Яблоня, яблоки...

             Помню как, когда в деревне давно, в детстве – лежишь, и не уснуть сначала – если прислушиваешься к звукам, то можно услышать отдаленный гул машин с шоссейной трассы в полтора-два километра отсюда, как он нарастает – а ночью слышимость хорошая – и угасает, дальше все больше, потом снова нарастает – следующая порция машин приближается на два километра, потом отходит, снова удаляется – три, четыре – все дальше – пять км – уже почти не различить звука. И так без перерыва, реже когда ничего не слышно.
             Этот гул почему-то появлялся только в определенное время, как мне казалось, в другие часы его не расслышишь, хотя так-же – на дворе ночь, и никого нет на улице еще. А в редкие минуты бывало – только это надо прислушаться еще лучше – различался дальний топот идущего электровоза – железная дорога в двенадцати километрах отсюда в противоположной стороне от трассы. Прислушаешься, только прислонив голову к чему-то твердому, как он – ту-туф, ту-туф; даже не слышно никогда сигнала, который электричка имеет привычку издавать – только мерное “ту-туф, ту-туф” отбивает четко ритм. Закутаешься потеплее в одеяло, утонешь головой в мягкой большой подушке, и так хорошо станет, что там, где-то далеко за лесом, диким и малопроходимым, идет на всех парах стремительная машина, пыхает дымом, газами, освещая путь, направляется может быть из далекого Мурманска, проделав уже тысячу километров, и – ночь, а ты у себя в родном жилище лежишь в безопасности, в тепле, и так уютно, так хорошо от этой мысли, что невольно заснешь под убаюкивание трещащей электропроводки. Почему-то въелось оно мне в память..
            А на улице ночью в деревне темно и страшновато – вокруг поля – не поймешь, кто там ходит-бродит в непробудной темноте. Иногда собака залает на кого-то или на что-то – повоет, повоет, и перестанет. Двери все закрыты на засов. Все спят – вся деревня. И как хорошо, как сладко спится в старом бревенчатом доме! Как свежо, какая благодать – брусья дышат. Поутру проснешься и как заново родился – на столе уже чай приготовлен, ждет. Бабушка решила делать сегодня пироги с яблоками, в печи. А еще бывали с брусникой, с морошкой, с клюквой, с голубикой, но в августе как пойдут плодоносить яблони – только с яблоками: грушевка, антоновка, осеннее полосатое, белый налив. Богатый урожай, все корзины переполнены ими, все ведра, в доме уже не знаешь куда ставить. А на улице рано утром пока мы еще спим, в яблоневом саду во всю орудуют птицы, сидя на верхних ветках – стаями налетают, и обкусывают, иногда и хорошие, крупные яблоки; не боятся пугала, да что там, и человека порой. Еще бы! У них в эту пору пир горой. Такое объедение грачям! Совсем разошлись! Только когда встанет кто, пойдет в огород, шуганет их, они все воспарят в воздух. А если бы все спали, как я, до часу дня, то уже давно никаких бы яблок не осталось.
            Самые аппетитные на самом верху висят, до них тяжело достать даже длинной палкой с крюком, ими только любуешься с земли, как они обрумянились на солнце за пару месяцев, загорели, покраснели, и как оно – солнце – золотистое, пылающее – обдает их, алых, в конце дня, при заходе, своим блеском и клонится к закату. Что-то величественное в том закате, что-то очень летнее и детское, незабвенное, счастливое.
            А запах какой! Запах! Как им наполнятся сени, так ароматно, прямо пьянеешь от него. И потом начинается: сначала так яблоки ешь десятками за день, когда их так много, на земле упавшими валяется, только с травы поднять, обмыть в колодезной воде, и грызи один за другим – вкусно! Сочные, спелые, тают во рту! Потом начинают готовить пироги, варенье. Варенье сделают, им намазываешь булку, а можно и так ложкой, и чаи гоняешь с утра до вечера, дуешь! А еще компот из яблок, пюре, сироп. Э-эх!
            Один год, средняя яблоня не выдержала, раскололась на две части от тяжести плодов и старости. Жалко было. Хоть дерево, а все свое, родное, привыкше уже. В последний раз возможно плодоносит. Потом засыхать станет. На следующий год, рядом врыли маленькую яблоньку, тоненький стволик – пускай растет, приживается постепенно; со временем окрепнет и станет приносить новый урожай, а мы им будем лакомиться и приговаривать:”Живи долго! Цвети сладко! Да не болей!”