Август

   Июль помахал с пирса своего последнего дня белым платочком крыльев  капустницы. Напоследок же намалевал пастель облаков, но в спешке сборов заляпал её вымазанными в чёрный грифель пальцами, лишний раз доказав непрочность сей техники рисованья... И нет уж июля, только был и вышел, весь.

   Серпом месяца ночь нарезала колосьев облаков, и они лежали пока так, не собранными в стога, без опасения вымокнуть под дождём звездопада. Богатый на них август, зная толк в этом деле, всякий день проводил в ожидании сумерек, под сенью которых блистал, позабыв об себе, переливаясь благородными алмазными гранями далёких и не очень светил. Сияние каждый раз было безусловно волшебным, но в упоении его предвкушения и послевкусия, август совершенно позабыл о времени до и после полудня, когда слизень, огромный, чёрный, больше похожий на змею, нежели на самого себя, пересчитывал мгновения вечности, шевеля чёрными усиками стрелок: «Тик-так, тик-так». Рыбы в пруду явственным хрустом вторили ему: «Хрусть - хруст, хрусть - хруст», творя видимость хорошо поживших уже часов.
Маленькие листья кубышки и яркие жёлтые глаза её бутонов перехватывали взгляды проезжающих, да проходящих. Так же - мимо, громко громыхая громом по небесной мостовой, проехала и кибитка грозы.

   Мчит и август во весь опор. С первого денёчка, к первому тенёчку... А ночами-то, как водится, захаживает уже зима.