Суходольские русалки

 Суходольские русалки

 В Суходольский летний пионерский лагерь Виктор поехал вожатым. Хутор, обнесенный дощатой оградой с большими железными воротами, располагался в тихом живописном месте, в двух шагах от берега Сиверского Донца. Кроме уроков плавания Виктор каждый день проводил с ребятами музыкальные занятия, а вечерами подолгу играл им на своей мандолине. В первые дни, отвечая на просьбы мальчишек и девчонок и увлекаясь сам, Виктор удивлялся тому, что никто не возражает против этих музыкальных посиделок, даже если они затягиваются после отбоя. С одной стороны он чувствовал себя нарушителем порядка, с другой же  как-будто все вокруг были вполне довольны и даже счастливы.  Сомнения его разрешила Надежда Петровна, молодая женщина-врач, подсевшая к нему как-то в столовой во время обеда.
-  Виктор Третьякевич,  а вы знаете, что вы волшебник? - ослепляя его жемчужный улыбкой на загорелом скуластом лице, весело спросила она.  Надежда Петровна обращалась на "вы" ко всем вожатым без исключения. Некоторых ребят смущало такое обращение, что доставляло ей неизменное удовольствие. Но Виктор не выказал смущения даже в ответ на столь странный вопрос. Он уже знал манеру этой женщины и стиль ее шуток.
- Пожалуй, - ответил он, улыбаясь сдержанно и загадочно, чуть наклонив голову. - Вернее, я уже позабыл об этом. А вот в детстве знал наверняка. Мне казалось, с тех пор мои чары потеряли силу,  но в последнее время я начал в этом сомневаться.
 И он поднял  на шутницу добрые смеющиеся глаза, уверенно воздавая ей её же монетой.
-  Ваши чары, Виктор, действуют безотказно, - заверила она его  и вдруг отпустила улыбку с лица, а голос её зазвучал совершенно серьёзно, став глубже и ниже. -  Знаете, я здесь третье лето, и не помню такого, чтобы за целую неделю ни одного ночного купания.  Прошлым летом у нас утонуло двое ребят, и один - позапрошлым.  Здесь это настоящая беда, нам приходится охранять по ночам выход из лагеря. Но кажется, в этом нет нужды после вашей музыки. Ребята засыпают после неё и спят до утра как убитые.
 Виктор далеко не в первый раз поймал себя на том, что от любой похвалы его музыке его буквально раздувает гордость. Это чувство,  колесом распирающее грудь, накатывало под восхищёными взглядами  или от хвалебных слов, так внезапно, с такой быстротой и силой, что ему  стоило труда брать себя в руки. Тем яснее он понимал, как важно делать это вовремя.
- Мне,  конечно, лестно было бы думать, что дело в одной только музыке, -  заметил Виктор, являя собой в эту минуту воплощение рассудительности и трезвомыслия. - Но  если не давать ребятам накупаться вволю днём,  непременно найдутся такие, кто будет бегать на реку ночью, и никакими колыбельными песнями их не остановишь.
- Что ж, и это тоже верно, -  не стала спорить Надежда Петровна. - Но,  скажу вам по секрету, ещё вернее то, что ребята всегда берут пример со старших. К сожалению, не все вожатые это понимают. Знаете, как бывает: приезжают старшеклассники из разных школ, едва познакомятся,  и уже назначают друг другу ночные свидания  на берегу. Я уж не говорю о том, что девушки и парни ходят купаться своими компаниями чуть ли не с первой ночи. Каждое лето одно и тоже, уследить невозможно.  Но в этом году, кажется, ограда пока ещё цела. У вас большой авторитет, Виктор. Вы понимаете?
 Тут как нарочно Надежду Петровну срочно позвали к начальнику лагеря, прервав на полуслове. Виктору оставалось лишь догадываться, к чему она вела этот разговор в итоге.  Неужели ей пришло в голову, что он способен подать ребятам тот самый дурной и опасный пример, если не предупредить его против этого? А с другой стороны в её словах звучала столь откровенная лесть, что она была больше похожа на насмешку.  Виктор мог бы долго ломать голову над этой загадкой, но на нём была ещё стенгазета, на которую катастрофически не хватало времени, поэтому он не пропускал ни один тихий час.
  Однако слова Надежды Петровны о ночных купаниях пионервожатых, вошедшее в традицию и служившие дурным примером младшим ребятам, упали ему в душу словно зерна в землю и дали неожиданные всходы.
 На следующий день Виктор проснулся  до восхода солнца. В предрассветных сумерках неслышно поднялся он со своей постели, оделся и словно призрак двинулся к воротам лагеря. Дежурный мирно спал в своей маленькой сторожевой будочке. Виктор беззвучно отворил закрытые на щеколду ворота и так же осторожно затворил их за собой. "Хороша охрана! -  подумал он. - А петли ворот, видно, смазали маслом!"
 Когда он вышел к поросшему камышами берегу, над зеркальной гладью воды ещё  стелился туман.  Было тихо. Камыши завороженно застыли над зеркалом, туман едва заметно двигался, шевелился как живой, медленно меняя очертания, создавая причудливые фигуры и как-будто маня за собой  множеством полупрозрачных рук. Виктор шел вдоль берега, едва удерживаясь от искушения скинуть одежду, раздвинуть руками камыши и нырнуть в безмолвно зовущую гладь, от взгляда в которую кружилась голова. Туман постепенно рассеивался, становилось всё светлее. Виктору вдруг сделалось не по себе от мысли, что кто-нибудь может увидеть его, и он поспешил назад пока не взошло солнце. Лишь проскользнув мимо  по-прежнему крепко спящего дежурного у ворот, он вздохнул с облегчением, а добравшись до своей койки, залез под одеяло не раздеваясь и уснул в ту же минуту.
Однако когда его разбудил горн, он обнаружил свои штаны и рубашку на спинке кровати. "Выходит, это мне приснилось, будто я лёг в одежде?" - подумал он, и такое объяснение успокоило его. Правда, лишь на время. Когда Виктор вернулся со своим десятым отрядом в лагерь после купания, ему как замыкающему, последнему во всей колонне, пришлось закрывать ворота. От резкого пронзительного лязга он невольно вздрогнул, и тотчас его как громом поразило:  ведь и пару дней назад он уже слышал лязг этих ворот, такой же резкий, а значит, его сегодняшняя предрассветная прогулка не могла быть ничем иным, кроме сна, каким бы правдоподобным сон ни казался. Бывают ведь сны, в которых человек видит себя спящим, а потом якобы просыпается и идёт куда-то совсем как наяву, но на самом деле продолжает спать. В таком сне можно отправиться в любое место, в том числе и туда, куда по-другому не пробраться. Виктор вдруг поймал себя на том, что думает об этом как о чём-то привычном, само собой разумеющимся, и голос Надежды Петровны отчетливо прозвучал у него в ушах: "Виктор Третьякевич, а вы знаете, что вы волшебник?" "Похоже,  что да, -  мысленно усмехнулся он. - Не удивлюсь, если во время тихого часа мне удастся совершить полет на луну!"
 Тут он вдруг почувствовал усталость, будто действительно поднялся засветло. Сам того от себя не ожидая, Виктор решил присоединиться к ребятам хотя бы на полчаса. Стоило ему добраться до своей кровати и опустить голову на подушку, как его отяжелевшие веки сомкнулись. И вот уже одно тело Виктора лежало в постели, а второе ( и это был он сам, а не просто видимость) отделилось от первого  и поднялось, точь-в-точь как нынче перед рассветом.
 У ворот лагеря Виктор встретил Надежду Петровну в белом медицинском халате, с распущенными по плечам длинными белокурыми волосами. В руках она держала его мандолину.
-  Виктор Третьякевич, вы забыли свой волшебный инструмент! - и беспощадно ослепляя его белоснежным жемчугом крупных ровных зубов, она протянула мандолину ему.
-  Зачем? Я же купаться иду! - удивился Виктор.
- Держите! - требовательно возвысила голос Надежда Петровна, и в глазах её вспыхнул зелёный огонь,  от которого и сами глаза стали зелёными как свежая прибрежная трава. - Так мы вас и отпустили! - усмехнулась она, когда Виктор всё же принял мандолину из её рук. - Да вы и сами знаете своё дело!
 Она зашагала вперед, а он за ней следом. Тут Виктор заметил, что свет почти такой же, как перед восходом: вроде как светлые сумерки, и вода опять чистое зеркало, ни единое дуновение ветра не тревожит глади, и так же шевелятся над ней тонкие струйки тумана. Надежда Петровна свернула вниз с ведущей вдоль берега тропинки, раздвинула руками высокие камыши и шагнула между ними. То ли шорох, то ли шёпот раздался из глубины камышей, и в следующий миг Виктор увидел, что там собрались все вожатые лагеря, и девчата, и хлопцы. Все они раздеты и собираются купаться. Прямо перед ним откуда не возьмись появилось белое как снег, пышное и статное тело Анечки Соповой, вожатой восьмого отряда, его одноклассницы. Её мягкие русые косы лишь слегка прикрывали ей грудь.
- Играй, Виктор! -  взглянув ему в глаза, потребовала Анечка, отступила в сторону, повернулась к нему спиной и шагнула вниз, вслед за Надеждой Петровной, уже сбросившей свой белый халат и опустевшей ногу в воду. По зеркальной глади взволнованно побежали круги, а из тумана стали живо вырисовываться одно за другим сначала призрачные очертания, но всё явственнее и явственнее в них угадывались бледно-зеленые девичьи фигуры, опутанные длинными, похожими на тину волосами. Зелёный огонь мгновенно загорелся в их голодных глазах, тонкие полупрозрачные руки с длинными пальцами и заостренными словно у хищных птиц когтями уже не имеют ничего общего с туманом и нетерпеливо тянутся к человеческой плоти как к вожделенной добыче, стремительно удлинняясь.
-  Играй! Скорее! - снова требует Анин голос, и Виктор опускает пальцы на струны. Лишь только он берёт первый аккорд, русалки сплетают руки между собой словно в хороводе, а зелёные глаза их устремляются на Виктора, он чувствует на себе их манящие безумно влюблённые взгляды.  Но Виктор прижимает к себе мандолину и сливается с её звуками. "На закате ходит парень" - играет и тихонько напевает он ту самую песню, которую девчата из его отряда просят чуть ли не каждый вечер. Ему и самому очень нравится эта мелодия, а здесь, в лагере, это его коронный номер. Русалки слушают, застыв  завороженно и  неподвижно, не отрываясь, а Надежда Петровна уже вошла в воду и плывет, и Аня тоже, и все вожатые, кто, уже сбросив с себя одежду, ждал в камышах, когда придёт Виктор со своей мандолиной, чтобы заколдовать местных русалок, подстерегающих каждого купальщика у этого берега.
Виктор играет, а музыка так похожа на воду, которую колышет множество  рук и ног плывущих в ней купальщиков, ему всё сильнее хочется тоже нырнуть в неё и плыть, плыть. А русалки чувствуют его желание и зовут: "Иди к нам! Плыви сюда!" "И в самом деле, - думает Виктор, - ведь я так ни разу и не плавал за столько дней!" Русалки слышат его мысли и дрожат от нетерпения. "Мы так давно тебя ждём! -  вздыхают они и, чувствуя его последнее сомнение, обещают: " Мы никого не тронем, если ты придёшь к нам сам!" Виктор перестаёт играть, но музыка продолжает звучать; она в воде. Он кладет на берегу свою мандолину, скидывает с себя одежду и бросается  вниз головой. Как только его тело погружается в воду, он чувствует, как ноги мгновенно срастаются, превращаюсь в рыбий хвост, а кожа покрывается блестящей чешуей. И тогда за спиной у него раздаётся дружным хором отчаянный крик ужаса, будто бы кто-то утонул. Виктор оборачивается на крик и... просыпается.
"Приснится же такое!" - пробормотал он, садясь на постели, но тотчас же поднялся, будто бы всё ещё слышал неодолимое: "Иди к нам! Мы так давно тебя ждём!"
Ноги сами понесли его, как уже было с ним когда-то, а может быть и не однажды. Очнулся он на берегу. И теперь это был не сон. Кто-то действительно кричал. Крик доносился со стороны реки. Виктор бросился к прибрежным камышам,  к тому самому месту, откуда только что нырял в своём заколдованном сне, и сразу же увидел, откуда доносится голос, зовущий на помощь: голова мальчишки на середине реки то выныривала из воды, то исчезала. Виктор не заметил, как сорвал с себя штаны и рубашку и нырнул. Словно в продолжение своего сна он оказался в зарослях тины, похожих на цепкие русалочьи объятья, но выскользнул из них неимоверно ловким стремительным движением и бросился вперёд. Уворачиваясь от пут тины и водорослей, лавируя среди них как настоящая рыба, он плыл под водой, уходя на глубину, до тех пор, пока хватало объёма лёгких, а когда, наконец, вынырнул на поверхность, темноволосая голова мальчонки как раз всплыла впереди него, всего в каких-то паре метрах. Виктор одним гребком покрыл это расстояние, поднырнул под наглотавшегося воды и обессилившего малолетку, принимая его к себе на спину и придерживая рукой.  Ещё немного, и было бы поздно - тот уже почти потерял сознание. Бедняга к тому же совсем сорвал голос, пока звал на помощь. Виктор, однако, узнал его именно по голосу ещё с берега. Этот пострел был из того самого восьмого отряда вожатой Анечки Соповой, и звали его, кажется, Володей.
 Обходить ловушки водорослей и тины с мальцом на спине было куда труднее, и Виктор двигался назад медленнее и осторожнее, опущупью, ведомый каким-то безошибочным чутьем. Временами ему мерещилась, будто повсюду вокруг него бледные тонкие руки  и блестящие рыбьи хвосты, и волосы, похожие на тину, и влюблённые глаза, горящие зелёным огнём: русалки сопровождают его вместе с его ношей, но не смеют напасть, как напали они на этого несчастного мальчонку; не смеют даже прикоснуться, вероятно, благодаря музыке, которой Виктор околдовал их в своём сне.
 А в восьмом отряде уже хватились беглеца. Когда Виктор вытащил его на берег, туда как раз выбежали Надежда Петровна и Аня.
- Живой! - воскликнула Надежда Петровна, бросаясь к мальчику. - Дышит! Не волнуйтесь, Анна, сейчас мы приведем его в чувства. Скажите спасибо Виктору! И как он только успел? Это просто невероятно...
- Ну, вы же сами говорили, что я волшебник, -  заметил Виктор со странной улыбкой, пытаясь при этом избавиться от воды в левом ухе при помощи прыжков на правой ноге. - Что там в лагере? Подняли шум? Нет? Может быть, и не надо? Я никому не расскажу...
 Он посмотрел в испуганные Анины глаза  прямо и ясно, давая понять, что не шутит и готов скрыть свой подвиг от всего лагеря, будь на то её воля.
-  Соглашайтесь, Анечка, и я вас тоже не выдам, - поддержала его Надежда Петровна. - Зачем вам лишний выговор?
 И Анечкины глаза взглянули на него с такой сердечной теплотой и благодарностью, что он почувствовал себя совершенно вознагражденным.
- Спасибо тебе, Виктор! - проникновенно произнесла она.