Русалочка 9

 В последнее время очень много думаю вот о чем: вероятность практически любого события, как мне кажется, исчезающе мала. В самом деле: это как вообще должны сложиться обстоятельства, чтобы что-то вообще произошло? Вот представьте: человек родился (что само по себе невероятно с точки зрения бесконечного числа сложившихся случайностей), живет себе потихоньку, а где-то в это время живет другой человек, а потом эти двое встречаются. Случайно. И фатально. Много ли шансов, что все должно произойти именно так? Не думаю. Тем не менее такие случайности происходят ежесекундно. И каждый раз случается то, что, казалось бы, в принципе невозможно. Как?
 Черт. Не особо умные, детские какие-то мысли, я знаю. Давно знаю. Давно все пережил, прожил, прожевал. Но почему-то они меня не отпускают.
 И что мне делать? И какой во всем этом смысл?
 Все в прошлом, давным-давно в прошлом. А я вот застрял, как старый заезженный «винил».

 В тот день, как я уже сказал, я не ждал ничего особенного. Но все уже происходило. Готов ли ты, ждешь ли, знаешь ли – все это не имеет никакого значения, когда все уже мчится к своей неизбежности. А ведь оно изначально, оно всегда двигалось только в одном направлении. Не считаясь ни с чем. Стохастичность? Или все же предопределенность? Так или иначе, оно уже закрутилось.
 А я в это время сидел в сортире, изображая орла, и, естественно, ни о чем не подозревал. Потом я вышел, вымыл руки, зевнул, плеснул на лицо, посмотрел на небо – хороший день – и, ни о чем особо не думая, зашел в дом.
 Алиса была там.
 Стояла прямо посреди комнаты (вернее, кухни, или столовой, или гостиной), замерев невозможно прекрасной статуей, и смотрела на меня широко распахнутыми глазами – почти испуганно и немного диковато.
 Я и сам замер от неожиданности. Сердце ощутимо трепыхнулось.
 Алиса ожила первой, сделала шаг и оказалась очень близко от меня. Я был уверен, что последует страстный поцелуй (и в эту секунду я понял, что действительно изголодался, что меня давно мучает эта жажда), но она без всяких предисловий спросила:
 -Ты же был в усадьбе? В Денисово?
 -Был, - отвечал я после паузы, сбитый с толку, не сразу поняв, о чем вообще идет речь.
 -Встретимся там. Через пару часов. Раньше не надо, чтобы чего-нибудь… Короче.
 -А… - я все еще не пришел в себя.
 -Буду ждать, - сказала она и, словно вспугнутая птица, метнулась мимо меня в открытую дверь.
 Первым моим порывом было метнуться за ней, но я только глупо повернулся ей вслед, даже не увидев, как она исчезает за порогом. Что это было?
 Не чувствуя ног, я прошел в другую комнату, колыхнув занавеску, плюхнулся задом на койку, уронил безвольные руки между колен. Руки дрожали.
 «Два часа», - подумал я.
 Так и сидел. Потом наступила разрядка, я начал нелепо хмыкать, качать головой, а еще понял, что больше не могу сидеть. Стал перемещаться по дому из угла в угол. Хотелось двигаться. Хотелось бежать, сломя голову. Прямиком в Денисово. Но я сдерживал себя. С трудом.
 Вряд ли так уж часто мне доводилось испытывать подобное нетерпение. Поминутно смотрел на часы. Хмурился. Усмехался. И так по кругу. А в целом это время прошло как бред.
 Не мог оставаться на месте. В голове строились хитроумные планы.
 Заглянул к бабе Лене сказать, чтобы к ужину меня не ждала (а недавно прошел обед) и спокойно ложилась спать. Хочу, мол, прогуляться на натуре. Возможно, и на закате, вы понимаете. Такое случалось не впервые, так что дражайшая Елена Владимировна не должна была ничего заподозрить. Качая головой, она начала накладывать мне снедь, так сказать, на вынос, и это тоже было привычно. А потом вдруг спросила:
 -Алиску-то видел? За грибами умотала.
 Я помедлил.
 -Да… забегала поздороваться.
 -Значица, не пошел с ней? – Это был как бы полувопрос. – А я ей предлагала: возьми Гошеньку, скучно ему, поди.
 Я начал слегка тревожиться.
 -Ну… я как-то не грибник…
 -Вот и она так сказала. «Он же городско-о-ой»!
 И посмотрела на меня с фирменной своей хитринкой.
 Я попытался увести ее подальше от этой темы, подпустил в голос шутливые нотки:
 -И что вы такое говорите? Мне совсем не скучно. С вами разве соскучишься?
 -Ай! – Баба Лена всплеснула руками, демонстрируя все свои искусственные зубы в широкой улыбке.
 Хорошее у нее было настроение. Она вообще была позитивная старушка. И в таком вот виде я ее и покинул.
 А время почти и не двинулось. Ладно, неправда. Час всего-то остался.
 Вернулся к себе.
 «Денисово», - подумал я, выкладывая продукты на стол. Стал вспоминать в подробностях это самое Денисово.
 «А ведь там ничего так».
 Продукты «от бабушки», значит.
 «Не устроить ли пикник на лоне природы?» - Эта мысль почему-то довольно сильно меня воодушевила. Даже не знаю. Было в ней что-то интимное и что-то почти семейное.
 Я начал собирать рюкзак, и это было хорошее, успокаивающее занятие. Мыслями я уже был в будущем – прекрасном, неожиданном, но ожидаемом. И разве это не исключительный день?
 Он таким и был.
 Таким и был.

 Со все большим нетерпением я поминутно поглядывал на часы. Смотрел в окна. Я уже примерно рассчитал время, которое понадобится на дорогу. Еще немного подожду. А, черт, минутой больше, минутой меньше – какая разница? Пойду.
 Наконец я вышел из дома, чувствуя себя как какой-нибудь шпион на задании. Но внешне старался выглядеть праздным, скучающим – не знаю уж, насколько мне это удавалось. Так и шел по улице как бы прогулочным шагом, как бы лениво глядя по сторонам. Смотрел на пронзительно голубое небо со все такими же пушистыми облаками, в который раз восхищался могучими стволами берез – посеревшими, почти черными у основания, с пятнами мха – свидетельствами неизбежной старости. Прошел мимо дома Самойлова. Ни его самого, ни его жены, ни детей видно не было. Тем лучше. Хотя, как я уже давно понял, это совершенно не значило, что за мной сейчас никто не наблюдает. Может, да, может, нет. Я как-то уже привык, что здесь все знают, чем ты занят в любой конкретный момент. Если не знают, то предполагают очень правдоподобно.
 Вышел на скошенный луг, прекрасно понимая, что все еще виден как на ладони (если, конечно, кто-то сподобится посмотреть). А в Мохово, в принципе, кому это надо? Самойлову если только? Ну и что с того? Я все-таки не в Князевке. Может, и не нужна вся эта конспирация. И все же, продолжая играть некую роль, я даже остановился посреди поля (никуда не спешу, правильно?), открыл рюкзак, попил воды, сделал вид, что что-то фотографирую на телефон (господи, зачем?) и только потом отправился дальше.
 Оказавшись в лесу, найдя эту почти исчезнувшую тропу, немного ускорился, насколько позволяла неверная дорога. Нетерпение, теперь уже ничем не сдерживаемое, гнало меня вперед, но здесь, под сенью деревьев, в сумрачной тени, в моей голове возникли некие сомнения. А что если ее не окажется на месте? Может такое случиться?
 Я старался гнать подобные мысли, но они все равно лезли в голову, заставляя меня еще больше ускорять шаг. Не такая уж долгая была эта дорога, но мысли я успел попередумать всякие. Понимаете, я знал, чего хочу прямо сейчас (и как можно было не знать, если знакомый зуд искрился и не отпускал меня?), но что дальше? Я должен был уже наконец что-то решить, и это тоже было мне ясно. Как часто я руководствовался в жизни принципом «улыбнись и уходи»? И почему мне так сложно теперь? Даже идея пикника уже не казалась мне стопроцентно удачной. Как объяснить? Мне казалось, что вся эта ситуация будет требовать продолжения, а что я мог предложить? И насколько я действительно хотел чего-то по-настоящему значимого? Запутался.
 В общем, когда я добрался до места, то был уже изрядно на взводе. Но здесь настроение мое снова переменилось. Эта смутно угадываемая дорожка меж рядов старых тополей, темная громада заброшенного дома, виднеющаяся в конце одичавшей аллеи, сам воздух и здешняя тишина – все это вместе на корню гасило любую банальную суету. Я снова, как и в первый раз, когда был здесь, ввергся в состояние молчаливой, созерцательной печали.
 А потом я увидел знакомый пруд, а на берегу, прямо на том месте, где однажды сидел и я, в приступе тщеславного вдохновения делая неумелый карандашный набросок (хотя я до сих пор считаю, что не так уж он был и плох, или просто таким он запечатлелся в моей ненадежной памяти), именно там, как будто это было единственно верное место, ждала меня Алиса, обхватив колени руками и задумчиво глядя в темную воду. Настолько это мне напомнило одну картину, которую я видел когда-то, что я невольно замер, любуясь. Улыбка растянула мои губы, сердце стучало уже совсем по-другому, сомнения снова исчезли.
 Алиса заметила меня не сразу: когда она вскинула голову, я был уже близко.
 -Ах! – сказала она.
 Я уронил рюкзак и молча заключил ее в объятия. Мы слились в долгом и страстном поцелуе (так ведь об этом говорят романтики?). И что тут скажешь? Так оно и было. Как самая долгожданная встреча после долгой разлуки. Я буквально потерялся в этом поцелуе. Потерялся во всем остальном, что последовало. Потерял голову.

22

-Как тебе это место? – спросила меня Алиса.
 Мы были расслабленными, почти сонными (по крайней мере я) после того как занялись любовью, но я отнесся к ее вопросу со всей серьезностью, потому что он был созвучен какому-то моему настроению.
 -Здесь хорошо, - произнес я.
 Мы лежали прямо на густой, мягкой траве, подступающей к краю пруда, абсолютно голые, и моя голова покоилась у Алисы на бедре, а она ласково ерошила мне волосы. Воздух слегка холодил взопревшую кожу, но по-настоящему холодно не было.
 Я еще немного подумал, а после добавил:
 -Это грустное место. Но с тобой – нет.
 Алиса улыбнулась. Потом села, а моя голова оказалась у нее на коленях. Я чувствовал себя сонным котом, только что не мурлыкал.
 -Правда, грустное, - сказала она. Голос ее был задумчив, серьезен; я подумал (догадался), что нас ждет интересный разговор, и немного напрягся. Что ж, я ждал разговора, внутренне готовился к нему, знал, что нам все же придется поговорить и не хотел этого избегать. Потому что иначе это будет совсем некрасиво, так ведь? А мне не хотелось так поступать с ней. Но конец лета совсем уже не за горами, и я шел сюда еще и с намерением (в том числе) расставить все точки в наших странных отношениях. Даже если это будет прощанием. Черт, реально место грустное.
 Возможно, и Алиса чувствовала что-то подобное, но сейчас она заговорила о чем-то другом, словно оттягивая неизбежное:
 -Я раньше часто здесь бывала. Здесь спокойно, да? Сидела прямо вот здесь и ничего больше не делала. Дай-ка…
 Она заерзала, заставив меня убрать голову с ее колен и перекатиться на живот; перебирая ногами, подобралась поближе к пруду и окунула босые ноги в воду. Побултыхала ими.
 -Уй! Прохладненько!
 Сейчас поверхность пруда уже не цвела так сильно, как в прошлый раз, но вода все равно выглядела темной и непрозрачной.
 -А ты знал, что здесь нету дна? – спросила Алиса, пока я, так и лежа на животе, только приподнявшись на локтях, чувствуя гениталиями влажность и мягкость травы, любовался ею.
 -Откуда бы я знал?
 -Вот теперь знаешь.
 Я думал, что это какая-то шутка, но вдруг усомнился.
 -Ты серьезно? – С осторожной улыбкой. – Так разве бывает?
 -А вот и бывает. Не здесь, не у берега, а вон там, в центре. Там как бы… воронка, и она ведет глубоко-глубоко. И чем глубже, тем холоднее, но, если вытерпеть, окажешься в настоящей подземной реке. А она течет прямиком в теплый океан.
 Я был уверен, что она меня подкалывает, но невольно устремил взгляд к центру пруда, как будто надеялся увидеть какие-нибудь признаки этой самой таинственной воронки (мне вообразился этакий слив в раковине). Вода в пруду оставалась абсолютно неподвижной.
 Потом Алиса перехватила мой недоверчивый взгляд.
 -Не веришь, значит? А скажи мне, откуда в Мохово постоянный туман по утрам? А? Это все подземная река. Прямо под деревней течет. Потом с нашим, князевским, озером соединяется, кажется, но я не уверена. И дальше. Далеко-далеко.
 -Это кто тебе такое сказал? – Я все еще не мог понять, как относиться ко всему этому. Она верит в свои слова или это такой стеб? Вот только про туман звучало как-то… правдоподобно, как на мой взгляд.
 Алиса, опираясь на выставленные позади себя руки, отклонилась назад, изогнула длинную шею (при этом упругая, тяжелая грудь ее как бы распахнулась на обозрение всему миру) и послала мне загадочную улыбку. Ровно такой же улыбочкой награждала меня порой ее бабушка. Если перевести в слова, то, скорее всего, она означала, что я дурачок (с чем в принципе нельзя было не согласиться).
 -Это все знают. Еще с тех пор, когда Денисово здесь было. Только я не знаю, земля сама провалилась или что. Раньше в наших местах было всякое.
 Я решил поддержать (по крайней мере сделал вид) эту шутку.
 -Та-ак, а кто-нибудь проверял? Это же сенсация, нет? Что-то мне искупаться захотелось. Понырять.
 Алиса нахмурилась и, кажется, даже испугалась. И, вроде как, по-настоящему – не потому, что я мог разрушить ее милую местечковую легенду.
 -Ты что? Поздно уже купаться! И опасно. Может… утянуть.
 «Рассказывай», - подумал я беззлобно.
 -Хочешь сказать, здесь никто никогда не плавал? Оно не выглядит опасным. Грязноватым только. Там, наверное, полно ила.
 -Я сама плавала много раз, - сказала Алиса и снова одарила меня этой самой улыбкой.
 Я состроил ей гримасу.
 -Так, значит, да? Учти, я хорошо плаваю!
 Алиса хихикнула.
 -Я тоже! Но правда… не надо. Есть вещи, которые не нужно проверять. Вот тебе купание!
 Она подалась вперед, зачерпнула воды и плеснула в меня.
 -Ай! – шутливо запротестовал я.
 -Холодная? Вот то-то же! Иди-ка лучше сюда.
 И она сама скользнула ко мне, перевернула на спину и уселась сверху, уперевшись мокрыми ладонями мне в грудь.

 У меня тут же, что называется, восстал, и Алиса, заведя руку за спину и послав мне уже совсем другую – мечтательную – улыбку, направила в себя мой напряженный орган и вдруг замерла. Нетерпеливо двигая бедрами, я подталкивал ее снизу, но Алиса не двигалась.
 -Знаешь, - неожиданно заговорила она задумчивым и чуть севшим голосом, - я когда-то мечтала стать русалочкой. Нырнуть вот здесь и уплыть к океану. Представляешь, была уверена, что обязательно превращусь, если только выдержу и смогу нырнуть достаточно глубоко. Надо лишь верить. А потом все будет легко.
 «Обалдеть», - подумал я, все еще плавно раскачивая ее над собой – очень медленно, войдя в некий почти гипнотический ритм.
 Я смотрел в ее задумчивое, чуть отрешенное и какое-то одухотворенное лицо, одновременно пытаясь вытащить из памяти все, что мне известно о русалках. Отвлеченные, неуместные мысли, казалось бы, но почему-то моя страсть разгоралась только больше.
 -«На ветвях… сидит», - произнес я слегка придушенно. – Или висит? Как там? Слушай, но ведь русалки опасны, нет?
 Алиса склонилась надо мной.
 -Я опасна. Хочешь, защекочу до смерти?
 -Хочу, - выдохнул я. – Только я боюсь щекотки.
 Алиса хихикнула. Она нашла мои губы, впилась в них своими губами, а потом зашептала прямо над моим лицом:
 -Не бойся, я другая. Мультик есть такой – старый-старый, диснеевский. Про Ариэль.
 -Да… знаю…
 -Сколько раз я его смотрела… Вот такая я. «Прочь все мечты, есть только ты в мире моем». Так хотела быть Ариэлью…
 Ее голос, когда она пропела цитату, показался мне потрясающим, и я пожалел, что не слышал раньше, как она поет. А ведь я был музыкантом до того, как заделаться «художником». Жаль, что упустил эту роль.
 Наконец Алиса начала двигаться на мне, как будто качаясь на волнах, плавно изгибая спину вперед и назад.
 -А мне… нравится, что ты Алиса, - проговорил я между вздохами. – И твои ноги… нравятся. Не хочу, чтобы был… хвост… рыбий хвост…
 И как бы в подтверждение своих слов я провел разгоряченными ладонями по ее действительно красивым ногам с обеих сторон, потом схватился за бедра и понял, что больше не могу сдерживаться. Изогнулся дугой, прижимаясь теснее, поднимая ее над собой.
 -Ох, - вздохнула Алиса.

23

Такой вот случился между нами разговор. Совсем не тот, которого я ждал, ну и ладно. У нас еще уйма времени. Дойдет дело и до настоящих признаний – не шуточных и не сказочных. Я это чувствовал и втайне опасался. Может, и хорошо, как я думал, что мы не стали сразу бросаться в омут наших реальных тревог. Может, этот день и этот вечер вообще не нужно омрачать. И я ведь собирался устроить пикник.

 Уйма времени. И я же совершенно спокоен, когда говорю это?

 Алиса пошла за грибами. В этой части обмана не было – при ней и правда обнаружилось пластмассовое ведро, уже заполненное отборными, аккуратно срезанными грибами – подберезовиками, подосиновиками, боровичками, груздями и лисичками (ну или чем там? в действительности я и не приглядывался). Обман, на который она пошла, заключался в другом.
 Сегодня Гриша работал в ночь, и Алиса сказала ему, что до завтра останется у бабушки. Он сказал: хорошо, я все сделаю сам, а потом поеду на работу. Как-то так. Ничего не заподозрил.
 Бабушке Алиса сказала, что соберет грибы, а потом кругом вернется в Князевку. Так что, не жди.
 Вот так.
 -Вся ночь наша, - сказала она мне.
 В какой-то степени я был потрясен. Она сообщила обо всем этом обыденно, чуть ли не пожимая плечами, но я заподозрил, что все было несколько сложнее, чем она пыталась мне показать. Во всяком случае, для того, чтобы отважиться на такое, с ее стороны требовалась определенная доля… отчаяния?
 Мне оставалось только восхититься и принять. Но и здесь во мне взыграл некий дух противоречия.
 -Может, прокрадемся ко мне, когда стемнеет? – предложил я. – Замерзнем же.
 Алиса послала мне беспечную, мечтательную улыбку.
 -Не замерзнем. Костер разведем. Уж как-нибудь согреемся.
 И она кокетливо вильнула бедрами, и я сразу понял, что холод нам не грозит. Мы все еще были голыми. Мы и не думали одеваться.

 И все-таки разговор состоялся. Достаточно интимный, доверительный, но и не совсем откровенный. Как будто мы все еще осторожничали, боясь переступить какую-то черту. Впрочем, говорила в основном Алиса.

 Черт, все это неправда. Какой там разговор? Его на самом деле почти и не было, а все мои фантазии, которые позже я сотни раз проговаривал самому себе, не считаются. И он мог бы стать откровенным, он мог бы стать очень значимым, может быть, повлиять на многое, но об этом остается только догадываться, потому что времени у нас уже не осталось.

 Мы разложили нашу одежду и на ней и сидели у самого таинственного пруда. День постепенно клонился к вечеру, тени удлинились. До этого мы с аппетитом перекусили, поминая добрым словом бабу Лену, потом снова занялись любовью, а теперь вот просто отдыхали. Голова Алисы лежала на моем плече, а я обхватил ее рукой и потихонечку мял и гладил ее грудь.
 -Скоро ты уедешь, - сказала Алиса. Ее голос… он был таким… таким… даже не знаю.
 Я немного встрепенулся. Этих слов я ждал уже давно.
 -Послушай меня, - начал я.
 -Нет-нет, все нормально, - оборвала она (а ведь я все равно не знал, что мог бы сказать ей). – Я знаю, ты уедешь. Я всегда это знала.
 -Но я…
 -Да нет, не говори ничего. Нам ведь было хорошо вместе. И сейчас хорошо. Этого достаточно.
 На одно очень яркое мгновение я понял, что никогда, сколько бы и чего бы я не искал в этой жизни, я не встречу такой, как моя Алиса.
 Это было похоже на запоздалое озарение (и, наверное, все-таки оно пришло ко мне не в первый раз, только я не признавался себе), и кто знает, чем бы оно могло обернуться.
 Но судьба все решает по-своему.
 Все это время я смотрел через пруд на мрачную громадину брошенного дома, на его пустые и печальные окна.
 А теперь я увидел в одном из проемов лицо – темное, но все же отчетливо проступившее на фоне черноты.
 -Ох ты! – дернулся я как от удара.
 Алиса вскинула голову.