Зеркало, Карл и... Клара

     …С удивлением я недавно узнал, что в детстве и отрочестве довольно долго обитал среди редчайшей антикварной мебели. Старинное зеркало-трюмо, ажурная этажерка, добротный   купеческий   шкаф,   закованный  в железо, комод, красивейший резной буфет и изрядно потрепанный, местами продавленный  диван  с валиками  и  зеркалами  на спинке. Но самое поразительное – вся эта мебель  раньше  стояла в немецком штабе  в Виннице. Штаб   располагался  в  маленьком  доме  справа от  входа в городской парк. Сейчас домик снова занят под очередной воинственный политический штаб. Дед с бабушкой жили там после войны, и когда, в связи с дедовским очередным назначением, переехали в Могилев – Подольский, захватили с собой обстановку.
          Как представлю себе, что мы обедали, принимали гостей, давили виноград и шинковали капусту   на массивном с четырьмя тумбами, с толстенной столешницей, с резными завитушками-меандрами и несколькими ящичками, столе, на котором когда-то лежали немецкие карты, гитлеровские директивы и, не исключено, документация и планы ставки «Вервольф»!..

     Огромное, уносящееся под потолок, озероподобное, траченое рыжими оспинами ряски, зеркало напоминало, заполненный водой, глубокий карьер, было многомерным, не имело объема, уходило в себя. Ближе к ночи на его дне начинали ползать тени, тяжело колыхались темные локоны водорослей, как белк; чьих-то глаз, посверкивали голые осколки рыб, и доносилось сопение и чавканье волн, облизывающих массивную деревянную раму.
     …Дед подобрал, сверзившегося откуда-то с крыши, вороненка. Имя ему дали классическое – Карл, хотя я, по малолетству, звал его Карлик. У него были нахальные глаза беспризорника, любопытный клюв, ненасытная и спонтанно опорожняющаяся утроба и, как следствие, сволочной характер. Вороненок хромал и волочил крыло, что вовсе не мешало ему оказываться в самых неожиданных местах. Но постоянным   ареалом   его   обитания   была  кухня.  А еще он время от времени присваивал бабушкино ожерелье-браслет, (можно  было носить и на  шее и  на руке),  пока  не заныкал его окончательно, скрипел, придуриваясь дверками шкафа, передразнивал соседского кота и деда,  старчески солидно покашливал.
     Летать не получалось и любимым занятием Карла, кроме  пожрать, было посидеть на трюмо, заглядывая в его бездонные трюмы. Он подолгу что-то там рассматривал, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, с кем-то в полголоса переругивался, иногда испуганно отмахивался здоровым крылом, словно творя крестное знамение.
     И вдруг исчез. Окончательно и одновременно с ожерельем. Поиски от подпола до чердака ничего не дали. Грешили на мстительного кота, но улик не было, и бабушка растеряно пошутила, мол, упал в зеркало и утонул. Я не поверил, но зеркало невзлюбил.

     Каникулы безвременно скончались, я убыл домой. Часто вспоминал Карлушу. Через год приехал к деду с бабой снова. В связи с поздним визитом-наплывом-застольем гостей был определен ночевать на диване, который стоял, поблескивая лужей своего зеркала,  ну, вы поняли где, - напротив трюмо, конечно. Ночью я проснулся от какого-то шума и на самом дне зеркала узрел сначала смутное движение, а после чей-то силуэт и внимательный взгляд. Взгляд оказался моим собственным. Но дальше раздался натужный скрип, с потолка упала ослепительная линейка света и там, на дне, уперлась мне прямо в грудь. Потом она стала расширяться, словно раздвигая мое тело, и из меня возник …ворон. Карл, собственной персоной!
      Заматеревший, со здоровыми крыльями, но по-прежнему слегка прихрамывающий, солидно покашливающий и с крутым мажордомским бюстом, богато упакованным в бабушкино ожерелье. Постояв на краю моей разверстой  груди, вглядываясь со дна зеркала в темноту комнаты, в потустороннего меня, скукоженного в нолик от ужаса,  ворон  подмигнул, четко, по-военному, развернулся на одной пятке и исчез в луче света. Брешь у меня в груди опустела, стало легче дышать.

     Утром бабушка рассказала, что еще в прошлом году, ворон, спустя неделю после моего отъезда, все-таки вернулся. И не один, а с …мужем. Карл, на самом деле, оказался Кларой.    
     Cупруг, которого она привела в «родительский» дом, был не отёсан, диковат и труслив. Зато очень самолюбив и, в силу этого, - глуп. Ночевать предпочитал на улице. В общем, чудо в перьях дальше подоконника не прижилось. В один из редких визитов, застукав Клару перед зеркалом, сначала едва не размозжил себе голову, пытаясь задать взбучку виртуальному сопернику, а после поставил жене фингал под глазом, расколотил бабушкину, любимую чашку и ушел из дома. Вернее, улетел. Просидел целый день на груше в саду, пока Клара не смирилась, присоединившись к нему. Они долго выясняли отношения, потом, придя к согласию, сделали круг над домом и с тех пор баба с дедом их не видели.

     …Полудрема, полоска света в ночном зеркале, скрип кухонной двери, открывшейся сзади от сквозняка и отразившейся в зеркале – это объяснимо. А вот призрачная и, вместе с тем очень живая, воронья фигура с ожерельем на бюсте! Скажете, привиделось? Но как она могла мне присниться, - не вороненок, а уже взрослая стреляная птица, никогда взрослой мною не виданная?!

     P. S. Неужели приходил повидаться?!
     На следующий день после окончательного отбытия вороньей четы нашлось ожерелье. Оно лежало на видном месте, на трюмо, вплотную к зеркальной поверхности, словно только что сплюнутое на берег зазеркальным прибоем. Бабушка его больше никогда не надевала.