Уэсли Уайлдман. Введение в реляционную онтологию

ВВЕДЕНИЕ В РЕЛЯЦИОННУЮ ОНТОЛОГИЮ
Уэсли Уайлдман (2006)

В наши дни много говорят о реляционной онтологии. Она появляется в богословии,
философии, психологии, политической теории, теории образования и даже в информатике. Основное утверждение реляционной онтологии просто состоит в том, что отношения между сущностями онтологически более фундаментальны, чем сами сущности. Это контрастирует с субстантивистской онтологией, в которой сущности онтологически первичны, а отношения онтологически производны. К сожалению, почти во всей литературе существует постоянная путаница относительно реляционной онтологии, потому что ключевая идея отношения остается неясной. Как только мы узнаем, что такое отношения, и на самом деле, что такое сущности, мы можем соответственно решить, что мы или что мы можем иметь в виду под фразой «реляционная онтология».

Почему философы ломают голову над отношениями?

Отношения - это повседневная часть жизни, которую большинство людей воспринимает как должное. Мы связаны с другими людьми и с окружающим миром, с нашими политическими лидерами и нашими экономическими системами,
с нашими детьми и с самими собой. Существуют логические, эмоциональные, физические, механические, технологические, культурные, моральные, сексуальные, эстетические, логические и воображаемые отношения, и это лишь некоторые из них. Для большинства людей это не представляет особой проблемы. Однако философов
постоянно озадачивали отношения, и они пытались их понять теоретически и систематически. Убедительные философские теории отношений оказалось чрезвычайно трудно построить по нескольким причинам.
Во-первых, явное разнообразие отношений, по-видимому, делает категорию «отношения» трудноразрешимой. Философы часто пытались использовать простые случаи в качестве руководства к более сложным ситуациям, но как именно этот метод может работать в случае отношений? Какие отношения простые или основные, а какие сложные или производные? Во-вторых, Если мы предположим, что простейшие соотношения поддаются анализу в физике, мы столкнемся со второй проблемой. Обычные причины (например, столкновения), обычные поля (например, электромагнитные поля), квантовая физика (особенно запутанность), когнитивная наука (особенно отношения разума и мозга) и теория сложности (особенно отношения между возникающими свойствами и составными частями в сложных системах) представляют
такое разнообразие отношений, что единое философское объяснение этих якобы простых
случаев в физике кажется неуместным.
 В-третьих, отношения обычно передают, кодируют или выражают ценность, особенно в личном контексте, но также и в эстетическом и моральном контекстах. К
примеру, отношение между народом и его флагом придает достоинство у флаге и идентичности нации. Но как может философская теория отношений одновременно охватить фундаментальную физику и ценностные контексты флагов и наций?
В-четвертых, наконец, некоторые важные отношения носят богословский характер, и они создают особые проблемы. Теистические традиции говорят, например,
об отношениях между Богом и миром, а некоторые христиане говорят об отношениях между Христом и верующим, а также об отношениях между Лицами Троицы. Нетеистические религиозные традиции, такие как буддизм, в основном говорят именно об отношениях, и некоторые буддисты утверждают, что осознание того, что у нас нет собственного существа, а есть лишь эфемерные пучки отношений, приносит облегчение. Являются ли обычные отношения простыми аналогиями этих теологических отношений или существует метафизическая теория, которая может зарегистрировать их все буквально?
Ввиду этих трудностей возникает вопрос обычного человека: «Зачем пытаться построить общую теорию отношений?» - нападает на любого серьезного философа. Философ обеспокоен тем, что «проблема» теории отношений может быть псевдопроблемой, всего лишь артефактом незаконнорожденной любви к философской абстракции. Возможно, нам следует культивировать более здравый и менее метафизически навязчивый подход к жизни, даже в философии, как считал австрийский философ ХХ века Людвиг Витгенштейн.
Метафизически мыслящий философ ответил бы, что потакание философской потребности любопытства не может быть опасным развлечением и, кроме того, есть важные практические последствия философского понимания отношений.
Это заявление о важных практических последствиях может показаться надуманным, но есть причины относиться к нему серьезно. Один тип причин исходит из религии. В контексте христианского богословия, если отношения между Богом и миром являются метафизической основой всех отношений, тогда в некотором прекрасном смысле Божественное наполняет всю реальность, делая все священным и достойным
уважения. Согласно тринитарной мысли, вера в то, что все является внешним выражением
энергий, проистекающих из любовных отношений между Лицами Троицы, должна
преобразовать наше духовное и нравственное отношение к повседневной жизни. В контексте буддийской мысль, если доктрина праттйа-самутиа (взаимозависимое происхождение) верна, тогда каждый вид отношений является причиной страдания и одновременно возможностью для просветления, что кардинально меняет то, как мы взаимодействуем с миром. Как в буддистском, так и в христианском случаях господствующее понимание отношений предполагает, что мы тесно связаны с
аспектами мира, которые, как мы обычно думаем, не имеют к нам претензий, и это, в свою очередь, может вызывать большее сострадание и ответственность среди людей, тем самым помогая преодолеть фанатизм, угнетение, несправедливость, жестокость по отношению к животным и экологическое пренебрежение (см., например,
Tucker and Grim 1994).
Еще одна причина для философского размышления об отношениях связана с онтологией и мировоззрением. Например, хорошо задокументированная человеческая характеристика сверхактивного распознавания образов заставляет людей видеть сверхъестественные причины повсюду вокруг себя, тем самым вдохновляя «народную
теорию взаимосвязи», в которой естественные и сверхъестественные миры тесно связаны друг с другом (см. Атран 2002, Бойер 2001). Если распространение этого убеждения вызвано когнитивной ошибкой, тогда идея отношений со сверхъестественными сущностями может быть выдумкой, и нам лучше исправить положение. Точно так же когнитивная тенденция к чрезмерному упрощению приводит некоторых людей к принятию онтологически редуцирующего взгляда на реальность как на столкновение отдельных атомов и столкновение с ними, после которого смысл и ответственность кажутся совершенно произвольными социальными конструкциями. Если этот простой атомизм основан на когнитивной лени (в эссе Полкингхорна для этого тома собраны доказательства только из физики, которые показывают, что отношения намного сложнее, чем это), то этот атомистический взгляд является чрезмерным упрощением, и, опять же, любящим истину лучше пойти другим путем.
Правильное понимание мира, ответственное отношение к нему и религиозные
проблемы - все это требует философской интерпретации отношений. Эти причины полагать, чтометафизика отношений может иметь важное значение, - всего лишь приглашения к трудной задаче, а не  продвижение по самой задаче. Простое произнесение фразы «онтология отношений» не имеет большого значения для воспитания сострадания ко всем существам, поощрения экологической ответственности, различения реальности и принятия желаемого за действительное или достижения любой другой достойной цели - особенно потому, что сторонники субстантивистской онтологии утверждают, что поддерживают аналогичные моральные и моральные принципы и духовные цели. Очевидно, предстоит проделать значительную философскую работу, после которой реляционная онтология должна быть операционализирована в формирующих воображение традициях (таких как религиозные мировоззрения с неотразимыми ритуальными практиками), чтобы иметь практический эффект.
Меня интересует здесь философская фаза этого трансформирующего процесса, а не фаза социальной инженерии. И мне придется поставить в скобки спорный вопрос о том, действительно ли реляционная онтология, активированная в традициях, формирующих воображение, имеет большую практическую пользу. Итак, что философы говорят об отношениях?

Философские проблемы, окружающие отношения

История философских и богословских размышлений об отношениях выявила
ряд спорных вопросов, имеющих значение для любой концепции онтологии отношений.
Ниже я обсуждаю четыре таких вопроса.
Во-первых, если мы говорим о реляционной онтологии, нам сначала нужно знать,
отношения являются онтологически реальными или просто атрибуциями, сделанными сознательными сущностями и выраженными в языке. Некоторые строгие философы-эмпирики думают о большинстве отношений просто как о лингвистических атрибуциях значимости, не имеющих независимой онтологической позиции. Отношения существуют
в умах, и если никто не приписывает отношения, то ничего не существует. Есть исключение: причинность дает онтологическую основу для разговора о реальности отношений. В конце концов, для эмпирика причинные эффекты и, следовательно, причинные отношения существуют независимо от того, находятся ли сознательные существа  поблизости, чтобы заметить и назвать их. Напротив, философы-идеалисты считают, что концептуальный мир разума является фундаментальной реальностью, которая придает онтологический статус таким вещам, как логические, концептуальные и ценностные отношения. Фактически, некоторые идеалисты заходят так далеко, что сводят причинные отношения к логическим, потому что причинная необходимость - это просто разновидность логической необходимости. Теистические философы, утверждающие всеведущее и всемогущее Божество, полностью переосмысливают эти аргументы, потому что для них Бог является фундаментальной реальностью, и как сущности, так и отношения между сущностями должны пониматься в терминах их первичного отношения к онтологически фундаментальной сущности, Богу.
Во-вторых, уместный вопрос для реляционной онтологии касается онтологического приоритета субстанции и отношения. Аристотель считал, что отношения онтологически подчинены сущности. Мы можем думать о разнообразных отношениях, присущих набору ключей на связке ключей - что они могут разблокировать, знаем ли мы, где находятся ключи, и так далее, - но эти отношения существуют только до тех пор, пока существует сама связка ключей. Более того, связи связки ключей можно легко
изменить (например, путем замены замков), не затрагивая сущность связки ключей. Вот почему Аристотель включил отношение в свой список категорий как подчиненное первичной категории субстанции, которую он интерпретировал как носитель всех свойств, включая свойства отношения. Некоторые философы-идеалисты утверждали, что Аристотель ошибался, полагаясь на здравый смысл как на руководство в этом случае. На самом деле, суть брелка, если ее правильно понимать (то есть понимать вопреки здравому смыслу), действительно меняется, когда меняются ее отношения. Менять замки и брелок
уже нельзя, как раньше, и это влияет на сущность брелка, потому что субстанция - это нечто большее, чем просто химические составляющие и форма. Точнее,
категория субстанции на самом деле является пустым заполнителем, а не чем-то с независимым онтологическим статусом. Таким образом, с этой неаристотелевской точки зрения, либо субстанция онтологически подчиняет отношения, либо они оба онтологически первичны.
 В-третьих, если мы говорим, что отношения онтологически первичны (относительно субстанции), то нам необходимо указать, какие виды отношений онтологически первичны. Как мы видели, существуют чрезвычайно разнообразные виды отношений, поэтому необходимо принять множество решений. Являются ли
онтологически базовые отношения причинными? концептуальными? логическими? ценностными? А что насчет воображаемых отношений? отношений восприятия? отношений между Богом и миром? внутритринитарных отношений?
Здесь я рассмотрю только один пример, который занимает центральное место в философских традициях как Западной, так и Южной Азии. Здравый смысл, кажется, требует различать внутренние отношения, составляющие предмет (в том смысле, что Шотландия не была бы Шотландией, если бы она не лежала к северу от Англии) и внешними отношениями, которые являются просто случайными условиями  вещи (в том смысле, что в Шотландии может быть дополнительное дерево здесь или там
без изменения самой его природы). Философы спорили о том, являются ли все отношения в конечном итоге внутренними или все в конечном итоге внешними (оба противоречат здравому смыслу), или люди имеют как внутренние, так и внешние отношения. Это очень важно для религиозно релевантной реляционной онтологии. Например, некоторые философы пытаются увидеть мир всеведущим, всемогущим взглядом Бога, при котором нет никаких случаев или совпадений, что предполагает, что в конечном итоге нет возможности внешних отношений, несмотря на то, как все выглядит для нас.
 Опять же, большинство традиций буддийской философии на юге Азии отвергает идею о том, что определенные детали имеют «собственное бытие» или независимую субстанцию, и считает, что вещи исчерпывающе конституируются своими отношениями. Эта особенно сильная форма взгляда «все отношения являются внутренними» была одним из определяющих интеллектуальных различий
между индуизмом и буддизмом, который показывает, насколько религиозно могущественным может быть этот философский вопрос.
Наконец, основное разделение теорий отношений связано со стратегиями соединения научного, философского и религиозного понимания мира. С одной стороны, наука изучает причинно-следственные связи и только причинные связи, но не все причинно-следственные связи. Перспективы междисциплинарного диалога и, следовательно, морально значимого консенсуса могли бы быть улучшены, если бы мы могли каким-то образом рассматривать все отношения как причинные. Мы увидели это преимущество в связи с эмпирическим подходом к отношениям, который рассматривает причинные отношения как реальные, чтобы соответствовать науке, при этом настаивая на том, что другие отношения являются простыми концептуальными атрибуциями,
сделанными сознательными наблюдателями. Возможно, первую часть этого подхода можно расширить с помощью более всеобъемлющей теории причинности, которая выходит далеко за рамки здравого смысла идеи причинности. Это послужит основой в теории причинности для концептуальных и ценностных отношений, а также для физических отношений, которые мы обычно связываем с причинностью. По факту, существует несколько теорий причинно-следственной связи - некоторые из них древние, а некоторые разработаны специально с учетом этой современной стратегии усиления междисциплинарного диалога, - которые настроены на регистрацию концептуальных и оценочных качеств отношений, и которые простой научный анализ имеет тенденцию упускать. Такие каузальные теории взаимосвязи включают в себя концепции, выходящие за рамки здравого смысла, но фундаментальная физика показала, что такое понимание причинности на основе здравого смысла неосуществимо. Таким образом, в данном случае физика и философия, кажется, указывают в одном направлении - на необходимость усовершенствованной теории причинно-следственной связи для регистрации разнообразия отношений, которые мы хотим назвать реальными.
С другой стороны, некоторые философы вообще не обращают внимания на причины при разработке теорий отношения. Наука не регистрирует проблемы стоимости, которые частично вдохновляют нас развивать теорию отношений в первую очередь, и такая привязка теории к причинно- следственным связям для беседы с наукой поражает таких философов  как саморазрушительная. В частности,
отношения ценностей , концептуальные отношения и логические отношения не кажутся напрямую причинными, поэтому нам, возможно, лучше попытаться теоретизировать отношения, тщательно зарегистрировав их качества с помощью
феноменологического анализа (в традиции Эдмунда Гуссерля, Мориса Мерло-Понти.
и других), а не прибегать к ним через причинно-следственную связь. Анализ у Мартина Хайдеггера взаимосвязи между бытием и временем в человеческой жизни - удивительная демонстрация того, чего можно достичь с помощью такого подхода (см. Heidegger 1962). Если имеет смысл говорить о реляционной онтологии, то нам придется занять определенную позицию по большинству или всем этим философским вопросам и другим, которые философы обсуждали в связи с отношениями.

Предложение

На этом этапе я перехожу от обзора философских дебатов к высказыванию по
вопросам, относящимся к реляционной онтологии. Мое мнение по этим вопросам является лишь предварительным, но для этого есть важные прецеденты, поэтому я путешествую не один. Более того, эти вопросы о сути интересно, и я надеюсь, что формулировка одной гипотезы с учетом тех деталей, которые позволяет нам место, поможет сделать более конкретными довольно абстрактные рассуждения, которые обсуждались до сих пор. В самом деле, я буду исследовать гипотезу не о единой теории отношений, а о всем классе теорий, обращая внимание на богословское значение моей гипотезы.
Гипотеза: все отношения являются причинными.
Я ценю стратегию диалога между философией, теологией и наукой, только что
упомянутую в связи с причинной теорией отношений. Поэтому, несмотря на сопутствующие сложности, я предлагаю, чтобы все реальные отношения были причинными, и поэтому мы должны разработать теорию отношений с помощью обширной теории причинно-следственной связи, которая может регистрировать различные качества отношений. Если причинно-следственная связь в данном случае невозможна, тогда слово «отношение» будет использоваться в небуквальном, почтительном смысле. Типы отношений, которые могут быть охвачены такой каузальной теорией, были бы соответственно богаты и разнообразны, если бы теория
причинности была хорошо структурирована. Богословские разветвления здравой каузальной теории отношений также весьма многообещающие, поэтому с этой точки зрения не должно быть никаких оговорок.
У меня есть место, чтобы указать, что можно считать успешной теорией причинной связи, упомянуть основные примеры причинных теорий связи, указать, что такое каузальная теория отношения предвещает реляционную онтологию, и дать некоторые иллюстрации того, как каузальная теория отношений может освещать темы, представляющие интерес для физиков и теологов. Фактически окажется, что это каузальные теории отношений и сущностей и, следовательно, они не поддерживают
ни реляционную, ни субстантивистскую онтологию, а в равной степени и отношения, и сущности.

Критерии адекватной причинной теории отношений

Способность отношений воплощать и передавать ценность означает, что удовлетворительная теория причинности должна объяснять, как причины опосредуют ценность. Феноменологический подход к отношениям естественным образом учитывает ценностные измерения отношений, но абстрагирует их от их физического субстрата и, в крайних случаях, также от их психологического и социального контекста. Теория причинно-следственной связи, которая нам нужна, будет охватывать весь путь от физических взаимодействий до опосредствования ценностей в отношениях, имеющих социальную, психологическую, моральную и духовную значимость.
Полезная теория причинности должна учитывать разнообразные и загадочные отношения, рассматриваемые в физике. Это означает регистрацию квантовых явлений, таких как запутывание, измерение, поглощение и передача энергии и массы, которые делают несостоятельной здравую теорию причинно-следственной связи «локального удара». Тем не менее, теория причинности должна также учитывать столкновения частиц, а также причинные взаимодействия между простыми макроскопическими физическими системами, такими, как бильярдные шары, которые всегда служили примером причинно-следственной связи, основанной на здравом смысле.
Подходящая теория причинности учитывает разнообразие отношений во всей
реальности, как в физике, так и за ее пределами. Это требует обращения к теории сложности, чтобы объяснить, как причинно-следственная связь между сложными объектами возникает со структурной сложностью из причинных отношений между их составными частями. Например, тот факт, что общества достигают чего-то,
должен иметь отношение к тому, как малые части общества заставляют что-то происходить (размышления об этом см. во вкладе Мартина в этот том), а это, в свою очередь, должно доходить до уровня физики. Это также требует внимательного отношения к различию между основными и производными причинами. Например, базовое онтологическое объяснение причинности может быть введено на «низшем» уровне физической реальности, в то время как примеры причинности более высокого порядка, такие как то, как люди перемещают объекты в шахматной игре, могут потребовать дополнительных понятий, таких как организация или форма, чтобы объяснить, как они работают. Производные причины (в этом особом смысле) следует рассматривать, не умаляя их философского и практического значения, что, таким образом, позволяет избежать небрежного редукционизма. Если это сделано правильно, идея причинно-следственных связей сверху вниз (см. Полкингхорн в этом томе, а также
Мерфи и Эллис 1996) может принять почетный, небуквальный статус, в то время как режимы анализа сверху вниз будут иметь решающее значение для понимания сложных систем.
Наконец, всеобъемлющая теория причинности должна заниматься классическими теологическими проблемами. Например, с теистической точки зрения теория причинности должна либо рассматривать отношения между Богом и миром, включая Божественное действие, в каузальной теории отношения (как в метафизике процессов), либо рассматривать это как исключение и указывать на смысл в
которой «причинная связь» может быть значимой аналогией отношения между Богом и миром (как в томистской метафизике). Кроме того, теория причинности должна иметь смысл духовных переживаний. С чисто христианской точки зрения, например, исчерпывающая причинная теория отношений должны обеспечивать рычаги для понимания таких концепций отношений, как спасение, общение, освящение, теозис, любовь и осуждение. С буддийской точки зрения, всеобъемлющая причинно-следственная теория отношений должна иметь смысл привязанности и просветления,
переживания Самадхи и воспитания каруны (сострадания).
Современные философские теории причинности обычно игнорируют некоторые из этих критериев. Существуют контрфактуальные, вероятностные теории, психолого-описательные теории и множество других подходов к причинно-следственной связи. Но они не удовлетворяют перечисленным здесь критериям . Необходим более онтологический подход, а это требует определенного метафизического подхода. Это рефлексия, которая несколько вышло из моды в западной философии на протяжении последнего столетия или даже более.

Примеры причинных теорий отношений

Даже в последние годы в причинную теорию связи был внесен важный вклад . Пять причинных теорий отношения, которые могут претендовать на соответствие этим критериям: метафизика соучастия (классическая у Платона, а затем в неоплатонизме), метафизика праттья-самутида (классическая у Нагарджуны и школе Мадхьямака буддийской философии Махаяны), метафизика процесса (классическая у Альфреда Норта Уайтхеда), метафизики семиозиса (классическая у Чарльза Сандерса Пирса) и метафизикая имплицитного порядка (классически у Дэвида Бома). Мы
можем различать эти взгляды на основе того, как они рассматривают сущности, контексты, причины и конечность.
Метафизика участия использует гиломорфный (материально-формный) подход к сущностям. Форма вещи уже выражает свое участие в упорядоченном царстве добра, истины и красоты. Это конечный контекст для конкретной сущности, ее онтологическая основа и фундаментальная причина. Сущности участвуют в этом конечном контексте благодаря своей форме, которую Аристотель назвал формальной причиной в попытке прояснить расплывчатое использование его учителем Платоном концепции участия. Эта точка зрения мало что говорит конкретно о материи, что затрудняет связь с физикой, но она поддерживает мощную связь между формой и математическими моделями физических процессов (вклад Хеллера в этот том предполагает
столь же мощную связь между математикой и метафизическими представлениями о природе). Этот взгляд также отлично подходит для понимания отношений между Богом и миром как присутствия добра, истины и красоты в форме всего сущего. Взгляд Иоанна Зизиуласа интерпретирует все отношения как участвующие в Божественных тринитарных отношениях, используя метафизику участия (см. Zizioulas 1985 и различные места в этом томе).
Праттйа-самутида как метафизика проповедует анатту - учение о том, что сущности не имеют субстанции или собственного бытия (свабхва), а представляют собой скопления отношений, возникающих внутри контекст ранее существовавших условий. Контекст исчерпывающе определяет характер объекта, что означает, что любая данная вещь является тем, чем она является исключительно в силу своих отношений с
другими вещами. Религиозные достоинства этого воззрения - это стимуляция сострадания и провокация непривязанности, ведущая к просветлению, высшему состоянию
буддистов. В узком смысле причинность неприменима, когда сущности не имеют собственного бытия; причинность - это впечатление, так же как собственное бытие - это впечатление, и оба они вводят в заблуждение. Однако праттйа-самутида требует, чтобы вещи возникли, а для этого нужны причины. Таким образом, школа буддийской философии Мадхьямака также отвергает иллюзионистский скептицизм, настаивая на срединном пути между крайностями - сущности и причины как реальны, так и нереальны (доктрина двух истин; см. Eckel 1992). Это деликатное оформление идеи причинности в контекстах, весьма многообещающе в качестве основы для понимания запутанности и других странных отношений в квантовой физике, но трудным в качестве партнера для обоснованной причинно-следственной связи в остальной части физики и в обычном опыте.
Метафизика процесса централизует идеи схватывания (ощущения или ощущения) и конкресенции (становления актуальными). Базовые сущности с этой точки зрения - это события, которые предвосхищают другие полностью актуализированные сущности и творчески реагируют на то, чтобы стать актуальными самими через гармонизацию всего, что было предвосхищено (слияние), после чего они могут влиять на другие .сущности. С этой точки зрения окружающая среда не является пространственно-временным контейнером, а скорее тем, что может быть предвосхищено, что открывает возможности для косвенных влияний, действий на расстоянии и тому подобного. В версии Уайтхеда предвосхищенная среда всегда включает в себя Бога, который выражает оптимизированное по ценностям видение возможностей склонить событие к самореализации (см. Whitehead 1978). Отношения в данном случае - это причинное влияние, которое стало возможным благодаря схватыванию. Проблемы процесса метафизики включают и  показывают,  как сложные сообщества случаев могут поддерживать целостность через поток схватывания и срастание, касающиеся учета причинно- следственной связи в области фундаментальной физики, и обращаются к идее Бога как Сущности с задачей максимизации ценности, а не как теологически более знакомой идее всемогущего Творца.
Метафизика семиозиса, происходящая особенно от Пирса, рассматривает основные сущности реальности как знаки, которые конституируются их отношениями к другим знакам. Каждый знак каким-то образом обозначает другую конфигурацию знаков. Поток знаков выражает трансформации смысла, которые на одном уровне являются простыми физическими изменениями, а на более высоком уровне - мыслями. Это одновременно определяет примитивный вид интерпретации, достаточный для обоснования ценности, и
онтологически базовый вид причинно-следственной связи, достаточный для обоснования морально нагруженных отношений, которые нам небезразличны больше всего. Среда определяется как то, что обуславливает интерпретацию (см. Peirce 1991, Corrington 2000). Как и в метафизике процесса, это подчиняет пространство-время
конструируемой среде, тем самым помогая понять некоторые особенности
фундаментальной физики, включая нелокальные явления квантовой механики. Подобно
метафизике пратья-самутида и в отличие от метафизики процесса, поток семиозиса идет вниз, онтологически, так что не существует фундаментального онтологического атомизма, и это дает значительную гибкость при рассмотрении как фундаментальной физики, так и межкультурных вариаций в онтологические представления о действительности. Подобно метафизике участия, эта точка зрения поддерживает
концепция преобразования вовлеченности посредством интерпретации, имеющей ценностное и религиозное значение.
Метафизика импликативного порядка происходит от попытки физика-философа Бома показать, что детерминированная интерпретация квантовой механики возможна. Бом развил идею физика Луи де Бройля о пилотной волне или квантовом потенциале, который направляет частицы в соответствии с квантовым формализмом. Это означало, что частицы с определенным положением можно было воспринимать всерьез, но это также вызвало идею волновой сущности, что связывает объекты за кулисами способами, которые обычный опыт не регистрирует. Этот косвенный порядок насыщен отношениями, и из него возникает явный порядок сознательного опыта как своего рода интерактивной перспективы в целом. Метафизика имплицитного порядка особенно хороша для того,
чтобы создать место для сознательного опыта, а также предполагает, что конечная реальность - это детерминированный поток взаимодействий, из которых человеческое сознание регистрирует только крошечную часть. Более поздняя метафизика Бома находилась под глубоким влиянием философа Кришнамурти и южноазиатской и восточноазиатской метафизики (см. Бом 1980).
Важность каузальной теории отношений для реляционной онтологии

Большинство каузальных теорий, которые только что обсуждались, подчиняют как сущности, так и отношения каузальному потоку, который онтологически более фундаментален. То есть сущности и отношения, которые так важны в нравственном и духовном опыте человека, возникают из сложной причинно-следственной сети, которая
лежит в основе каждого аспекта нашего опыта. Я думаю, что это более мудрый философский подход, чем односторонние стратегии субстантивистской онтологии или реляционной онтологии. Если моральный недостаток субстантивистской онтологии состоит в том, что мы уделяем недостаточное внимание важным отношениям, которые морально обязывают нас, то эквивалентная проблема с реляционной
онтологией состоит в том, что она слишком мало вмешивается в нашу эгоистичную тенденцию уделять недостаточное внимание внутренне ценным сущностям вокруг нас. Симметрия этих теоретических трудностей показывает, что нам лучше поддерживать теорию, которая рассматривает как полностью реальные как сущности, так
и отношения на морально и духовно значимых уровнях. Причинная теория отношений и
сущностей и есть такая метафизическая теория.
Помня о критериях адекватной метафизики, основанной на причинно-следственных связях, и признавая, что я не могу здесь обосновать свою точку зрения, я предполагаю, что метафизика семиозиса может предложить наиболее многообещающий общий подход (см. вклад Николаидиса в этот том). Он регистрирует ценность так же естественно, как и метафизика процессов, которая в этом отношении является лучшей из
остальных. Это меняет смысл как локальных, так и нелокальных соотношений в физике так компетентно, как это делает метафизика пратйа-самутида, и эти два
варианта значительно лучше, чем альтернативы. Это хорошо сочетается с проблемой причинно-следственной связи на многих уровнях эмерджентной сложности, над которой Уайтхед усердно работал в своем «Процессе и реальности». Он прекрасно разбирается в богословских проблемах, что является сильной стороной метафизики соучастия. Он естественным образом регистрирует реальность сознания, которая является
сильной стороной метафизики имплицитного порядка. И он обрабатывает логические и концептуальные отношения гораздо естественнее, чем большинство других взглядов.
Метафизика семиозиса также отображает достоинства метафизических теорий отношения, лежащих за пределами каузальной складки. В частности, в централизации
идея интерпретации особенно хорошо подходит для ответа на вызовы, поставленные
феноменологическими подходами к относительности. В теистическом контексте он может предоставить описание отношений между Богом и миром, которые по своей сути являются причинными, интерпретирующими и ценностными, в результате чего Божественное действие является встроенным аспектом отношений между Богом и миром. в самых разных схемах богословия процесса и томистской метафизики.

Иллюстрация причинной теории отношений

Указав, почему я предпочитаю семиотическую теорию, я отложил внутренние битвы между каузальными теориями отношений, которые являются техническими дебатами, ведущимися между группой философов. В этом контексте более интересны иллюстрации каузальной теории взаимосвязи в действии. Я утверждаю, что причинная теория отношений дает преимущества для понимания различных отношений, которые мы наблюдаем и созерцаем в окружающем нас мире. Я упоминаю один пример из фундаментальной физики, один из здравого смысла в мире человеческого опыта и еще несколько из богословия.

Объяснение взаимосвязей в фундаментальной физике
Здравый смысл «поражающих» взглядов на причинно-следственные связи является локальным в том смысле, что мы можем игнорировать все события, выходящие за рамки столкновения, при выяснении того, как работает само столкновение. Но такие взгляды на причинно-следственные связи не могут объяснить странную связь квантовой запутанности (технически нефакторизуемая, многочастичная суперпозиция), которая применяется как в детерминистской, так и в недетерминистской версиях квантовой механики. Запутанность нелокальна, что означает, что она требует анализа с точки зрения отношений между несмежными событиями. Таким образом, экспериментальное
подтверждение запутанности знаменует конец здравого смысла и «поражающей» теории
причинности. Запутанность обычно рассматривается как свидетельство мистического взгляда на действие на расстоянии и является излюбленным ориентиром для народных версий реляционной онтологии, объясняющих, как я узнаю в Сиднее тот самый момент, когда мой брат попадает в травмирующую аварию в Лондоне. Но такие народные теории склонны игнорировать тот факт, что запутанность запрещает передачу нелокальной информации, что разрушает идеал мгновенного мистического знания. Из неинформативного характера запутанности я делаю вывод, что она бесполезна для
понимания паранормальных явлений, если они вообще происходят.
Философская сила запутанности лежит поэтому не в поддержке паранормального знания, , а в создании пространственно-временных отношений подчиненных причинно - следственных связей. То есть, как отмечалось выше, метафизически адекватные причинные теории отношений имеют тенденцию определять пространственные и временные отношения в терминах причинных отношений, а не наоборот.
Согласно этим взглядам, причинные взаимодействия являются фундаментальной реальностью (например, подразумеваемый порядок Бома), а смежность пространства-времени - всего лишь одно из нескольких (явных) проявлений основного
потока реальных причинных отношений. Вот почему каузальные теории отношения, которые я защищаю, в отличие от здравого смысла, «поражающих» теории причинности, не имеют проблем с запутанностью. Но их также не нужно принуждать к поддержке паранормальных явлений. Какие явления на самом деле происходят в мире - вопрос эмпирический. Создание более фундаментальных причин, чем пространственно-временные отношения в фундаментальной физике, обеспечивает гибкость, необходимую для понимания запутанности, но критическое наблюдение и анализ сообщений об атипичных человеческих переживаниях продолжают устанавливать строгие границы этой гибкости.

Объяснение отношений в мире опыта

Переходя к здравому смыслу и миру тостеров и крикета, решений и дружбы,
главная задача реляционной метафизики - показать, как отношения, которые
возникают между макроскопическими объектами, возникают из микромира, где теория причинности применяется наиболее непосредственно. Например, если Джо решает сделать тост за своего друга, пока они вместе смотрят крикет, возникает множество причинно-следственных связей: от механики тостеров до ментальной причинности Джо и от значимого культурного феномена игры в крикет по телевидению до внимательности нежной дружбы. Как каузальные теории отношений, которые я защищаю, имеют смысл в таких обычных, но зачастую морально и эстетично нагруженные жизненными событиями?
Уайтхед первым показал, как каузальная теория на микроуровне может быть построена на учете причинных сил организмов и культур, но это объяснение является сложным, не полностью удовлетворительным (как он сам понимал) и в некоторой степени изолировано от деталей физики. Атомизм метафизики процессов требует тесной теоретической интеграции реальных событий с фермионами (элементалы материи) и бозонами (элементалы силы) фундаментальной физики, что не было достигнуто и кажется весьма маловероятным. Причинные теории отношений, не зависящие от фундаментального онтологического атомизма, лучше подходят для учета разнообразия отношений в обычной жизни. Тем не менее Уайтхед сделал больше, чем
любой другой современный мыслитель, чтобы показать, что каузальная метафизика в принципе способна предоставить желанное объяснение приключений Джо с тостером.
Здесь слишком мало места, чтобы вдаваться в детали, но ключевая идея в
рамках концепции Уайтхеда - это сообщество реальных событий, которое наследует свой детерминированный характер и причинные силы от организации его составных частей. Такое объяснение макроскопических причин и свойств изящно, потому что оно требует только механики причинности - схватывания и конкресенции - вместе с  организационной формой объектов, чтобы объяснить их сложность и поведение. Подобные идеи работают и в семиотических теориях причинных отношений.
Другими словами, нет необходимости использовать новые онтологические идеи, такие как нисходящие причины, для объяснения обычной
жизни. Развитые причинные теории, такие как процесс и семиотические взгляды, рассматривают явления преднамеренной причинности и сознания (например, решение Джо приготовить тост) так же естественно, как и механические причины более низкого уровня (например, работу тостера). Поток обычных причин ограничен и организован таким образом, что обычные причины имеют сложные нисходящие, восходящие и частичные эффекты. Эти эффекты не нужно онтологизировать как нисходящие причины в адекватной каузальной теории.
Теория причинности отношений и сущностей того типа, который я защищаю, может объяснить богатство и разнообразие обычных причинных отношений гораздо более компетентно, чем здравый взгляд на причинность может объяснить микромир  и возникающий мир сложности. Адекватная причинная теория связи также превосходит акаузальную теорию связи , когда речь идет об обработке строго причинных естественных наук. Это выражает гениальность современных создателей каузальных теорий отношения. Пирс, Уайтхед и Бом разработали  свои метафизикт теории причинности с учетом критериев, перечисленных мною выше. . Они оторвались от причинно-следственной связи, основанной на здравом смысле, именно так, как требовалось, чтобы произвести
устойчивые причинно-следственные интерпретации всего комплекса отношений и сущностей.

Объяснение отношений в теологии

Наконец, давайте перейдем к миру богословия. Утверждения религии
бросают захватывающий вызов каузальной теории отношений и сущностей. Рассмотрим идею общения с Богом, которая является ценным понятием в теистических религиях. Метафизика соучастия - это причинная теория отношения, имеющая здесь самую долгую историю (особенно она представлена в этом
томе Зизиуласом). С этой точки зрения общение - это, прежде всего, вопрос нашего
существования. Форма и динамика существующих существ непосредственно прозрачны для окружающих. Это трансцендентные добродетели добра, истины и красоты. Эту идею бытия как общности можно истолковать как причинную концепцию, но метафизика соучастия не анализирует причинный характер бытия как общности во всех деталях. Все теории отношения, которые я упомянул, могут приспособиться к этому виду причинно-следственных отношений, но каждая использует разные онтологические
категории, чтобы передать смысл, в котором общение с Богом является причинным в
существовании определенных частностей и через их существование. Теизм процесса - частичное исключение, потому что он рассматривает Бога как сущность и понимает общение через постижение. Но это вопрос метафизики процесса, сужающей понятие Бога; идея бытия (или процесса) как общения. Само творчество - Бог по ту сторону Бога процесса - все еще может быть введено в метафизическую схему, более богатую, чем метафизика процесса.
В контексте специфически тринитарного христианского богословия, перихоретические отношения между Лицами Троицы особенно интересны. И снова
метафизика соучастия поддерживает перихорезис без объяснения деталей, тогда как каузальная теория отношений и сущностей может быть гораздо более конкретной, если концепция причинности достаточно щедра. Семиотическая метафизика особенно полезна для рациональной модели перихоретических взаимоотношений, потому что семиотическая метафизика естественным образом обрабатывает интерпретативные отношения, вовлечение и участие, которые также онтологически составляют личности.
Есть ли какие-либо отношения, которые не имеют смысла в каузальной теории отношений? В обычных теориях сходятся логические отношения, такие, как утверждение или следование отрицания; концептуальные отношения, такие, как сравнение величины, суждения от части к целому или приписывание свойств; и метафизические отношения, такие как беспричинное чудесное божественное действие. Из них подходящая
каузальная теория отношения (здесь семиотическая теория имеет особые преимущества) может обрабатывать логические и концептуальные отношения. Очевидно, что причинные теории связи имеют большие трудности с идеей отношений между Богом и миром, включающими не причинно-следственные чудесные Божественные действия. Хотя я
не уверен, что непричинное Божественное действие является даже последовательным понятием, дело в том, что каузальные теории отношений того типа, который я защищаю, имеют тенденцию совпадать с теологиями, которые исключают возможность конкретно не причинного отношения Бога и мира. Этого можно достичь, отвергнув
сверхъестественные формы теизма (см. Тиллих 1951, Невилл 1968, Кауфман 2004), но можно достичь также, рассматривая Бога как причинного агента, подобного другим причинным агентам (см. Cobb 1965, Suchocki 1989). Это может быть также обеспечено путем принятия разновидностей теизма, в которых Божественное действие носит причинный характер, даже если вовлеченные причины не такие же, как те, которые очевидны в обычных условиях опыта мира (см. Ellis 1995, Murphy 1995, Russell 1998). Этот последний подход проявляется в томистском различении вторичных (обычных) причин и первичной (Божественной) причины; Бог как первичная причина обычно действует через вторичную причинно-следственную связь, а не вне ее.

Заключение

Практические моральные преимущества реляционной метафизики не требуют какой-либо философской работы для реализации; здесь достаточно вдохновляющей риторики. Это может быть судьбоносным чувством глубокой связи с природой или с другими людьми, и практические последствия здесь могут быть очень глубокими. 
Религия способствует видению таких взаимоотношений и обычно достигает соответствующих эффектов. Чтобы осмыслить это с философской точки
зрения, требуются значительные усилия - и тем более, когда мы стремимся принять во внимание большое разнообразие сущностей и отношений, существующих в
мире, включая все, от морально значимых ценностных отношений до отношений в
фундаментальной физике.
Когда мы проводим эту философскую работу, мы сразу же задаемся вопросом, имеет ли присвоение онтологического приоритета отношениям, а не сущностям, какие-либо существенные практические преимущества по сравнению с онтологическим приоритетом сущностей над отношениями. Я утверждал, что оба являются
односторонними философскими подходами к метафизике и что нам лучше использовать причинно-следственные связи. Это теория, в которой и сущности, и отношения возникают в сложном мире из онтологически фундаментальной сети причин.
Неудивительно, что адекватная причинная теория отношений и сущностей выходит далеко за рамки того, что обычно рассматривается в теориях причинности в
рамках современной философии науки. Они должны регистрировать многие уровни
и виды ценностей, с которыми мы сталкиваемся в объектах и отношениях, которые мы изучаем в естественных и гуманитарных науках. Основные причинные теории отношений в ХХ веке были разработаны отчасти для удовлетворения этого импульса.
Адекватная причинная теория отношений и сущностей устанавливает философскую защиту как от неосторожного игнорирования ценности в отношениях, о которых мы знаем, но не замечаем или не задумываемся очень часто, так и от разновидностей редукционизма, которые не могут признать внутреннюю
ценность сущностей. В мире, где люди и даже окружающая среда кажутся рутинно
отвергнутыми, как будто они не имеют никакой ценности, нам было бы хорошо понять, что наши отношения с растениями, животными и людьми не находятся на обратной стороне нашего образа жизни или вне нашего  непосредственного внимания. Что важно - так это причинные, передающие ценности связи, основанные на самой
Божественной жизни. Быть верным самому себе - значит признать эту ценностную взаимосвязь  между сущностями и ответственность, которую мы берем на себя из-за этого.

 Atran, Scott. 2002. In Gods We Trust: The Evolutionary Landscape of Religion. Evolution and Cognition Series. New York and Oxford: Oxford University Press.
Bohm, David. 1980. Wholeness and the Implicate Order. London and New York: Routledge, 1995.
Boyer, Pascal. 2001. Religion Explained: The Evolutionary Origins of Religious Thought. New York: Basic Books.
Cobb, John B. Jr. 1965. A Christian Natural Theology: Based on the Thought of Alfred North Whitehead. Philadelphia: The Westminster Press.
Corrington, Robert S. 2000. A Semiotic Theory of Theology and Philosophy. New York and Cambridge: Cambridge University Press.
Eckel, Malcolm David. To See the Buddha: A Philosopher’s Quest for the Meaning of Emptiness. San Francisco: HarperSanFrancisco.
 Ellis, George. 1995. “Ordinary and Extraordinary Divine Action: The Nexus of Interaction,” in Robert John Russell, Nancey Murphy, and Arthur R. Peacocke, eds., Chaos and Complexity: Scientific Perspectives on Divine Action. Vatican City State: Vatican Observatory; Berkeley: The Center for Theology and the Natural Sciences.
Heidegger, Martin. 1962. Being and Time. New York: Harper & Row. Kaufman, Gordon D. 2004. In the Beginning…Creativity. Minneapolis: Fortress Press.
Murphy, Nancey. 1995. “Divine Action in the Natural Order: Buridan’s Ass and Schr;dinger’s Cat,” in Robert John Russell, Nancey Murphy, and Arthur R. Peacocke, eds., Chaos and Complexity: Scientific Perspectives on Divine Action. Vatican City State: Vatican Observatory; Berkeley: The Center for Theology and the Natural Sciences.
Murphy, Nancey; George F. R. Ellis. 1996. On the Moral Nature of the Universe: Theology, Cosmology, and Ethics. Minneapolis: Fortress Press.
Neville, Robert Cummings. 1968. God the Creator: On the Transcendence and Presence of God. Chicago: University of Chicago Press.
Peirce, Charles S. 1991. Peirce on Signs: Writings on Semiotic by Charles Sanders Peirce. Chapel Hill: University of North Carolina Press.
Russell, Robert John. 1998. “Special Providence and Genetic Mutation: A New Defense of Theistic Evolution,” in Robert John Russell, William R. Stoeger, and Francisco J. Ayala, eds., Evolutionary and Molecular Biology: Scientific Perspectives on Divine Action. Vatican City State: Vatican Observatory; Berkeley: The Canter for Theology and the Natural Sciences.
Suchocki, Marjorie Hewitt. 1989. God Christ Church: A Practical Guide to Process Theology. Revised ed. New York: Crossroad.
Tillich, Paul. 1951. Systematic Theology, Vol. I. Chicago: University of Chicago Press.
Tucker, Mary Evelyn; Grim, John; eds. 1994. Worldviews and Ecology: Religion, Philosophy, and the Environment. Ecology and Justice Series. Maryknoll, NY: Orbis Books.
Whitehead, Alfred North. 1978. Process and Reality: An Essay in Cosmology. Corrected Edition, ed. David Ray Griffin and Donald W. Sherburne. New York: Free Press.
Zizioulas, John D. 1985. Being as Communion: Studies in Personhood and the Church. Crestwood, NY: St. Vladimir’s Seminary Press.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn