край стола.
- А давай-ка брат побеседуем с нашей вчерашней арестанткой, Марией Николавной Корнеевой, музой, зверски умученного мною вчера, Смороки? - предложил Хортов, и через десять минут, Мария Николаевна, с самым оскорблённым видом на лице, сидела уже перед столом следователя, и ожидала своей участи.
- Как вам у нас спалось сударыня, не дуло? – сердобольно осведомился следователь, отечески глядя на задержанную.
- Вы, посадили женщину невинного нрава, в камеру с какой-то распутной негодяйкой, позволявшей себе в мой адрес такое, что я слов даже не смогу найти для этого, чтобы описать её поведение в отношении меня! И потом, эти ужасные крысы! Они просто огромны! Чем вы их кормите? Своими жертвами? - трагическим гласом вопросила арестантка.
- Вы на редкость проницательны сударыня… в следующий раз, я так и быть, посажу вас в одну камеру с балериной, а вместо крыс, прикажу напустить белых кроликов!
- Очень остроумно! – сделала гримасу женщина.
- Так, теперь о деле сударыня, - сменил тон Евпатий Гордеич, - повторите, сколько времени вы являетесь любовницей господина Смороки?
- Около месяца, я точно не помню…
- Где и как познакомились?
- На одном званом вечере, так, небольшое общество человек в восемь, он как раз принёс хозяину расписанный им медный кубок, чудесная работа, ну я и заинтересовался им, Сморокой…
- Адрес дома и кто владелец?
- Это где-то на Малокняжеской, , там каменный дом одноэтажный, голубой побелкой отделанный, и флюгер в виде золотого петушка, он один там… Владелец, м-м… Михеев, Олег Петрович, отставной майор кавалерии, и большой любитель общества.
- В других домах вы с ним бывали?
- Нет, только в этом, да и то раза три, а так всё у него… Да и что можно успеть за месяц-то?- резонно заметила женщина -?
- Ну а как же ваши профессии, сваха, повитуха, содержанка?
- Сватаю когда просят, у меня рука лёгкая, повитуха тоже, но уже реже, платят мало, а скандалят много, А насчёт содержанки, так это моё личное дело, и полиции не касаемо…
- Имена и фамилии ваших покровителей?
- Ну не собираетесь ли вы, коснуться интимных приличий? – округлив глаза, спросила дама.
- Собираюсь, итак, кто они?
- Как же всё это не по - рыцарски! – поморщась заметила Мария Николаевна, и назвала фамилии трёх купцов из 1-й гильдии, которые передавали её как переходящий приз, а от третьего, она сама ушла, туша-тушей, а как мужчина, никакой вообще!
«Не то!» сразу понял Хортов, и спросил, не замечала ли дама, у своего любовника таких друзей, с кем в кафе или ресторацию сходить можно было?
- Да он особо и товарищей-то не привечал, было правда пару раз, когда мы в парке с ним гуляли, его некий офицер отозвал, и они пару-тройку минут о чём-то совещались, а потом он ушёл, а Никодим ко мне возвращался, и мы гулять продолжали…
- Какого рода войск офицер был? Кавалерист, пехотинец, моряк? Ну?
- Да почём я знаю-то? Я одних гусаров да гренадеров знаю, а этот не пойми кто, хотя шапка на голове была высокая, синеватая, и мундир такой же, и сабля здоровая…
- Улан? – быстро спросил Хортов.
- Точно! – чуть не подпрыгнула на стуле дама – Никодим его один раз назвал, когда я спросила что за тип, он отмахнулся «А, улан один, заказ требует!» и всё.
- Пари держу что это Володин Андрей Андреич, с Графской улицы! – быстро проговорил следователь, и спросил у дамы, имеет ли она ещё что-то сказать по поводу своего любовника?
- Имею, - тихо произнесла дама, и спросила когда они вновь смогут увидеться с её Никодимом, он, такой художник!..
- Вряд ли сударыня, во время этой встречи, вы будете навевать ему, радостные желания, - хмыкнув заметил сыщик.
- От чего? – не поняла собеседница.
- От того, что после десяти лет заключения, у господина Смороки, возможно появятся иные предпочтения по части плотских утех, - ответил Хортов, а дама вспыхнув от смущения, прикрыла себе рот ладошкой.
- Дежурный! – позвал Евпратий Гордеич, и когда быстро вошёл унтер, следователь указав на женщину, коротко бросил – В камеру, до выяснения!
- Ка-а-а?! Меня? Опять? К той ужасной женщине с крысами? Но за что? – изумилась дама, вытаращив глаза.
- Закон требует сударыня, мы сей секунд пошлём вестового к вашему квартальному, и коли он подтвердит в купе с соседями вашу личность, я вас с удовольствием отсюда выставлю. Но, ежели окажется что ни квартальный, ни соседи вас в глаза не видели, то вы продолжите радовать нас своим присутствием, пока точно не станет известно кто вы, вот так-с! – развёл руками Хортов.
- Это, это просто ужасно чудовищно! Это злой рок в виде вас, меня преследует, я буду жаловаться на вас всех! Я одинокая и беззащитная, а вы тут вон чего делаете! – восклицала Мария Николаевна, когда унтер вежливо как мог, провожал её обратно в камеру.
- Так Аристарх, ты теперь отпивайся, или уже отпился? Ну и ладушки… Так вот, бери ноги в руки, и лети в кабак у памятника, и поспрашивай там у своих, не появлялся ли снова щёголь в голубом фраке, белом цилиндре, и тонкой тросточкой… Я даже думаю, что он где-то там поблизости и живёт. Побегай, понюхай, пощупай, и к обеду, какой ни есть, а результат мне представь. Давай брат, вперёд, марш-марш!
Гайтанцев кивнул, надел цилиндр, но позабывши трость, быстро вышел из кабинета. Оставшись один, Хортов призадумался. Верное замечание старого сыщика Мефодия Лукича Разорихина о том, что Бозо спугнула волна поднятая полицией по поиску фальшивых полусотенных ассигнаций, похоже оказалось верным. Следует мысленно пробежать по всей цепочке тех, кого они посещали по поводу этих фальшивок за последние сутки. Изрядной длинны цепь, начиналась с нескольких казначейств, особенно с того, что торгует гербовой бумагой, выправляет паспорта и подорожные отдельным лицам. За ними следовал ассигнационный банк, где Хортова уверили что у них ничего подобного быть не может. Кабаки да лавки пока в пустую… Магазин Олимпиады Викентьевны, Липочки, горячей и страстной женщины, давшей следствию пять фальшивок. Вот будет сцена, если она причастной окажется, а? Кабак у памятника одну, ресторация одну, Каретная мастерская одну… Заведение маман порадовало целой охапкой подделок, а их кутила, уланский капитан Володин, отбрехался шельма. У Желобковых за исключением нескольких фальшивок да охов-ахов, тоже по-видимому ни черта! У Матисовых пусто, председатель клуба тремя порадовал, но мог и пыль в глаза пустить. У Жореса свет-Сидорова, уже приметы двоих подлецов добыли, а там видно будет.
И наконец незабвенный Сморока, заготовитель продукции и незадачливый сбегун. Это самая крупная удача за сутки. Жаль только господин Бозо скрылся, и скрылся явно упреждённый кем-то из этой цепочки, но кем? Для наглядности он нарисовал себе схему их с Аристархом вчерашних похождений, и звено за звеном, пытался вычислить, кто бы мог оповестить господина Бозо, до того мирно проживавшего у себя на Квасной улице? И тут в голову следователя, тихонько прокралась мысль. Ведь Бозо укатил на неизвестном экипаже утром, ну пускай поздним утром, или днём. В это время, они с Аристархом, казначейства, банк, кабаки да лавки проверяли. Первые фальшивки нашли ближе к обеду, у Олимпиады-Липочки, да в кабаках и ресторации, плюс Каретная мастерская на Слесарной улице, возле старой часовни… Затем Аристарх в бордель наведался, а Хортов к полковничихе Желобковой, так. Ну а далее разматывать не имеет смысла, ибо скорее всего Бозо, услыхав что Хортов уже идёт по следу фальшивок, и непременно к нему заглянет, решил что пора смываться, бережёного бог бережёт. А вот господа Сидоров да Сморока, оказались по моложе да поглупее. Хотя если Жорес в завязке, то дёргаться с места ему резону нет, а Сморока просто не ждал гостей, всё дело случая, да-с!.. И всё же что-то не так обстояло с этим внезапным побегом Бозо, что-то тут не так! Ясно одно, своим столь поспешным исчезновением, Корней Карлыч дал следствию прочную уверенность что он замазан в деле о фальшивых бумажках. Но он только художник-гравёр, а для производства монет нужен механик, и не просто механик, а не заурядный талант. Сконструировать печатный и чеканный станки, да обучить пользоваться ими уголовных людишек, здесь по мимо ума, надобен и твёрдый характер. Уголовные в массе своей безграмотны, считают и то кое-как, а уж про написать что-то, и говорить не приходится. А значит станки должны быть просты и понятны русскому человеку. Делатель фальшивых ассигнаций ещё где-то с механиком познакомиться должен, войти во взаимное доверие, предложить вступить в дело, и найти простых людей.
Ну, один «людь» вчерашней ночью уже вывел Евпатия из терпения, и теперь долго шепелявить будет, пока зубы себе железные не вставит. А на прочих станках должны трудиться заводские или фабричные, что с различными станками и паровыми машинами знакомы. Да-да, беглого мужика за такой станок не поставишь, нашлёпает дурак себе «сто рублёв» фальшивых, да и задаст дёру с ними, и попадётся, и всех товарищей с чистой душой заложит! Хорошо бы, но это только мечты…
Так, надо бы господина Смороку на допрос, об уланском капитане Володине его расспросить порядком, мало ли? Хортов взял папку с чистыми листами, открыл её, и позвав дежурного, приказал ему привести на допрос Никодима Смороку. Вид у арестанта был хоть куда: «фонарь» под глазом светил изящно и гордо, а припухшая верхняя губа, делала его похожим на лубочного персонажа из русских сказок.
- Сиво вам вассе от меня надо-то? Я зе всера всё вам рассказал! – жалобно зашепелявил Сморока, затравлено глядя на следователя.
- Да вы никак ещё не завтракали, господин Сморока? – справился следователь, предвидя интересный диалог.
- Сам такой завтрак зуй, баланды собацей налили, еле проглотил! – моргая подбитым глазом, пожаловался подследственный.
- Ну пардоньте, у нас тут не ресторация, да повар подлец ворует, никак вот не прикроем эту лавочку! – ответил Евпатий, и затем перешёл к делу, - Так господин Сморока, вопрос у меня к вам такой. Когда, где и при каких обстоятельствах, вы познакомились с капитаном Володиным, Андреем Андреичем, ныне проживающем на улице Графской, по причине отпуска из полка?
- Ну месяса два назад, в клубе за картами познакомились и всё… Потом ессё пару раз на весерах званных видались, он у меня всякие кубки-саски заказывал вензелями украсать, да надписи барысням незные вырезать, других дел с ним не было… Закассик он мой цястый, и платил хоросо…
- Фальшивыми? – улыбнулся следователь.
- Нет, настояссими, а сто, он тозе арестован?
- Нет, просто у него поболей других этой дряни нашли, бумажек фальшивых полусотенных, говорит всё в карты в клубе выиграл!
- Раз говорит, знасит так и есть, у него руки из зопы растут, он розу смесную на спор и то нарисовать не смог!
- Розу? – переспросил Хортов.
- Ну харю, в смысле морду – морщась пояснил Сморока.
- Так Сморока, известны ли вам хорошие механики в городе?
- Все хоросые в Каретных мастерских, либо на заводах, или у кузнецов в артелях трудятся, иссите да обряссите! – угрюмо бросил горе-жулик.
- А такие чтоб часы всех видов чинили, шкатулки музыкальные, и тому подобные диковинки, есть такие?
- Моза и есть, только я с такими не знаком – отвернулся Сморока.
- Смотрите сюда, почтенный фальшивомонетчик – чуть посуровее начал Евпатий – такие люди в городе есть, и я их найду, я потеряю время, но я их найду. А найдя спрошу, знакомы ли вы господа, с чудо-мастером, гравёром Никодимом Сморокой? и если окажется, что они вас знают, я решу что вы мне тут опять врали, и тогда почтенный великомученик, с тобой поработаю уже не я, а наш экзекутор Ротаныч, слыхали про такого? О, я вижу что слыхали, ну так как?
- Улица Колокольная, дом номер тридцатьсесть, Степан Егорыц Таманцев, он и цасовссик, и по скатулкам, и всякую иную механизму цинить мозет… Странно дазе, сто вы про него не слысали! – мстительно усмехнулся Сморока.
- Ну откуда ж нам слышать? – вздохнул следователь, продолжая вести протокол – Часы у нас вон стоят и не ломаются, звенят как им положено уже 20-ть лет. Шкатулок музыкальных мы в Управе не завели пока. Дома тоже всяких механических чудес не держим, вот мастер и не требуется. Последний вопрос на сегодня…
- Сделайте одолзение…
- Вы ничего от следствия не утаили, господин Сморока? Подумайте хорошенько!
- Да несего мне тебе более сказать, Хортов, несего! – постучал себя в грудь Сморока – Поймал ты меня с крузками этими, нарезал на свою голову… всё, больсе нисего не знаю, ну хуть зарез!
Смороку отправили обратно в камеру, но спокойствие Хортова оказалось недолгим. Минут через десять влетел вестовой и доложил.
- Убийство ваше высокоблагородие, на Графской!
- Жертва? – начиная подозревать что-то неприятное, быстро спросил Евпатий, поднимаясь из-за стола.
- Уланский капитан Володин, Андрей Андреич, там уже и частный пристав, и квартальный, и господин доктор, он-то и приказал за вами послать, говорит дело вас касаемо!
- Касаемо братец, ох как теперь видать касаемо! – тревожно бросил на ходу следователь, подходя к вешалке и срывая с неё шляпу, - Экипаж на выезд, двое со мной, марш-марш!
Как водиться в таких случаях, возле дома где квартировал убиенный, уже собралось немало любопытных соседей, но стояли они особняком. У входа дежурил скучающий здоровяк-городовой, козырнувший появившемуся Хортову.
- Кто из начальства внутри? – спросил сыщик у дежурного.
- Квартальный Алёхин, и частный пристав Бурских, да доктор Скопин, они вместе с Бурских приехали-с! – доложил дежурный чуть подавшись вперёд.
- За мной! – велел Хортов унтерам, и торопливо прошёл в дом. В комнате убитого царил кавардак и следы дикого гульбища и веселья: фруктовые огрызки, куриные и свиные кости, рыбьи хребты и головы, штук 30-ть пустых бутылок из-под вина всех видов, и шампанского в том числе. У ножки кресла белела раздавленная каблуком дамская пудреница с остатками содержимого. Куски женского кружева, шляпка на спинке стула, растерзанный чёрный чулок, набросанные на пол одеяла со следами оргии, словом создавалось впечатление что прошедшей ночью, здесь буйствовали Нерон в купе с Калигулой!
Квартальный Алёхин, Трофим Гаврилыч, лысоватый крепыш с небольшими усами, осматривал остатки пиршества на столе, а частный пристав Бурских Александр Сергеич с доктором Скопиным, стояли подле постели где и лежало тело. Поздоровавшись со всеми, и мимоходом оглядев труп в нижней рубахе и синих уланских штанах, Хортов спросил у коллег.
- Ну-с, господа, каковы предварительные выводы по происшествию?
- По показаниям соседей, - начал пристав Бурских, высокий, светловолосый, но с чёрными усами, - всю ночь тут творилось гульбище с гармоникой, пьяными песнями, хохочущими девками, ну дикая оргия с развратом, да и только! Часам к пяти всё утихло, а около восьми, сюда пожаловали соседи, с тем, чтоб решительно потребовать от капитана объяснений за учинённые безобразия, и обнаружили его зарезанным…
- Одна рана, точно в печень, сквозной удар, даже матрас пробит! – пояснил доктор, указуя пальцем на рану.
- Значит убили уже сонного – сразу сделал вывод Хортов так же глядя на труп. Капитан Володин лежал вытянувшись во весь рост, чуть навзничь, с полуоткрытым ртом, на котором по уголку губы застыла спекшаяся кровь, и такими же полуприкрытыми глазами. Очевидно это случилось в момент убийства, он вскрикнул, открыл глаза, и умер сразу же, не успев проснутся. Правая рука лежала вдоль тела у стены, а левая свисала до пола, держа тремя пальцами за горлышко бутыль почти допитого коньяку.
- Ну, судя по следам, гуляло не меньше шести человек, три кавалера и три дамы – задумчиво заметил Хортов, осматривая следы пиршества.
- Совершенно верно ваше высокоблагородие – кивнул пристав,- как показали свидетели, вчера уже к закату, к нему на экипажах прикатили двое мужчин в полувоенной форме и фуражках, да три девицы весьма вольного обращения. Лиц мужчин никто толком не запомнил: один повыше, другой пониже, оба с усами, стройные, одним словом, самые типичные люди. Ну а девицы и подавно опознанию не подлежат, тут по городу, не считая заведения маман, такие десятками бродят, бери не хочу!
- Заведение проверить обязательно, и нам с тобой Александр Сергеич несказанно повезёт, если девицы окажутся из весёлого дома, но, что-то я в этом сомневаюсь – тихо проговорил Хортов, осматриваясь кругом – Протокол-то, квартальный ведёт?
- Точно так-с, вон, всё в свою книжицу заносит подробно, как положено, а потом уж и запротоколирует! – ответил Бурских.
- Убитый-то, мой подопечный, - сказал Хортов, показав глазами на тело, - я вчера его только про фальшивые бумажки опрашивал, он перед тем у маман почитай неделю кутил, и деньгами сорил, и фальшивок порядочно я от маман взял, из его, капитанских «пожертвований»…
И что вы думаете, Евпатий Гордлеич? – озабоченно спросил пристав.
- Думаю что убили его умышленно, улан видимо с делателем лично знаком был, и отчего-то стал опасен, хотя говоря честно, я его почти и не подозревал даже, а они всполошились моим визитом…- задумчиво пояснил следователь.
- А девицы-то как же, не заметили что ль ничего? – не понял Бурских.
- С девицами Александр Сергеич, всё как раз хорошо: их нарочито прихватили для усыпления бдительности улана, накувыркались-нахохотались, а потом дескать и уехали с ними, отвезли куда надо, а сами после тихо вернулись, да спящего улана без хлопот и прикололи… И били, судя по глубине и ширине раны, либо охотничьим, либо боевым ножом, наверняка чтобы!
- Точно станет ясно после вскрытия! – деловито заметил доктор.
- Ну разумеется! – согласился Евпатий, и обратившись к квартальному, приказал прислать ему с рассыльным копию протокола.
- Слушаюсь! – кивнул квартальный Алёхин, продолжая описывать место преступления. С улицы вошёл полицейский, и доложил, что прибыл фургон для трупа, и при нём двое с носилками.
- Пусть грузят, и в больницу к доктору, вы сразу с ними, Борис Сергеич? – спросил следователь.
- Да, разуметься, я немедля приступлю к вскрытию, чтобы не терять времени! – быстро ответил доктор, а Хортов обратился к приставу.
- Ну, что Сергеич, вдвоём будем расследовать или как?
- Как прикажете – без особого рвения ответил Бурских – только у меня в производстве ещё две кражи в больших домах, и когда я смогу быть вам полезен, я уж и не знаю! Людей мало, а толковых ещё меньше – пожаловался пристав.
- А ты Сергеич расследуй свои кражи, а улан мой был, вот я его до кучи и прихвачу. Вон, Алёхина твоего иногда буду припрягать, всё же его участок, ну а ты, так уж и быть, считай отбоярился!
- Как прикажете! – более радостно ответ ил капитан Бурских, совершенно не представлявший, с какого боку, он подходил бы к этому убийству? Вошли двое городовых с носилками, и погрузив окоченелое тело, проворно вынесли его, лавируя меж погромом. Хортов обратился к своим двум унтерам.
- Так ребята, найдите в доме корзины, коробки, наволочку вон с подушки снимите, но соберите все бутылки, клочки одежды, шляпку, пудреницу раздавленную отдельно во что-нибудь заверните, тоже с недокуренными сигарами, их вон две на столе лежат. Остатки еды выбросить собакам, сохранив только упаковки. Будем с вами выяснять, где, у кого и кем всё это было куплено. Как всё соберёте да на экипаж погрузите, проведём при понятых самый тщательный обыск, а затем, я лично опрошу всех соседей, кто чего видал, или слыхал, приступайте ребята!
Х Х Х
Часа два ушло у Евпатия Гордеича на скрупулёзные, порою даже въедливые беседы с соседями по поводу того, кто что видел, слышал или запомнил. К этому времени уже пришло известие что девиц из борделя, к покойному господину Володину (ужас-то!) вчера никто не заказывал, ни боже мой! Квартальный успел прислать копию составленного им протокола, а сам Хортов, по итогам душевных собеседований со свидетелями, практически уже пришёл к убеждению, что ночными гостями убиенного улана, были Грыжа ( одна из тёток вспомнила золотой зуб блеснувший во рту) и Хриплый, ( пара свидетелей припомнили необычайно квадратный подбородок второго) ну а побриться да наклеить усы вообще проще простого, мол девок развлекать едем!
Пока Евпатий тиранил соседей, квартальный с унтерами всё что было необходимо погрузили, да провели самый тщательный обыск жилища, но ни единой ассигнации или денежки не нашли, за исключением куска местной газеты с разделом «Сдаются комнаты». На шум и гам прискакал верхом хозяин дома, сдававший его улану. Узнавши о трагедии, и узревши во что превратился его дом после обыска, господин Прасюк едва не лишился дара речи, а затем принялся уверять всех, что его дом всегда снимали добропорядочные люди, а после, осторожно спросил, не притянут ли и его каким-либо образом к этому делу со смертоубийством?
-Вас, любезный господин Прасюк…
- Пётр Сергеевич, - подсказал убитый горем домовладелец.
- …Пётр Сергеич, вызовут в Управу для дачи показаний, а там видно будет, какая каша вызреет на огоньке из всего этого – заметил ему Хортов, и узнавши от него настоящий адрес, отпустил с миром.
- Так Бурских, опечатывайте здесь с Алёхиным дом, а я со своими в Управу, улики изучать! – сказал Хортов, да с тем и вернулся в родное заведение. Корзины с бутылками, тряпьё и упаковки из-под снеди, унтера вносили в кабинет Хортова под изумлённые, если не сказать больше, глаза полицмейстера.
- Улики с места преступления привезли, немедленно буду изучать! – браво доложил следователь, пока унтера расставляли на полу корзины, мешочки, и раскладывали свёртки.
- Капитана Володина нынче ночью зарезали, пролагаю начали устранять свидетелей. На квартире убиенного был большой сабантуй, а когда он опьянел и лёг спать, дружки спровадив девиц вернулись, да и порешили его, причём одним точным ударом в печень, насквозь, даже матрас пробили. По этим предметам пиршества, полагаю сможем узнать в каких лавках, и кто это покупал. Хотя, мне уже, удалось выяснить у свидетелей словесные портреты собутыльников Володина, они один в один, схожи с разыскиваемыми нами грыжей и Хриплым.
- Ну так коли известны клички главных злодеев, на что вы весь этот… не найдусь даже как назвать, приволокли-то в присутственное место? -продолжал изумляться полицмейстер. На это, Хортов пояснил ему, что коли повезёт сыскать тех трёх девиц, что всю ночь работали не покладая ног на квартире убитого улана, то при деликатном способе допроса, можно узнать многое, ибо этакие девицы много чего замечают.
- Ну, рассуждение вообще-то верное – слегка остыл Разорихин, но опять же добавил, что вся эта гора бутылок, тряпья и коробок, как-то не совсем смотрится в кабинете начальника сыскного отделения.
- Мефодий Лукич, переносить всё изъятое нами из квартиры убиенного в ваш светлый кабинет, я посчитал что это будет несколько не этично! – как бы прикидывая чего-то в уме, ответил Хортов. Кашлянув на это несколько громче чем обычно, Разорихин буркнул «Работайте!» и заложив руки за спину, парадно вышел из кабинета.
- Так ребята – обратился Хортов к двум унтерам стоявшим на вытяжку – задача такая: я, беру на себя бабье тряпьё и шляпку, есть у меня эксперт по этим делам, а вы, берите по одной из одинаковых бутылок, коробки из-под снеди, кладёте всё это в корзины, и на нашей пролётке объезжаете все продуктовые и винные лавки в городе, начиная с центра, и спрашиваете у продавцов, не помнят ли они, кто всё это вчера покупал? Задача понятная?
- Так точно, ваше высокоблагородие!
- Исполнять, и после обеда, в крайнем случае к вечеру, жду результата, любого!
Унтера похватали что надо, а шеф, найдя в кабинете обёрточную бумагу, положил туда шляпку, куски кружев, рваный чулок, подвязки, и ещё нечто из интимного женского белья, и раздавленную пудреницу не забыл. Завернув это всё весьма аккуратно, он перевязал пакет бечёвкой на четыре стороны, и отправился в единственное место, куда он мог с этим войти, то есть в ателье-магазин своей второй любовницы. Очаровательная хозяйка магазина, чрезвычайно обрадовалась столь скорому появлению в своём заведении, её сыщика, но особенно её заинтересовал увесистый свёрток в руках любовника. Наверное Евпатий Гордеич, решил чем-то побаловать свою Липочку!
- День добрый, Олимпиада Викентьевна! – чинно поклонился Хортов.
- И вам так же, Евпатий Гордеич! – расцвела улыбкой Липочка, играя глазами. В это время в магазине крутилась дородная маменька с юной дочкой, выбирая себе шляпки и накидочки. Олимпиада сделала знак своей Зине, и помощница, уже зная свои обязанности, мотыльком запорхала около покупательниц, заверяя их в изяществе собственного вкуса.
- Идём наверх, как вчера? – вкрадчиво спросила Олимпиада, закусив нижнюю губу, но кавалер отрицательно покачал головой.
- Нет сударыня, лучше вон в те комнаты – указал он на дверь в подсобное помещение, где по мимо склада, располагался рабочий кабинет владелицы, в котором она с Зиной иногда пила чай.
- Туда? – загадочно улыбнулась женщина, повернув лицо – Гм, это даже интригует… А, свёрток вот этот, у вас Евпатий Гордеич в руках, это… вы для меня, нарочно приготовили?
- В некотором смысле – таким же загадочным голосом подтвердил сыщик, - содержимое пакета вам будет знакомым…
- Ну пойдёмте же скорее в ту комнату! – сгорая от любопытства, зашептала Олимпиада, беря следователя под руку. Они зашли в просторное, увешанное женской одеждой помещение, где Хортов торжественно положил свой свёрток на стол перед горевшей от любопытства хозяйкой.
- Вот Олимпиада Викентьевна, взгляните на содержимое, и скажите всё, что вы об этом думаете и знаете!
Липочка тут же бросилась развязывать бечёвку, бормоча азартно «нука-нука!» развязала, с громким шуршанием начала разворачивать пакет, развернула, и… Глубоко ахнув, ошарашенная красавица осталась стоять с разинутым ртом, и выпученными глазами: содержимое сразило её наповал!
- Что это такое? Как это я должна понимать? – оттаяв, задала вопрос Олимпиада, поднимая двумя пальчиками над столом шляпку, потом изодранный чулок, куски кружев, но при виде остатков интимного белья со следами оргии на нём, она чуть не обидевшись на гостя, всё же переспросила.
- Евпатий Гордеич, потрудитесь объяснить, что всё это означает? Вы что, на помойке рылись, или где вы там были ночью, откуда можно нормальному человеку, принести уважающей его женщине, эту бордельную рвань, со следами… следами… Ну говорите же! - чуть притопнув ножкой, потребовала озадаченная дама, продолжая держать в пальчиках шляпку, и рваный ажурный чулок.
- Это улики с место убийства – спокойно ответил Евпатий, от чего Липочка, испуганно вскрикнув, отбросила от себя шляпку и чулок, а сама отскочила назад.
- Это, что – дрожащим голосом начала она, прижав ладошки к вырезу платья, - так зверски убили несчастную женщину? И даже не одну?
- Успокойся моя дорогая, несчастные женщины в количестве трёх душ живы, и находятся в розыске. А зарезали как раз мужчину, в доме которого всю ночь творилась оргия, а эти тряпки, ея следы, и я пришёл к тебе дорогая моя Липочка – подходя к ней и нежно целуя ей обе ручки прижав их своими ладонями, - что бы ты, глянув опытными глазками, сказала бы мне где все подобные наряды, могли быть куплены? Если гребуешь, надень перчатки, тут и впрямь не в шелках рыться поди!
С полминуты поломавшись для приличия, Олимпиада Викентьевна всё же натянула на руки простецкие перчатки, и стараясь придать непростой ситуации деловой оттенок, начала консультацию.
- Начнём со шляпки, это вульгарненькая, дешовенькая модель, но куплена недавно, внутри нет затёртостей, и завязки не растянуты. Я, такими уже не торгую, но вот в магазине у Вулича, и мадам Фионы, (они на соседних улицах магазины держат) этого добра завались, ну на рынке ещё швеи могут продавать, но это, всё же магазинный товар. Так, теперь чулок – Олимпиада осторожно взяла его двумя руками, и немножко порастягивала – это тоже так себе, актёрки да танцовщицы, в таких своё бесстыдство публике показывают. Есть такие и у меня, точнее осталось три пары, всё никак не допродам. ко мне люди-то посолиднее чем к Вуличу и Фионе ходя. Кстати, таких чулок у них тоже в изобилии, они вообще дешевизной и количеством берут, а я качеством… Так, куски кружев, это… это от нижних юбок, а эти вот от корсетов, аж с мясом рвали, нитки вон лезут со всех сторон, бесстыдство какое! Я такие продала дней десять назад группе девушек, но внешности не вспомню. Тоже не дорогие, но не так чтоб и дешёвые, это уже в лавке у немца Гуцера глянь, он большой ценитель женского белья. Эту вот измаранную пакость в нежных кружавчиках, у того же немца спросишь. Теперь насчёт пудры. Вот смотри, тут хоть надпись и раздавлена, но я знаю такую, дешёвенькая дрянь, в лавке у Лысухина продаётся, он на этакий товар, всегда свои этикетки лепит, и уверяет всех, что у него лучшее из лучших! Ну, всё, прочие клочки и эти вот недокуренные сигары, этого вот я не знаю! Ну, я помогла тебе?
- Ещё как помогла моя прелесть! – искренне сказал сыщик, и шагнув к даме, обнял её за талию и нежно чмокнул в губы. Обнять же его руками в «таких» перчатках, любовница постеснялась, а потому слегка раскрывшись, лишь чуть ответила на его поцелуй своими губками.
- Ну всё дорогая, мне пора, теперь со всеми этими уликами, я должен ехать по адресам твоих конкурентов, и вытрясти из них хоть что-нибудь.
- А вечером будешь у меня? – с надеждой спросила Олимпиада, стягивая «такие» перчатки, и разминая пальчики.
- Если позволят обстоятельства, всенепременно дорогая моя! – искренне пообещал Хортов, заворачивая обратно все улики, и перевязывая их бечевой.
- А кого там убили-то опять у вас? – мимоходом спросила Липа, любуясь своим сыщиком.
- Капитана одного уланского, Володина Андрея, он тут вроде как в отпуске был, дом снимал, где нынче на заре, оргия закончилась закланием патриция. Картёжник, бабник, у него я тоже несколько фальшивых бумажек обнаружил.
- Володин? Уланский капитан? Это синеватый такой, в высоком кивере, с саблей? – переспросила Липочка, задумчиво сведя брови, от чего стала ещё забавней и приятней.
- Это синеватый, в кивере, да, а ты что, никак его знаешь? - слегка удивился Хортов.
- Угу…
- Сознавайся дорогая, тебе скидка выйдет…
- Сознаюсь-сознаюсь, дней десять назад, этот улан, я почему его запомнила, он когда вошёл при всём параде ко мне, щёлкнул каблуками, и по полной представился «капитан 8-го уланского Вознесенского полка, прибыл сударыня в ваш чудесный магазин, дабы вы осчастливили меня своим искусством!»
- В любовники что ли набивался? –
- Ты чего дорогой, ты ревнуешь? – с надеждой спросила Олимпиада, загораясь счастьем.
- Конечно ревную! – не моргнув соврал следователь, на что владелица магазина довольным голосом ответила.
- Да нет, он заказал по журналу мод французскому, одно дивное голубое платье за 400 рублей, отдал все деньги вперёд, и оставил адрес кому отправить, когда будет готово!
- Адрес, будь добра! – быстро стал самим собой Хортов, и Олимпиада порывшись в ящике стола, достала хорошую, золотого тиснения визитную карточку, и протянула ему.
- Вот, возьми пожалуйста, я для верности его ещё и в книгу заказов переписала.
- Улица Губернаторская, дом №49, квартира№18 на третьем этаже направо, Осиялова, Елена Александровна… отправила платье-то?
- Да, два дня назад, упаковала в розовую коробочку, всё честь по чести, Зину на извозчике отправила, она всегда заказы отвозит, исполнительная и ответственная. Говорит позвонила, вышел пожилой господин, папенька Елены оказался, обрадовался подарку, и дочка мол тоже рада будет, дал Зине целый рубль серебром, и обратно в квартиру улез… всё!
- Ну, спасибо моя прелестная, ты мне и помогла, и прибавила работы – сказал на прощание полицейский, и поцеловав её ещё раз, пообещал при случае навестить. На проверку «конкурентов» своей любовницы, Евпатий потратил полтора часа. Изо всех четверых, от Вулича до лавочника Лысухина, только первый опознал шляпку из своего магазина, и поклялся что не далее как вчера, её у него купила Устенька Парыева, дочь одной здешней офицерской вдовы, живущий на мужнин пенсион, но дочь от рук отбилась, всё по вечерам, салонам да посиделкам скачет, и мать в грош не ставит.
Проживало это создание на Бородинской улице, близ булочной лавки, их там все знают. Хортов поблагодарил господина Вулчича и пообещав тому, что он будет проходить по делу свидетелем, оставил его, и поехал на извозчике в трактир, пора настала и отобедать.
По возвращении в Управу, оказалось что не только унтера минут пять уже ожидали его в приёмной, но и Аристарх с четверть часа, как сидел за своим столом в кабинете.
- Ну-с, есть что по бутылкам? – спросил шеф у подчинённых.
- Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, - начал самый бойкий – коньяк куплен самим убиенным, утром вчерашнего дня, в лавке купца Патрикеева, коньяк дорогой, а покойный по всей форме приходил, потому и запомнил он его. А из прочих, только в кабаке что у памятника, там двое в охотничьих мундирах покупали вино, и половой, заприметил у одного зуб золотой сверху, а более ничего нету-с!
- Так, коньячную и пару винных из кабака у памятника, в отдел улик, ну это я сам отнесу, а вы рапорт мне на стол через полчаса, живо!
- Слушаюсь! – вытянулись унтера, и быстро ушли. Хортов же взяв все бутылки прошёл в кабинет, и по хмурому виду Аристарха, понял что у него неудача.
- Ну, давай жалуйся, - проговорил шеф, ставя бутылки в уголок у печи.
- Да что жаловаться шеф? Облазил я там всё, и у дворников, и у кабатчика, и у половых спрашивал, городовых даже мытарил, мальцов уличных, нет. Никто более с того раза, франтика в голубом фраке, белом цилиндре, и с тросточкой, не встречал. Я даже в ресторацию заглянул, и там его не видели, ну я хоть пообедал слегка… Такая вот конфузия шеф… А у вас-то, есть что?
- Кое-что есть – и Хортов поведал Аристарху о результате своих поисков, и усилий унтеров, от чего лицо помощника преобразилось.
- Да это ж удача, Евпатий Гордеич! Одну девицу нашли, а уж он двух других укажет нам, никуда не денется!
- Будет ли толк с девиц-то этих? - охлаждая пыл помощника, прикинул следователь, - они же там пили в тёмную голову, да похоти предавались всеми разом, многое думаешь в эти моменты в голове-то останется? Рожи глумливые, да шуточки паршивые? Грыжу и Хриплого, они скорее всего первый и последний раз и видели…
- Почему?
- Иначе зачем этим живорезам, под благородных кавалеров работать? Заявились бы со своими кабацкими шалавами, и баста, но тогда убивать бы не стали, или уж вместе с шалавами, а это шумновато приятель, и потом им самим это отлиться может…
- Каким ж образом?
- Ну, скажем у одной из трёх, среди воровских людишек, есть самый горячий полюбовник, и её смерти он может не простить. К чему же Грыже и Хриплому, такой риск? Нет, они воробьи стрелянные, в каторгу хаживали, законы знают. Однако, проверить Устеньку Парыеву мы обязаны, долг велит. Да ещё остаётся некая Елена Осиялова, тайная страсть убиенного улана, что не торгуясь, выложил за дивное голубое платье 400 целковых, и два дня назад красавица свой наряд получила, а курьершу из магазина, щедрый папенька серебряным рубликом одарил!
- Куда сначала шеф, к гулящим, или к благородным? – спросил Аристарх, устало вздохнув.
- Сначала ты сходи распорядись нам чайку по крепче подать, да Смороку на допрос, появился у меня к нему вопрос, да не один! – ответил шеф, и уже через 20-ть минут, в кабинет доставили и то, и другое.
- Итак господин Сморока, открылись новые обстоятельства дела, и вы нам срочно потребовались! - скупо улыбнулся ему Хортов, на что Сморока, пообтёршийся в камере, и походивший теперь на пойманного бродячего кота, недовольным тоном переспросил.
- Какие иссё у вас там обстоятельства новые? Я от старых иссё не отосол, а они новые узе открыли… х-хм…
- Знакома ли вам молодая особа двадцати одного года, Устинья Степановна Порыева, проживающая со своей матушкой, офицерской вдовой, по улице Бородинской, близ булочной лавки?
- Устяха столь? – морщась переспросил арестант, и вытер нос рукавом – хто зе её там не знает? Потаскуска иссё та, а циво она вам?
- Она одна из трёх девиц, что прошлой ночью, в компании Грыжи, Хриплова, и капитана Володина, бузили у последнего всю ночь, а утром соседи нашли капитана убитым…
- Циво?! – вытаращился Сморока – Убитым? А за сем? Он зе тут цюзой, отпускник, не ссорился ни с кем особо, да и срок ему скоро в полк выходил… Хотя, бывало сто по пьяни мамоцку родную зарезут, а потом сказать не могут, зацем зарезали!..
- Да нет Сморока, дело хуже, - поправил ход его мыслей следователь – ежели б по пьному делу, то там хоть кого-то из всей компашки нашли бы, а там, только следы пиршества и бля...ства, как натюрморт к трупу. Убили улана сонного, одним ударом в печень, насквозь, даже матрас пострадал, наверняка чтоб. А девок перед тем, упоенных в усмерть, раскидали по домам, а потом вернулись да улана и порешили, знать видал много, как думаешь?
- А я-то циво? Я тута у вас парюсь, в камере, с хамьём да бескультурссиной! – жалобно шепелявил Сморока, - Тяско изувеценый пыткою и унизением цести…
- Так Сморока, что про Устю Порыеву не врёшь, хвалю, благодарю, - кивнул дважды следователь, - ну а тех двоих, что с ней у капитана музицировали, ужели не знаешь?
- Да у этой Устюски-суцки, этих товарок дюзына, сто я, упомню всех? Я вон с Маской одной кувыркался и всё… Ды вы сами у неё спросите, она всех и назовёт… цыкните на неё по строзе, и она скиснет как простокваса… дюзе она васего брата-легаса боиться, и в каземат как я, мусеник, не хосет… И я врать не хосю, её знаю, а кто там из её потаскусек был ночей, как я могу руцатса? Я всё зе дзентельмен…
протоколировавший допрос Аристарх, едва сдерживал прущий наружу смех: весь облик Смороки, и его трагикомическая шепелявость, так и побивала на хохот, но помощник сдержался, опыт и сила воли у него имелись.
- Хорошо Сморока, Устиньку ту мы сами допросим, а ты припомни-ка, не обмолвился ли тебе капитан Володин, о своей тайной любви, некой Елене Осияловой, которая на Губернаторской, с семейством проживает? Он ей ещё дивное голубое платье за 400 целковых заказал, и два дня назад, она его получила… ну, не вспомнили?
- Нет, Евпатий Гордеиць, ну не такие-то уз мы товарисси с ним были, я зе узе вам говорил, он закассик мой просто, и фсё! Елены той не знаю, хос цем поклячнусь!
- Последний вопрос, сколько пудов плашек, ты нарезал до того, как мы тебя прихватили?
Смииорокеа чуть поёжился, и опасливо прошелестел.
- Десять с половиной пудов примерно…
- Изрядно! – нахмурился Хортов и поглядев на подследственного, с искренним сожалением сказал ему в глаза – Дурак ты Сморока, большой дурак, хоть руки у тя и золотые!..
Когда Смороку отправили в камеру, вошедший дежурный доложил что арестованная Мария Николавна Корнеева буйствует в камере и требует свободы.
- Вы проверили её адрес, соседей, квартального как я приказывал? –
- Так точно! Утром ещё, как только вы уехать изволили ваше высокоблагородие! – отрапортовал дежурный.
- Ну и как, подтвердились её показания?
- Точно так-с! И квартальный был, и две соседки, и все показали, что она – это она и есть!
- Так от чего ж вы болваны, не отпустили её сразу? - вспылил Хортов.
- Виноват-с, ни вас, ни Аристарх Сергеича не было-с, а как же без вас-то? – виновато пожал плечами дежурный.
- Немедленно вернуть паспорт и все вещи, и выпустить, пошёл вон! – устало бросил Хортов, и дежурный быстро выскочил.
- Такие дела Аристарх – вздохнул Евпатий, и тут в дверь осторожно постучали, - Да, войдите!
Дверь мягко отворилась, и вошёл титулярный советник Гурзеев, Платон Михайлович, служащий Управы, полноватый, но не толстый мужчина 34-х лет, со светлыми баками. В руке он держал небольшую папку, из которой извлёк некий документ, и какой-то исписанный лист.
- Вот-с, Евпатий Гордеич, извольте видеть, экспертиза показала, что пачпорт убиенного капитана поддельный, а это вот экспертное заключение-с!
- Что? – Хортов взял паспорт и внимательно его осмотрел. Затем извлёк лупу, и уже через неё, рассмотрел-таки пару едва заметных дефектов, говорящих о фальшивке. Отложив лупу, он прочитал заключение, и спрятал оба документа в папку с делом.
- Фальшивый паспорт, а может и улан фальшивый, а, Гурзеев? – задумчиво спросил Хортов, поглядев на коллегу.
- Вне всякого сомнения – согласился Платон Михайлович, - вы давеча изволили отправить запрос про 8-й уланский полк в канцелярию губернатора и в жандармскую Управу. Так вот, про жандармов не знаю, но у губернатора говорили что 8-й уланский, Вознесенский полк, ещё в 36-м году, передислоцирован из Округа Военного поселения, в Царство Польское, и до сей поры там и стоит.
- Следовательно, отпускник капитан Володин, тут быть никак не мог, отпуск проводят на родине, а он судя по паспорту, из Курской губернии – проговорил Хортов – А в нашем городе он почти совсем чужой, в Офицерском собрании был только раз, но часто посещал клуб и бордель… Значит придётся установить всех, с кем он водил в городе хоть малейшее знакомство. И ещё одно – Евпатий чуть приподнял перо – проверьте, не числиться ли он по приметам как во все губернском, так и во все имперском розыске, вдруг да повезёт? Займитесь этим немедленно Платон Михайлович – закончил говорить Хортов, и Гурзеев чётко кивнув, покинул кабинет.
- Видал Аритстарх как всё завертелось-то? Бумажки фальшивые, улан фальшивый, а у шайки теперь десять с половиной пудов нарезанных плашек! Чекань серебро, золото, платину, да ещё бумажный станок есть где-то, голова кругом… Что мог знать улан, что был так немедленно убит? Посредника? Или же сам им был, но заигрался-забля...овался, и попал в наше поле зрение? Возможно… Он не просто так тут появился, этот Володин, непросто так Аристарх, но мы эту загадку разгадаем, не впервой… А пока, А пока поехали девицу Устюшку, как говорит красноречивый наш Сморока, навестим, да узнаем у неё имена двух других гетер, авось эти три девицы под окном, нам чего-нибудь интересного и спрядут, поехали!
Добротный деревянный дом Порыевых на Бородинской улице подле булочной, полицейские нашли быстро. Их экипаж притормозил прямо у садовой калитки, и сыщики неторопливо выбравшись из пролётки, один за другим прошли в калитку, и поднявшись на средней величины крыльцо, позвонили в колокольчик. Послышались мягкие, но усталые шаги, и дверь открыла женщина лет 50-ти, с печальным и унылым лицом. На ней мешковато сидело простоватое вдовье платье тёмно-синего цвета с длинными рукавами, и небольшими кружевными манжетами, а голову покрывала небольшая шляпка в сборочку, подвязанная под подбородком, лентами такого же цвета. Едва увидав вошедших, она ещё больше потухла глазами, а потом подняв их, тихо вздохнула.
- Из полиции значит уже…
- Точно так-с сударыня, простите как вас? – спросил Хортов, не переступая пока порога.
- Аполлинария Максимовна Порыева, штабс-капитанская вдова…Вы, верно по Устинькину душу?
- Да, позвольте войти?
- Проходите, прошу вас, когда-нибудь этим и должно было кончиться! – с тихой слезой в голосе, проговорила несчастная мать. Они прошли в гостиную, и там остановились.
- Дома она? – спросил Хортов.
- Дома – посуровев, начала Аполлинария Максимовна – чуть свет заявилась потаскушка… Вас господа уже не для чего стесняться, - пояснила мать, и продолжила - вся как сука драная, в засосах, из одёжи на ней только плащ и чулки были… Господи, дай силы! Теперь вон в своей комнате, с похмелья мучается, квас дует, да поганое ведро ей принесла, чтоб не заблевала там всего, тварина… Проходите, я вам покажу, а сама тут останусь, глаза у меня на неё подлую, уже не глядят! – пояснила мать.
Комната Устеньки, представляла собой логово блудливой кошки: кроме трюмо с парфюмерией и платяного шкафа, смотревшихся сносно, остальная часть жилища не выдерживала никакой критики! Всклоченная кровать, где подушки смешались с одеялами, а простыни наполовину свисли до полу, обувь, коробки из-под сладостей, пустые бутылки из-под кваса, вина, и ещё чего-то, подобного! Комнатный столик завален фруктовыми огрызками, кусками кондитерских изделий, некоторые из которых уже испортились, и начинали издавать неприятный запах. Но особенно ярчайший «аромат» вился по воздуху из-за ширмы, где по видимому, и стояло знаменитое поганое ведро. Сама же обитательница сего бедлама, с намотанным на голове мокрым полотенцем, одетая в зелёный длинный халат, страдала в глубоком кресле, и при виде гостей, разом отверзла очи, полные желания сдохнуть, или поправиться.
- Эко вас Устинья Степановна, нажраться-то угораздило вчера, чуть не голышом домой прискакали-то, да-а!... Влипла ты Устюха, как кур в ощип! – резко вдруг сменил интонацию сыщик, присаживаясь на соседний стул, и глядя в упор на страдающую путану.
-Вам… чего… от меня… полиция? Зачем… я и так умираю…
- Вы и ваши вчерашние подружки, как их имена? Ну, те две оторвы, с которыми вы в доме покойного капитана Володина, вчера резвились с его дружками?
- Покойного? – слабо переспросила Устинья, чуть придя в себя, - А что, он уже умер?
- Он убит теми двумя типами в полувоенной форме, которые вас троих, на двух экипажах к его дому привезли, с гармоникой, вином и бля...ством. Имена подруг, и где живут?
- Погодите… Дуся Порожкина… у моста где-то, не знаю… Люсильда со Столярной, ох плохо мне…
- Что за Люсильда? Людмила что ли?
- А… и вы тоже её знаете?.. Рыжикова она… но такая сучка…
- Кавалеров ваших вчерашних, вы до того встречали?
- Не-е-ет… они нас в скверике нашли, где фонтанчик из-под рыбок, сняли на всю говорят ночь… Ну мы и поехали…
- Разговоры тех двоих помните какие-нибудь?
- Какие разговоры? Боже-е-е… я лиц и голосов-то не помню, у меня всё утро потолок вертелся…
- Это вы сударыня, «вертушинки» с перепою словить изволили – пояснил Хортов, и добавил что течению их с подругами подобной жизни, приходит конец, ибо они хотя и косвенно, но замешаны в тяжком преступлении. А посему, сюда скоро будут призваны дворник с квартальным, и по оформлении всех надлежащих бумаг, Устинья, Люсильда и Дуня, передут в апартаменты казённого порядка, а именно в холодную у квартального, а затем разбирательство, суд, и скорее всего Работный дом, сроком года на три каждой!
- Не меньше! – безжалостно подтвердил Аристарх. Работными домами, назывались в ту эпоху учреждения тюремного типа, куда сажали за бродяжничество, мелкие кражи, воровство и мошенничество, да тому подобное. Арестанты, сами добывали себе пропитание на хлеб: мужчины на тяжёлых работах, женщины на лёгких. Понимая что делать им тут больше нечего, полицейские покинули опочивальню Устиньи, а в гостиной, Хортов откровенно сказал матери, чтобы та собирала дочери вещи и еду, ибо её с подругами посадят, потому как дело весьма скверное. Антонина Максимовна, молча и обречённо кивнула, а потом горестно покачала головой…
По двум остальным адресам жриц любви, были произведены столь же нехитрые действа, после чего шеф с помощником зашли в чайную, да с наслаждением попили хорошего, крепкого чая с сахаром.
- Я как нутром чуял, что ни черта мы у этих шалав не узнаем путного! - сокрушался Хортов, потягивая горячий напиток – только время потеряли…
- Ну а вдруг они очухаются в камере, да и вспомнят что-либо? – предположил Аристарх.
- Не-а, не вспомнят, - уверенно возразил шеф, но чуть подумав, добавил – да даже если и вспомнят, нам не скажут, мы ж их года на два-три, как пить дать упрячем!
- Куда теперь шеф?
- А давай брат навестим таинственную любовь лжеулана Володина, Елену Александровну Осиялову на Губернаторской. Это кстати тут, рядом, минут 10-12 езды, узнаем что за любовь такая, с платьем за 400 рублей, да пожалуй на сегодня и довольно, вернёмся в Управу, и станем ждать известий от наших, авось кто да порадует чем! А нет, то махнём в какой-нибудь салон, вон, хоть к Дарье Даурьевне, где «толп людских витии» собираются…
- Так там вроде вторник и пятница приёмные дни?
- А мы просто в гости, ввалимся к ним как черти на именины епископа, да и посидим за приятными разговорами!
- Да, не скучает видать совсем князь Сергей в таком присутственном месте-то! – предположил Гайтанцев, на что шеф, многозначно заметил.
- С Дашей, Аристарх, не соскучишься, уж ты мне поверь брат!
Наконец чаепитие подошло к концу, и полицейские выйдя на улицу сели в свой экипаж, и неторопливо покатили на Губернаторскую улицу №;49 где на третьем и последнем этаже, в квартире№27, жила пока ещё неизвестная страсть убиенного Володина, таинственная Елена Александровна Осиялова.
Х Х Х
Дом №49 оказался довольно высоким зданием, и сразу бросалась в глаза старинная русская архитектура, с затейливой кладкой, миниатюрными арочками-нишами, и просто художественной работой старых каменщиков. Множество каменных труб над жестяной крышей, смотрели в небо, подобно жерлам пушек. Ограды вокруг дома не было, зато радовали глаз затейливые и яркие цветы в многочисленных клумбах, вокруг которых играли дети из разных сословий, и юные барчуки, нет-нет да и пытались показать мещанским или иным сверстникам, кто они тут такие, однако выходило не всегда.
Полицейский экипаж стал на углу дома чтоб не загораживать выезда, возле которого покуривал трубочку рослый бородатый дворник в дерюжном фартуке с бляхой. Увидав полицейских, он вытянулся по стойке смирно.
- А что борода, Осияловы из 27-го нумера дома ли? – неспешно спросил Хортов, чуть замедлив шаг.
- Дык папенька-то ихний давеча в окошко глядели, а других кого я не видал.
- Что, и барышню Елену Александровну не знаешь, которой два дня назад, из ателье платье за 400 рублей в коробке привезли? – опять спросил сыщик.
- Виноват-с, ваше благородие, тута барышень много, и все как одна, молоденькие да пригожие! – широчайше улыбнулся дворник.
- Ладно, мети борода, мы сами заглянем, - Хортов прошёл мимо него, и толкнув дверь в подъезд, вошёл туда в купе с Аристархом. Поднимаясь по каменной лестнице, Евпатий Гордеич произнёс.
- Если там истерика какая по поводу гибели улана, они наверняка ещё не знают, иначе вой бы уже стоял что при ночном налёте разбойников. Так вот, ты Аристарх, успокаиваешь барышню, а я стану объясняться с папенькой, так вернее.
- Как скажете, - равнодушно ответил Аристарх, подступая уже к самим дверям с медной табличкой «27» и ручкой дверного звонка-колокольца. Хортов трижды подёргал ручку, сразу послышались шаги, и голос пожилого мужчины, недоверчиво спросил.
- Кто там?
- Откройте, полиция! Следователь Хортов с помощником!
- Полииция? – удивлённо протянул голос, и снова осведомился – А что вам, собственно угодно? Мы полицию не вызывали, это очевидно ошибка!
- Нам нужно повидать барышню Осиялову, по очень важному вопросу!..
- Елену? Нет её, она уехала к тётке в деревню сегодня утром! Простите господа, но я занятой человек, и вам лучше уйти!
- Если Елена Александровна уехала, то мы желали бы переговорить с вами. Откройте дверь немедленно, именем закона, иначе мы будем вынуждены выломать её! – пригрозил Хортов, почувствовав что-то неладное.
- Вы не посмеете! Я дворянин! Я жаловаться буду! губернатору! Убирайтесь вон! - резко и тревожно донеслось из-за двери, и полицейские заподозрили, что папенька там не один.
- Он нас держит Аристарх – замер на мгновение Евпатий – там есть кто-то ещё, и он собирается уйти чёрным ходом… Ломай дверь! Р-р-р-а-зом!!!
И две ноги, одновременно принялись истово садить на стыке замка и створок, под хруст и треск которых, хозяин внутри завопил вдруг, что он будет стрелять, и после шестой пары ударов, бахнул выстрел. Пуля пробившая дверь, пролетела как раз между голов осаждающих, и ударилась в стену. Со следующей пары ударов, могучие двери с хрустом щепы и железным краканьем изувеченного замка, резко распахнулись, и в проём прикрывая один другого, вскочили вооружённые двуствольными пистолетами полицейские, и ринулись в комнаты…
В гостиной, дымились кофейным ароматом две чашки, а на полу блестели несколько золотых монет, но Хортов и Аристарх с оружием на изготовку, молниеносно осмотрев две бывшие там комнаты, ринулись к чёрному ходу, дверь которого, оказалась не запертой.
- Вот тебе и сходили, навестили барышню! – рывком бросил Хортов, сбегая вниз по ступеням, прижимаясь спиной к стене. Снизу слышались стуки убегающих ног, и старческий голос истово кричал «Бегите! Я задержу их!» На площадке второго этажа, через раскрытое окно, Евпатий увидел убегающего по крышам пристроенных с этой стороны хозяйственных помещений, седого человека в сером фраке и серых брюках, с пистолетами в обоих руках.
- Аристарх, ты вниз, я вон за тем! – махнул головой Евпатий, уже запрыгивая на подоконник, а через секунду с грохотом приземляясь на жестяную крышу, потеряв при этом шляпу с головы. Беглец услышав грохот обернулся, и увидав полицейского в зелёном мундире, быстро поднял левый пистолет и выстрелил. Хортов, уже не раз и не два бывавший в подобных переделках, уклонился в бок, и пуля взвизгнула о стену в одной пяди от плеча следователя. (пядь – расстояние от большого пальца до мизинца на руке) Евпатий берёг заряды и пока не стрелял, неумолимо настигая жертву, пригибаясь и петляя, хотя на широченной двускатной крыше не было никаких труб.
- Стой мерзавец! Всё одно не уйдёшь старая сволочь! - уже будучи в 20-ти шагах от седого, но тот явно на что-то рассчитывая, продолжал убегать, затравленно оглядываясь искажённым от страха и ненависти лицом. И здесь Хортов заподозрил что там внизу, либо сложено сено, либо крыша более низкой пристройке, и что всё это, может позволить скрыться. Мгновенно остановившись, начальник вскинул руку, и тщательно прицелился, ловя на мушку растрёпанную серую фигуру… выстрел! Беглец выронил левый пистолет, и завопив от боли, завертелся на месте, но рыча от злости, сумел развернуться к преследователю бледным лицом, и выстрелить из второго пистолета: пуля обожгла полицейскому левое плечо, и наполовину сорвала эполет. Затем прорычав проклятие, преступник неумело бросил в Хортова свой пистолет, и оружие скрежеща о жесть, заскользило вниз. Подскочивши к серому фраку, который не смотря на рану, упрямо, но уже комично попытался убежать, Евпатий Гордеич ударом ноги подсёк его сбоку по голени, и завопивший от боли беглец, рухнул словно подрубленный, согнувшись уже весь, изрыгая проклятия и матерную брань. Хортов навёл на него пистолет, где оставался ещё один заряд, и отдышавшись, бросил.
- Встать! Встать и пошёл! – хрипло повторил Хортов задержанному, на вид имевшему лет за 50-т, короткая седая борода, и подкрученные в верх усы, выдавали в нём аристократа. Средней длинны седеющие волосы, торчали сейчас клокам во все стороны. Серый фрак коряво поднялся, и держась за кровоточащее предплечье, медленно пошёл вперёд, точнее назад, туда, куда коротким жестом пистолета, указал ему сыщик, к открытому окну, на площадке второго этажа. Через пару секунд, в оконном проёме выросли двое городовых с пистолетами в руках.
- Словили, ваше высокоблагородие? – отдуваясь спросил один из них, рыжеусый старший унтер.
- Да куда б он делся-то? – сплюнув на ходу, ответил Евпатий – в крайнем случае пристрелил бы как взбесившегося пса, да и вся недолга! Помогите-ка ему ребята обратно перелезть – приказал Хортов, ища глазами свою шляпу, но она отлетела довольно далеко и лезть за ней пока не хотелось. Бормоча ругательства, городовые с горем пополам, втянули бормотавшего ругательства беглеца через подоконник обратно, а Евпатий Гордеич, пружинисто перелез сам.
- Ребята, там внизу на крыше, два его пистолета найти надо, и шляпу мою, но это после. А пока, ведите его в квартиру 27-мь, да сторожите там. А я вниз на улицу, погляжу что там!
- Слушаемся! – ухнули разом городовые, и повели арестанта на верх. Евпатий Гордеич спрятал пистолет и придерживая шпагу, быстро выбежал на улицу. Там, шагов за полсотни от чёрного хода, возле тротуара этой малой улочки, где росла парочка небольших деревьев, уже гудела толпа человек в 20-ть, коих тщетно пытались успокоить квартальный, дворник, и растрёпанный Аристарх с недовольным выражением на лице.
- А ну-у, р-р-р-р-а-а-зойди-и-сь!!! – командным голосом рявкнул Евпатий Гордеич, подойдя ближе. Толпа разом обернулась, и узнавши Хортова, невольно отхлынула в стороны. Возле одного из деревьев, чуть подогнув левую ногу, и немного откинув в сторону правую руку с зажатым в ней четырёхствольным небольшим пистолетом, на спине лежал застреленный мужчина дворянской наружности, лет 30-ти с очень тонкими, изящными чертами лица, и длинными, до плеч, светлыми волосами. На убиенном был долгополый синий сюртук поверх белоснежной сорочки, с подвязанным чёрным галстуком, и когда-то белые, а теперь смазанные дорожной пылью брюки, пуля угодила беглецу прямо в живот.
- Это я его, шеф, - кивнув на труп, стал рассказывать Аристарх, - выскочил это я, а он уже шагов за 30-ть, а там как раз переулок! Я заорал ему «Стой!» и в него пальнул первым, ибо дуру эту четырёхствольную, сразу у него заприметил. Он на ходу мне в ответ одну сливу пустил, тоже мимо, да было хотел уж в переулок, но как ошпаренный назад выскочил, и туда в кого-то бабах! Ему в ответ тоже, да с бранью, что за карусель? Затем свистки, это двое городовых из переулка того вышли, бабы визг подняли, а этот – Аристарх опять кивнул на тело, - заметался как заяц, и стал нас по-польски матом крыть, да стрельнуть ещё один раз успел, ну уж тогда я его вторым зарядом в брюхо-то и положил! Дворник с квартальным сразу подошли. Я вашу погоню на верху и видел и слышал, ну а как с этим-то решилось, я тех городовых вам в помощь и направил!
- Верно сделал, Аристарх Сергеич, - одобрительно кивнул Хортов – они там сейчас того папеньку подстреленного караулят в квартире. За доктором уже послали?
- Точно так-с, ваше высокоблагородие – встрял наконец ждавший удобного момента квартальный – и за доктором Скопиным, и за фургоном для покойников!
- Не обыскали труп? – спросил Хортов.
- Никак нет-с, не успели ещё! – ответил квартальный.
- Ладно, это мы сами! – Евпатий присел, и быстро обыскал тело. Но кроме паспорта, на имя ссыльного польского мещанина Анжея Берковского, и двух небольших полотняных кошельков с золотыми монетами, при убитом не было ничего. Тут же доставили из ближайших домов бумагу и чернила, и при понятых, всё найденное, в том числе 46 золотых монет, аккуратно занесли в опись, отметили паспорт и оружие, оформили всё надлежащим образом, после чего Хортов приказал квартальному дожидаться тут доктора и фургон, а сам с помощником вернулся в квартиру№27, пообещавши прислать оттуда-сюда, городовых. При появлении в квартире Хортова и Гайтанцева с вещами Анжея Берковского, седовласый арестант с перевязанной рукой, задрожал как в лихорадке, когда перед ним, выложили на стол паспорт и два кошелька, а пистолет с остававшемся в нём одним зарядом, Хортов молча показал, и передал Аристарху, спрятавшего его себе во внутренний карман.
- Что… с ним… что с Анжеем? – дрожащими губами прошептал седовласый, умоляюще-ненавидя глядя на Хортова.
- Убит, ваш сообщник, в перестрелке с полицией, при сопротивлении аресту – безразлично ответил Евпатий, и переспросил у сникшего арестанта, не сыном ли доводился ему покойный?
- Нет, не сыном, он… больше чем сын мне был, он брат мой, соратник по борьбе… борьбе с вами, тиранами! – гордо вскинув голову, выдохнул седовласый, с ненавистью глядя на своих врагов.
- Ах вон оно что, ну теперь понятно, старый местный дурак, решил помочь залетевшему к нам гостеньку с Привисленского края? Знакомая картинка уважаемый, «За нашу и вашу свободу?» - хмуро процитировал Евпатий Гордеич. Арестванный молча отвернулся.
- Паспорт его где? – спросил Хортов у городовых, и один из них быстро подал ему документ, пояснив что при обыске, у него нашли ещё и полотняный кошель с золотыми, но их не пересчитывали, и они вот здесь ( кошель тут же был передан следом за паспортом, и занял место на столике близ двух других. )
- Осиялов, Алексей Алексеич, дворянин, место рождения Санкт-Петербург – прочитал Хортов, и сложив бумагу бросил её на стол, - поддельный, как и вся ваша жизнь, любезный свободолюбец? – язвительно спросил Хортов. Задержанному не хотелось отвечать на вопросы, но и отмалчиваться было уже нелепо, сочли бы за буффонаду…
- Я действительно русский дворянин, уроженец столицы, но настоящего своего имени и фамилии я вам не скажу, не надейтесь даже, сатрапы… фараоны!..
- Скажете, всё вы любезный скажете, с начало нам, сыскной полиции, по делу о фальшивомонетчиках, а затем и жандармам про ваши мятежные польские дела, и не просто скажете, соловьём запоёте. Ведь вы любезный, только языком молоть можете, и всё! Ни тюрьмы, ни тем более каторги вы не нюхали, вон, ручки-то и запястья ваши, чистые и гладкие, кандалов не видавшие, физиономия наглая кулаков не нюхала, но теперь, вы для начала всё это понюхаете, а уже после того, по совокупности содеянного, либо на каторгу, лет этак на 20-ть, либо на виселицу, да-с!.. А вы как думали? Делание фальшивых денег, участие в делах польских мятежников, сопротивление аресту, меня вон слегка ранили, эполет теперь выкинуть придётся… Так что кабздец вам любезный папенька, по всем статьям выходит! - закончил мысль Хортов, и только вот теперь, ощутил неприятное жжение в плече. Отойдя в сторонку, он снял мундир перед зеркалом, и глянул. Угу, здоровенный кусок кожи выдран пулей и кровь шла обильно, теперь правда свернулась. Поискав, сыщик нашёл водку, и щедро плеснул на рану. Запахло и защипало сразу. Один из городовых принёс кусок чистой, льняной ткани, коей начальника совместно и перевязали честь по чести, и помогли одеть мундир.
- Давай ребята за понятыми, и начинаем обыск! – устало приказал Хортов, присаживаясь на стул. Обыск дал удивительные, но в чём-то даже закономерные результаты: один карабин, два дуэльных пистолета, деревянную шкатулку с письмами, кои пока не разбирали, запасы провианта и пития дня на три, и полный комплект женской одежды, включая то самое дивное платье за 400 рублей, и паспорт на имя девицы Осияловой Елены Александровны, 25-ти лет от роду, набор парфюмерии, обувь, зонтик, сумочку, и два парика, золотистый и чёрный. Из материальных средств было обнаружено десять полотняных кошельков туго набитых золотыми, кои потом следовало ещё пересчитать.
- Женский машкерад, и паспорт на имя несуществующей Елены Осияловой, это для пана Анджея предназначалось, так? – спросил следователь, глядя на хранившего пока гордое молчание, господина Осиялова – Ну а что, придумано не дурно. Черты лица у покойного тонкие, аристократические, кожа белая, ни щетинки нет… Так что при должном наложении грима да коли голос подходящий, так и за панночку сойдёт, точнее барышню. Одно обстоятельство вот задуматься заставляет: в качестве кого сия «барышня» - нарочито язвительно выделил это слово сыщик, - должна была сопровождать вас, в далёкий путь, а, господин Осиялов, развейте мои нехорошие сомнения, а то знаете ли, всякие случаи происходят, когда мужчины, в женских нарядах щеголяют, ну?
Осиялов вспыхнул весь разом, засопел, но ни проклинать, ни обличать не стал, ибо дело принимало такой оборот, что полицейские, а за ними и жандармы они хоть и душители и палачи, но если не разъяснить этот вопрос, то они такого могут себе надумать да в деле отразить, что высшее общество и товарищи по борьбе, заподозрят такое, от чего в жизни не отмоешься!
- В качестве дяди и племянницы! - на одном дыхании выпалил разгневанный Алексей Алексеич, развевая все похабные предположения этих сатрапов.
- Вы меня успокоили – выдохнул Хортов – а значит одной уголовной статьёй у вас будет меньше…
- Ваши намёки… они… они просто омерзительны! – проскрежетал Осиялов, уловив смысл полицейской иронии.
- Как и ваши действия – ответил Хортов и добавил что впереди ещё будут разговоры об убитом нынче на зорьке, лжеулане Володине.
- Как убитого? Кем? – искреннее изумился и побледнел Осиялов.
- Да как кем? Дружками вашими уголовными, Грыжей и Хрипым. Или может вам угодно величать их сподвижниками? – намекнул Евпатий Гордеич.
- Боже мой… всё погибло… - залепетал борец с тиранией, и сокрушённо опустил голову.
- Наш разговор, долгий разговор господин Осиялов, мы продолжим уже не здесь, а в Управе благочиния, в моём кабинете, собираемся ребята! – приказал Хортов, добавив при этом – Тут нам больше уже делать нечего, а двери починят и опечатают без нас, квартальный порядок знает!
Слух о перестрелке на Губернаторской, мгновенно поскакал по городу, обрастая самыми невероятными подробностями, о коих нет нужды здесь упоминать, по причине их вздорности, и раздутости. Хортов и доктор Скопин разминулись, полицейский экипаж покатил сразу прямо от парадного до Управы, а Борис Сергеич на своей бричке, и фургоном для трупов, покатил к себе в больницу, производить уже второе за этот день вскрытие, криминального случая. «Однако Евпатий Гордеич как-то уж разгулялись нынче, этак чего доброго, он мне к вечеру и третьего пациента преподнесёт!» мрачно шутил про себя Скопин, покачиваясь в своей бричке, и размышляя о том, какой же они оказывается, неспокойный город, не гляди что провинция, а вот поди ж ты!
В Управе, задержанного поместили в одиночную камеру, а сами при помощи чиновников из канцелярии, и в присутствии полицмейстера, бросившего из-за этого все дела в Дворянском собрании, и примчавшегося на службу, принялись считать изъятые золотые. Но, прежде чем к этому приступить, Евпатий Гордеич предложил не складывать всё золото в одну кучу, а горкой, каждый при своём мешочке, на коих он приметил небольшие бирки из картона, с изображением на одной орла, а на другой ворона. «Орлов» оказалось на треть меньше, а всего, эксперты насчитали 967 золотых монет разного достоинства, но все русской чеканки. Однако, Хортов взяв в руки по одному золотому из разных мешочков, внимательно их оглядел, а затем обратился к полицмейстеру.
- Мефодий Лукич, прелюбопытнийшие экземпляры, не изволите ли взглянуть? Оба из «вороньей» стаи!
- Ну-с, и что? – Разорихин взял монеты, и вгляделся – обычный голландский червонец русской чеканки, в основном для заграничной торговли, но ходит и про меж наших. Зовётся на Руси «лобанчиком», «пучковым», и «арапчиком». Чеканем не смотря на ворчание немев аз с 1735 года, что в них особенного?
- А вот глядите, на аверсе, у головы рыцаря, у этого червонца кадуцея обычная, (железный скипетр с крыльями на верху, оплетённый двумя змеями) а вот у этого, точно такого же, но, с одноглавым польским орлом!
- Хм… а ведь и вправду! – приглядевшись, согласился Разороихин – приглядевшись, согласился Разорихин – ну у вас глаз помоложе, да кровь по горячей, вот вы и разглядели этот знаменитый мятежный дукат!
Полицейские имели ввиду недавние события в Царстве Польском, когда там, в 1830-31-х годах, полыхало очередное восстание, и Варшавский монетный двор, в целости и сохранности попал в руки мятежников. Сразу же, не теряя времени, поляки принялись чеканить свой, «мятежный» дукат для закупки оружия, и начеканили его аж 164 тысячи штук, но после разгрома восстания, чеканка этого дуката была прекращена. И хотя русское правительство старалось изымать «мятежные» дукаты и перечеканивать их, они всё равно продолжали свободно ходить как в Европе, так и в России, да и прочих странах тоже. Людей не особо смущали эти едва заметные отличия, ибо золотой, он и есть золотой! Почему эта монета звалась у русских «арапчиком» и «лобанчиком» доподлинно не известно, а вот «пучковым» этот русский голландец звался потому, что у пешего рыцаря на аверсе, в правой руке был меч на плече, а в левой он сжимал пучок стрел.
Но Евпатий Гордеич, высказал своему начальнику, одну не совсем обычную мысль.
- Мефодий Лукич, чем питаются орлы? Живой плотью, и кровью, а вороны не брезгуют и падалью, верно?
- Верно… ну не говорите вы всё время загадками, Евпатий Гордеич! – нетерпеливо воскликнул Разорихин – Поясните уж прямо, что вы там себе открыли?
- Я лучше покажу! – улыбнулся Евпатий, и полез в один из ящиков своего стола, откуда извлёк что-то похожее на ножницы по металлу, благодаря хитрой конструкции которых, пасть этих ножниц могла становиться то уже то шире.
- Итак господа, оба дуката, и наш, и «мятежный» из «вороньей» стаи, подлежат немедленному хирургическому вмешательству! – проговорил Хортов, и не успел полицмейстер чего-лидо сказать, как его подчинённый махом перекусил ножницами оба золотых червонца, и… внутри себя, монета из «вороньей» стаи, оказалась медной.
- Ах мерзавцы! – воскликнул Разорихин, разглядывая в руке куски фальшивки – Ловко придумано, фальшак к «воронам», а настоящий к «орлам», весьма удобно… Евпатий Гордеич, голубчик, - отчего-то вдруг нахмурился полицмейстер – под мою ответственность, возьмите по одному червонцу из каждой «орлиной» стаи, да перекусите их, чем чёрт не шутит? А золото и в перекушенном виде золотом останется!
- Разумно! – кивнул Хортов, и неторопливо повторил всю операцию, но «орлы» оказались чистыми.
- Ну-с, вот и чудненько! – посветлел Разорихин, и предложил оставить перекушенные монеты на столе, а прочие, до завтра оставить в сейфе у Хортова, а уж завтра подлинные отвезти в ассигнационный банк, а поддельные до окончания следствия хранить в Управе как улику. На том и порешили, после чего, Мефодий Лукич приказал привести на допрос, «этого негодяя Осиялова».
- Допрос будите вести вы Евпаий Гордеич, я лишь поприсутствую, да может и задам от себя два-три вопроса, не больше!
- С вашего позволения Мефодий Лукич, я буду вести речь только о фальшивомонетчиках, убитом улане, и всё, политику трогать не буду! – предложил Евпатий Гордеич, и полицмейстер ответил что не возражает.
Осиялова привели через четверть часа. Он был вдоволь напоен водой, а от еды отказался, не лезла в горло. Увидав у следователя два пустых мешочка, и половинки порезанных монет, он тяжко вздохнул.
- Догадались значит…
- Ваше полное имя, место и год рождения? – официальным тоном начал Хортов.
- Осиялов, Алексей Алексеич, 1788 года рождения, русскай дворянин, Санкт-Петербург, я уже всё вам сказал, и дважды повторять не стану, ибо считаю вас прислужниками тирана, и палачами свободы! – пафосно выдохнул подследственный.
- Не желаете значит подлинного имени своего назвать? - переспросил Хортов, и равнодушно бросил – Ну и чёрт с вами, нас не это интересует. Нам не скажете, жандармам скажете, политические преступники, это по их части, а у нас с вами, вот что будет любезный. Первое, кто снабжал вас фальшивыми деньгами, и кто такой на самом деле, уланский капитан Володин? Играть в героя не советую. Двадцать лет каторжных работ вы уже себе наиграли, а тут ещё и петля перед носом болтается, пеньковая, ваша родимая. Ну а станете и впрямь упорствовать, что ж, раз мы тираны и палачи, душители свободы, то и к вам, уважаемый папенька, или вернее дядюшка, будут применены особенные меры воздействия, для раскрытия уст ваших…
Осиялов недоверчиво поглядел на следователя, и проговорил.
- Вы… вы не посмеете, пытки отменены царём Александром ещё в 1803 году!..
- А как же мы тогда тираним да душим без пыток-то? – иронично вопросил Хортов, и следом добавил – Пытки, что тогда звались пытками, отменены, это так. Но ведь на то и создана человеком бюрократия, чтоб в ней можно было всегда сыскать чего-то эдакое, ну вроде и не пытка, а вместе с тем, весьма неприятная вещь…
- Вы любезный жили под фальшивым паспортом, - подал голос Разорихин – следовательно нет никаких доказательств что вы дворянин, а не самозванец! А посему, вас станут ежедневно сечь розгами, как бродягу и заговорщика, покушавшегося на жизнь надворного советника, это чин вашего следователя если вы не знали. И сечь станут не шутя, со знанием дела, да ещё и к уголовным можем посадить, а там вам совсем худо будет. Ну, по возрасту вашему, «дамочкой» может статься вас и не сделают, но вот всё остальное, почтенный карбонарий, вы испытаете по полной мере!
- Итак, господин чёрт с вами пусть Осиялов, я повторяю ранее заданный вопрос, - вперив в подследственного свой взор-прицел, низким голосом прогудел Евпатий Гордеич – Кто, снабжал, вас, фальшивым золотом, откуда настоящее, и кто такой капитан Володин, убитый вашими сообщниками, и отчего вы так упали духом, узнав про это? Даю вам на размышление три минуты, по истечении которых если вы не начнёте давать правдивые показания, вас отволокут в камеру-каземат, куда придёт экзекутор Ротаныч, ювелир своего дела, но тогда любезный дядюшка, вы позавидуете своей «племяннице» Анжею-Елене, и капитану Володину, время пошло! – щёлкнув часами и положив их перед собой, прервался Хортов, и опять немигающе, уставился на подследственного. Осиялову стало не по себе, он не смог выдержать тяжёлый, как осадное орудие, взгляд следователя, и пытаясь отвести взор, рассеяно шарил глазами по кабинету, со стыдом и страхом ощущая как по спине, высыпает липкий пот, а внизу живота появляется холодный осклизлый ком, и кожа… Вся кожа начинала противно и невыносимо зудеть, а голова, наполняться вязкой как смола болью…
- Всё, время вышло, ваше решение? – резко захлопнув крышку часов, хлёстким как выстрел в упор голосом, спросил Евпатий Гордеич, не отводя взора.
- Да… - едва разжимая спёкшиеся от подлого страха уста, тихо простонал Осиялов, - я согласен…
- Аристарх Сергеич, дайте ему стакан вина, полный, при кровопотере помогает, и вообще, доктора рекомендуют в подобных ситуациях! – уже обычным голосом попросил Евпатий Гордеич, и через пару минут, арестант держа стакан двумя руками, медленно, по глотку, стараясь не поперхнуться, вытянул весь до капли, и облегчённо выдохнул.
- Благодарю…
Стакан у него забрал городовой, и отнёс на стол Гайтанцеву.
- Мы внимательно вас слушаем! – громко проговорил Хортов, сцепив пальцы рук на столе.
- Я, могу рассказать вам лишь о себе и Володине, ибо местных преступников, мы… точнее я, знаю плохо, он знал лучше…
- Начните хотя бы с этого – примирительно согласился следователь.
- Мы с Володиным, настоящего его имени я не знал, как и он моего, познакомились пять лет назад в Варшаве, в тамошнем игорном клубе. Мне рекомендовали его как большого пройдоху, и мошенника, контрабандиста, авантюриста, шулера, знатока лазеек на границах, а также, не чуждого ремеслу фальшивомонетчика…
- Кто рекомендовал?
- Один из наших, его потом, австрияки убили…
- Хорошо, допустим, какого рода деятельностью, занимались непосредственно вы?
- Я, с моими товарищами, продолжал борьбу за свободу Польши и России, и Володин через свои связи и знакомства нам помогал. Он вообще был великий человек! – с горечью вздохнул Осиялов – Объездил всю Европу кроме Англии и Скандинавии, по России много колесил, по столицам, крупным городам, где можно было заработать и ему, и нам…
- Когда и зачем, пожаловали в наш город?
- Полтора месяца назад прибыл я, а он… мы расстались с ним год назад в Петербурге, и уговорились на это лето, встретиться в Старобоярске. Как долго жил здесь Володин, мне доподлинно не известно, но судя по тому как он развернулся с чеканкой монет, меняя обличие и жильё, около года и жил, да подозреваю бывал тут и раньше, знакомства с мошенниками водил обширные…
- Вашей целью было вывезти Анжея, переодев его женщиной, для чего понадобился такой маскарад? – невольно вернулся Хортов, к политической составляющей.
- Теперь уже всё равно – устало махнул рукой Осиялов – Анжей Берковский, это его не настоящее имя, и он не мещанин…
- Это я понял сразу, рядового мошенника так не берегут, итак, кто он такой, ваш Анжей?
- Он был одним из руководителей восстания 30-го года, своего рода светилом, за которым шли и поляки и не поляки, его речи действовали на толпу магнетически, а его воззвания, поднимали наш дух даже после поражений на полях битв… Но, вы оказались сильнее, остатки его отряда попались в плен, и там он взяв паспорт убитого товарища, избежал опознания, казни, и был сослан в этот город как рядовой мятежник… Вот его мы с Володиным и собирались вывести отсюда уже через три дня! Боже… какой неумолимый рок!.. – трагически заметил подследственный.
- Подлинное имя Анжея Берковского?
- В Польше, я знал его как и все другие, под именем Болеслава Крайчека, это правда…
- Что, опять небось бунт затеваете? – грозно вопросил Разорихин.
- Нет… на это уже нет ни сил, ни людей… Просто Анджей почувствовал, что жандармы пронюхали что он тут, и срочно надо было исчезнуть из города. Отсюда и весь маскарад. А Володин, он был ещё кем-то вроде посредника меж всеми, я, я не знаю точно, но именно он уверил нас с Анжеем, что преспокойно довезёт нас до Польши, а там уж было где надолго и надёжно спрятаться!.. Теперь вы знаете всё…- окончательно сник Осиялов.
- Нет, не всё, откуда вы брали настоящие червонцы, и откуда фальшивые? – пристально поглядев на арестанта. вопросил следователь.
- Всё знал только Володин, деньги приходили через него… Это же элементарная конспирация, господа – криво улыбнулся арестованный – каждый знал только своё. Единственный раз, Володин невзначай упомянул кличку Варан, и то, что кому-то в руки, попал уникальный рычаговый пресс для чеканки монет. Пресс придумал какой-то наш мастер, я не знаю имени, он умер, не дожив и до 30-ти… Чертежи его машины из столицы как-то перевезли сюда, и теперь она работает…
- А печатный станок для фальшивых бумажек, из-за которых господина Володина, похоже и порешили ваши товарищи по борьбе, чтоб нас не навёл, не ведомо вам, где и у кого он может стоять? – прокручивая что-то в голове, вновь спросил Хортов.
- Володин, только и сказал что и золото, и бумажки, делает одна шайка, но в нескольких местах… Всё господа, вот теперь я рассказал вам всё, хоть живьём меня ешьте…
Осиялов устало откинулся на спинку стула, дрожащей рукой достал платок, и тяжело дыша, начал промокать им лицо.
- Ну-с, и ладушки, на сегодня с вами господин Осиялов пожалуй всё, и что-то мне подсказывает, что проведёте вы с нами только одну ночь, - намекнул на что-то Хортов, но подследственному было уже безразлично, он устал, ранен, и хотел просто отдохнуть, и по знаку следователя, его увели в камеру.
- Ну-с, Евпатий Гордеич, потрудитесь теперь уж и мне рассказать, как это всё там у вас получилось? Вы что, выследили этих поляков, и мне не доложили? – хотел было начать гневаться Разорихин, но Евпатий Гордеич отрицательно помотав головой вылез из-за стола, и принялся неторопливо расхаживать по помещению.
- В мыслях не держали, Мефодий Лукич! Я, вы знаете, с остатками бабьего тряпья, направился к свидетельнице Тихоновой, Олимпиаде Викентьевне, она же, владелица ателье-магазина. Это на Бульварной №46. По шляпке, она сказала где такие продаются, ну а там уж я по всем приметам, одну за одной, установил всех трёх девиц, что кутили вчера с вечера с Володиным со товарищи. Девицы правда по причине невменяемости оказались пустышками, но на Работный дом по паре годков они себе заработали. Но – Хортов отойдя от двери, развернулся к слушавшему его полицмейстеру – Олимпиада Викентьевна вспомнила, что 10 дней назад, бравый улан Володин, заказал у неё дивное голубое платье за 400 целковых, которые отдал вперёд, и дал тиснёную золотом визитную карточку на имя Осияловой Елены Александровны, проживающей на Губернаторской в доме№49, квартире №27-мь!
Евпатий Гордеич слегка подпёр подбородок правой рукой, но тут же отняв эту руку, показал пальцем вверх.
- Унтера, по бутылкам установили, что коньяк покупал сам убитый, а вино, Грыжа и Хриплый, это ладно. Осечка вышла лишь у Аристарха Сергеича, но не по его вине, просто франтика того там не видали больше, ну не его! – коротко развёл руками Хортов – Вот я и предложил ему – сыщик указал жестом на помощника – проверить тайную любовь убиенного капитана, да может чего из неё и вытрясти. Ну, чем наш вояж закончился, вы уже знаете! – замер на месте Хортов, слегка разведя руками, а потом опустив их по швам, подобно оратору в суде, окончивший свою речь.
- Да-с, это судьба, судьба Евпатий Гордеич! – хлопнув себя по колену, заметил Разорихин, поднимаясь со стула – Чего ж вы теперь намерены предпринять?
- Ну, во-первых, раз в этом деле замешан наш с вами давний приятель Варан, то оно приобретает более зловещий оттенок, и боюсь что крови ещё будет. Варан преступник сиделый, и в острогах и на каторге бывал, а значит играть с ним следует в серьёз, и при невозможности ареста, просто уничтожить.
- Согласен, далее? – сцепив руки на груди, спросил Разорихин, снизу в верх, начальственно глядя на Евпатия.
- Во-вторых, побеседовать с механиком, которого мне Сморока по доброте душевной рекомендовал. Таманцев, Степан Егорыч, проживает на улице Колокольной №36. Вдруг он чем поможет, или на мысль наведёт, кто у нас, мог бы две машины для делания фальшивых денег изобресть? А то и про молодого, ныне умершего мастера, что рычаговый пресс для чеканки монет придумал, по чертежам которого, со слов господина Осиялова, тут его копию собрали, и применяют подлецы! Ну и господина Бозо искать, не просто так он за пол суток до убийства улана исчез, не просто так! Думается мне он напрямую с Вараном связан, под ним ходит… Но, так это или не так, покажет следствие, а пока мне надлежит заменить мой погибший в стычке эполет, да и домой ехать, отдохну ныне, да подумаю в тиши кабинета, авось к завтрому чего и надумаю.
- Добро Евпатий Гордеич! – согласился Разорихин.
Х Х Х
Дома, Хортов ждал небольшой переполох и расспросы. Едва он вошёл в столовую где накрывали ужин, держа в одной руке перебитый пулей эполет, который тут же был торжественно подарен младшему сыну Мишке, а в другой, сжимая новый. Наталья Сергеевна уже зная всё, и давно к подобному привыкшая, буднично спросила.
- Болит сильно, Евпатий?
- Да нет Наташ, зудит неприятно, пуля только кусок снесла, хотя кровь шла обильно, и сорочку теперь только в печку, мундир от крови Анфиса вон снадобьями своими колдовскими вычистит, ну а дырку ты потом латочкой зашьёшь, а эполет я сам потом пришью, а пока в сюртуках на службу похожу. Сей момент я быстро переоденусь, и к вам за стол!
Евпатий Гордеич торопливо ушёл, а спустя минут пять, уже усаживался за стол, одетый в светлый домашний фрак, поверх голубой сорочки. По глазам семейства и стоявшей в особом нетерпении прислуги, он понял, что без рассказа о погоне и перестрелке на Губернаторской, не обойтись, а потому не торопливо, во всех подробностях поведал всю историю от и до. Правда Хортов утаил из какого источника пришли к нему сведения о «таинственной любви» убиенного улана, отделавшись фразой о некоем свидетеле, и всё. Более других, рассказ поразил горничную Анфису, что вытаращив глаза, дурашливо ахнула.
- Ой барин, да ить вы тама цельное смертоубийство совершили!
Хортовы невольно прыснули со смеха, а сам виновник торжества велел горничной идти лучше на кухню, да нести пироги к чаю.
- Папенька, а Ленка сегодня ревела, когда ей сказали что тебя ранили! – деловито сообщил Мишка, на что сестрица, гневно вспыхнув, ответила что ничего она не ревела, а только чуточку всхлипнула.
- Там и было-то, пять слезинок, ябеда! – обиделась Леночка на брата, но отец, пожурив обоих, сказал что женские слёзы в этих делах вещ обычная, и ничего стыдного в том нет, а молодому человеку намекнули что его долг был не ябедничать, а успокоить сестрёнку!
- В следующий раз милостивый государь, - укоризненно глядя на младшего сына продолжил отец, - ежели вы в подобной ситуации, проявите себя сторонним наблюдателем, то получите от меня по шее в прямом смысле слова! Я достаточно ясно выразился?
- Достаточно – виновато шмыгнул носом Мишка, и на сём, инцидент оказался исчерпанным. После чая с пирогами, Николай сообщил что идёт с товарищем в один салон, и получив от отца запрет играть на деньги, был отпущен. Младшие (уже помирившись) упорхнули к себе, а родители уже по привычке прошествовав в гостиную. сели там рядышком на свой диванчик, Наталья Сергеевна положила голову на правое плечо мужа, и тихонько проговорила.
- Евпатий, а ты знаешь, я сегодня даже почему-то ни капли не испугалась, когда кумушки-соседушки, «обрадовали» меня что ты, открыл на Губернаторской целое гнездо заговорщиков, и там кипит бой с преступниками, есть дюжина убитых, а ты прострелен в шести местах… Почему я не испугалась, не знаешь, у? – она поглядела ему в глаза.
- Знаю -хмыкнув улыбнулся Евпатий Гордеич, и чмокнув жену в пухлые губки, пояснил продолжая улыбаться – Наташк, ты не испугалась потому, что выглядело это всё абсолютной дичью и вздором, в который могла поверить, только наша Анфиска!
Наталья Сергеевна прыснула от смеха вслед за супругом, он нежно обнял её правой рукой, и снова поцеловав, неожиданно вдруг проговорил.
- Вот Наташ, не мы с тобой женились, а нас с тобой поженили, и знать мы друг о друге, ничего не знали… Но дальше были служба, дети, война одна, война другая, а я вот по всему доволен что у нас с тобой, хоть вот так вот всё сохранилось, без антипатии и фальшивого радушия. Как женщина, как жена, как хозяйка дома, как мать моих детей, ты меня вполне устраиваешь. И пусть это может и не любовь как пишут в пошлых романах, но взаимная страсть у нас друг к другу есть, и может статься это посильней того, о чём пишут в книжках…
- А может всё-таки любовь? Ну, такая её разновидность, а? – улыбнувшись, предположила Наталья Сергеевна, сбоку поглядев на мужа.
- Чёрт его знает Наташк? – пожал прострелянным плечом супруг – может и разновидность… Вон сколько калибров у орудий, да пород у лошадей? И называется вроде одинаково, орудие, и лошадь, а калибров и пород множество… Вот и с любовью может быть так же обстоит, а может и нет, и напридумали мы с тобой душа моя на ночь глядя, сущую фантазию, кто знает?
Наталья Сергеевна ничего на это не ответила, а просто теснее прижавшись к супругу, осталась так сидеть какое-то время, и размышлять на пару с ним. Их раздумья прервала появившаяся в дверях Анфиса, с вопросом можно ли ей войти?
- Да ты уже вошла – плавно отстранившись от жены, тихо сказал Евпатий Гордеич - Ну, чего вот ты явилась, что за срочность?
- Там, барин, до вас один важный господин пришёл! – загадочным голосом произнесла Анфиса, часто моргая.
- Важный говоришь? Назвал себя?
- Ага, скажи говорит голубушка своему барину, что к нему в гости, Никита Семёныч Гончаров пожаловал!
- Гончаров? – сразу встал Евпатий, а следом и жена – Он во что одет?
- В чёрный сюртук, и шляпу с тростью, он в передней ждёт…
- Это ко мне, по делам службы – пояснил Евпатий жене, и спешно зашагал в переднюю, женщины машинально двинулись за ним.
В передней, опершись на трость словно памятник, недвижно ожидал аудиенции полковник Гончаров, глава губернской жандармской Управы. Цилиндр его уже торчал на вешалке, следовательно он не собирался никуда увозить владельца дома, в чём и поклялся хозяйке, поцеловав у неё руку.
- Не извольте волноваться, любезная Наталья Сергеевна, я к вашему драгоценнейшему супругу только на приём, и всё! Забирать его от вас в этот вечер, я решительно не намерен!
- Да вот уж и не знаю, верить ли вам? - шутливо всплеснула руками хозяйка.
- Да провалиться мне сквозь ваш паркет, если вру! – подыграл ей гость, прижимая руку с тростью к сердцу, словно клятвенный меч.
- Нет, сквозь паркет не надо, он дорогой, старинный, а вы господа, лучше как у вас там водиться, в Евпатий Гордеича кабинет вон пройдите, да там и разговаривайте ваши разговоры!
- Да, Никита Семёныч, прошу в мой кабинет, там и посидим, и поговорим, тем более всё самое необходимое для деловой беседы, у меня там имеется, прошу-с! – Хортов вторично пригласил нежданного гостя, указуя жестом руки, куда следует пройти.
В кабинете, мужчины удобно уселись в кресла подле столика с различными напитками (от коньяка Гончаров покамест вежливо отказался) и Хортов, понимая зачем в эту пору к нему пожаловал жандармский полковник, сразу перешёл к сути.
- Ну-с, Никита Семёныч, верно вы по стрельбе на Губернаторской пожаловали? Так я сего ожидал, но полагал что это будет как-то более официально…
- Да, Евпатий Гордеич, и по стрельбе на Губернаторской, и по убийству Володина тоже, - и свободно откинувшись в кресле слегка придержав трость, пояснил – мой неофициальный к вам визит, имеет свою причину. Я уже был в больнице у Скопина, опознавал труп того молодого на вид поляка, это по всем примета, точно Болеслав Кройчек, один из самых опасных главарей мятежа восьмилетней давности…
- Простите, вы обмолвились про «молодого на вид», - невольно перебил Хортов – не разъясните ли?
- Да просто всё Хортов, это на вид ему 30-ти не дашь, а то и все 25-ть, а так нашему пану Кройчеку 38-мь, он ваш ровесник, и только я, старше вас обоих на пять лет!
- В самом деле 38-мь? Удивительно! – изумился сыщик – и это без гриму? Безо всяких восточных снадобий, от природы такой ?
- Именно Евпатий Гордеич! – слегка улыбнувшись, подтвердил полковник – Порода у человека такая вот здоровая, от земли, что называется! Ведь как оно порой бывает? По метрике ему 30-ть, а он на 60-т выглядит, а другому по той же метрике 60-т, а он на 40 годков смотрится… да, но мы отвлеклись. Тогда, в 31-м, Кройчек от нас ускользнул, и долгое время считался без вести пропавшим и ли погибшим. Там много неопознанных тел было, изуродованных ну и так далее. Но четыре года назад, один из наших польских агентов, добыл точные сведения что Кройчек уцелел, и под видом рядового участника восстания, сослан в один из наших глубинных городов. Не стану Хортов утомлять тебя ненужными подробностями, как и при помощи чего, след пана Болеслава привёл нас в этот город, и даже на Губернаторскую улицу, но! – полковник чуть подался вперёд, подняв указательный палец – брать его мы не стали, а разработали простой но детальный план, как при его негласном соучастии, накрыть разом одну из подпольных польских организаций, куда Кройчек, под видом племянницы старого идиота Осиялова, кстати никакой он не Осиялов, а Требухин, хотел вернуться. И всё бы верно так и вышло у наших польских коллег, если бы не глупейший случай, убийство уголовными, улана Володина! – неожиданно для Хортова, сказал Гончаров. Евпатий Гордеич вообще-то ожидал что распекать станут его вмешательство, и был приятно удивлён что ошибся. Уловил эти сомнения и Гончаров.
- Небось думал, что тебя с твоим приходом, буду тут за упокой поминать? Нет Хортов, полиция твоя не при чём, - сам стал отвечать Гончаров – Ты молодец, вцепился в загривок и держишь, а на конспиративную квартиру Кройчека вы случайно вышли, собирались поглядеть на «тайную страсть» капитана Володина! – с грустной усмешкой заметил полковник.
- Да уж Никита Семёныч, на штурм квартиры и беганья по крышам со стрельбой, мы с моим Аристархом не рассчитывали! Это кстати он, Кройчека положил, выхода не было, четырёхствольной дурой ясновельможный размахивал! – подчеркнул Хортов.
- Да пёс с ним уже, с тем поляком, Анжей он, или Болеслав, операция один чёрт провалилась, и Кройчек уже не представлял никакого интереса для нашей игры! – печально вздохнул полковник, и только теперь намекнул хозяину кабинета про коньяк. Они выпили по стопочке, и разговор пошёл дальше.
- А при чём тут убийство Володина? – переспросил Хортов, начиная подозревать нечто интересное.
- Один момент Евпатий Гордеич, перескажи мне вкратце, чего тебе про него, Осиялов напел? - словно перестраховываясь от чего-то, попросил полковник. Хортов рассказал.
- Всё точно, авантюрист, мошенник, фальшивомонетчик, контрабандист, игрок, и прочая и прочая, и прочая… - кивая подтвердил Гончаров, но чуть кашлянув в кулак, тихо добавил – за одним ма-а-а-леньким исключением: Володин Андрей Андреич, был наш агент…
- Угу – задумчиво промычал Хортов, и уточнил – что, неужели из жандармов?
- Да бог с вами, Евпатий Гордеич! – отмахнулся полковник – обычный завербованный прохвост, платный осведомитель. Стоил недёшево, но траты на себя оправдывал. Сдал нам множество как уголовных, так и политических преступников, и заметь, ни единого ложного доноса! Впрочем, он об этом был сразу оповещён, когда подписывал соглашение о сотрудничестве.
- И давно вы его зацепили?
- Четыре года назад, на фальшивых червонцах, ну и предложили ему или-или, вот так он у нас и оказался. Ценнейший был агент, сколько мы через него и внутренней и внешней контрабанды перехватили, и ведь никто из преступников, на него даже и подумать не мог, так ловок был, шельма! Трижды даже арестовывался нами, храбро бежал, со стрельбой, с мордобоем, ну прямо роман для юношей и барышень, да и только! – подняв брови продолжал полковник – Ну а уж с польскими мятежниками тут совсем иной коленкор пошёл… В общем, должны мы были с помощью Володина и невольной помощи самого Болеслава, накрыть в одном из воеводств, всю шайку тамошних смутьянов, сорвалось… Но вот что примечательно Евпатий Гордеич, - задумчиво сдвинув брови, посмурнел полковник – с некоторых пор, а именно за последние 12-ть месяцев, нам стало казаться что господин Володин то ли собирается, то ли уже начал вести двойную, а может даже и тройную игру, за нашей спиной. А посему, по завершении операции с Крайчеком, мы были намерены потолковать с нашим уланом в одном из наших кабинетов. Но, его убийство одновременно как спутало нам карты, в польской игре, так и предоставило нам убедительные доказательства его участия в делании фальшивых денег, используя свои и наши каналы сбыта. Каюсь, это мы поглядели, и коли б не его страсть к кутежам, где он выбрасывал часть фальшивых ассигнаций, особливо в борделе, то он не попал бы в поле зрения сыскной полиции, Евпатий Гордеич. Видать крепко воровские людишки вас опасаются, что после лишь одного вашего визита к улану, кто-то дал команду его убрать, чем подтвердил нашу версию о том, что убиенный слишком много знал! – выдохнув закончил Гончаров, и проглотил вторую стопку налитую хозяином.
- Не понимаю их господин полковник, чего они задёргались как девочки на первом осмотре у доктора? - недовольно заметил следователь – Володина этого, я почти совсем не подозревал, во всяком случае, не через него думал выходить на след главного делателя. У меня вон господин Сморока есть, вывел подлец из себя, ну и поёт теперь шепелявым тенором, а улан если и был у меня на подозрении, то не в первых рядах, хотя запрос о 8-м уланском я послал и к вам, и в канцелярию губернатора… хотел всё проверить, особливо после дела о «дуэли» поручика Сумскова!
- Да, Хортов, вы правы, верить в нашем деле порой нельзя никому, даже самому себе! – согласился Гончаров, и заметил – Преступники, видимо оказались дальновидные, глянули на ход вперёд, и поняли, что разоблачение вами лжекапитана Володина, дело нескольких дней, и тогда им всем крышка. Вот и решили его устранить, не смотря на все его связи и возможности. Тем более он и впрямь для них чужой, а чужих всегда легче убивать чем своих! – закончил мысль полковник.
- Никита Семёныч, а почему вы в Управу не пришли, и там весь разговор не провели? – спросил Хортов.
- Потому, что только вы, и я, можем знать, кто такой на самом деле, капитан Володин. Вы хороший следователь, и вполне могли сами о том узнать, а огласка нам ни к чему. Пусть всё останется так как есть: беглый польский мятежник, улан-самозванец, и старый идиот с идеями. Я могу рассчитывать на ваше понимание, Евпатий Гордеич?
- Слово офицера вам достаточно? – тихо спросил Хортов.
- Вполне!
- Слово офицера, что сохраню в тайне, политическую часть участия улана Володина в этом деле! – тихо, но чётко проговорил следователь.
- Благодарю вас! – кивнул полковник, они выпили ещё по одной, и Хортов спросил.
- Заключение доктора Скопина по Берковскому, вы полагаю оставили у себя?
- У!- вспомнив о чём-то, полковник быстро полез во внутренний карман, и вытащив оттуда сложенную вдвое бумагу, протянул коллеге – Борис Сергеич был настолько любезен, что сотворил две копии сего документа, эта, ваша!
Хортов принял бумагу, проглядел и спрятал во внутренний карман.
- Великого борца с тиранами господина Осиялова, мы заберём у вас завтра в первой половине дня. Теперь, он будет петь нам, но уже польские арии! – пояснил полковник. Хортов кивнул, и спросил что ожидает Осиялова?
- Ничего хорошего, вы же наверняка заметили ему на допросе, что связь с мятежниками, это измена Отечеству, плюс уголовщина, вооружённое сопротивление, ну и как следствие, в тумане ему маячит виселица… - мрачно проговорил полковник.
- Кто-то из древних, очень метко заметил, что дороже всего, человеку обходится его глупость, - устало заметил Хортов, - и за свою, господин Осиялов заплатит по всем векселям…
- Самое паршивое во всём этом, это то, что таких Осияловых, как ни парадоксально, становиться всё больше, и они на полном серьёзе полагают что польская шляхта, держит их за своих, равными себе, и будет им искренне благодарна, когда победит!
- Некоторые породы проституток, продаваясь в публичные дома, так же убеждены что встретят там если уж не любовь вечную, то надёжного покровителя. И такие вещи случаются, находятся покровители, но ненадолго. Как только потаскуха теряет товарный вид, покровитель забывает о ней, и она в лучшем случае достаётся отставным солдатам с их медяками – проговорил Хортов, и закончил мысль тем, что где-то похожее, случается и с идейными недоумками.
- Ну-с, мне пора, - встал с кресла полковник – нужно ещё дома с бумагами поработать.
- Я провожу вас – Евпатий сопроводил полковника прямо до его экипажа, вернулся в дом, и на вопрос жены «что он от тебя хотел?» буднично ответил.
- Поговорить о насущном, и выпить коньяка!
Утро следующего дня, началось в полицейской Управе с того, что из найденной при обыске партии золотых монет было оставлено по одному экземпляру (фальшивому и настоящему) а остальное, под усиленным конвоем доставили в ассигнационный банк до особого распоряжения. А на руках у команды сыщиков, «подшитыми» к делу оказались золотой пятирублёвик 1832 года, польские 50 злотых 1828 года50 злотых 1819 года, 25 злотых 1829 года, русско-польская оригинальная монета 3 рубля-20 злотых 1834 года, и по одному экземпляру голландских червонцев русской чеканки, обычный, и «мятежный» дукаты. Всё это богатство, в небольшой коробочке с соответственной надписью, поместили в сейф к Хортову, при непосредственном присутствии господина полицмейстера.
- Ну-с, Евпатий Гордеич, что намерены предпринять, когда всё вот эдак вышло? – деловито осведомился Разорихин.
- Ну, теперь когда установлено что авантюрист и мошенник Володин, по мимо польских мятежниколв ещё и с делателем фальшивых ассигнаций связан, да всплыло имя Варана, а где Варан, там золото и кровь будут обязательно, вот я этого Варана ловить и стану, ибо по всему выходит, он-то всему делу заводчик, он, и бежавший Бозо. В общем хлопот у нас с Аристарх Сергеичем не убавилось, а скорее напротив! – честно как мог отрапортовал Хортов, стоя пред высоким начальством в тёмно-синем сюртуке и таких же брюках (раненый в перестрелке мундир, находился в починке)
- Держите меня в курсе! – отечески повелел Разорихин, и оставил наконец коллег-сыщиков в покое.
- Куда нам сегодня-то, шеф?- зевнув украдкой, спросил Аритстарх.
- Передадим великомученика Осиялова жандармам, они скоро должны за ним прибыть, а тогда я, поеду в гости к мастеру на все руки, Таманцеву Степану Егорычу, на Колокольную улицу. А ты, побудь тут, вдруг известия от наших придут? Два дня всё же прошло, мало ли?
- Шеф, так сведения и у дежурного могут полежать если что, первый раз разве?- резонно возразил помощник – Лучше уж я с вами пойду, так оно надёжнее будет после вчерашнего-то, там барышню пошли проверить, и вон чего вышло! А теперь? Кто его этого мастера-механика знает, может и он с уголовными связан, да не один дома окажется? Не ровён час шеф, всего ждать надо!
- А знаешь Аристарх, поехали, ты прав пожалуй, вдвоём надёжнее будет, а Осиялова и без нас передадут, Мефодий Лукичу-то нашему, надо ж чем-то проявлять себя в операции? – подумавши согласился Евпатий, и они принялись собираться.
На Колокольную улицу к мастеру Таманцеву, поехали на обычном извозчике, решив не теребить без нужды полицейские экипажи. Дом Степана Егоровича, оказался большим деревянным теремом, правда одноэтажным, но с высокой двускатной крышей, украшенной причудливыми коньками. Резные тесовые ворота стояли нараспашку, приглашая всех желающих на широкий двор, застроенный амбарами, кузней да прочими нужными сооружениями. По двору мелькали несколько человек, то ли подмастерья, то ли просто люди приносили чего-то в починку, или забирали.
Хортов и Аристарх слезли с извозчичьей пролётки прямо у ворот, и неспеша ступили в сам двор.
- Который тут будет Таманцев, Степан Егорыч? – громко вопросил Хортов, опершись на трость.
- Я Таманцев буду, Степан Егорыч, чего барин изволите? – уверенным голосом отозвался среднего роста мужичок с широкой бородой, в фартуке, широких портах, и старых, но вполне себе крепких сапогах. Голову мастера покрывал повязанный узлом назад платок, а свыглядел Степан Егорыч лет на 50-60.
- Полиция, следователь Хортов, Евпатий Гордеич! – коротко представился полицейский, и добавил что им, нужна помощь известного всей округе мастера.
- Это по какому ж делу, я могу полиции помочь? – удивился мастер, по привычке вытирая руки о засаленный фартук.
- Да по вашему, по механическому! – ответил Хортов.
- Ну извольте ваше благородие, я закон соблюдаю, и коли в силах, то завсегда готов помочь властям, отчего же нет? – охотно согласился мужик.
- Где мы можем спокойно и без свидетелей переговорить? – коротко оглядевшись по сторонам, спросил Евпатий.
- Без свидетелев-то? – мастер в задумчивости поскрёб затылок – Ну в доме тама бабы не дадуть, а вот пойдёмте-ка за дом, в сад, там у меня навес есть, стол, лавки, я иной раз тама отдыхаю…Кстати, не прикажите ли угостить вас чем?
- Ничего не нужно, Степан Егорыч, время дорого, и рассиживаться нам не с руки! - ответил Хортов.
- Ну милости прошу за мной господа, коли так! – Таманцев указал рукой, и вскоре, обогнув дом и разогнав гогочущую домашнюю птицу, они прошли в средних размеров сад, посреди коего красовался добротный навес со столом и лавками внутри, закрытый с трёх сторон крепким плетнём. Хозяин и гости расселись, Аристарх раскрыл на столе папку приготовившись писать, а Хортов, дабы не разводить лишних политесов, сразу спросил у Степана Егорыча, знает ли он Жореса Сидорова? Услыхав это имя, мастер улыбнулся.
- Этого-то? А как ж не знать-то? Вот надоумил же господь евонного папашу, этак вот сына окрестить? Жорес Сидоров! – насмешливо повторил Таманцев – только и пользы с него, что рисует хорошо, копиист от бога, что лубок наш русский, что гравюры европейские, один в один копирует, не отличишь! Да чего я вам рассказываю, коли вы, Евпатий Гордеич, сами его два раза брали за шкирку, да как поганого кота, харей тыкали? Талантлив он, но горделив, и ничего нашего не любит, оттого знать и имя басурманское папаша ему присобачил, тоже видать, большого ума человек был!
- А Смороку Никодима, знаешь ли?
- Хе! Это который у вас сидит, гравёр по металлу что ли?
- Он самый…
- Да как не знать-то? Знаю хорошо, работы его видал, даже заказывал у него блюдо медное, дочке на именины, узорами расписал любо глянуть было, ан вон кем оказался! Взаправду ли говорят, что у нево шаромыжника, десять пудов плашек для чеканки монет нашли?
- Сколько нашли, столько и нашли, - уклончиво ответил следователь, и добавил что именно Сморока рекомендовал Степана Егорыча, как лучшего мастера по механизмам.
- Ну правильно, скромничать не хочу, любые часы, и на стенные, и напольные, и настольные и карманные, всё чиню! И экипажи различные, и ружья-пистоли, и всякую хитроумную заграничную механику могу!
- А пресс рычаговый для чеканки монет можешь?
- Это вы к чему? – насторожился мастер, перестав себя нахваливать.
- Это к тому, Степан Егорыч, что не обращались ли к тебе некие люди, чтоб ты им подобный механизм, собрал? – напрямую спросил Хортов.
- Как вам сказать ваше благородие? - задумчиво проговорил мастер шевельнув бровями – Напрямую никогда, ибо таким я сразу б в зубы, и со двора долой! Но вот намекать на машину, что враз разбогатеть помогает, намекали раза два, лет пять назад. Я тогда сразу сказал, что такая машина поможет не разбогатеть,а в Сибирь загреметь, да на том все намёки и оборвал. Было это в кабаке, и людишек тех я уже не помню…
- Хорошо, а уланского капитана Володина, ты не знавал ли?
- Погодите, это которого на заре тех суток зарезали по пьяному делу? - переспросил Таманцев, и сразу же ответил что Володина того не знал.
- Ну-с, теперь основной вопрос, ради которого мы к тебе собственно и пришли – выдохнул Евпатий Гордеич – один из арестованных, упоминал нам одного молодого мастера, работавшего и умершего в Питербурге, не дожив и до 30-ти лет. И вот этот мастер, вроде как изобрёл рычаговый пресс для чеканки монет настолько уникальный, но простой в конструкции, что на нём, мог свободно работать один человек, а не три, как на прежних. И вот после его смерти, некто добыл чертежи его машины, перевёз их сюда, собрал, и теперь штампует фальшивое серебро, золото и платину! Не слыхал ли ты про такого молодого чудо-мастера?
Выслушав полицейского, Степан Егорыч сразу посмурнел, глаза его налились горечью и сожалением.
- Кажись знаю я ваше благородие, о ком вы говорите! – тяжко вздохнув, ответил Таманцев, и продолжил – Ещё до Отечественной войны, на Питерском монетном дворе, служил такой человек, Скородумский, Иван Георгич, золотой головы и ума человек, не смотря что был молод… так вот он, построил в 1810-11-м году такой рычаговый пресс. Но во время войны, и даже позже, в 13-м уже году, усовершенствовал его, и поставил клеймо «Русское изобретение», и возмечтал бедолага, пустить его в производство по всей России… Но, у нас на начальственных должностях, что в науке, что в механике, сидят одни немцы. И ответили Скородумскому что его пресс не нужен, и на его производство в казне нету средств! А уже в 14-м году, Иван Георгич внезапно с чего-то умирает в возрасте 29-ти лет. Пресс его, по слухам разобрали, и то ли купили, то ли украли иноземцы, и увезли к себе. Уничтожили даже опытный образец аппарата Скородумского! – стукнул кулаком по столу Таманцев – Но, ходят слухи, что у кого-то из его друзей, сохранилась маленькая деревянная модель этого пресса… А теперь ваше благородие, наша Россия, покупает у иноземцев эти самые прессы Скородумского, лишь чуть внешне изменённые, и с немецким же клеймом для чеканки русских монет… Такая вот господа тяжёлая, и паскудная история… не дать хода своему, русскому, продать его за границу, и оттуда, уже в три дорога, покупать как ихнее, а то мы, де рылом не вышли, машины такие изобретать!
И вот теперь, значит кто-то из помощников Ивана Георгича, либо учеников его, унёс чертежи, или скопировал, он ведь первый в мире, первый господа такой пресс был, и очень прост в изготовлении, а толковому подмастерью скопировать его раз плюнуть!.. И теперь значит чтоб служить нуждам Отечества, пресс Скородумского служит лихим людям, шаромыжникам… Горько и больно узнать мне про это!
- Я вот, про такого мастера, каюсь не слыхивал, - сознался Хортов – а откуда ты-то про него всё так подробно узнал?
- Я, ваше благородие, из однодворцев происхожу, из свободных людей значит, и по способностям своим, освоил и письмо и грамоту. По всей России почитай за жизнь поездил, и везде механике нашей учился, особливо в Туле, и у сибиряков. Ну а лет 10-11-ть назад, занесло меня с товарищами в Питер, позвал нас в гости товарищ по молодым делам, он как раз там на Монетном дворе и служил. Ну на сам двор нас понятное дело не допустили, но на квартире у него мы дня два пожили. В Кунст-Камере были, чуды там всякие глядели. Вот он, нам эту нехорошую историю и рассказал. Сильно мы тогда выпили с горя, и попали в полицию, но бог миловал, обошлося, отделались штрафами, да домой… Вот с тех пор я эту историю про несчастного Скородумского и помню, а то и забуду нет-нет, а тут вот вы и напомнили… Нету болей русскому человеку даже в своей земле, права быть услышанным и понятым…
Что не изобрети, всё чинуши отвергнут, ан потом глядишь, из Англии, Австрии, али Пруссии, русское же, наше, родное, но с ихними клеймами, покупают те же чинуши, да приговаривают «Вот Ванька-дурак, гляди как за границей делать умеют! Тебе-то и пытаться не стоит!» Так-то вот! – закончил рассказ Таманцев.
- А может попробуешь прикинуть, кто из местных, мог бы такой пресс собрать, да в ход пустить? – осторожно поинтересовался Евпатий Гордеич, неприятно уязвлённый рассказом мастера. Степан Егорыч отрицательно помотал головой.
- Мастер тот не из здешних, приезжий он, из Питера, или ещё где после жил, лет-то сколько прошло? Четверть века почитай! Так что на тех, кого знаю я, а знаю я всех фабричных, заводских, кустарей, кузнецов, такого нету. Или же затаилси так, что с воровскими людьми работает в тихую, и даже вот мне его не заподозрить, простите ваше благородие, больше не знаю чем помочь! – развёл руками Таманцев.
- Ну и ладно, спасибо и на том что рассказал! – поднялся Евпатий Гордеич, а за ним, закрыв папку и убрав готовальню, Аристарх – Ежели вспомнишь чего, приходи в Управу, поможешь негодяев взять, в накладе не останешься!
- Если припомню чего, то уж так и быть, приду сам, куда ж деваться!- улыбнувшись в бороду, развёл руками мастер. Затем он чинно проводил гостей до ворот, где они и расстались. Полицейские не стали ловить извозчика, а решили прогуляться до Управы пешком.
- С сего дня Аристарх, установить за домом этого мастера круглосуточное наблюдение. Ты одного из своих шпионов припряги, не скупись на деньги, я, другого своего поставлю, меняться они будут так: один следит днём, другой ночью, а потом наоборот, чтоб отсыпались и не совели, ясно?
- Так точно шеф! Чего уж яснее! – ответил Аристарх, не сочтя нужным теперь открыться шефу, что будучи ещё лицеистом, и сам слышал историю про удивительного русского мастера Скородумского, и его трагическую загадочную судьбу…
Х Х Х
Ближе к полудню, Хортов и Аристарх вновь встретились в Управе, отыскавши каждый своего нужного шпиона для нелёгкой работы, работавших на полицию и за совесть, и за страх, но главным образом за деньги. Коллеги столкнулись внизу в приёмной, где гудом гудела рутинная полицейская жизнь: кого-то тащили за ворот, некую даму бестолковой наружности, подчёркнуто вежливо пытались выпроводить вон из участка. Двое пьяных чиновников с побитыми рожами, тоскливо хныкали в арестантской, и требовали послать за их жёнами Куда-то спешили с бумагами полицейские чиновники, дежурные не горя желанием, принимали и записывали жалобы посетителей.
- Пошли к себе! – мотнул головой Хортов, и Гайтанцев неспешно пошёл вслед за шефом. В кабинете, они расположились возле стола Евпатия, и тот слегка хлопнув по его крышке, начал.
- Со слежкой мы определились, твой ныне дежурит до заката, мой заступает с темноты и до рассвета, это первое. Второе, что мы с тобой пока можем сделать по поиску бежавшего Бозо, и по выходу на след Варана?
- Без каких-либо сведений от наших, не очень многое – дипломатично ответил Аристарх, дабы не вгонять шефа в излишнюю задумчивость.
- Без сведений от них, мы ни черта не можем! - усмехнувшись, поправил молодого коллегу Евпатий Гордеич, но при этом добавил – А вот попытаться поставить себя на место Бозо и Варана, мы можем попробовать… Итак, давай по порядку, Аристарх, ты – Корней Карлыч Бозо, тебе 56 лет, ты художник-виртуоз: порнография, (Аристарх солидно кивнул) визитные карточки любых видов, а также режешь печати любого ведомства… Приплюсуй сюда же изготовление паспортов, векселей и иных ценных бумаг, вплоть до гербовых. Попадался ты лишь за порнографические открытки, и визитные карточки частных лиц. Отделался лёгким испугом, сведя всё к невинным шалостям заказчиков, да розыгрышу. А вот теперь, давай говори мне, почему ты, только услыхав что у капитана Володина был с визитом кровопивец и душегуб Хортов с верным помощником, вдруг сорвался с места со всем добром, словно лист подхваченный ветром, и сбежал в неведомые края?
- Почему я сбежал? – призадумался Аристарх, скрестив на груди руки.
- Ведь против тебя абсолютно ничего не было! – чуть подняв указательный палец, подсыпал перцу шеф.
- Ну я же был тесно связан с Володиным, и если б его арестовал Хортов, и разговорил, а то что разговорил бы, это и к бабушке не ходи – чуть польстив шефу, заметил помощник – то мне тогда прямой путь в Сибирь, вот нервы и не выдержали.
- Связан, ну и что? – переспросил Евпатий – Сказал бы нам Володин, что Бозо, на прямую причастен к фальшивым ассигнациям, а на очной ставке, оный Бозо, предал бы того улана анафеме, и предложил обыск в собственном доме, который оказался бы чист, как келья подвижника. Ну, думай, «Бозо-художник» влазь в шкуру преступника как я учил-то тебя, давай!
Аристарх отделился от стола шефа, походил немного, а потом повернувшись к нему лицом, предложил.
- А если так шеф: я, Бозо, или вернее не так, а Володин, знал куда больше чем просто то, что я, Бозо, делаю фальшивые бумажки и векселя на чужое имя?
- Молодец Аристарх, уже ближе, уже теплее… Просто из-за себя, Бозо не побежал бы, да Володин и не стал бы его называть, ибо мы, не имели улик против улана достаточных для его задержания. Да, и к тому же как ты знаешь со слов Осиялова, улан на днях должен был вывозить дядю с «племянницей», и мы вряд ли успели бы сему помешать. Доказать что фальшивые полусотни выбрасывал в народ именно он, мы бы просто не успели, а значит наш визит к Володину как к одному из многих, ничем Бозо с этой стороны не угрожал! Давай Аристарх, напрягай тыкву-то, ты брат на верном пути! – утвердительно заметил шеф.
- А если Володин, знал лично не только Бозо, а вообще всех? – предположил Аристарх, и получил неожиданную поддержку своей версии.
- И быть может даже больше того, был одним из организаторов и зачинщиков дела с фальшивыми деньгами… Возможно знал того, кто изготовил и пустил в дело станок Скородумского…
- А если ещё лучше, Евпатий Гордеич, он, Володин, знал самого Варана, а?- загорелся Аристарх, но тут же был слегка осажен шефом.
- Варан не подпускает к себе близко чужаков, учён уже… Да уж больно размах велик у того Володина выглядит: и поляки, и наши шаромыжники, и Варан… Нет, всё допускаю по мимо Варана. Улан, мог знать о нём, сноситься с ним через посредников, наконец сам быть посредником по переправке фальшивого золота через границу. Но Бозо, мог этого и не знать, про дела с поляками-то, и определённо не знал, я в этом уверен – встал из-за стола Евпатий Гордеич, и вышедши из-за него, присел на краешек – А посему, давай думай дорогой «Бозо», чего ты мог реально опасаться, даже при маловозможном аресте, капитана Володина?
- Ну, если исходить из показаний господина Осиялова, Володин тут жил уже год под различными личинами, а в обличии уланского капитана, объявился сравнительно недавно. Я, как художник-виртуоз, достигший вершин в порнографии, и подделки визитных карточек для хождения в приличные дома, снабжал его паспортами. Но, Володиным он стал только месяц назад, кем он был до того, и сколько раз? - Аристарх задумчиво склонил голову – Я, как Бозо, всё это знал и видел, следовательно являлся прямым соучастником делишек улана. По версии Осиялова, Володин игрок, и авантюрист, а следовательно азартен, и была вероятность что он потеряет самообладание, и перейдёт черту, что и случилось в заведении маман, где он неделю кутил, оставив кучу фальшивок. То, что изъяла полиция, это только малая толика, остальное уже разошлось по рукам. И вот тут, Володин, мне, как Бозо, мог показаться уже опасен, ну а дальше… Чёрт, что же дальше? – Аристарх замер в небольшом замешательстве.
- Да брат, закавыка, - согласился Хортов, - положим что Бозо, увяз в новой тайной операции, и мог просто удрать с испугу, но приказ на убийство отдавал не он, а Варан, больше в тех кругах просто некому…
- Евпатий Гордеич! – загорелся внезапно Аристарх, невольно перебив шефа -Я, как Бозо, мог сбежать только в том случае, если имел в доме тайник, где хранил нечто такое, что выдай меня улан хоть в бреду, хоть под плетью, и тогда мне всё, каторга и смерть в лютых условиях!
- Так-так, молодец, - стараясь не упустить нить наводящей мысли, подхватил её Евпатий – и что же ты, художник, не гравёр по металлу, хотя печати и делаешь, мог хранить в своём тайнике, что враз обеспечивало бы тебе, подорожную до Сибири?
- Да бумагу, готовую для печатания фальшивых ассигнаций! – улыбнувшись, взмахнул рукой Аристарх, и аж заулыбался.
- Верно! – резко выдал Хортов, и подойдя к помощнику, пожал ему руку – Молодец Аристарх! Только это и могло быть поводом для бегства со всеми пожитками, на неизвестном экипаже, и не на извозчичьем, заметь. Бумагу он сукин-сын спасал, подстраховался шельма, и Варану дал знать, а уж тот и приказал, чисто сработать нашего улана. Про то, где работают рычаговый пресс и печатный станок, он знать не мог, этого, скорее всего даже Бозо не знает. По чистой случайности приятель, мы начали проверку «весёлой троицы», с Жореса Сидорова, на Смороке от радости задержались, а Бозо смекнув что он и без того следующий, а тут ещё улан погорел, подаётся в бега со всем добром, дав знать через связного Варану…
- Евпатий Гордеич – словно вспомнив чего-то, осёкся вдруг Аристарх – Бозо, дал знать Варану, это понятно, ну а кто дал знать самому Бозо, и когда?
- Погоди, ты что имеешь в виду? – не сразу понял шеф, опять присаживаясь на край стола.
- Ну, то, что мы были у Володина, кто Бозо-то об этом сообщил? Да и по времени не сходиться, я как из борделя-то пришёл, да про 16 фальшивок и недельный загул улана вам рассказал, мы ведь под вечер и поехали к нему на разговор. А потом уж стали прочих проверять, Желобкова, Трофимовича, Матисовых, к председателю в клуб заглянули уже около 11-ти, а то и позже. И уже потом, ночью, нагрянули к Сидорову, потом Смороку прихватили на горячем, и уж совсем черти в кулачки не бились, к Бозо на Квасную нагрянули, и на замок наткнулись. А соседи чего показали? Что Корней Карлыч, ещё за светло, или даже просто вечером собрался, и укатил на якобы нанятом экипаже, с извозчиком, которого тут, никто не видел, а?
- Постой Аристарх, постой брат, а ведь ты верно заметил, - посмурнев от чего-то, согласился Евпатий – мы были у Володина ближе к вечеру, и чуть ли не в это же время, ну пусть чуть попозже, бежит Бозо… И получается какая-то хрень без соли, кто ж его, и почему упредил, что мы были у улана? И почему Бозо был уверен, что наш визит опасен? Жорес то Сидоров, отбрехался же… Хотя, у Бозо при обыске нашли лишь пустой тайник, а значит он во всякий час был готов к побегу, так выходит, Аристарх?
- Выходит так, - устало согласился помощник.
- Жили они друг от друга не близко, Бозо на Квасной, а улан на Графской, - продолжил рассуждения Евпатий Гордеич – И что, кто-то из соседей Володина, сразу после нас, полетел тройным аллюром Бозо предупреждать? «Беги-спасайся!» Вздор, полнейший вздор из паршивого романа… Если только за домом Володина кто-то не присматривал… Мы-то не успели за «весёлой троицей» пригляд поставить, ни тайный, ни явный, людей просто на всё такое-этакое, не хватает толковых!..
- Нет Евпатий Гордеич, что-то слабо мне вериться, что за квартирой улана, пригляд был. Он, покойник-то, почитай и не жил там, вон, от похмелья хворого только и нашли его там, а мог бы и у товарища, и у бабёнки какой отлежаться, ноги все собьёшь пока за ним по городу бегать, да приглядывать будешь!..
- Зачем бегать? – устало улыбнулся шеф, - Можно за небольшой бакшиш, кого-то из соседей нанять, да приказать в случае чего, упредить того-то и того-то… Такое бывает Аристарх, но в нашем случае, даже я в это слабо верю… У меня такое ощущение приятель, что мы с тобой, чего-то упустили, или проглядели – Хортов опять начал медленно расхаживать по кабинету – Вот что, летим-ка мы теперь на Квасную, да потрясём соседей, кто в день отъезда Бозо, и в котором часу, к нему заходил? Не может быть, чтобы кто-то, чего-то или кого-то, не приметил!
- Ну, тогда вперёд шеф! Экипаж на выезд и марш-марш! – с деловитым видом, повторил Аристарх, дежурную команду начальника. Полицейский экипаж с шиком влетел на Квасную улицу, и Хортов с Аритстархом, снова разделившись, принялись беспокоить соседей исчезнувшего Бозо, да весьма въедливо допытываться кто и в котором часу, посещал в тот день, дом Корней Карлыча?
Опросы продолжались часа два, и таки дали результат, но весьма необычный и удивительный. Утренние и полуденные три визита заказчиков за своими заказами, Хортов и Гайтанцев отмели сразу ( ни по времени, ни по чему иному, эти визиты не могли быть от сообщников) А вот самый последний, после которого Бозо заперев дом, спешно куда-то ушёл, а через полчаса уже вернулся на большом, тёмного цвета экипаже, и стал быстро собираться в дорогу, полицейских весьма заинтересовал.
Как пояснили двое соседей напротив, наблюдавшие всё со своих скамеек, где-то в шестом часу вечера, к дому Бозо подбежал босоногий мальчуган в серой рубашонке, коричневом картузе, да чёрных штанишках, и стал швырять мелкие камешки в окно, хозяина вызывать. Тот выглянул, малец знаком показал что выйти надо, и через минуту, Корней Карлыч его впустил, а через другую, мальчуган уже с довольной мордашкой вышел из его дома, подкинул на ладошке монетку, и стремительно убежал. На вопрос Хортова как долго Бозо собирался, и в котором часу отбыл, ему пояснили, что собирался он больше часа, а тронулся после семи. Как на колокольне семь пробило, он и десяти минут не задержался, уехал.
Записав и зафиксировав всё должным образом, полицейские направились обратно.
- Это что же за ералаш такой выходит, Аристарх? – хмуро заговорил Евпатий, сидя рядом в экипаже, - К улану мы с тобой не позднее четверти шестого приехали, у него, ну пусть сорок минут побыли, ещё пять минут со своим экипажем возились-разворачивались не спехом, и в шесть уехали дела делать. А в это время, Бозо уже добро своё на тёмный экипаж грузил, и в пять минут восьмого смазал лыжи?
- А так и выходит шеф, что никто из соседей, за домом улана не присматривал, а Бозо и знать не знал наверняка, были мы у Володина, или нет? Подозревал, это понятно, но сбежал он не потому, что мы к Володину наведались, и где тут подвох, пока не пойму…
- Бозо, предупредили о том, что улан у нас на крючке, гораздо раньше Аристарх, - но все подробности в кабинете, так оно вернее будет, а то давай завернём в кабак, да пообедаем, время уже давно, да и спешить теперь один чёрт некуда, время терпит…
Они завернули в один приличный трактир в центре, и отобедали не только сами, но и кучеру-городовому тоже разрешили это сделать, а за экипажем, за двугривенный согласился приглядеть тамошний дворник. Разговор о загадочном бегстве Бозо, продолжился уже в кабинете Хортова.
Пройдя за стол, Евпатий Гордеич попросил помощника взять стул, и присесть рядом. Когда Аристарх угнездился, шеф продолжил прерванный разговор.
- Вот Аристарх, мы с тобой пришли к определённому выводу: Бозо, сообщили что улан у нас на примете, гораздо раньше того часа, как мы, побывали у него на квартире. А именно, я думаю сразу как ты покинул заведение маман. Ты с ней как, всё время наедине про улана и фальшивки говорил, или нет?
- Про улана я там у всех девиц спрашивал почти, они как сороки, наперебой мне про его обаяние и щедрость говорили, а вот про фальшивые ассигнации, я с маман только в её кабинете беседовал, кассу-то она там держит.
- И никто не стучался, не входил к вам? - думая что-то про себя, вопросил Евпатий Гордеич.
- Да а то как же, дадут там поговорить спокойно!- криво усмехнулся Аристарх, - лакей ихний заходил, жаловался что клиент ему нагрубил, две девицы в течении получаса нас посетили, она с жалобой на грубость клиента, другая на товарку!
- Вы, в это время деньги в кассе пересчитывали, или нет?
- Вторая девица видела как я полусотни отложенные проверял, так что тайны из моего визита к маман, вряд ли получилось!
- Да братец, похоже либо вас подслушали, либо маман язык распустила, разве баба утерпит чтоб не разболтать о таком важном событии, как визит полицейского, по делу их «уланчика!» И означает это всё, что не только у нас, есть свои уши в борделе…
- А у вас тоже есть? – спросил Аристарх.
- Ты меня удивляешь приятель – слегка поднял брови Евпатий, - столько лет уже со мной работаешь, и что, забыл что у всех полицейских должна быть своя агентура в среде проституток и прочих падших личностей? Разумеется и у меня там имеются очаровательные ушки и губки, и не одни, и много чего ценного приносят мне в клювиках!
- Простите шеф, затмение какое-то нашло – покаялся Аристарх, досадливо поморщившись – вы же сами-то, как частное лицо в бордель не захаживаете?
- Ни боже мой, в этом качестве не захаживаю. Ну во-первых мне это и по службе премии от начальства не принесёт, во-вторых, такой уж откровенной наглости, мне мои добрые и ласковые женщины не простят. И наконец в-третьих, так можно волей неволей провалить агентуру. Это к уличным путанам инкогнито можно приходить, ибо они живут в собственных домах или квартирах, и мрак ночи скроет мои бесстыжие глаза от добропорядочных соседей.
- Хорошо шеф, с уланом мы всё разрешили, вычислили, а теперь-то чего делать? Почему Бозо слинял мы разгадали, а дальше как? - осторожно спросил Гайтанцев.
- Ну, для начала поставим точку в борделе – уже более спокойнее проговорил Евпатий – сегодня я подумаю кого из наших чиновников, переодев его городским франтом, можно запустить в заведение, где он взяв бы определённую девицу, выведал бы кто, кого, и с чем, послал из заведения, сразу по твоему уходу в тот день…
- Но ведь тогда шеф, вам придётся раскрыть вашу девочку, и не повредит ли ей это? – скептически предположил Аристарх.
- Да, не хотелось бы, - Поморщился Евпатий – Но выход-то каков? Того кто на преступников работает, нам надо изобличить, кровь из носу! А в нашем деле рискуют всегда…
- Шеф, а как вы со своими девицами, связь поддерживаете, сведения от них как получаете? – спросил Аристарх, на что Евпатий широко улыбнувшись ответил что это секрет, однако если не найдётся надёжного человека, то придётся идти лично самому, но по хитрому!
- Лучшие ребята с Шумельским и Урусовым по городу шустрят, концы ищут, - напомнил Гайтанцев, - верные долгу и присяге есть, правда не семи пядей во лбу, так что шеф, -повеселевшим голосом продолжил помощник, - придётся вам, видать самому, на приступ идти!
- Аристарх, а где наша ширма, что ещё в марте, мы зачем-то в канцелярии одалживали, а? – вместо ответа, задал вопрос Хортов.
- Да вроде тут, у нас на этаже, в чулане лежит, они как свою завели, так нашу и вернули, а вас не было на месте, ну её туда и засунули да забыли. А переодевались мы на задании в собственной гардеробной – поведал помощник.
- Волоки сюда эту ширму приятель, а я в гардеробную! – выскользнув из-стола, приказал Хортов, первым шагая к выходу, а Аристарх спешно вылетел следом, обогнав шефа.
… К заведению, известному в губернском городе как Весёлый дом, подошёл но не близко, а став через дорогу возле обшарпанной кирпичной стены красного цвета, высокий широкоплечий мужчина, обличием походивший на богатого купца, либо заезжего барина: тёмно-багряный, дорогого сукна кафтан на распашку, где на голубом жилете блеснула змейкой золотая цепочка часов, чуть свисавшая на тёмно-синие с искрой брюки, заправленные в начищенные до зеркального блеска сапоги, а на голове у него красовался шикарный белый картуз, ну прямо купец-миллионщик, да и только!
Он не стал подходить к решетчатой металлической ограде с разверзнутыми воротами, где на лавочке в тени большого вяза, скучал привратник в синей ливрее, а пару раз негромко свистнул. Привратник вскочил, заметил купца, и покорно замер в ожидании. Купец шевельнув пышными пшеничными усами, да блеснув, из под низко надвинутого козырька линзами очков в золочёной оправе, повелительно поманил привратника пальцем.
- Подь-ка сюды любезный!
Привратник, уже привыкший что некоторые клиенты берут девочек с собой, не желая открыто посещать бордель, сразу смекнул что купец тоже из таких, и быстро подбежав, услужливо поклонился.
- Чего изволите, ваше степенство?
- Вот это тебе, чтоб впредь хорошо служил, - начал грубоватым голосом купец, протягивая привратнику серебряную полтину, тут же исчезнувшую в кармане ливреи, - А вот это, маман передай, - вытянул купец из внутреннего кармана запечатанный пакет с надписью «Для маман».
- Тама всё указано, кого, куды и на сколько я беру, и что положено, там тоже положено, лети птицей!
- Мчусь! – мотнул лысой башкой привратник, и в пол минуты исчез в недрах дома терпимости. Купец незаметно принялся изучать окна второго этажа, завешенные шторами. Вскоре, в кабинете маман одна из них колыхнулась, показав лицо владелицы заведения, но купец уже глядел на входную дверь.
«Только б хоть одна из двоих свободной была, иначе придётся позже приходить, а не хотелось бы терять время, дорого оно у нас теперь, ох и дорого!» подумал купец. Минут через десять, из дверей вышла молодая, лет 22-23-х излишне ярко одетая девица в небольшой шляпке, с целой радугой цветов на ней, а в руках у жрицы любви болталась поблёскивая стразами, сумочка-мешочек. Она торопливо перешла улицу, и подойдя к купцу, деловито осведомилась.
- Ну, куда едем-то, ваше степенство?
- Не боись девка, далеко не повезу, - грубовато ответил купец, и мотнул головой – пошли, у меня тут извозчик за углом дожидается! – и первым шагнул к выходу на большую улицу.
- Маман сказала, что вы до вечера меня берёте, это верно? – так же деловито вопросила девица, торопливо шагая рядом, стараясь не отстать.
- Верно, до вечеру, а далей дела у меня! – глухо ответил купец, и повернул за угол, где уже дожидался небольшой экипаж с поднятым верхом, а на козлах кимарил молодой извозчик в синем кафтане, бородой и в шляпе. Девица с удивлением обнаружила внутри корзинку с бутылью вина, кульком сладостей, и набором фруктов.
- Это тебе девка -как-то смущённо улыбнулся купец, - для разогрева и для скусу! – пояснил он, когда они уже откинулись на спинки сиденья.
- Ну, пшёл-пшёл куда уговаривались! – грубо бросил купец кучеру, и тот стегнув лошадь, скоро погнал её по улице, обгоняя или пропуская другие экипажи, держась одной стороны, чтоб не вылететь на встречную. В одном месте пропустили через дорогу стадо коз голов в 20-ть, которое гнали двое мальчишек, а вскоре свернули на улочку, носившую название Тихой, которая и впрямь соответствовала имени, тянулась менее чем на пол версты, но дома на ней стояли сплошь двух – трёх этажные, большей частью каменно-деревянной постройки, чисто каменных дома здесь было всего три.
Купец с девицей подъехали к неприметному, одно подъездному, двух этажному дому. Это не был в полном смысле жилой дом, хотя владелец у него имелся, им был некий господин Марусейкин Клим Федулыч, 46-ти летний мещанин. Дом этот и в народе, и в полиции, значился как Дом свиданий, в коем уединялись обычные (а порой и не совсем) парочки, снимавшие комнату с постелью и мебелью, на несколько часов, а порой и дней. Сам господин Марусейкин говорил всем что он домовладелец, и сдаёт страждущим душам жильё. Криминалу большого в том покуда не было, а потому, полиция не особо докучала сему хозяйству.
Расставшись с извозчиком и взявши корзинку, купец прогудел.
- Иди за мной, ключ я уже взял, нам на второй этаж!
Осторожно поднявшись по деревянной, со стёртыми углами ступенек скрипучей лестнице, парочка миновала полутёмный коридор, и купец, поставив корзину возле одной из облупившихся синей краской дверей под номером восемь, неспеша открыл её ключом, толкнул ногой (она отворилась внутрь) и подхватив корзину, прошёл первым.
- Давай за мной Варенька! – внезапно уже другим, каким-то знакомым голосом проговорил купец, и девица, не успев удивиться, оказалась в средних размерах комнате с двуспальной кроватью, столом и двумя стульями, ширмой, и канделябром со свечками. Купец подошедши к окну наполовину отвесил шторку, впустив в помещение солнечный свет и немного уюта.
- Ну ты дверь-то запри на щеколду изнутри! – опять знакомым девице голосом, приказал купец, ставя корзину на стол и снимая картуз. Варвара торопливо вернулась к двери, защёлкнула задвижку, и уже по привычке снимая с головы шляпку, развернулась чтоб идти обратно, но остолбенела в небольшом удивлении: на стуле нога на ногу, но уже без картуза, очков и пышных усов, что всё вместе лежало теперь кучкой на углу стола, на неё глядел и молча желал здоровья, её давнишний тайный начальник, и где-то даже покровитель, Хортов, Евпатий Гордеич.
- О-о-о-й… ваше благородие… да никак это вы что ли? – искренне то ли обрадовалась, то ли удивилась девица, подошедши ближе, своего невольного, но где-то даже пристойного клиента.
- Я это, Варенька, я – невесело вздохнул Хортов, и встав указал на корзину с угощением – ты, давай, как обычно, без церемоний, не стесняйся, выпей-покушай для начала, а потом к делу, а дело Варюша у нас с тобой серьёзное!
Девица тут же проворно принялась накрывать на стол, и среди нехитрого набора, оказались и два жестяных стаканчика.
- Это я с тобой винца за компанию тяпну, - пояснил сыщик снимая кафтан и превращаясь из широкоплечего в обычного (кафтан, нарочито для маскировки был пошит таким образом) – оно хотя и слабенькое, дамское, но цельную бутыль в одно горлышко, лучше не надо.
- О, нашли чем пугать Евпатий Гордеич, - делово заметила Варенька, по-хозяйски расставляя всё на столе, и усаживаясь за него с начальственным видом – я и водку до самого забытья могу выкушать, но это когда клиент особливо неприятный попадается. Натрескаисси до чертей, и вроде как во сне гадком, знаешь, что есть, но особо не чувствуешь!
- Ну, в этом случае, верно, - согласился полицейский, вешая кафтан на спинку стула, и садясь напротив девицы, - водка выручает, но у нас с тобой любовь иная, давняя, а посему, до чертей мы напиваться не станем!
Хортов налил себе и даме, пожелал ей сил и здоровья, они чокнулись, и не торопясь выпили, после чего, Варенька азартно набросилась на лакомства, а сыщик не счёл нужным торопить её, успеется ещё!
Минут через десять, когда девица выпив-закусив, вытерла рот и пальчики кружевным платочком и приготовилась к беседе, сыщик задал первый вопрос.
- Ты хорошо помнишь день, когда у вас, по поводу фальшивых ассигнаций, был Аристарх Сергеевич?
- Да конечно помню! Это было-то, вот дня два как – уверенно кивнула девица, - я как раз освободилась, а вот Грушу-то, учитель один из гимназии взял, оделся чтоб не признали вроде вас, ну а я вышла…
- Так, Варенька, а теперь соберись, ты помнишь наш уговор? – в упор спросил следователь.
- Разумеется, всё примечать и запоминать! – кивнула девица.
- Когда Аритстарх с маман в кабинете уединились кассу проверять, за какой надобностью к ним лакей заглядывал, а потом две ваших амазонки по очереди, а? – внимательно глядя на собеседницу, спросил Хортов.
- А, так лакею клиент нагрубил и пригрозился рожу набить при девочках… потом, одну там хам сильно обидел, унизил гадко, а вторая, на соседку свою жалилась что та у неё из кошелька мелочь таскает, всё…
- А после ухода Аристарха Сергеича, никто из обитателей вашего дома, никуда не побежал ни за чем? – спросил Евпатий, пристально глядя девице в лицо, но не в глаза. Однако она всё же отвела взор, и слегка наморщив лоб забормотала.
- Погодите-погодите… как же никто? Как раз кто, у маман есть там парочка фавориток подлипал, всё время ей пригузничивают, и на нас на всех кляузничают. Так вот, одна из них, была призвана к маман почти сразу, как ваш Аристарх ушёл из заведения. Минут пять маман ей там чего-то приказывала, и она спешно одевшись, быстро куда-то выскочила…
- Вернулась когда?
- Час, может час с четвертью она там где-то побыла, а вернулась вся довольная, раскрасневшаяся, и сразу к маман на доклад! – полупрезрительно отрапортовала Варенька.
- По времени совпадает – задумчиво пробормотал Хортов, и тяжело вздохнул – Не хвалилась эта, как её звать, что куда-то бегала?
- А, подлипалу-то? Да Ольга Антиповна мы, Федюнина, да вы её должно видели когда весной к нам заглядывали, беглого офицерика ловили. Она такая невысокая, на подростка похожа, а глаза здоровые и нос пуговкой…
- Волосы иранской хной красит? – уточнил Хортов.
- Ага, любит!
- Знаю такую красавицу – тихо улыбнулся Евпатий, и спросил часто ли маман, девочек на улицу выпускает?
- Ну кто свободный, те ходят, в лавки там, или ещё куда, взаперти не сидим! – уверенно ответила Варенька, наливая себе ещё вина.
- А Ольга Антиповна тоже выходит?
- Ой, да эта каждый почитай день, то в кондитерскую, то к подругам уличным, что в скверике близ Ярморочной площади пасутся, там можно будет её прихватить. Она, когда я уходила, как раз вернулась, но с чёрного хода, она этак любит ходить, говорит всем «что так таинственней и романтичней!» - передразнила Варя неприятельницу, небольшой забавной гримасой.
- Так она грамотная что ли? – спросил Хортов.
- Она, да – грустно вздохнула Варенька – ая вот только, имя и фамилию свою выучилась подписывать по печатному, и всё…
- Ты кушай-кушай – подначивал следователь, с удовольствием наблюдая как собеседница уплетает фрукты и сладости.
«Значит сама маман в деле? Ну это мы у Ольги Антиповны уточним, спросим… Ах твою ж парижскую танцовщицу!» пронеслось в голове у следователя, но он снова перенёс внимание на Вареньку, что от выпитого ею вина, уже захмелела до степени игривой весёлости, но не более того.
- Ты Варя вот что, раз я тебя до вечера взял, то ты тут до вечера и посиди, полежи отдохни, а мне уже пора! – Хортов встал, и неспеша, вновь перевоплотился в купца. Оглядев его, девица радостно улыбнулась, и коротко всплеснув руками, один раз хлопнула в ладоши.
- Ой, Евпатий Андреич…
- Гордеич – улыбнувшись поправил её тот.
- Ой да, Гордеич, вы… вы завсегда каждый раз, в каком-то неожиданном облике мне являетеся!
- Положение обязывает – ответил сыщик, и предупредил Вареньку, что когда маман спросит её что за купец такой, та должна ответить что купец скрытый, назвался только Иван Иванычем, а большего мол девке и знать нечего ( такое среди состоятельных господ города было в порядке вещей) Варя, как особа совсем не глупая, поняла всё правильно, и заверила сыщика что так всё и сделает, ей же спокойнее. Хортов секунд пять молча глядел на неё, а затем проговорил.
- Я, гонорар твой, маман уже в конверте передал…
- Так она его мне уже отдала, сразу! – похвалилась Варвара, - насчёт этого, она хоть и паскуда, но не крысит, боится что девочки убегать станут…
- Не перебивай старших – хмыкнул в усы Евпатий, и достав из кармана купюру в пять рублей, протянул агенту.
- Бери, сведения твои этого стоят, поверь!
- Воля ваша – растерянно проговорила Варенька, осторожно принимая деньги, и пряча их за манжет, а затем поглядев на Хортова, спросила, почему он, ни разу не воспользовался ей как женщиной, вот сейчас например, она бы и не против сама, своей охотой даже…
- Это, Варя, я не делаю потому, чтоб ты на этом поприще, от натуги не надорвалась, да не перехрянула ненароком! – философски заметил сыщик, не показав и тени улыбки.
- Да ну вас Евпатий Гордеич, я серьёзно, а вы всё отшучиваетесь! – слегка обидевшись, буркнула девица, с сожалением скользнув взглядом по неразобранной постели.
- Ты доедай снедь, да ложись поспи до вечера, и не позабудь что была с купцом Иван Иванычем! - повторил Евпатий Гордеич, идя к выходу – Дверь за мной закрой и баиньки, всё Варя, до новых встреч! – сыщик слегка потрепал её за щёчку, и козырнув, быстро вышел, дверь за ним закрылась, задвижка защёлкнулась, и так же незаметно как он пришёл, так же он отсюда и исчез, оставив ключ на столе в комнате.
Х Х Х
Уже в кабинете, переодевшись за ширмой в свой обычный сюртук, шеф поведал Аристарху, исполнявшему роль кучера на одной из полицейских пролёток, то, что услышал от Вареньки.
- На маман я даже и не думал! – сознался помощник.
- Да я сам малость удивлён, думал-то я что кто-то из девок или обслуги преступникам барабанит, ан нет, сама значит маман в деле, и причём глубоко брат, поняла что улан может быть опасен, и упредила Бозо, хотя на убийство явно не рассчитывала, - стал рассуждать Евпатий, примостившись на бюро с часами – и могу поклясться, что теперь она сама боится что её тоже уберут как свидетельницу.
- Но мы же её открыто не подозреваем? – проговорил Аристарх, неопределённо глядя на шефа.
- Мы всё проверим Аристарх, всё досконально, и вот после приватной беседы с Ольгой Антиповной, будет ясно уже многое, но не сегодня, увы… ты говорил что двух своих шпионов за Каретной мастерской следить поставил?
- Да, двоих…
- Снимай их оттуда обоих, пусть они теперь следят и за борделем, и за маман, всё ясно?
- Так точно!
- А чего тогда сидишь? Лети и меняй дислокацию вверенной тебе части, а нынче после службы, сходим в салон к Дарье Даурьевне, ведь нынче пятница, и вертеп порока и разврата открыт, и все великие пииты города будут там! Вот мы с тобой как два грубияна, к музам и приблизимся!
Вопреки чаяниям Хортова, толпы поэтов и писателей-романистов, в Дашином «притоне» не было. Зато присутствовала она, с новым мужем, князем Сергеем Андреевичем Штыковым, что молчаливо курил трубку у окна. Жорес Сидоров с папкой каких-то эскизов, облачённый в тёмно-красный, или скорее печёночного цвета фрак, и даже бывший муж Автондил Прирекалов, известный в кругах тем, что носил при себе идеи, нет, не какие-то конкретные, а просто «идеи», в общем не пустой человек, это бросалось в глаза сразу. По мимо них, на диванчике с краю, пристроилась молоденькая девушка недурной наружности, в лёгком розовом платьице, с сумочкой ридикюлем в руках. Это создание выглядело лет на 17-ть, не старше, и походило на забавного упитанного котёнка. Девушка с увлечением разглядывала эскизы из папки Сидорова. И наконец замыкали общество, двое молодых людей лет по 25-ти, оба благородной наружности; один в зелёном фраке, другой в синем сюртуке, что сидели на стульях напротив дивна, от которого их отделял эллипсовидный столик с чайными приборами, вазочкой варенья и подносом домашнего печенья. Всё это, Хортов по привычке разглядел весьма быстро, едва появившись в дверях, (Аристарх почтительно торчал чуть с боку)
Реакция на неожиданных гостей у публики оказалась троякой: Даша, едва увидав сыщика вся зацвела, хищно блеснув зубками, и проворно вскочив, сразу очутилась перед Евпатием Гордеичем, протягивая руку для поцелуя, который тут же и получила, (Аристарх был удостоен вежливым кивком головы) Жорес Сидоров, едва завидя полицейского, машинально захлопнул папку с эскизами, чуть не щёлкнув её краями по любопытному носику юной очаровательницы, едва успевшей отдёрнуть голову, изумиться и надуть губки. Вице-муж, Автондил Автондилыч, как иногда язвительно представляла его Даша, просто равнодушно поднял брови, князь Сергей с трубкой в зубах, приветливо пошёл навстречу, и дружески поприветствовав обоих, проводил их к столику, куда Даша уже тащила один табурет (на него уселся с прямой спиной Аристарх) и мягкий стул, доставшийся Хортову. От чая, гости вежливо отказались.
- Мы к вам, друзья, зашли так, просто на огонёк, побыть слегка среди муз, а то тут чего-то я гляжу у вас нынче с музами недобор, как в действующую армию? - шутливо заметил в конце Хортов. Князь Сергей, на правах хозяина представил гостям тех, кого они покуда не имели чести знать. Юную прелестниц звали Юлия Петровна Денисова, институтка, недавно выпущенная на волю, дочь кирасирского полковника в отставке. Молодой человек в зелёном фраке, звался Одиссей Палыч Чапыгин, а его приятель в синем сюртуке, именовался Никодимом Никодимычем Огураевым. Оба они служили в канцелярии Дома присутственных мест. Как тут же пояснил князь, поэты по началу валили валом, но Даша, послушавши их вирши, девять десятых разогнала прочь, а те два-три что чего-то стоили, просто не явились сегодня. Результатом сего стало решение Даши что салон, просто открыт для знакомых, скучающих по простой беседе.
- Это про нас с Аристарх Сергеичем, мы как раз соскучились по простой, не-казённой беседе, - пояснил Хортов сидя на стуле, опершись правой рукой на трость.
- Абсолютно верно! – скрипнув до ненадёжности подозрительным табуретом, подтвердил Аристарх, и как бы в ознаменовании его слов, нить беседы перехватил Евпатий Гордеич, потянув её на себя.
- А позвольте-ка узнать, месье Сидоров, - иронично глядя на несчастного Жореса, обратился к нему Хортов – отчего это вы столь резво прихлопнули папочку со своими эскизами, словно там были проекты фальшивых векселей?
Жорес, вспыхнувший как огонь в нощи, ответить не успел, за него это сделала Даша.
- Ну что вы сразу о плохом, Евпатий Гордеич? Фальшивые векселя мы решили отложить на потом, а пока, Жорес принёс мне прожекты сказочных русских сюжетов, коими я бы хотела украсить стены дома…
- Даша! – жалобно и чуть нервозно встрял Сидоров – Ну чего ты говоришь?! Какие фальшивые векселя на потом?! С этим человеком нельзя ж так шутить, он же может меня…
- Жорес! – решительным, но тихим голосом, оборвала его причитания Даша – Ты в корне не прав друг мой! С Евпатий Гордеичем как раз-таки можно пошутить, но не всем! – остужающее добавила она в конце речи, а затем молча отобрав у сконфуженного знакомца его папку, протянула её Хортову.
- Взгляните!
Эскизы на темы русских сказок и впрямь оказались очень хороши, что сыщик и объявил автору, вернув папку.
- Вот, кабы вы, господин Сидоров сразу этим вот занимались, а не играли с законом, оно дело-то лучше было! Так что, искренне желаю вам удачи, в продолжении законных потуг ваших, в живописи!
Жорес, заподозривший во вроде бы и добрых пожеланиях следователя некий подвох, всё же выдавил из себя некое подобие благодарности, и потянулся к чашке с уже остывшим чаем.
- Ну, а вы молодые люди к какому виду искусства склонность имеете? – обратился сыщик к Одиссею Палычу, и Никодиму Никодимычу.
- Мы, собственно говоря, просто хорошие знакомые хозяев дома, и в некотором роде, поклонники художеств Жореса Василича – вежливо улыбаясь, разъяснил Одиссей Палыч, коротким жестом, указав на Сидорова, тянущего из чашки тёплый чай.
- А вы дитя моё, тоже поклонница художеств господина Жореса? - спросил Хортов, милую барышню в розовом платьице.
- Да, представьте себе! – с детским ещё вызовом в голосе, тряхнув волосами, начало диалог «дитя» - Мне, в отличии от вас, нравятся работы свободного творца, коего преследуют власть придержащие, за его свободолюбие и убеждения…
- Юлинька – едва не поперхнувшись тёплой водой, отставляя чашку на стол, сконфуженно протянул Сидоров – ну я же просил тебя, не нужно этой патетики в отношении моих работ и прочего… И потом, с чего ты взяла про какие-то мои убеждения? – умоляюще глядя на девушку, переспросил гонимый властями «творец».
- Но… вы же сами говорили… - растерянно залепетала было Юленька, но Жорес тряхнув длинными, хорошо ухоженными волосами, слегка поправил юное создание.
- Ты неверно поняла меня, прости что был недостаточно точен в выражениях. Да, у меня были неприятности с законом, я этого не скрываю, и с господином Хортовым мы давно знакомы…
- Пересекались пару раз, по делам! – кивнул сыщик, сделав ударение на последнее слово, от чего Даша язвительно захихикала, а князь Сергей молча улыбнулся. И тут, Юлия Петровна, неожиданно задала Хортову вопрос.
- А вы что, правда полицейский сыщик?
- Правда, а вас что, интересует наша служба? – ответив и переспросив тут же, отечески посмотрел он на девушку.
- Наша Юлинька, страстная поклонница романов про разбойников! – деловито пояснила Даша, на что девушка вначале смутилась и покраснела, но затем созналась.
- Да, люблю…
Здесь, в дело неожиданно вступил вице-муж Дарьи Даурьевны, Автондил Прирекалов.
- Да, господин следователь, мы тут все наслышаны о вчерашней стрельбе на Губернаторской, где вы убили человека! – вопросительно-надменным тоном, проговорил он.
- Ну, раз наслышаны, чего ж повторятся-то? – в тон ему ответил Хортов и добавил – Одного преступника застрелили, второго я взял живьём, такое случается когда расследуешь к примеру дело о фальшивых бумажках, а тут происходит убийство одного из тех, у кого сии бумажки водились в изрядном количестве.
- Вы имели в виду Андрея Володина? - спросила вдруг Даша, и все её гости разом замерли.
- Да, его, а вы что, знали с убитого? - не скрывая удивления вопросил сыщик, уже примеряя про себя возможные сюрпризы с этой стороны.
- Да, он бывал у нас, рассказывал о службе, да просто был приятный собеседник, пару бездарных рифмачей помог как-то выставить, - задумчиво и серьёзно рассказала Даша.
- Истинный сын России, ценитель свободы и свободной личности! – укоряюще глядя на полицейских выдал Автондил, скрестив на груди руки.
- Когда он был у вас в последний раз? – не удостоив вице-мужа ответом, обратился Хортов к его бывшей жене.
- Дня за три до гибели, - совсем посерьёзнев ответила Даша, а по лицам Жореса и Прирекалова, Евпатий понял, что он знали улана гораздо больше, чем посетителя сего дома. Юное создание в розовом платьице, как и Одиссей Чапыгин и Никодим Огураев, знали Володина бегло, только тут, по салону. Он пытался даже ухаживать за Юленькой, но Даша ( что к удивлению многих состояла в доверительных отношениях с родителями девушки) сразу остудила пыл улана, и он всё поняв, более не делал подобных попыток.
- Контрабандист, мошенник, фальшивомонетчик, и возможно государственный преступник, вот кем являлся ваш капитан Володин, на самом деле, - хмуро начал пояснять Хортов – да и никакой он не улан, не капитан, и не Володин, всё в нём было фальшивое, и паспорт, и форма, и звание и сама жизнь! Порешили его свои же дружки-сообщники, когда он фальшивые ассигнации по городу швырять начал, чем и привлёк наше внимание!
И Даша, и Жорес в один голос заверили следователя что сего они не знали, и сами сражены услышанным! Хортов их успокоил, сказав что верит обоим, а Вот Автондил скептически заметил полицейскому.
- А вот я не верю в ваши обвинения, и вообще, как это можно выслеживать, хватать и арестовывать людей?
- Милостивый государь – с чуть суховатой иронией, обратился к нему Евпатий – если вы когда-либо, попадёте в мой кабинет, то там, мы с вами пройдём краткий курс криминалистики, после которого, вы уже вполне будете верить и аргументам, и фактам!
- Да, Автондил, я вот, за первые 16 лет сознательной жизни, дважды была в полиции, и мне там очень понравилось, - расцвела язвительностью Даша, - знаешь, допросы, арестантская, здоровяки-городовые, дознаватели довольно симпатичные, чаем с сахаром и пышками меня угощали. Смею тебя уверить, что если и ты когда-либо загремишь туда по какому-либо делу, то тебе как любителю познавать всякое-такое, там понравиться! – все кроме Жореса и полицейских захихикали, на что Автондил, скроив физиономию, укоризненно заметил бывшей жене.
- Даша, вот эти твои шуточки плоские, я всегда игнорировал, и поверь, ну ты в них не оригинальна!
- Ну от чего же? – возразил вдруг Хортов, и поглядев на Пререкалова оценивающе, продолжил – Даша права, у нас уютно. Правда вот чая с сахаром и пышками не обещаю, вы не больно-то на юную институтку похожи ( Автондил обидчиво засопел) но кипяток с сухарями, предложить можем. Хотя, коли у вас при себе найдутся деньги, то вы можете заплатив хожалому, попросить того принести вам еды и пития из трактира, так что советую вам сделать у себя в одежде заначку…
- Послушай доброго совета, Прирекалов, заныкай «синюху»-другую (5руб.) пригодятся! – посоветовала и Даша, на что верный себе Автондил заметил, что никуда попадать не собирается, а шутки на эту тему уже не смешные.
- А никто и не шутит! – облегчённо так вздохнул Хортов, и тут, князь Сергей бросив «один момент господа!» быстро вышел, и через пару-тройку минут, вернулся с небольшим пузатым графином в руке, внутри которого играла искрами синеватая жидкость, и тремя рюмками на небольшом подносе. Установив всё это на стол и наполнив рюмочки, он обратился к полицейским.
- Господа, поскольку от чая вы отказались, то уж от наливочки на травах, изготовленной руками моей супруги, вы не отвертитесь, причём тост который я хочу поднять, гласит коротко и ясно: за служилых людей России!
Все трое тут же выпили, искренне похвалили чудодейственный напиток, причём Евпатий сделал это в своей манере. Проглотив рюмочку, он посмотрел на Дашу, и спросил.
- Надеюсь, отравлено?
- Разумеется отравлено! – уверенно ответила хозяйка, буднично добавив, что в этом, доме, вообще все напитки и еда отравлены, преступать закон так уж по полной!
- Ну, в таком случае, надо непременно повторить! – поднял указательный палец сыщик, и они повторили ещё раз, а после третьего, Евпатий Гордеич с Аристархом поднялись, объявив что им уже пора. Супруги Штыковы вызвались их проводить.
- Вы ребята с этими Жоресом да Автондилом по аккуратнее, убиенный Володин знался с весьма опасными людьми, мало ли что? – предупредил их на прощание Хортов.
- Да вы не бойтесь, Евпатий Гордеич, не обидим мы их! – клятвенно пообещала Даша, вызвав у сыщика невольную улыбку.
- Не меняешься крестница, ну за то и люблю, до новых встречь!
- Пока, господа!
Уже на улице, идя по тротуару, Хортов сказал помощнику, что завтра же, необходимо навестить и Жореса и Автондила, да потолковать с ними об улане Володине, авось что-нибудь да вылезет наружу.
- Ну, Жорес-то всё расскажет, это ясно, - на ходу рассуждал Аристарх – Но этот вице-муж Автондил, кажется мне упёртым, с убеждениями…
- А, пустое Аристарх, покуражиться конечно господин Прирекалов для вида, но расскажет всё, поверь. Он болтун, площадной и кулуарный оратор, но вовсе не дурак, и в камеру, даже на сутки не захочет, а посему, его с нами водевиль, не будет увенчан в конце, терновым венком мученика, всё он скажет!
-Хорошо бы! – шевельнул бровями Аристарх, вышагивая рядом с шефом, а затем улыбнувшись, выказал мысль, что этот салон «у Даши», начинавшийся как литературный, теперь превратился в дом для бесед, но как при сём уживаются два мужа, этого он не понимает!
- Да просто всё Аристарх, - легонько опираясь на трость, и вышагивая как записной аристократ, определил шеф – Дашеньке нашей, это всё самой нравится, она же вообще тот ещё цветочек! Бывшего мужа побесить-подразнить, гениев всех мастей подковырнуть, в этом она вся, это её стихия, а князь Сергей после того что видел на войне, эти фантазии жены, причём заметь, любимой жены, -поднял Хортов указательный палец – просто принимает как есть, и всё. Он же слава те господи, не папенькин сынок!
- А я слышал, что они неверны друг-другу, - осторожно сказал Аристарх.
- И я слышал, и что с того? - как-то словно посмотрев внутри себя, заметил Хортов – Природа человека такова, во грехе родимся, во грехе живём. Главное, что грех-греху рознь: один людей режет -грех, другой жене изменяет – тоже грех, но в отличии от первого, поправим. К тому же эти двое уже так привыкли друг к другу, что при любом пасьянсе, она не уйдёт от князя Сергея, а он не оставит её. Жизнь брат, штука сложная, и под свод законов ложиться плохо, главное, в отношении друг друга, не тупое соблюдение формальностей, а взаимопонимание и взаимопрощение. А без этого, нормально не проживёшь, так-то вот брат Аристарх! Так, довольно лирики, ты на завтра со своего шпиона, что за домом мастера Таманцева следит, спрос сними, нет ли у него там чего интересного? Я со своего тоже спрошу… твой-то из каких будет?
- Да из мелких мошенников уличных, попался мне как-то, ну я его на крючок и нацепил, я, глаза на мелкое беззаконие закрываю, он, шпионит для меня, ну и барабанит иногда. Бывает я и деньги даю, если сведения стоящие!
- Мой такой же! – ухмыльнулся Хортов, и они неторопливо продолжили идти.
Полицейских, толковых, таких что умели ходить в народ и сливаться с толпой было мало, и брали их только на самые серьёзные операции, вроде слежки за убиенным поручиком Карлушкиным, или как теперь, на поиски подходов к делателю фальшивых ассигнаций. Евпатий Гордеич, одно время даже самолично открыл в Управе, что-то вроде «курсов» по тактике слежки. Он приказывал незанятым чиновникам Управы переодеваться крестьянами, работниками, приказными, коробейниками, и так, просто, тренировать себя, ни за кем конкретно не следя, и никого не арестовывая. Не считая мелких инцидентов, (двоих переодетых скрутили сами горожане, и доставили в полицию, как «подозрительных личностей») месяца через три, худо-бедно, но сотрудники научились делать хоть что-то из сложного, оперативного ремесла. Однако, людей по-прежнему не хватало.
Утром, сличив донесения своих шпионов наблюдавших за домом мастера Таманцева, Хортов по размыслив, приказал наблюдение снять, ибо чутьё подсказывало ему, что старый мастер не при делах. Шпионам был дан временный отдых, а следователь, поехал к самому мастеру, прихватив с собой для наглядности, рычаговый пресс, изъятый у Смороки.
Степан Егорыч с неподдельным интересом изучил механизм, и даже опробовал его (Хортов захватил с собой несколько больших бляшек, и мастер сделал из них маленькие)
- Хитрый, но простой механизм Евпатий Горрдеич, наш, русский человек делал! – с гордостью в голосе заметил старый мастер – И смонтирован совсем недавно, этим летом… Вона, ни болтики не расшатались, не потёрлись, ни ржа, ни пятна въедливые нигде не сели, машина новая, говорю это вам определённо!
- И кто же такое смастерить мог? – задумчиво переспросил Хортов, на что механик, тихо посоветовал.
- Ищите все следы, в кузнечных мастерских, это я про станок Скородумского говорю, и этот малый пресс, из той же породы, не ошибуся когда схватите их, вот увидите тогда! – напророчил Степан Егорыч.
- А про кузнечные мастерские я как-то сразу и не подумал – досадливо проговорил Хортов, - всё на каретные грешил, да потом разуверился. Но, Степан Егорыч, не может быть чтоб станок Скородумского, в одной какой-то кузне отлили, да смонтировали, ты как думаешь-то?
- Как и вы Евпатий Гордеич, - кивнул головой мастер – лихие людишки к одному кузнецу с таким не пойдут, если только он совсем уж в деле, тогда конечно, чего им по городу бегать? А так, раздал чертёж, да к трём-четырём кузнецам и обратись, вот мол, нужна такая штукенция, заплачу не обижу, ну и так далее… Кузнецы народ как правило не болтливый, даже если и смекнут чего, то лишних вопросов задавать не станут, деталь смастерит какую требуется, пятаки получит и всё. А детали-то потом в одно место свезут, и готов тебе станок, чекань не хочу!
-Да, так это примерно и делается – подтвердил Хортов, - если правда это не художник-виртуоз, что месяцами ассигнации рисует… Степан Егорыч, а ты хотя бы примерно не скажешь, как машина Скородумского выглядела, чтоб хоть знать что искать?
- Не волнуйтесь ваше благородие, если накроете, так сразу узнаете, - улыбнулся в бороду Таманцев – мне товарищи-то рассказывали, но ни чертежей ни рисунков я не видел. Знаю только что это похоже на мощный верстак на четырёх ножках, разведённых для устойчивости под трапецию. С одного боку большущее четырёх спицное колесо, с другой вроде рычаг. Сверху, на краю от рычага, такая штуковина, напоминает толстый перевёрнутый канделябр, с двумя свисающими вниз рогами. Ну и сзади, с торца, вроде как три-четыре рычажка. Всё Евпатий Гордеич, что помнил, то сказал. Ищите по кузнечным мастерским…
- Спасибо Степан Егорыч, теперь не обманусь, будем проверять кузнечные! – поблагодарил сыщик мастера.
- А не за что! – бодро ответил тот.
Уже в Управе, Евпатий Гордеич рассказал помощнику о результате беседы с мастером, на что Артистарх, хлопнув себя по лбу, выдал.
- А ведь верно, про кузнечные мастерские, мы с вами сразу-то и не додумались, шеф!
- Ты самоедством заниматься обожди, дней прошло всего ничего. Не додумались тогда, додумались бы завтра. Зря что ли я велел с Каретной мастерской, шпионов на бордель перевести? И за Таманцевым с сего дня довольно следить, он и так весь на виду. Наши уличные шпионы для кузнечных мастерских годятся вряд ли, тут будем действовать своими силами. Кстати, сегодня мы ещё должны познакомиться с девицей из заведения, Федюкиной, Ольгой Антиповной. Не станем мы её ни в каком сквере ловить, всё сделаем проще и надёжнее! – чуть улыбнулся Хортов.
Около 11-ти часов утра, к двухэтажному деревянному зданию меблированных комнат Скоробеева, подъехал извозчик, из экипажа проворно выскочила невысокого роста вертлявая девица, расфуфыренного и неприличного вида, расплатилась с извозчиком, и непристойно вертя задом, поднялась по деревянным порожкам и вошла в двери. В прихожей, за стойкой, сидел помощник хозяина, неприглядного вида, рыжий прилизанный тип в чёрной жилетке и белой рубахе.
- На второй этаж в 11-й нумер, к сочинителю господину Соловейскому! – лениво показав визитную карточку клиента помощнику, проговорила девица, ожидая ответа.
- Да-да, господин Соловейский вас ожидают, уже коридорного посылал справляться о вас! – некрасиво улыбаясь, пояснил прилизанный, и девица, не удостоив того больше взором, спрятала визитку в сумочку и торопливо поднялась на верх. У нужной двери она остановилась, придала лицу довольное выражение, и постучала.
- Да-да, уже иду! – донёсся нетерпеливый голос молодого мужчины, шаги, дверь отворилась, и перед изумлённой девицей, предстала намыленная для бритья физиономия высокого, стройного блондина, с полотенцем на плече.
- Прошу-с! – чуть смущённо сказал блондин, отходя в сторону и отворяя дверь пошире, куда девица тут же юркнула, и дверь за ней закрылась на ключ, а блондин, изящным жестом ткнув в гостью указательным пальцем, уточнил.
- Вы, точно Оленька?
- Точно, как вы и заказывали! – расцвела девица, любуясь намыленным.
- Ольга Антиповна Федюнина, да? – бестолково повторил блондин.
- Ну разумеется! – хихикая над забавным клиентом, опять ответила девица.
- А, другой Ольги Антиповны Федюниной, в заведении маман нету? - совсем уж выставляя себя бестолковым, в третий раз уточнил намыленный.
- Нет, нету, я там такая, одна! – горделиво улыбаясь, развела руками девица.
- Тогда проходи дорогуша в комнату, там всё готово! – начавши вытирать физиономию от пены, уже каким-то другим голосом, проговорил блондин, и девица радостная уже от того, что закончились расспросы, бесцеремонно прошла в комнату, и чуть пройдя, замерла. Там у стены, за столиком с вазой с фруктами и бутылкой красного вина, сидел нога на ногу, начальник сыскного отделения, Евпатий Гордеич Хортов, в тёмно-синем сюртуке, брюках такого же цвета, и с тростью в руке. Синий цилиндр лежал кверху дном на небольшом, треногом мягком стульчике сбоку.
- Евпа… а как вы… что это?! – ошарашенно пролепетала Ольга Антиповна, по привычке глядя на полицейского снизу вверх.
- Пондравилась ты мне дюже, Оленька, проходи, садись к столу, пей-закусывай, ибо дела твои худы, и только я один могу помочь тебе…
Девица, почувствовав как холодок страха, мелким инеем побежал по позвонкам, медленно, и опасливо повернулась: сзади, стоял уже с совершенно чистым лицом, Аристарх Сергеич Гайтанцев, мама…
- Ой… полиция – пробормотала девица, и опять уставилась на Хортова.
- А ты кого здесь увидеть-то ожидала, генерал-губернатора? Так он таковыми как ты не увлекается! Оля, душа моя, проходи и садись за стол, станем с тобой беседовать! – суховато повторил Евпатий, и сделал помощнику какой-то знак. Тот легонько подтолкнул девицу в спину, и та, уже сама быстро подошла к столу, сняла шляпку, и села, положив её себе на колени, но подошедший Аристарх взял её, и повесил на гвоздь в стене.
- На что я вам? – испуганно пролепетала Ольга Антиповна, озираясь как пойманная кошка.
- Вино открыто, кружка рядом, наливай и пей для смазки горла – приказал Евпатий, и пристально глядя на проститутку, добавил – Плакать, хныкать да умолять, без пользы тебе дорогуша, а посему, пей я сказал, ты девка со стажем, и сдаётся мне, понимаешь больше чем хочешь показать, давай живо!
Выдохнув, девица налила себе полную кружку, и в три захода осушив её, схватила с вазы румяное яблоко, и вгрызшись в него с неким наслаждением, смачно захрумкала.
- Ну чё вам уже от меня надо-то, спрашивайте! – слегка расслабившись, забормотала девица, всё же почувствовавши, что попала в некую неприятность, раз сам Хортов сидит теперь с ней в этом нумере.
- Да надо-то от тебя сущие пустяки, - уже ровным голосом ответил Евпатий Гордеич, беззлобно глядя на мелкую, пучеглазую девицу, « И ведь заказывает же кто-то этаких, а?» машинально промелькнула у него мысль, - надобно чтобы ты голуба, напрягла свои куриные мозги, и поведала нам как на духу, с каким поручением и куда, посылала тебя маман, в тот день когда вас посетил Аристарх Сергеич, да фальшивые бумажки что улан Володин оставил, изъявши ушёл. Ну, вспоминай!
- Куда? Кто вам сказал? Я… - начала было девица, но Хортов, не повышая голоса, просто пристально посмотрел ей, в очи ясные.
- Не ври мне, не надо – тоном коим зачитывают приговор, попросил следователь.
- Я… ой мама – застучала зубами Ольга Антиповна, наливая себе ещё вина, которое она частыми глотками выпила в два захода, а яблочком только занюхала.
- Маман послала тебя с запиской к Бозо, так? – задал Евпатий наводящий вопрос, и чуть подался назад
- Да – убитым голосом, ответила девица, смахнув невольную слезинку.
- Что говорила при этом, рассказывай сама! – приказал уже Аристарх.
- Ну чего говорила? – шмыгнув носом повторила путана, «Беги говорит к Бозо, и снеси ему записку, да спехом, улан наш подлючий, под монастырь нас подвести может!»… ну я взяла и побежала, а там мальчишку нашла, он за гривенник и отнёс…
- Что в записке было? И не говори мне что ты не читала, ты грамотная, и мы это знаем! – сев прямо, проговорил Евпатий Готрдеич.
- Ну да, я глянула, там немного было «Улан погорел на своих бумажках, были «они», вынужденно показала кассу, нашли 16 липовых. Срочно беги!» Всё, больше там не было ничего! – клятвенно заверила Ольга Антиповна, но это оказалось лишь началом разговора.
- А теперь дорогуша, рассказывай нам всё про маман, всё что тебе известно и не вздумай нас обманывать, иначе на каторге сгною как соучастницу убийства улана. Начинай деточка – сухо и жёстко приказал Хортов.
- Я?! Убийство?! Да вы чего?! – закапав обильными слезами, ужаснулась девица, дрожа ещё и губами.
- А вот ты нас и убеди в обратном, расскажи нам всё про маман, ты ж у неё в фаворитках ходишь – улыбнувшись уголками губ, - заметил Хортов – наушничаешь ей, на товарок своих доносишь, за всеми там присматриваешь…
- Да они сами ей друг на дружку нашёптывают да интригуют, а я что, крайняя теперь, да? – плаксиво огрызнулась девица – И ни в каком убийстве я не замешана…
- Ты про маман будешь говорить, или тебя отсюда в Управу везти, и там допрашивать? С пристрастием – с намёком добавил в конце следователь.
- Не надо в Управу, спрашивайте тут, скажу что знаю – грустно вздохнула девица, едва надкусывая яблоко, и продолжая ронять капли из глаз.
- Кто из известных людей города посещал ваш бордель, и был лично любезен с маман?
- Из властей вы ежели имели в виду, то никто, а так, отставные военные, коммерсанты разные… Откупщик один был, винокурня у него тут…
- Ну а из столицы, бывали гости?
- Только проезжающие, и то не к маман, а девушек наших то в гостиницу возили, то сами с ними тут оставалися, у нас в смысле…
- Про дела маман с Бозо давай! – отрывисто бросил Евпатий.
- Да я мало что знаю, ну честно… он за этот год, был у нас всего раза три, девушек брал, или у нас оставался, - торопливо грызя яблоко, пояснила Федюкина, - А вот после уже, он с маман закрывался в её кабинете на четверть часа, или на пол часа, и чегой-то они говорили… но вот чего, вот ей-богу Евпатий Гордеич, ну не знаю! – рукой с недоеденным яблоком, перекрестилась девица – У нас за подслушивание так попадёт, что своих не узнаешь, да и не слышно там ничего, двери толстенные, дубовые…
- Она к нему не ездила ни разу?
- Она? А на что ей? Она и так часто на своём экипаже в город выезжает, визиты делает, но к кому, уж нам-то не докладывает! – положив огрызок на угол стола и подлив себе ещё вина, пояснила Ольга Антиповна.
- А кучер ваш что, немой?
- А что кучер? Он нас тискает да лапает, маман ему позволяет, а отчётов и он нам не даёт!
- А в вечер, или в ночь, маман из заведения выезжала куда-нибудь? – спросил вдруг записывающий всё в книжечку Аристарх, прикидывая что-то про себя.
- А-а… да! Бывало, не так часто, но выезжала, а раза два, даже утром возвращалась!
- Оленька, напряги мозжечок, и давай-ка припомни быстренько, когда это ваша маман, дома не изволила ночевать? – с возросшим интересом в голосе вопросил Евпатий, полубоком глядя на собеседницу.
- Ой погодите, дайте… я сейчас – Оленькеа торопливо допила вино, сдвинула в задумчивости брови, и не совсем уверенно показала, что хозяйка борделя, пропадала до утра в конце прошлого месяца, и раз в начале этого, но за точность дат, она поручится не может.
- Слушай, Ольга Антиповна, в ваших кругах, сложно бывает что-то утаить – стал говорить Хортов, постукивая пальцами по крышке стола – Маман вашей, по паспорту 44-ре года, но выглядит моложе, и ещё довольно хороша собой… У неё должен быть любовник где-то на стороне, раз она никого в заведении не принимает. И попробуй мне тут начать пули лить, что ты о таком не слыхала ничего! – не сурово пригрозил сыщик.
- Ну ходют слухи, есть у ней конечно мужчина на стороне, но это не Бозо, он толстый и противный, а маман кряжистых и сильных уважает! – улыбнулась Ольга Антиповна, цапая рукой грушу.
- И что, ни имени, ни звания, ни должности, ничего в вашем павлиннике о нём не известно? – недоверчиво покосился Хортов, уже начиная понимать, что эта несчастная дурочка, не может просто знать большего.
- У-у-м… девочки шушукались промеж себя, что он у ней навроде генерала. Ну, вроде как одна из наших, случайно услышала как маман, прихорашиваясь перед зеркалом, обронила фразу, « Мой генерал, оценит!» И всё, боле о нём никто ничего не ведает, таится маман, и не говорит о нём ни с кем.
- Ну вот Оленька, молодец, вижу, что искренна ты с нами – похвалил её Евпатий, и велел рассказать всё об их кучере, как звать? Сколько лет? Где живёт? Словом, всю его подноготную, и каков он из себя обличьем?
- Ну звать его Енька Пантелеев, в летах он ваших, живёт в заведении, у него там внизу, своя каморка есть, в людской – наморщив и без того мелкий свой нос, стала перечислять «свидетельница» - из себя он средний, с брюшком, и лоб лысый, а сзади лохматый, и бородка небольшая. Кряжистенький такой, руки-ноги здоровые, девочки жалились что когда хватает да тискает, ажник рёбра трещат и дух перехватывает!
- И у тебя захватывало? – скрывая иронию, спросил сыщик.
- Чиво? – не поняла сразу дама.
- Ну Енька ваш, к тебе-то красавице, ужель страстью не воспылал? – пояснил Хортов, по прежнему пряча иронию в глазах.
- А-а… не, бог миловал, ему девки рослые, да чтоб жопастые, да по грудастей нравятся, а мне и не надобно такой «чести» - сквозь зубы, процедила девица последние слова, и делово добавила что её клиенты, «более благородную обличность имеют».
- Значит говоритшь с неким генералом маман ваша амуры крутит? – подумал в слух Евпатий Гордеич.
- Это не я, это девочки говорять! – поправила Ольга Антиповна.
- Так красавица, с сего дня, ты станешь служить мне, то бишь работать на полицию – неожиданно вдруг, сообщил ей Хортов, от чего девица, слегка оторопела.
- Это как-так?
- Ну ты дурочкой-то не прикидывайся, станешь мне, либо Аристарху Сергеевичу, инкогнито сведения поставлять о том, что и когда, как и с кем, маман делает… Когда и во сколько выехать думает, ну словом всё-всё. Она ж тебе доверяет в определённом смысле, вот ты это доверие и «оправдаешь». Ну а вздумаешь мне тут «отказную ведомость» подавать, то поедешь с нами в Управу, где я сажаю тебя в общую камеру с уголовными бабами, и пойдёшь ты дорогуша после всего дела, пешкодралом на каторгу, как косвенная, но всё же соучастница убийства улана. Записка, которую ты, передала – следователь сделал ударение на слове «ты», - послужила сигналом к его устранению, и это Оль, не шутка…
- Согласная я, где там чё подписать у вас требуется? – упавшим голосом, угрюмо проговорила девица, сообразив что вляпалась она серьёзно, и выхода иного, просто нет, совсем…
- Не подписать, а написать надобно будет, Оля – поправил её Хортов.
- Мне теперь один чёрт, вы же как псы гончие, вцепились в глотку, и не молитвами ни слезьми вас не прошибить, доля моя видать такая! - обличив полицейских, подытожила девица. Аристарх достал из внутреннего кармана несколько сложенных в двое листов, и маленькую медную готовальню. Всё это он разложил на столе перед «жертвой», и галантно открыл ей готовальню. Та взяла маленькое очиненное перо, макнула в чернильницу, и приготовилась писать.
- Пиши следующее – начал диктовать Хортов, поднявшись со стула, и став за спиной девицы, - Я, такая-то и такая-то, движимая постигшим меня раскаянием, а паче того, из чувства гражданского долга, дабы смыть с себя пятно невольного нарушения закона, во что я оказалась по безысходности своей, втянута содержательницей борделя, Агнессой, Николаевной Полухватовой, добровольно и без принуждения, обязуюсь сотрудничать с полицией губернского города Старобоярска, в лице ея представителей, надворного советника Хортова Евпатия Гордеича, и коллежского асессора, Гайтанцева, Аристарха Сергеевича. Такого-то дня, числа и сего года. И своё полное имя внизу, молодец Оленька! Грамотность, она и в борделе нужна! – подытожил Хортов забирая бумагу, и отдавая её помощнику.
Затем, новому агенту было объявлена, если она с дури, либо напротив, от большого ума вздумает предупредить маман, то её, Ольгу Антиповну, эта самая маман, по тихому и удавит.
- Найдут тебя Федюнина, где-нибудь в подворотне неживой да ограбленной, а то и вовсе могут не найти, сгинешь без следа, а в заведении всем объявят, что ты сбежала! И это я тебя не стращаю, а рисую перспективы на случай твоих глупостей, уяснила?
- Уяснила, чего уж яснее? – вздохнула девица.
- Сведения будешь передавать в письменном виде, с курьерами мальчишками, да гляди чтоб они тебя не знали!
- А меня вот многие знают, я часто в город выхожу! – дрогнувшим голосом пояснила девица.
- Тогда сделаем так Оля, ты в своих донесениях, именуй маман, ну скажем дядей Францем, запомнишь?
- Запомню, дядя Франц, от француз, легко – вздохнула девица.
- А далее, всё просто и надёжно: Дом свиданий на Тихой знаешь?
- Ну знаю, возили меня туда раз, в том году…
- Вот и прекрасно, там внизу, хозяин за столиком сидит, вроде портье, ключи выдаёт. Зовут сего господина Марусейкин, Клим Федулыч. Он по мимо комнат, ещё и любовную переписку держит. Дашь ему двугривенный серебром, он конверт на имя «графа Иванова» и примет. Почерк твой я запомнил, не ошибусь. Там, до востребования, и будешь свою корреспонденцию оставлять. Иногда, там может его помощник сидеть, Васька-коридорный, он тоже в деле, поняла?
Оленька молча кивнула. Затем, следователь посоветовал ей на выход в город не наряжаться как павлину, а чуть по проще, шляпку с вуалью можно. И на последок, самое главное: условный знак что послание в Дом свиданий отнесено, должен быть крестик нарисованный мелом на фонарном столбе в сквере, что близ Дома Призрения для сирот разбит. Столбиков там всего два, в начале и в конце. На одном из них, и следует условный знак нарисовать.
- Повтори всё что услышала, ну?
- Маман называть «дядя Франц», сведения оставлять внизу, в Доме свиданий Марусейкина, на имя «графа Иванова», до востребования. Условный знак что сведения на месте, крестик мелом на фонарном столбе, в сквере, близ Дома Призрения для сирот, одеваться по проще, и письма носить в вуалетке! – чётко повторила Ольга Антиповна.
- Ну вот и ладушки – улыбнулся Хортов, и поглядел на часы – Тебя дорогуша на два часа заказывали, вот вы тут вдвоём ещё часок и посидите, а потом Аристарх Сергеич с тобой расплатится как положено, и ты, довольная и в хорошем настроении, возвращаешься в родной улей, Аристарх Сергеич, отойдёмте на два слова!
Они отошли к двери, и Хортов зашептал чуть ли не на ухо.
- Сиди с ней час, отдай деньги, и выпроводи вон, убедись что ушла. Сам уйдёшь через пол часа парадным, я исчезаю теперь же, по чёрной лестнице, как и пришёл, мне ещё к Автондилу заглянуть надо, встретимся в Управе…
- Добро! – негромко отозвался Аристарх, и пожав шефу руку, проводил его…
Х Х Х
Автондил Автондилыч Прирекалов, снимал квартиру на Бондарной улице в доме 337, на втором этаже, под номером 11-ть. Там он жил не один, при нём состоял присланный родителями из деревни дворовый человек Парамошка, мужичок лет 40-ка, с бакенбардами, но без бороды. Он заменял Автондилу и кухарку и сиделку и горничную. чаще всего правда, Парамошка бегал за едой для барина в трактир, но и сам готовил сносно. Комнат в прирекаловской квартире если брать в расчёт гостиную, насчитывалось четыре, и в самой большой жил барин, там же он зачастую и ел, принимал приятелей и водил женщин.
Хортов всё это хорошо знал, и даже с Парамошкой один раз, имел честь познакомиться, когда увидел его, несущим за барином корзину с яствами. уйдя незаметно из меблированных комнат, следователь поймал извозчика, и доехал до Бондарной №37, где неторопливо поднявшись на второй этаж, позвонил в 11-ю квартиру. Дверь открыл Парамошка, в потёртом старом сюртуке мышиного цвета, да измятых полосатых брюках, свисавших до стоптанных туфлей. Дворовый тотчас узнал визитёра.
- Господи-помилуй, Евпатий Гордеич, а вы рази ж к нам уже? – растерянно пробормотал дворовый, машинально отступая перед гостем назад, впуская того в квартиру.
- Да, Парамошка, уже к вам! – вздохнувши как-то печально, ответил сыщик, и спросил дома ли барин?
- Дома они, дома, в своих покоях, завтракают…
- Помилуй, любезный, четверть первого на часах, обед уж на носу! – изобразив изумление, заметил следователь, указуя тростью на небольшие настенные часы в передней.
- Барин поздно пришёл вчера, не бережёт себя совсем! – попенял Парамошка – А я вот переживаю…
- А ты не переживай – коротко посоветовал сыщик, и приказал поводить его до покоев барина, и доложить что к тому с визитом, начальник сыскного отделения пришёл, и сейчас посетит его в комнате. Парамошка, громко шаркая туфлями довёл гостя до барских дверей, и прошептав «одну минуту», скрылся за ними. Послышался невнятный доклад, более походивший на бормотание, недовольный голос господина «Проси уже» стук мебели, и из отверзнутых дверей опять появился Парамошка.
- Барин… - начал было он, но Хортов сам бодро шагнул вперёд, одновременно громко заметив дворовому человеку.
- Я уже слышал, что он рад моему визиту! – и далее прошествовал в покои, рывком снимая цилиндр. Там, сидя за недурственно накрытым столом, тянул кофе, Автондил Прирекалов, в домашнем халате, небрежно наброшенном на себя, поверх нижней рубахи. На ногах у «человека с идеями» лоснились лёгкие, летние штаны. Правда у стола стояло три стула, а на столе дымилась вторая чашка кофе, из чего гость понял, что хозяин тут не один. Но решив пока не показывать этого, сыщик присел на один из предложенных хозяином стульев, свободно откинулся на спинку, и положил нога на ногу.
- Я пришёл к вам Автондил Автондилыч, дабы побеседовать о вашем знакомстве, с убиенным Андреем Володиным, пусть он так и будет пока именоваться, и вот…
Шорох с боку, заставил Хортова прервать речь, и повернуться. Ширма, в золотисто-зелёных цветах. Ну конечно, там-то и сидит некто, не допивший свой кофе. Следователь встал, шагнул к ширме, и бесцеремонно заглянул внутрь. Но, узрел он там не то, что обычно ожидают в таких случаях, но то, что ему, как раз таки и было необходимо видеть по долгу службы! Там, согнувшись в дугу, на каком-то низеньком треногом стульчике, скрывался не кто иной, как Жорес Сидоров собственной персоной, растерянно хлопающий глазами, не зная куда их деть от неловкости. Полицейский решил слегка всё усугубить.
- Ба, господин Сидоров! свет-Жорес вы наш! А позвольте полюбопытствовать, любезный друг, чего это вы хоронитесь тут, словно заправская любовница из водевиля? Прошу за стол, вы свой кофе не допили, и нам для компании требуетесь!
- Ну, что дурак, спрятался? – недовольно встретил «находку» хозяин комнаты, когда Жорес, с растерянным видом сел обратно – Говорил же, не дёргайся, глупо будешь выглядеть коли найдут, и я, вместе с тобой! Мало мне идиотских ситуаций в жизни, тьфу, твою мамашу!
Хортов, сдерживая улыбку глубоко внутри себя, не сразу перешёл к серьёзному разговору.
- Моё вторжение господа, очевидно невольно нарушило ваш романтический завтрак (Пререкалов едва не поперхнувшись кофе, отставил его, злобно уставившись на Жореса, который не зная просто где сидеть, томился, держа остывшую чашку двумя руками) Вы верно обсуждали тут что-то столь таинственное, что Жорес аж вон за ширму засел, инкогнито хотели сохранить? – сыщик вопросительно поглядел на разнесчастного Сидорова, и тот наконец не стерпел. Поставив чашку на стол, и при этом пролив треть её содержимого на скатерть, он тоскливо заявил.
- Да я, вас, господин из полиции, видеть не хотел, вы же явились-то небось не в гости, вот я машинально и схоронился, чтоб вас не видеть… А вы, опять истолковали всё превратно, да ещё эти ваши намёки, совершенно оскорбительны…
- И совершенно напрасно месье Сидоров, вы за ширму прятаться изволили, – пояснил следователь, сострадательно глядя на бывшего подшефного – вы мне тоже понадобитесь, как и ваш приятель, и я бесконечно рад, что застал вас тут обоих, и мне не придётся рыскать по городу, выискивая вашу персону! – закончил речь Хортов, и повернул голову к Автондилу.
- Ну, давайте, задавайте ваши вопросы! – не очень радостно и по-прежнему бросая хмурые взгляды на морально поникшего Жореса, выдохнул Прирекалов.
- Расскажите мне честно милостивые государи, без понуканий, для начала вот о чём: где, когда и при каких обстоятельствах, вы познакомились с убитым?
- Познакомился я с ним, в салоне графини Мушкиной, он небольшой у неё, но уютный. Я не жалую большие собрания, а туда, иногда прихожу – с неохотой начал Прирекалов.
- Ну, за общей беседой как это обычно водиться, мы с ним и познакомились. Этот вот приятель – Автондил указал глазами на ёрзающего на стуле Жореса – тоже там был, за мной увязался, ну и тоже там же с ним познакомился…
- Было это когда?
- Ах да, недели три назад…
- Хм, и за такой короткий срок господин Прирекалов, вы уверились что капитан Володин, «истинный сын России», и как вы там ещё говорили-то, «сторонник свободы?» - иронично переспросил Хортов.
- Всякий может обмануться – хмуро парировал Автондил – Я давеча говорил вам, что не верю вашим обвинениям, а ныне, поразмыслив да побеседовав вот с ним – хозяин ткнул пальцем в Сидорова – я пожалуй готов вам поверить, но, оговорюсь сразу: ничего такого, я за Володиным, не-замечал, кроме обычного понтёрства по женским делам, и всё… Никаких предложений «заработать», «рискнуть», или что-то в этом роде, мне от него не поступало…
- Сколько же раз вы виделись?
- Всего раз семь-восемь пересекались, я иногда и в клуб хожу, приятелей повидать – пояснил Автондил.
- Семь-восемь раз говорите? – переспросил Хортов, -
- И это за те три недели что вы его знали? Вы что через два на третий встречались?
- Ну так вышло, он и в Дашкином салоне бывал, и так на улице попадался, а в последнюю неделю, вроде запропал куда-то – с неохотой пояснил Прирекалов – Это уже вот недавно стало известно, что он пять дней в борделе кутил. И откуда только силы брались у человека на эдакое?
- Ну-с, господин Прирекалов, с вами покуда всё, - Хортов перевёл своё внимание на Жореса – Итак, милостивец вы мой, а ваше искусство, не взволновало покойного?
- Если вы намекаете на то, не предлагал ли он мне какими подделками заниматься, то отвечу сразу и навсегда: нет, не предлагал! – устало и с тоской в голосе, стал отвечать Сидоров – Он только работы мои похвалил, и сказал, что мне непременно в Питер или Москву надобно ехать…
- Нет-с, не надо вам Жорес, туда ехать, - буднично возразил сыщик, простецки глядя на художника.
- Отчего ж не надо? – недоверчиво переспросил тот.
- Да от того любезный, что там своих девать некуда, мошенников я имел в виду. Вот кабы у вас в среде столичных мазуриков протекция была, тогда да, вас бы приняли… Но ведь у вас не имеется протекции в среде тамошних шаромыжников, а, Сидоров? – сочувственно вопросил следователь.
- Нету у меня нигде никакой протекции! – нервозно бросил Жорес, теребя себя за лацкан – перестанете вы наконец меня изводить?
- Вам, любезный копиист, надобно нервы подлечить, - сердобольно посоветовал сыщик, поднимаясь со стула – в другой уж раз, за ширму прятаться не нужно-с, на скверный анекдот похоже, до скорых встреч! – Хортов надел цилиндр, и неторопливо вышел.
До Управы опять добрался на извозчике, ожидая что Аристарх вернулся, и точно, помощник уже тянул чай, сидя за столом.
- Обедать пора – сообщил он шефу, едва он вошёл в кабинет, освобождаясь у вешалки от трости и цилиндра.
- Это ты так, просто сказал, или намекаешь на что? – невозмутимо отшучиваясь по своему обыкновению, спросил Евпатий, проходя к бюро с часами, и присаживаясь на край его.
- Намекаю что не худо бы в трактир, шеф! – отхлебнув из стакана, пояснил Аристарх, на что получил совет, выдрессировать одну из своих любовниц, чтоб по мимо эротической науки, ещё и кулинарную освоила. Но помощник безнадёжно махнул рукой.
- Ну хорошо, тогда давай брат к делу, как прошёл час уединения с Оленькой? – скрестив руки на груди, спросил для порядка шеф, и услышал что прошёл он в незамысловатой беседе, в ходе которой ничего нового выяснить не получилось, но девица при расставании получила очередное предупреждение быть умной и осторожной, и была отпущена с уплатой полагающегося гонорара, а сам помощник, покинул дом спустя пол часа.
- Так Аристарх, теперь о кучере, – чуть склонив и тут же подняв голову, проговорил Хортов – этого Еньку Пантелеева, надо бы прихватить по ловчее, да потолковать с ним в тихом месте. Однако для начала, нужно собрать о нём сведения. Ты пошуруй среди своих шпионов, я среди своих, да в картотеку загляну, нет ли чего на него?..
- Я в картотеку недавно заглядывал шеф, про бордельных девиц чего-то найти, про уличных там. На их кучера там чистая карточка, как и на всю обслугу, ничего особо ценного нет, лакеи как лакеи, дворник как дворник…
- А про маман?
- Кроме того что она приехала сюда 13-ть лет назад из Риги, где держала неплохой салон, но вынуждена была продать его, по причине неподходящего ей климата, и перебраться сюда, где она и купила тогдашний, почти прогоревший бордель, и теперь вот сделала его прибыльным.
- Ну, кто из губернского начальства с ней знакомства водит, да девок инкогнито заказывает, мы с тобой и так знаем – усмехнулся Хортов, и отделившись от бюро, принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину – А на кучера Еньку там нет ничего, значит просто кучер, был… Теперь этот Енька много знать должен, сколько он там у маман служит? – повернулся Евпатий Гордеич к столу помощника.
- Пятый год – последовал ответ.
- Пятый год, – повторил шеф – за это время, близ заведения никаких происшествий не случилось, беглый офицер не в счёт, такие всегда там прячутся… Но вот ночные выезды маман в конце июля и начале августа, с ночёвкой где-то, это уже интересно… И разгадать этот интерес мы с тобой брат обязаны.
Размышления начальника, прервал осторожный стук в дверь.
- Да-да! – ответил Хортов, и остановился. Быстро вошёл младший унтер.
- Осмелюсь доложить ваше высокоблагородие, там до вас, господин Урусов пришли-с, говорят весьма срочно-с!
- Проси живее! – шагнул Евпатий на середину кабинета, а Гайтанцев замер за столом, сделав стойку.
- Слушаюсь! – козырнул унтер, и тут же вышел, а через пару секунд, в двери вошёл коллежский секретарь Урусов, Иван Севостьяныч, уже без баков, но с усами, кои носят простолюдины, да и одежда на дознавателе сидела теперь такая, что делала его похожим на старшину какой-либо артели: длинный серый кафтан в пыли на локтях и полах, чёрные в мелкую полоску штаны, заправленные в хорошие, но давно не чищенные сапоги, а на голове у «старшины» возвышался бурого цвета картуз, потёртый, линялый, и с небольшими пятнами. Из-под распахнутого кафтана, виднелась только подпоясанная красная рубаха, выгоревшая на солнце, а жилетки не было.
- Ну? – коротко спросил Хортов.
- Кое-что произошло! – выдохнув из груди и снимая картуз, быстро проговорил Урусов, тревожно блеснув глазами.
- Берите стул и садитесь! – распорядился Евпатий Гордеич, возвращаясь к себе за стол. Урусов подхватил один из дежурных стульев, и сел перед столом начальника.
- Говорите, Иван Севостьяныч! – кивнул Евпатий.
- В общем так, я и двое моих людей, старший унтер Архипов, и младший унтер Горобец, под видом простых горожан из работных людей, ходили по кабакам, ночлежкам и притонам всяким где в картишки режутся, но совсем уж в воровские гнёзда не совались, опасались, и как вышло не зря… А буквально вчера в ночь, часу в 11-м, в кабаке что за старой казармой стоит, на улице Сыроватой, сели в картишки играть, нас там уже знают, мы там три раза были, ибо место Евпатий Гордеич подозрительное, и по нашим сводкам не раз проходило как неблагонадёжное, вот мы и решили там как бы примелькаться. За четыре дня-то много не успеешь, но мы вот вроде успели. Так вот, сели играть, вначале на медь, потом серебро пошло, а там, один из новопришлых, Кузьма Губатый, это его фамилия такая, он подмастерье в одной из кузниц в Стрелецкой слободе , стал бумажки доставать, говорит заначку давнишнюю вскрыл, и хочет удачи попытать. Ну, народец в кабаке разный, лады говорят, давай. Он сначала две «синюхи» поставил, и что характерно, новые, не затёртые, ладно. Продул он их хозяину, потом «красненькую» достаёт, играем. В общем Евпатий Гордеич, продул он к концу, сто пятнадцать рублей, и одна из бумажек, полусотенная, 18-го года выпуска! Мы с ребятами, выиграли в общем зачёте две «синюхи», одну «красненькую», и ту самую полсотню, правда медь потом и всё серебро, рублей в тридцать, продуть пришлось тому же Кузьме Губатому, для виду. Ну игра как игра, никто ни у кого особливо про то как и где он зарабатывает не спрашивал, есть бабки и ладно. Пострадал только хозяин, он что выиграл, то всё и проиграл, ладно, это лирика, главное в другом, - Урусов полез в карман, и достал все четыре выигранные ассигнации – взгляните Евпатий Гордеич, все фальшивые, полусотня со старым дефектом, а «синюха» внизу справа номер 984975, а цифра «5» чуть скошена, как бы на мокром сдвинута…
Хортов быстро достав из стола лупу, навёл её на купюру, точно!
- … и на второй «синюхе» пятёрка тоже скошена, но, если не приглядеться, не заметишь. Далее, «красненькая» десятка, извольте видеть, у орла, в правой лапе, на дубовой веточке внизу, один листочек тоже скошен. Я нарочито потом сравнил с подлинной, точно, листочек не-наш! – покачал головой Урусов. Хортов внимательно изучил десятирублёвую ассигнацию, так и есть, листочек скошен! И даты у всех 18-19-х годов выпуска…
- Так Иван Севостьяныч, ну тут вы мало сказать, что молодцы, кузнечные мастерские с недавнего времени, уже стали у нас на подозрении, а Кузьма Губатый, это уже след и ниточка! – довольно заметил шеф, заметно повеселев.
- Да уж, Евпатий Гордеич, чуть не оборвалась, два часа назад эта ниточка! – хмуро заметил Урусов, и поведал следующее. Они втроём, зашли в один трактир перекусить (это ближе к речке место) и сели. А садиться, они всегда старались порознь, за разные столы, чтоб один, видел, чего у другого за спиной делается. Урусов у двери сел, Архипов в уголок, лицом к нему, а Горобец у стенки пристроился, вот все друг друга и видели. И тут, заходит хмельной Кузьма Губатый, и прямо к Архипову за стол, «Здоров был, везунчик!» Минут пять они сидели мирно беседуя, половой принёс выпить-закусить, и Губатый сказал что он за всё платит, ибо «хорошо получать умеет!»
И всё бы ничего, но тут раз, и в кабак, откуда ни возьмись, Ермолай Козулин, придурковатый малый, невысок ростом, вид вечно дурацкий, но: Архипов, его в прошлом году, за нападение на женщину с целью грабежа, взял на горячем, и по идее, Козулину тому, на свободе гулять рановато. В общем, узнал Ермолай Архипова, замер, рот разинул, но слава богу, придурок, он везде придурок и есть: развернулся Козулин, да вон из кабака. Урусов, подав Архипову знак «сиди тихо», вышел следом, и за Ермолаем, вдоль по тротуару.
- Короче говоря, загнал я этого разбойника в какую-то поганую подворотню, там помойка, грязь, вонь, хорошее место в общем, - хмуро продолжил Урусов – и тут, он хотя и дурак, но чего-то сообразил, и ножик из сапога потянул… Ну сцепились мы, я руку ему перехватил с левой, а правой в глотку вцепился, даванул пару раз, из Козулина и пар вон, язык вывалил, глаза выпучил, там и лежит с ножом в руке зажатым, а я дворами ушёл, по городу побродил, и сюда, к нам, но с чёрного хода… Вот такая неприятность Евпатий Гордеич вышла! – коротко развёл руками, коллежский секретарь.
- Вы всё верно сделали, Иван Севастьяныч, - тихо проворил Хортов – без этого, в нашем деле редко обходится, так что винить вам себя абсолютно не за что…
- Да я и не виню, просто нелепо всё как-то вышло, провалиться могли, из-за чёртовой случайности! – шевельнув бровями, попенял Урусов.
- Вы где ночуете-то?
- Есть у меня одна хлебосольная бабушка прикормленная, одинокая, в саманном домике на окраине, где одичавшие сады… там и квартируем. А где Шумельский со своими, не ведаю, как и положено! – ответил Урусов, слегка улыбнувшись.
- Установите слежку за Губатым, а лучше, если получиться… впрочем нет, не нужно, - осёкся от чего-то Хортов – просто следить, и довольно. Если получиться, подпоите его, порошочку хитрого в вино подсыпьте, он язык и развяжет. Чем чёрт не шутит, может на главного делателя нас выведет.
– Сделаем, Евпатий Гордеич, а теперь, позвольте откланяться, мне на нашу квартиру пора, ребят там дожидаться буду, они из кабака сразу туда придут, если уже не там, - проговорил Урусов, и встал, натягивая картуз. Хортов вышел из-за стола, и проводил товарища до двери.
- Удачи вам ребята, и без нужды не рискуйте, запрещаю строжайше! Мёртвые герои мне не нужны, нужны живые, опытные агенты, с богом, Иван Севостьяныч! – Евпатий пожал ему руку.
- Слушаюсь! – сдержав улыбку, щёлкнул каблуками дознаватель, и быстро вышел. Хортов повернулся от двери, и быстро подошёл к столу Аристарха.
- Видал? – кивнул на дверь шеф, выпрямляясь и скрещивая на груди руки, - Слепая случайность, и всё могло пойти к чёрту… Значит кузня в Стрелецкой слободе, и Ермолай Губатый. Плюс маман, каким только вот боком? Теперь брат-Аристарх, нам только ждать: либо в кузне той чего, либо у маман, либо через кучера Еньку на кого-то выйдем. Но что-то, сработать должно, одна из трёх мин, должна рвануть! Так, ладно, - Хортов расцепил руки, - делу час, потехе время, пошли обедать, едем в трактир, а то домашние обеды всегда затягиваются.
Аристарх быстро вскочил с места, собрался, и уже через минуту, торопливо спускался вслед за шефом вниз по лестнице, трактир ждать не мог!
А между тем как полицейские собирались утолять голод, в доме по улице Литейной, у Микиткина что разводит собак, (так соседи звали промеж себя, владельца большого двухэтажного особняка из белого кирпича, богатого мещанина, Амвросия Ерофеича) уже во всю бушевал обед, но не совсем обыкновенный. Дело обстояло так, что Амвросий Ерофеич, жил один в свои 42-ва года, зарабатывая на хлеб разведением породистых собак, и весьма в этом преуспел. Завёл экипаж с кучером, слуг, дворника, и любовницу на стороне. Не чурался он и гостей, если с ним можно было поиграть в карты или шашки, либо просто интересно побеседовать обо всём на свете, за бутылочкой вина.
И вот теперь, у него гостил уже несколько дней и не собирался съезжать, (чего хозяин в общем-то и не хотел) капитан артиллерии в отставке, Брызгин, Кондратий Андреич, острый на язык и поступок помещик, внешне, как уже упоминалось здесь чуть ранее, напоминавший чем-то кабана: коренастая мощная фигура, с широкими плечами, и крепким животом, держащаяся на кряжистых, словно дубы ногах, и тучной головой с густыми усами, переходящими в ещё более густые бакенбарды. Всё это, держалось на бычьей шее, впрочем, короткой и почти не заметной. А прибавить к этому двойной подбородок, и нечеловечески крепкие зубы, и дорисовав Кондратию Андреичу мысленно клыки, то вы получили бы себе совершеннейшего кабана из дикой дубравы. Голос у отставного артиллериста хотя и звучал низким хриплым басом, но команды таким гласом, вероятно услышал бы даже и глухой пень в лесу. Брызгин и Микиткин, приятельствовали скоро уже как семь лет, и не упускали возможности погостить один у другого. Они посещали в городе все места, которые только могли, и что называется отдыхали широко, по холостяцки (Брызгин оставил своё семейство в деревне)
Коварный удар судьбы, обрушился на голову отставного артиллериста нынче утром, вскоре после завтрака, едва только друг Микиткин успел спровадить двух клиентов, за дорого купивших пару хороших щенков. И вдруг, словно летучий отряд неприятеля, на голову Брызгину свалилась его добродетельная супруга Лидия Егоровна, ещё недурная собой женщина 43-х лет, три дочки; Лиза, Катя и Афродита, младший сын и наследник Ванька, 12-ти летний шалопай, и злой гений семьи, свояченица Клеопатра Егоровна, 33-х летняя вдова без детей, собою вполне привлекательная, чего нельзя было сказать о её характере.
Овдовев два года назад, она приехала в гости к сестре, да так до настоящего времени, там и оставалась. Кондратий Андреич, зная напыщенный и своенравный характер родственницы, частенько старался подтрунить, либо поддеть её как-либо иначе, что всегда вызывало бурные возмущения Клерпатры Егоровны, и укоризны от супруги. Шутки и подковырки Кондратия Андреевича, носили преимущественно казарменный характер, за что свояченица называла его «солдафоном» а он её, «фифа римская». Иногда, Брызгин подкараулив родственницу где-нибудь в тёмном месте, довольно фривольно норовил ущипнуть её за что-нибудь мягкое или упругое, а то и притиснуть по-солдатски. Клеопатра при этом тоненько взвизгивала, делала большие глаза, страшно оскорблялась, и обозвав родственника мужланом, поправив платье быстро уходила, но сестре отчего-то не жаловалась. Так их совместная жизнь и протекала.
И вот теперь, сегодня днём, вся эта пёстрая, пахнущая парфюмом и кондитерской, компания ввалилась в гостиную, где Брызгин с Микиткиным, за бутылочкой вина обсуждали куда пойти вечером, в клуб, или же в салон графини Мушкиной? На шумное приветствие жены и дочерей, Кондратий Андреич удивлённо рыкнул.
- О! Вы тут откуда, взялись? Я ить адреса этого вам не оставлял, ну?
Лидия Егоровна по быстрому расположив свой отряд по креслам и стульям, пояснила мужу, что не у него одного, есть в городе знакомства, и что приехали они вчера вечером, остановились на ночь у подруги юности, и та, на удивление быстро, через своих слуг, нашла этот адрес, ибо Кондратий Андреич Брызгин, в городе уже широко известная фигура.
- Так, ну это ладно, допустим, - кивнул муж – а на чём вы всем дивизионом приехали-то? Экипаж-то наш с кучером, тут, при мне! – подозрительно нахмурился капитан.
- Мы заняли коляску с кучером у соседей, у Дорофеевых, в один конец правда, но зато доехали с шиком! – победно расцвела супруга.
- В один конец? – задумчиво буркнув, переспросил супруг, а затем приподняв брови, с неким намёком на поспешность, поинтересовался, - А обратно-то, как? Ну, на чём поедете-то?
Лидия Егоровна, открыла было рот чтоб ответить, да так и не ответила, растерянно молчали и девочки, и даже свояченица сконфужено кашлянув в кулачок, отвернулась, и стала рассматривать картину с изображением собак.
- Понятно!- скептически буркнул Кондратий Андреич, но тут вмешавшийся в разговор Микиткин, объявил что есть три свободных комнаты, и мест там вполне хватит.
- Да – кивнул ему на это друг-Брызгин, - это покуда единственный выход, но, отчаиваться не будем, мы и в похужих ситуациях бывали-с!
А затем подойдя к жене вплотную, он наклонился, и прошептал, а вернее полу прохрипел.
- Три дни вы тут, а потом либо домой, наймёте пару лихачей, даже я вам найму, либо в гостиницу, их тут две… Дайте отдохнуть от вас хоть пару недель спокойно…
И вот теперь, расквартировав на временное пристанище своё семейство, (супругу пришлось поселить с собой дабы не пошло ненужных толков) все сидели за столом, и кушали. С артиллериста уже схлынули первые негативные эмоции, и он относился к семейству как к данности.
- Ой, папенька, а я давеча в одной газете прочитала, что в Лондоне, 30 июля сего года, выпал дождь из лягушек! – опасливо сообщила новость, старшая дочь Афродита, на что её маменька брезгливо сморщившись, с укоризной заметила чаду.
- Ну ты уж и нашла и время, и место! За столом не говорят о таких гадостях как лягушки! Брр!!!
- Да какое там «бррр!» душа моя? - беззлобно передразнил её муж, работая ножом и вилкой, - Всякую страсть по грехам человеков, господь попущает… Вот только не в Лондоне дождю с лягвами, надо было пролиться-то, во-о!..
- А где бы? – хлопая глазами переспросила Афродита.
- Да где? Известно где, в Париже! - весело хмыкнул папенька – То-то французам счастья б привалило полные портки! Это ж сколько деликатесу, этим шаромыжникам, за дарма сожрать можно было! Хы-гы-гы… А то англичанам, они их небось на лопаты, да в Темзу, не жрут они лягушек-то в майонезе, не привыкши!
- Боже, ну прекратите, мне сейчас дурно станет! – жалобно попросила Лидия Егоровна, а Клеопатра, строго глянув на племянницу затеявшую разговор, потянула из бокала вино.
- Да я-то чего? Пожалуй и прекращу! – пожал плечами муж. Появившийся в дверях слуга, доложил хозяину что к нему приехал некий покупатель. Извинившись, Амвросий Ерофеич вышел. Едва он ушёл, ожившая Лидия Егоровна, таинственным голосом посвятила мужа в намечающееся событие.
- Дорогой, у нашей младшей дочери, кажется, появился достойный кавалер! Наша Лизонька, на седьмом небе от счастья!
- Н-да? – буднично прогудел папенька, и шевельнув усами, язвительно заметил, - Это пусть его, что она на седьмом только небе, лишь бы, не на седьмом месяце…
- Папенька!!! – плаксиво ужаснулась дочь, и положив приборы, захныкала.
- Кондратий, ну как тебе не стыдно, при детях! – ахнула и супруга, а свояченица, пронизав родственника взором Медузы Горгоны, стала что-то нашёптывать племяннице на ухо, и успокаивать её. Но папенька остался неколебим.
- Да что ж ты душа моя, делаешь вид, будто не понимаешь о чём я? – снова загудел он, - Сколько этаких-то вот «счастиев» в тайне от родителей, глупостей наделали? А ты потом бегай, да лови его, зятя-подлеца за ворот, дай в морду, да волоки к алтарю! А то ещё хуже, становиться с ним на 12-ти шагах, а то и на шести, да стреляться! Мало что ли такого было?
- Лизочкин избранник, из хорошей и достойной семьи! – твёрдо заявила Лидия Егоровна, на что муж, спросил не горожанин ли он, и оказалось, что нет, это сын одного из соседей.
- Ну и после это всё обсудим, дома! – в пол голоса снова буркнул глава семьи, - А тут, как я сказал: три дни вам здесь, а потом куда сами знаете… Дайте отдохнуть от вас, отцу и мужу! Осень-зима не за горами, напьётесь ещё крови моей, успеете!
На этих словах вернулся хозяин, и обед продолжился в прежней, более привычной среде. Однако, вскоре выяснилось, что это не последние сюрпризы, кои могло выдать из себя, семейство отставного капитана. Лидия Егоровна, поведала следующую историю, о том, как сегодня в магазине «Моды и шляпы» они долго приценивались, но времени было мало, и покупок они не сделали. Но, на выходе, уже на улице, за ними вышел недурной наружности молодой человек лет 20-ти, хорошо одетый, с манерами, вежливый…
- Короче можно? – попросил папенька.
Оказалось можно. Он буквально стал умолять разменять ему на ассигнации, три золотых червонца, ибо ему нужно купит презент старой маменьке, а на эти червонцы, как на зло, ни у кого нету сдачи, а маменька тоскует и ждёт… В общем они сжалились, и разменяли всё строго по курсу, после чего молодой человек поцеловал всем ручки, и удалился, а у них теперь есть три прекрасные, золотые монеты!
- Чего? А покажите-ка их! – подозрительно рыкнул Кондратий Андреич, его супруга сделала знак одной из дочерей, и та, сходив в комнату, вернулась с небольшим кошельком, из коего достала три монеты, и потянула отцу.
- Вот, пожалуйста…
- А, голландец русской чеканки! – потянул Брызгин, подкинув золото на могучей своей длани, - Чеканиться аж со времён Елизаветы Петровны, больше ста лет, для иноземных операций, но и у нас ходит, «пучок»! - капитан машинально попробовал монету на зуб, и… перекусил её чуть не пополам! Внутри оказался свинец. Быстро попробовав два остальных дуката, Брызгин гневно бросил их на стол.
- Фальшивые они, понимаете дуры, что вы наделали, а?!
Семейство побледнело, задрожало губами, и разрыдалось… Брызгин сгрёб надкусанные фальшивки в карман фрака, и тяжело вздохнув, изрёк.
- Выть тут нечего, надобно мне самому в полицию идти, и всё там обсказать. Тем более что начальник сыскного, по слухам, делателем фальшивых ассигнаций и занимается сейчас. Человек вполне достойный, я уже имел с ним дело, и надобно к нему сходить. Вам, дурам, повезло что вы с этим, - он хлопнул себя по карману, - нигде не попались. Вот тогда срамоты-то было б! Да доказывай потом, что это не я их вам начеканил, тьфу!
- Кондратий, ты брат не особо торопись в Управу – посоветовал вдруг Микиткин, возобновляя прерванную трапезу.
- А что такое? – хмуро спросил Брызгин, повернув к нему лицо.
- Ну время-то уже обеденное, а у Хортова-то нашего, день по минутам не расписан словно у немца! Он может и позже положенного времени отобедать, и не только в трактире, но иногда и дома это делает. Так что, ты вот дообедай спокойно, чайку попей, а потом и поедешь прямиком в Управу, да может статься ещё ждать станешь в приёмной…
- Угу! – согласно буркнул Брызгин, снова наваливаясь на еду.
- А мы как же? – утерев слёзы, растерянно поинтересовалась Лидия Егоровна, а прочие, молча переглянулись.
- Вы, тут сидите, и носу ни одна никуда не высовывай отсюда, покуда я из Управы не вернусь! – погрозив пальцем, строго прогудел глава семьи, и ещё добавил перцу – Попробуйте только уйти куда, прямо убью!
Жена с дочками, не издав ни звука, согласно закивали головами, а младший, Ванька, просто глубоко вздохнул, тяжела ты дескать, долюшка меньшого сына! Отобедав как следует, Брызгин нацепил на голову свой широкий цилиндр, и предупредив семью ещё раз, чтоб вели себя хорошо, тяжёлой, но довольно резвой походкой, вышел из дома.
Хортов и Гайтанцев сносно отобедав, возвращались на службу на извозчике. Евпатий умел ждать и терпеть, хотя и не выносил вынужденного простоя. Но на сегодня, он уже ничего нового для себя не ожидал, ибо на настоящий момент всё возможное уже было отработано, бордель с его обитателями под наблюдением, да и новый агент Оленька если хоть раз принесёт чего-то стоящее в клювике, значит уже не за зря была «умучена» полицией в меблированных комнатах. Урусов с ребятами молодцы, особенно он, грамотно и быстро сработал с тем колодником. Слюнтяйство и либерализм в подобных ситуациях, зачастую ведут к провалу операции, а то и гибели агентов, так что Иван Севостьяныч поступил верно, и Губатого накрепко зацепил, не сорвётся теперь… А вот что происходит у Шумельского, пока неизвестно, но раз никакого грома и шума нет, значит ребята работают, и торопить их не следует.
Так думал про себя Евпатий Гордеич, сидя в пролётке, и время от времени, отвечая на вопросы помощника, о перспективах дела. Когда они неторопливо поднялись к себе на второй этаж, то дежурный, сразу вскочивший из-за с стола и вытянувшийся. проворно доложил.
- Вот тут до вас, Евпатий Гордеич, говорят дело спешное!
Хортов повернул голову, и с удивлением увидел у стены на стуле, массивную фигуру помещика Брызгина, который слегка хлопнув себя по коленям, тяжело поднялся, хрипло кашлянул, и мрачновато произнёс, причмокнув толстыми губами.
- Неприятности у меня в семействе, Евпатий Гордеич, которые вот так вышло, что касаются вашего дела…
- Ну, прошу вас в мой кабинет! – быстро проговорил Хортов, отпирая двери своим ключом, и заходят туда первым. Вторым, держа цилиндр в левой руке, прошествовал помещик, а за ним уже и Аристарх. Хортов сразу занял место за столом, и указав рукой на стул перед ним, коротко бросил просителю.
- Присаживайтесь сюда, и я вас внимательно слушаю!
Тяжко вздохнув, Кондратий Андреич коротко но по сути, изложил всю ситуацию, и выгребя из кармана изувеченные монеты, положил их на зелёное сукно стола.
- Вот Евпатий Гордеич, полюбуйтесь, какой сюрприз, мои ненаглядные мне преподнесли!
Хортов неторопливо взял все три фальшивки, и поглядев на них, удивлённо шевельнул бровями.
- Аристарх Сергеич, ты погляди штука какая занятная выходит, в нашей партии внутри медь была, а здесь свинец!
Гайтанцев быстро подошёл и поглядел.
- Что это может значить? – подбросив одну из них на ладони, спросил он, глядя на шефа, сверху вниз.
- Да что угодно, – ответствовал тот, забирая монету у подчинённого – с медью накладки, или торопятся… хотя, стой! У них же плашек металлических готовых много, зачем же свинец?
- А может это кустарь-одиночка? – предположил Аристарх.
- Возможно и так- согласился шеф, но от себя прибавил, - а может свинцовые так, для внутреннего рынка? И такое может быть в нашем нестройном мире господа!
- Евпатий Гордеич, а нам-то чего теперь? – глухо рыкнул отставной капитан.
- А чего делать? Побеседовать необходимо, в официальном порядке с вашим семейством! – ответил следователь, понимающе глядя на товарища по оружию, - Ну разумеется не в моём кабинете – поспешил он, несколько смягчить ситуацию, - Сколько их всего там у вас?
- Хм… жена, три дочки, сын, да ещё свояченица, чтоб её турки взяли! – скривился бывший артиллерист.
- Да нет, это решительно невозможно, столько женщин разом, в присутственном месте опрашивать! Гвалт такой поднимут, что я в окошко выкинусь! – отшутился Хортов.
- Как я вас понимаю! – прикрыв глаза и прижав правую руку к груди, тяжко вздохнул Брызгин.
- Едем немедля к вашему приятелю-собачнику! – решил Евпатий, и как всегда в таких случаях, приказал экипаж на выезд, не забыв добавить в конце уже вросшую во всю его суть, команду «марш-марш!»
Однако, опрос «прелестной клумбы» (как назвал про себя женскую часть брызгинского семейства Хортов) не дал ни каких практических результатов. Мало того, едва полицейские в сопровождении папеньки, вошли в гостиную, как увидавшая следователя Клеопатра Егоровна, сразу как-то вся приосанилась, налилась румянцем, с лица исчез дежурный укор, и в продолжении всей дальнейшей беседы, она всячески старалась обратить на себя его внимание строя Хортову глазки, поправляя причёску, и вообще как бы говоря ему, что она тут, она здесь!
Приметы молодого мошенника оказались поданы столь ярко и противоречиво, что подошли бы половине молодых людей города. Далее, к неудовольствию следователя ( что очевидно и не позволило ему оценить знаки внимания, родственницы семейства) ни маменька, ни кто из дочек, ни даже расцветшая от мечтаний свояченица, не смогли назвать точный адрес магазина «Моды и шляпы», названия улицы не запомнил никто.
- Вывеска на магазине какая была? – начиная уставать от работы со «свидетелями» задал очередной вопрос Хортов.
- «Моды и шляпы» - уверенно ответила маменька, чем едва не добила сыщика окончательно, который в усталом отчаянии хлопнул себя рукой по бедру, выпустил из груди воздух, но собравши волю в кулак, решил пойти в обход.
- Нет-с, сударыня, вы, меня опять не поняли, «Моды и шляпы», это просто названия магазина, их в нашем городе свыше дюжины, не считая ателье, и магазинов платья, - Евпатий сглотнул ком в горле, - я, имел ввиду фамилию владельца, что обычно рядом на вывеске пишется, знаете, да?
- Ну разумеется знаем! – кивнула маменька.
- Во-от… вы, фамилию хозяина этих чёртовых «Мод и шляп». не соизволите ли вспомнить, а? Ну напрягите мозги-то, сударыни, ну? Какая фамилия, немецкая, еврейская, русская, польская? – наводящими вопросами попытался выправить положение Евпатий Гордеич, но дамы стыдливо покраснев, отрицательно мотали головами. Маменька правда встрепенулась, и предложила полицейским, описать фасоны и моды новых шляпок и кружев как приметы,
- Не-надо! – прикрыв веки, ледяным голосом, решительно отказался следователь. Уголовной полицией, были брошены в сражение последние резервы: Хортов попросил припомнить какие-нибудь особенности соседних зданий, афишные тумбы, казённые учреждения, молочные лавки, церковь, ну словом хоть что-нибудь, что навело бы на мысль, где эти шляпы с модами, могли быть. Тщетно. Дома оказались как дома, толпа прохожих, продавец хлеба с лотком был, а юный наследник 12-ти лет, запомнил только дерущихся котов на заборе. Хортов вытянул из кармана платок, и принялся утирать пот с лица, градом катившийся с него, затем поглядев на столик, где в числе прочего стояла бутыль вина, он попросил разрешения отведать его, и хозяин поспешно сказал «да-да, конечно!»
Евпатий налил себе полный бокал до краёв, и не отрываясь, жадными глотками, вытянул его весь до дна, сразу стало легче…
- Да безнадёжное дело шеф, - мрачно заметил Аристарх, оставшись сидеть с чистым листом в папке, - я и записывать ничего не стал, потому как нечего!..
- Да, вы правы Аристарх Сергеич, это дело мы не раскроем никогда, тут же зацепится не за что абсолютно, кроме котов на заборе! – отдуваясь согласился Хортов. И тут не выдержал Брызгин-старший.
- Да вспомните ж вы хоть какую-то примету, враги! – зарычал он на сконфуженное семейство, - За каким ж бесом, я Аристарх Гордеича… а-а-э-э… извините, Евпатий Сергеича, со службы-то сорвал?! Что вам там, повылазило? Ничего не помнят! Шляпки, кружева, тьфу! Етить вашу в душу мать!- затем рыкнувший помещик тоже потянулся к бутылке, и не заботясь уже о приличиях, ополовинил её из горла, и буркнув «извините», бухнул её на стол.
- Закрывай, - устало сказал Хортов, поглядев на помощника, и тот захлопнув папку, тут же убрал прочь и готовальню
- Сыскная полиция, умывает руки господа! – решительно встал Евпатий Гордеич, надевая цилиндр, за ним так же поднялся и Аристарх – Мы, сделали всё что в наших силах, но увы: при полном отсутствии примет места преступления, дальнейшее следствие в этом направлении, невозможно физически… Вы, очевидно стали жертвой обычного уличного мошенника, кустаря-одиночки, это первое! Второе и последнее, совет на будущее: золотые монеты, свободно размениваются в любой хорошей лавке, магазине, трактире, гостиничном буфете, и уж на худой конец, в ассигнационном банке, но не на улице у первого встречного! Честь имею, дамы и господа!
Хортов с Аристархом разом кивнули, и один за другим пошли к выходу, а помещик бросился их провожать. Вернулся он минут через пять, мрачнее тучи.
- Три дни вам тут, и всё! – глухим басом бросил он притихшему семейству, и заложив руки за спину, вышел в другую комнату.
Полицейские окончательно пришли в себя лишь через четверть часа пешей прогулки. Посочувствовав помещику при расставании чисто по-мужски, коллеги отпустили экипаж, и пошли своим ходом, дабы успокоить нервы. Единственный вывод изо всей этой не пойми какой истории, оба сделали такой: одно мелкое преступление, просто наслоилось на другое, но уже большое, такое в сыске случалось и ранее.
- Не похож этот мошенник со свинцом на наших, чутьё мне подсказывает определённо! – проходя мимо лавки с бубликами, заключил Хортов.
- Я такого же мнения - устало согласился Аристарх. В Управе, они приказали подать себе крепкого чая, по получении которого, неспеша и с наслаждением, стали его пить.
- Чёрт бы драл эту семейку! – с досадой вспомнил Евпатий недавний «опрос свидетелей», - Выбили меня эти дамы трефовые, из колеи совершенно! Голова как пустое ведро, ни мыслей, ни соображений… Хорошо хоть Разорихин наш в собрание уехал, да расспросами не досаждает… Хотел было одну мысль обдумать, да где там! Теперь только дома, после ужина, в кабинете!
- Мне что-то тоже на ум ничего не идёт – пожаловался и Аристарх, осторожно дуя на обжигающий напиток.
- Однако брат, мы с тобой там, без малого почитай часа два просидели! – поглядев на часы, заметил Хортов.
- Ага, да обратно минут сорок шли, и осталось нам с вами шеф, на службе час с небольшим торчать! – мечтательно проговорил Аристарх.
- Ну, это ежели не приключиться чего! – осторожно парировал шеф, и не сговариваясь, оба поплевали через левое плечо. Дело фальшивомонетчиков, оказалось более чем серьёзным, но в силу проистекших событий, ночевать в кабинете, полицейским на сей раз нужды не было, да и дома их в любое время суток, мог в случае чего найти любой рассыльный.
Но сейчас, Хортов отчего-то не хотел сразу ехать домой, ибо после бестолковщины у Брызгиных, ему требовалась хорошая, положительная встряска, и он решил найти её ныне сразу после службы, в объятиях своей первой любовницы, Ирины Анатольевны Красавиной. Клин, что называется клином…
Х Х Х
Два часа проведённые в обществе истосковавшейся по ласкам Ирины Красавиной, вернули сыщику чувство здорового голода, уверенность в своих силах, и способность соображать и анализировать. Поклявшись любовнице что при первой же возможности навестит её снова, Евпатий Горденич покинул её чертог, и поспел домой прямо к ужину, но супруги за столом не оказалось, ибо как пояснила Горничная, барыня загодя была приглашена на ужин к одной из подруг, справляющей именины.
Сын Николай, также сказал, что маменька, долго собиралась-наряжалась, и ужинать дома не планировала.
- Ну что же, поужинаем без неё, пускай отдохнёт от нас с вами, ибо как показали недавние события, человеку мыслящему и живому, надо хоть иногда отдыхать от своих домашних! – многозначно заметил Хортов-старший, садясь за стол. После ужина Николай убежал «к приятелям», младшие ушли к себе, а Евпатий Гордеич, поймавши одну мысль, засел с ней в кабинете, с непременным намерением её раздумать и растолковать, разложить всю по полочкам… Он зажёг масляную лампу на столе, затем снявши сюртук повесил его на спинку стула с подлокотниками, и оставшись лишь в жилете поверх светлой сорочки, сел за стол, и глубоко задумался…
Евпатий мысленно поставил себя на место одного из самых матёрых преступников города и губернии, Варана, в миру и полицейских сводках, ходившего как Варанов, Федосей Архипыч, 52-х лет, православный, из государственных крестьян Курской губернии. Прозвище своё, этот человек заслуживал вполне, ибо слыл страшным и жестоким, а так же коварным, как эта зловещая ящерица. На преступный путь, Федосей Варанов стал 22-х лет от роду, после того как уйдя из деревни в город, два года вёл там небольшую торговлю, чего ему видимо показалось мало.
За восемь лет службы в полиции, Хортов трижды ловил Варана за грабежи и организации краж в домах богатых обывателей, но преступник всякий раз умудрялся сбежать либо из тюрьмы, либо с этапа. Организацию, либо совершение хотя бы одного убийства, следствию не удавалось доказать ни разу, хотя уверенность у Хортова и прочих, была в этом твёрдая. Однако за время знакомства с этим человеком, следователь, насколько позволяли обстоятельства, изучил норов и повадки преступника, и теперь, попытался влезть в его шкуру, в деле о фальшивых деньгах.
Итак, предположим Варан, решил наладить дело фальшивых ассигнаций. За годы жизни он выучился и письму, и чтению, и о подобных способах наживы слышал. Ну, толковые гравёры у него похоже не водятся, иначе зачем бы его людишки, Грыжа и Хриплый, сватали Жореса Сидорова? Отказался Сидоров, либо поумнел, либо просто боится, ладно… Жорес потратил бы много недель на рисование ассигнаций, а они тут вдруг чуть не ручьём идут, значит и вправду где-то сложный печатный станок есть. Но, преступнику, пусть даже и грамотному, его не собрать и не запустить, толковый механик надобен, а то и инженер!
Евпатий встал, и скрестив руки на груди, стал расхаживать по кабинету. Даже государственное учреждение, Экспедиция заготовления госбумаг, держит сразу несколько мастерских: гравёрную, нумерационную, механическую, типографию, и бумажную фабрику!
А прибавить сюда, что на каждую ассигнацию, для каждого её цвета, приходиться готовить отдельную форму, своего рода складывать мозаику! Нечего и думать обойтись без толкового и опытного специалиста… С монетой, конечно проще, вон, даже обычные мужики на своих дворах, умудряются медь да серебро подделывать. Но: появились золотые, серебряные, и даже платиновые монеты, что в разы дороже серебряных, а по курсу дороже золотых!
А о цене платиновых монет, простой народец вообще почти не знает, он и в руках-то их поди не держал! А вот торговый люд, прекрасно о них осведомлён, особливо те, у кого большое дело своё имеется. Евпатий присел на диван, и разомкнув руки, откинулся на спинку. Первая платина, была открыта в Сибири только в 1819 году, а монеты чеканились только из самородной, уральской, не очищенной от примесей соответствующих металлов: иридий, палладий, и осмий, а это уже наука более тонкая, университетское образование нужно как ни крути. Недаром не реверсе платиновых монет стоит «Чистой уральской платины»… А ещё станок Скородумского что может выдавать за день несколько сотен монет, только рабочего меняй. И опять же, для успешной подделки самых дорогих монет империи, нужна чистая платина, хотя бы с верху, для напыления. Откуда она может быть тут, в Старобоярске? Из Питера, похищена с Монетного двора? Из Москвы? Чушь и бред!
Даже если предположить воровство такого металла с этих мест, (что уже само по себе мало вероятно) то проще чеканить монету в этих же губерниях, а не тащится в эту тьмутаракань. Значит платину сюда доставляли в её первоначальном виде, в виде руды!
Хортов пружинисто встал с дивана, и опять принялся расхаживать по кабинету, и пот, тоненькими струйками стал стекать с висков, и выступил каплями на лбу. Он развязал и отбросил галстук, расстегнул ворот сорочки, стало легче дышать. Осторожный стук в дверь, прервал его размышления.
- Да, кто там? – оглянулся он на вход.
- Это я, барин, Анфиса…
- Ё… чего тебе?!
- Я чаю вам принесла, вы всегда требуете, когда этак вот размышляете! – деловито донеслось из-за двери.
- Ах да, ты кстати! – остыл сразу сыщик, и сам впустил горничную. Та вошла с подносом, на котором пыхтели паром пузатые заварник, и чайник с кипятком, колотый сахар в вазочке, и пара чашек. Поставив всё это на небольшой круглый столик у стенки, горничная быстро вышла, и барин закрыв за ней дверь, вернулся к размышлениям, попутно наводя себе хорошего, крепкого чая.
Так, платиновая руда могла попасть сюда с Урала, только через купцов, либо контрабандой. Да, убиенный улан грешил и таким ремеслом, уж не за то ли его порешили, что он знал про платину, и участвовал в этом? Вполне могли, а скорее всего так и есть! Хортов отхлебнул чая, и волей-неволей присел за стол, пить на ходу было неудобно. Украсть с казённых приисков можно, а можно и через нелегальных старателей, моют же золото, чего бы и платину не попробовать? Узнать кто из особо оборотистых купцов бывал в последнее время на Урале, или к нему гости с Урала приезжали. Ну, узнать-то просто, поговорить с двумя-тремя купцами что тайно с полицией работают, и шабаш, и откладывать нечего, завтра с утра и проделать. А вот с инженером сложнее… Как и через кого, Варан мог на него выйти, или скорее инженер на Варана? Из всех возможных вариантов, только через покойного Володина, что более года назад, был ещё в Петербурге, и там, вполне мог знать какого-нибудь умельца, да и надоумить того применить своё умение, в «борьбе с проклятым самодержавием», вполне… Недаром полковник Гончаров, говорил что Третье отделение, заподозрило Володина в двойной, а то и тройной игре. Положим Володин с инженером пребывают сюда, в Старобоярск (Евпатий допив чай, снова встал, и медленно возобновил хождения) но кто их тут, сводит с Бозо, маман? А откуда Володин знает, что она в деле? Не в горячке ж любовной, Агнесса Николаевна, отдавшись улану (вопрос взял бы он ещё?) посвятила его в «страшную тайну» как в паршивом разбойничьем романчике для девочек? Кто свёл маман и улана? Как показал на допросе «страдалец за Польшу» Осиялов, убиенный Володин знал многих, и через него, мятежникам должно было, а может и шло фальшивое и подлинное золото в виде монет. Даже великим человеком улана назвал. Чёрт побери, ну вот кто мог подумать, что на этом бабнике и пьянице, столько ниточек преступных завязано? Яснее ясного почему его пришили… но вот кто свёл его, маман и Бозо, пока секрет!.. Господин улан под различными личинами жил тут год, и в бордель наверняка ходил как в дом родной.
Так, погодите, ну если паспорта на разные имена были, то уж рожу-то он свою туда таскал! Усы с париками хороши при встречах и беседах, а когда с девочкой в койке кувыркаешься, то вся эта бутафория и соскочить да отклеится может, то-то смеху будет! А приметы на теле, родинки, пятна, шрамы-царапины? Нет, не был улан в борделе в виде клиента, кроме тех пяти, роковых для него дней… Но вот к маман в кабинет, в гриме он ходить мог, как знакомец например. И всё равно, без представления через третье лицо, таких знакомств в жизни не бывает, ну почти… И то в это «почти» входят товарищи по службе, по таможне, по банку, (склонит один другого к мошенничеству, это бывает довольно часто!) или ещё как-то. А тут что? Пришёл улан под видом графа Наварского к маман, и услуги предложил? Нет, их всех, свёл кто-то ещё, но вот кто?
Евпатий налил ещё чая, и опять сел за стол, не выпуская мысль из головы. Бозо, через посредников, наверняка свёл Володина с Вараном, а маман тут каким боком? Варана что ли знает? Лично вряд ли, хотя не исключается… Да нет, бред! Ну бред же! Маман это так, тыловой лагерь, тот же посредник, только рангом помельче. А инженер, который к примеру с Володиным приехал, он под какой личиной, и где жил? Бозо его знал наверняка, а может и сам Варан, тут уж таится резону нет, Федосей Архипычу небось страх как охота было на работу обеих машин поглядеть лично! Да, сам Хортов на месте Варана, не удержался бы поглядеть на это чудо техники. Фальшивые деньги делает одна шайка, но в разных местах, это господин Осиялов на допросе вспомнил. Так, а где без риска, можно их пустить? Близ заводов или мастерских? Ну а как облава? Не все ж в полиции и жандармерии, дураки-то! Геройская гибель при защите печатного или прессовального станка, для воровских людишек перспектива мало привлекательная, может даже вовсе не допустимая!
Хм, а ежели за городом где? Например в имении, где хозяин известен своей фамилией, или напротив, мелкий помещик но не разорившийся? Вот это уже ближе к делу. Можно в другой волости или уезде, а что? Пресс Скородумского в имении, печатный станок за 20-ть вёрст в другом месте ассигнации шлёпает, и хорошо, и безопасно. А в городской черте риск велик, тем более что Варан Хортова хотя и ненавидит, но боится, а значит на напрасный риск е пойдёт.
- Да! – допив вторую чашку, и бухнув её на стол, встал опять Евпатий, - Девять из десяти, что оба станка, работают далеко за городом, так сделал бы я, так же и Варан поступит, чтоб не сгореть с этими станками по глупости, как иные до него! – потерев руки, прошёлся по кабинету сыщик, и затем снова сцепил их на груди – Однако поди теперь, угадай у кого в усадьбе они стоят… Хорошо придумано, толково, и всё же, господа делатели фальшивых ассигнаций, я, вас сволочей, накрою, и накрою скоро, главное сведения верно истолковать, и проверить осторожно… Одна вот заковыка осталась, за ноги её мамашу, улан, инженер, маман и Бозо… Кто эти две пары свёл, а? Ведь кто-тоже их свёл?
Евпатий прошёлся ещё, и прислонясь спиной к стенке, задумался, не упустил ли он чего, из цепочки имён и событий? А что если, всё проще и обыденнее? Улан с инженером, где-то в салоне, в общей компании за картами, (в том же клубе например) могли как бы невзначай, с Бозо познакомится? А что? Улан то, тут ведь со ссыльными поляками знался, готовил побег «дяди с племянницей» ? Ясновельможные-то, что почитай 6-7 лет тут проживают, уж наверняка про таких молодцов, как Жорес, Сморока, и Бозо, слышали и вполне знали, ну вот и дали улану наводку на них. Володин приглядевшись ко всем, остановил свой выбор допустим на Бозо, как на самом старом, и опытном мошеннике, умеющем заметать следы, а Смороку взяли в дело уже позже… Угу, так, а вот Бозо-то, в процессе знакомства с перспективами улана, и мог свести его с маман, как с передаточным звеном. А что, держатели притонов и борделей, редко обходятся без связей с уголовными людишками: там пригреть кого, спрятать на время, (но и полиция всего мира это знает!) Да, маман вполне на роль связной подходит, но не более того, баб в такие дела как правило не посвящают. Хотя, встречаются, пусть и крайне редко, вполне толковые атаманши… Но, это не тот случай. Интересно бы ещё узнать, как господин Бозо, решился маман, «сделать предложение» первый раз что-то провернуть? Могли впрочем, и в процессе общения найти общий язык, так бывает, да-с…
Евпатий отстранился от стены, прошёл и заварил себе ещё чашку, сел за стол. Так, что мы имеем? Места где делают фальшивые деньги, на девять десятых за городом, и возможно даже далеко. На Варана работает толковый инженер, сподвижник улана. Платина попадает в город с уральских приисков, через гостей города, с тех же краёв. Маман тут в городе на подстраховке, и для пригляда. А вот откуда метал пудами для чеканки идёт, а? Ну это только через кузни да Каретные мастерские, там скупают всякий лом, да и того. А медь и вовсе просто достать. Не забыть узнать, в каких кузнях либо мастерских, кто много металла заказывает?
- Так, всё ты Гордеич обдумал, или упустил чего? – вслух спросил себя Хортов, посмотрев на своё расплывшееся отражение в масляной лампе, и через пару минут сам себе ответил, - Вроде всё, а коли выскочило чего из зарядного ящика, то завтра опять запихнём. Главное теперь Губатого не упустить, да и все наши слежки-наблюдения должны же что-то дать следствию? Если Урусов под мастеровых работает, то Шумельский небось под купчиков с приказными, тут уж нельзя гнушаться никакими обличиями, хоть бесами обрядись, да ныряй в пекло за сведениями…. Ладно, - Хортов зевнул, и с наслаждением потянулся – пора на боковую, а то завтра с утра пораньше, купцов надо будет навестить, пора им моё милосердие оправдывать.
Он зажёг подсвечник с одной свечой, потушил лампу, и тихо пошёл в супружескую спальню. Жены ещё не было, но Евпатия это не особо смутило, он давно всё понимал, впрочем как и его половина. Раздевшись он лёг, в голове самозагорелась, и тут же потухла мысль «Затянулись однако именины у подруги-то», и через пол минуты, Евпаий Гордеич уже крепко спал…
Утром он пробудился чуть раньше обычного, супруга мирно дремала рядышком. От её волос исходил приятный аромат дорогого парфюма, а от лица, едва уловимый запах хорошего табака и дорого вина.
- Хорошая подруга, табак дорогой курит, и таким же винцом запивает! – улыбнувшись прошептал Хортов, и отправился на утренние процедуры. На завтрак он потребовал от Анфисы крепкого кофе, пару яиц, и хлеба с ветчиной. Горничная, давно уже привыкшая к странностям в этом доме, молча всё подала. Позавтракав с наслаждением, сыщик подхватил трость и цилиндр, да попросив не будить барыню, отправился на службу. На извозчике, он быстро доехал до улици Калашной, и остановился у дома№7, где проживал купец 2-й гильдии, Завялов, Осип Викентич, дородный бородач, неопределённых лет. Купеческий дом стоял без ограды, представляя собой двухэтажное, деревянное строение с широким крыльцом. Входная дверь, сразу же вела на второй этаж, по широким дубовым ступеням, по бокам коих высились могучие перила с резными балясинами. Дверь полицейскому открыла разбитная дворовая девка, и на вопрос гостя, дома ли хозяин, он деловито ответила «шо хозяин-то дома, но они не дюже любют, когда их по утрам тревожуть». Гость, тактично пояснил девке что он по коммерческому делу, касаемого Осип Викентича. Девка сразу же повела «барина» за собой, объяснив что хозяин ещё не завтракали, а у себя в кабинете, со счетами работают.
- Он будет рад моему визиту! – уверенно заявил Хортов, берясь за ручку двери. Купец Завялов увидав Хортова, замер на несколько секунд, а потом побледнев улыбнулся, и встав, растерянно проблеял.
- Евпатий Гордеич… вы… я как рад-то…
- Как ты рад, Осип Викентич, я вижу! – улыбнулся следователь, и указав на два стоявших почти друг против друга кресла, предложил присесть в них.
- Значит так борода, раз я тут у тебя инкогнито, то дело к тебе имею серьёзное. Давай-ка напряги мозги, да постарайся припомнить, к кому из твоих товарищей-купцов, либо промышленников, за последний год-полтора, гости с Урала были, да не просто гости, а может с обозом даже, ну, было такое?
- Из Сибири-то народу бывает, наезжают… там, в гости, или поглядеть на торговлю, своё чего-нибудь продать, пушнину, например, гостюют… а што такое-то? – осторожно осведомился купец.
- Ты про Урал мне вспоминай, и за то время, что я тебе указал! У тебя вот лично, не было гостей с Урала, за последний год?
- Не было, да я и не вожуся с ними, мне со своими делов хватает, а с Урала, дайте подумать…
Купец пару минут морщил лоб, а затем чуть загоревшись, прошептал.
- Вот, около года назад, к купцу Митяйкину, Иллариону Давыдычу, он тоже во 2-й гильдии, приезжали двое товарищей-уральцев, и гостили у него с неделю…
- На чём приезжали?
- Так в карете добротной, крепкой такой, рессорной!
- Подарки небось дарили ему?
- А как же? Тама каменьев уральских, не дюже дорогих, но красивых привезли, шкурок, да мало ли?
- Угу… а ты, Осип Викентич, про платину что-либо слышал, или нет?
- Про платину-то? – осторожно переспросил купец, и неохотно добавил – Ну слыхал конечно, и монеты из ней в руках держал, дорогия!
- А кто тебе эти монеты показывал?
- Два года назад, в Москве, у тамошнего купца одного, я их в карты выиграл! – похвалился Завялов.
- А у нас в городе, не видал этаких?
- Не, не приходилось…
- Ну так вот, коли где увидишь, или услышишь о них, ты весьма тихонько, дай знать о том мне, уяснил? – собираясь уже уходит. спросил Хортов.
- Всё сделаем как надо, не извольте беспокоится! – кивнув головой, уверенно ответил купец, и сыщик, попросив не распространяться о его визите, покинул гостеприимные хоромы.
Слуге другого купца, уже 3-й гильдии, Прохора Терентича Окоселова, Хортов, стоя внизу в передней, представился чиновником по особым поручениям из канцелярии губернатора, и потребовал хозяина себе вниз, для весьма важного разговора. Через три минуты, купец выскочил в одном халате и домашних туфлях. В течении короткого 10-ти минутного разговора, Хортов узнал про гостей с Урала к тому же Митяйкину из 2-й гильдии, а про платиновые монеты, Прохор Терентич только слышал, но не видел. Предупредив его напоследок чтоб понюхал воздух на предмет платины, и не раскрывал бы домашним своё инкогнито, следователь удалился.
Наконец третий и последний хортовский агент в купеческой среде, Крапохин Емельян Семёныч, представитель 2-й гильдии, так же вызванный сыщиком в переднюю, определённо сказал, что свыше полугода назад, с Урала, к купцу Заряхину Михаилу Сергеичу, были гости, но на купцов не похожие, приехали на хорошем экипаже запряженном тройкой, привезли подарки ( Заряхин после шкурками да малахитовыми цацками хвалился) пожили дня два, и в ночь на третье, тихо, без проводов, съехали, мол не досуг им было. Про платину и монеты слышал, но живьём видеть не доводилось. Дав ему напоследок те же самые указания, что и двум предыдущим, Хортов ретировался. Он неторопливо дошёл до улицы Сапожной, где жило несколько семей ссыльных поляков, к одному из которых, сапожных дел мастеру, и своему агенту (единственному среди поляков) Евпатий Гордеич и зашёл в его домик с полуподвалом, где тот жил, и работал. Оказалось что хозяин недавно проснулся, слегка перекусил чем бог послал, и собирался уже было приступить к работе, как в верху скрипнула входная дверь, и вниз, спустился чуть пригнув голову, самый страшный полицейский города, поймавший и завербовавший сапожника на одном скверном деле с махинациями кожаным товаром и кражами.
- Утро доброе пан Гжегош, давненько я тебя не тревожил, настала пора побеседовать с тобой об очень важном деле! – остановившись рядом с рабочим столом, проговорил Хортов, не отводя взгляда, от погрустневшего своего агента.
Спустя чуть более сорока минут, Хортов вышел от пана Гжегоша с видом человека, узнавшего нечто поразительное, либо мало ожидаемое.
- Да пан Гжегош, хот и дорого заплатил тебе сейчас за сведения, но чёрт дери всю вражью батарею, они того стоят! Теперь в Управу! – проговорив всё это едва слышно, сыщик быстро поймал лихача, и помчался на службу, чтоб там то ли огорошить, то ли обрадовать Аристарха.
Хортов прибыл в Управу, когда Аристарх уже пил чай в их кабинете, но прежде, наскочил на лестнице на полицмейстера.
- Опаздывать изволите на службу-то, Евпатий Гордеич, что-то на вас это не похоже! – нравоучительно попенял Разорихин, стоя внизу у лестницы.
- Принуждённый к тому чрезвычайными обстоятельствами, Мефодий Лукич, я работал со своей личной агентурой, чтоб застать её дома, а не ловить по городу! – на одном дыхании, пояснил сыщик.
- Результаты от этих прощелыг есть? – недоверчиво вопросил Разорихин.
- Кое-что, конечно имеется, но сами понимаете, верить-то на слово никому нельзя, мошенники да шаромыжники ведь одни! Всё требует сверки и проверки, так что докладывать пока нечего! – не моргнув глазом, соврал начальству Евпатий. Разорихин участливо кивнул, и пошёл распекать прочих служащих Управы. Очутившись наконец в кабинете, шеф поведал Аристарху про свои ночные размышления, чем вогнал помощника в восторженный столбняк, а затем, посвятил в утренние беседы с купцами.
- Значит гостей с Урала, принимали Микиткин Илларион Давыдыч, купец 2-й гильдии. Гости богатые, с каретой, подарков навезли, гостили неделю, где-то с год назад, - начал раскладывать Хортов, сидя за столом, и слегка жестикулируя пером в руке – А с пол года назад, купец 2-й гильдии Заряхин, Михаил Сергеич, принимает новых гостей с Урала, но уже на обычной тройке, на купцов совсем не похожи, привезли подарки, и через два дня в ночь, без шума и проводов, свинтили брат… вот такие дела!
- Ну каково ваше мнение шеф, в первый раз, или во второй они платину с приисков привезли? – поинтересовался Аристарх.
- Вроде оба раза подходят, но второй, шибко подозрительнее первого, уехали ночью, без традиционных в таких случаях проводов, и погостили всего два дня, - задумчиво проговорил Хортов, и помолчавши добавил – А ить не в русской традиции, дорогих гостей привезших тебе подарки, отпускать без гуляний. Значит эти двое, боялись привлекать на себя постороннее внимание, а из этого следует. что они у нас уже бывали, и может даже в первый приезд! А фальшивые бумажки в нашей губернии стали появляться только где-то с год, что совпадает с одним из приездов уральцев…
- Да, но коли они, платину привезли, то должны тогда такие монеты по рукам в городе-то ходить? - заметил Аристарх, на что шеф, отрицательно помотал головой.
- Платиновые монеты чеканятся для столиц, или более крупных торговых, либо портовых городов, потому как нашему непривычному к ней люду, её много не скинешь. Идёт она и на межгосударственную торговлю… Только в больших городах, большие люди, знают что платина, в шесть раз дороже серебра, а удельный вес её, в два раза дороже серебра, и таки образом, платиновый трёх рублёвик, по форме и диаметру совпадает с 25-ти копеечной серебряной монетой, имел вес в два раза больше, и стоимость в 12 раз выше, чем аналогичная монета из серебра, это раз! Шести рублёвик, в 12 раз дороже серебряного полтинника, потому-то и надпись на нём выбита «на серебро». Вот, а 12-ти рублёвик, изготовляется по рублёвым формам, со всем отсюда вытекающим, ясно брат?
- Теперь ясно шеф, «платиновые» монеты, они могут на две дороги пустить, – растопырил обе ладони, упершись локтями в стол Гайтанцев – либо продать их какому заезжему мошеннику, ну положим за две трети их стоимости, и продать на ассигнации, чтоб в оборот легче пустить. А могут и в готовом виде, в сундуках да мешочках, парой обозов на Москву да Питер отправить, и там обменять, или сдать всё…
- Второй вариант менее надёжен Аристарх – прикрыв глаза, покачал головой шеф – Во-первых, нужны очень надёжные люди в обозе. Ну, предположим, таковых нашли, семьи тут их в заложниках. Но в этой среде продать ближнего, это как мне, из табакерки моей нюхнуть! – бросил её на стол шеф, - И вот, где-то вёрст за 50-т от города, в поле, на обоз налетает дюжина лиходеев, и всё кончается в пять минут, а у нас на руках, висит очередное не раскрытое дело…
А первый способ, самый надёжный, так как покупатель как правило давнишний, и не раз уже был в деле, ну, плюс поручительство, и стороны тихо и мирно расходятся…
- А предательство? – напомнил Аристарх.
- В этом случае уже не поможет. Купцы с «платиной» петляя по городу сменят два-три экипажа незаметно, выйдут за пределы, а на границе губернии, их наверняка будет ждать уже основной. И всё, дело немного суетливое, но зато такая метода, как правило продлевает жизнь, дорогой друг!
- Так что же нам-то делать? – чуть растерялся помощник.
- Пока вот работать с чем есть, да за купцами приглядывать получше.
- А людей где взять?
- Есть у меня на этот счёт соображения, но о них чуть погодя, а пока друг мой, навостряй уши, да разевай рот свой, и слушай что я разузнал нынче, от единственного своего, польского агента, пана Гжегожа, весьма занятный ссыльный этот пан. Много чего за шесть с лишним лет, узнал тут и приметил, а уж в своей слободе, вообще всё про всех знает, ну, слушай…
Пока Хортов посвящал помощника в сведения, полученные им от польского сапожника, внизу, в приёмной, бушевали семейные страсти. Дело было в том, что буквально в эту минуту, в здание Управы, со слезьми и молитвами, пробилась Зинаида Потаповна Шумельская, родная супруга Егора Карпыча Шумельского, титулярного советника, и служащего полицейского чиновника. Общий смысл претензий, кои она сквозь слёзы и причитания обрушила на головы двух дежурных и одного дознавателя, сводился к тому, что ей должны были ответить, где находиться и чем занимается, и жив ли вообще, её законный муж, который вот уже скоро как неделю, не то что не ночует дома (к этому-то, она как женщина чуткая давно привыкла) но вообще не подаёт о себе вестей, и куда он сгинул, одному богу известно! И вот теперь она, громогласно требовала дать ей разъяснение, куда они все, дели её мужа, и кто покрывает эти сокрытия?
Дежурные, в купе с дознавателем, сразу поняли что дело для них вырисовывается не пряничное, ведь на слабые попытки успокоения, Зинаида Потаповна расходилась ещё больше, и требовала «прекратить над ней цинично издеваться, и засунуть себе свои успокои в подкладки, а ей объяснить, куда они подевали законного супруга?»
Пришлось идти за полицмейстером, который по отечески успокоил «голубушку», заверив что её муж, находится просто в секретной и длительной командировке, в соседнем уезде, по делу весьма важному, и предоставить его ей прямо сейчас, совершенно не представляется возможным. Но, как только он приедет, то сразу же и немедля, будет передан с рук на руки, прелестной супруге. Перед столь грозным начальством как губернский полицмейстер, «несчастная женщина» как-то сразу обрела уверенность, и даже некую кротость, после чего утерев слёзы, попила в Столе приводов предложенный ей чай, с удовольствием наблюдая как принимают жалобы, да крутят руки задержанным, и бросают их в арестантскую.
- Нелёгкая оказывается у моего Егора Карпыча служба, - смахнув последнюю слезинку, заметила дама, и с тем её к общей радости, и поводили.
- Да уж господа, опасности подстерегают нашего брата откуда не возьмись! – сделал вывод Мефодий Лукич, по завершению бури, после чего, неторопливо поднялся к себе. А Хортов к этому моменту, уже закончил излагать помощнику всё то, что поведал ему лично, польский агент. Лицо у Аристарха, мало сказать что стало удивлённым, оно даже слегка вытянулось.
- Вот тебе и на-а! – на распев, протянул он.
- Да уж брат, и моя версия большей частью, по боку пошла, - развёл руками шеф, - вот тебе и маман с Бозо, вот тебе и улан с инженером, вот тебе и посредник… за ноги его маменьку! И ведь не свяжись улан с поляками, мы всё это с тобой так скоро не узнали бы брат, да-с!
- Шеф, а что ж нам теперь, в связи со всем этим делать? Предпринимать-то что?
- Сначала дождёмся вестей о слежке за Губатым, да от Шумельского с ребятами, а вот тогда и станем думать, что нам делать со всем этим! – задумчиво ответил Евпатий Гордеич, но для начала, решил что за подозрительными купцами Завяловым и Окоселовым нужна слежка, и уже не уличных шпионов, а полицейских чиновников. Да и за заведением маман, после того, что о ней стало известно, следить должны тоже свои, но не пёхом, а при экипаже, и того шесть душ, во как!
- Да где ж их взять, шестерых-то этих? – изумился Аристарх – да и пролёток лишних нету! У нас тогда и выехать не на чем будет.
- Ну, не прибедняйся уж, у нас шесть экипажей, два мы возьмём, городовых в кучеров нарядим, а третий, вместе с кучером, я думаю мне мой знакомый господин Брызгин одолжит, на два-три дня всего, как артиллерист-артиллеристу! – уверенно закончил мысль начальник.
- Ну, положим, это у нас есть, а люди? – насторожился Аристарх. Евпатий, впервые за последнее время понюхавший табаку из серебряной с оленем табакерки, поглядев вопросительно на портрет государя-императора, тихо ответил помощнику.
- И люди будут братец, по амбарам помету, по сусекам поскребу, но к обеду, люди будут, как минимум четверо. Да на худой конец, и мы с тобой, переодевшись, в шпионах-то походим, разомнёмся, так сказать. Не забыл ещё науку, требующую внимания и терпения?
- Не забыл шеф, но тогда значит беспокоиться и не о чем?
- Абсолютно! – честно ответил шеф. Евпатий Гордеич, в очередной раз доказал, что не говорит зря, и не обещает. Уже к началу первого часу по полудни, они вернулся в Управу (откуда сорвался сразу после разговора с помощником) выдул не отрываясь стаканчик красного вина, и занял место у бюро с часами.
- Готово Аристарх, шесть душ надёжных ребят, и три экипажа в нашем распоряжении! Рассказываю… Побывал я у двух частных приставов, и не вдаваясь в подробности, попросил по паре шустрых ребят для дежурства и слежки. Один дал двоих, а второй одного, другие мол в деле все, лады. Я со всеми коротко переговорил, дно у них прощупал, годятся, в делах бывали, в секретах лежали. Трёх других, я в гарнизоне внутренней стражи, у капитана выпросил. Дал, даже безо всякого. Как в гражданское переоделись, ну обыватели с дровяного рынка, лица просты, усы тоже, рожи безпородные, самое то. Все шестеро сейчас внизу сидят, в отдельном помещении. Разорихина я в общих чертах в дело ввёл, он даже поддержал. Да, чуть не забыл, Брызгин с радостью дал свой экипаж с кучером, они сейчас у нас на заднем дворе, в садочке стоят. Я заверил Кондратия Андреича, что это де долее чем на трое суток. Мы с тобой Аристарх, кстати, может статься, четвёртым экипажем будем…
- А это на чём?
- Лихача на всю ночь наймём, как уж делали ранее – пояснил Хортов, но тут же задумчиво добавил, - Но хотелось бы вестей от Урусова с Шумельским, с этим, было б много проще искать нашего инженера!.. Сегодня будем сидеть тут до вечера, и ждать от них известий. Обед нам из трактира принесут, скоро кстати пойдёшь, пошлёшь людей, чтоб принесли нам как водится, а чая уж мы тут себе сми сварганим. А по ходу Аристарх, буду я думу-думать, да с тобой беседовать, как нам всю эту милую кампанию разом взять, а особливо Варана. Уж на четвёртый-то раз, видимо придётся с ним покончить, а то ведь опять убежит собачий сын, три раза ж бегал от наших молодцов. Опасен тип и жесток… ладно приятель, сходи шугани там парочку наших, пусть за обедом в трактир сбегают! – выкладывая деньги на угол стола, попросил шеф.
_ - Слушаюсь! – машинально ответил помощник, выбираясь из-за стола и одновременно роясь в кармане в поисках денег. Взяв с угла наличность шефа, он быстро вышел, и вернулся минут через 15-ть, заставши его расхаживающим по кабинету и погружённого в думы.
- Через пол часика будут – негромко доложил Аристарх, проходя за свой стол. Хортов молча кивнул, но не проронив ни звука, продолжил ходить, прислонятся к стенам, полил пальму, крутнул пальцами пробку в графине с водой, и снова ходил…
За годы совместной службы, Аристарх, не без неприятностей на первых порах, вполне себе уяснил, что тревожить и обрывать шефа чем-либо в этот момент, это значит нарваться на грубость. Даже когда в таких случаях стучали в дверь, Аристарх выскакивал сам, и там всё разъяснял. Минуты за три до того, как им принесли обед, Хортов остановился подле бюро с часами, и поглядев на Аристарха, словно бы прицениваясь к чему, коротко бросил.
- Всё брат, есть идея!
Обедали они не торопливо, особенно Евпатий, глаза которого горели огнём азартного охотника, вышедшего на след добычи. Наконец трапеза завершилась, остатки её вынес дежурный, (собак покормить) а коллеги выпив по стаканчику вина, вернулись к деловой обстановке.
- Ну, шеф, не томите, чего вы задумали? – нетерпеливо заёрзал Аристарх.
- Ф-ф-у-у-х… вспотел аж весь от волнения, давай-ка я тебе, лучше в подробностях на бумаге изложу со всеми пометками, а то чего-то мысли в голове шалят, боюсь упущу чего-нибудь! – предложил Хортов, и подтянув к себе лист бумаги, неторопливо принялся писать. Писал он минут десять, затем откинулся на спинку, и бросил помощнику.
- Готово дело, бери, читай!
Аристарх торопливо вышел из-за стола, подошёл, взял лист, сел на стул сбоку, и внимательнейшим образом изучил написанное.
- Хм… здорово конечно придумано, но почему вы полагаете, что они на это клюнут? – показав лист шефу, спросил Гайтанцев.
- Клюнут, обязательно клюнут Аристарх, не так-то много развлечений в нашем городе, а уж это-то, мало кто упустит, - уверенно заметил Хортов.
- Минуту шеф, я ещё разок пробегусь, что-то меня кольнуло, – извинительно попросил Аристарх, и по вторичном прочтении, положил бумагу обратно на стол, - купец, шеф, меня купец этот ваш резанул!
- А что купец? Оборотистый, миллионами ворочает, в столицах у него дела поставлены,1-й гильдии, ему сам бог велел нам помочь, и репутация поднимется, что не так-то? – переспросил Хортов.
- А ну как он тое замазан в этом деле с платиной, золотом, и вообще? Сам-то вроде как в стороне, а за ниточки дёргает! Он то уж знает подлинную стоимость платиновых монет, вот в столицах и пускает их в оборот!
- Маловероятно приятель – сомнительно покачал головой Хортов – он купец в пятом, а то и шестом поколении, и с его-то оборотами связываться с делателями фальшивых денег? Если он только вовсе уж краёв видеть перестал, да вознёсся выше колокольни? – уже менее уверенно прикинул Евпатий.
- А ну как и впрямь перестал? Вдруг вознёс сам себя до полуденной звезды? – так же осторожно, продолжил гнуть свой помощник, и шеф призадумался. Минуты через две он дружески подмигнул Аристарху, и сказал.
- Твоя взяла, рисковать не будем, но! – он поднял на уровень глаз указательный палец – Купцу нашему, в своём качестве всё одно придётся поучаствовать, но уже не зная истинной подоплёки всего!
- А как вы это сделаете?
- Дождёмся вестей от наших, и тогда начертавши свой план на бумаге, я пойду прямо к полицмейстеру, и во всём ему откроюсь. Операция настолько скажу секретная, что в неё, даже их высокопревосходительство господина губернатора посвящать не следует. Выгорит, тогда и посвятим, не желали мол заранее, пустых обещаний давать. Ну а коли накладка какая выйдет, сопрём всё на розыгрыш, да буйство, ну а я, понесу очередное нарекание, а ты взыскание…
- Ох шеф, а вы оказывается коварный начальник-то! – как-то так, вздохнув, заметил Аристарх.
- Положение обязывает! – развёл руками Хортов.
Х Х Х
Час через полтора после обеда, появился наконец Урусов, вошедший в Управу по чёрной лестнице.
- Заждались мы тут тебя, Иван Севостьяныч! – хлопнул в ладоши Хортов. Урусов снял запылённый картуз, сел на стул перед столом начальника, и слегка улыбнувшись, негромко проговорил.
- Есть, Евпатий Гордеич…
Они с Горобцом и Архиповым, вчера ещё, снова, но уже поздно вечером, встретили Губатова в том же кабаке, он только приехал откуда-то, и был почти трезв. Поведал друзьям «страшную новость», что Ермошку придурковатого, порешили в подворотне ну и так далее… выпили за упокой Ермошки, а потом пошли водить Губатова по другим кабакам, но нигде дольше получаса не сидели, дабы не проявлять себя излишне. Садились в полутёмные уголки с одной свечечкой, и поили-угощали Губатого, «нужным» вином. Он стал хвалится что у него много денег, и он знает одного «господина инженера из Москвы» у которого есть умные люди. Некие ребята (двое) предложили Губатому помочь одному инженеру, а заодно и самому сказочно разбогатеть, и стать барином (ну не весь же век, в подмастерьях при кузнецах болтаться, как роза в проруби!) Губатый смекнул что дело рисковое, но согласился. Свели их с инженером, назвался Евгением Петровичем, собой лет на 40-к тянет, темноволос, и усы как у господ, хорошие. Адреса не знает. Так вот, дал Губатому Евгений Петрович, один чертёж, и велел сказать хозяину, что это, часть паровой маслобойки, новой, и надо такую сделать точь-в точь. За ценой инженер не постоит, и даже сам пришёл и задаток дал. Ну ничего, сделали. И так как Кузьму Губатого знали почитай все кузнецы города, то в разных кузнях, мастера разные детали и ковали, и по форме в глине отливали, ну словом одну машину сделали. И самое интересное, всё это сделалось почти год назад!
Первые три месяца Губатый получал хорошо, но не так как обещали, ( и велели работу в кузне не бросать!) и только вот с этой весны, деньги пошли. Один раз, ночью, Губатого возили в крытой коляске вёрст за 20-ть за город, в одну усадьбу, в цокольном этаже которой, при свете ламп, стояла «хитрая машина, что бумажки делает, только тссс!» Губатому сам инженер сказал, что она что-то хандрит. Губатый, как присутствовавший что называется при родах машины, велел её пустить, пустили, он послушал, а потом полез куда-то в неё, и достал щипцами осколок заусенца, что в механизм попал. Инженер на радостях дал ему пачку «синюх», и его так же тайно, увезли домой.
Губатый, ещё и железный лом везде для инженера скупает, с начало с тачкой ходил, а теперь мужика с телегой нанимает. Лом у него на окраине перегружали в другую телегу, и все расходились довольные, и с деньгами.
А тут опять же, в начале лета, в конце весны, инженер снова чертежи принёс, но уже много легче и проще машина. Колесо большущее на четыре спицы, верстак раскоряченный, рычаги, и ещё там хяровина сверху, на штаны похожая. Губатый с инженером опять по кузням, мол рычаговую овощерезку один барин заказал, он дюже квашенную капусту любит. Ну что, в пяти-шести кузнях всё сделали, инженер на сей раз, сам все заусенцы проверил, денег опять же, отщипнул щедро, и каждый раз, новую деталь куда-то увозили, но Губатому то было не интересно, язык за зубами он держать умеет.
И теперь, каждую неделю, Губатый получает много денег, но после сильного проигрыша в кабаке, инженер пригрозил, что коли сие повториться, то он ему, более ничего не даст. Губатый испугался, и теперь на игру, больше, чем с пятью рублями мелочи, не ходит. Но друзей-то угощать, никто не воспрещал, и он угощает! Урусов выложил взятые у Губатого купюры.
- Всё Евпатий Гордеич, теперь бы выследить этого Евгения Петровича, и шабаш делу!
- Губатому, он наверняка свой псевдоним назвал, - заметил Хортов, - а в остальном, вы просто молодцы ребята, весьма грамотно сработали! Следить за Губатым денно и нощно. Скоро всё должно закончится, дня три, не считая сегодняшний. Ну, с богом Иван Севостьяныч! – Хортов пожал ему руку, и он тихонько выскользнул из кабинета.
- Ну-с, примерно то, что я и предполагал! – устало проговорил Хортов, усаживаясь на диван, откинувшись на спину. Но, через пол часа, вошёл дежурный, и доложил, что некто одетый под приказного, только сейчас внизу, оставил у дежурного желтоватый конверт «для господина Хортова» и быстро ушёл.
- Давай конверт, и ступай себе! – махнул на него Евпатий. Дежурный отдал послание, и тот час же ретировался.
- А это от Шумельского, - подал голос Хортов, и Аристарх тут же очутился рядом на диване.
Шумельский начертал следующее. Они, под видом небогатых дворян или купчиков, посещали вечера да салоны, играли в карты, приглядывались. Заглядывали в ресторацию, в приличные трактиры заглядывали, в игорном клубе были. И вот буквально только позавчера, попался один мелкий на вид помещик, лет 35-ти, такой, из ещё не разорившихся, но уже… Имя ему Котошихин, Леонид Порфирич. Так вот он, внезапно для всех, разбогател, утверждая что копаясь в доме, у одной из старых печей, отвалился изразец, и там, он нашёл несметное наследство родителя покойного, который по желчности характера, утаил от нуждающегося сына, все деньги! Играет по крупному, но, только купюрами по 25, 100, и 200 рублей, 18-20-х годов выпуска (купюры прилагались к письму) Бумага хорошая, новая, ну и в тайнике за столько лет не истрепалась конечно!..
Поместье Котошихина, в 22-х верстах от города, в деревне Котошихино. Хозяин жил холостой жизнью, но теперь, собирается женится. Ассигнации похожи на настоящие, но чем-то настораживают, и требуют дополнительной проверки. Работу по Котошихину и возможным сообщникам, продолжают.
- Так, Аристарх, давай-ка брат гони за парой чая, а я стану все эти деньги тут сравнивать… Хорошо бы конечно у нас тут у кого подобные для сравнения взять, ну это уж как выйдет, беги шустрее, лицейский друг! – нетерпеливо приказал начальник, проходя и усаживаясь за тол, где он и разложил ассигнации. Аристарх спешно вышел.
Итак, разновидности ассигнаций по 200, 100, и 25 рублей, господина Котошихина, Леонида Порфирича. Полусотен и более мелких, нету не спроста. Ужели сами изъян углядели-учуяли? Может статься и так… Вооружившись лупой, следователь погрузился в привычный процесс. Рассматривал каждую купюру долго, чуть ли не обнюхивая, ощупывал изучая бумагу (хрустит приятно) уж и чай Аристарх принёс, уж и пить его в почти тишине неторопливо начал, и тут, Евпатий негромко воскликнул.
- Липа! Нашёл!
- Чего там, шеф? – в нетерпении бросился к нему помощник, и Хортов торжественно указал на подчёркнутый карандашом, уличающий знак.
- Изволь видеть Аристарх, на всех трёх видах купюр, подписи управляющего и кассира, не то, что каллиграфически, а даже гравировально точно совпадают, словно они не написаны от руки, а напечатаны, всмотрись хорошенько!
Аристарх жадно бросился к ассигнациям, долго глядел, и точно, слова шефа полностью подтвердились: хвостик в хвостик, завитушка в завитушку, совпадение идеальное! Достали мелкие купюры, и полусотню, что «изъял» Урусов у Губатова, та же картина! Сходили к полицмейстеру, и попросили его поискать у себя в сейфе настоящие ассигнации, тот ни звука против, нашёл, сравнили, и вот те на! Различие на лицо, и подписи не на одном месте, и хвостики иные, и чуть сдвинуты, на толщину ноготка, но под лупой видно: это казённая ассигнация, а вот эта вот, липа!
Покопались в казне Управы, нашли купюры 18-20-х годов, ну полное, гравёрное совпадение с новыми, только на новых, уже и фамилии некоторые другие, и почерк через лупу отличим. Обыватель-то не распознает, что ему, обывателю-то? Но уголовная полиция себя проявила…
- Молодцы! – выдохнул просиявший Мефодий Лукич, - ей-ей молодцы! Ну, теперь тряхнуть этого Губатого, душа из него вон, и всё?
- Увы, Мефодий Лукич, - развёл руками Хортов – Губатый мелкая сошка, инженера, я уверен он только по псевдониму и знает, но: возили его чинить машину, как он рассказывал, вёрст за 20-ть от города, и помещик внезапно разбогатевший от папенькиного клада, Леонид Порфирич Котошихин, проживает в 22-х верстах от нас. Не там ли станок, шлёпающий фальшивые бумажки?
- Ну нагрянуть с обыском и всё! – разгорячился было Разорихин.
- Нельзя, рано Мефодий Лукич, а рычаговый пресс Скородумского с монетами? Он-то в ином месте, не исключено даже что в иной волости, и даже уезде! Брать, так уж всех разом, накрыть всю шайку, и чтоб Варан, в четвёртый раз не ушёл. И на это, Мефодий Лукич, есть у меня план, долгими часами раздумий выстраданный…
Хортов подал Разорихину новый, отредактированный план операции. Полицмейстер прочёл его весьма внимательно, а затем вернув на стол, в целом одобрил, но высказал небольшое сомнение, на не посвящение в него губернатора.
- А на что нам, губернатор? Вы же полицмейстер всей губернии, и подобные вопросы, только в вашей компетенции, это раз! – делая нарочито верноподданическое лицо, стал перечислять Хортов, - А потом, наш губернатор хотя и на своём месте, но уж больно словоохотлив, и может невзначай сболтнуть лишнего, а все шишки за провал, посыпятся на нас с вами, Мефодий Лукич. А так, вы, заявитесь к купцу, и от лица всего города, заявите, так мол и так, то-то и то-то, для того-то! Да купцы из порток выпрыгнут, коли их, сам полицмейстер попросит! Уж коли они квартальных да частных приставов норовят всячески ублажить, то уж благотворительность с вашей, подаче, так и за честь почтут!
- И когда же мне, купцу этому, визит нанести? – спросил полицмейстер, на что Хортов доверительно заметил, что многое будет зависеть от результатов большой слежки этой ночи, но, в любом случае, Мефодий Лукич должен будет пойти к означенному купцу, завтра с утра, после доклада Хортова. Разорихин замер в сомнительной задумчивости. Хортов, слегка потеряв терпение, предложил начальству быть виноватым во всём, только бы дело не погибло из-за сомнений!
Разорихин добродушно улыбнулся в усы и бороду.
- Евпатий Гордеич, неужели ты думаешь, что я, седой полковник, прошедший, как и ты, огонь и воду в молодые годы, свою старую задницу, тобой прикрою? Нет-с, операция это полицейская, ты прав, и губернатора она в деталях не касается… Да, вы жандармов привлекать будите?
- В этот раз, не вижу необходимости, пособят солдаты внутренней стражи, с капитаном ихним, я уже договорился.
- Ишь ты, и когда успел только! – искренне удивился Разорихин, и уточнил день операции.
- Через три дни Мефодий Лукич, не ранее, покуда в той дубраве всё построят-поставят, пока газета на каждый день про то объявления давать станет, да на заборах их расклеят мальчишки, продажу билетов от одного до двух лиц в кассе нашего театра начнут, да уполномоченные распространители подтянутся, вот не ранее трёх дней-то, всё и произойдёт.
- Ну и добро Евпатий Гордеич, завтра по утру жду вашего доклада, и выхожу на сцену лично! – проговорил Разорихин, и пожелав удачи, вышел. Ни Хортов, ни Аристарх, эту ночь дома не ночевали.
За заведением маман, следило двое помощников одного пристава с полицейским кучером, за домом купца Завялова, приглядывали люди второго пристава и унтер из внутренней стражи, с полицейским опять же кучером. Хоромы Окоселова, оказались под зорким оком двоих опытных унтеров из внутренней стражи, с кучером и бричкой помещика Брызгина, который провожая своего возницу на это дело, ободряюще заметил ему, чтобы тот, служил крепко и верно, товарищей не бросал, стоял насмерть, а коли пришлось бы,
то и с жизнью своей расстался достойно, как подобает русскому человеку! Господское наставление, (особливо его финальная часть) как бы это сказать, не взбодрило духом сероватого кучера, который, осторожно вопросил унтеров, что уже затаились во мраке ночи, «Не будет ли тут, стрельбы с убийствами?»
- Чаво? – недовольным шёпотом переспросил один унтер – Какая тебе дураку стрельба с убийством? Мы следим, и должны быть ни слышны и не видны!.. Это что тебе, облава? Ты дядя не бзди, а сиди и будь готов ехать, куды мы тебе прикажем! – на том, диалог робкого возницы и его бойких товарищей, прекратился.
Сам Хортов, уже вечером, прогулялись с помощником по скверику близ Дома Призроения, и не на одном из двух фонарных столбов, условного знака от Оленьки, не нашли. Для верности, беря во внимание женскую забывчивость, Аристарх навестил Дом свиданий на тихой улице, но писем на имя «графа Иванова» там тоже не было…
- Значит диспозиция по результатам разведки такая – начал Евпатий, когда они присели на скамейке у собственного сквера, близ Управы, - после ужина, мы с тобой, переодеваемся попроще, под приказчиков, и дожидаемся темноты у игорного клуба, с той стороны, куда ходит простой люд. Внутрь не пойдём, а покрутимся в тени сада, так вернее будет, и попутно послушаем что в народе говорится про всё это…
- А после, как вы давеча говорили, мы тоже где-то ночь проторчим на нанятом лихаче? - напомнил Аристарх.
- А дальше Аристарх, мы стороночкой, сделаем небольшой полукруг, посетим три-четыре питейных дома, где поторчим от силы по пол часа, и по домам! – внезапно закончил диспозицию Хортов.
- Не понял я чего-то, шеф, а в чём соль этого вашего манёвра-то? - вопросил Аристарх.
- Ну во-первых, потолкаться на людях, полезно всегда, ибо среди кучи брехни кучерской, да вздору бабьего, можно невзначай услыхать и что-то полезное. И потом, пробежка по кабакам, где мы не более чем по рюмашки и примем, тоже может дать свои результаты. Ну, а хорошая прогулка перед сном, и умеренная порция коньяку, полезны для здоровья…
- Так мы что, по домам после?
- Ага…
- А для чего тогда сразу дома не остаться-то, Евпатий Гордеич? Ведь и так понятно, что ничего интересного, мы для себя в тех местах не услышим! - резонно возразил Аристарх.
- Ну, во-первых, не так-то уж это и понятно, - стал объяснять Хортов, - а во-вторых, сидеть, а точнее спать дома или в Управе просто так, нету никакой мочи. А так, хоть часть времени убьём перед тем, как утром опять на службу. А то возьмёт, да и повезёт нам, и хоть одна из трёх наших команд, что-нибудь, да и углядит этой ночью! Либо купцы, либо маман себя проявит, и тем и тем, уже пора бы шевелиться.
- Только и всего-то? – разочарованно протянул помощник, - А я-то думал, там какой манёвр у вас!
- Вот он самый, конно-артиллерийский манёвр и есть, с пользой провести время, а затем ожидать дома известий от наших молодцов!
Так всё в дальнейшем и произошло. После ужина, оба проболтались до темноты на простой половине игорного клуба, а потом, не торопливо, ни кем не узнанные, посетили четыре питейных домика, приняли по рюмашке коньячку в каждом, и под занавес, разошлись каждый в свою сторону, надеясь на утренний результат. Однако Хортов, не полез в нагретую супругой постель, а расположился у себя в кабинете, зажёг там лампу и канделябр, сделал сам себе чай, и принялся сам пока не зная, чего, ждать. Он прикладывался на диванчик, забывался дрёмой, и вскакивал глядя на часы, но всякий раз оказывалось что «спал» он 10-15 минут. затем следовала новая кружечка чая, хождения и размышления, прикидки на так и сяк, листание альбома со средневековыми гравюрами, в общем надворный советник Хортов, ждал. Ждал известий, как ворон крови.
Ожидания его, оправдались в четвёртом часу утра, когда ещё было темно, но,в наступающей заре забрехала собака, послышался призывный звонок в дверь, и Хортов подскочив из кресла, отбросил альбом и вооружившись канделябром, поспешил открывать, столкнувшись в передней, с собственной горничной, что весьма удивилась, узрев барина не в халате и туфлях, а в брюках, жилете и простой рубахе с не застёгнутым воротником.
- Кто там? – громко спросил следователь.
- Младший унтер Блохин, ваше высокоблагородие, мы за заведением следили, ну и кое-что есть!
- Один момент! – Хортов жестом спровадил Анфису, а сам отперев дверь, впустил высокого, но сухопарого человека, походившего скорее на приказчика из мучной лавки.
- Докладывай без экивоков саму суть, я слушаю! – коротко распорядился Евпатий. Младший унтер начал с того, что около полуночи, маман на своём экипаже, спешно куда-то поехала, а они, на удалении не позволяющем потерять объект из виду, за ней. Где-то через пол часа, с поворотами да заворотами, экипаж с маман остановился на улице Ткатской, у средней величины деревянного дома, однако номера в темноте разглядеть не удалось, но при доме слева, стоит колодец- журавль, один на несколько домов. Когда маман остановилась, они прокатились чуть дальше, и затаились на обочине, скрытые тенью больших вётел. Маман пробыла в том доме порядка 20-ти минут, и провожал её до экипажа какой-то не старый мужчина, но более детальных примет, разглядеть не удалось, окромя усов обычных. Оттуда, маман спешно тронулась дальше, а полицейский экипаж, спустя пол минуты, не обнаруживая себя, поехал следом.
На сей раз, маман выехала на одну из широких улиц, и лихо покатила мимо гудящих кабаков, гулящих девок на обочине, да обгоняя другие экипажи, попадались коляски и на встречу, так что следить стало сразу легче. Маман через четверть часа свернула на Губернаторскую улицу, и остановилась у средних размеров каменного домика с мезонином, и балкончиком из металлических завитушек. Номера опять же разглядеть не получилось, но напротив того домика, торчит афишная тумба у кучи с морским песком. Полицейский экипаж опять проехал мимо, и стал чуть в удалении, так же во тьме и мраке. Маман торопливо вылезла, и стала звонить. Скоро загорелся в окошке свет лампы, дверь открыли внутрь, и маман юркнула туда вся и сразу.
А кучер, видимо уже не раз тут бывавший, перелез с козел на сиденье, и скоро захрапел каналья. Так прошло более двух часов, пока вернувшаяся из дому маман, зонтиком растолкала кучера, и бросив ему «Пошёл на место, лодырь» уселась во внутрь, и уже далее, не спехом, вернулась в заведение, всё!..
- Молодец, вы там, у заведения, не на виду стояли, нет?
- Как можно, ваше высокоблагородие? - слегка изумился младший унтер Блохин, - Мы там, чуть сбоку, за деревами что вроде приусадебного парка. Заведение и входы-выходы видны хорошо, а мы в глаза не бросались. Там, по мимо нашего экипажу, ещё четыре-пять дежурили, хозяев из заведения ждут. Один приедет, другой уедет, так мы там и не заметны вовсе были…
- Молодец унтер Блохин, выношу всей команде благодарность. Теперь лети назад, и там на месте, разрешаю немного поспать, но один обязательно в дозоре должен быть, два часа, потом смените! Утром как жизнь в заведении начнётся, снова там стойте, и во все глаза примечайте знакомые лица, кто входит, и кто выходит! Днём спать по одному, по три часа, ну, а с вечера ни-ни, бдить во все зыркалки!
- Слушаюсь! – козырнул младший унтер, и исчез, после чего, повинуясь внутреннему чутью что визитов домой нынче не будет, Евпатий вернулся в кабинет, прилёг на диван, и быстро уснул, чтобы проснутся точно к завтраку.
… Едва появившись на службе, почти одновременно с Аристархом ( что случилось чуть ли не впервые) Евпатий Гордеич получил от дежурного сразу два пакета, адресованных себе лично. Это оказались рапорта двух команд что следили за купеческими домами, но в них не нашлось ничего интересного. Оба купца по возвращении из своих контор, из домов уж никуда не выходили, один гонял служанку с корзиной в лавку, и всё. Лавка продуктовая, торгует и хлебом и селёдками и чаем и сахаром, ну словом есть всё, и даже четыре столика для посетителей, навроде трактира.
Евпатий ничего не стал писать в ответ, как действовать далее, ребята и сами знают. Он положил эти рапорта в стол, записал подробно сведения, доставленные младшим унтером Блохиным, прочитал их Аристарху, и спросил у того, что он думает по этому поводу? Помощник почесал голову, и неопределённо пожал плечами.
- Ну, второй, что на Губернаторской, судя по времени, любовник, ну это я, так думаю, - логически рассудил помощник, - она хоть и маман, но тоже женщина, и ещё даже ничего себе, вот она к «своему генералу»-то и ездила…
- Отставник какой-нибудь, не старше майора, а то и капитан, - добавил соображений в версию Аристарха шеф, и чуть улыбнулся, - женщины любят так величать бывших военных, чтоб придать им весу в собственных глазах. А вот кто первый, и чего она хотела от него, я кажется догадываюсь… Так, Аристарх, диспозиция следующая: ты, сейчас, срываешься с места в галоп, и несёшься на те улицы, Ткацкую и Губернаторскую, и весьма осторожно, как учили, выясняешь всё про обитателей. Держись по проще, вид у тебя в сером сюртуке и с тросточкой, обычный, казёнщины в лице нет, ты обознался домам, либо улицей, если что…
…-ищу старого товарища! – прикрыв глаза, закончил мысль шефа помощник.
- Вот и чудесно, вперёд! – мотнул головой начальник, и Аристарх вмиг выскочил из кабинета, а Хортов взял бумагу со сведениями, вложил её в небольшую папку, и очень быстро пошёл на доклад к полицмейстеру. Вернулись они оба, он и Разорихин через пол часа, и расположились в хортовском кабинете по-деловому: Евпатий занял законное место, а Мефодий Лукич пододвинув кресло, присел рядом с бюро, на котором с приятной методичностью, позванивали часы. После короткого доклада о слежке за борделем, Евпатий вновь изложил свой план накрыть разом всю верхушку шайки, делателей фальшивых ассигнаций, и Разорихин окончательно согласился на это, но начать действовать, обещался только по возвращению с задания Аристарха. Полицмейстер сказав своему помощнику, что его пока ни для кого нет, прошёл с Евпатием в его кабинет, и ждать решили там.
Дабы скоротать время, перебрасывались незначительными фразами, туманными версиями да предположениями, а затем решили поиграть в шашки. Аристарх вернулся сравнительно быстро, часа через два, ибо как он пояснил, туда-сюда на извозчике вот и не задержался. Поприветствовав как полагается полицмейстера, Гайтанцев с разрешения последнего сел на стул так, чтоб одновременно лицезреть обоих начальников, и пошёл сразу с главного.
На улице Ткацкой, в доме под нумером 47-мь, проживает Евгений Петрович Кульбитов, сорока лет, механник из Москвы. Живёт тем, что починяет и ладит любые механизмы, но служить ни к кому не идёт, ремесло де кормит!
- Ну, Мефодий Лукич, что я вам говорил? Урусов со слов Кузьмы Губатого, упоминал механика Евгения Петровича, а после того, что я узнал от своего польского агента, да вчерашнего ночного визита маман к механику за чем-то, всё становится на свои места. Это, тот самый механик, что по похищенным чертежам, собрал и запустил рычаговый пресс Скородумского! – просиял победной улыбкой на лице Хортов, бросив на стол перо.
- Определённо Евпатий Гордеич, определённо он! – задумчиво согласился Разорихин кивая, - Хм, ну а другой что, кем оказался?
- Другой, там всё проще Мефодий Лукич,- стал отвечать Аристарх, На Губернаторской, в доме под нумером 53-и, живёт богатый мещанин, Александр Вавилыч Лыкунин, 48-ми лет, не женат и без прислуги, обедает в трактирах, или заказывает на дом. Так вот, этот каменный дом с мезонином, и металлическим балкончиком, он купил два года назад, у бывшего хозяина, некоего Василия Бляхера, погоревшего на векселях, и принужденного потому и дом продать, чтоб в «яму» не сесть. Так вот, - Аристарх перевёл взор на своего шефа – Александр Вавилыч этот, живёт тем, что даёт взаймы, под хороший, но не людоедский процент. Да, работает исключительно с деньгами, барахло и украшения не берёт, ну, клиентура у него и водиться… А маман эта, чистой воды ему любовница, так мне и дворник, и соседи показали… э-э… поведали!
- Что?! – сразу весь побледнев, замер Хортов, - Ты что, у них про женщину спрашивал?!
- Да не конечно! Ну что вы так побелели-то уж сразу, Евпатий Гордеич? – поспешил объяснится Аристарх, - Просто. одна словоохотливая соседка, у коей я и справлялся «не тут ли товарищ мой такой-то проживает?» и рассказала мне, что к нему, иногда ездит роскошная дама средних лет, бывает у него, ездят кататься на её экипаже, а иной раз, дама у него ночует, ну так и есть, его любовница! Соседка из таких, кои любят блюсти чужую нравственность, а потому, с Александром Вавилычем не разговаривает, хотя он солидный человек, опрятен, в дорогих костюмах ходит, и бакенбарды как у дворянина, и собой видный, а распутствует… Ну, я поблагодарил соседку, да и ушёл, всё! – Аристарх развёл руками.
- Заёмщик денег, разновидность ростовщика, - пояснил Хортов. – видимо посетил как-то заведение, да не на девочку запал смачненькую, а на саму маман, ну а той что? Любой бабе приятно, когда к ней не за деньги, а за чувства интерес имеют. Иначе чёрта бы она лысова, к этому Лыкунину, в такую пору понеслась, чувства-с!
- Да, но откуда он, и кто такой вообще есть? Не член ли шайки? – опасливо переспросил полицмейстер.
- Думаю что это, мы на днях выясним, Мефодий Лукич, а теперь, самое время вам купцов навестить. Сегодняшний день уже не в счёт, пока они там раскачаются, да леса завезут строительного, да всё прочее что мы в плане вам подали, и считая уже с завтрашнего дня, 29 августа, всё должно произойти, времени у нас довольно, если сработаем как условились.
- Позвольте, а может всё же взять этого механика, раз он разоблачён, да и вытряхнуть из него всё, а? – предложил Разорихин.
- Мефодий Лукич, если бы за сим не стоял Варан с его головорезами, поверьте, механик и маман уже давали бы показания в вашем присутствии, но – Евпатий чуть поднял палец в верх, - его арест спугнёт Варана, ведь мы даже приблизительно не знаем где он гнездо себе свил. Я бы, на его месте, жил либо за городом, либо на окраине, так уйти проще, такие у нас там трущобы да чащобы, сами знаете! А посему, нельзя инженера трогать…
- А следить? – не уступал Разорихин.
- А кого послать? – устало вздохнул Хортов, - Наши лучшие люди в городе, вон, за борделем да купцами, и то, с миру по нитке собирал… А ведь по мимо этого дела, у нас и иные есть, там тоже хоть кто-то, да нужен… Жандармов просить не хотелось бы, они сами этих делателей ищут, и кто ж вам в этом случае, людей-то своих даст?
- Да-с, ситуация… остались выходит мы с вами втроём? – усмехнулся полицмейстер, на что Хортов, неожиданно сказал, - Коли у орудия половина прислуги побита, то и командир подносчиком становится… За инженером, или пусть его механиком, послежу я, а Аристарх Сергеич, тут, на связи останется, ничего другого не остаётся!
- Слушаюсь! – коротко кивнул помощник, и все поднялись с мест.
- Я, отправлюсь теперь же в гардеробную, - обратился Хортов к полицмейстеру, - и самое главное: за возможный провал операции, отвечать буду только я, лично, ваше Имя Мефодий Лукич, не пострадает, я, предусмотрел и этот вариант! – закончил мысль надворный советник.
- Кхм, будем уповать на бога, да вашу проницательность – кашлянул в кулак Разорихин, и добавив, что к купцам отправляется немедля, заложив руки за спину, вышел.
- Вот так Аристарх, рисковать мне придётся в серьёз, а иного выхода нет, - задумчиво произнёс шеф, - Было б у нас людей достаточно, другое дело, а так, мы до зимы этого Варана не изловим, даже если станки эти прихватим… Ну а пока, тебе из этого кабинета отлучка воспрещена, ты на связи, а я обличие менять пошёл…
Однако, дело обернулось не совсем так, как ожидали в Управе. Уже после обеда, когда Аристарх закусывал едой из трактира, дверь в кабинет широко растворилась, и вошёл Евпатий, в поношенной одежде небогатого горожанина, старой шляпе, очках с мутными стёклами, и нечёсаными бакенбардами, кои он тут же отклеил, и небрежно бросил внутрь шляпы, положив её на угол своего стола, а сам сел к столу Аристарха.
- Дохлый номер приятель, - устало сообщил он, глядя на подчинённого.
- Вы его дома не застали? – догадался Аристарх.
- Именно так! – кивнул Евпатий, - Прохожу мимо дома его, а там замок на двери, я соседям. Так мол и так, музыкальная шкатулка от папеньки досталась чудная, немецкой работы, да вот погибла, а тут говорят преотличный механик живёт, да вот не застал, и не подскажет ли кто?.. Ответы посыпались самые пустые. «А кто ж его знает?» «Может и теперь воротится, может в лавку за чем ушёл!» «Да какую лавку? Извозчик за ним приехал, видать вызвали куда, может фортепьяну какую починять!» Короче, оказалось, что инженер часто так пропадает, и порой по два-три дня, соседи его не видят.
Заглянул к тамошнему квартальному, не открывая себя (подчеркнул Евпатий) Опять то да сё, тот отмахнулся от меня, ступай мол вон отсюда, не до твоих теперь шкатулок, а мастера того, он и сам видал всего два раза, и дела ему до него нету никакого. Ну, я гнева полицейского дожидаться не стал, да и свинтил оттуда поскорее. В одном трактирчике солидно пообедал. Затем опять вернулся на Ткацкую, нет, висит замок на месте! Ну, делать нечего, вернулся сюда, передохну до сумерек, а потом обратно. Я брат с твоего разрешения, на диванчике-то прилягу? – скромно улыбнувшись проговорил Хортов, с «надеждой» ожидая ответа.
- Да шеф, конечно, - чуть растерянно, не зная как должно реагировать на такие шутки начальства, сказал Аристарх, а шеф подошёл к дивану, сбросил туфли, лёг на него чуть поджав ноги, и сладко задремал… К Аристарху, пока его шеф сладко почивал спиной к дверям, заходило несколько чиновников из канцелярии, с бумагами и протоколами, требующих доработки, и на их молчаливые вопросы, относительно похрапывающего тела на диване, буднично отвечал.
- Это свидетель, весьма важный, у нас от расправы скрывается.
Чиновники понимающе кивали, и молча уходили. По мимо чиновников, заглянули две солидные дамы, одна по поводу арестованного городовым её мужа три дня назад, за драку с извозчиком (Аристарх направил её в канцелярию, написав сопроводительную записку) правда пока дама излагала просьбу, она пару раз, непроизвольно бросала взоры наспящего. Аристарх коротко пояснил что это, бездомный сирота, временно пригретый полицией. Другой, и последней на сегодня посетительницей, к немому удивлению Аристарха, оказалась не кем-нибудь, а Стефанией Леонидовной Голубихиной, бывшей любовницей прапорщика Оскара Пеперина, который топал теперь в кандалах на каторгу, за соучастие в убийстве под видом дуэли, поручика Сумскова. На учтивый вопрос коллежского асессора, что сударыне угодно-с, был получен ошеломляющий ответ, после которого, тело на диване, начало подозрительно мелко трясти, словно в ознобе. Оказалось, что господин Хортов, посадив её Оскарушку, оставил бедную женщину совсем одну, и теперь она растеряна, не знает как быть, и желала бы видеть господина Хортова, лично (тело на диване резко замерло)
- А на что вам, сударыня, Евпатий Гордеич вдруг стал потребен? – удивлённо переспросил Аристарх.
- Он оставил меня почти вдовой, и теперь как-то должен поправить положение! – плаксиво пояснила Стефания Леонидовна, после чего, тело на диване вновь задрожало в мелком ознобе.
- А именно? – насторожился Аристарх, подавшись всем корпусом, чуть вперёд, - Каким образом, господин Хортов, обязан поправить ваше положение?..
- Ну, каким… ну может он изволит ходатайствовать, чтоб мне, вернули моего Оскарушку, он уже, по-моему, достаточно наказан. А Хортов, мог бы проявить милосердие, - высказалась дама. (Тело на диване, стало подрагивать в мелких судорогах, на что наконец обратила своё внимание, удивительная в своей наивности просительница)
- Сударыня, - мягко, но решительно, начал ответствовать Аристарх, - мы сыскная полиция, а не ломбард, мы любовников обратно не выдаём-с!..
- Ну как вы смеете – сконфузилась дама, косясь одним глазом на дрыгающееся тело на диване.
- Арестантов простите,- поправил себя помощник, - а уж коли он вам так потребен стал, так поезжайте за ним в Сибирь! А у нас простите, служба, да вот ещё, видите, человек на диване трясётся и дрожит? (просительница поспешно закивала) Подобрали у дверей, избитого и больного лихорадкой, ведём дело, и опасаемся, не заразен ли вот? – уже не скрывая улыбки, воскликнул Аристарх, во след стремительно сорвавшейся, и вылетевшей из кабинета, очередной «жертве» собственного шефа. Едва за ней захлопнулась тяжёлая дверь, Хортов буквально скатился с дивана на пол, и не сдерживая себя, хохотал минуты две кряду. Затем, кое-как усевшись, он выпил стаканчик вина, поднесённый заботливым помощником, выдохнул и сказал.
- Всякий вздор приходилось слышать от просителей, и что их мальчики-девочки ни в чём не виноваты, и что они романтики-поэты, только вот проходили почему-то по делам о разбоях и убийствах, но, - Хортов всплеснул руками, - любовников с каторги, ещё никто назад не требовал, да-с… Эта дамочка, воистину литературная женщина, с неё надо писать роман – выделив букву «о» потянул сыщик, - ты Аристарх, не умеешь?
- Я нет, а вы?
- Я наверно тоже не умею… да, про лихорадку ты хорошо придумал, иначе мне пришлось бы… - он не договорил что именно ему пришлось бы, а лишь неопределённо поиграл бровями. Уже вечерело, но до темноты было далеко, и Хортов с помощником, сели ещё раз всё обсудить, взвесить и прикинуть на ближайшие дни, до 29 августа, даты, на которую была назначена секретная, полицейская операция.
Х Х Х
Ночные бдения в Управе, и слежка за домом механика Евгения Петровича Кульбитова, ничего не дали. Уже в темноте, Евпатий засел в дозор за кустами сирени, росшими через дорогу у соседей инженера, но окна его, весьма долго хранили отражающий лунные блики мрак. И только около полуночи, к его дому подкатил экипаж с поднятым верхом, из которого вначале вылез сам Кульбитов, затем вытащил наполненный чем-то тяжёлым, тёмного цвета дорожный чемодан, , коротко простился с возницей, и когда тот уехал, отпёр замок на двери, зажёг спичку, и подхватив чемодан, зашёл внутрь.
Минут через пять, в одном из занавешенных окошек, загорелась лампа, и силуэт хозяина, принялся чего-то делать, затем сел за стол, и полицейский понял, что инженер ужинает. Выдержав для верности ещё два часа, Хортов вернулся в Управу, справедливо полагая что до утра, механик никуда не денется, да и вообще, дело, завертелось уже теперь в иную сторону…
Утром, на заборах, тумбах, и стенах, появились афиши следующего содержания.
Благотворительный Бал-Маскарад!!!
Августа 29-го дня, за городом, в Дубовой роще,
состоится благотворительный бал-маскарад,
устраиваемый на средства купцов нашего города,
во главе с городским головой!
Торопитесь! Торопитесь! Торопитесь! Будут
музыканты, актёры нашего театру, факиры, фокусники,
жонглёры, и прочая, и прочая, и прочая!
Для всех купивших билеты, будут столы с угощением,
и буфет со сниженными ценами! Обещается быть
достойная иллюминация, фейерверк и масса веселья!!!
Лучшие люди города будут на этом карнавале!
Можно прибывать уже в костюмах, но у кого нет, дадут на прокат.
Всем быть хотя бы в масках, без оного атрибута, дежурные
никого не пустят! Допускаются только взрослые люди,
и молодёжь не младше 16-ти лет. Билеты на одно, или же
два лица, вы уже теперь же, можете покупать в театральной
кассе. Доходы с сего маскарада, пойдут на Дом Призрения
для детей-сирот, и больницу для бедных. Все, кто не
равнодушен, и желает хорошо провести время,
приглашаем в выше означенный день, к девяти вечера,
за город в Дубовую рощу, что у прудов.
Равнодушным не останется никто, и унесёт с собой,
массу незабываемых впечатлений!
Ближе к полудню, то же объявление, появилось и на первой полосе в газете. Горожане хлынули в кассу, но половина, с тоскливым видом выходила обратно, цены на билеты бала-маскарада, оказались от двух, до трёх рублей! Только действительно состоятельные люди, смогли себе это позволить. Такое дело подстегнуло многих. Евпатий Гордеич вручил жене и старшему сыну по билету; ей на одно лицо, и сыну на два.
- А ты? – удивлённо смерив мужа взглядом, растерянно спросил Наталья Сергеевна.
- Увы душа моя, я на службе, и Аристарх мой тоже, да-с, некогда нам по карнавалам-то ходить. Изо всей полиции, там только городовые, да пара квартальных для порядка будут, ну и больничная карета с фельдшером да санитарами! – приобняв жену за плечи, объяснил Евпатий, и посоветовал ей не огорчатся, а лучше приготовить карнавальный костюм, или хотя бы маску, без этого не пустят.
Все дни до означенного карнавала, город гудел как растревоженный улей. Уже стало известно, что маман купила несколько билетов, а именно три: два на два лица, и один на одно. Хортов с Аристархом дневали и ночевали эти дни в Управе, проверяя и перепроверяя готовность к операции. Через условный знак, особое объявление в газете, Евпатий вызвал к себе Урусова и Шумельского, вручил им билеты на них и их людей, и строго предупредил чтоб 29-го августа, всем под видом благородных и солидных кавалеров, быть на месте, а пока, продолжать основную работу.
Прежде чем уйти, Урусов сообщил что Губатый, вчера выехал «до одного барина, деньгу зашибить», а Шумельский добавил, что следом, «ненадолго» уехал в своё имение и Котошихин, купивший билет на два лица. Хортов поблагодарил их, и на какое-то время, они расстались. Далее, по мере того как текло время, выяснилось что один билет на два лица, маман подарила Евгению Петровичу Кульбитову (он хвалился в своём окружении что «достал билет с большим трудом») другой, на два лица, оставила у себя, но, посещала дом заёмщика Александра Вавилыча Лыкунина, и скорее всего, отправится на маскарад с ним. Судьба третьего билета, оставалась пока тайной. Но уже и того было достаточно, что на празднике, будет-таки Кульбитов.
- Возьмём тихо инженера, узнаем где прячется Варан, и работают машины. Только инженер, знает это наверняка! – говорил Хортов на тихом совещании с Аристархом и полицмейстером, у себя в кабинете. Не мудрствуя лукаво, Разорихин решил быть на маскараде инкогнито, (семейство его будет там открыто) в чёрном фраке, красном плаще, и красной маске тигра с серебристыми полосками. Где он достал этакое одеяние, полицмейстер не уточнил. Аристарх просто решил облачится во фрак цвета ночи, и чёрную полумаску с серебристыми звёздами (лежала дома с какого-то из новогодних праздников) а вот Хортов, в выборе костюма пока не определился, но уверял всех, что в нужное время, всё будет в полном порядке.
А пока, Хортов думал о Лыкунине, любовнике маман, и скоро пришёл к выводу, что заёмщик денег под проценты, идеальный канал сбыта фальшивых ассигнаций! Например, некто, берёт у Александра Вавилыча «взаймы», ну, скажем 1000 рублей настоящими, а долг с процентами, и главное вовремя, отдаёт фальшивками! А если не одну тысячу, а скажем пять-шесть? Да на протяжении года, через этого «заёмщика», с помощью подставных из шайки Варана, можно и до ста тысяч довести, или около того, и риска почитай никакого, фальшивки, невооружённым глазом от настоящих не отличить ни по чём!
- Вот думаю по этому-то, маман и постаралась затащить этого олуха в свою постель, и сама к нему ночами ездит. Это, «сгорая от любовной страсти», чтоб держать его при себе, и контролировать процесс! – подвёл итог, Евпатий Гордеич.
- Похвально-похвально, господин надворный советник! – искренне сказал Разорихин, - Метод, эта лярва придумала идеальный!
- Да не она, это Варан придумал, могу об заклад биться – чуть возразил Хортов, - ей через связного, ну скажем того же Кульбитова, была передана лишь метода, после того, как Александр Вавилыч наш, посетил разок-другой заведение, да маман на крючок и попался, в его-то лета, это проще-простого, маман на свои лета не выглядит, моложе на вид-то, и фигурой бог не обидел. Это вам не какая-нибудь уличная замухрышка, тут порода чувствуется, и большой опыт!
- И это возможно, - спокойно согласился Разорихин.
В эти дни, никаких агентурных сведений из борделя, Хортов не получил, и это было не мудрено: в заведении среди девочек, витала атмосфера траура. Не одна из них, и близко не попадала на грядущий бал-маскарад, а хотелось этого несчастным, ну просто до слёз, и нервных истерик. Маман сжалилась, и на эти дни, освободила их от «работы», а на 29 августа, распорядилась накупить в заведение лёгкого вина, фруктов, сладостей, и прочих радостей жизни, чтоб уж девочки хоть так повеселились…
Другой шторм, начал бушевать в семействе помещика Брызгина, чьи женщины, требовали чтобы на карнавале, он, как глава семьи, был с ними, на что Кондратий Андреич, рыкнув по своему обыкновению, ответил что он, будет со своим другом Микиткиным, а они пусть лучше думают, куда денут Ваньку, коему 12 лет, и которого туда не пустят. Жена, свояченица и три дочки, застыли перед страшной дилеммой: как быть, и что предпринять? Оставить отпрыска не с кем, все подруги намылились на бал, а иных знакомых, в городе нет. С прислугой Микиткина, опасно, они тут наверняка все перепьются, вот горе-то?! Оригинальный «выход» после получасового раздумья, нашёл папенька.
- Кому-то из вас, дорогие мои, - голосом, коим обычно произносят приветственные речи в узком кругу, начал папа – придётся пожертвовать собой, и остаться с Ванькой. Большего, для вас я сделать не в силах, а кто принесёт себя в жертву во имя ребёнка, решайте сами, всё! – Брызгин-старший хлопнул себя по коленям, поднялся и молча ушёл к себе.
На обсуждение кандидатуры «жертвы во имя ребёнка» поднялся дикий ералаш! Маменька, заявила что дав ему жизнь, она уже принесла свою жертву, свояченица, всхлипывая о своём вдовстве, и хамских поползновениях солдафона-свояка, сказала что ещё одной жертвы, она не перенесёт ( когда ею была принесена предыдущая жертва, Клеопатра Егоровна упомянуть забыла) Ну а дочки-сестрички, просто напрочь перессорились меж собой, и всё кончилось тем, что женщины не придя ни к какому решению, в растерянности и страхе, стали ждать большого чуда, которое спасло бы их от страшной беды, в виде сидения дома, пока все прочие, будут веселиться на маскараде!..
Думаю, следует коротко описать то место, где планировался бал-маскарад. За полторы версты от города, в живописном местечке близ двух озёр, изобилующих рыбой, шумела красивая и древняя дубовая роща. Впрочем рощей, её называли по привычке, ибо скорее всего, это были два небольших лесных массива, шириной в версту, и длинной в три каждый. а меж ними, пролегала широкая, шагов в 300 в ширину, и 400 слишком, в длину, ровная поляна с мягкой травой-муравой. К полянке, от городских окрестностей вели ровные и хорошие подъезды, и вообще, зажиточные господа любили здесь отдыхать на пикниках, или после охоты. Теперь же, тут на глазах, из готового, уже оструганного бруса и тёса, возводился большой крытый павильон, ниже и чуть в стороне, крытая эстрада для музыкантов, а по краям всего этого, должны были стоять столы, накрытые яствами и питиями, кои свободно могли б откушать посетители. Меж строений, и деревьев одного леска до другого, натягивали медную проволоку, на которой закрепляли разноцветные фонарики, готовилась иллюминация и фейерверки.
Танцы и прочие развлечения, планировались прямо на траве, что впрочем случалось и ранее, на обычных гуляниях да пикниках. Театральные актёры и актрисы, переворачивали свои гардеробы, надеясь перещеголять один-другого, попутно с этим, подбирая номера для выступлений (благо и фокусники, и факиры, и прочие артисты оригинального жанра, стараниями губернатора, в губернском театре водились) Вот в этаком живописном месте, сыскная полиция и планировала поставить точку, в деле о фальшивых ассигнациях.
К вечеру 29 августа, было продано порядка трёх сотен билетов, и бал-маскарад, начал принимать первых посетителей. При въезде на поляну, стоял длинный высокий тын, вдоль которого прохаживались городовые, дабы пресечь безбилетные поползновения небогатой, жадной, либо ещё совсем юной публики.
Музыканты наигрывали пока лишь лёгкие, раскрепощающие мелодии, в буфете доделывали последние приготовления, расставляли мебель. Первых гостей, пропускали через высокую, резную арку, украшенную разноцветными бумажными цветами, четверо рослых дежурных, одетых в костюмы русских стрельцов, с бутафорскими бердышами. Уже за аркой, внутри огороженной поляны, мирно беседовало несколько человек. На одном из них, по мимо чёрного выходного фрака, был ярко-красный плащ, и чёрная полумаска с серебристыми звёздами. Второй, выглядел похоже, того же фасона фрак, тот же красный плащ, но лицо, закрывала маска тигра с серебристыми полосками. А вот третий, выделялся особенным костюмом, и обличием, напоминал восточного принца с персидских миниатюр: на нём ладно сидел ярко-синий халат расшитый золотистыми узорами, стянутый у талии кожаным поясом с серебряными вставками, широкие, огненно-красные шаровары, заправленные в мягкие, сафьяновые сапоги жёлтого цвета, с загнутыми в верх носами. Голову «принца», венчал белый, широкий тюрбан с зелёным остроконечным верхом, и золотой брошью с камнем по середине. Лицо «принца», скрывала красная, с золотой каймой полумаска, и накладная, русая борода из завитушек. За поясом «восточного владыки» торчали пара бутафорских пистолетов, а с левого бока, болтался длинный изогнутый кинжал в ножнах, украшенных стразами. Чуть поодаль от этих троих, стояли ещё двое, один в костюме римского патриция с лавровым венком на голове, и чёрной полумаске, а другой, выглядел французским дворянином времён кардинала Ришелье, и тоже в чёрной полумаске. Эти пятеро стояли так, что им было видно всё и вся; кто подъезжает верхом или на экипажах, оставляет свой транспорт на обочине, или заводя его в лес, проходит через арку по билетам. Около половины десятого, фонарщики зажгли все висящие фонари, и они заиграли множеством цветов: алым, зелёным, синим, розовым, жёлтым и прочими. Великолепное стало зрелище! Публика проходила за столы, в буфет, музыканты играли всё веселее и ритмичнее, послышались первые хлопки шампанского…
А у входа, незаметно для прочих, уже начинали тикать последние часы, завершающего акта драмы.
Подъехали сразу два экипажа с весёлой компанией. Из одного, вылезла высокая стройная женщина в багряном платье, сказочной феи, в красной с золотым звёздами полумаске, шикарной шляпке с цветами, и золотой волшебной палочкой, со звездой на конце в одной руке, а другую, она величаво подала не молодому, но ещё бодрящемуся господину среднего роста, в бежевом фраке, и таких же брюках и цилиндре. На крепком, плотном лице мужчины, сидела синяя полумаска с серебристыми звёздами, что весьма гармонировали с его светлыми бакенбардами. Третьим, был невысокий, пожилой толстячок, в синем кафтане, времён Екатерины Второй, коротких панталонах, белых до колен чулках, и чёрных туфлях с пряжками. На голове толстяка, сидел тот же старомодный парик, по верх которого, трепыхалась лебяжьим пухом синяя треуголка, а мясистое лицо, едва скрывала красная полумаска. В руке у толстяка, блестела матовая трость с серебряным набалдашником. Кучером у этой кампании, сидел Енька Пантелеев, служащий борделя, поставивший экипаж на свободное место у обочины, и остался сидеть на козлах.
- Внимание господа, вот и маман со своим любовником-заёмщиком прибыла, а третьего, в треуголке, пока не знаю! – тихо шепнул «восточный принц» своим спутникам во фраках и красных плащах, и следом добавил – А вон и ребята наши, унтер Блохин, знак условный подаёт…
Красные плащи сразу увидели, как из другого экипажа, ставшего на противоположенной обочине, бодро выпрыгнули двое молодцов в зелёных венгерках, и красных масках котов на лицах. Молодцы, поравнявшись со свитой «феи», разом отвесили ей поклон, и получивши в ответ кивок и сладчайшую улыбку, скромно стали за ней, с билетами в руках. Это был условный сигнал агентов уголовного сыска, означавший для Хортова и прочих, что те, кого они денно и нощно пасли, тут.
Красный плащ в чёрной маске с серебряными звёздами, быстро отошёл к «Римскому патрицию», и «Дворянину», и шепнув им несколько слов, вернулся к своим. «Фея» со свитой и молодцами в зелёных венгерках с кошачьими масками, благополучно прошли внутрь, и в начале двинулись в буфет, но пока они шли, из леса, оставив очевидно экипаж там, ( на обочинах уже не было свободных мест) элегантно вышли держась под ручку, мужчина в плаще звездочёта, , синей маске со звёздами и настоящими окладистыми усами, и миловидная женщина в подобном же плаще, но красного цвета и без звёзд, а на лице, сверкала стразами, красная маска с небольшим клювом, и разноцветными пёрышками по краям. За ними, бодро вышагивали двое, в синих венгерках, но маски на лицах были уже лисьи. Чуть обогнав «Звездочёта», уже ближе ко входу, один из «Синих лис», извинившись перед мужчиной, что-то у него спросил, и «Звездочёт» достав из кармана часы, ответил, после его, «Синие лисы» поклонившись, неторопливо достали билеты, и уже вскоре, все вместе оказались внутри хитро продуманного, бала-маскарада.
- Инженер Кульбитов со своей дамой тоже тут, отлично господа! – тихо проговорил «Восточный принц», отходя с товарищами чуть дальше внутрь – Теперь приклеиваемся к ним, и не упускаем, и помогай нам господи...
- Когда думаете брать их, Евпатий Гордеич? - тихо спросила Маска тигра, у «Восточного принца».
- Часа через полтора, пусть гульнут, выпьют, расслабятся, забудут ненадолго о реалиях жизни, и тогда уж по-тихому, как бы играючи, возьмём всех. Начнём с Кульбитова, он единственный знает где скрывается Варан, и работают станки. Узнаем это прямо на месте, а затем без шума, берём остальных, незаметно исчезаем, и едем за Вараном и станками! - чётко, но также тихо, ответил Хортов.
- Как-то больно уж просто всё! – кашлянув, усомнилась Маска тигра.
-Напротив Мефодий Лукич, всё как раз не просто, – в пол голоса возразил «Восточный принц» - любая мелочь, любая случайность, может всё погубить. Официально, ни меня, ни вас, ни Аристарха, ни Урусова с Шумельским, здесь нет, мы в городе, службу-служим, ловим контрабандистов на реке. Потому, масок снимать нельзя, и попадаться на глаза знакомым, тоже надо поменьше, иначе придётся решать всё не популярными мерами! – намекнул Хортов. Разорихин молча кивнул, и все они, незримы и невидимы, растворились в публике, ни на минуту не упуская из виду подшефных, о коих уже были предупреждены команды Урусова и Шумельсмкого.
И здесь, народ что называться хлынул. Хорошо известно, что одними из первых, на балы и маскарады, пребывают люди, подобные героям этого повествования, (и не важно какие это герои!) Прочая же публика, как правило тянет чуть не до последнего, а потом как селевой поток, создаёт толчею у входа. Так получилось и на сей раз, правда продлилось не более четверти часа, и бал-маскарад ахнул во всей своей красе!
Автор, полагает что примет на свою голову, много женских возмущений, и пожеланий ему провалиться, ибо не видит нужды в подробнейшем описании маскарада, остановившись лишь на главной его части…
Одним из последних, к началу 11-го, припожаловали женщины семейства Брызгина, коим в последний момент, удалось пристроить 12-ти летнего отпрыска Ваню, в дом подруги его матери, где так же остались малолетние дети с нянями. Эта команда, потрясая билетами и исходя слезами отчаяния, приехала лишь в одних полумасках, (и те достали с трудом!) буквально как буря ворвалась на маскарад, но вскоре растворилась в его музыке, шуме и веселии.
Евпатий издали увидел жену в красном платье, и маске горлицы, а где и в чём крутился тут сын Николай со своей девушкой, сыщик так за весь вечер и не заметил. Где-то через пол часа, ему шепнули что в буфете, угощает всех, чудесно разбогатевший помещик Котошихин, пришедший сюда в светлом сюртуке, и чёрной полумаске. Однако он оказался узнан старыми товарищами, и теперь кутит. Хортов приказал присматривать за ним, и едва полицейский агент исчез в калейдоскопе нарядов и огней, музыканты грянули развесёлый танец, в который вихрем ворвались маман с любовником, и инженер с подружкой, а их пятый спутник в треуголке, лишь стоял у столбика с бокалом в руке, и ритмично покачивал головой…
Чтобы случайно не потерять кого-то в толпе, Хортов буквально ринулся в водоворот танца, подхватив под руки, первую попавшуюся даму из тех, что стояли в ожидании, когда их кто-то пригласит. Пронесшись с засиявшей от восторга партнёршей весь круг, Хортов с удивлением увидел, что это, Клеопатра Егоровна, свояченица помещика Брызгина. Евпатию, с большим трудом удалось отделаться, от льнущей к нему, истосковавшейся дамы.
- Фу ты чёрт, вот я же говорил, что всякое непредвиденное явление, может всё испортить! – переведя дух, пожаловался он Аристарху, когда оба они, оказались в безопасности.
- Да шеф, по-моему, это знак свыше, не прикажете ли начинать? – осторожно намекнул помощник.
- Да приятель, ты прав, время пришло, подшефные наши уже изрядно выпили-закусили, попрыгали-подрыгали, пора. Через четверть часа начинаем, первым, берёте Кульбитова, и сразу в нашу «Весёлую карету» в лесу.
- Слушаюсь – тихо сказал Аристарх, и скрылся в темноте. Кульбитов-«Звездочёт», слегка захмелев, стоял в кругу других масок, и что-то увлечённо им рассказывал. Его спутница в красных одеждах, затерялась где-то в гуще иллюминации, фейерверка, и прочих красот. К беседующим подошёл человек в чёрном сюртуке и красной маске, и извинившись, спросил, который тут будет господин Кульбитов?
- Ну я Кульбитов, что вам угодно? – повернулся к нему «Звездочёт».
- Заранее прошу прощения, но ваша дама, в красных одеждах, она попросила меня найти вас. Она описала мне ваш костюм, и просила передать что сердита на вас, и плачет, и вы должны к ней подойти…
- А вы разве знакомы с ней? – слегка удивился инженер.
- Совсем нет, я шёл от своего экипажа, тут, в лесу, ходил переменить маску, и увидел её плачущей, вот и собственно всё! – развёл руками господин в красной маске.
- Боже ты мой, опять слёзы, идёмте! – недовольно буркнул инженер, и бросив своим товарищам что он скоро, пошёл за незнакомцем. Они вышли за пределы тына, и свернули в лес, где горели десятки огоньков каретных фонарей, от свечных, до масляных. Однако, едва инженер успел сделать не более 30-ти шагов, как был моментально схвачен сзади за руки, и сбит с ног, больно ударившись головой о землю, да к тому же, рот ему перекрыли кнутовищем, а над ухом донеслось глухое предупреждение.
- Тихо, господин Кульбитов, полиция… вы арестованы, встали, и тихо пошли вперёд!..
Инженер настолько оказался поражён случившимся, что по началу даже подумал что это такой розыгрыш, особенно, когда его, с заломанными назад руками, подвели к большому квадратному фургону, обитому цветной материй с забавными рожицами и надписями. Сверху, по углам фургона, горели масляные фонари, и Евгений Петрович всё же подумал про идиотский розыгрыш, но, когда откуда-то снизу вынырнул дюжий усач в кафтане и картузе, что стукнув кулаком по двери, пророкотал басом.
- Отворяй, первого доставили, анжинера! – Евгений Петрович вдруг подумал, что кажется, погиб совсем… Дверь открылась, и в её проёме, в тусклом свете потолочного фонаря, Кульбитов увидал городового, а в дальнем углу, виднелась голова другого, конец, всё… Усач в кафтане и картузе, откинул складной порожек, и инженер, подталкиваемый сзади, и принимаемый сверху, через пару секунд уже сидел на лавчонке внутри арестантской кареты, так умело замаскированной под балаган. Тут же, следом влез некто в костюме восточного принца. Человек присел напротив инженера, снял бороду, маску, тюрбан, и Евгений Петрович, весь похолодел внутри, узнавши его… Начальника сыскного отделения губернского города, Кульбитов знал хорошо, в лицо видел несколько раз из дали, а про его способности развязывать языки, и распутывать сложнейшие узлы, знал со слов знакомых, но встретиться с ним вот так, внезапно, когда казалось жизнь начала налаживаться, Евгений Петрович и в страшном сне не рассчитывал, а не то что на прекрасном карнавале!
- Будем знакомы, Хортов, Евпатий Гордеич, следователь! – ровным, без злых ноток голосом, предстаавился сыщик, глядя на арестованного.
- Кульбитов, Евгений Петрович, инженер-механик… из Москвы, - машинально пролепетал тот, ожидая теперь самого ужасного.
- Это ваше подлинное имя?
- Да…
- Странно, обычно люди вашего ремесла, пользуются псевдонимами, - произнёс Хортов, и сразу же переспросил – В чём вас подозревают, понимаете?
- Нет… я, собственно ничего не понимаю! – надеясь на какое-либо чудо, невольно ответил Кульбитов.
-Тогда, я вам так и быть, растолкую, - начал Хортов, не меняя спокойного тона – Вы, прибыв из Москвы, не будем пока уточнять когда, имея при себе чертежи рычагового пресса Скородумского, для чеканки монет, как-то там сошлись с маман, с художником-виртуозом Корней Карлычем Бозо, что может подделывать любые ценные бумаги, и даже печати. Привлекался он по ерунде, и до поры жил себе обычным ремеслом художника. Тут вы, снюхались ссыльными поляками, вернее некоторыми из них, в частности с Анжеем Берковским, он же Болеслав Кройчак, один из главарей, последнего мятежа. Далее, вы, как-то спознались с Андрей Андреичем Володиным, или как он называл себя в последнее время, уланский капитан 8-го Вознесенского полка. А на самом деле, это был авантюрист, контрабандист, фальшивомонетчик, и прочая… В какой-то момент, вы предложили маман собрать машину Скородумского, и начать чеканить фальшивое серебро, золото, (инженер первый раз вздрогнул) Ну, станок, вы по частям у кузнецов заказывали, они и знать не знали чего ладят, а Кузьма Губатый, подмастерье, вам помогал, везде договаривался, железо доставал, и свою долю, фальшивками дурак получл. Ну как, достаточно я изложил вам ваши деяния, господин Кульбитов, или же нет? Будете сознаваться, или допрос с пристрастием нужен?
- Мне… я… мне подумать надо, - упавшим голосом пролепетал инженер, но Хортов, уже чуть резче оборвав его, неожиданно сменил направление вопроса.
- После думать будете, любезный! А теперь, здесь и сейчас отвечайте, где логово Варана, адрес, ну? И не смейте мне говорить, что вы его не знаете! Он, он всеми вами руководит, без его воли, дело даже начаться не успело бы, ну? Он же наверняка приезжал хоть разок поглядеть на чудо-машины, их ведь две, и обе ваших рук дело… Итак, где скрывается Варан?
- Что со мной будет? – устало спросил инженер, печально глядя на Хортова.
- Если живым Варана возьмём, то на разных каторгах, срок отбывать будете, большего, увы, предложить не могу-с, статья у вас любезный, тяжёлая, на 15-ть лет тянет, , но за помощь, годика два-три скостят… Ну-с, где Варан хоронится?
- Вам, далеко ходить не нужно, господин Хортов, - слабо улыбнулся инженер, - тут он, на карнавале…
- Что?! – искренне удивился Евпатий, и даже привстал – Где вы говорите?! – переспросил он, сверля Кульбитова взором сверху вниз.
- Он тут, господи… он с маман приехал, они любовники давние… заёмщик Лыкунин, и есть Варан! – как-то нервически заулыбался инженер, - Он, сволота хамская, говорил что вы, трижды его в мужицком обличии ловили, а вот в благородном, и не догадаетесь искать… и Бозо с ними, в треуголке, дурак старый!..
- Вот оно что? – проговорил в себя Хортов, и быстро принял вновь обличие восточного принца – Арестованного связать, и кляп в рот, а я туда, за остальными! – бросил Евпатий, покидая помещение.
Карнавал кипел и бурлил самым разгаром! Хортов, найдя Аристарха, Урусова и Шумельского, всё им открыл, и отдал приказ брать всех разом, но тихо, как и было условлено. Полицейские кивнули, разошлись, и проделали всё в лучшем виде! Маман, оставившая своего любовника Александра Вавилыча в кругу словоохотливых дам, давши волю желаниям, выпила в буфете коньяку чуть больше чем следовало, и громко хохоча, понеслась было в толпу с криком «Ма-ска-ра-а-ад!!! Вся жизнь ма-ска-ра-а-а-д!!!» и в купе с другими масками, принялась отжигать какие-то дикие танцы, и видимо зажгла мужские сердца так, что двое, в зелёных венгерках и масках красных котов, подхватили её под руки, и так же весело хохоча ей в унисон, уволокли красавицу неведомо куда. Господина Бозо, в треуголке и с тросточкой, что пытался приударить за всеми масками женского пола, чем страшно тех веселил, отозвал на разговор касаемый его великолепных работ, «французский дворянин» в маске. Они незаметно вышли из толпы, а ближе к выходу, Бозо подхватили под руки двое каких-то других молодцов, и молча увели в лес, через арку с цветами.
Задремавшего на козлах кучера Еньку Пантелеева, просто чуть толкнули с них, он ахнул, и упав на руки неизвестных людей, услышал в самое ухо что он арестован, и чуть не обмочившись со страху, был так же уведён в лес.
Оставалось самое сложное, Лыкунин-Варан, который напрыгавшись, напившись и наевшись, сидел теперь просто на стуле возле буфета, и отдыхал, расстегнув ворот. Хортов, пройдя мимо и вглядевшись, тотчас узнал его, хотя усы и борода у Варана отсутствовали, но глаза, фигура, руки, крепкий лоб с залысиной, всё осталось прежнее.
- Простите, вы, будете заёмщик Александр Вавилыч Лыкунин? – обратился к нему «Восточный принц» очень вежливым голосом. Заёмщик смерил принца в маске оценивающим оком, и кивнул.
- Я, чего вы, собственно хотели?
- Ваша дама, с ней произошёл небольшой конфуз…
- Н-ну? Чего она там? Скандалит? – Лыкунин нехотя и тяжело поднялся со стула.
_- Не совсем, она перебрала с коньячком-с, и теперь стоит, точнее сидит у своего экипажа, и требует вас. Кучера найти не могут, вот она меня и попросила найти и привести вас, чтоб вы ей чем-то помогли…
- Ах ты ж пропасть, ну идём, беда с этими бабами, пить не умеют, а лакают!.. – поморщившись проговорил заёмщик, и они пошли, а за ними, незаметно двинулись две маски в чёрных фраках.
- Вон она, в экипаже прилегла! – указал «Восточный принц» на выделяющейся силуэт «феи» в ярко-красном.
- Дура, дорвалась до пойла – бурчал Варан, у которого в это момент, ничего даже не ёкнуло в душе, ибо он и сам изрядно принял на грудь, но двигался вполне ровно. Народу у экипажей почти не было, только сонные кучера, да пара-тройка хмельных мужчин и женщин, целующихся украдкой. Всё решилось в какие-то две секунды: не доходя до экипажа маман пяти шагов, Хортов как бы невзначай подставил Варану подножку, и тот, со всех подков грянулся оземь, яростно матерясь, и моментально почувствовав как на него навалились, мгновенно связали сзади руки, в рёбра упёрся пистолетный ствол, а над ухом, прогудел уже другой, страшно знакомый по прошлому, грубый голос Евпатия Хортова.
- Всё Варан, приехали… Маскарад окончен!
Помещика Котошихина арестовали тихо и мирно, когда счастливый обладатель родительского клада, отлучился по малой нужде в лесок. Членов шайки, везли в Управу в двух разных экипажах: связанных Кульбитова, Бозо, кучера Еньку, и Варана, в арестантской карете, а маман и Котошихина, в обычном полицейском экипаже.
Бал-маскарад продолжался, и ни один посторонний человек, ничего не заметил, и даже не заподозрил… В Управе же, начинались первые, ночные допросы. Начали прежде всего с маман, или по метрике, Агнессы Николаевны Полухватовой. От осознания ареста, она настолько оказалась сим поражена, что почти протрезвела, а чашка крепкого чая, заботливо поданная Хортовым (он пребывал уже в своём естественном обличии) слегка прочистила ей мозги. Когда следователь выложил ей всё, что сыску удалось нарыть, маман совершенно упала духом, и рассказала следующее.
В 1814-15-х годах, она жила в Питере, содержанкой у одного богача, и как-то, выманив у того пять тысяч под расписку что он их ей дарит, бросила его, и ушла к чиновнику Монетного двора, от которого и услышала о чудесном рычаговом прессе Скородумского. Через год, она выкрала у чиновника чертежи этого пресса, (тот не раз их ей показывал, и говорил что пресс, чеканит монету, как баба оладьи печёт) Колесила потом по России довольно долго, держала разные дома, салоны, а 13-ть лет назад, осела тут, в Старобоярске, город понравился. Выкупила хиреющий бордель, сменила почти всех девочек, и вроде зажила. Но вот, два года назад, сошлась с одним механиком из Москвы, (тайно сошлась) он бывал в заведении пару раз, называл профессию, ну они вдвоём и решили собрать пресс Скородумского, и начать чеканить монету. Агнесса, уже несколько лет как состояла тайной любовницей Варана, который как-то посетил бордель, под видом состоятельного мещанина, но выбрал не девочку, а саму маман, это ей и польстило… Потом уже, Варан открылся ей, она открылась ему, и под покровительством матёрого преступника, дело пошло. А год назад, механик-москвич, изобрёл машину и для печатания ассигнаций. Платину с «чёрных» приисков Урала, привозили гости купцов Завялова и Окоселова. Один из этих гостей, встретив случайно в городе улана Володина, (с коим года за два до того, виделся на Уральских «чёрных» приисках,) рекомендовал его купцу Завялову, тот, через Бозо, с которым её свёл Варан, рекомендовал улана ей, и инженеру. Улан общался с Вараном через посредников, но инженера знал лично, и сам был посредником по поставке фальшивого золота и платины, за границу. Когда улан засветился по дури своей с фальшивыми бумажками, Варан отдал приказ его убить, дабы тот, инженера не выдал. Но она ничегошеньки не знала, что улана убьют, думала припугнут только. После уж сама боялась, а потом успокоилась, Варану она нравилась, и из-за безделицы, он бы её не тронул…
Вторым, привели Кульбитова, который подтвердил всё сказанное сообщницей, и лишь добавил, что станок для печатания фальшивых ассигнаций, смастерил он сам, лично, и что он ничуть не хуже Скородумовского. На это, следователь заметил, что Скородумский, о величии своей Родины мечтал, и на оригинале станка, его клеймо было «Русское изобретение», а вот господин Кульбитов, о тщеславии своём, да как врагам России, золотые монеты чеканить, пусть и фальшивые, ведь ей во вред и такие употребить можно. Затем, Евгений Петрович сказал, что его личный станок, спрятан в подвале имения Котошихина, что давно был у них на примете, и сразу согласился заработать по лёгкому. На вопрос где брали бумагу для ассигнаций, Кульбитов ответил что покупалась голландская бумага с примесью шёлка, а воду для её размочки, брали только из левого озера в Дубовой роще, она там особенная, другая не годилась как показывали опыты. Затем делали форму для бумаги, а красили её с помощью сандала (сандаловое дерево из рода крушины, и ещё ряда приправ, кои есть в этой документации) и так получали разноцветную краску. Готовую бумагу частью хранили у Бозо, частью у Котошихина.
- Пресс Скородумского, где спрятали? – хмуро спросил Евпатий.
- В 20-ти верстах отсюда, в деревне Похужево, кузнечная артель, там людишки Варана окопались, из тех, что не попадались ни разу. Их восемь рыл там, очень опасные и вооружённые. Там, в одной из мастерских в глубине сада, и стоит рычаговый пресс Скородумского, моими руками воскрешённый! – закончил свои показания Евгений Петрович. Третьим, приволокли на допрос Корнея Карлыча Бозо, уже морально надломленного, но как всякое живое существо, ещё надеявшегося как-то выкрутиться.
Однако, когда ему зачитали предыдущие показания его сообщников, Бозо сник окончательно, и тоже во всём признался, назвав даже адрес квартиры, где скрывался после бегства из дому. Кучер Енька Пантелеев, оказался и впрямь мелкой сошкой, его дело было возить маман и её гостей, куда прикажут. О тёмных делишках конечно догадывался, но боясь за свою жизнь, (вона, улана свово, и то не пожалела!) он ни во что не лез, за то руки чистые имеет! Хортов предупредил его что он всё проверит, и если кучер не соврал, то по делу пойдёт свидетелем, да невольным соучастником, и отделается ссылкой.
Ужаснее всех, выглядел на допросе Леонид Порфирич Котошихин, который со слезами на глазах, умолял понять и войти в его положение, ибо исключительно скудость средств, завлекла его в лапы подлых преступников, кои обманом заманили, и даже вынудили угрозам самой его жизни, быть их соучастником!
- Полноте, полноте вам, господин Котошихин, слёзы тут как баба лить, - презрительно одёрнул его следователь, - никто вас любезный не обманывал, не заманивал, и жизни не угрожал! Вы, добровольно призрев честь дворянскую, связались с уголовными, да ещё по некоторым статьям, политическими преступниками, принесли весьма ощутимый вред Отечеству, как и любой делатель фальшивых ассигнаций, да-с!.. Именно поэтому, во всех странах, преступников вроде вас, карают весьма строго…
- Боже – побледнев залепетал помещик, - но я же не полагал, я не хотел… я же не думал, что всё это, может столь ужасно закончится… что со мной сделают?..
- Вы, получите 15 лет каторги, а над вашим имением, до объявления наследников, будет поставлен государственный опекун. Ну помните, как это у Фонвизина в «Недоросле»? Не читали? Зря…
- Не может быть… господа-а… я же не хотел… я не думал – сползая со стула, зарыдал теперь уже бывший помещик.
- Увести его! – брезгливо поморщившись, приказал Хортов, и двое городовых, буквально под руки, вывели полуобморочное тело из кабинета. Совсем иначе, держался на допросе Варан. Когда его завели те же двое городовых, на руках и ногах особо опасного преступника, уже гремели кандалы. В потрёпанном одеянии, левый рукав которого, на плече по шву торчал во все стороны нитками, с единственной оставшейся пуговицей, с наполовину ободранным и с подтёками лицом (помяли, когда вязали, да в тюремную карету заталкивали) преступник по-прежнему выглядел угрожающе, и даже более чем.
- Ну, Федосей Архипыч, со свиданьицем! – беззлобно бросил ему следователь, когда того, усадили на стул. Варан криво улыбнулся, и так же ответил.
- И тебе, ваше благородие, того же…
- Ну что, Варан, в четвёртый, и видимо последний раз, ты гостишь тут у меня, больше тебе воли не видать, уж мы об этом позаботимся, - обрисовал ему будущее следователь.
- Ну, это ещё бабушка на двое сказала!.. – хрипло усмехнулся Варан.
- Да нет, Федосей Архипыч, та бабушка померла намедни, и никто тебе уже не скажет ни на двое, ни на трое… Ты чего это, из мужиков, да в богатые мещане перекрестился, сам, али надоумил кто? – спросил Хортов, глядя ему в лицо. Варан мрачно зыркнув исподлобья, сухо бросил.
- Сам не дурачок, докумекал…
- Да, ход в принципе хороший, я ведь тебя в личине заёмщика Лыкунина, до сего дня близко-то не видал, но слыхал про такого. И ведь думал грешным делом, что это тебя дурят, беря взаймы настоящими, а отдавая фальшивыми. Прекрасный канал сбыта фальшивок… Ан ты вон кем оказался, браво, почти обманул! – искренне проговорил Евпатий Гордеич.
- Как ж ты Хортов, вышел-то на меня, а? – угрюмо переспросил Варан, сопя с неким злобным сожалением – Ить не должен был…
- Да вот так, шёл-шёл путём-дорогою, да и вышел. То, что ты не Лыкунин, а Варан, я узнал только сегодня, на карнавале, и поверь, удивился твоей изобретательности, но – следователь откинулся на спинку стула – Ты попался бы, как только я, близко, ну вот как давеча, увидал тебя в обличии заёмщика. Издалека, да в цилиндре и фраке с маской, я тебя сразу не признал, когда вы на маскарад прибыли, да к арке шли. Это уже потом, инженер на тебя указал, так что, вот так как-то всё!.. – коротко развёл руками следователь.
- Погоди, - задумчиво надвинув брови, слегка оживился Варан, словно бы осознав что-то, -ты что хочешь сказать, что весь этот балаган с маскарадом, твоих рук дело?! Чтоб наших заманить?!
- Ну, а что тебя так удивило-то, душегуб? – пристально глядя на огорошенного страшной догадкой преступника, переспросил Хортов, - Не все ж в полиции дураки-то? Надо же было тебя, и всех прочих, из нор ваших поганых, как-то без шуму, и скандала,выманить?
- Ах ты ж волок ты лясной!.. Ах ты ж, волчара-а!.. – обхватив себя руками за голову, сокрушённо застонал Варан, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.
- Сдали тебя Варан все твои подельники, так что отбрёхивайся ты, не-отбрёхивайся, но, по совокупности преступлений, светит тебе бессрочная каторга, сволочь! – сказал ему напоследок Хортов.
Забегая вперёд, скажем что на одном из дальнейших допросов и очной ставки, маман, узнавши кто и зачем организовал бал-маскарад, не сдержав эмоций, назвала Евпатия Гордеича «азиатским деспотом, ибо на такое страшное и подлое коварство с маскарадом, мог решится только чистый азиатец!»
- Повидала я в жизни мерзавцев, способных на всякий обман, - тяжело дыша и проговаривая всё это дрожащими от гнева устами, обличительно витийствовала дама, - но вы, Хортов, с этим вашим «маскарадом», вы… вы коварное чудовище! Вы коварны даже более, чем я могу выразить это! Не даром вы были в костюме восточного деспота, он вам так к лицу! – пафосно закончила Агнесса Николаевна, скрестив на груди руки, и гордо устремив взор куда-то в потолок.
- Ну, ваша правда, грешен я, я ж на востоке служил, долго ли нахвататься коварству-то? – иронично ответил сыщик, на обличение.
Ну а пока, после допроса Варана, полиция не теряя времени, решила этой же ночью, внезапной атакой, захватить пресс Скородумского в деревне Похужево. За станком печатающим фальшивые ассигнации, решено было выехать завтра утром, в имение Котошихина, причём в его же присутствии. Ночную операцию, самолично возглавил полицмейстер, до того отдыхавший, и не присутствуя на ночном допросе. Для этого, собрали отряд из двух дюжин полицейских, и солдат внутренней стражи (не считая Хортова и Аристарха) да не теряя времени, быстро поскакали на место.
Опуская излишние и уже не нужные подробности, коротко скажем что всю воровскую кузнечную артель, взяли вместе с прессом Скородумского, почти без драки и шума, ибо все восемь молодцов Варана, были изрядно пьяны после трудового дня, и поняли что на них напали уже тогда, когда полицейские и солдаты, стали их, полусонных, крутить да вязать. В поместье Котошихина, всё прошло ещё проще. Там,в отсутствии барина всем заправляли его приказчик, и… Грыжа с Хриплым, коих арестовали прямо во время завтрака в барской столовой. Затем арестовали купцов Завялова и Окоселова, в домах которых, при обыске нашли как образцы платины, так и фальшивые монеты. Затем прокатились обыски в квартирах всех арестованных членов шайки, и даже в борделе (в последнем нашли тайник с двумястами настоящих, и ста тысячами фальшивых ассигнаций) Обыск принёс огромный результат, и огромный резонанс, о чём стали писать все губернские газеты, и даже послали доклад в столицу.
А в Старобоярск прибыл сам генерал-губернатор, и лично благодарил наградами, всех достойнейших сынов Отечества, коими оказались губернатор, вице-губернатор, полицмейстер, и конечно же непосредственные герои дня. Хортову, Гайтанцеву, Урусову и Шумельскому, были торжественно вручены Благодарственные письма на тиснёной золотом казначейской гербовой бумаге, некоторые суммы денег, и золотые медали на лентах «За усердие в службе», никого не забыло высокое начальство!
Само-собой разумеется, Хортову и его команде, по негласному обычаю, долго потом пришлось быть объектами вопросов, опасений и настороженного внимания на разных вечерах да салонных посиделках, ибо слава об их удивительной ловкости, и конечно же коварстве начальника сыскного отделения, бежала далеко впереди них. А меж тем, уже во всю наступила осень, и хоть была она пока тёплой, ясной и хлебосольной, но как вскоре показало время, и она таила в себе не мало зловещих тайн и загадок…
Конец (продолжение следует) 10/03/2020.
-
По данным губернского сыска. Дело 4
© Copyright: Мирослав Авсень, 2021
Свидетельство о публикации №221082801387
Свидетельство о публикации №221082801387
Рецензии