Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 1, гл. 11

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЕВЕРНЫЕ ЛЕНТЫ
 
Глава одиннадцатая

Ольгин шёл в сторону автобусной остановки в прекрасном расположении духа, и с довольным видом глазел по сторонам. Больница, врачи, уколы – всё это оставалось в прошлом, правда, было немного жаль расставаться с Кривошеевым, но что-то подсказывало ему, что придёт такое время, когда их жизненные пути снова пересекутся. Он заранее позвонил отцу на работу, сообщив, что скоро будет дома, тем самым очень его обрадовав.

- Мы будем тебя ждать, – сказал Антон Сергеевич, - сегодня пятница, Наталья обещала привезти  Артёма, так что готовься к встрече!

«Совсем не вовремя!» - подумал Алексей, но в трубку телефона сказал совершенно иначе:

- Конечно, пусть приезжает, это просто здорово!

На самом деле все его мысли были заняты бобинами Верблюдинского, и теперь сердце сверлила злая досада, от того, что их осмотр придётся отложить. Впереди уже маячила автобусная остановка, когда он вдруг почувствовал, что ему в спину кто-то смотрит и, обернувшись, обнаружил, что за ним идёт пожилая женщина. Преследовательница была без головного убора, её длинные седые волосы развевал тёплый майский ветер, а давно вышедший из моды плащ коричневого цвета придавал ей сходство с какой-то болотной кикиморой. Ольгин ускорил шаг, женщина ускорила тоже, немного притормозил, притормозила и она. Ему стало не по себе, но вот уже  остановочная площадка, вокруг неё скопилось много народа, было очевидно, что транспорт будет с минуту на минуту. Он встал, облокотившись на металлическое ограждение, седоволосая подошла к нему вплотную.

- Ты - Алексей Ольгин? – зловеще прозвучал скрипучий голос.
- Да, - Алексей кивнул, - а Вы кто будете?
- Я мать Петра Кондратьева, из-за тебя мой сын попал в тюрьму!
- Ваш сын – преступник, фарцовщик и морально разложившийся тип, - Алексей сам не заметил, как от нахлынувшего волнения сорвался на крик, - очень надеюсь, что суд вынесет ему максимально суровый приговор!
- Нет, мой сын не преступник! – говорившая с ним покачала головой, - ты оклеветал его, а милиция сфабриковала доказательную базу, им нужна была отчётность и они своего добились. Я знаю, это всё Щукин сотворил с твоей подачи, чем же тебе Петя так не угодил?!

Она крепко схватила его за рукав и потянула к себе.

- Отойди от меня, чокнутая ведьма! – вскричал Ольгин, дёрнувшись изо всех сил.

Ему удалось вырваться, мать Кондратьева, скорчив злобную гримасу подняла на него свою костлявую руку, он, опасаясь удара, со всей силой оттолкнул её от себя, и она потеряв равновесие, упала прямо в лужу. В это самое время как раз подошёл автобус, Алексей не мешкая, запрыгнул в салон.

- Так тебе и надо, старая п…да! – еле слышно произнёс он, глядя, сквозь оконное стекло, как прохожие помогают упавшей встать на ноги.
 
Весь радостный от осознания того, что никакого вреда причинить ему эта фурия не может, через полчаса Ольгин уже стоял посреди родного двора, напротив своего дома сталинской постройки, и вскоре дотронулся до ручки входной двери  квартиры, которая оказалась не запертой.

- С возвращением, Алёша, клади сумку, раздевайся и проходи, мы как раз стол накрыли, - сказал Антон Сергеевич, вышедший его встречать.
- Ура, папка пришёл! – это через весь коридор бежал Артём, - Скажи, а ты  совсем вылечился?
- Совсем, - отвечал Алексей, входя на кухню и здороваясь с матерью.
- Это помогла лошадка, которую я нарисовал!
- Наверно да, она у тебя очень красивая получилась.
- Тогда, давай, повесим её на стену рядом с твоей кроватью, она будет тебя охранять по ночам! - предложил сын, залезая на табурет.

Только тут Алексей вспомнил, что рисунок, о котором шла речь, остался в больничном мусорном ведре, так как Лёня Сызранский умудрился использовать его в качестве салфетки во время пьянки, и весь покраснел, не зная, что ответить.

- Да, подожди с лошадкой, папа ведь только что пришёл, посмотри, лучше, какой курник я испекла, - пришла к нему на помощь мать, раскладывая на столе тарелки.

Её порыв возымел действие, неудобная тема была забыта.

- У бабушки самый лучший курник на свете, – заявил Артём, прикончив свою порцию быстрее всех, и добавил, - мама такой делать не умеет!

Вся семья просидела за столом до вечера, выписанный больной долго рассказывал о том, как его лечили, много тёплых слов сказал в адрес Кривошеева, упомянул  и о смерти Верблюдинского.

- Семёна действительно жаль, - сказал отец, - такой образованный, интеллигентный  был. А вот поступок Тони я не одобряю.
-  Алёша, а когда тебе теперь к врачу? – мать перевела разговор на другую тему.
- Завтра утром пойду продлевать больничный лист, в субботу поликлиника работает с девяти утра, - отвечал Алексей, - придётся рано вставать, поэтому сейчас мне хотелось  бы отдохнуть.
 - А разве ты не посмотришь, какой мы с дедушкой без тебя самолёт собрали? – спросил Артём.
- Папа очень устал, - снова вмешалась мать, - да и тебе тоже уже пора  спать, так что иди чистить зубы, раз уже поел, а завтра похвастаешься своим самолётом.
- Пап, договорились?
- Договорились, держи «пять!» - Алексей протянул сыну свою ладонь, тот ударил по ней, затем слез с табурета и направился в ванную.
- Мы ему стелим в маленькой комнате, - сказала мать, - Тёмке там нравится, он засыпает самостоятельно и, представь себе, совершенно не боится темноты. А помнишь, как ты в детстве не хотел оставаться на ночь один,  всегда просил не выключать свет?
- Да, помню, доставил я тебе с отцом  хлопот…
- А с этим пацаном никаких проблем нет, Наташа его хорошо воспитала! – вставил своё словцо в разговор Антон Сергеевич.

Пока они говорили, Артём вышел из ванной уже одетый в ночную пижаму.

- Спокойной ночи, папа, дедушка и бабушка! – сказал он.
- Пойдём, я провожу тебя до кровати! – Алексей встал, взял сына за руку и они оба прошли в комнату, которая теперь служила спальней самому маленькому из семьи Ольгиных. Малыш проворно юркнул под одеяло и лёг на спину, скрестив руки на груди.

- Не забудь повесить мою лошадку рядом со своей кроватью! – напомнил он.
- Не забуду, - отвечал Алексей, присев рядом, - скажи, лучше, что тебе мама обо мне говорила?
 - Она говорила, что вы расстались, из-за того, что часто ссорились, ну, прямо как я со Светкой из детского сада.
- А тот дядя,  который сейчас с вами живёт, какой он?
- Дядя Ваня очень хороший, умеет играть в баскетбол, занимается боксом, а ещё он милиционер, у него есть настоящая фуражка с кокардой и большой пистолет, но, ты, мой папа, всё равно самый лучший!
- Ты тоже у меня самый лучший! Спи крепко!

Уложив сына и пожелав доброй ночи родителям, Алексей ушел к себе, наконец-то, он мог спокойно заняться доставшимся ему сокровищем. Магнитофоны Верблюдинского действительно были шикарными, один  – серебристый Akai, другой – SONY, три огромных коробки так же стояли рядом с ними, в ожидании своего нового обладателя. Ольгин недолго думая открыл одну из них, и его взору предстали аккуратно уложенные в ряды белые пластмассовые боксы, к каждому из которых был приклеен порядковый номер. Из этих рядов им был взят первый попавшийся, бобина с лентой, оказалась завёрнутой в полиэтиленовый пакет, в него так же был вложен листок бумаги с рукописным текстом следующего содержания:

«Владимир Сорокин. Первый концерт песен Высоцкого с ансамблем «Мираж», 1979 год».

Немного подумав, Алексей отложил эту бобину в сторону и взял следующий бокс, «Виталий Крестовский. Новогодний концерт, 26.12.1978 г.» - так было написано в новом сопроводительном листе. Фамилию Крестовского он запомнил из рассказов Верблюдинского, поэтому включил привезённый ему магнитофон SONY, установил ленту, надел наушники и нажал кнопку воспроизведения. Несколько секунд слышался тихий шорох, затем последовало небольшое, но очень красивое музыкальное вступление.

- Дорогие друзья, вновь с вами ансамбль “Крестные отцы”. Сегодня для вас поет Виталий Крестовский! – объявил приятный женский голос.

Ольгин планировал ознакомиться с одной песней, максимум с двумя, но в итоге прослушал весь концерт, длившийся полтора часа, запись оказалась потрясающего качества, были различимы все, даже самые незначительные её детали.  «Да, - подумал наш меломан, - неудивительно, что Рышков брал так дорого за свои  услуги!».

Настала очередь двух других коробок, в них оказались бобины с записями Аркадия Северного, причём в одной были только гитарные концерты певца, а в другой –  оркестровые. Дополнением к коробкам служил большой матерчатый  мешок с отдельно уложенными катушками, к ним прилагалась бумага с надписью: «Не для раскатки!». «Концерт в кафе «Печора»,  «Хадыженский концерт под гитару и скрипку», «Концерт на квартире В. Шорина», «Запись в автопарке», «А. Шеваловский – вторая и восьмая встреча с ансамблем «Обертон», ВИА «Одесситы»... От обилия названий голова шла кругом, но это головокружение было приятным, единственное, что огорчило – фотоальбома ни в коробках, ни в мешке не оказалось.

Алексей проснулся в восемь утра по будильнику, умылся,  наскоро позавтракал, и отправился в поликлинику, которая находилась в десяти минутах ходьбы от его дома. Опасения, по поводу того, что задержаться там придётся надолго, не оправдались, всё сложилось на редкость удачно, больничный лист был продлён ещё на неделю, а необходимые рецепты получены без каких-либо проблем.

Возвращаться домой не особо хотелось, и потому его рука извлекла из внутреннего кармана записную книжку, в которую вчера перед сном были вписаны телефоны Кривошеева и адрес Верблюдинских. «Время есть, почему бы не попробовать, тем более что ехать недалеко, всего пять остановок на трамвае!» - шепнул ему внутренний голос. 

Он без труда отыскал серый девятиэтажный дом, где ещё недавно проживал вместе со своей супругой Семён Аронович, и немного пройдясь вдоль клумбы, остановился прямо под окнами их квартиры. «Семён записал за деньги всего несколько бобин, вскоре после этого погиб его сын, потом умер он сам, и последней ушла из жизни его жена, - думал Ольгин, - Рышков был проклят Северным в восьмидесятом году, но после этого жил ещё три года, торгуя записями направо и налево. Нет, эти события никак не связаны между собой, их следует рассматривать как обычное стечение обстоятельств,  мне – просто очень крупно повезло!»

Взгляд Алексея остановился на рыжем коренастом жителе этого дома, который протирал лобовое стекло своего зелёного «Жигулёнка» шестой модели и тоже посматривал в сторону окон.

- Прошу прощения, что отвлекаю Вас, - тщательно подбирая слова, заговорил он с ним, - но, может быть, вы мне поможете, я ищу Фрола.
- Фрол перед Вами, - отвечал хозяин «шестёрки» вполне дружелюбным голосом, - чем могу  помочь, молодой человек?
- Вы были соседом Верблюдинских, а я лежал с Семёном в одной палате, мне известно о том, что случилось с Антониной Ивановной, меня зовут…
- Алексей Ольгин, - Фрол улыбнулся, - Антонина называла Ваше имя.  Да я их сосед по лестничной площадке, и я же отвозил к вам бобины и магнитофоны Семёна, для него почему-то это было очень важно.
- Скажите, а никакого фотоальбома вместе с ними не было?
- Не было. Мы искали этот фотоальбом, но почему-то он не оказался там, где должен был находиться, скорее всего, перед самой госпитализацией Аронович куда-то переложил его. Тоня решила, оставить этот вопрос на потом, но, так случилось, что ни её, ни Семёна теперь больше нет.
- Это были очень хорошие люди, -  с грустью сказал Алексей.
- Как насчёт того, чтобы выпить? – Фрол достал из машины бутылку «Пшеничной».
- Я вообще-то только что выписан из больницы, у меня была тяжёлая травма головы.
- А мы по чуть-чуть, только помянем их, и всё, - новый знакомый Ольгина  открыл алкогольную ёмкость, - в моём распоряжении, всего один гранёный имеется, уж прошу не побрезговать, а я по ходу дела ещё кое-что интересное расскажу.
- Только мне совсем немного!
- Да, конечно.

Водка оказалась горькой и противной, пришлось выпить, превозмогая себя.

- Вот закуска! – угощающий сунул в руку Алексея холодную отварную сардельку, сам же наполнил себе стакан до краёв, не спеша выпил, растягивая удовольствие, затем достал сигарету закурил и молвил:
- Ну как, нормально воспринял беленькую твой организм?
- Нормально, - отвечал Ольгин, работая челюстями, - но Вы мне хотели что-то рассказать.
- Всё, дело в том, - начал Фрол, - что вчера сюда приезжал какой-то очень важный тип на чёрной «Волге», звонил ко мне домой, спрашивал, нет ли у меня ключей от квартиры Верблюдинских. Сёма с Тоней, когда уезжали на дачу, действительно иногда оставляли ключи моей жене, она приходила, поливать цветы в их отсутствие, и каким-то образом этот человек узнал об этом. Говорил он о магнитофонных бобинах, о том, что Семён якобы должен был ему их передать незадолго до смерти, ну и мне сразу стало всё понятно. Когда я отказал ему в помощи он сильно разозлился, хамил, грозил, и при этом назвался, Виктором Сергеевичем, а фамилия его такая фруктово - ягодная, то ли Малинин, то Калинин.
- Может быть Рябинин?
- Точно, Рябинин, ой, смотри, вот он снова сюда идёт!

Ольгин увидел очень солидного господина с большим животом, в дорогом костюме-тройке, шагавшего по улице в сопровождении двух милиционеров и рабочего, у которого в руках был чемоданчик с инструментом. Господин что-то раздражённо объяснял всем троим, а те послушно кивали головами, как будто рядом с ними был как минимум замминистра союзного значения.

- Идут вскрывать квартиру Семёна, - догадался Фрол, глядя им вслед, - интересно, что в этих бобинах такого ценного, раз за ними охотятся столь важные персоны?
- Без понятия, - соврал Алексей.
- В любом случае, раз Семён  решил, что они должны принадлежать Вам, уважаемый, значит так и надо, а этот Рябинин пусть получит дырку от бублика, как говорил Глеб Жеглов в исполнении Володи Высоцкого!

Минут через пятнадцать вся четвёрка вновь появилась на улице и прошла мимо в обратном направлении, в руке её предводителя был большой свёрток.

«Им удалось найти фотоальбом!» – догадался Ольгин.

Дождавшись, когда незваные гости скроются из виду Фрол снова достал бутылку.

- Ну как, вмажем ещё? – спросил он.
- Нет, что-то мне нехорошо, - отвечал Алексей

Ему действительно вдруг стало дурно, голову сжало словно обручем, в глазах потемнело, сарделька, которую он только что съел, запросилась обратно наружу. Фрол озабоченно взглянул на него.

- Нужна помощь, может быть, вызвать «неотложку»?
- Не надо, всё пройдёт! - Алексей  доковылял до ближайшей скамейки, которых вокруг было великое множество, уселся, и расстегнул ворот рубахи.
- Вот, валидол, - Фрол присел рядом, - прошу простить, это моя вина, нечего было лезть со своей водкой!
- На самом деле виноват я, не надо было мне её пить, - отвечал Ольгин, рассасывая таблетку.

Вскоре наступило облегчение, и он, вставая, произнёс, с благодарностью посмотрев на своего спасителя:

- Спасибо за всё, не смею Вас больше задерживать, мне уже пора.
- Всегда рад помочь, - отвечал Фрол, - если вдруг снова потребуюсь – приезжайте.
- Конечно, теперь я знаю, как Вас найти, - Алексей пожал ему руку.

Последние следы недомогания улетучились, вскоре трамвай уже мчал его в сторону дома. «Жаль, конечно, что фотографии Северного мне не достались, - думал он, удобно расположившись на пассажирском сидении, - но с другой стороны всё ещё может измениться!». По пути домой, Ольгин зашёл в кондитерский магазин, купил пирожных «Буше», шоколадных конфет «Элегия», и уже на лестнице столкнулся с Натальей и Артёмом.

- Алёша, здравствуй, - приветствовала его бывшая жена, - мы тебя не дождались, а теперь нам уже пора уезжать. Ой, да от тебя пахнет водкой, всё ясно, как был ты дураком, так и остался!
- Папа мой самолёт не посмотрел и лошадку к себе не повесил! – грустно произнёс Артём, даже не взглянув в его сторону.
- Я что-то принёс! – Алексей хотел было достать из пакета покупки, но сын на это никак не отреагировал.
- Иди, проспись, видеть тебя не желаю, - бросила ему Наталья, спускаясь  вниз.

На него вдруг накатила волна злости, он хотел было выдать пару крепких слов в её адрес, но в последний момент сдержался и лишь громко хлопнул дверью, дома  родители, конечно же, слышали весь этот разговор.

- Наталья правильно сказала, – нахмурившись произнёс отец, отчеканивая каждое своё слово, - я и мама, мы оба помогаем тебе наладить отношения с сыном, а ты сам всё портишь.
- Не помогайте, ничего не получится, она этого не хочет, и настраивает его против меня!

Алексей не стал дальше продолжать разговор, и ушёл к себе в комнату, где его ждали бобины с магнитофонами. Этот вечер у него был посвящён прослушиванию записи Аркадия Северного и «Братьев Жемчужных» датированной 1975 годом, по песням и репликам ему сразу стало ясно, что это тот самый концерт, о котором рассказывал Верблюдинский. «Шумит метель…» в исполнении солиста ансамбля действительно оказалась сильнейшей вещью.