Взгляд поэта. Рассказ. 1

1

Мигель Ричи давно облюбовал  для сидения удобный камень на вершине холма недалеко от построенного комплекса наземной станции «дальневидения». Ветра и ливни Гвианского нагорья так отшлифовали сланец, что в нём образовалась удобная выемка, а спину поддерживал другой, наехавший сзади кусок породы, немного похожий на горб противоперегрузочного кокона в скоростных космических кораблях. В нём было несколько острых кромок, которые Мигель стесал и получил шикарное кресло на природе с видом на красивейшее место на Земле, которое издавна славилось уникальной природой, столовыми кристаллическими горами и самым большим на планете водопадом Анхель. В погожие дни здесь в самом деле было хорошо. Комфортная температура, изумительная растительность, царство птиц, а уж про виды на водопады и горы с обрезанными плоскими вершинами – «тепуи», которые напоминали пеньки от спиленных гигантских деревьев, и говорить не приходилось.

Тепуи давно привлекли внимание Мигеля. В обиходе их называли «столовыми горами». Из них Рорайма была самой высокой горой – 2810 метров. На ней обнаружилось много замечательного. Например, крупнейшая в мире система кварцевых пещер – Куэва-Охос-Де-Кристалл («Пещера кристальных глаз») длиной 11 километров с уникальными наскальными рисунками, будившими воображение не одного поколения их исследователей. Позже выяснилось, что Подземные народы Южной Америки хорошо знали про эту пещеру, но она и для них была священным местом. В рельефе Рорайма часто проявлялись черты искусственной обработки: слишком прямыми были отвесные четырёхсотметровые стены, выдвигались гипотезы, что это –  пирамида, построенная во времена палеоконтакта некими пришельцами для своего космодрома и базы. Удивительно, но почти все люди, взойдя на плато Рорайма, плакали. Мигель вспомнил, что у самого глаза на мокром месте были при первом пешем восхождении. Почему? Что вызывало беспричинные слёзы умиления? Местные индейцы-пемоны уверяли, что через слёзы боги Рораймы смывают с людей грехи. Когда давным-давно сюда начали водить туристов, то проводники-пемоны установили жёсткие правила. Они до сих пор актуальны, хотя груз несут не люди, а роботы, да и самих людей до начала последнего 1000-метрового подъёма на плато теперь доставлял фуникулёр. Здесь запрещено оставлять любые отходы, например, в том числе и естественные, нельзя было кричать, гладить попадавшихся тут и сям маленьких жаб: они оказались не только ядовиты, но и потопы вызывали по местным поверьям, а во время потопа тропы становились непроходимыми. Потрясшие Землю природные катаклизмы Гвианское нагорье почти не затронули, хищническое истребление природных ископаемых тоже обошло стороной, хотя недра были очень богаты.

Строительство комплекса дальневидения развернули на месте давным-давно заброшенной и заросшей  стройплощадки от  какого-то военного объекта. От неё остались выложенные бетонными плитами дороги и затопленные котлованы, которые осушили и использовали для начала подземных работ. Само место подбирали по особым требованиям – на пересечении энергетических линий Земли. Было несколько вариантов, где строить, выбрали этот – из-за близости к экватору и Гвианскому нагорью. Возможно, при выборе учли особенности -  необычную грозовую активность на Рорайма, а также информацию от первых исследователей этого места – экспедиции Роллана Анхеля в шестидесятых годах двадцатого века. Тогда обнаружилось много странного, о чём рассказали дневники экспедиции – необычные наскальные рисунки, «туманные склепы», приносящие видения других миров,  круглая площадка без растительности и будто присыпанная серебристым порошком, представляющим, как потом выяснили, сплав  редких металлов. Да  и само возвращение экспедиции было фантастичным – для неё четыре земных года уместилось в несколько месяцев. Когда они решили вернуться, то долго блуждали в поисках выхода -  рельеф постоянно менялся и карты оказались не пригодны, кончились продукты, превратилась в лохмотья одежда, когда, по словам участников экспедиции, «какая-то неведомая сила, как вихрь, подхватила нас и плавно опустила на центральной площади одного из индейских селений». Словом, нашлось много иных причин строить именно здесь.

Комплекс дальневидения был построен и готов к рабочим испытаниям, но судьба распорядилась по-другому:  все работы с использованием пространственно-временных каналов и дальневидением, в их числе, вывели за пределы Земли в космос. Ричи понимал, что это было связано с попаданием их друзей – Юрия и Влады Кивиных – в ловушку остановленного времени в доме-цветке Вебсика: никто не знал, как повлияет на стазис времени работа комплекса. Вебсик к тому времени совсем прекратил все контакты с людьми, получить от него информацию не получалось, кроме того, что он сообщил срок заточения Юрия и Влады – пятнадцать лет. Возможно, он сам никак не мог повлиять на возникший стазис времени.

Земной Институт Времени собрал и проанализировал ранее полученные от Вебсика сведения. По ним получалось, что контакты по пространственно-временным каналам возможны с теми мирами, для которых сородичи Вебсика создали информационные сегменты-описания. Для Земли Вебсик такой сегмент создал и даже сам предложил «хранителя» - Марианну Лель. С его помощью можно было принять информацию от другого сегмента – «увидеть» иной мир. По современным представлениям, процесс «дальневидения» в случае контакта с иным сегментом был ограничен способностями контактёра, поэтому для комплекса дальневидения отобрали и специально тренировали группу сенситивов. 

После переноса работ с Земли предлагали полную консервацию объекта, но вовремя вспомнили про загадочное свидетельство экспедиции Анхеля, и вся аппаратура комплекса дальневидения была переориентирована на изучение феноменов соседнего Гвианского нагорья. Директору комплекса Мигелю Ричи ничего не оставалось делать, как смириться с неизбежностью. Его супруга Тамара сразу получила предложение от профессора Гиннера с Ю-станции, продолжить научную работу по пространственно-временным каналам на одном из орбитальных городов в Ближнем Внеземелье. Это было ожидаемо: Тамара Ричи, собственно и открыла пространственно-временные каналы в период своей работы на Ю-станции около Юпитера. Пришлось Мигелю отпустить её в долгие отлучки на орбите, а самому с подрастающим сыном Денисом сидеть на Земле и изучать феномены соседнего нагорья. После открытия феномена «Дороги гроз» в Загорном к уникальной грозовой активности над Рорайма  стали относиться иначе. Аппаратура комплекса помогла исследователям получить свидетельства, что во время особенно сильных разрядов в кристаллических толщах столовых гор формировались предпосылки к темпоральным искажениям и локальным телепортациям.

Некоторое время после завершения бурного периода строительства станции Ричи по инерции вникал во все уголки её сложнейшего хозяйства, пытался понять подземную часть, построенную по аналогии с домом Вебсика в Загорном, встречал всякие приёмо-сдаточные комиссии, а потом всё разом стихло. С директором остались три человека из наиболее подготовленных контактёров, супермозг и команда универсальных роботов. Уникальное подвижное зеркало радиотелескопа, прозванное «глазом», закрыли матовым куполом, строители разобрали свои ангары и ушли. Крохотный посёлок погрузился в дрёму.  Для персонала остались несколько жилых сборных башенок, которые соединялись между собой крытыми наземными проходами через общий крытый центр с бассейном и с маленьким «пляжем». Там же был крохотный конференц-зал  и робокафе с несколькими столиками.  Этот комплекс строений носил название посёлка Дальневида.

Излюбленный Ричи камень на холме служил для медитаций, раздумий и созерцания нагорья: картина с него открывалась фантастическая, а визор в руке позволял рассмотреть мельчайшие детали. Для хранения нужных приборов около камня был закреплён пластиковый контейнер, на внутренней стороне крышки которого поместился компактный терминал связи. Контейнер, одноместный мотокоптер с багажником для сенбернара-биомеха Тибериуса и сам Тибериус были единственными атрибутами цивилизации, допущенными Мигелем в лоно заповедной природы. Коптер Ричи парковал у подножия холма на расчищенной площадке, а сам поднимался наверх в компании Тибериуса, лавируя между хаотично разбросанными чёрными сланцевыми глыбами. 

Когда комплекс переориентировали на соседнее плоскогорье, кто-то из оставшихся контактёров предложил сделать его «экстрасенсорный» макет.  Вся территория заповедника Национального парка Канайма была много раз тщательно просканирована, оцифрована и переведена в геоинформационную «трёхмерку», но пси-карты не было, и Ричи поддержал начинание, вспомнив представленный Вебсиком макет в мансарде дома Кивиных, который успел увидеть. В том макете было что-то такое, что не одна «трёхмерка» не передаст: душа места. Смотришь на него и кажется, что видишь нечто скрытое от обычного взгляда. Коллеги-сенситивы с интересом выслушали своего директора и неожиданно предложили «пойти другим путём». Каким именно, не уточнили, но «другим».
Мигель хорошо знал, что его «суперсенсы», как они в шутку себя называли, отличались хронической неспособностью выразить мысль простыми словами. Мысли возникали в их головах непостижимо сложными образами, они могли обмениваться ими друг с другом, но только супермозг был способен записать  расшифровку их мыслеречи, осуществляемой на громадной скорости. При дальневидении такие способности были оправданы, ожидаемый контакт не предполагал длительного созерцания, он представлялся мгновенным, как озарение. Смысл «другого пути», как в итоге понял для себя Мигель, состоял в том, что сенситивы хотели поймать миг озарения и увидеть суть сразу. Все гении человечества испытывали озарение. 
К Мигелю Ричи, который себя никогда не относил к гениям человечества, нечто подобное озарению приходило во время поэтических опытов, давно заброшенных к досаде верного биомеха Тибериуса, интеллектуальная начинка которого содержала лингвистический процессор и нещадно критиковала поэзию хозяина. Даром, что по внешнему виду он был сенбернар, прислушаться к его синтезированному басу стоило. Тибериус мог общаться ментально, но это скучно, в его басе звучали порой такие обертоны!  Научные идеи Тибериус принципиально не обсуждал, ограничиваясь тяжёлыми вздохами, а Мигель любил думать вслух. На камне ему никто не мешал «проговаривать идеи». Иногда он брал с собою сына, но Денис нисколько не мешал монологам отца. Слушал ли он их, или тоже думал о своём, Мигель так и не понял.

Сегодня, к радости верного биомеха, Мигель проговаривал строчки нового стихотворения.

Где же, скажи, мы были?..
Облако звёздной пыли
Годы мели,
Взгляды на волны кинем,
Гальку с тобой поднимем,
Аннабель Ли,
Бросим, как можно дальше,
Волны коснутся пальцев -
Кра'я земли,
Где на прибрежной кромке
Наши следы, как обломки,
Нас не нашли… 

¬– Аннабель? Ли? – переспросил синтезированным басом биомех. Пёс лежал рядом, повернув лобастую голову, и смотрел на хозяина снизу темными зрачками глазных сенсоров. – С чего бы вдруг вспомнил старину Эдгара? Самые совершенные произведения у него  "Ворон", "Улялюм" и "Аннабель Ли". Последний раз ты вспоминал его на Луне, когда мы сидели с тобой на астрофизической станции 79-13…

– А я уже её номер забыл, – вставил Мигель. – Тибо, что ты хочешь сказать этим? Что я снова вернулся в облик Дон-Кихота?

В юности Мигель Ричи среди друзей носил прозвище «Дон-Кихот», данное ему, то ли внешнее сходство с легендарным Доном, то ли за его переполненность бескорыстным стремлением защищать добро, любовь  и справедливость как на Земле, так и в межзвёздном пространстве. В те годы он пылал страстью к Тамаре Половинкиной – бывшей однокурснице по московскому Институту планетологии и астрофизики, по которой Мигель Ричи вздыхал не менее сильно, чем Дон-Кихот по своей несравненной Дульсинее Тобосской. Тамара в результате не устояла перед поэзией восторженного Ричи и стала его женой. История их романа, конечно, достойна пера, сам Ричи теперь был отцом семейства, директором, а не астрофизиком-отшельником на лунной станции наблюдения. С директорством образ Дон-Кихота никак не вязался, но лингвистический процессор биомеха подключил алгоритмы психоаналитики и сразу вытащил наружу потаённое: Мигелю сейчас не хватало одиночества.

– Ты влюбился? – бесцеремонно поинтересовался сенбернар. – В кого? Тамара на орбите, поблизости ни одной особи противоположного тебе пола не видно, а…

– …а к иным я никакого влечения не испытываю, – перебил его Ричи. – Тибо, говори по существу, а не мели ахинею! Меня, да будет тебе известно, заела беспричинная тоска. Пока рядом был Денис, мне было легче.

– У детей есть один недостаток – они быстро вырастают, – согласился биомех и прекратил беседу.
Верно, что говорить. Ричи не успел и глазом моргнуть, как его сынишка Денис из забавного мальчугана превратился в стройного юношу и прошёл профотбор. По стопам родителей-астрофизиков  он не пошёл: поступил в  Академию Природы и получил направление в егерскую службу. Всякого рода живность парня с раннего детства привлекала, он мог часами сидеть, выслеживая какую-нибудь птицу в буйных зарослях, держать в руках ярко окрашенного аспида  или восхищаться чёрной лягушкой на Рорайма. В свои вылазки на тепуи Мигель всегда брал сына. Маленького Дениса одинаково восхищали как давно знакомые опоссумы, ящерицы, пауки, змеи, так и встречавшиеся только здесь черные лягушки, гигантские муравьи длиной пять сантиметров и музеефицированные останки доисторических животных, снабжённые информационными столбиками.   Большая часть Гвианского нагорья была давно объявлена заповедником, как раз позавчера он пополнил свой штат егерей новым членом – Денисом Ричи. Мигель усмехнулся, вспомнив сына в новенькой форме с нашивками младшего егеря на рукаве и эмблемой Гвианского заповедника на груди – силуэт вершины столовой горы с облаками и чёрной лягушкой на ней.  Сын сразу уехал на месячный треннинг, а его папаша в компании верного сенбернара-биомеха Тибериуса сидел на плоскогорье. Там над Рорайма бушевала гроза, и сверкали молнии. 

Мигеля действительно заела тоска. Он вспомнил: точно, верный барбос прав: такое состояние было у него давным-давно на Луне. Тогда от рассеянности он забывал отключать микрофон после сеанса служебной связи и декламация стихов порой шла на всю Вселенную. Однажды именно стихи привели к нему на маленькую астрофизическую станцию неожиданных гостей – близнецов Иона и Зета Петерсов с их жёнами-близняшками  Викой и Никой. Стихи в проникновенном чтении биомеха гостям понравились настолько, что они попросили не отключать волну после их отлёта. И почти сразу пришёл вызов от диспетчера, голос которого Ричи запомнил на всю жизнь:

- Мигель, ты рехнулся, что ли? У нас от твоих стихов все девчонки рыдают, на всю Луну трансляция идёт. С Земли уже запрашивали – кто и что?! По служебному каналу – лирика, трансляция по гиперсвязи на Внеземелье пошла, уймись, парень… Слушай, тебе тут по гиперсвязи прислали: «Вылетаю. Жди. Юпитер. Тамара»…

Мигель улыбнулся, вспомнив любимую. Да, это он тогда ей писал  строки. И сейчас мог бы заново написать. Подзабыл только, что именно…

– Тибо, а что ты читал на Луне, когда Петерсы от нас улетели? Прочти , а?

Сенбернар не заставил себя долго ждать, и в просторы Гвианского нагорья поплыл его бас.

Оставь своей любви немного
в просторе за моим окном,
чтоб я с надеждой и тревогой
ей открывал дорогу в дом,
и с каждым вдохом сердце билось,
теплом и близостью маня,
и ты все время находилась
вокруг меня,
внутри меня…

Ричи вздохнул и погладил лобастую  голову верного друга. Персональный робот, искусно стилизованный под собаку-сенбернара, пережил уже несколько модификаций, но сущность в подарке матери, вложившей в него самый совершенный лингвистический процессор и надежду на большое литературное будущее сына,  оставалась неизменной. Однако, после прочтения Тибериусом старого, почти забытого самим автором стихотворения, лирическая волна покинула Мигеля. Страдать душой больше не хотелось.

– Возвращаемся на круги своя! – объявил он.

Тибериус понял смену настроя хозяина и печально положил голову на лапы, готовясь выслушивать научные сентенции, но Мигель занялся другим делом.

Идея коллег-сенситивов материализовалась в виде аэростата с привязанной к нему шестиугольной прозрачной платформой из сверхпрочного кристаллопласта. В центре платформы была фигура из надетых друг на друга шести- и трёхгранной пирамидок из ханнерита, аэронавты размещались строго по граням верхнего трёхгранника и смотрели на него. Лететь на ней они собирались втроём, для чего в основании платформы были в трёх углах сделаны дырки для ног и закреплены поясные привязные ремни. Ждали ясной погоды: был сезон дождей, и всё тонуло в тумане. Здесь он длился с мая по октябрь, потом можно было надеяться на безветренный и ясный день, чтобы подняться в небо Гвианского плоскогорья. Редко, но выпадали такие дни. Сегодня они летали. Мигель поднял визор, но платформу в небе не нашёл. Вызывать аэронавтов во время проведения сеанса было нельзя, оставалось только ждать их сигнала после окончания работы.

– Гости! – предупредил биомех.

Мигель обернулся. К ним приближался коптер. Судя по опознавательным знакам, машина была с побережья. Ричи спокойно подождал, пока аппарат опустится на площадку рядом с его «мотыльком», потом встал и пошёл встречать прибывших. Издалека он увидел, как первой из коптера выскочила тигрица – явно хорошо знакомая Ричи биомех Дебби, потом высунулись две одинаковые стриженые головы близнецов Кивиных – Ростислава и Юрия. Заметив спускающегося к ним директора, они замахали ему руками и что-то закричали, явно забыв про коммуникаторы и связь.

Лавируя между камнями, Мигель ускорил шаг, Тибериус топал сзади. За близнецами из коптера вылез Патрик Мбаа, и все трое стали торопливо вытаскивать из салона какие-то длинные узкие тюки. Ставший знаменитым благодаря своим, получившим имя автора  «Уравнениям», профессор математики и родовой шаман рода Мбаа имел пляжный вид в светлых шортах, просторной пёстрой рубашке и сомбреро на голове. На обоих близнецах были серые с красными вставками рабочие комбинезоны с нашивками Звёздной академии. «Выросли парни, выросли», довольно отметил про себя Ричи, пожимая руки и обнимая прибывших. Близнецы были закадычными друзьями его Дениса, но Денис ничего не говорил, что они должны приехать.

– Какими такими судьбами в наши богом забытые края? – поинтересовался Мигель. – Да ещё с Дебби, как вам Даша её доверила?

Даша, младшая сестра близнецов, с тигрицей не расставалась, это была мамина тигрица, то, что она вдруг разрешила её взять, означало нечто неординарное.

- Даше тигрят Бима и Бома Лещенки привезут, – пробасил Юра. – А нам тут только Дебби может помочь. А Денис не с вами?

– Вчера проводил новоиспечённого егеря Дениса Ричи на обязательную месячную стажировку, – сообщил ему Ричи. – Одни мы сидим с барбосом. Мама наша, как всегда, на орбите.

– Ну вот… – огорчился Ростислав. – Говорил же, давай согласуем…

Патрик заглянул в салон, убедился, что все вещи забраны, и отпустил коптер.

– Мигель, это я виноват, что так неожиданно свалился, как снег на голову,  и притащил ребят. Просто поверь, времени у нас совсем нет разговаривать и согласовывать. Потом всё объясню. У тебя там наверху большая площадка? – Патрик кивнул в сторону только что покинутого Ричем холма. – С неё все основные здешние «тепуи» видны?

– Площадки там почти нет, дорогой, ты же не так давно интересовался, я тебе всё показал на видео. Камни кругом.

– Да, да, – рассеянно отозвался Патрик, сосредоточенно думая о своём. – Пусть камни, лишь бы вид на «тепуи» был. Они его не загораживают?

– Слушай, ты хоть поясни, что задумал, и что надо тебе? – недоумевал Ричи. – У меня сейчас три сенситива на аэростате в небе ведут съёмку, зона радиомолчания и всё такое. Не знаю, помешал ли ты им прилётом коптера…

– Ребята, Ростик, Юрик, берите по паре маленьких  тюков  и тащите наверх! – вместо ответа распорядился Мбаа. – Мигель, покажешь дорогу? Мы с тобой большие тюки возьмём.

– Тибериус покажет, – вздохнул Ричи, наблюдая, как шаман навьючивает и тигрицу какими-то сумками. – Патрик,  кратко расскажи, что стряслось, наконец.

Продолжение http://proza.ru/2021/08/30/328