Пружинка

Обычная пружинка, маленькая –  пять миллиметров. Самовосстанавливающийся композит марки АшЦ-5, быстро-деградирующий по протоколу Универсальной утилизации № 11056. Эмиль наизусть знал. Технарь, опытный тестировщик, а кого купил, за полгода не догадался. Почему должен был? Он вообще не думал об этом: бегает и бегает – прытко, весело, от живого не отличить.
Пружинка блестела на мокрой плитке у герметизирующего порога, отмытая ложным срабатыванием противопожарки. Если бы не врубились резервные прожектора – не заметил бы. Под синеватым пронзительным светом Эмиль уставился на неё как на портал в ад, как больной мозаичной летальной проказой – на результаты анализов, как подросток на прощальный мейл от любимой девчонки. Надолго уставился… Жизнь странная шутка.
Всё оказалось ложью. Всё, абсолютно. Вопросительное, настойчивое: «Урллл-урлл?» Карий зрачок в единственном чёрном глазу. Даже грива ненастоящая, а Эмиль её расчёсывал каждый вечер.
Главное, никто ведь его не обманывал, сам прокололся.
***
Эмиль – наладчик заводских спутников, его вахта как раз на середине срока. Спутник этот научно-исследовательский. На нём требовалось настроить и обучить приборы так, чтобы в дальнейшем они сами контролировали основные параметры жилой атмосферы и фиксировали базовые показания датчиков и антенн. Работа через-чур спокойная даже для флегматичного Эмиля.
Он купил себе друга на бегу, перед самым вылетом, сообразив, что улетает дальше обычного и надолго. Не всякая курьерская служба туда полетит. Отлучек вахтовая работа не предполагала: привезли тебя, вот и сиди, кукуй до последнего дня.
В огромном здании космопорта завершался какой-то фестиваль: «Природа и технологии». Выставки закрывались. На распродаже цвели, ползали и бегали самые разные существа. Эмиль схватил гривастого циклопа и отправился на посадку. Спас зверюгу, можно сказать, их едят вообще-то. А вот как оно обернулось: лишил какой-то стариковский приют робота-компаньона.
Циклоп оказался даже не искусственным интеллектом, а самой обычной игрушкой с минимальной обратной связью. Пружинка, выпавшая из него, должна была деградировать внутри, где они и производились, либо снаружи – за несколько часов. Главное в таких моделях натурализм: тембр голоса и плавность движений, грация. Кроме голосового движка и пары сенсоров, внутри – тысячи пружинок. Некоторые перерабатываются, иные, устарев, вылетают из-под хвоста. Не пахнут и не притворяются помётом. Ноль мистификации.
***
Казалось бы, игрушка и игрушка, чего такого? В чём проблема, переплатил что ли? Нет. Проблема в том, что Эмиль был счастлив эти полгода.
Ему нравилась тишина, отсутствие новостей. Далёкие в пространстве новости, всё равно что далёкие во времени, они не задевают. Нравилось игнорировать почту и чаты под благовидным предлогом, типа – связь не ловит.
Безумно нравилась альтернатива всему этому! Первым делом установив идеальную атмосферу в своём отсеке и настроив антенны, Эмиль смотрел круглосуточные трансляции из галактических заповедников.
Фиг знает, что там происходило, где флора, где фауна? Но завораживает! Непривычно менялись цвета чужих горизонтов. Ливни, дожди… Туманы в атмосфере, состоящей целиком из слоистых туманов… Беготня внизу. Мельтешащие лапки, сокращающиеся тела пятнистых червей... Их гребни… Их многодневные сражения… Покачивание над взрытым рингом фрактальных ветвей. Стремительный расцвет и внезапное увядание через фиолетовый цвет в угольную черноту. А два червя всё дерутся, ударяясь головами, встряхивая гребнями, надолго свиваясь в один плотный жгут… На соседнем мониторе идёт суетливое возведение пирамидальных термитников. Атаки на них кого-то крылатого и завывающего в полёте никогда не заканчиваются успехом, хотя вот…
На каждом из мониторов что-то своё… Век бы так жил!
Гривастый подходил и клал на плечо круглую башку. Сопел барханными ноздрями:
– Что, – спрашивал Эмиль, – интересно тебе? Смотри, какая стрекоза, о десяти крыльях! Видишь?
– Урл-ллл? – переспрашивал Гривастый: эта?
Эмиль кивал:
– Она самая. Хочешь заточить такую? На…
И Эмиль давал ему с руки печеньку, выбрав из пакета ту, что формой вроде мухи. Гривастый косился. Монитор со всеми его стрекозами отражался в карем зрачке. Плюшевые губы тактично брали лакомство, восхитительно ткнувшись в ладонь.
И всё это – программа, элементарная программка. Как и привычка спать у локтя, просыпаться раньше хозяина, заглядывать в лицо.
Гривастые циклопы – мясная порода. Плотное тельце с верхними лапками, пригодными только для ухода за шёрсткой. Бегают циклопы на двух нижних, широко поставленных ногах с большими копытами и прикольно цокают.
Гривастый, робот-компаньон цокал мелодично, иногда – танцевально. Глухой человек ощутил бы в этом сигнал – вибрацию, замену речи, а Эмиль не обратил внимания, ему просто нравилось. Всё нравилось: грива в три полоски: тёмные по краям светлая посередине. Хвост помпоном. Тело теплей человеческого. Возможность кормить циклопа сколько угодно. Большой глаз под чёлкой. Висячие собачьи уши.
– Съем-съем-съем! – бестактно шутил Эмиль, теребя эти уши. – Ты такой красивый, наверное, вкусный!
Теперь точно не съест, Эмиль «подавился пружинкой» и умер.
***
Бросив её в стенную мусорку, Эмиль и ушёл в отсек диспансеризации. Закрылся там, в раздевалке, не доходя до сканеров.
«Как будто с женщиной поссорился и ушёл в душ!»
Сел на корточки возле стены с подогревом. Вечная поза. Взглянул на часы. Закрыл глаза.
«Сейчас Гривастый пойдёт к столу, чтобы выпрашивать вкусняшки. Затем побесится. Затем ляжет подремать. Полдвенадцатого ночи, цокая тише обычного, прокрадётся в спальню. Что мне теперь здесь ночевать? Как теперь на него смотреть? Эмиль, ты ненормальный! Это игрушка! Робот! Смотри, как хочешь! Мне действительно стоит пройти диспансеризацию. По крайней мере, сделать томографию головы».
Капсула томографии мигнула диодами и ушла в спящий режим. Эмиль рассмеялся: не признала за психа.
 «Неужели я действительно такое ничтожество? Неужели в смысле потребностей это реально все, что мне надо – игрушка для инвалидов? Три раза в день мурлыкнуть. Двадцать раз посмотреть в глаза. Дать погладить по шести? И чтобы слушал, не перебивал? И чтобы никаких сюрпризов? Если да, то это не Гривастый – робот, а я сам».
***
Отрицание, гнев, торг… В этом пункте Эмиль поймал себя на странном: а вот бы Гривастый оказался врагом! Игрушкой-шпионом, диверсантом с пушкой в грудине, со шприцом в верхней лапке. Мы бы вступили в схватку… И он… Некоторое время… В каком-то смысле… Он, как и раньше, был бы отдельной настоящей личностью. Кто-то стоял бы за ним: злой рептилоид, инсектоид из передового отряда грабящего спутники…»
Депрессия, принятие…
Не без труда разыскав файл в терабайтном архиве смартфона, подписанный хитро, понятно только для него, Эмиль включил музыку.
***
Со времени развода не слушал. Тогда помогало. До этого – с момента развода родителей. Тогда тоже помогло.
Старьё-старьё, какое же старьё. Теперь в моде этно, самодельные инструменты, тексты прозрачные, как вода, с экологичными призывами в каждой строчке, а там –  три аккорда и ледяная электроника… Ублюдочный голос плюётся речитативом…  Да так уверено будто знает, о чём говорит. Как будто под обстрелом ведёт пальцем по карте: сюда, а затем – сюда. Здесь укрытие, а вот там уже спасение. Там я воскресну и перехвачу тебя. На базу вместе пойдём.
«О чём ты вообще? Ты один всё понял. Ты – меньше, чем Гривастый! Ты покойник, труп! Ты даже не труп, от тебя давным-давно ничего не осталось! Только голос, только эти слова… Ты сдох, когда я в детский сад ходил! Почему ты так рано сдох? Мы бы сейчас бухнули и подрались. Неужели мне действительно так мало надо: покойник и робот? Неужели в принципе невозможен выход из этой пожизненной одиночки? Какой садист заменил на неё высшую меру?»