Эмиграция художников и поэтов
А дальше возникает новый вопрос: это перемещение в новую реальность способствует рождению шедевров, как у Байрона - "Чайльд Гарольда", у Гогена - целой серии полотен, благодаря которым он и стал знаменит, у Стравинского - «Симфонии псалмов»?
Попробуйте определить, каким сроком пребывание за границей, вдали от родины, делает писателя или художника эмигрантом? Должна быть точка невозврата, как у того же Стравинского или Набокова? Но сам Игорь Федорович упорно числил себя в русских: "Я всю жизнь по-русски говорю, у меня слог русский. Может быть, в моей музыке это не сразу видно, но это заложено в ней, это — в её скрытой природе". А Набоков, хоть и писал на двух языках, напрочь отрываться от России никогда даже не мыслил, совсем недавно в Россию привезли весь его творческий архив, горы писем, черновиков, автографов – так завещано автором.
Вызывает большой вопрос и определение волн творческой эмиграции. Когда из Сирии или Афганистана бегут мигранты, то в связи с переменой власти, то из-за оккупации и бомбежек, это, конечно, волны. А когда Герцен уезжает на ПМЖ в Лондон - это какая волна? Его современник Гоголь принадлежит к этой волне или он сам по себе? Ну, бог с ним, с Александром Ивановичем, первым нашим диссидентом, после нескольких ссылок подряд в российскую глубинку балованный барин решил, что в Лондоне ему будет комфортнее разоблачать русскую реальность, благо - деревня барина прокормит.
А Николай Васильевич с какой стати бежал?
Вспомним, первые его публикации (покорившие всех сочным языком, дивными сюжетами, небывалой новизной "Вечера на хуторе близ Диканьки") состоялись, когда автору едва за двадцать перевалило! А следом - "Тарас Бульба", пьесы "Ревизор", "Женитьба" - все такие разноплановые, яркие, сделавшие молодого человека знаменитым.
Но и напугавшие. Разносы "Ревизора" после театральных премьер молодого автора разобидели. Он решил уехать, чтобы поправить расшатавшееся здоровье и "...обдумать свои обязанности авторские". Знаковая дата: 6.06.1836-го он уехал за границу. Побывал в Германии, Швейцарии, Франции, Италии, работал над первым томом "Мертвых душ". За рубежом узнал о смерти Пушкина и решил, что Россия для него после смерти учителя и друга навсегда потеряла привлекательность.
Он несколько раз будет приезжать на родину исключительно для устройства денежных дел да издательских хлопот. Так что его книга "Выбранные места из переписки с друзьями" обязана своим эпистолярным жанром образу жизни! Чернышевский, критикуя Николая Васильевича, заметил: "Если бы Гоголь жил в России, он, вероятно, встречал бы людей, противоречащих ему во мнении о методе, им избранной, хотя и тут едва ли могло бы влияние этих людей устоять против громких имен, одобрявших путь, на который стал он."
Белинский, написавший тогда очень резкое "Письмо Гоголю", встряхнул писателя, и тот после 12 лет отсутствия решил вернуться на родину. Жизни ему оставалось всего ничего, и в эти четыре года уместилось написание второго тома "Мертвых душ", сожжение его, мучительная смерть. «Мертвые души», «Игроки», петербургские повести написаны не в России! – Неужели гению нашему понадобилось отстраниться, чтобы на расстоянии увидеть это БОЛЬШОЕ?!
Поразительно, но история жизни многих наших писателей как раз свидетельствует о том, что убеждения складываются, кардинально меняются, противоречат раннему творчеству, обновляются, кристаллизуются или размываются под влиянием внешних обстоятельств, встреч с разными людьми. Это не раз и навсегда выданный человеку стержень, на который он нанизывает свою биографию, это - весьма подвижная субстанция.
И тут надо вспомнить еще одного нашего то ли эмигранта, то ли путешественника по городам и странам, то ли влюбленного в Мальвину Пьеро.
Иван Сергеевич Тургенев недолго напитывался русским духом в Спасском. Окончив Петербургский университет, 20-летним юношей он уезжает в Берлин, поступать в тамошний университет. Весьма состоятельный наследник мог себе позволить с тех пор непрерывно колесить туда-сюда, вращаться в литературных кругах Петербурга, наслаждаться жизнью в Риме, лето проводить в Спасском, а потом снова уезжать в Париж. Он познакомился с певицей Полиной Виардо в 25 лет - и это знакомство наложило отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.
В произведениях Ивана Сергеевича отпечатались его мимолетные романы, впечатления детства и юности, характеры встреченных людей. Круг его знакомств обширен, убеждения, как и положено у думающего человека, колеблются и меняются. Он чуть было не выходит на дуэль, поспорив со Львом Толстым. Но когда за знакомство с Герценом его вызывают для допроса в Сенат, Иван Сергеевич открещивается (письмом!) от диссидента, боится даже ехать на родину! Потом, правда, нехотя, съездил, убедил всех в своей лояльности к режиму, был прощен и отпущен - и с облегчением убыл опять в Баден-Баден, Париж.
Он и умер в Бужевале близ Парижа, но прах его перевезен на родину.
Эмигрант он или нет? Можно ли назвать эмигрантом Достоевского, который свои эпохальные романы писал за рубежом, моментально проигрывая все гонорары в рулетку? Алексей Максимович Горький, чьим именем на родине называли города, корабли, улицы и станции метро, был эмигрантом? Он провел в эмиграции в общей сложности более 18 лет, включая 15 лет — в Италии, при этом не владел ни одним иностранным языком! Но мало кто обращает внимание на одно очень весомое обстоятельство: Горький, благодаря своим книгам, переведенным на многие языки, огромным тиражам, был очень состоятельным человеком. Мог жить, где хотел, ни в чем себя не ограничивая.
Пролетарскому писателю простительно не знать языков, легче было Ивану Бунину, человеку образованному, с уже сложившейся писательской биографией. Он остался за границей в 1920 году, было ему тогда 50 лет. Убеждения в эти лета меняются с трудом, но в двадцатом столетии они уже …кормят. И уж конечно Нобелевская премия, в которой было отказано Льву Толстому, Бунину досталась с учетом его взглядов. Как позже и Пастернаку. Нет-нет, Пастернак не был эмигрантом, эмигрировал и самостоятельно завоевывал читателей его "Доктор Живаго". Так случалось с книгами Замятина, Булгакова, потом и Солженицына.
Советский период истории и породил заблуждение о "волнах эмиграции". На самом деле большой писатель с именем - всегда один, сам по себе, со своими обстоятельствами. А все остальные - скопом, в волнах. Можно их пожалеть, считать, что политические пертурбации помешали состояться таланту. А можно вспомнить Достоевского, у которого десять самых плодотворных молодых лет отняла каторга и служба в нижних чинах в глуши. Конечно, в житейских испытаниях мало счастья, но для чего-то ведь Господь нас испытывает во все времена, во всех странах...
И в завершение – о последней (или – очередной?) волне писательской эмиграции. Относится ли к ней Евгений Евтушенко, который как уехал в 1991 году в США на работу, так там и остался, наездами навещая родину? Он прожил на чужбине 26 лет, побольше, чем Иван Бунин.Почти тридцать лет прожил в эмиграции Василий Аксёнов - в США, во Франции, но умирал в России и похоронен дома.Его кем считать?
Эмигрант ли Михаил Шишкин, написавший замечательный роман «Письмовник» (его даже поставили во МХАТе), а после этого отбывший в Швейцарию, и уже оттуда приславший в российское издательство свой литературно-исторический путеводитель «Русская Швейцария»? Он ведь единственный лауреат всех трех премий – «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер». А Дина Рубина, очень профессиональный прозаик, автор популярных романов «Русская канарейка», «На солнечной стороне улицы», «Камера наезжает» и других? Родилась в Ташкенте, потом жила и работала в Москве, а в 1990-м уехала на ПМЖ в Израиль. Шишкин пописывает и на немецком языке, Рубина тоже не только на русском издавалась. Считать их нашими, виновата ли Россия, что они предпочли другие края? Большой вопрос.
Вы правы, сэр, и вы, конечно, леди,
Предпочитая высылке - вояж,
В карман засунув грош почти последний,
И побросав пожитки в саквояж.
В карете, автостопом, на железке,
Догнав набравший скорость дилижанс…
Преодолеть дорожные отрезки
Есть и еще один завидный шанс.
Машина времени, урча, взовьется,
И запредельные пласты преодолев,
Под пальмою в пустыне у колодца
Приткнется, стихнет… как усталый лев…
Пять тысяч, десять, сорок – всё едино,
Евфрат, Нева, еще безлюдный Нил,
А воздух чист, без запаха бензина,
И в джунглях человек не наследил.
Вы – как Адам и Ева, всё сначала,
Плод с дерева, улитка, костерок…
Вон, кажется, опять звезда упала,
И Млечный путь – предтеча всех дорог.
Свидетельство о публикации №221082901134