de omnibus dubitandum 111. 42

ЧАСТЬ СТО ОДИННАДЦАТАЯ (1902-1904)

Глава 111.42. НЕНУЖНЫЙ БАЛЛАСТ…

    В каждом большом учреждении, где служит немалое количество лиц, всегда найдутся персонажи, так сказать, на «комические роли».

    В моё время в С.-Петербургском [губернском жандармском] управлении были и такие. Один из них был нештатным офицером управления, прикомандированным от С.-Петербургского жандармского дивизиона.

    В управлении он находился немалое количество лет и исполнял не особо трудную и не требующую большого умственного напряжения, но и не столь приятную обязанность сопровождать в арестантской карете заключённых, вызываемых на допрос в жандармское управление.

    Это был уже пожилой ротмистр Гришин, в прошлом бравый улан, о которых сложилась известная застольная песня: «…и кто с утра не пьян, тот, право, не улан!».

    Гришин обычно появлялся в управлении поздно и был, также обычно, мрачен, но как-то ухитрялся к завтраку, а то и раньше, «пропустить» рюмку-другую; насчёт закуски он не очень беспокоился!

    Покручивая прежде лихо подвёрнутый, а в моё время сильно повислый уланский ус, он сыпал, как из рога изобилия, сильно поперченными анекдотами и случаями из своей жизни и служебной практики.

    Полковника Кузубова он побаивался, а потому анекдоты рассказывал в его отсутствие, но зато очень внимательно слушал рассказы его и всегда ему поддакивал.

    Гришин находился в вечном, хроническом безденежье; должен был всем и во все виды касс взаимопомощи. В невесёлом настроении он был незаменимым рассказчиком. Неизменно, по крайней мере, раз в год, в управлении появлялась какая-нибудь скромная на вид петербургская обывательница, типа домашней портнихи, и просила допустить её к генералу.

    «Лукавый царедворец», вахмистр Галочкин, выслушивал её «частное дело» касательно ротмистра Гришина, и иногда ему удавалось, а то и с моей помощью, не возбуждать «дела», причём мы обещали «повлиять» на ротмистра Гришина в желаемую для заявительницы сторону.

    Но иногда нам эта комбинация не удавалась, и просительница достигала кабинета начальника. Следовал длинный разговор генерала с ротмистром, и в результате следуемые Гришину наградные «на гуся» обычно уходили просительнице.

    Так как таких офицеров Корпуса жандармов, которых было «некуда девать» за их неспособностью или какие-либо провинности, обычно прикомандировывали к С.-Петербургскому [губернскому жандармскому] управлению, где некоторые из них (весьма немногие, впрочем) иногда восстанавливали свою репутацию, управление всегда было перегружено «ненужным балластом».

    Этот «балласт» был очень надоедлив, так как обычно неудачники были большими резонёрами и «критиканами».

    Помню, как при одной из смен начальников управлений, примерно в 1905 году, к нам был назначен генерал-майор Клочков [Правильно — Клыков*].

*) КЛЫКОВ Митрофан Яковлевич (?)(1847 – год смерти неизв.) - Генерал-лейтенант Отдельного корпуса жандармов (1913).
Окончил Воронежскую военную гимназию и Одесское пехотное юнкерское училище. С 1869 г. – в 13-м стрелковом батальоне и Ольвипольском уланском полку. В 1881 г. в чине штабс-ротмистра переведен в ОКЖ. Служил адъютантом в Тифлисском ГЖУ, помощником начальника Тифлисского ГЖУ до 1889 г., затем помощником начальника Одесского (1889–1891) и Харьковского ГЖУ (1891), в Киевском ГЖУ– в резерве, помощником начальника управления (1893–1894). Далее служил начальником ГЖУ в Эривани (1896–1901), Самаре (1901–1902), Вильно (1902–1905), Петербурге (с декабря 1905 г.).
С декабря 1914 г. – помощник варшавского генерал-губернатора по полицейской части.
Награжден орденами Св. Станислава 3-й, 2-й и 1-й степеней, Св. Анны 3-й, 2-й и 1-й степеней, Св. Владимира 4-й, 3-й, 2-й степеней, Белого Орла, Св. Александра Невского.

    В ожидании его появления мы, офицеры, состоявшие при управлении, собрались под начальством полковника Кузубова в его служебном кабинете.

    Появился небольшого роста крепенький генерал с седыми «вахмистрскими» подусниками, сделал нам общий поклон и начал речь следующими словами: «Я знаю, что в управлении, которое я призван возглавлять, собраны сливки Отдельного корпуса жандармов…».

    Стоявший со мной рядом желчный и ядовитый подполковник толкнул меня локтем и мотнул головой в сторону довольно многочисленного «балласта», проворчав себе под нос: «Смотрите, они первыми поклонились генералу в ответ на слово «сливки»!».

    Я невольно улыбнулся, когда увидел, что все члены этого «балласта» действительно раскланялись первыми после замечания нового начальника.

    Впрочем, не надо было много времени, чтобы и новый начальник управления убедился, что «сливки» никогда не были даже просто хорошим молоком!

    На моей «каторжной» должности адъютанта С.-Петербургского управления при его начальнике, генерале Секеринском, я пробыл год и два месяца.

    В начале 1903 года я из полученного очередного приказа по Отдельному корпусу жандармов совершенно неожиданно для меня (и для начальника управления тоже) узнал, что «адъютант С.-Петербургского губернского жандармского управления поручик Мартынов (Александр) назначается помощником начальника Петроковского губернского жандармского управления по осмотру паспортов в пограничном местечке Модржеево».

    Я, как говорится, повесил нос. Я увидел в этом назначении конец служебной карьеры, или, во всяком случае, её замедление.

    Чего, в самом деле, мог ожидать для себя в смысле карьеры офицер Корпуса жандармов, попавший в отдалённую глушь с простой и неинтересной обязанностью пограничного осмотра паспортов?

    Пробыв адъютантом в С.-Петербургском управлении, мне казалось, что я могу рассчитывать на лучшую должность — хотя бы помощника начальника того же управления в Петербурге, тем более что моё начальство было мною очень довольно.

    Я показал удивившемуся не меньше меня «Пинхусу» злополучный приказ.

    «Пинхус» заволновался. Прежде всего, его поразило то, что в штабе Отдельного корпуса жандармов его не предупредили о моём перемещении. Он обиделся и решил противодействовать, но, как человек хитрый и не желавший портить отношения, повёл это дело ловко. Мне он сказал сразу: «Вы никуда не поедете, я вас от себя не отпущу!».

    В то же время он обратился к нашему прокурорскому надзору, старшим лицом которого в то время был товарищ прокурора С.-Петербургской судебной палаты, наблюдавшей за производством жандармских дознаний при С.-Петербургском управлении, Максимилиан Иванович Трусевич, и, рассказав ему историю моего неожиданного перемещения, просил оказать содействие для оставления меня при С.-Петербургском губернском жандармском управлении на должности офицера резерва.

    Содействие это заключалось в том, что он сказал веское слово в мою пользу директору Департамента полиции.

    Последний, найдя необходимым «для пользы службы» моё назначение на должность офицера резерва, сообщил запиской в штаб Отдельного корпуса жандармов о своём желании видеть меня на этой должности.

    Офицеры штаба Отдельного корпуса жандармов, в лице Капрова и Чернявского, припомнившие мои разговоры с ними при поступлении в Отдельный корпус жандармов и решившие загнать меня в Модржеево «для осмотра паспортов» (вот тебе и изучение политического розыска!), не захотели, однако, ссориться из-за меня с директором Департамента полиции. Я был спасён!

    Я настолько был обрадован моим назначением, что не воспользовался предоставляемой мне по закону возможностью проехаться за казённый счёт, с получением изрядного для моих скромных денежных средств количества прогонных денег, до местечка Модржеево и обратно, и остался исполнять адъютантские обязанности вплоть до получения нового приказа об оставлении меня при С.-Петербургском управлении на должности офицера резерва.

    Было мне тогда 27 лет, я ещё пребывал в чине поручика, и во всём Корпусе жандармов не было моложе меня офицера на равнозначащей должности. Я считал, что мой очередной шаг вперёд по служебной лестнице был весьма удачным. Так оно и было на самом деле.

    Прежде чем перейти к описанию моей новой служебной деятельности в качестве офицера резерва, я хотел бы остановиться на некоторых фактах моей адъютантской службы, поскольку они осветят кое-какие политические события того периода и в то же время обрисуют внутреннюю жизнь и деятельность С.-Петербургского жандармского управления и служивших в нём офицеров.

    Адъютантская служба моя проводилась в 1902 году; к нему и относится настоящая часть моего рассказа.

    Это время совпадает с началом террористической деятельности Партии социалистов-революционеров и появлением на политической арене известной по её крови и грязи Боевой организации Партии социалистов-революционеров [Боевая организация Партии социалистов-революционеров начала действовать в 1902 г. Она находилась на автономном положении, имела свои устав, кассу, явки, адреса, квартиры. Руководил Боевой организацией в 1901–1903 гг. Гершуни (см фото), а в 1903–1908 гг. — Азеф. В Боевую организацию в разные периоды входило от 10 до 30 человек]. Член этой организации Карпович в 1901 году стрелял в министра просвещения Боголепова.

    Весной 1902 года последовало убийство министра внутренних дел Сипягина.

    Немедленно после совершения убийства в управлении были получены распоряжения от Департамента полиции о приступе к производству формального дознания, в порядке 1035-й ст[атьи] Устава уголовного судопроизводства.

    Проведение этого дознания было поручено жандармскому генералу А.И. Иванову, а наблюдение за этим производством взял на себя товарищ прокурора Петербургской судебной палаты М.И. Трусевич.

    Мне пришлось принять некоторую вспомогательную роль и присутствовать при первом допросе, при допросе убийцы, Степана Балмашева. Не помню, почему именно, но в момент привоза в управление арестованного Балмашева не оказалось налицо генерала Иванова, и для соблюдения формальностей М.И. Трусевич вызвал меня в свой кабинет для записывания протокола допроса.

    Надо сказать, что М.И. Трусевич был не только выдающимся представителем прокурорского надзора, как понимался таковой в то время, но он был и по наклонностям и по способностям замечательный следователь — в духе следователя «по Достоевскому».

    Трусевич на редкость любил и понимал дело политического розыска. Он же оказался впоследствии одним из лучших директоров Департамента полиции.

    Петербургское охранное отделение руководилось тогда жандармским полковником Сазоновым*, переведённым незадолго до этого убийства из Москвы, где он был помощником начальника охранного отделения у известного С.В. Зубатова.

*) САЗОНОВ Яков Григорьевич (?)(1865-?) — российский полицейский администратор, подполковник Отдельного корпуса жандармов. В армии — с 1884 года, служил в офицерских чинах. С 1889 года — в составе Отдельного корпуса жандармов. С 1893 года — в распоряжении московского обер-полицмейстера А.А. Власовского, с 1901 года — в распоряжении градоначальника Санкт-Петербурга Н.В. Клейгельса, в 1901—1903 исполнял обязанности начальника Санкт-Петербургского охранного отделения.

    После отставки С. В. Зубатова в августе — октябре 1903 года исполнял обязанности заведующего Особым отделом Департамента полиции

    Казалось бы, что в смысле охранной специальности и понимания политического розыска у Сазонова не должно было быть много конкурентов. Но не так-то было.

    Я знал его лично и неоднократно встречался с ним. Казак по своей прошлой службе, он вовсе не был выдающимся руководителем политического розыска, был медлителен, суховат и вял в обращении и едва ли достаточно образован в широком смысле этого слова.

    К тому же, вся система политического розыска того периода отличалась крайней неналаженностью.

    Департамент полиции сам от себя ввёл какую-то, считаемую им «центральной», или, попросту говоря, наиболее важной, «свою» агентуру. Начальники Петербургского и Московского охранных отделений имели свои агентуры. Всё это шло вразброд и не без известного соперничества с местными интересами.