Его величество Золушка

 

         Положив своё  полное лицо с картофельным  носом и кустистыми бровями вразлёт  на высоко поднятый воротник, как у Фамусова, упёршись вторым подбородком в грудь, обтянутую накрахмаленной  кружевной  манишкой, Аркадий Петрович  в надетом  длинном пальто важно передвигался по заснеженным улицам столицы.

     Глядя на него,  понимал, что ему не хватает только  для  полноты образа трости с дорогим набалдашником, которой он мог бы простукивать асфальт на тротуаре, таким образом прокладывая себе дорогу в  направлении к театру, куда он  направлялся на  премьеру   спектакля.

          Открывшиеся массивные двери, пропустив мужчину в холл, мягко и неслышно закрылись за ним, почти не прихлопнув дорогую несуществующую трость,  которой он так и не сумел обзавестись, но так мечтал о ней, зная,  как должен выглядеть истинный джентльмен,  ещё и заядлый театрал.  Но видно, не судьба, раз не сложилось с тростью.


     Тем не менее, с нею  или без неё, но  вот уже Аркадий Петрович стукая толстым оттопыренным  задом лица тех, кто уже занял свои места в партере, пробирался к своему законно оплаченному,   всё шепча себе под нос  и думая, что никто кроме него  не слышит… "эти ё#ные театралы”, повторял он через зрителя, не боясь полами фрака задеть тех, кто тоже пришёл вместе с  ним  на премьеру..

      Он только знал, что они ё#ные театралы, такие же, впрочем,  как и он сам.

      И потому,  усевшись наконец,  в нужное кресло под правильным номером, Аркадий Петрович и ё#ный одновременно  театрал, поправил голову на своём накрахмаленном воротничке на  рубашке цвета белых облаков, придал полному лицу с картофельным носом и двойным подбородком ещё  больше пафоса и важности  вместе с какой-то уловимой только им одухотворённостью, вытянул вперёд ноги в надетых чёрных лаковых туфлях, чуть не упёршись носками   в пятки впереди сидящего и приготовился  внимать.

       Премьера же!  А  он же  ё#ный театрал! И  во всем должен соответствовать.   И  потому —   фрак, остроносые чуть не бальные туфли, вечно стоячий накрахмаленный воротник белой рубашки,  следом,  на нём, на воротнике,  его самозабвенное лицо, после спектакля длинное,  почти до пят пальто,  как шуба у Шаляпина,  всё это,  только без трости. И  он знал, что соответствует.

         И всё  это соответствие  только до того момента пока он,  Аркадий Петрович не доберётся к положенному  часу до дома, гордо неся свой пафос ё#ного театрала и не только, он вообще любил позировать  в разных местах, изображая из себя по обычаю  памятник на площади  столицы или некое изваяние, усевшееся под картиной знаменитого художника в той  же позе памятника, и иногда даже зайчика под ёлочкой в надетой детской шапочке с ушами,  но снова до определённого момента, когда  его сиятельство или высочество  Аркадий Петрович,  заезжая на лифте на свой 9-й этаж 12 этажного дома, с облегчением  скидывал с уставших ног остроносые туфли и всё  остальное,  что позволяло поддерживать ему его пафос и престиж, и уже как по мановению волшебной палочки превращался в бедную несчастную  Золушку, оставшись в одних семейных трусах и напялив на себя старую давно не стиранную, почти сросшуюся  с   его плотным телом,   майку пролетария, правда,  почему- то с какой- то сильно буржуазной, и скажем так, не патриотичной  надписью,  “Не ту страну назвали Гондурасом”.  Странно, но каким-то  образом надпись эта не стёрлась  за долгие годы ношения им  этого залушкиного наряда, а так и светилась на ней белыми буквами.

      А следом врубал на полную мощь свой си- ди проигрыватель, и  уже подпевая и пританцовывая,  как на новогоднем празднике в роли того зайчика,  наливал себе водочки, не признавая никакой закусочки, даже в виде солёного огурчика или хвостика от селёдки, в кристально-чистых глубинах которой  он  полоскал, а потом уже и  полностью    смывал  с себя весь свой имеющийся пафос, который он демонстрировал на публике, как тот вечно ё#ный театрал.


     Громкие стуки соседей в  дверь и в  стены не приводили в чувство Золушку, она интеллигентно продолжала лежать в полной отключке  до самого утра под столом, там, куда свалилась почти  перед рассветом, забыв  выключить  громыхающую на  весь дом   музыку, хотя бы в качестве окончания балла.

      Нет,  его величество Золушка  в той самой майке, в которой она,  как полагалось настоящей Золушке, продолжала валяться на полу, помня только одно, что с наступившим новым днём  ей снова придётся облачиться,  если не во фрак,  то в пиджак, снова возложить своё  грузное отёкшее  после пьянки лицо с картофельным носом, Золушка не просто любила выпить, она любила попьянствовать от души, и потому лицо было, какое было, которое  она и  пыталась каждый раз  возложить на белый накрахмаленный воротник, потом  попробовать с похмелья придать себе и этому лицу выражение пафосности,   и с таким видом следовать на работу, где знакомые и коллеги, которые даже не догадывались о том, что Аркадий Петрович по сути   их разыгрывает, являясь Золушкой,  и что теперь после окончания рабочего дня,  на 9-м этаже высотки, в определённый час,  его снова  ждёт обычное превращение и  те трусы с майкой,  и снова уже не эксперимент со стаканом водки, в котором он уже давно не только  потопил себя и как Золушку,  и как ё#ного театрала,   и просто как человека, будучи ещё недавно только его величеством  Золушкой. Ну, раз не дано, значит не дано, и как видно не судьба, как и в той  истории с тростью.

28.08.2021
Марина Леванте