Курск и его правители - 2

Николай ПАХОМОВ
Ангелина ПЕНЬКОВА

КУРСК: ВЕХИ ПУТИ.
ЭВОЛЮЦИЯ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА ЗА ТЫСЯЧУ ЛЕТ.
Очерки о городе Курске, его правителях, руководителях и их делах.

ГЛАВА 2.

НА ЗАРЕ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ.
КУРСК И ЕГО ПРАВИТЕЛИ В XI ВЕКЕ


Кто бы что ни говорил и ни писал, на какие бы авторитеты ни ссылался, но город Курск во времена правления киевского князя Владимира Святославича, по былинам – Красное Солнышко, по православному летописанию – Крестителя и Святого, был уже настоящим городом. И, надо полагать, в нем, кроме крепостных стен детинца, хором лучших людей, полуземлянок простого люда, были церкви, возведенные сразу же после принятия крещения Руси в 988 году. Одна – на территории детинца, вторая – на территории посада или подола. Естественно, первые церкви были деревянные, рубленные (построенные) буквально в несколько месяцев, а то и дней, что, впрочем, не мешало им возвышаться над остальными строениями детинца и посада. А при церквах, по свидетельству летописца Нестора, вскоре были открыты школы (училища). Сначала для мальчиков, позже – для девочек.
Об этом факте вслед за летописцами сообщают почти все отечественные историки, кто кратко, а кто и пространно. Например, Василий Никитич Татищев (1686-1750) пишет так: «Митрополит Михаил советовал Владимиру устроить училища на утверждение веры и собрать детей в научение. И потому Владимир повелел брать детей знатных, средних и убогих, раздавая по церквям священникам и причетникам в научение книжное. Матери же чад своих плакали о том весьма, как по мертвым, так как не утвердились в вере и не ведали пользы учения…»  [1]. Кстати сказать, и во времена самого В.Н. Татищева император Петр Великий подобным способом изымал «недорослей» из знатных семей, чтобы отправить их на учебу за границу, и тоже стоял плач великий.
Другой отечественный ученый и историк Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765), затрагивая вопрос о строительстве князем Владимиром школ, пишет более сжато: «Некоторое неудовольствие в народе, особенно у женского пола, произошло, когда Владимир повелел учредить школы для научения малых детей грамоте…» [2].
Подобные сентенции о строительстве великим князем Владимиром Святославичем школ на Руси имеются в трудах С.М. Соловьева, А.Д. Нечволодова, Д.И. Иловайского и других. При этом большинство отечественных историков, освещая вопросы развитие на Руси православия и грамотности, непосредственно связывают это с деятельностью солунских братьев, Кирилла и Мефодия, которые будто бы «подарили» славянам азбуку и перевели Евангелие на славянский язык.
В том, что их миссионерская деятельность способствовала расширению христианства среди славян, сомневаться не приходится. Что же касается создания ими славянской азбуки, сейчас называемой «кириллицей», то тут сомнений предостаточно. Так, автор «Истории России» А.В. Века, исследуя данный вопрос, прямо указывает, что еще до Кирилла и Мефодия у славян была собственная письменность, что в настоящее время прямо доказано: из двух вариантов славянской письменности – кириллицы и глаголицы – кириллица является древнейшим исконным русским письмом, а глаголица – искусственное изобретение Кирилла, которое на Руси так и не прижилось. Хотя в южных славянских землях, в Болгарии и Моравии, глаголица на тот период стала основой письменности. А в Хорватии продержалась до конца XVIII века [3]. И тут не лишним будет привести высказывание императрицы Екатерины Великой о том, что «славяне еще до рождества Христова свою письменность имели» [4].
Чтобы церкви и школы при них строились как можно быстрее, князем Владимиром Святославичем с подачи киевского митрополита Леона, сменившего в Киевской митрополии Михаила, были приняты два устава: первый – «Закон о судах церковных», второй – «Закон судный людям». По церковному уставу духовенство обязано было просвещать русский народ и заботиться о нем. Оговаривались и наказания за церковные прегрешения – церковное покаяние и денежные взыскания (пени). По второму (светскому) вводились наказания в виде денежных взысканий (штрафов), лишения имущества и, как крайняя мера, заточение в узилище (тюрьму).
Естественно предположить, что после утверждения власти в Киеве и тем более после принятия христианства и отказа от наложниц, выданных тут же замуж за ближайших бояр и дружинников, князь Владимир Святославич направил кого-то из «осчастливленных» родственников в города посадниками с предоставлением им значительных полномочий.
А наложниц у него, по свидетельству Нестора-летописца, было 800: в Вышгороде – 300, в Белгороде – 300 и в Берестове – 200.
Не исключено, что такой родственник-посадник прибыл и в Курск, где к этому времени жили не только северяне (семцы), но, возможно, и соседние с ними вятичи, на что указывают археологические исследования. А вот придерживаться версии, что главным в городе князь Владимир, не пожалевший брата Ярополка, оставил кого-то из местных князьков или старейшин, пусть и лояльно настроенных к киевскому властителю, вряд ли стоит. Местная племенная знать, если она уцелела при походах на северян Олега Вещего (884), при походе на вятичей Святослава Игоревича (964-966) да и самого Владимира при походах на вятичей (982), радимичей (984) и волжских булгар (985), которые, по мнению большинства курских историков, проходили по древним торговым путям через земли северян, в том числе Посемье и Курск, могла быть использована на второстепенных ролях. Возможно, лишь в качестве «думцев» при посаднике.
 Конечно, не стоит исключать того, что остатки родоплеменной знати по воле киевского князя являлись средними и мелкими княжескими же служителями: сборщиками торговых пошлин (мытниками или мытарями), сборщиками судебных пошлин и долгов (вирниками), сельскими тиунами.
Для военных походов и действий князем или же его боярами-воеводами и посадниками, отвечавшими за воинские сборы, назначались также десятские, пятидесятники, сотские и тысяцкие. Поэтому десятские и пятидесятники могли быть из местных жителей-воинов. Но вряд ли в древнем Курске были сотские и тысяцкие – населения города для этого было маловато. Впрочем, все это из области догадок и предположений.
Когда же в 1015 году не стало князя Владимира Святославича, собранная им в единое целое Древнерусское государство – Русская земля по летописям, – основой которого были Киевское, Переяславское и Черниговское княжества, начала расползаться по уделам его сыновей, учинивших между собой кровавые распри. И теперь в Курск вместо прежнего посадника Владимира Святославича, надо полагать, направлялись посадники от того из его сыновей, кто на данный период времени находился на великом киевском столе. Сначала от Святополка Окаянного, правившего в Киеве какое-то время в 1015 году, затем от Ярослава Владимировича Мудрого, изгнавшего Святополка и правившего Русской землей с конца 1016 по 1017 год, пока не был согнан с киевского престола Святополком и его тестем – польским королем Болеславом Храбрым. Но в 1019 году на реке Альте, недалеко от Переяславля, дружина Ярослава Владимировича, состоящая из варягов, возглавляемых конунгом Эймундом, и новгородцев, одерживает победу над войском Святополка. Раненый Святополк бежит в Богемию и там погибает, причем, если верить данным Википедии, не без участия Ярослава [5].
Русские летописи о таком повороте дела, естественно, не сообщают, они просто констатируют факт смерти Святополка на чужбине. Что же касается князя Ярослава Владимировича, то он после победы над Святополком, вернув себе киевский княжеский стол, по-видимому, снова направляет своего посадника в Курск.
Говорить о том, что этот властолюбивый князь, жестоко расправившийся с новгородским боярством в 1015 году, а, по мнению некоторых историков (О.И. Сенковского, К.Н. Данилевского, А.В. Века и других) [6], в большей степени повинный в убийстве брата Бориса, чем Святополк Окаянный, мог доверить Курск, стоявший на важных торговых путях, кому-то из северян-семцев, вряд ли стоит. Не тот это был человек, не тот! Не зря же прозван потомками Мудрым. Впрочем, несколько слов о «самовластном» княжении Ярослава этого времени, чтобы иметь более полную картину внутриполитической жизни Руси.
Согласно летописным данным, не успел бывший новгородский князь, а теперь уже великий киевский, Ярослав Владимирович, в крещении Георгий, оправиться от бранных дел со Святополком и его союзниками и стать почти единовластным правителем Руси, так как под его рукой находились все Русские земли за исключением Тмутараканского и Полоцкого княжеств, как надо было оборонять новгородскую землю от набега племянника – Брячеслава Изяславича, ставшего в 1001 году после смерти отца князем полоцким. Брячеславу Изяславичу наскучило мирно властвовать в Полоцке и Изяславе, и он, собрав дружину, совершил набег на Новгород, захватив и разграбив его. Новгородцы попросили помощи, и Ярослав Владимирович немедленно откликнулся. На реке Судоме, недалеко от Пскова, Ярослав со своей дружиной, состоящей из варягов, киевлян и новгородцев, настигает дерзкого племянника, разбивает его дружину и освобождает новгородцев, попавших в плен к Брячеславу. Но вскоре мирится с ним и, как ни удивительно, уступает ему еще Витебскую волость.
Сообщая об этом походе Ярослава, историки В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, А.Д. Нечволодов отмечают «поражающую быстроту», с которой Ярославова дружина двигалась от Киева до речки Судомы, притока Шелони, преодолев за 7 дней около 700 верст [7].
В 1020 году князь Ярослав, по свидетельству Нестора-летописца, приступает к строительству храма для хранения в нем мощей Бориса и Глеба. 24 июля 1021 г. этот храм был построен [8]. Теперь после трудов ратных и богоугодных, казалось, можно было приступать к мирному княжению и утереть пот с лица, однако отдохнуть от ратных дел ему не удается. Новые испытания ждут великого киевского князя…
Дело в том, что при разделе в 988 г. (вскоре после крещения Руси) Владимиром Святославичем земель между сыновьями отдаленный Тмутараканский удел достался Мстиславу Владимировичу, третьему сыну князя от Рогнеды. Ему в ту пору едва ли исполнилось 7–8 лет, если принять во внимание, что он родился следом за Ярославом, датой рождения которого считается 978 г. (хотя эта дата многими историками оспаривается).
Став в детском возрасте владетелем огромного княжества, некогда учрежденного Святославом Игоревичем, если еще не Игорем Старым, раскинувшегося на Таманском и Керченском полуостровах по берегам Азовского и Черного морей и северным предгорьям Кавказа (по некоторым данным чуть ли не до дельты Волги и хазарского Итиля) [9], Мстислав вначале находился под бдительным оком отцовских воевод, которым поручено заботиться о безопасности юного князя и оберегать пределы княжества. Но, возмужав, «князь, плотный телом, краснолицый, с большими глазами, отважный в битве, щедрый к дружине», как описывают его летописцы, уже сам водил свою небольшую, но крепкую дружину, подобранную им из богатырей разных народов, на косогов и хазар [10]. 
Избежав начавшихся со смертью отца смут в домене, придерживаясь нейтралитета в междоусобной войне Святополка и Ярослава за киевский стол, в 1016 году он, по собственному почину, не советуясь с Киевом, оказывает военную помощь грекам Тавриды против хазар, чем после пленения кагана Георгия Цулы способствует окончательному разгрому Хазарского каганата [11]. После этого, уверовав в собственную мощь и удачу, Мстислав в 1022 году (у А.Д. Нечволодова это отнесено к 1020 г.) совершил успешный поход в Предкавказье на косогов, своих восточных соседей. Победив в единоборстве косожского князя Редедю, он, как сообщают наши историки, почувствовал в себе силы, чтобы занять киевский великий княжеский стол [12]. И в 1023 г., воспользовавшись тем, что киевский князь Ярослав находился в Суздальской земле и подавлял волнения в народе, возникшие по причине голода и «смущения» языческих волхвов, Мстислав, князь тмутараканский, идет на Киев. Однако киевляне его в город не пустили и на княжеский стол не приняли. Тогда Мстислав решает занять Чернигов, который оставался как бы в резерве великих князей, ибо никто из известных детей Владимира на нем не сидел [13]. 
Можно лишь предположить, что в то время в Чернигове, уже имевшем собственную епархию, находился либо наместник великого киевского князя, либо воевода, либо удачливый сын какой-нибудь наложницы любвеобильного князя Владимира. Вот это обстоятельство и послужило Мстиславу поводом к завладению одним из известнейших городов Руси.
Черниговцы, судя по летописным данным и комментариям отечественных историков, не противятся и признают Мстислава своим князем. Он, не теряя время даром, так как понимает, что Ярослав его демарш так не оставит, из северян-черниговцев создает воинские подразделения (скорее всего, младшую дружину) для будущих сражений. Вошли ли в эту дружину северяне с Посемья, в том числе жители Курска, летописных данных нет.
В 1024 году в местечке Листвине, на берегу реки Руды, под Черниговом, происходит сеча между войском Мстислава, в котором принимают участие, наряду с его тмутараканской дружиной, укрепленной косогами и хазарами, также и северяне. Причем северяне, по замыслу Мстислава, были «брошены» в передовой полк, на острие сражения, и почти все погибли.
Вот как об этом факте вслед за летописцами сообщают с небольшими интерпретациями классики отечественной истории: «…(Мстислав) поставил северян в чело против варягов, а сам стал с дружиною своею по обеим сторонам. И наступила ночь, была тьма, молния, гром и дождь. И сказал Мстислав дружине своей: «Пойдем на них». И пошли Мстислав и Ярослав друг на друга, и схватилась дружина северян с варягами, и трудились варяги, рубя северян, и затем двинулся Мстислав с дружиною своею и стал рубить варягов. И была сеча… сильна и страшна.(…) И когда увидел Ярослав, что терпит поражение, побежал с Якуном (Слепым), князем варяжским. (…) Мстислав же чуть свет, увидев лежащими посеченных своих северян и Ярославовых варягов, сказал: «Кто тому не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а своя дружина цела!» [14].  Впрочем, не только классики обратили свое внимание на битву между двумя братьями Владимировичами, современные историки также данный факт не оставили без внимания [15]. 
Конечно, в последних словах тмутараканского, а теперь уже и черниговского князя Мстислава звучит открытый цинизм, но с воинской и практической точки зрения его действия понятны: старая дружина уже проверена и надежна, она пригодится и в дальнейшем. Новые воины и новые подданные еще не прикипели к сердцу, и их не жаль бросить в пекло сечи, чтобы за счет их сохранить старых товарищей и верную дружину.
Как бы там ни было, но упрекнуть Мстислава в отсутствии личной храбрости невозможно. Он всегда находился на острие атак, в первых рядах сражающихся. Вспомним о его мужестве и храбрости, когда не побоялся выйти на поединок с Редедей. Не каждый князь мог решиться на такое единоборство…

Проиграв сражение, Ярослав бежит в Новгород, где набирает новую дружину. Но Мстислав, прозванный в народе за свою удаль Храбрым, Удалым, а еще и Лютым за неустрашимость и лютость в сражениях, в 1025 г. без борьбы уступает ему Киев и стол великокняжеский, но добивается раздела Руси по Днепру. Киев и Правобережье по данному разделу достаются Ярославу, а Левобережье с Черниговом и Переяславлем – Мстиславу. Данный мирный договор заключен ими в 1026 г. у Городца, недалеко от Киева [16].
Комментируя летописные известия по данному обстоятельству, А.Д. Нечволодов и Д.И. Иловайский отмечают, что Ярослав долгое время брату Мстиславу не доверял, несмотря на миролюбивые заверения последнего, и «воротился в Киев во главе вновь собранного на севере сильного ополчения». А Л.Н. Гумилев пытается дать ответ на вопрос, почему победитель Мстислав не захотел стать киевским князем. По его версии, в битве под Лиственом Мстислав, во-первых, обидел северян своей знаменитой фразой: «Кто тому не порадуется…», а во-вторых, косоги покинули Мстислава и возвратились в Тмутаракань, захватив столицу, из которой их в 1029 году Ярославу пришлось «выбивать» своим войском [17].
Впрочем, какие бы причины тому ни были, какие бы интересы ни стояли во главе угла, но братья все же помирились, и в последующие годы они будут находиться в союзе друг с другом. А в 1031 году Мстислав и Ярослав, воспользовавшись внутренней смутой, наступившей в польском государстве в 1025 г. со смертью Болеслава Храброго, совершат совместный поход в Польшу, чтобы возвратить в лоно Руси Червенские города, захваченные польским королем в 1018 г. с подачи Святополка Окаянного [18].
Пора смут и междоусобий в период с 1015 по 1019 год явно не способствовала укреплению единство русского государства. И, возможно, привела к тому, что в Чернигове, Путивле, Курске и других городах Северщины вновь укрепилась власть местной знати. И теперь киевским властителям, враждовавшим между собой, приходилось с этим мириться и вынужденно давать свое великокняжеское согласие на их главенство в городах и их округах. Когда же в Чернигове после 1023 года вокняжился Мстислав Владимирович, то он лишь привел к присяге – целованию креста – о верности себе, как сюзерену, местных «властителей».
Подобной версии в какой-то мере придерживается один из самых видных курских ученых, доктор исторических и философских наук, профессор С.П. Щавелев, который в книге «Феодосий Печерский – курянин» пишет: «Все это время Левобережье оставалось, как видно, практически независимым. Вряд ли на северян распространялась хотя бы номинальная власть Мстислава Владимировича». А вывод делает следующий: «Превращение Курска из роменского центра в древнерусский город связано с политикой сыновей Владимира Святого – началось оно, должно быть, при Мстиславе Лютом, а завершилось явно при Ярославе Мудром» [19].
 
Еще будучи в Тмутаракани, Мстислав приступил к строительству там каменной церкви и каменного княжеского двора. Этот интерес и опыт он перенес в Чернигов. И если Ярослав строил в Киеве каменный Софийский собор, то Мстислав построил каменную церковь и начал возводить каменный Спасо-Преображенский собор, а в крепостной стене при нем начали строиться каменные двухъярусные башни со стрельчатой крышей и узкими бойницами.

Для строительства каменных зданий требовался камень и кирпич. Камень-известняк нашелся в Подесенье, а производство кирпича наладили как в самом Чернигове, так и в других городах черниговского княжества. При этом упоминаются такие города, как Любеч, известный еще со времен Олега Вещего, Переяславль, Брянск, Новгород-Северский, Путивль, Трубчевск. Следует отметить, что строительство осуществляли местные люди при непосредственном руководстве мастеров, приглашенных из Киева и привезенных из Тмутаракани.
И в строительстве школ Мстислав не отстает от Ярослава. По его указанию в Чернигове строятся школы для обучения грамоте и военному искусству детей боярских, а также школы для простонародья, в которых обучают как грамоте, так и различным ремеслам: строительству, художественной росписи по дереву и по штукатурке, ювелирному делу и слесарному делу. По-видимому, школы открывались (если уже не были открыты раньше) и в других городах, входивших в Черниговское княжество.
В 1036 г. Мстислав умирает (по другим данным – в 1034 г.), и Ярослав вновь становится единовластным властителем всей Киевской Руси. Однако Черниговское княжество уже продолжает существовать. И не только существовать, но и быть одним из самых лакомых кусочков в короне Древней Руси. Князь Мстислав находился на черниговском «столе» около 10 лет. Летописец отмечает, что он за свою жизнь не проиграл ни одного сражения, любил свою дружину, был прилежен к христианской вере, строил церкви [20]. 
Мстислава со всем основанием можно считать не только черниговским или тмутараканским князем, но и князем всех северян, в том числе и курян. Посещал ли он когда-либо свои владения в Посемье, был ли в Курске или Рыльске или иных городах, неизвестно. Скорее всего, он знал о таких городах, возможно, посылал в них своих тиунов, воевод и других служилых княжеских людей, возможно, и посадников или вызывал из этих городов к себе в Чернигов местную знать, чтобы дать необходимые наставления и уроки. Впрочем, могло быть и так, что интересовался северскими городами и городищами только тогда, когда шел разговор о сборе дани с подданных…
Не исключено, что часть курян состояла у него на службе в качестве дружинников. Однако от более широкого привлечения своих подданных в военные действия, в том числе и в ополчение, Мстислав после сражения с Ярославом при Листвине воздерживался. Известно, что в поход против поляков он взял только «профессиональные войска»: старшую и младшую дружины, которые ему и принесли победу под Сандомиром. С другой стороны, в городах Посемья и Попсёлья воинские подразделения должны были находиться постоянно «в боевой готовности» на случай отражения набегов беспокойных и воинственных соседей-кочевников. Так что «оголять» эти города, забирая из них ратников, было умному князю не с руки. А то, что Мстислав был не только воинственный князь, но и мудрый руководитель, говорит следующее обстоятельство.
Незадолго до его кончины на Черниговщине случился неурожай зерна, погорели хлеба и травы. И чтобы предотвратить голодные бунты и смерть основного тягла – смердов и огнищан, Мстислав запретил своим тиунам и сборщикам податей собирать в этот год дань. Старшая дружина и бояре роптали, но он убедил их в правильности своего решения. Мало того, из княжеских житниц выделил для кормления городского населения запасы, а когда их стало не хватать, то обратился за помощью к брату Ярославу и купил на свои деньги несколько обозов с зерном, которым и продержался до нового урожая. Есть сведения, что в Северской земле, в частности в Путивле, в тот год возникли голодные бунты, и Мстислав направил туда дружину. Однако применять воинскую силу не стал, пожалев подданных, и решил дело миром.
Образ Мстислава Храброго интересует не только историков, но и писателей. Так, известный в России романист Б.Е. Тумасов посвятил ему один из своих лучших исторических романов с одноименным названием.
Со смертью Мстислава Владимировича, князя тмутараканского и черниговского, киевский князь Ярослав Владимирович, по мнению большинства отечественных историков, подчинив себе Левобережье, «сделался монархом всей России и начал властвовать от берегов моря Балтийского до Азии, Венгрии и Дакии. Из прежних удельных князей остался один Брячеслав Полоцкий: вероятно, что он зависел от своего дяди как государя самодержавного» [21]. 
И первое, что он сделал в 1036 году, это устранил «последнее препятствие на пути к единовластию», схватив и поместив в узилище брата Судислава Владимировича, князя псковского, перед этим оклеветанного собственным окружением в угоду Ярославу. Около двадцати лет пришлось быть в неволе Судиславу, чтобы обрести свободу лишь в глубокой старости после смерти великого киевского князя. А еще в этом году, как известно из отечественной истории, Ярослав Мудрый отправил своего первого сына Владимира, которому шел 16-й год, на княжение в Новгород. Причем, зная характер новгородцев, вместе с сыном направляется туда и сам. Его отсутствием воспользовались печенеги, подступившие под стены Киева. Узнав о набеге печенегов, Ярослав со своей дружиной и новгородцами спешит на помощь киевлянам. По прибытии он, не мешкая, выстраивает свое войско, поставив в центре проверенных в битвах варягов, слева от них новгородцев, а справа – киевлян. Битва длилась целый день и закончилась полной победой Ярослава. Причем такой победой, после которой печенеги уже не смогли восстановить свои силы и сошли с политической сцены Европы [22].
Разбив печенегов, Ярослав Владимирович закладывает в Киеве Золотые ворота с церковью Благовещания, а также приступает к строительству двух каменных храмов: одного во имя святого Георгия, своего небесного покровителя, второго – женского монастыря во имя святой Ирины, по-видимому, покровительницы его супруги Ингигерд [23].
А что же Курск и куряне? А в Курске, по укоренившемуся за последние десятилетия мнению историков, тесно связанных с археологическими исследованиями, в 1036 году вместе с родителями появляется малолетний отрок Феодосий. Как сказано в «Житии», отца отрока сюда, «в ин град, Курьск нарицаемый, князю тако повелевшу», то есть направил сам киевский князь.
Кем был отец Феодосия, направленный в Курск из близкого к Киеву Василева князем, единого мнения не существует. Чаще всего его называют воеводой или же судьей – городским тиуном. А не раз уже упоминаемый нами курский ученый С.П. Щавелев даже высказал предположение, что отец будущего преподобного был предшественником «властелина», о котором сообщается в «Житии» [24].

На взгляд же авторов данной работы, это был доверенный человек князя Ярослава, возможно, один из его бояр, проявивший верность в годы смут со Святополком и Мстиславом, которого в должности судьи официально, а неофициально – в качестве «государева ока» присматривать за деятельностью местного «властелина» и направил киевский князь. Дело в том, что о деятельности отца Феодосия, оставшегося по воле летописца Нестора безымянным, как, кстати, мать и младший брат, ничего неизвестно. Поэтому всем исследователям курского бытия этого времени и исследователям «Жития» преподобного Феодосия Печерского остается лишь выдвигать версии. Вот и версия, что он был воеводой или городским судьей при местном наместнике князя из родовой знати курян-северян, вполне закономерна.
Теперь же стоит поговорить о Курске, его «властелине», горожанах, их быте и трудовой деятельности, а также и всем прочем, что представляет интерес. И начнем с описания города Курска. Согласно данным историков и археологов, средневековый русский город Курск первой трети XI века состоял из детинца и посада. По одной из версий, центр города – детинец или, по-иному, кремль – был укреплен рвом и валом с частоколом по всему периметру. Что же касается периметра крепости, то он, согласно исследованиям Ю.А. Липкинга и других краеведов и ученых, проходил на северной стороне в районе современной улицы Луначарского, на юго-востоке – по высокому обрывистому берегу реки Тускари, на западе – по обрыву к речке Куру, ныне упрятанному под землю в железобетонные трубы. Да и сам береговой склон, будучи снивелирован веками и перестройкой города,  давно уже потерял свою крутизну и обрывистость. На востоке периметр крепости проходил близ современного здания областного краеведческого музея и Знаменского храма – по отрогу оврага и земляному валу.
Само же укрепление выглядело так: расколотые пополам дубовые бревна – частокол – камельковой стороной под небольшим наклоном внутрь крепости вкапывались в материковую часть мыса и изнутри для пущей крепости деревянными брусьями и металлическими скобами соединялись между собой и засыпались землей – валом. При этом половинки бревен, обращенные ровной после раскола стороной внутрь, а округлой наружу, возвышались нал земляным валом настолько, чтобы надежно закрывать защитников города от вражеских стрел. А их вершины, надо полагать, были заострены, чтобы затруднить врагу путь через них.
Вершина земляного вала выравнивалась и утрамбовывалась для лучшего использования ее воинами при обороне города от врагов. Возможно, покрывалась бревенчато-дощатым настилом, чтобы ноги ратников не скользили по земле во время дождя и прочей непогоды.
О том, что большая часть укреплений города была частокольная, свидетельствуют раскопки на улице Сонина. «От них сохранилось основание идущего по краю искусственного рва частокола, состоящего из расколотых пополам крупных, диаметром до полуметра, брёвен, что конструктивно напоминает хорошо известные роменцам Посемья косые остроги», – сообщают В.В. Енуков и А.И. Раздорский в статье «О времени основания и первого упоминания древнего Курска» [25].

Ко времени прибытия родителей Феодосия в Курск укрепленная линия восточной стороны была отодвинута дальше от центра, и теперь на восточном земляном валу, по мнению Ю.А. Липкинга, вместо простого частокола стояла стена из бревенчатых срубов, наполненных камнями, землей и плотно сбитой глиной, «обычная для русских городов великокняжеской эпохи». На стене – частокол с узкими щелями бойниц – заборол с дощатыми лотками для хранения камней, возможно, стрел, сулиц, метательных дротиков. С внутренней стороны частокола – помост для стрелков [26].
Естественно, что в частоколе были ворота для входа в детинец и выхода из него, в том числе и за водой к Тускари, где имелся родник, позже названный «Святым колодцем», и к Куру. Но это в мирные будничные дни.
А во время осады города врагами куряне, находившиеся в закрытой наглухо крепости, для доставки воды пользовались тайником – глубокой узкой траншеей, идущей под уклон с укрытой от посторонних глаз площадки, возможно, замаскированной под какое-нибудь хозяйственное строение, к берегу Тускари. Сверху траншея была покрыта дубовыми плахами и засыпана землей, то есть хорошо замаскирована. Конечно, доставлять воду в деревянных бадейках по порожкам траншеи – дело сложное, только жажда – куда страшнее.

Посад, в котором проживали простые куряне, а это значительное большинство всех жителей города, занимал место, где ныне находится Красная площадь и Первомайский сад. А по мнению авторов данной работы, посад занимал еще и территорию за Почтамтом до обрывистых склонов холма к долине Кура, которые являлись естественной защитой посада. Он также был окружен земляным валом и частоколом. Посад и детинец-кремль были разделены глубоким рвом, через который был переброшен деревянный мост.
Кроме того, в ближайшей округе Курска, по мнению Ю.А. Липкинга и других краеведов, в качестве его спутников были слободки: одна – «на отлете за Тускарью, вторая – за Куром, напротив крепости, «Закурная». Как и посад, населены они были «черным» людом, в основном ремесленниками и земледельцами. На территории слободок предположительно также имелись небольшие деревянные церкви, строительство которых в то время на Руси велось весьма интенсивно, и строились они довольно быстро. Наглядным примером этому может служить сообщение В.Н. Татищева о строительстве деревянной церкви святого Преображения в городе Василеве в 997 г. по «зароку» великого князя Владимира Святославича в честь своего «чудного» спасения от печенегов под мос¬том у стен этого города. Эта церковь была возведена буквально за несколько дней, и 6 августа в честь ее и спасения князя был учи¬нен грандиозный праздник, который, кстати, лег в основу шумных осенних празднеств, приуроченных позднее к сбору урожая.  Нельзя исключать, что имелись и другие, только их следы затерялись во тьме веков [27].

По мнению Ю.А. Липкинга, которое никем из последующих краеведов не опровергнуто, ремесленные мастерские, использующие откры¬тый огонь (кузницы, печи для обжига глиняных изделий), были вынесены за пределы городской черты для пущей безопасности города от пожаров.
По оценке ведущего специалиста в области исследования средневекового Посемья в целом и Курска в частности В.В. Енукова, город-крепость Курск занимал площадь от 7 до 8,5 га, а его население достигало 5-8 тысяч человек [28]. Если с количеством гектаров, занимаемых городом, вопросов нет, то с количеством населения возникают сомнения. Так, по данным составителей юбилейного сборника «Курск», а это служащие Территориального органа Федеральной службы государственной статистики по Курской области, в Курске в 1616 году числились 1,3 тысячи человек, в 1678 – 2,8 тысячи. Кроме того, в очерковом сборнике «Курск», изданном в 1957 году, приводится таблица, из которой следует, что в 1742 году в Курске, посад которого теперь простирался дальше современных улиц К. Зеленко и Ватутина, проживало только 3282 человека, а в 1769 году – 3785 человек [29]. А ведь эти времена были намного спокойнее, чем первая треть или даже первая половина XI века. Впрочем, возвратимся к сути повествования, то есть к первой половине XI века. 
Жилища курян в посаде, если следовать видению этого вопроса Ю.А. Липкингом и В.И. Самсоновым,  были смешанные: частью – еще полуземлянки, частью – наземные бревенчатые избы, общей площадью от 20 до 30 квадратных метров, крытые соломой или камышом, с глинобитными полами и небольшими напольными печами, топившимися по-черному. В печах еще не было труб-дымоходов, и дым из изб выходил через волоковые окна в стенах под крышами [30]. Поэтому в избах с малюсенькими оконцами, затянутыми бычьими пузырями, всегда стоял полумрак и чад, а на всех предметах домашнего обихода – столе, лавках, протянувшихся вдоль стен, киотах с иконами, и прочих вещах – имелись следы копоти и сажи. Так что в теплое время года жители посадов и пригородных слобод предпочитали находиться на улице, занимаясь домашним трудом или же отдыхая в редкие минуты досуга.
Не исключено, что на посаде и в слободках были и дворы зажиточных людей, состоящие из жилища самих хозяев, а также из небольших изб их челяди, подсобных хозяйственных помещений, обнесенные крепким забором из жердей.

На территории детинца были не только наземные избы, но и постройки теремного типа «лучших» людей – княжеского наместника, бояр, старших дружинников. Возможно, уже двухъярусные, с сенями и высокими стреловидными крышами, крытыми, скорее всего, тесом, а не соломой.
Описывая курское житие Феодосия, журналист и краевед Г.Г. Усачова дом родителей Феодосия видит таким: «Дом был – полная чаша, один из самых богатых в Курске. Верхний этаж занимала семья, внизу – поварня, во дворе – склады, мастерские, жилые избы. И все – за высоким бревенчатым забором с колючим гребнем из железных шипов» [31].
Как следует из «Жития» Феодосия Печерского, в Курске, кроме зданий светского предназначения, существовали еще культовые здания – церкви. Их, по крайней мере, было две: одна, приходская – на территории посада, другая, домовая – на территории кремля. По-видимому, рядом с храмами находились и дома священников.
В советское послевоенное время, особенно в конце шестидесятых годов, когда на склоне горы в районе электроаппаратного завода были обнаружены куски плинфы, лепного обожженного кирпича, производство которого в Руси было налажено в Х веке, в краеведческих кругах бытовало мнение, что церкви были уже кирпичные. Приверженцем данной версии стал Ю.А. Липкинг, который и «обнародовал» его в своих очерках [32]. Однако это, на наш взгляд, маловероятно. Строительство каменного храма, даже небольшого, дело долгое и затратное. Например, Софийский собор в Киеве строился Ярославом Мудрым с 1037 до середины 1040-х годов, Спасо-Преображенский собор в Чернигове – с 1030 года до середины XI века. К тому же, как отмечают некоторые историки, в данный период времени на Руси была всего лишь одна строительная артель зодчих, которая поочередно строила главные храмы государства. Да и в конце XVIII века каменных церквей в Курске было три, как о том сообщает в своем труде С.И. Ларионов. Следовательно, в рассматриваемый период (1-я треть XI века) упоминаемые в «Житии» церкви в Курске (да и его округе тоже) были деревянные [33].
Впрочем, это неважно, значительно важнее то, что в городе и, скорее всего, при одной из церквей – приходской, было училище (школа), в котором преподавали, по версии профессора С.П. Щавелева, «несколько учителей грамоты». К одному из этих учителей родители отдают Феодосия по его просьбе «поучиться божественным книгам». И через некоторое время, как следует из текста «Жития», «вскоре извыче вся граматикия». Это указание «Жития» многими исследователями было определено, как простое получение навыков письма и чтения на русском языке, возможно, пению и счету. Однако преподаватель Курского государственного педагогического института, ученый-филолог, литературовед и писатель Исаак Зельманович Баскевич (1918-1994) «извыче вся граматикия» перевел как изучение иностранных языков Средневековья: греческого, латинского, древнееврейского, старославянского. И хотя С.П. Щавелев с этой точкой зрения не согласен, но и он говорит, что в Курске было несколько школ и что они имели известность среди жителей города и округи. В целом – это характеризует Курск как город высокой по своему времени культуры и образованности [34].
Что же касается грамотности средневекового населения го¬рода Курска, то говорить о том, что она была поголовной, явно не приходится. Вместе с тем о наличии в Курске школы известно из «Жития» Феодосия Печерского, а если следовать указаниям лето¬писей о стремлении русских князей, начиная с Владимира Святославича, то прослойка грамотных людей была довольно значимой и не только среди «привилегированных» слоев населения, но и среди «черного люда». На это указывают как археологические находки в Новгороде, Смоленске, Пскове, Полоцке и др. городах, из которых следует, что берестяные письма друг к другу писали простые жители, сообщая о всевозможных хозяйственно-бытовых делах. Имеются берестяные грамоты о любовной переписке между парнем и девицей: «От Микиты ко Ульянице. Пойди за меня, я тебя хочу, а ты меня. А на то послух Игнат Моисеев», –  что свидетельствует не только о грамотности среди мужской части населения, но и среди женской, причем непривилегированной.
На развитие уровня грамотности населения также обращают внимание и княжеские указы, на¬правленные на расширение количества школ. Говоря о начале строительства школ в городах Руси, В.Н. Татищев за 988 г. пишет: «И потому Владимир повелел брать людей знатных, средних и убогих, раздавая по церквам священникам с причетниками в нау¬чение книжное». А вот его же сообщение о деятельности великого князя Ярослава Мудрого в этой же области за 1037 год: «Многие же церкви по градам и селам устроил, поставляя попов... и положил им урок – учить людей закону Божьему и для того приходить часто в церкви». Впрочем, археологические находки 2008 г. в Новгороде Великом, о которых сообщалось в средствах массовой информации, в том числе и по ТВ, когда была обнаружена деревянная дощечка-тетрадь и «писало», отнесенные к 1030 году, говорят о более раннем развитии школьного обучения во времена княжения Ярослава Мудрого [35].
Уделив внимание вопросам духовной и светской культуры, по-видимому, пора перейти и к личности и статусной принадлежности курского «властелина». Летописец Нестор ни имени, ни национальности, ни статусного значения слова «властелин», которым он обозначил главное административно-властное лицо Курска и, надо полагать, курской округи, по какой-то причине не указал. И это вызвало разное понимание значения данного понятия. Кто-то (их меньшинство) видит во «властелине» князя, кто-то (их большинство) видит княжеского посадника, хотя сам Нестор уже в предыдущих текстах «Повести временных лет» (ПВЛ) слово-понятие «посадник» употреблял не единожды, кто-то понимает под этим боярина, кто-то даже наместника, хотя это понятие появилось в бытовом и летописном обиходе значительно позже. Например, автор книги «Жития святых Российской церкви» А. Муравьев без каких-либо оговорок и сомнений называет его князем, А.Д. Нечволодов – боярином, Н.И. Костомаров – княжим мужем, Ю.А. Липкинг – с осторожностью «князем или княжеским наместником». С.П. Щавелев все же склоняется к тому, что «властелин» – это по-церковному «воевода, посаженный управлять этой землей неким князем-Рюриковичем…», который, возможно, на посту главы города и округи сменил отца Феодосия после его смерти [36].
Авторы же этой работы, как уже отмечалось выше, по «властелином» Курска предполагают северянского знатного боярина, возможно, доставшегося Ярославу Мудрому «по наследству» от Мстислава, возможно, каким-то образом доказавшего свою преданность киевскому князю еще при Мстиславе или сразу же после его кончины. Тут не надо забывать, что Ярослав Мудрый был действительно мудрым человеком и государственным деятелем. Ведь он, будучи великим князем, обласкал не одного иноземного принца, провидчески видя в нем будущего короля, обязанного киевскому правителю многим. Вспомним хотя бы сына норвежского короля Олафа Святого Мангуса Благородного (Доброго), нашедшего приют в Новгороде в 1028 году, а впоследствии ставшего королем Норвегии и Дании. Можно вспомнить и английского принца Эдуарда Изгнанника, изгнанного Кнутом Великим в 1042 году и пригретого Ярославом в стольном Киеве.
Однако возвратимся к курскому «властелину» и отметим, что его власть в городе и округе, бесспорно, была высокой и непререкаемой. По сути – самодержавной. Естественно, опорой в этом ему была дружина, выполнявшая как воинские функции по защите города и округи от внешних врагов, так и полицейские – по поддержанию порядка. Конечно, дружина «властелина» в Курске не была такой большой, как княжеская в Киеве или в Чернигове, но она, меньшая по численности, тем не менее повторяла все структурное построение княжеской, с той разницей, что во главе ее был не князь, а его доверенное лицо. В данном случае – «властелин».

Как следует из «Жития», когда отроку Феодосию исполнилось 13 лет, умер его отец. Однако семья не бедствовала. Кроме большого двора с домом и различными хозяйственными постройками, домашней живностью и челядью – слугами в городе, мать имела сельские владения – поля, на которых трудились «рабы» (в переводе – смерды). Все это было оставлено вдове – феодалке средней руки, – надо полагать, по приказу властелина, руководствовавшемуся, по-видимому, сводом законов, составленных князем Ярославом и известным как «Русская Правда».
Как отмечают современные ученые историки и историогра¬фы, «Русская Правда» или «Правда Ярослава» развивалась структурно с 1016 года  на основе «Закона Рус¬ского», упоминаемого в договорах Руси с Византией в X веке при князьях Игоре и Святославе. В них еще сохранились остатки «родового права», а также «Уставов» и «Уроков» княгини Ольги. Они приняты ею после смерти мужа Игоря в 945 году и тракто¬вали формы властвования князя (суд, взимание повинностей, пра¬во сбора дани – полюдье, место сбора – погост и др.). В основу «Русской Правды» так¬же были положены «Устав» Владимира Святославича, упоминае¬мый в 996 году, вводивший во многих случаях в качестве наказа¬ния виры – штрафы – вместо смертной казни. Сюда же вошло и дополнение самого Ярослава Мудрого, разработанное им после 1024 года и имевшее название «Покон вирный».
Текст «Русской Правды» зачитывался горожанам в детинце при общем сходе населения.

Из текстов «Жития» видно, что в ближайшем окружении курского «властелина» были не просто слуги, но и вельможи – бояре, и дружинники, и мечники. Он устраивал званые пиры для бояр и прочей курской знати, что традиционно для князей еще с языческой поры. А участие в такой трапезе Феодосия в качестве юноши знатного происхождения, прислуживающего главе города на пиру, то есть в качестве так называемого княжего отрока, самой младшей должности в дворцовой иерархии, в очередной раз говорит и о такте «властелина», проявившего уважение к вдове покойного тиуна. А еще – и о его стремлении поддерживать дружинно-кастовую традицию.
Среди других деяний безымянного курского «властелина», проявленных по отношению к матери Феодосия и ему самому, это одаривание отрока светлыми одеждами и внимательное наблюдение за началом его становления на пути духовного служения. Наличие в Курске церквей, внимательное отношение к Феодосию – юному поборнику учения Христа и христианских ценностей – говорит о том, что сам «властелин» уже был настоящим приверженцем христианской веры. 
Как известно по исследованиям курских краеведов и археологов, город Курск издревле лежал на пересечении важнейших, по тем временам, речных путей. Первый вел к Курску от Киева через Днепр, Десну, Сейм. Второй путь шел по Тускари и Снове к Самодуровскому озеру, исчезнувшему со временем. Отсюда открывался путь к верховьям Волги, к Неве и Балтике. Третий путь вел к верховьям Сейма и оттуда через небольшой волок к Северскому Донцу, а затем к Дону, к Азовскому и Черному морям. И это были не просто пути сообщения, но и основные торговые пути, связывающие регионы и страны Причерноморья, Прикаспия и Средней Азии с Северной Европой и Приволжской Булгарией (Болгарией). Поэтому торговля в Курске, как, кстати, и ремесла, издавна получила большое развитие [37]. И курский «властелин», как следует из анализа текстов «Жития», всячески способствует этому делу, привечая купцов в городе, создавая им нормальные условия для торговли.
Естественно, и защиту города, и поддержание порядка в нем и округе, и создание благоприятных условий для торговли и ремесленников «властелин» делает не один, а с большой группой помощников. Как установили ученые, к концу Х века в русском государстве формируется централизованный и разветвленный аппарат управления. В качестве должностных лиц разных рангов управления выступают представители дружинной знати. При князьях действует совет (дума), представляющий собой совещание князя с верхушкой дружины. Из дружинников князья назначают посадников в города, воевод – предводителей различных по численности и назначению военных отрядов, тысяцких – высших должностных лиц в так называемой десятичной системе деления общества, восходящей к догосударственному периоду. Кроме того, сами или же через своих доверенных лиц назначают сборщиков поземельной подати – данников, судебных чиновников – мечников, вирников, емцев, подъездных, сборщиков торговых пошлин – мытников, мелких должностных лиц – биричей, метельников, управителей княжеского вотчинного хозяйства – тиунов [38]. А были еще и рядовичи, деяния которых были столь злокозненны, что вошли в поговорки того времени. Например, Даниил Заточник, живший значительно позже, в молениях к своему князю писал: «Не имей себе двора близ царева двора и не держи села близ княжого села: ибо тиун его – как огонь на осине разожженный, а рядовичи его – что искры. Если от огня и устережешься, то от искр не сможешь устеречься и одежду прожжешь» [39].
Примеряя этот административный аппарат к Курску, можно сделать вывод, что в помощниках курского властелина были все вышеперечисленные княжеские служилые люди, начиная от воеводы и заканчивая биричами и рядовичами.
Поговорив о властелине и его деяниях, упомянув должностных лиц из его окружения, опираясь на тексты «Жития», необходимо обратить внимание на состав простого населения города в первой половине XI века. И тут мы видим, что в городе были кузнецы (один из них отковал Феодосию вериги), у местной знати, кроме рабов, как правило, из пленников, имелась домашняя прислуга – челядь, холопы. Это еще не рабы в привычном понятии этого слова, но уже и не свободные люди, а лица, находившиеся в юридической и экономической зависимости от хозяев. На полях местных землевладельцев-феодалов работали крестьяне-смерды. По косвенным признакам можно назвать также плотников, строивших дома и церкви, возможно, время от времени чинивших крепостную стену, печников, клавших печи, хлебопеков. Местные купцы обменивались товаром и торговали с приходящими купцами из других краев. А чтобы пришлым торговым гостям было где жить и хранить свой товар, по-видимому, кто-то из горожан имел подобие постоялого двора и харчевни при нем.
Город посещали странники – калики перехожие, которые рассказывали горожанам были и небыли о далеких странах, например, о Святой земле или Афоне, былины и небылицы о прошлых временах, в которых фигурировали герои дохристианской поры – Святогор, Вольга, Микула Селянинович и другие.

Судя по текстам «Жития», в Курске было много детворы, игравшей в подвижные игры, от которых сторонился Феодосий, любивший уединение и чтение духовных книг. Хватало и нищих, которым отрок отдавал свои светлые одежды. Для одежд, как светлых, так и простых, будничных, кто-то готовил нити – из волокон льна, конопли, овечьей шерсти. Затем кто-то из нитей на ткацких станах ткал полотно: тонкое – для людей побогаче, грубое – для большинства населения. А из полотна швеи-портные шили праздничную и будничную одежду, а еще одежду типа зипуна или армяка – для холодного времени года.
Надо полагать, что в деятельности простых горожан большое место занимало такое ремесло, как обработка кож и изготовление из них различных изделий. Из летописей известно, что киев¬ский князь Владимир Святославич на бой с печенежским богаты¬рем выставил представителя этого ремесла – Ивана Кожемяку, или по-иному Яна Усмаря (усма – кожа), которого после одержанной победы вместе с его родителем и братьями возвел в боярское зва¬ние. Следовательно, этот вид ремесел был давно известен на Руси и традиционен. Причем в Курске этому виду ремесла отдавалось предпочтение, ведь кожевенное производство, пусть и в ином ка¬честве и на ином витке технологического развития, но смогло дожить здесь и до ХХ века. С кожевенным делом близки были ремесла скорняков и сапожников. Первые вы¬делывали меха, которые в Средневековой Руси наравне с золотом и серебром выполняли роль вполне «конвертируемой валюты», а некоторые меха, например, куньи и беличьи – выполняли роль общерусских денег: кун и векш. С использованием мехов изготав¬ливались и одежды – прообразы современных шуб и тулупов. Скорняки также шили конскую сбрую, необходимую как для кон¬ной княжеской дружины, так и всему остальному населению, сельскому и городскому. Без сбруи лошадку ни в сани, ни в дров¬ни, ни в плуг не впряжешь... Кроме того, кожа использовалась и оружейниками: на кожаную основу крепились металлические пластины, чтобы изготовить пластинчатые панцири.
Сапожники изготавливали (тачали) обувь: сапоги – знати и имущим горожанам, башмаки, сандалии и поршни или что-то подобное – бедноте из посада и слободок.
С появлением гончарного круга развито было и гончарное ремесло. Местные гончары делали горшки, кувшины и миски как для богатых горожан, так и для бедных, ведь и те, и другие хотели есть и пить, продукты в чем-то варить и хранить, следовательно, посуда была нужна всем. Нельзя исключать, что гончары лепили и игрушки для детей – всевозможные свистульки в виде птичек, лошадок, собачек и кошечек. Обжигали же гончарные изделия в печах, вынесенных, как отмечалось выше, за пределы города, возможно, на берег Кура.
Конечно же, в городе были конюхи, разводившие лошадей, охранявшие табуны скакунов, в том числе принадлежащих «властелину» и его дружинникам, а то и самому князю, о чем свидетельствуют последующие события, связанные со второй половиной 40-х годов XII века. Естественно, что в Курске имелись погонщики скота и пастухи, пасшие овец и коров, а по некоторым сведениям – даже стада поросят.
За здоровьем курян и живности – городской и сельской, – по-видимому, присматривали целители-травники, а местные бабы-повитухи к тому же помогали роженицам во время родов.
Иногда встречаются упоминания, что в Курске первой половины XI века были свои мастера по работе с серебром и золотом, которые изготавливали ювелирные украшения для местных модниц. Возможно, и были… А вот священники – рядовые и пресвитеры – точно жили и вели церковные службы, которые посещали горожане-прихожане.
По поводу представителей разных социальных и профессиональных слоев курского населения того времени профессор С.П. Щавелев высказался довольно образно: «В целом курское житие демонстрирует нам все основные слои населения древнерусского города, который представлял из себя вполне самостоятельный «организм» с полным набором функций: экономических (сельское хозяйство, ремесла, торговля), политических (внутреннее управление, включая суд и исполнение его решений; правоохрана и оборона от внешнего врага); идеологических (религия, просвещение)» [40].   
Сам Феодосий покупал и молол зерно с помощью ручных жерновов, носил воду (предположительно в деревянных бадейках, скрепленных металлическими обручами и с металлической же дужкой), готовил пищу, в том числе делал замес теста, пек хлеб и просфоры. Он рубил дрова (по-видимому, топором) и приносил их к печи, огонь в которой разводил с помощью металлического кресала, кремня и трута. Во время полевых работ вместе с крестьянами-смердами, а возможно и невольниками (рабами), ведь это был все же XI век, а не просвещенный XVIII, участвовал в севе и уборке.
(Используемое летописцем слово «раб» одни ученые – и их большинство – переводят как смерд, как «трудящийся на пашне»; другие – их меньшинство – видят в нем истинное значение этого слова.) [41]

В «Житии» Феодосия Печерского нигде прямо не упоминается о народных праздниках-гуляньях, оставшихся с языческой поры, хотя, естественно, они имели место в жизни курян того времени. Ведь в работах ведущих отечест¬венных историков, в том числе и курских, отмечается, несмотря на рост количества церквей и монастырей, наличие двоеверия в данный период. Вековые языческие традиции в народе были на¬столько сильны, что никакими приказами сверху их невозможно было отменить. Случалось так, что даже в самые значимые цер¬ковные праздники церкви оставались пустыми, а население, со¬бравшись где-нибудь в лесу или на берегу реки, отмечало празд¬ники в соответствии с языческими обрядами: плясками, песнями, прыганьем через костры. И наряду с крестиками курские красави¬цы носили всевозможные обереги, ладанки, колты-серьги в виде затейливых змеек и птиц с человеческими лицами, например: птицы славянского рая – Алконоста, птицы Сирин, птицы Стратим.
Впрочем, что говорить о простых смердах и городском ремеслен¬ном люде, когда князья и бояре еще долго наряду с именем полу¬ченным при крещении, пользовались славянскими именами, дан¬ными родителями в соответствии со славянской языческой тради¬цией, связанной со славой, борьбой, ратью, миром: Святослав, Изяслав, Владимир, Ратобор, Ратмир и т.д. и т.п. Чтобы языческие обычаи если не вытравить из душ, то хотя бы сгладить, нивелиро¬вать, отцам Русской церкви приходилось идти на некоторые улов¬ки, позволившие совместить дни языческих праздников с днями христианских. Ярким примером того является праздник летнего солнцестояния – Купалы, в котором слились воедино празднова¬ние языческого божества плодородия и красоты Купалы с днями памяти Ивана Крестителя. А праздник Святой Троицы разве не сопровождается обрядами, доставшимися от язычества, когда сельские дома и до настоящего времени украшаются веточками березы, а полы устилаются свеженакошенной травой?
Вот таким видится Курск, его правитель со своими помощниками, трудовое население, в целом – состояние общества первой половины XI века. Но Курск – всего лишь небольшая часть русского государства, в котором во времена правления князя Ярослава Мудрого произошло немало важных событий, в том числе и международного плана.

Несмотря на свой недуг – хромоту, Ярослав, начиная с 1038 года, совершает ряд военных походов. В этом году ходил на ятвягов. Городов не взял, но захватил большой полон. В 1040 г. – на литовские племена, покорив и обложив их данью. В 1041 г. он мирится с польским королем Казимиром и по просьбе Казимира, своего будущего родственника, ведет объединенную русскую ладейную дружину (по Бугу) против мазовшан и чехов. Поход этот по определению историков был победоносный, так как Польша, утерявшая к этому времени свою независимость из-за внутренних усобиц и присоединенная к Чехии, вновь обрела свободу.
В 1042 г. Ярослав Владимирович, занятый внутренними проблемами, сам в поход не пошел, но направил свою дружину со старшим сыном Владимиром Новгородским, которому уже шел 22-й год, на финно-угорское племя емь. Поход начался удачно, было взято много добра и пленных, но по возвращении из него начался конский падеж, так что многим русским ратникам пришлось обратный путь проделать пешими.

В следующем 1043 г. из Константинополя пришли известия, что в одной из ссор с местными населением был убит знатный русич, не исключено, что представитель княжеской семьи, так как за простого купца – торгового гостя – международный конфликт вряд бы разгорелся и принял форму военного противостояния. Ярослав, придерживаясь существующего между Русью и Византией договора, потребовал наказать виновных в смерти русича лиц. Однако новый византийский император Константин Мономах, сменивший на престоле умершего императора Михаила, проигнорировал требования русского князя.
Разгневавшись, Ярослав Владимирович направляет на Константинополь русское войско на ладьях под командой сына Владимира и киевских воевод Вышаты и Ивана (Иоанна) Творимирича. Поход не был удачным, так как русский флот был разбит бурей, оказавшиеся на берегу остатки русской дружины (в количестве около 6000 человек), возглавляемые Вышатой, вскоре были окружены византийскими войсками, большей частью пали в сражении, а 800 пленены и по приказу императора Константина ослеплены. Князю Владимиру Ярославичу с остатками флота на 14 ладьях удалось, разбив в скоротечном сражении заградительный флот византийцев в количестве 24 галер, убив в бою их адмирала и взяв полон, по-видимому, из тонувших моряков, вернуться в Отечество. И, возможно, попасть «с корабля на бал» по случаю свадьбы младшей сестры Ярослава, Марии, и польского короля Казимира. Мария Владимировна вслед за старшими сестрами Предславой (после смерти Болеслава Храброго ставшей женой короля Богемии Болеслава III, королевой богемской) и Прямиславой (ставшей супругой венгерского короля Ладислава Плешивого) стала королевой, получив в католическом крещении имя Доброгневы [42].
Замужество княжны Марии способствовало возвращению в Русскую землю 800 пленников, по-видимому, захваченных еще королем Болеславом Храбрым в 1018 г.; а заключенный вскоре с византийцами мир позволил возвратить из византийского плена оставшихся в живых воинов князя Владимира и воеводы Вышаты [43]. Летописцы отмечают, что с того года на Руси появилось много слепых людей – печальное последствие неудачного похода Владимира Новгородского.
Если поход Владимира Ярославича на Константинополь, мягко говоря, был не очень успешным, то поход самого Ярослава Владимировича уже в следующем году на литовские племена был удачен. «В том же году ходил Ярослав на литву и с великой победой возвратился, – пишет В.Н. Татищев со ссылками на летописи. – А на весну заложил Новгород (Северский) и завершил в то же лето». Несмотря на то, что Татищев поместил возведенный за короткий период город на Северскую землю, но в своих же примечаниях пишет, что мог быть и город в литовских землях. Действительно, современные исследователи время образования Новгород-Северского относят к концу Х в., т.е. к временам княжения Владимира Святославича [44]. Что, впрочем, не очень-то противоречит известиям В.Н. Татищева, так как Ярослав Владимирович мог просто обновить или построить заново детинец города, а летописцы сочли это за строительство всего города.
Последний из возглавляемых Ярославом воинских походов был поход на мазовшан в 1047 г. (у Н.М. Карамзина – 1046 г.). Было Ярославу в эту пору около 69 лет. Поход закончился победой русского воинства, смертью мазовецкого князя Моислава и присоединением Мазовии к Польше. В этом же году киевский князь Ярослав женит своего сына Изяслава на сестре польского короля Казимира, укрепляя русско-польский союз новым династическим браком [45].
Вообще же время княжения Ярослава на Руси знаменуется не только княжескими усобицами, военными походами и строительством храмов и градов, но и реформами как общегосударственного значения, так и церковными, что само по себе говорит о его дальновидности и мудрости.
Редактируется и тиражируется свод гражданских, уголовных и административных законов «Русская Правда», к подготовке которой Ярослав по некоторым данным приступил если еще не в конце своего новгородского княжения, то есть в 1016 г. точно.
В Киеве впервые в истории русского государства ставится русский митрополит Иларион, бывший скромный священник из Берестово – загородного владения киевских князей – в должности настоятеля храма и в звании пресвитера (прозвутера) и, возможно, личный духовник Ярослава Владимировича. Впрочем, к этому времени Иларион уже был хорошо известен не только в Берестове и Киеве, но и во всей Руси, как «муж благ, книжен и постник». Он первым начал копать пещерку для молитв за городом, положив тем самым начало Печерскому монастырю. При непосредственном участии великого киевского князя Ярослава Владимировича принимается Церковный устав. «После смерти митрополита русского Ярослав, поскольку имел с греками великое несогласие, не желая более патриархам цареградским допустить над Русью властвовать и богатства истощать, велел, собрав епископов русских, по правилам святых апостолов, избрав, митрополита поставить», – читаем мы летописи в пересказе В.Н. Татищева о данном событии. При этом и летописи, и В.Н. Татищев отмечают алчность греческих церковников, заинтересованных не столько в распространении и укреплении на Руси христианства, как в личном обогащении. Далее же следует: «Епископы же, сошедшись, избрали и поставили в митрополиты Илариона, который был русом, а прежде него все, кроме Михаила, были греки и болгары» [46].

При нем, как и при его отце, Владимире Святославиче, продолжается чеканка собственной «валюты» – золотых и серебряных монет Ярослава – «злотников» и «сребреников» с изображением князя и родового знака – трезубца.
Впрочем, наряду с этим в ходу оставалась более привычная денежная единица – гривна – серебряный слиток различных форм и различного веса. (Не путать с шейной серебряной или золотой гривной – символа высокого рода, воинской доблести, княжеской награды и т.д.) В качестве денежного эквивалента имеют хождение куны, ногаты, резаны, векши и полушки.
Кроме составления самого свода законов «Русской Правды», имеются упоминания и о некоторой судебной реформе, когда в суде участвуют 12 граждан (теперь бы сказали – присяжных заседателей), наделенных правом выносить судебное решение по гражданским делам. О данном факте Карамзин сообщает: «В одном из Новгородских списков Ярославовой Правды сказано, что истец во всякой тяжбе должен идти с ответчиком на извод перед 12 граждан, которые разбирали бы обстоятельства дела по совести, оставляя судье определить наказание и взыскивать пеню». Подобное указание о 12 независимых «мужей», вершащих «правду», мы встречаем и у С.М. Соловьева: «…в некоторых же списках говорится: «Если кто чего взыщет на другом, и последний начнет запираться, то идти ему на извод пред 12 мужей» [47].
К государственной реформе стоит отнести и так называемое «Завещание Ярослава Мудрого» сыновьям, в котором он опять же пытается упорядочить передачу верховной власти, чтобы сохранить единство в стране, и требует почитание старшего брата, сидящего на великокняжеском столе за отца. Нарушителя сего завещания должен был постичь «коллективный гнев» остальных братьев.
Русские князья были не только воинами, но и дипломатами. У одних это лучше получалось, у других хуже. Но в любом случае быть дипломатами им приходилось всем. И Ярослав Владимирович в этом плане на голову выше всех своих предшественников. Он не только заключает различные договоры, но и укрепляет многие из них родственными связями. Во-первых, его собственный брак на Ингигерде, дочери шведского короля Олава Шётконунга, что отмечают большинство наших историков. Правда, Е.В. Пчелов высказал осторожное предположение, что Ярослав был женат дважды, что от первого брака (предположительно, с норвежкой Анной) у него был сын Илья, который некоторое время в своем детском возрасте был князем Новгорода, но вскоре умер (1020 г.). (Первая супруга Анна в 1018 году была захвачена в Киеве в плен польским королём Болеславом вместе с сёстрами Ярослава и навсегда увезена в Польшу.) Вторым же браком Ярослав был женат на Ингигерде (в 1019 г.), от которого имел 6 сыновей и 3 (по другим данным 4) дочери [48].

По-видимому, начиная с В.Н. Татищева, все отечественные историки в той или иной мере интересовались родословной супруги Ярослава Владимировича, Ингигерды, называемой у одних Ириной в связи с принятием ею православного крещения, у других – Анной (возможно, в связи с принятием ею перед своей кончиной в 1050 г. схимы). Современные историки также не прочь остановить свое внимание на супруге князя Ярослава, в том числе и на ее православных именах. Так, автор книги «Правители России» А.И. Кулюгин пишет: «Супруга Ярослава, великая княгиня Анна (в язычестве Ингигерда) перед своей кончиной (1050 г.) постриглась в монахини, приняв имя Ирины. Анна первая показала пример великим князьям и княгиням принимать перед смертью схиму (постригаться)». А автор довольно фундаментального исследования жизни отечественных монархов Е.В. Пчелов считает, что супруга Ярослава Ингигерда при крещении приняла имя Ирина. Это, кстати, подтверждается и тем, что в 1037 г. Ярослав закладывает два храма в честь святых патронов Георгия и Ирины, о чем мы уже говорили выше [49].
Сообщая со ссылками на скандинавские источники, в том числе на «Исландские анналы», некоторые сведения о родственных связях Ингигерды, С.М. Соловьев и Д.И. Иловайский сочли нужным также упомянуть, что в качестве приданого (вено) в ленную собственность Ингигерда получила от Ярослава (по-видимому, уже великого киевского князя) город Ладогу (в сагах – Альдейгаборга). В который посадила в качестве наместника своего родственника, ярла Рагенвальду, имевшего двух сыновей: Ульфа и Ейлифа, один из которых, возможно, Ульф в 1032 г. совершил поход из Новгорода к Железным воротам – Уральским горам. Повторив вслед за классиками некоторые обстоятельства родственных связей Ингигерды, Е.В. Пчелов сообщает также о том, что сестра Ингигерды, Астрид, в том же 1019 г. была выдана замуж за норвежского конунга Олафа Святого из династии Инглингов, о котором мы говорили во второй части нашего исследования, когда рассматривали период княжения Владимира Святославича Красное Солнышко. Далее Е.В. Пчелов, говоря уже об отпрысках Ярослава и его супруги Ингигерды, сообщает, что три их дочери отданы за иноземных принцев и в дальнейшем станут королевами. Так, княжна Елизавета (годы жизни неизвестны) с середины 1040-х годов стала женой норвежского конунга Харальда (Гаральда) Сигурдарсона, потомка объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого и сводного брата Олафу Святому [50].
Свою юность муж Елизаветы Владимировны провел при дворе ее отца, великого князя Ярослава, будучи изгнан из Норвегии королем Кнутом и его приспешниками, в том числе Торером Собакой. В 1031 г. он участвовал в походе князя Ярослава и его брата Мстислава Тмутараканского и Черниговского на Польшу. Находясь в Киеве, Гаральд (Харальд) влюбляется в Елизавету и просит ее руку у Ярослава. Однако тот выдавать дочь за изгоя не спешит и предлагает Гаральду повременить до лучших времен. Возможно, прямо говорит  молодому викингу, что тот получит руку Елизаветы, когда станет королем Норвегии. Тогда Гаральд с отрядами русичей и варягов отправляется в Константинополь на помощь византийским войскам, сражавшимся в Италии с норманнскими рыцарями, возглавляемыми Вильгельмом Железная Рука. После этого Гаральд Сигурдарсон находится с византийскими войсками в Сирии и Африке, где участвует во многих битвах и получает прозвища Смелый и Суровый.
Согласно сообщениям исландского историка Снорри Стурлезона, на исследования которого в основном и ссылаются все отечественные историки, повествуя о жизни мужа Елизаветы Ярославны, он в 1043 г. возвращается в Константинополь и попадает сразу же в тюрьму. Дело в том, что на Константинополь в это время напал флот Владимира Ярославича, и византийцы, чтобы обезопасить свои тылы, всех подданных русского князя спешили спрятать в тюрьмы. Вот под этот закон и подпал Гаральд. Однако ему удается бежать, и в 1043 г. он все же появляется в Киеве и женится на Елизавете, о которой во время своих странствий и военных приключений сложил песню «Висы радости». Е.В. Пчелов считает, что эта песня, дошедшая до современников, является «первым памятником русско-норвежских, а быть может, и русско-скандинавских литературных связей».
В 1047 году Гаральд получает корону короля Норвегии и вскоре основывает город Осло. В одном из замков этой новой столицы Норвегии, по известиям Снорри Стурлезона, подрастали две внучки великого киевского князя Ярослава.

Заканчивая рассказ о муже княжны Елизаветы Ярославны, отметим, что Гаральд Смелый (по Д.И. Иловайскому) или Суровый (по Е.В. Пчелову) 25 сентября 1066 г. погиб во время битвы под Стэнфордбриджем при высадке норманнских и скандинавских войск Вильгельма Завоевателя в Британию (Англию). Это сражение выиграл тогда английский король, также Гарольд, но Гарольд II, незадолго до этого отстранивший от власти Эдуарда Исповедника. Однако и английский король Гарольд II не надолго пережил своего норвежского тезку Гаральда (Харальда), пав 14 октября того же 1066 г. от рук Вильгельма Завоевателя, если следовать указаниям энциклопедии «Британика». И если мы упомянули английского короля Гарольда II, то следует отметить также и такой факт, что дочь этого короля по имени Гита со временем будет супругой русского князя Владимира Мономаха. Е.В. Пчелов, кроме того, поясняет, что английский король Гарольд II имел скандинавское происхождение, а также указывает на имеющиеся известия в скандинавских источниках о повторном выходе замуж овдовевшей королевы Норвегии Елизаветы Ярославны за датского короля Свена II Эстридсена [51].
Другая дочь Ярослава и Ингигерды, Анна Ярославна (ок. 1024/25 – 1074 или даже 1096 гг.), известна как королева Франции. Согласно новейшим исследованиям Е.В. Пчелова, 19 мая 1051 г. в Реймсе состоялось ее бракосочетание с французским королем Генрихом I (23.05.1005 – 04.08.1060), сыном короля Роберта  II и внуком основателя династии Капетингов, Гуго Капета. Для Генриха Французского это был второй брак. Анна Ярославна родила трех сыновей: Филиппа, будущего короля Франции, Роберта, умершего в 1060 г., и Гуго, графа де Вермандуа.
Овдовев, Анна Ярославна некоторое время правила во Франции от имени малолетнего сына Филиппа, но затем ушла в монастырь, основанный ею еще при рождении первенца. Из монастыря она была похищена графом Раулем де Крепи де Валуа, с которым прожила не менее 12 лет, до кончины Рауля в 1074 г., хотя католическая церковь брак этот так и не признала.
По некоторым сведениям, после смерти графа она через некоторое время возвратилась на Русь, где прожила еще около 8 лет. Е.В. Пчелов обращает внимание, что потомки Анны Ярославны, в том числе представители династий Валуа и Бурбонов, длительное время правили во Франции, а испанская королевская династия по линии Бурбонов сохранила свой престол до настоящего времени. По данным Википедии, во Франции, в г. Санлисе Анне установлен памятник [52].
Третья дочь киевских князей, Анастасия Ярославна (? – ок. 1074), была замужем за венгерским королем  Андреем (по-русски) или Эндре и Андрашом I (по-венгерски) из династии Арпадов. В городе Тихонь, как следует из википедической статьи о князе Ярославе Мудром, на берегу озера Балатон, в честь них названа церковь и установлен памятник [53].

О четвертой дочери Ярослава Владимировича и его супруги Ингигерды Е.В. Пчелов пишет следующее: «Наконец, еще одна дочь Ярослава изображена на фреске Софийского собора в Киеве, но ее судьба остается неизвестной». И не о ней ли ведет речь Л.Н. Гумилев, когда сообщает об отказе германского короля и императора Священной Римской империи Генриха III от руки одной из киевских княжон [54].
Выяснив некоторые стороны политико-династических браков дочерей великого киевского князя, попытаемся хоть несколько строк сказать в этом отношении и о его сыновьях.
Старший сын Ярослава, Владимир Ярославич Новгородский (1020 – 1052) также, по-видимому, был женат на ком-то из скандинавских принцесс. Н.М. Карамзин сообщает: «Ссылаясь на летописцев норвежских, Торфей называет Владимира, старшего Ярославова сына, супругом Гиды, дочери английского короля Гаральда, побежденного Вильгельмом Завоевателем. Саксон Грамматик, древнейший историк датский, также повествует, что дети несчастного Гаральда, убитого в Гастингском сражении, искали убежище при дворе датского короля Свенона II, и что Свенон выдал потом дочь Гаральдову за российского князя, именем Владимир; но сей князь не мог быть Ярославич» [55]. И далее приводит аргументацию несостоятельности выводов скандинавских историков. Все так. Но скандинавские летописцы могли просто ошибиться в родственницах Гарольда Английского, например, спутав его сестру с дочерью, на которой был женат Владимир Мономах.
Второй сын Ярослава, Изяслав Ярославич, в крещении Дмитрий (1024–3.10.1078), был женат в первом браке, по версии Е.В. Пчелова, на Гертруде, дочери польского короля Мешко II или сестре Казимира, о чем мы уже сообщали выше, и от него произошла династия турово-пинских князей, пресекшаяся в XIII в. [56].
Еще один сын великого киевского князя, Святослав, в крещении Николай (1027 –27.12.1076), был женат дважды. В первом браке состоял с некой Киликией, а во втором – с Одой, дочерью графа Леопольда, внучатой племянницей римского папы Льва IX и императора Священной Римской империи Генриха III. От первого брака у Святослава было несколько сыновей, в том числе известный по «Слову о полку Игореве» Олег Гориславич, основатель большой династии черниговских и северских князей. От второго – сын Ярослав (в крещении Панкратий), родоначальник муромо-рязанской династии, просуществовавшей до XVI века [57].
Следующим за Святославом по хронологии сын Ярослава Владимировича, Всеволод, в крещении Андрей (1030–13.04.1093), в первом  браке был женат в 1046 г. на Марии или Анне, а еще Анастасии (даты жизни неизвестны), дочери (или близкой родственницы) византийского императора Константина Мономаха, и имел сына Владимира и дочь Янку. Второй раз был женат на княжне половецкой Анне [58].
С этими тремя сыновьями Ярослава Владимировича мы еще встретимся в следующей главе, где и поговорим более подробно. А пока остановимся на двух последних сыновьях Ярослава и Ингигерды: Вячеславе и Игоре.
Вячеслав (Меркурий), годы жизни по материалам Википедии 1033-1057, был князем смоленским. Супруга неизвестна, хотя у Н.М. Карамзина имеются некоторые указания на ее германские корни. Потомство этого князя пресеклось в 1087 г. на сыне Борисе [59].
Игорь, а также Георгий или Константин (1036-1060), князь владимиро-волынский и смоленский по мнению Н.М. Карамзина мог быть женат на немецкой принцессе Кунегунде, графине Орламендской, а их дети стать «небольшой веточкой городенских князей» [60].

Связывая родственными и семейными узами соседей, Ярослав предпринимает попытку еще раз обезопасить Русь от военной угрозы со стороны этих соседей, а при случае – заручиться их военной и политической поддержкой. Стремление Ярослава похвально, правда, он забыл, что при распрях и вражде даже кровное родство не становится преградой. Неуемная жажда власти застилает глаза даже единокровным братьям.
При Ярославе Владимировиче продолжается строительство городов (Ярославль, Юрьев, Новгород-Северский или литовский), а в городах строятся храмы (в Киеве был построен Софийский собор, а в нем – библиотека, в которую собирались книги как переведенные на русский язык, так и греческие и латинские). Впрочем, строятся не только храмы и библиотеки, но и училища. Историки отмечают, что Ярослав построил в Киеве училище на 300 душ и чуть меньшее – в Новгороде. Об этом в пересказе летописей Татищевым В.Н. за 1037 год наряду с прочим сказано: «Также повелел книги многие составить для народа, да наслаждаются учением божественным. …Многие же церкви по градам и селам устроил, поставляя попов… и положив им урок – учить людей закону Божию, для того приходить часто в церкви. Сему учреждению все пресвитеры и народ христианский радовались» [61].
Еще при своей жизни Ярослав, следуя традиции своих предшественников, а также и известному ему европейскому опыту государственного строения, делит Русскую землю на уделы для сыновей, пытаясь таким образом избежать возможной вражды между ними. Ярослав, хоть и был Мудрым, но в данном случае наивно надеялся, что его дети, получив уделы, будут довольствоваться этим и не захотят большего. Логически – все верно. Только природа человеческая вне всякой логики или же живет по своей логике. Человеку всегда мало, он всегда ненасытен.
При Ярославовом разделе Руси на удельные княжества Изяслав получал Киев с Новгородом и его окрестностями, Святослав – Чернигов, Тмутаракань, Рязань, Муром, а также Подесенье, Всеволод – Переяславль, Посемье и земли по Оби, Вячеслав – Смоленск, Игорь – Владимир-Волынский. Не был обойден и внук Ростислав – сын умершего Владимира Ярославича. Вместо Новгородского княжества ему сначала дали в удельное владение Владимир (Волынский) и Суздаль, потом только один Ростов, что не очень устраивало воинственного и самолюбивого Ростислава [62]. И это вскоре станет первым камнем преткновения на пути мира и согласия Ярославичей. В дополнение к этому Полоцкое княжество, исторически державшееся особняком от остальной Руси, оставалось в руках Всеслава Брячеславича – внука Изяслава Владимировича.
Согласно «Завещанию Ярослава», Попселье и Посемье, в том числе и Курск, передаются князю Всеволоду Ярославичу и переходят во владение Переяславского княжества. Летопись прямо не говорит о городе Курске и других городах и городищах Посемья и Попселья, но это подразумевается само собой, тем более что в «Поучении Владимира Мономаха» под 1066–1068 гг. город Курск прямо называется: «Сначала я к Ростову пошел сквозь землю вятичей; послал меня отец, а сам он пошел к Курску» [63]. Чернигов же и большая часть Северской земли достались Святославу Ярославичу, о чем довольно подробно сказано у С.М. Соловьева и Д.И. Иловайского [64].
Таким образом, волевым решением великого киевского князя земли северян (само слово «северяне» с 1024 г. в летописях больше не употребляется) разделена на части, и при этом никаких «антикиевских» волнений на ней летописцами не зафиксировано. Следовательно, все позднейшие выводы историков о неком сепаратизме северян, их обособленности от Киева и Руси, мягко говоря, необоснованны. А Северская земля как вошла при Олеге Вещем в Русскую землю, так там и пребывала. Ко времени же княжения Ярослава и его сыновей идентичная принадлежность полян и северян, составляющих основу Русской земли, полностью растворилась в новой этнической общности – русский народ.
19 (20) февраля 1054 г., в возрасте 76 лет (в википедической статье есть и иные данные о возрасте), находясь на великом княжении 35 лет, в Вышгороде окончил свои дни и труды великий киевский князь Ярослав Владимирович, и киевский стол занимает по праву наследования его старший сын Изяслав [65].
Говоря о личности Ярослава Владимировича, В.Н. Демин и С.В. Перевезенцев отмечают, что до Н.М. Карамзина «Мудрым» его никто из летописцев не называл; именовался он в летописях Великим и Старым. Один только раз «премудрым князем» в киевской летописи XII в. и  «благоразумным велемудрием преудобен» в Степенной книге [66].
Сначала хитрый и властолюбивый, затем трезвый и рассудительный князь Ярослав не сыскал такой любви народа, как его отец Владимир Красное Солнышко, ставший героем былин, хотя и был уважаем на Руси, особенно новгородцами, в его честь назвавшими свой центр Ярославовым Двором. Совершая частые воинские походы, он, тем не менее, завоевателем чужих земель не был, но русские земли (Червенские города), отобранные в годину смут, возвратил. И Русь при его правлении всего за несколько десятилетий превратилась в сильное, сплоченное, политически и нравственно сформировавшееся государство, уважаемое соседями. Поэтому трудно переоценить его вклад в становление государственности Руси. Заведенные им порядки как в отправлении правосудия, так и в чеканке собственной монеты нашли своих подражателей в странах Северной Европы, как верно подметил А.Д. Нечволодов [66].
Стоит заметить, что в этом же, 1054 году случилось событие вселенского масштаба: произошел окончательный раскол в христианстве на римско-католическую и греко-кафологическую (православную) церкви.


Примечания:

1. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 55.
2. Ломоносов М.В. Записки по русской истории. – М.: Эксмо, 2007. – С. 103.
3. Века А.В. История России. – М.: АСТ:, Мн.: Хорвест, 2005. – С. 69-70.
4. Екатерина II. Российская история. Записки Великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 37.
5. См. статью «Ярослав Мудрый» в Википедии.
6. Века А.В. История России. – М.: АСТ:, Мн.: Хорвест, 2005. – С. 101.
7. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 72; Ломоносов М.В.  Записки по русской истории / М.В. Ломоносов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 113; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154.
8. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 153.
9. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 631, 632; Иловайский Д.И. Начало Руси. – М.: АСТ:   АСТРЕЛЬ, 2006. – С. 257-280.
10. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С.14; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С.236.
11. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. –     С. 86; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154.
12. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 72, 73; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С.87; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154.
13. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. –     С. 87; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154.
14. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 73-74; Ломоносов М.В.  Записки по русской истории / М.В. Ломоносов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 115-116; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 87; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 216-217;  Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С.14; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 154; Иловайский, Д.И. Становление Руси / Дмитрий Иловайский. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 101-102; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 237.
15. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 76; Щавелев С.П. Древнерусский Курск: предпосылки и время становления города // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск: изд. ООО «Учитель», 1999. – С. 56: Он же. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008 – С. 53.
16. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 74.
17. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 155; Иловайский, Д.И. Становление Руси / Дмитрий Иловайский. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 102; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 237.
18. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 74.
19. Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 54-55.
20. Чернигову 1300 лет. Сборник документов и материалов. – Киев, 1990. – С. 25.
21. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 87; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 155.
22. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 75-76; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 88.
23. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 76, 635.
24. Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008 – С. 38.
25. Енуков В.В., Раздорский А.И. О времени основания и первого упоминания древнерусского Курска // Российская история. 2015, № 2. – С. 39-59.
26. Александров-Липкинг Ю. Поиски древнего Курска // Далекое прошлое соловьиного края. – Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – С. 105-106.
27. Татищев В. Н. История Российская. В 3 т. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. С. 59-60; Александров-Липкинг Ю. Поиски древнего Курска // Далекое прошлое соловьиного края. – Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – С. 105-106; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории курского края (с древнейших времен до XVII в.). – Курск, 2008. – С. 276-320; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. – Курск, 2010. – С. 47.
28. Енуков В.В. История Посемья – Курской волости на рубеже эпох (IX-XI века). Автореферат. – Курск: КГУ, 2007; Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 80.
29. Курск. Юбилейный сборник. – Курск, 2012. – С. 11; П.В. Иванова Курск в первой половине XVII века // Курск. Очерки по истории города. – Курск, 1957. – С. 46-81.
30. Александров-Липкинг Ю. Курск – древний русский город / Ю.А. Александров-Липкинг, В.И. Самсонов // Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 16.
31. Усачова Г.Г. Феодосий Печерский – родоначальник российской духовности // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 15.
32. Александров-Липкинг Ю. Поиски древнего Курска // Далекое прошлое соловьиного края. – Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – С. 101.
33. Ларионов С. И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 39; Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 78.
34. Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 89; Житие Феодосия Печерского. Подготовка текста, перевод и примечания О.В. Творогова // Повести Древней Руси. – М.: Эксмо, 2009. – С. 300; Баскевич И.З. Одну лишь грамоту или все грамматики изучил в Курске Феодосий Печерский? // Городские известия, 13.01.1994 г.; О Феодосии Печерском, писателе // Городские известия, 16.08.1994 г.
35. Пособие по истории СССР для подготовительных отделений вузов. Издание третье, переработанное и дополненное. / Орлов А.С., Георгиев В.А. и др. – М.: Высшая школа, 1987. – С. 54; Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 55; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. – Курск, 2010. – С. 56-57.
36. Муравьев А. Жития святых Российской церкви. – М.: АСТ, 2005. – С. 827; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. С. 177; Костомаров Н.И. Феодосий Печерский // Русская история в описании ее главнейших деятелей. М.: Эксмо, 2007. – С. 20; Липкинг Ю.А., Самсонов В.И. Курск – древний русский город / Ю.А. Александров-Липкинг, В.И.Самсонов // Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 13; Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 44.
37. Александров-Липкинг Ю. Поиски древнего Курска // Далекое прошлое соловьиного края. – Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – С. 104; Липкинг Ю.А., Самсонов В.И. Курск – древний русский город / Ю.А. Александров-Липкинг, В.И. Самсонов // Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 11-12; Чурилова Г.А. Курская земля в древности и в период средневековья // Курский край в истории Отечества. – Курск: КГТУ, 1996. – 206 с.; Шпилев А.Г. Северянское Посемье // Очерки истории курского края (с древнейших времен до XVII в.). – Курск, 2008. – С. 199-201.
38. Зуев М.Н. История России с древнейших времен до начала XXI века. М.: Дрофа, 2002. – С. 23.
39. Моления Даниила Заточника // Изборник. Повести Древней Руси. – М.: Худ. литература. – С. 102.
40. Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 30-31.
41. Щавелев С.П. Феодосий Печерский – курянин. – Курск, 2008. – С. 44-45.
42. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 76,77,636,637; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле / А.Д. Нечволодов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 157-160; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 89- 90.
43. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 76-80; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1–2 / С.М. Соловьев; худож.-оформ. И.Г. Сальникова. – М.: АСТ, 2005. – С. 222, 223.
44. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 77, 78, 637; Малая энциклопедия городов / Золотько А.К. – Харьков: Торсинг, 2000. – С. 293.
45. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 78; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 90; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1–2/ С.М. Соловьев; худож.-оформ. И.Г. Сальникова. – М.: АСТ, 2005. – С. 222; Иловайский, Д.И. Становление Руси / Дмитрий Иловайский. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. –      С. 102.
46. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 78.
47. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. –     С. 98; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1 – 2/ С.М. Соловьев; худож.-оформ. И.Г. Сальникова. – М.: АСТ, 2005. – С. 253, 254.
48. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 78.
49. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 78, 638, 639; Ломоносов М.В.  Записки по русской истории. – М.: Эксмо, 2007. – С. 118; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С.88; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 218;  Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 161; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 106; Кулюгин А.И. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД» ЗАО «Славянский дом книги», 2006. С. 47; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 78.
50. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 218, 219;  Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 106; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 78-79; Марков С.Н. Вечные следы. – М.: «Молодая гвардия», 1973. – С. 11.
51. Ломоносов М.В.  Записки по русской истории. – М.: Эксмо, 2007. –        С. 118; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 106-107; Марков С.Н. Вечные следы. – М.: «Молодая гвардия», 1973. – С. 11-12; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79; Хейер Жоржетт. Вильгельм Завоеватель. – М.: АРМАДА, 1997. – С. 6-7.
52. Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 40; Антонов А.И. Анна Ярославна: Русская королева. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003. – С. 444; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 90; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79.
53. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. –    С. 90; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 33.
54. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 247.
55. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. –    С. 90.
56. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79.
57. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79.
58. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 238; Кулюгин А.И. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 58-59; Интернет.
59. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 79; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 91; Интернет, статья Ярослав Мудрый в Википедии.
60. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 78-79; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 91.
61. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 76.
62. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 81-82; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 91; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1 – 2. – М.: АСТ, 2005. – С. 409; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 200. – С. 17; Ключевский В.О. Русская история. – М.: Эксмо, 2007. – С. 47-48; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 163; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 114-115.
63. Поучения Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева // Изборник: Повести Древней Руси. –  М., 1986. – С. 64.
64. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1 – 2. – М.: АСТ, 2005. – С. 409-410; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 115.
65. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 81-82; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 91; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 163; Иловайский Д.И. Становление. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. С. 114; Пчелов Е.В. Монархи России. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 90; Кулюгин А.И. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: СТД, 2006. – С. 58-59.
66. Демин В.Н. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 259; Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. –  С. 74.
67. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 162.