Николай ПАХОМОВ
Ангелина ПЕНЬКОВА
КУРСК: ВЕХИ ПУТИ.
ЭВОЛЮЦИЯ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА ЗА ТЫСЯЧУ ЛЕТ.
Очерки о городе Курске, его правителях, руководителях и их делах.
ГЛАВА 4.
КУРСКОЕ УДЕЛЬНОЕ КНЯЖЕСТВО И ЕГО КНЯЗЬЯ
Первый курский удельный князь
Изяслав Владимирович
О времени возникновения княжеского стола в Курске и о том, кто был первый курский удельный князь, среди местных краеведов и ученых до сих пор единогласного мнения нет. Если в чем они соглашаются, так только в том, что до середины 50-х годов XI века в Курске, сменяя друг друга, были посадники и воеводы князя Ярослава Мудрого. А после совершенного им раздела Русской земли незадолго до своей смерти между старшими сыновьями Изяславом, Святославом и Всеволодом, когда Курск и Курское Посемье отошли под юрисдикцию Переяславского княжества, в городе находились уже посадник и воевода переяславского князя Всеволода Ярославича. Логика действий князя Всеволода понятна: получив княжество, он спешил укрепить свою власть не только в центре – Переяславле, но и на периферии, в том числе в Курске, занимающем важное стратегическое положение на торговых путях. По-видимому, этот порядок не изменился и после того, как на киевском княжеском столе до середины 60-х годов находился Изяслав Ярославич. Дело в том, что данный период курские историки называют периодом правления «триумвирата». И в это время шло укрепление христианских, точнее православных позиций, рост числа церквей и монастырей.
От времени первого этапа киевского княжения Изяслава и его деяний остались следы и на Курской земле. Археологические изыскания на местах древних городищ (таких, как Гочевское, Липенское, Бесединское) говорят об этом. При раскопках укрепленного центра Ратского городища среди других предметов быта и труда были обнаружены нательные крестики разных типов и фрагмент металлической иконки с изображением первых русских святых: Бориса и Глеба. Отсюда мы можем сделать вывод, что христианизация развивалась не только в общерусских центрах: Киеве, Переяславле, Чернигове, Новгороде, но и на окраинах Руси, в том числе и на Курщине. А материалы, из которых изготавливались найденные крестики, сам способ изготовления говорят о связи нашего края с Византией и Скандинавией, с Херсонесом и Тмутараканью, с Новгородом и Киевом. Следует также отметить, что вместе с предметами христианского культа на тех же самых раскопках были обнаружены и предметы, относящиеся к языческой культуре. Это всевозможные подвески-лунницы, амулеты, носимые не только как культовые принадлежности, но и как самобытные украшения [1].
Сочетание предметов разных культов и верований в одном месте говорит о том, что на Курщине в указанный период времени, наряду с христианскими обрядами и христианским учением, еще были сильны и языческие обряды. Да и как им не быть, если язычество имело тысячелетнюю историю, а христианство вмещалось в сотню лет. Впрочем, ношение языческих предметов на шее или в ушных раковинах еще не говорит, что их обладатель был привержен старой вере. Возможно, это была христианка-модница, не столько отдающая дань старым традициям, сколько украшающая себя. Тут уместно заметить, что у народа в основной его массе всегда уживались и не приходили в непримиримые противоречия различные традиции. Это только ортодоксы да жрецы той или иной религии не признают другого мнения и других убеждений.
Курские краеведы и историки считают, что обнаруженные при археологических раскопках предметы христианской культовой принадлежности, в том числе и крестики, были завезены на нашу землю. Частично это верно. Завозилось много и священнослужителями-греками, и купцами из Византии и Скандинавии, и самими жителями края после посещения Константинополя, Херсонеса, Киева, Чернигова, Тмутаракани. Но и на месте (в самих городах Посемья и Попсёлья), на наш взгляд, было налажено изготовление крестиков как из металла, так и из других материалов. Ведь краеведы не раз отмечали, что на Курщине, в том числе и в самом Курске, имелись мастерские по производству цилиндрических замков, что было налажено слесарное и ювелирное производство. Так что же мешало курским умельцам по имеющимся образцам изготавливать крестики? Конечно же, ничего!
По-видимому, в то время получил свое развитие и такой атрибут православной веры, как иконопись. При многих церквях, не говоря уже о соборах, образовывались художественные мастерские по изготовлению окладов и деревянных икон. В церквях иконы достигали больших размеров, в половину человеческого роста, а порой – в рост. В домах у прихожан были свои «божницы» с иконками небольших размеров, свой киот (и обязательно в красном углу). Раньше, при язычестве, тут стояли статуэтки языческих божков и богинь: Перуна, Велеса, Мокоши, Лады и других, лежали всевозможные обереги и амулеты. Теперь стояли иконы Спасителя, Богоматери, Николая Чудотворца, чаще называемого на русский манер Угодником, первых русских святых великомучеников Бориса и Глеба и, возможно, Владимира Святого (Крестителя Руси) и его матери – святой Ольги-Елены, канонизированной по некоторым данным к середине XI века.
Производство культовых принадлежностей было не только обязательным принципом церкви, но и выгодным, с экономической точки зрения, делом. Продажа крестиков, иконок, восковых свеч, лампадок приносила немалый доход, по крайней мере, намного больше того, что давала торговля от привозных предметов культа, которые надо было сначала купить и доставить, чтобы затем продать. А на это требовались ощутимые затраты, что было не очень выгодно для отцов церкви. Отцы церкви умели вести счет – деньги требовались для массивного строительства церквей по всей Руси, их украшения и возвеличивания. А то, что на Курщине этой эпохи были в хождении не только русские серебряные гривны, но и самые экзотические монеты, говорят обнаруженные клады. Например, в 1937 г. в устье реки Рать (в 15 километрах от Курска) был обнаружен клад в количестве 800 арабских монет, имевших хождение в ХI-ХII вв. [2].
Из исторических источников видно, что в этот период времени в трех столицах Руси: Киеве, Переяславле и Чернигове – было уже значительное количество каменных зданий. Церкви, монастыри и дома князей и их вельмож поражали современников роскошью убранства и быта. Для остекления окон широко применялось венецианское стекло (как однотонное простое, так и цветное). Не были новинками в комнатах русских княгинь и княжон зеркала, не говоря о различной парфюмерной принадлежности. А их гардеробы не уступали гардеробам королев и принцесс Польши, Германии, Франции. Княжеские семейства, как, впрочем, и их ближние бояре и воеводы, кушали только из серебряной или золотой посуды. Богатство же русских князей (и княгинь) поражало иностранцев, как, например, послов германского короля и императора Священной Римской империи Генриха IV да и его самого [3].
Конечно, в Курске и других городах Посемья и Попселья такой роскоши не было. О ней только мечтать приходилось. Однако во многих зданиях Курска окна были также остеклены стеклом, скорее всего, собственного производства. Ведь стеклянные изделия в Курске были известны на более раннем периоде. И пусть тогда это были лишь различные женские украшения, не важно. Суть в том, что имелись мастерские по производству этих украшений и была технология производства стекла. Остальное – дело времени и развития техники и технологии. Впрочем, даже стекло местного производства могли позволить себе люди знатные и богатые. Простые ремесленники и жители города, не говоря уже о смердах-крестьянах, по-прежнему довольствовались бычьими пузырями в маленьких оконцах своих избушек.
Как уже отмечалось выше, с середины 60-х годов начались не только княжеские усобицы, но и частые набеги половецких орд на русские княжества, под ударом которых оказались Киев, Переяславль и Чернигов. И хотя о Курске в летописях упоминаний нет, но, возможно, и ему пришлось отбивать вражеские нашествия, в том числе и при помощи князя Всеволода Ярославича. Дело в том, что в «Поучении» Владимира Мономаха сыновьям, в том числе в рассказе о своей жизни, есть указание на то, что он, будучи юным тринадцатилетним княжичем, отправляется по воле отца в Ростов, а отец в это время пошел к Курску [4]. И этот факт некоторые краеведы пытаются увязать с началом Курского княжения. Но встает вопрос: неужели переяславский князь оставил Переяславль, чтобы княжить в удельном городе?.. Естественно, нет.
Всеволод Ярославич по любой причине мог посетить Курск, входивший в действие его княжеских полномочий: с ревизией деятельности местных властей, с оказанием непосредственной княжеской помощи в защите от половцев, с проверкой состояния укрепленности города, в том числе и после возможного пожара и так далее. Например, Ю.А. Липкинг в своих работах о Курске пишет, что в восточной крепостной стене была построена башня. А курские археологи нашего времени в ходе проводимых раскопок обнаружили следы пожара в районе крепостных стен и пришли к выводу, что частокол в этих местах длительное время не ремонтировался [5]. Да и написание «Поучений» относится к 1117 году. Следовательно, версия, что Курское княжение было учреждено переяславским князем во второй половине 60-х годов, не только сомнительна и маловероятна, но и беспочвенна.
Следующий этап появления Курского княжения некоторые краеведы увязывают с вокняжением Святослава Ярославича в Киеве (1073) и наделением им своих сыновей уделами. В связи с этим имеют место смутные сведения о том, что в период своего великого княжения Святослав Ярославич хотел назначить своего сына Давыда (по определению Л.Н. Гумилева – «полное ничтожество») на княжеский стол в Курске. Но тот будто бы отказался, заявив отцу, что лучше идти в далекую Тмутаракань, чем садиться в заштатный, «провинциальный» и беспокойный Курск. (Заметим, что отказавшись от Курска, он попал не в Новгород, как сообщает В.Н. Татищев, а в Муром к муроме и беспокойным вятичам.) [6]
О другой версии владения Курском сообщает историк А.И. Раздорский, ознакомившись с работой И.М. Ивакина, видевшего на курском уделе в 1077 году брата Давыда – Олега Святославича, якобы получившего Курск в качестве компенсации за потерянный им Владимир-Волынский. Но Раздорский приводит убедительные доводы, что такого быть не могло, так как еще в 1076 году Олег бежал в Тмутаракань [7].
Действительно, обе версии явно надуманы и не выдерживают критики, если внимательно ознакомиться с летописными сообщениями. Так уж вышло, что Курск, стоявший на окраине не только Переяславского или Черниговского княжеств, но и всей Русской земли, вдали от основных торговых центров, не прельщал ни Ярославичей, ни их детей и внуков. Провинция, что ни говори… Хотя в Курске к данному времени, как уже отмечалось выше, были и ремесла, и торговля, и земледелие, и скотоводство, и бесчисленные рыбные и охотничьи угодья, и обработанные поля и нивы, и церкви, и школы. То есть в нем было все необходимое для человеческой деятельности. Однако он, по мнению князей, не шел ни в какое сравнение не только с Киевом и Черниговом, но и другими городами Руси, например, такими, как Переяславль, Смоленск, Новгород. К тому же Курск, что немаловажно, стоял на границе с Дикой степью или с Диким полем, как станут величать эту степь позднее. И был местом не только беспокойным, но и опасным. А русские князья к этому времени (впрочем, как и их западные и восточные коллеги) уже имели значительную тягу к роскоши и удобствам.
Однако еще задолго до курских краеведов свое представление о Курском княжеском уделе и его удельном князе имела императрица Екатерина II, славная не только государственными деяниями, но еще и своими исследованиями в области отечественной истории, написавшая, по мнению С.Ф. Платонова, «первую популярную книгу по русской истории». Так вот она в своих «Записках» называет курским князем Романа Святославича. Описывая порядок распределения княжеских столов после смерти Изяслава Ярославича, она с оговоркой сообщает: «…князю Роману Святославичу удел, вероятно, был Курск, ибо граничил с Переяславлем и половцами» [8].
Но, кроме нее, больше никто из крупных отечественных историков факт курского княжения Романа Святославича не подтверждает. Да и вывод императрицы «ибо граничил с Переяславлем и половцами» не является аргументом. Естественно, эта версия не нашла поддержки и у курских краеведов.
Таким образом, ни во времена княжения в Киеве Изяслава Ярославича, ни во времена киевского княжения его братьев Святослава и Всеволода в Курске княжеского стола не учреждалось и удельных курских князей не было.
И только с вокняжением на киевском столе, согласно установленному Ярославом Мудрым «лествичному ряду», старшего сына Изяслава Святополка Изяславича в крещении Михаила (1050–1113), побывавшего до этого удельным князем полоцким (1069–1071), черниговским (1073–1078), новгородским (1078–1088), туровским (1088–1093), в летописях появляются упоминания о Курске и курском князе. Но если город Курск упоминается ясно и понятно, то о курском князе сказано бегло, без акцентирования внимания на данном обстоятельстве. А Курское удельное княжество вообще не называется.
Но перед тем, как назвать дату упоминания в летописях Курска и имя первого князя, рассмотрим события, имевшие место в жизни Руси и, на наш взгляд, оказавшие большое влияние на появление Курского княжества.
Не успев стать великим князем, Святополк Изяславич сразу же совершает непростительную для государственного деятеля ошибку: не посоветовавшись с вечем, выслушав только льстящих перед новым князем бояр, берет под стражу половецких послов, прибывших за подтверждением мира, установленного Всеволодом Ярославичем. Половцы словно ждали этого, сразу же начали военные действия и осадили Торческ, расположенный в бассейне Роси, правого притока Днепра. В ходе военных действий на реке Стугне погибает брат Владимира Мономаха, Ростислав Всеволодович, половцы, как саранча, растеклись по пределам Киевского княжества. По определению летописца, плач и стон стоял по всей Русской земле.
Чтобы хоть как-то остановить степняков, Святополк засылает послов к хану Тугоркану с предложением о женитьбе на его дочери. Тот предложение принимает, и в 1094 г. Святополк женится на половчанке и тем предотвращает дальнейшее опустошение Киевского и Переяславского княжеств, которые в основном и подвергались половецкому нашествию.
Казалось бы, должно наступить затишье. Но не тут-то было. Тмутараканский князь Олег Святославич считает себя по-прежнему незаконно обойденным, так как Святополк, став великим князем, оставляет за Всеволодовичами, младшими в роду Ярослава Мудрого внуками, Черниговское и Переяславское княжества; в Чернигове княжит Владимир Мономах, а в Переяславле до своей гибели Ростислав. Гордый и властолюбивый Олег решает устранить эту несправедливость. Воспользовавшись слабостью киевского князя, оставшегося без дружины, павшей в боях с половцами, он со своей тмутараканской дружиной и 6000 воинов хана Осолука в 1094 г. прибывает под стены Чернигова, в котором находится со своей семьей Владимир Мономах, и осаждает его.
Восемь дней и ночей идет осада Чернигова дружиной Олега Святославича, восемь дней половцы «пустошат» его окрестности. Наконец Владимир Всеволодович соглашается на мирные переговоры с Олегом и уступает ему Чернигов, уводя свою семью и небольшую дружину сквозь плотные ряды половцев. Впоследствии о данном факте он напишет в «Поучении» сыновьям: «И потом Олег на меня пришел со всей Половецкою землею к Чернигову, и билась дружина моя с ним восемь дней за малый вал и не дала им войти в острог; пожалел я христианских душ, и сел горящих, и монастырей и сказал: «Пусть не похваляются язычники». И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы на святого Бориса день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около ста человек, с детьми и женами. И облизывались на нас половцы точно волки…» [9].
Следовательно, Владимир Мономах понимал законность требований своего двоюродного брата Олега, имевшего больше прав на стол своего отца, более старшего, чем отец Мономаха. И если Мономах объясняет свой уход из Чернигова жалостью к народу, терпящему бедствие из-за их вражды, то Л.Н. Гумилев видит в действиях Олега Святославича, выпустившего Мономаха и его людей живыми и невредимыми, великодушие. А еще один отечественный историк, Н.И. Костомаров, объясняя причину ухода Мономаха из Чернигова, отмечает благосклонность и расположенность черниговцев к Олегу [10].
Происходит новый передел Руси и деление уделов, в ходе которого Олег Святославич в обход своего старшего брата Давыда Святославича, княжившего с благосклонного к нему отношения Святополка в Смоленске, становится князем черниговским и занимает второй по политическому значению «стол» в Русской земле. В этом Л.Н. Гумилев усматривает некоторую нелегитимность Олегова княжения, нарушение лествичной системы, приведшей впоследствии на великий стол не род потомков Святослава Ярославича, а род Всеволода Ярославича в лице Владимира Мономаха [11].
С другой стороны, действия Олега, прозванного автором «Слова о полку Игореве» Гориславичем, не нравятся не только Святополку Изяславичу Киевскому и Владимиру Мономаху, но и его брату Давыду, избравшему тактику послушного вассала киевского князя. Он открыто не выступал против Олега, но обиду таил. «Давыд, а потом и его дети, – анализируя сложившуюся ситуацию, пишет Л.Н. Гумилев, – стали постоянными противниками Олега и его потомков» [12].
Впрочем, пока открытой вражды между родными братьями нет. На время притихли и половцы, которых путем дипломатии и политических интриг Святополку и Владимиру Мономаху удается в 1095 г. отправить на войну в Византию, где они были наголову разбиты и обескровлены.
Летописцы, а следом за ними и В.Н. Татищев о событиях, связанных с походом половцев на Византию, сообщают кратко: ходили и были разбиты. Но Л.Н. Гумилев излагает следующую версию: «В начале 90-х годов XI в. в Константинополь пришел с востока бедный, одетый в овчину странник и объявил себя Львом, сыном императора Романа Диогена, ослепленного и умершего в 1072 г. Алексей Комнин сослал его в Херсонес. Псевдо-Лев сбежал и женился на дочери Владимира Мономаха, Марице, и увлек половецких князей Итларя и Кытана в поход на Византию для возвращения ему престола. В 1095 г. около Адрианополя сей Лев попал в плен к правительственным войскам, был ослеплен и окончил жизнь в темнице, а Итларь и Кытан пришли к Владимиру, тестю их друга, «на мир» [13].
Следовательно, ханы Итларь и Кытан (Китан), если следовать версии Л.Н. Гумилева, вроде бы вражды к Руси не питали, но идеализировать их все же не стоит: с мирными целями с войском в гости не приходят и заложника себе не берут. Они же пришли с войском и взяли у Владимира в качестве «почетного пленника» сына Святослава.
Случилось так, что Владимир Мономах, поддавшись на уговоры своих бояр, отдал приказ на убийство ханов и половецких воинов. Но потом испугался мщения со стороны половцев и обратился за помощью к киевскому князю с предложением собрать все русские рати и первыми напасть на половцев в степи, предупредив тем самым их поход на Русь.
Прислали послов и к Олегу в Чернигов, и тот на словах дал согласие о совместном походе. Но когда Святополк Изяславич и Владимир Мономах вышли в поход со своими дружинами, то Олег своих воинов к ним не привел. Мало того, он еще предоставил свой дом в качестве убежища для сына хана Итларя, что потом ему было поставлено в вину.
По свидетельству летописцев и историков поход в степь Святополка и Владимира Мономаха (с другими князьями) был удачен: «…дойдя, оных разбили, множество людей, скота, верблюдов и коней, пленив, привели в дома свои». Кроме того, эти князья в этот год совместно с Давыдом Игоревичем, князем волынским, и Ярославом Ярополчичем (племянником Святополка Изяславича) совершили победоносный поход в Крым против «корсунян», которые по свидетельству В.Н. Татищева, «русские корабли разбили и многие богатства забрали», а император Алексей Комнин на протест киевского князя не отреагировал. Вот и пришлось самим восстанавливать справедливость [14].
Неучастие черниговского князя Олега в походе против половцев стало причиной вызова его великим князем и Владимиром Мономахом на суд в Киев, на что гордый Олег ответил: «Непристойно, чтобы меня митрополит с епископами или рабы наши судили…» и на съезд и суд не явился. Тогда Святополк Изяславич направляет против него дружины русских князей, и Олег Святославич вынужден бежать из Чернигова. Так началась длительная и беспощадная война между Ольговичами – сторонниками князя Олега Святославича – и Мономашичами – сторонниками князя Владимира Мономаха. Война, вовлекшая в себя не только Олега и Владимира, но и их детей, и внуков; война, в которой воевали между собой князья, но беды терпел русский народ [15].
Княжеской распрей тут же воспользовались половцы. В 1096 г. они пришли к Киеву и сожгли в Берестово летнюю резиденцию великого князя и Печерский монастырь. Правда, в боях под Переяславлем был убит хан Тугоркан, тесть Святополка, но это не очень-то повлияло на половцев: ханов у них было предостаточно. Воспользовавшись враждой среди русских князей, зашевелились соседи – поляки и венгры – в надежде воспользоваться смутой на Руси и урвать себе кусок побогаче да пожирнее [16].
Как мы видим, «почин» Ярослава Мудрого по разделу Русской земли внуками его был активно подхвачен и в силу политической и исторической необходимости активно проводился в жизнь. Если во времена княжения Святославичей последние еще как-то противились тенденции дробления государства на отдельные княжества, то при Святополке возник едва ли не десяток новых княжений. И вот среди них было и Курское княжество.
На взгляд автора, возникновению Курского княжества способствовало не только «взрывное» расширение рода Рюриковичей, когда каждому отпрыску княжеских династий требовался свой собственный удел для кормления, но и благоприятные времена княжений Ярослава Мудрого и его сыновей. Тогда, несмотря ни на что, на территории Руси не было значительных войн, и мирная обстановка способствовала быстрому расширению и росту таких городов, как Курск.
И вот, как отмечалось выше, в княжение Святополка Изяславича вновь в летописях встречается упоминание о Курске, причем не просто о городе, каких на Руси к этому времени были уже десятки и десятки, а о городе – княжеском уделе. В «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку, как, впрочем, и у отечественных историков, это сообщение отнесено к 1095 г., к моменту начала междоусобных войн между Ольговичами и Мономашичами. И связано оно с именем курского и муромского князя Изяслава Владимировича, второго сына Владимира Мономаха.
Как установили отечественные историки, у Владимира Мономаха было 8 сыновей, из которых наиболее известными в истории России (да и мировой тоже) были Мстислав Великий (1076-1132), занимавший киевский великокняжеский стол с 1126 по 1132 год, и Юрий Долгорукий (ок. 1090-1157), основатель Москвы, трижды занимавший великокняжеский стол в Киеве. Меньшей известностью пользовались их братья Ярополк (1082-1139) и Вячеслав (1083-1154), также достигавшие в свое время великого киевского княжеского стола.
А вот Изяслав, второй после Мстислава сын Владимира Мономаха и его первой супруги, английской принцессы Гиты, по версии исследователя родословной дома Рюриковичей В.М. Когана, родившийся в 1078 году [17], такой популярностью не пользовался. Возможно, из-за того, что жил недолго – всего 17-18 лет. Зато для курян он известен как первый курский удельный князь.
Первые, причем косвенные, упоминания об Изяславе Владимировиче относятся к августу 1094 года, когда Владимир Мономах после восьмидневной осады Чернигова Олегом Святославичем Тмутараканским покидает этот город и с семейством своим уходит в Переяславль. Надо полагать, что среди членов семьи Мономаха был и его сын Изяслав, которому в это время было около 15-16 лет.
С 1094 по 1095 год он, по версии В.Н. Татищева, возможно, княжил в Ростове, вотчине Владимира Всеволодовича, а затем был переведен в Смоленск. «Того ради рассудили Владимиру послать в Ростов и Суздаль сына Мстислава из Смоленска на княжение, – сообщает о развитии событий В.Н. Татищев, – а сына Изяслава послал Владимир в Смоленск с надежными вельможами» [18].
Когда же в 1094 г. по политическим соображениям великий князь киевский Святополк и Владимир Мономах передали Олегу Святославичу Черниговские земли, то Курск с Посемьем, по-видимому, остались в «зоне влияния» переяславского княжества, несмотря на то, что Курск и Курское Посемье географически ближе к Черниговскому княжеству. А, по мнению историка А.И. Раздорского и некоторых его коллег, «по своему географическому положению тяготели больше к Чернигову, чем к Переяславлю» [19].
Владимир Мономах, следуя примеру своего отца, не желает выпускать Курск из вотчины переяславских князей, возможно, даже и в те годы, когда сам был на черниговском княжеском столе. Впрочем, как бы там ни было, ни летописи, ни историки не отмечают, чтобы Курск когда-либо в данный период был яблоком раздора в княжеских распрях (по-видимому, из-за своего небольшого политического веса на политической арене Киевской Руси).
Но вот наступает 1095 г., и политическая обстановка резко меняется. Князь Владимир Всеволодович уничтожает отряды половецких ханов Итларя и Китана. И вместе со Святополком Изяславичем вызывают Олега Святославича в Киев на суд, но этот вызов черниговский князь, как известно, проигнорировал.
Впрочем, суд состоялся заочно: великий князь Святополк Изяславич и Владимир Мономах принимают решение князя Олега Чернигова лишить, брата его Давыда Святославича, княжившего в Смоленске, перевести в Новгород, ранее переданные Олегу вотчины в Суздальской земле – Ростов, Суздаль и Муром – отобрать и направить туда Мстислава Владимировича. А в «освободившийся» от Давыда Святославича Смоленск направить Изяслава Владимировича [20].
Однако, по версии С.М. Соловьева, у Давыда Святославича новгородское княжение как-то «не заладилось», или же на него повлиял Олег Святославич, но он вскорости возвращается опять в Смоленск. Таким образом, Изяслав Владимирович, не успев покняжить, лишается смоленского стола и переводится отцом в Курск. «Изгнанный из волости, – имея в виду Смоленск, пишет о данном факте С.М. Соловьев, – Изяслав бросился на волости Святославичей, сперва на Курск, а потом на Муром» [21].
Время происходящего уважаемый историк не указывает, поэтому тут надо ориентироваться на конец 1095 – начало 1096 года. Кроме того, и принадлежность Курска Святославичам в это время довольно сомнительна. Ведь Курск и Курское Посемье, как отмечалось выше, из-под влияния Переяславского княжества вряд ли выходил.
Если С.М. Соловьев о смоленском княжении Изяслава говорит довольно «расплывчато», то В.Н. Татищев этот факт из жизни первого курского удельного князя точно относит к 1095 году. «Давыд Святославич хотя был князь кроткий, милостивый и справедливый, – сообщает В.Н. Татищев перед августом 1095 г., так как уже за 28 августа он пишет о «приходе на Русь» саранчи, – но не мог новгородцам из-за их непостоянства во всем угодить. Потому выехал в Смоленск и тут остался на княжении, а Изяслава, сына Владимирова, выслал» [22].
Краткое смоленское княжение Изяслава Владимировича Н.М. Карамзин также относит к 1095 г., причем ставит его раньше «суда» над Олегом Святославичем и лишением его Чернигова, которое произошло до 24 мая 1095 г., когда половцы сожгли княжеский дом в Берестове. Согласно же версии В.Н. Татищева и А.Д. Нечволодова, «суд» над князем Олегом состоялся в 1096 г. и в этом же году он 3 мая покинул Чернигов и закрылся в Стародубе [23].
Однако возвратимся к хронологии событий, связанных с Изяславом Владимировичем, в изложении В.Н. Татищева, который за 1095 г. после описания «смоленской эпопеи» Изяслава, сообщает о прибытии Мстислава Владимировича в Новгород и о его женитьбе. «Владимир, женив Мстислава на Крестине, дочери посадника, сам возвратился в Переяславль, а к Изяславу сыну послал, чтобы он ехал в Муром на княжество Давыдово, Давыду же Смоленск оставил в покое, – пишет В.Н. Татищев. И далее, не упоминая Курска и краткого курского княжения Изяслава Владимировича, сразу же «отправляет» его на муромский удел: «Изяслав, сын Владимиров, пришел к Мурому, и муромцы, слыша, что князь их Давыд взял у Изяслава Смоленск, приняли же Изяслава с честью. Он же посадника Олегова, бывшего в Муроме и противящегося ему, велел поймать и посадить в заключение» [24].
Все слово в слово по летописи, только вот Курск пропущен. Однако летописи, а также такие видные отечественные историки, как Н.М. Карамзин и С.М. Соловьев, краткий период курского княжения Изяслава Владимировича все же усматривают и относят его на конец 1095 – середину 1096 гг., между смоленским и муромским княжениями.
Сообщая о новой волне княжеских усобиц, начавшихся в 1095 г. после лишения Олега Святославича Чернигова и наделения его Муромом после осады в Стародубе, Н.М. Карамзин пишет: «Юный сын Мономахов, Изяслав, правитель Курска, подал новый ко вражде случай нечаянно завладев Муромом, городом черниговского князя и взяв в плен Олегова наместника» [25]. Кстати, на «нечаянность» завладения Муромом сыном Изяславом пишет и Владимир Мономах в своем знаменитом письме к Олегу Святославичу: «…не следовало ему искать чужого и меня в позор и в печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зла». И чуть ниже Владимир Мономах косвенно уточняет хронологию событий, имея в виду, что поход Изяслава на Муром состоялся после лишения Олега Чернигова и осады его в Стародубе: «Не хотел ведь я видеть крови твоей у Стародуба…» [26].
Возможно, Владимир Мономах и Н.М. Карамзин немного лукавят, говоря о «нечаянности» занятия Мурома Изяславом, так как юный княжич, даже будучи правителем удельного Курска, вряд ли бы сам отважился на такое предприятие даже по научению бояр его. Без ведома самого Мономаха тут вряд ли обошлось… Впрочем, это не важно. Важно то, что с курской дружиной и советниками отца Изяслав в 1096 г. оказывается в Муроме.
Путь до Мурома уже не раз до него был хожен его великими предками и давно уже стал одним из основных торговых путей из Курщины в вятские земли через приток Тускаря Снови и верховья Оки. Он успевает к Мурому раньше дяди Олега и занимает сей древний город, видевший уже не одного князя из династии Рюриковичей. Впрочем, и от курского удельного княжеского стола он не отказывается. Так впервые куряне непосредственно приняли участие в княжеских междоусобных распрях и войнах. В данном случае взятие Изяславом Мурома обошлось без сражения, но последующие события уже были связаны и со сражениями, и с кровопролитиями.
С передачей княжеского Курска Изяславу упоминаний о передаче других городов Посемья: Ольгова-Льгова, Рыльска, Путивля – нет. По-видимому, они оставались в «стратегическом» резерве Переяславского или Черниговского княжеств. Речь идет только об одном Курске.
Успел ли Изяслав что-либо сделать для своего княжеского града или нет, неизвестно. Летописи об этом умалчивают. Но короткий срок его княжения в Курске может свидетельствовать лишь о том, что за данное время новому князю могли возвести только деревянный дворец, если вообще он не воспользовался дворцом прежнего наместника, как это часто случалось. Сделать же что-либо существенное для Курска у Изяслава попросту не было времени (даже при наличии желания).
Хотя никаких документов и свидетельств о том не имеется, но можно предположить, что, уйдя из Курска в Муром, Изяслав от курского удела не отказался и оставался курским князем до 1096 года, пока не погиб в сражении с дружиной Олега Святославича, состоявшей из тмутараканцев, черниговцев, частично смолян и рязанцев.
События же разворачивались стремительно: уязвленное самолюбие Олега Святославича, лишенного в одночасье Черниговского княжества, осаждаемого в течение 33 суток в Стародубе, согласившегося на унизительный для него мир с двоюродными братьями, один из которых, Владимир, был младшим в роду, не давало ему спокойного житья. А тут он оказался «по милости племянника» лишен и выделенного ему удела – Мурома. Такого честолюбивый тмутараканский и черниговский князь стерпеть уже не мог. Укрепив свою дружину смолянами, он начинает поход против Изяслава.
Следует отдать должное Олегу Святославичу. Перед тем как учинить сражение племяннику, он направляет ему письмо с требованием сдать город без боя: «Иди в волость отца твоего Ростов, а это волость отца моего. Хочу же я, сев в Муроме, договор заключить с отцом твоим. Это ведь он меня выгнал из города отца моего» [27].
Возможно, Изяслав бы и послушал своего дядю, ибо требования его были справедливы, но тут вмешались его ближние бояре-воеводы и подбили на сражение, на что указал в своем письме к Олегу Владимир Мономах, о чем мы говорили выше. Кроме того, согласно сообщениям В.Н. Татищева, к Изяславу пришла военная помощь из ближайших Мономаховых вотчин: из Суздаля, Ростова и Белозера. Возможно, и из Новгорода, от старшего брата Изяслава – Мстислава Владимировича, доводящегося крестником Олегу Святославичу. Психологическое давление со стороны бояр, воевод, родственников, ощущение большой воинской силы, по-видимому, сыграли с князем Изяславом злую шутку, и он склонился к междоусобной войне с крестным отцом [28].
6 сентября 1096 г. на берегу речки Лесной возле Мурома происходит сражение между дружинами Олега и Изяслава. И в этом сражении гибнет первый курский князь Изяслав, князь из рода Мономашичей, или, по-другому, Мономаховичей. Неуемная жажда новых земель и богатств, новых походов, воинской славы его ближайшего окружения, недальновидная политика самого молодого князя (ему было около 18 лет) привели не только к гибели Изяслава, но и к гибели десятков сотен его дружинников, в том числе курян.
С гибелью князя Изяслава отношения между Ольговичами и Мономаховичами, как того и следовало ожидать, только обострились и ухудшились. Разум и целесообразность уступили место кровной мести и вражде.
Многие отечественные историки, в том числе и курские, так или иначе в своих работах отобразили как само сражение на реке Лесной, так и смерть первого курского князя и дату его гибели. Следует отметить, что более подробно и обстоятельно об этом изложено у В.Н. Татищева [29].
Художественная версия этого трагического события изложена в романе русского историка и писателя А.П. Ладинского «Последний путь Владимира Мономаха» и еще больше детализирована в историческом произведении А.Н. Сахарова «Владимир Мономах». Есть об этом событии упоминания и в произведениях В.Д. Иванова и В.П. Поротникова.
Летописи не оставили нам описания внешности первого курского князя, но судя по описанию его родных братьев Мстислава Владимировича Великого и Юрия Владимировича Долгорукого, а также самого отца – Владимира Мономаха, он был среднего роста, по-юношески строен, физически хорошо развит, имел гордый нрав и личное мужество. Писатель А.Н. Сахаров, описывая внешность Изяслава Владимировича, отмечает, что «он лежал уже бездыханный, с белым лицом, обрамленным светлыми волнистыми волосами». Впрочем, волосы его вряд ли были «светлыми», они, скорее всего, были рыжеватыми, как и у его отца, внешнее описание которого приводится В.Н. Татищевым [30].
После сражения тело первого курского удельного князя по указанию Олега Святославича было отыскано среди трупов и с полагающимися в таких случаях воинскими и княжескими почестями было погребено в Муроме, в монастыре Святого Спаса. Когда же Муром был занят дружиной Мстислава Владимировича Новгородского, старшего брата покойного, то по его указанию было перезахоронено в Новгороде. По свидетельству современного исследователя владельческой принадлежности Курского княжества А.И. Раздорского, помещенного в виде краткого очерка в 1-й том Большой Курской энциклопедии, у «Изяслава, погибшего бездетным, осталась вдова, неизвестная по имени». Впрочем, об этом также говорится и в «Поучении» самого Владимира Мономаха [31].
Если о супруге первого курского князя нет никаких сведений, то о других родственниках Изяслава Владимировича, братьях и сестрах имеются довольно обширные описания в работе Е.В. Пчелова «Монархи России», но мы их приведем чуть ниже, когда будем освещать деятельность самого Владимира Мономаха на поприще великого киевского князя, а также и его сыновей, достигших киевского престола.
Выше мы уже упоминали, что Изяслав Владимирович из Курска к Мурому пошел с курской дружиной, по всей видимости, усиленной старшими дружинниками и опытными воеводами его отца, в том числе и Ставкой Гордятичем. Теперь мы должны ска¬зать, что представляла собой дружина курского князя и как были вооружены княжеские дружинники этого периода, а еще о «Правде Ярославичей», приминительно к Курскому княжеству.
Принято считать, что дружина – это главная опора государственной власти князя, состоящая из старшей дружи¬ны – бояр и княжих мужей и младшей – княжих отро¬ков, мечников, гридней, кметей.
В старшей дружине на¬ходились опытные воины, не раз проверенные в сражениях, а потому нередко князь держал с ними воинский совет (думу); из их же числа выбирались и назначались князем воеводы, тысяцкие и сотские. Старшая дружина была немногочисленной, и, надо по¬лагать, ее у первого удельного курского князя за краткостью его княжения практически не было, и ее заменяли отцовские воеводы.
Основной же костяк княжеского воинства составляла млад¬шая дружина, которая наряду с воинскими обязанностями еще исполняла и полицейско-фискальные функции: задержание и со¬держание под стражей пленных, нарушителей закона, сбор пода¬тей и даней, охрана княжеской семьи и торговых путей. Как сле¬дует из летописных источников, младшими дружинниками могли стать не только дети родовитых семейств, но и все свободные жи¬тели городов и волостей, имеющие навыки владения оружием и желающие сложить свою голову за князя. По свидетельству историка и писателя М.Д. Каратеева, в мирное время любой дру-жинник мог покинуть своего князя и перейти на службу к друго¬му; во время же военных действий подобных вольностей не до¬пускалось. Оставление князя перед сражением или во время сра¬жения считалось предательством и влекло за собой строгое нака¬зание, если вообще не казнь. Так что профессия младшего дру¬жинника была хоть и заманчивой, но и опасной, а потому большо¬го количества желающих стать младшими дружинниками не бы¬ло. Следовательно, даже у великого киевского князя младшая дружина, по сравнению со старшей, была хоть и более многочис¬ленной, однако редко когда превышала 2–3 тысячи воинов. А у удельных князей она была и того меньше, в пределах 500–1000 человек. В случае же воинских походов дружина усиливалась за счет ополчения, как правило, пешего. Впрочем, если принять во внимание изречение Владимира Мономаха о том, что если «они сейчас пожалеют смерда и его лошадь, то весной придет половец и убьет стрелой этого же оратая, заберет его лошадь, угонит в рабство жену и детей, а гумно сожжет», – то видно, как предпочтение все же отдавалось не пешим ополченцам, а конным [32].
Вооружение профессиональных воинов-дружинников этого периода, в том числе и курских, мало чем отличалось от вооружения воинов предыдущего и последующего веков, хотя само оружие постоянно изменялось. По своему характеру оружие делилось на два вида: оружие напа¬дения и оружие защиты. По функциональным качествам и признакам оружие напа¬дения, в свою очередь, подразделялось на клинковое (длинноклинковое), способное наносить рубящие, колющие и режущие повре¬ждения; ударно-раздробляющее, способное наносить рубящие и дробящие повреждения; древковое, предназначенное для нанесе¬ния колющих и рубящих повреждений; метательное [33].
К клинковому оружию, или «белому», относились мечи, поя¬вившиеся на территории Руси еще со скифских времен, так назы¬ваемые акинаки, и сабли, имевшие широкое распространение у кочевников Средней Азии, а также у соседних с Русью половцев. В XI в. русские мечи имели обоюдоострый клинок длиной от 90 до 100 см, слегка сужающийся книзу, и заостренный конец. Таким мечом можно было наносить не только рубящие удары, но и ко¬лющие, в отличие от меча X в., имевшего ровный широкий кли¬нок с закругленным концом, пригодный только для нанесения рубящих ударов. Гарда меча была в основном крестообразной и небольших размеров, рукоять – разной длины, что позволяло де¬лить мечи на одноручные и двуручные. На вершине рукояти эфесе находилось так называемое «яблоко» шарообразной формы, что некоторые исследователи русского оружия связывают с древ¬ними языческими традициями культа Солнца у русских воинов, сохранившиеся и при принятии христианства. Как правило, пешие и конные дружинники имели обоюдоострые одноручные, полу¬торные и редко двуручные мечи, которые ценились очень дорого и передавались по наследству. Как показывают археологические находки, нередко клинки русских мечей и рукояти украшались декоративными насечками. Мечи носили в ножнах, которые отде¬лывали не менее богато, чем сами мечи. Кроме мечей, к колюще-режущему оружию, находившемуся на вооружении русских дружинников этого времени, относились ножи, как носившиеся в ножнах и чехлах, так и за голенищем сапог – засапожные.
К ударно-раздробляющему оружию, имевшемуся в арсенале княжеских дружинников, относились боевые топоры различных типов и модификаций, булавы, палицы (дубины), кистени, моло¬ты, чеканы (клевцы), а с XII в. – шестоперы – разновидность була¬вы.
К древковому оружию этого века относились копья и рога¬тины как разновидности копья. Копье – одно из самых древних орудий человека и одно из самых простых по устройству. Оно со¬стояло из древка – ратовища, длиной от 180 до 220 см, и металли¬ческого (булатного) наконечника. Наконечник состоял из 4-х час¬тей: пера, шейки, яблока и тульи, насаживаемой на древко – ратовище.
Копья и рогатины, как мечи, ножи, боевые топоры и молоты, а также булавы, палицы, кистени использовались в ближнем бою. Правда, исследователи русского холодного оружия отмечают, что некоторые типы боевых топоров и булав предна¬значались для метания.
К метательному оружию (помимо военных машин: насадов, пороков и т.п.) относи¬лись пращи, луки и арбалеты, которые на Руси называли само¬стрелами, и сулицы – короткие копья (дротики). Луки, как и арба¬леты, были различной конструкции по способу изготовления. Стрельба из луков велась на расстояние от 200 до 500 шагов, при¬чем, по мнению современных экспертов, на расстоянии 130 шагов почти все стрелы попадали в цель, и хороший лучник мог выпус¬тить в минуту от 8 до 12 стрел. Стрела пускалась из лука с такой силой, что могла пробить насквозь тело воина и убить коня. Луки носились в налуче – чехле на поясе воина, слева. Колчаны или тулы, в которых хранились стрелы, носились также на поясе вои¬на, но уже справа.
Сулицы состояли из короткого и легкого древка и тяжелого металлического наконечника. Общая длина этого оружия, приме¬няемого как всадниками во время атаки, так и пешими воинами при обороне крепостей, ибо в тесном пешем строю ими, по опре¬делению экспертов, пользоваться было неудобно, составляла 1 метр. Сулицы носились в специальном чехле по 3-4 штуки на поясе конного дружинника с левой стороны.
Вот такое наступательное и оборонительное вооружение имели русские дружинники времен первого удельного курского князя. Примерно то же самое вооружение имели и городские ополченцы, за исключением разве что мечей, которые, как мы уже говорили, стоили дорого и были не каждому «по карману».
К индивидуально-защитному вооружению княжеских дру¬жинников относились различных видов и конструкций шлемы (шеломы), а также доспехи – комплекс оборонительного воору¬жения, состоящий из непосредственно доспеха четырех типов: мягкого, кольчатого, пластинчатого и комбинированного – пла¬стинчато-кольчатого, а также боевого наголовья, поножей, нару¬чей и других средств защиты.
К кольчатым доспехам относились кольчуги, сплетенные из металлических колец, и байданы (последние стали известны в бо¬лее позднее время). К мягким доспехам относились доспехи, изго¬товленные из плотной ткани или кожи и усиленные металличе¬ским бляшками. К пластинчатым доспехам относились доспехи, изготовленные из металлических пластин, крепившихся на ткане¬вую или кожаную основу по способу рыбьей чешуи, когда верх¬ние чешуйки (звенья) «набегают» на нижние. Этим обеспечива¬лась, с одной стороны, прочность доспеха, а с другой – его пла¬стичность. Комбинирование кольчатого и пластинчатого доспеха дало новый вид – кольчато-пластинчатый.
А самым древним индивидуальным средством защиты, ко¬торым продолжали пользоваться и во времена Изяслава Влади¬мировича, были щиты. Причем не только каплеобразной формы, как мы привыкли считать, но различных форм и способов изго-товления, в том числе круглые, миндалевидные и треугольные. Поверхность щита, особенно внешняя, раскрашивалась всевоз¬можными рисунками, несшими в себе семантический и символи¬ческий смысл. А из «Слова о полку Игореве» мы знаем, что фон русских щитов был «червленым», то есть ярко-красным.
К вооружению княжеского дружинника необходимо отне¬сти и его боевого коня, специально обученного, а потому стоив¬шего очень и очень дорого. Не зря же в «Русской Правде», как и в «Правде Ярославичей», кража коня причисляется к одному из самых тяжких преступлений и идет сразу же за убийством по наказанию: «Тать коневой выдается головой князю и теряет все права: вольность и собственность», а также еще должен уплатить штраф: за коня княжего – 3 гривны, за коня простого – 2 гривны, за кобылу – 60 кун, за жеребца необъезженного – 1 гривну, за жеребенка – 6 ногат. Для сравнения скажем, что кража коровы наказывалась штрафом в 40 кун, а трехлетнего быка – в 30 кун. Даже езда на коне без разрешения хозяина и та подвергалась штрафу в 3 гривны. Вот так дорого ценился конь.
«Правда Ярославичей», сохранившаяся в составе Простран¬ной редакции «Русской Правды», опять же, по мнению современ¬ных ученых, возникла в результате «острых осложнений общест¬венных интересов». И отражала уже в большей степени права фео-дальной знати в окружении князя (бояр, воевод, сотников, мече¬носцев-телохранителей, огнищан – распорядителей в княжеском доме, рядовых дружинников – гридней, тиунов, вирников, рядо¬вичей, мытников – сборщиков мыта, торговых и таможенных податей). То есть отражала права зарождающегося административно-чиновничьего слоя.
«Правда Ярославичей» ограждала жизнь княжеских админи¬страторов и охраняла неприкосновенность их имущества, а также устанавливала права наследования. И здесь мы должны отметить не только суровость наказаний за совершенные разбои, поджоги, кражи скота (особенно коней), увечья и оскорб¬ления, нарушения межевых знаков, но и дифференцированность подходов к оценке жизни как представителей господ¬ствующего класса, так и зависимого от него остального населения, в том числе и раба.
Так как представителей господствующего класса мы уже фактически перечислили в предыдущей главе, начав с высшего феодального слоя – князя и бояр, из которых князем вместо себя в городах назнача¬лись посадники и наместники, и окончив низшим — тиунами, вир¬никами и мытниками, то останавливаться на них особо не будем. Только отметим, что русское боярство в основном возникло из близких родственников и сподвижников князей да из прежней родовой знати. Боярство передавалось по наследству, из рода в род. Боярин был вправе в любое время, кроме того, когда он находился в княжеской дружине во время воинского похода, уйти к другому князю. Остальное служилое сословие из окружения князя на свои должности назначалось князем и полностью зависе¬ло от его воли и милости. Вместе с тем стоит заметить, что бояре-вотчинники также имели свое служилое окружение, подобное княжескому.
В рассматриваемый период времени в Курске боярско-вотчинная прослойка господствующего класса была, по-видимому, не так уж велика и ничем себя особо не проявляла. По крайней мере, на страницы летописей курские бояре еще не попа¬ли, хотя в дружине Изяслава Владимировича кто-то из них все же был. Иначе просто быть не могло. А вот низшее звено феодально-административной системы было более многочисленным, что по¬зволяло Владимиру Мономаху, переяславскому князю, осуществ¬лять вполне эффективное управление Курским краем и Посемьем (или в иной, принятой в наше время транскрипции этого слова – Посеймьем).
Применительно к Курску по «Правде Ярославичей» значительные полномочия получили тиуны. Теперь княжеские тиуны делились на городских, совершавших по указанию князя суд и расправу в городах, и сельских. Сельские тиуны в свою очередь делились на сельских старост (старшин), управлявших княжескими (боярскими) имениями и вотчинными селами, и на так называемых ратайных, отвечавших за ход сель¬скохозяйственных работ во всех вотчинах.
Самостоятельным звеном в господствующем классе были представители Русской Православной церкви – священнослужите¬ли всех категорий, которые в прямой зависимости от князей, или, тем более, бояр-вотчинников не находились, да и от тягла (налогов и прочих податей, что были обязаны выполнять другие сословия, в том числе и торговые гости – купцы) были освобождены. Более того, еще со времен Владимира Святославича, Крестителя Руси, русское госу¬дарство в лице своих князей обязывалось платить церкви десятину от по-ступивших доходов. Со временем «десятина» в пользу церкви с плеч великого князя была переложена на плечи его подданных. А с развитием и ростом монастырей церковь стала еще и влиятель¬ным землевладельцем, то есть своеобразным феодалом, исполь¬зующим на своих землях и подсобных помещениях не только труд монахов, но и селян, подаренных монастырям вместе с землями князьями и боярами. Здесь опять можно привести примеры из «Жития» Феодосия Печерского, когда киевские князья и бояре дарили Печерскому монастырю не только деньги, золотые и се¬ребряные гривны, но и земли с селами.
И хотя в Курске и его ближайшей округе монастырей, по всей видимости, еще не было, но местные священнослужители занимали уже вполне заметную прослойку среди всего курского населения. Из «Жития» мы знаем о наличии в ближайшем к Курску городе священнослужителя в ранге «прозвутера» – пресвитера (иерея), священника, следующе¬го за епископом в иерархической системе Русской Православной церкви. Но с того времени прошло полвека, и церковь в широком понимании этого слова бурно развивалась. Следовательно, росло не только количество храмов, но и число священников. И тут надо иметь в виду, что при каждой церкви был свой церков¬ный причт, включавший в себя священников более мелких рангов – попов, дьячков, причетников, певчих и т.д.
К привилегированной части населения города Курска конца XII века отно¬сились и купцы, или, как их тогда называли, – торговые гости. Однако в отличие от бояр и других княжеских служилых людей, кстати, того социального слоя, из которого чуть позже «проклюнутся» дворяне, а также в отличие от священников, купцы обязаны были платить налоги в княжескую казну и нести другие повинности. Впрочем, это не мешало курским купцам принадлежать к кругу «мужей лучших и нарочитых». Деньги свою роль играли и в те далекие времена…
Несмотря на то, что Курск являлся как бы окраинным городом Средневековой Руси, но еще с древ¬них пор, еще с времен Хазарского каганата и Багдадского ха¬лифата он, как уже отмечалось выше, находился на торговых путях, проходивших через него (или возле него) от Каспийского, Азовского и Черного морей в Волжско-Камскую Булгарию и к Балтийскому региону, о чем со¬общают отечественные историки на основании археологических изысканий. Поэтому курское купечество времен первого курского удельного князя, по всей видимости, было довольно существен¬ным слоем привилегированной части населения, с историческими корнями и традициями.
Самыми бесправными среди курского населения данной поры (как и вообще на Руси) были княжеские и боярские рабы – плен¬ники, челядь и холопы. Впрочем, по исследованиям некоторых ученых, холопы были еще не окончательно рабами и имели некоторые права, но это, так сказать, теоретические выкладки и вер¬сии. Какой процент курского населения они составляли, сказать трудно, но, судя по тому, что через полсотни лет при взятии не удельного, а рядового города княжества Северского, Путивля, речь пойдет о 700 рабах, то, по-видимому, допустимо говорить о нескольких десятках, если не сотнях.
Как мы знаем из «Жития» Феодосия Печерского, его родители, феодалы низшего звена, имели нескольких рабов, труд которых использовался при производстве сельскохо-зяйственных работ. Это им пытался оказать посильную помощь «блаженный отрок» Феодосий, к неудовольствию своей матушки.
Впрочем, не рабы – челядь и холопы – составляли основное на¬селение средневекового Курска, а люди свободные, занимающие¬ся различными ремеслами, промыслами, мелкой торговлей и сель¬ским хозяйством.
По всей видимости, большинство курского на¬селения традиционно занималось работами, связанными с земле¬делием, скотоводством, рыболовством, охотничьим промыслом и бортничеством, выращиванием зерна, овощей и фруктов как для личных нужд и податей князю, так и для продажи, разведением домашних животных, изготовлением муки, выпечкой хлеба для торговли, кожевенным делом.
К другим ремеслам, которыми традиционно были заняты курские жители, относились ремесла, связанные с изготовлением грубых тканей (холстины, сукна, попон, ковров) и пошивом одеж¬ды. Также курянам было не чуждо гончарное производство, куз¬нечное и оружейное дело, плотничество.
Нельзя исключать, что ремесла в этот период в Курске и его округе были делом семейным, передаваемым из поколения в по¬коления, от отца к сыну. Но, по-видимому, вместе с тем уже появ¬лялись так называемые цеховые сообщества, когда тот или иной вид ремесел объединялся в общества не по родовому признаку, а по виду общей деятельности, с выбором старейшины в собствен¬ной среде и наделении этого старейшины некоторыми правами (и обязанностями) для ведения дел с княжеской «администрацией» от имени всего цеха. А также на них возлагалась обязанность по формированию ополчения и защиты города во время осады вра¬гами. Возможно, именно о таких старейшинах курских будет идти речь в конце 40-х годов следующего века, когда из-за киевского престола разразится долгая междоусобная война между Мономашичами и Ольговичами.
Однако не все курские ремесленники – «низы» или «черный люд» – и земледельцы-смерды в своей социальной среде были сво¬бодными экономически и политически. Часть из них, в соответст¬вии с тенденциями развития феодализма, когда феодалы всех ран¬гов и мастей всеми правдами и неправдами старались закабалить как можно больше свободных землепашцев и городских ремес¬ленников, уже попала в зависимость от князя и бояр. Это были закупы, то есть люди, взявшие в долг у кого-либо под проценты купу (ссуду); в случае невозвращения ссуды в установленный до¬говором срок закуп переходил в разряд холопов и становился за¬висимым от своего кредитора. Как правило, кредиторами высту¬пали князь, бояре, ближайшее окружение князя из его служилого люда, купцы, но первенство тут было все же за боярами. Недаром на Руси о боярской кабале слагались поговорки и притчи. Напри-мер: «В боярский двор ворота широки, да обратно выйти – узки», «Лучше князю служить за сапоги, чем боярину за златые горы».
И здесь стоит отметить, что закупничество в русских землях получило широкое распространение после того, как князь Изяслав Ярославич, женатый на польке, разрешил обосноваться в Киеве евреям-ростовщикам, которые быстро расселились и по другим городам Руси и начали заниматься прибыльным делом, привив это зло и русской знати – боярам.
Кроме вышеуказанных социальных слоев курского населе¬ния, вполне могли быть в этот период пущенники, прощенники и задушные люди, о которых встречаются упоминания в летопис¬ных сводах. Еще назывались изгои, то есть люди, отторгнутые своей социальной средой, обществом. Изгои из простого курского люда, надо по¬лагать, уходили на свободные земли притоков Дона и становились так называемыми бродниками – вольными людьми, из которых позднее образуются казаки, как отмечают отечественные историки.
(Ведя речь об изгоях, надо иметь в виду, что они были не только среди «черных» людей, но и среди князей. Наиболее известные на тот период времени князья-изгои Володарь Ростиславич, Давыд Игоревич, дети волынских князей, не имевшие собственных уде¬лов и искавшие «пристанище» в Тмутаракани. В 40-х годах XII в. известным князем-изгоем будет Иван Рос¬тиславич Берладник, подвизавшийся на службу к черниговским и северским князьям, о котором мы поговорим в соответствующей главе.)
Смерть Изяслава Владимировича стала не только трагедией для семейства Владимира Мономаха, но и явила миру один из образцов литературного произведения, литературных памятников той эпохи – «Письмо» или послание переяславского князя Владимира Всеволодовича к Олегу Святославичу, дошедшее до потомков, в котором среди прочего Мономахом, считавшим и себя виновным в смерти, передается душевная боль отца и тело мертвого сына сравнивается «с увядшим цветком, впервые распустившимся».
Из этого же «Письма» видно, что еще до него старшим сыном Мономаха, Мстиславом Новгородским, также было направлено два послания: одно своему отцу, Владимиру Всеволодовичу Переяславскому, а второе – крестному отцу, Олегу Святославичу. К сожалению, эти послания не сохранились, и о них мы можем судить только по кратким выдержкам, помещенным Мономахом в своем «Письме».
Вот послание Мстислава Олегу Святославичу: «Хотя ты брата моего убил, и оное есть нам тяжко, но рассудив, что то между воюющими часто случается, цари и князья с честью умирают, уже сему жалостью и мщением не помочь и не воскресить. Потому нет иного и лучшего, как оставив войну, быть в покое и, забыв вражду, иметь братскую любовь, довольствуясь каждый своим уделом». А вот выдержки из послания отцу: «Договоримся и помиримся, а братцу моему божий суд пришел. А мы не будем за него мстителями, но положим то на бога, когда предстанут перед богом; а Русскую землю не погубим» [34].
Как мы видим даже по этим коротким отрывкам из посланий Мстислава, которому в ту пору было около 20 лет, он уже обладал не только способностью воина, но и зрелостью государственного деятеля и разумом философа.
Владимир Мономах, узнав о гибели Изяслава от сына Мстислава, от кровной мести отказался, судя по всему, по просьбе все того же Мстислава Владимировича, также доводившегося крестником Олегу Святославичу. Но написал своему двоюродному брату знаменитое письмо, которое мы уже цитировали, полное горечи и раздумий над судьбой Руси и неуместности внутригосударственных склок и раздоров.
К этому времени на Руси было уже достаточное число образованных и интересующихся историей Отечества людей, которые сохранили и довели до потомков этот скорбный документ. Конечно, способствовал этому и сам Владимир Мономах. Однако, как это часто бывает в истории, говорится и пишется одно, а делается совсем другое…
Если о личности первого курского удельного князя у большинства исследователей сомнений нет, то о времени появления Курского княжества имелись и имеются разночтения. Например, в некоторых историко-краеведческих работах образование Курского удела авторы относят к 1094, а то и к 1093 году. А.И. Раздорский в своем очерке «Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории России», опубликованном в книге «Курск» (1999), пишет, что краевед И. Чеканов относил это событие к 1093 или 1094 годам, А.А. Танков – к 1094 году. Сам же он время образования Курского княжества видит в 1094-1095 годах. В этом вопросе с ним солидарен А.Г. Шпилев и другие курские историки [35].
Княжил Святополк Изяславич довольно долго – с 1093 по 1113 год. Способностями военного вождя и государственного мужа не отличался. Как мы уже говорили выше, в первом же походе против половцев у Треполя и на Желани потерпел поражение, в связи с чем половцы пришли на Русь и опустошили страну. Святополк вынужден был пойти на сделку с половецким ханом Тугорканом, чтобы достичь мира. Он женился на дочери Тугоркана. Того самого Тугоркана, который войдет в русские былины под именем Тугарина-змея и будет отнесен народной молвой ко временам княжения Владимира Красное Солнышко.
Умер Святополк Изяславич 16 апреля 1113 г., прожив на свете, по свидетельству В.Н. Татищева, 54 года [36].
Карамзин Н.М. дал великому киевскому князю Святополку Изяславичу характеристику краткую, но яркую: «Он имел все пороки малодушных: вероломство, неблагодарность, подозрительность, надменность в счастии и робость в бедствиях» [37]. Лучше вряд ли скажешь. Впрочем, Святополк Изяславич был «продуктом» своего времени, потому жил и творил в соответствии с требованиями этого времени.
Л.Н. Гумилев отмечал, что в погоне за богатством Святополк Изяславич поссорился с Печерскими монахами, отобрав у тех важную статью дохода – продажу соли, начав продавать ее по завышенной цене, а также тем, что привлек в Киев евреев-ростовщиков, потеснив тем самым русских и варяжских торговых гостей [38].
О «сребролюбии» великого князя говорит и В.Н. Татищев, давая характеристику: «Сей князь великий был ростом высок, сух, волосы красноваты и прямы, борода долгая, зрение острое. Читал много книг и весьма хорошую память имел, ибо за многие годы бывшее мог сказать, словно читал написанное. Из-за болезней же мало ел и весьма редко и то по нужде для других упивался. К войне не был охотник, и хотя легко сердился, но быстро и забывал про то. При том был весьма сребролюбив и скуп, из-за чего жидам многие пред христианами вольности дал, через что многие христиане торга и ремесел лишились. Наложницу свою взял в жены и так ее любил, что без слез на малое время разлучиться не мог, и, много ее слушая, от князей терпел поношения, а часто и вред с сожалением. И если бы Владимир его не охранял, то б давно Киева Святославичами лишен был» [39].
Как мы уже говорили, первым браком Святополк Изяславич был женат на дочери половецкого хана Тугоркана, вторым – на дочери византийского императора Алексея Комнина – Варваре (возможно, что в первом браке – на Варваре, а уже вторым – на половецкой княжне), третьим – на безымянной наложнице. Согласно исследованиям А.И. Кулюгина, от первых браков имел сыновей: Брячислава (?-1127), Изяслава (?-1127), Ярослава (?-1123) и дочерей Предславу – королеву Венгрии и Сбыславу – королеву Польши. От жены-наложницы – сына Мстислава, убитого в 1099 году на Волыни при осаде Владимира-Волынского во время княжеских усобиц. Кроме того, следует иметь в виду, что В.Н. Татищев и сына Святополка, Ярослава или Ярославца, как он его называет, считал также рожденным от наложницы [40].
Чем же еще ознаменовалось княжение Святополка, кроме того, что при нем усиливаются княжеские распри и вновь после 1054 года, когда Ярослав Мудрый пред своей кончиной собрал на совет сыновей своих, снова проводятся княжеские съезды – снемы, а также съезды с половцами и иностранными государями?
Да тем, что впервые был ослеплен на Руси княжеский отпрыск Василько – Василий Ростиславич, князь теребовльский, правнук Ярослава Мудрого. И к этому постыдному действу приложил руку сам великий князь. Во-вторых, блистательными победами над половцами Владимира Мономаха. В-третьих, в его княжение прекращаются летописные упоминания о Тмутараканском княжестве, по-видимому, захваченном половцами или греками Тавриды (по версии Л.Н. Гумилева, Тмутараканское княжество было отдано Олегом Святославичем византийскому императору Алексею Комнину). В-четвертых, при княжении Святополка Изяславича также оканчивается творческий путь летописца Нестора (1056 – ок. 1114 гг. по словарю Брокгауза и Ефрона), в семнадцатилетнем возрасте пришедшего в Печерский монастырь, т.е. приблизительно за год до смерти Феодосия Печерского, и активно участвовавшего в 1091 г. в перезахоронении его мощей. В-пятых, в 1108 г. проводится канонизация преподобного Феодосия Печерского, самого первого известного земляка курян.
Для курян княжение великого киевского князя Святополка Изяславича примечательно еще тем, что при нем впервые был учрежден курский удельный стол и образовано Курское удельное княжество.
Примечания:
1. Щавелев С.П. Первые шаги христианизации Курского края (по археологическим и летописно-житийным данным) // Социальное партнерство государства и церкви – объективные условия стабильности политической системы гражданского общества (Научно-теоретические аспекты государствоведения в свете учения преподобного Серафима Саровского): Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского. – Курск: КГТУ, 2004. – С. 481-500.
2. Пахомова А.Н. Курщина в процессе формирования государства и права Древней Руси. – Курск: КГТУ, 2006. – С. 188-189.
3. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 225; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 259.
4. Поучения Владимира Мономаха/ Рассказ о своей жизни. // Изборник. Повести Древней Руси. М.: Худ. лит., 1986. – С. 64.
5. Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII в.). – Курск, 2008. – С. 301.
6. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 90.
7. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край: Курск. История города от Средневековья к Новому времени: X-XVII века. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4 – Курск: Изд-во ООО «Учитель», 1999. – С. 78.
8. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. – М.: Эксмо, 2008. С. 512; Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2006. – С. 19.
9. Поучения Владимира Мономаха/ Рассказ о своей жизни. // Изборник. Повести Древней Руси. М.: Худ. лит. , 1986. – С. 66; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 235-254; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 215.
10. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 269; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 29.
11. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270.
12..Там же.
13. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ, 2004. – С. 270-271.
14. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 109.
15. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.110-112; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 110-111; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. М.: АСТ, 2005. – С. 443-445; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 241-243; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-271.
16. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.109-134; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 111-117; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 445-466; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 243-254; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-272.
17. Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Бельведер: Астра-Люкс, 1994. – С. 201.
18. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.109.
19. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курск. История города от Средневековья к Новому времени: X-XVII века. – С. 80.
20. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 444-445.
21. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 445; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 229-230.
22. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.110.
23. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 111; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.111; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 243.
24. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.110; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 229-230.
25. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 111; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 229-230.
26. Поучение Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева .// Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 69-70.
27. ПСРЛ. Т.1. Л., 1926, М., 1962. Стб 237-238; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 114; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 111; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 446; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 243.
28. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 114; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 243.
29. ПСРЛ. Т.1. Л., 1926, М., 1962. Стб 237-238; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 114; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 111; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 448; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 243; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 129; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 85; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов на/Д: Феникс, 2007. – С. 74; Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: 2006. – С. 70; Александров-Липкинг Ю.А., Самсонов В.И. Курск – древний русский город // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 12; Шабанов Л. Родная земля: далекие дали // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 28; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, ООО «Учитель», 1999. – С. 81; Шпилев А.Г. Курский край в XI-XIII вв. – Курск, 2002. – С. 12; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 303-305; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 35-39; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 20.
30. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.158.
31. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.158; Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 1. – Курск, 2004. – С. 315; Поучение Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева. // Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 70.
32. Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. Т.2 / Василий Татищев. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 102-105.
33. Гитун А.А., Щеголев С.С., Пивоварова И.А. Оружие России. – М.: ООО «Дом Славянской книги», 2006. – С. 5-73; Кирпичников А.Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси в IX – XIII вв. Мечи и сабли IX–XIII вв. // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 362-375.
34. Поучение Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева. // Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 70.
35. Александров-Липкинг Ю.А., Самсонов В.И. Курск – древний русский город // Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 12; Шабанов Л. Родная земля: далекие дали // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 28; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, ООО «Учитель», 1999. – С. 81; Шпилев А.Г. Курский край в XI-XIII вв. – Курск, 2002. – С. 12; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 303-305; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 45-59; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 20.
36. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.145.
37. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 120.
38. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 269, 274.
39. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 145-146.
40. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 81; Кулюгин А.И. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: СТД, 2006. – С. 64; Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 129, 131, 137, 139, 653, 658; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 55-63; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 20.
Второй удельный курский князь
Изяслав Мстиславич
Со смертью Изяслава Владимировича в Курске до 1127 года (а по данным В.Н. Татищева – до 1125 года) княжеского стола не было. Городом с его округой управляли посадники, назначаемые князьями, о чем, кстати, сообщают многие курские историки и краеведы, в том числе А.Н. Пахомова в книге «Курские и рыльские князья», а также Ю.А. Бугров и А.Н. Пахомова в книге «Власть и дело» [1]. Но встает вопрос: какими именно князьями? Дело в том, что по решению Любечского съезда (снема) 1107 года русских князей было образовано Новгород-Северское княжество со столицей в городе Новгороде -Северском, которое было отдано Олегу Святославичу в качестве компенсации за отобранный у него Чернигов. И многие курские краеведы и исследователи княжеской принадлежности Курска, опираясь на работы предшественников П. Голубовского, А. Зайцева и Д. Донского, считают, что Курск и Курское Посемье также отошли к Олегу [2].
Возможно, такое предположение верно, но сведений об этом факте в летописях нет. К тому же после смерти Святополка Изяславича по желанию киевлян на великий киевский стол сел Владимир Всеволодович Мономах, успешный полководец и мудрый политик, собиравший земли государства, а не разбрасывавшийся ими. Поэтому вполне могло быть так, что Новгород-Северский был отдан Олегу, а Курск так и остался под рукой переяславского князя.
В связи с этим, прежде чем перейти ко второму курскому удельному князю, стоит поговорить о Владимире Мономахе и его деяниях, ибо в этом не только предыстория, но и исторический фон, на которой снова появляется Курское удельное княжество.
Княжение Владимира Всеволодовича, прозванного в честь его деда по материнской линии Мономахом, на киевском престоле началось с голодных бунтов в Киеве. И было ему в ту пору 60 лет, и за его плечами имелась славная боевая биография, которой завидовали не только многочисленные русские князья, но и государи Европы и Азии. О части его дел и походов мы уже говорили. Теперь пора поговорить о других или более подробно осветить уже упоминаемые.
Отечественные историки единодушно утверждают, что Владимир Мономах чуть ли не единственный русский князь, который первым отказался от услуг половецких ханов в междоусобной борьбе русских князей и использовал любую возможность, чтобы нанести половецким ордам, совершающим набеги на Русь, поражение. Судьба так распорядилась, что он, как уже отмечалось выше, начал самостоятельное княжение с 13 лет в Ростово-Суздальской земле. И это событие произошло в 1066 году. Один из первых и известнейших в Отечестве исследователей жизнедеятельности Владимира Мономаха, Н.И. Костомаров, пишет: «Отец послав Владимира в Ростов, и путь ему лежал через землю вятичей, которые еще тогда не хотели спокойно подчиняться княжеской власти Рюрикова дома. Владимир недолго был в Ростове и скоро появился в Смоленске» [3].
Затем по различным источникам и исследованиям, которых довольно много и которые колеблются в определении точной даты, примерно с 1070 по 1073 гг. он княжит в Смоленске. В эти же годы (примерно в 1070 г.) женится на Гите Гарольдовне (Харальдовне, Гаральдовне) – принцессе Английской [4].
О происхождении Гиты, супруги Владимира Мономаха, Н.М. Карамзин сообщает следующее: «Нет сомнения, что первою (женой) была Гита, дочь английского короля Гаральда, о коей мы упоминали и которая, по известию древнего историка датского, около 1070 г. вышла за нашего князя именем Владимир». Е.В. Пчелов к этому дополняет, что «…она (Гюда – Гита) была дочерью английского короля Харальда (Гарольда II) Годвинсона, павшего в битве с норманнами Вильгельма Завоевателя в 1066 г. при Гастингсе», о чем мы уже писали, когда рассматривали время княжения Ярослава Мудрого. А в Большой исторической энциклопедии, изданной в 2006 г., о Гите читаем следующее: «Гита разделяет вся тяготы походной жизни вместе со своим мужем. И даже их первый сын, Мстислав, родился во время одного из походов в Чехию» [5].
Во время нахождения на киевском столе Святослава Ярославича с 1073 по 1076 гг. Владимир Мономах княжит во Владимире-Волынском, откуда в 1076 г. совершает поход во главе русских войск в Богемию, поддерживая польского короля Владислава в его борьбе с Вратиславом [6]. С 1076 по 1077 год после возвращения Изяслава Ярославича на киевский престол и очередного передела Русской земли и распределения уделов Владимир Мономах княжит в Переяславле, а с 1077 по 1078 год – в Смоленске, являясь при этом военной опорой Изяславу, о чем мы уже говорили выше. Затем, с вокняжением на киевском столе его отца Всеволода Ярославича, он снова длительное время княжит в Чернигове – с 1078 по 1094 год.
Оставляя за скобками его участие в войнах с двоюродными братьями Святославичами в 1078 г., о чем говорилось выше, отметим, что в том же 1078 г. он с братом Ростиславом разбивает половцев на Дону под Белой Вежей (хазарский Саркел), взяв в плен двух ханов. А в 1079 г. одерживает победу под Стародубом над другой половецкой ордой, вторгшейся на Черниговскую землю, и в 1080 г. разбивает торков под Переяславлем [7].
В 1084 г. Владимир Мономах со своей дружиной совершает ряд походов. Во-первых, поход на Волынь против мятежных князей, потомков Ростислава Владимировича и Давыда Игоревича; во-вторых, победоносные походы на половцев под города Горошин и Прилуки; в-третьих, поход во главе общерусских войск в Польшу [8].
1093 г. – один из самых несчастливых годов в жизни Владимира Мономаха. В этот год умирает его отец Всеволод Ярославич и погибает брат Ростислав в битве с половцами на реке Стугне, в которой половцы одержали победу над Мономахом.
Как повествуют летописи, Владимир Мономах как опытный воитель и полководец, реально оценивая силы и возможности русского воинства и значительный перевес в численности половецких орд, склонялся к мирным переговорам, предложенным самими половцами. На его стороне был и киевский воевода Янь – «друг блаженного Феодосия». Но Святополк и большинство киевлян, находясь под впечатлением недавних побед над половцами под Горошиным и Прилуками, требовали сражения. Владимир Мономах уступил князю. Сражение состоялось и… было проиграно.
История не сохранила сведений о том, принимали ли участие в этом несчастном сражении воины Курского Посемья и Попсёлья. По-видимому, принимали как подданные переяславского князя. Еще предшественники Владимира Мономаха для борьбы с половцами набирали в ополчение городских ремесленников и селян. Причем делали это не только в межсезонье, когда не было полевых работ, но и во время страды, руководствуясь правилом, что если «они сейчас пожалеют смерда и его лошадь, то весной придет половец, убьет стрелой этого же оратая, заберет его лошадь, угонит в рабство жену и детей, а гумно сожжет» [9]. Следовательно, куряне не могли не принимать участия в общерусской борьбе с половецким нашествием вообще и в данном сражении в частности. Было ли их участие массовым, всенародным, ополченческим или только ограничивалось участием нескольких десятков младших дружинников и отроков в княжеских дружинах – здесь вопрос. Ведь и родные земли надо было кому-то охранять и оберегать. А это можно было сделать только при наличии крепких городских крепостей и ратных сил в них.
С 1094 по 1113 год Владимир Мономах княжит в Переяславле и в 1095 г. участвует в разгроме половецких орд ханов Итларя и Китана и, как мы уже не раз отмечали, является одним из вдохновителей и организаторов похода русского войска вглубь половецкой степи.
Началось же все с того, что после сражения на реке Стогне, после замирения с половцами и ограбления степняками порубежных земель Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств, Владимир Мономах заключил мир с ханами Итларем и Китаном, отдав им в аманаты своего несовершеннолетнего сына Святослава. Итларь и Китан со своими ордами расположились недалеко от Переяславля и чувствовали себя настолько спокойно и уверенно, что не пресекали небольшие грабежи и разбои своих подданных по отношению к русским селянам. Жалобы россиян о беззакониях и насильственных деяниях половцев постоянно шли в столицу, попадая к вельможам Мономаха и поднимая в них недовольство и неприязнь к половцам, тем более что многие из них терпели имущественный ущерб от столь вероломных соседей. И они стали подбивать Мономаха на расправу с этими ханами. Мономах длительное время противился такому повороту дела, считая его недостойным для русского князя. К тому же ему надо было восстановить дружину.
Русская земля никогда не была бедна на ратный люд. На зов Мономаха со всех его вотчин и уделов поспешили молодые поляне, северяне и радимичи, имевшие воинские навыки, в короткий срок Мономах восстановил свою дружину. Нашлись и опытные воеводы, в том числе Ратибор. Ратибор, по-видимому, был одним из вельмож, который активно подбивал своего князя к выступлению против половцев, так как именно он «пригласил» к себе в гости Итларя, чтобы разделить половецких ханов. И когда Итларь гостил у Ратибора в Переяславле, небольшой отряд дружинников Владимира Мономаха и переяславских торков, находившихся на службе князя (потомков тех оседлых торков, что были еще при Владимире Красном Солнышке расселены на Трубеже и имели свой город Торчинск), напали на стан Китана. В их задачу входило не столько сражение с половцами Китана, сколько быстрое и желательно тихое и незаметное освобождение сына Владимира Мономаха Святослава, находившегося на положении почетного пленника. По всей видимости, этот маленький отряд переяславской дружины был прообразом отечественных разведовательно-диверсионных подразделений специального назначения, а сама операция этого отряда – первой успешной операцией русского спецназа. Маленькому отряду удалось незаметно проникнуть в стан хана Китана и вытащить из вражеских рук невредимым Святослава, попутно уничтожив его стражу и охрану стана, а также и самого Китана. После чего остальные дружинники почти поголовно уничтожили воинов этой половецкой орды. В Переяславле сыном Ратибора Олбегом и его дружинниками был убит Итларь и все его ближайшие советники и воеводы [10].
Владимир Мономах и его советники, как отмечалось выше, понимали, что уничтожение двух половецких ханов и их воинов бесследно не пройдет, что половцы постараются отомстить. И чтобы не дожидаться этой мести, Мономах принимает решение о проведении превентивной военной операции, о походе в земли половецкие. Летописи не указывают, куда именно был совершен первый русский поход против половцев. Зато отмечают, что данный поход был удачным: дружина Владимира Мономаха разбила половецкие вежи и взяла в качестве военной добычи «множество скота, верблюдов, коней и пленников» [11].
Таким образом, Владимир Мономах положил начало тактики борьбы с половцами не на собственных землях, а на земле врага. В данном походе участвовали и торки, что в дальнейшем послужило примером для применения в борьбе с половцами самих же половцев. Ранее этим приемом пользовались половцы при княжеской усобице, теперь Владимир Мономах стал им пользоваться против них самих. Вот как об этом говорится в «Поучении», правда, по другому случаю: «А в ту зиму повоевали половцы Стародуб весь, и я, идя с черниговцами и со своими половцами, на Десне взял в плен князей Асадука и Саука, а дружину их перебили» [12].
Имеются упоминания о «своих половцах» в борьбе против иных половцев и в других местах «Поучения».
В 1096 г. дружина Владимира Мономаха одерживает победу под Переяславлем над войсками половецкого хана Тугоркана, известного в народных сказаниях под именем Тугарин-змей. А затем в сече под Киевом у Зарубинского брода 19 мая погибает и сам Тугоркан [13]. В народной памяти и в устном народном творчестве победы Владимира Мономаха над половецкими ханами отразились как победы русских богатырей Алеши Поповича и Добрыни Никитича над Идолищем Поганым (Итларем) и Тугариным Змеевичем (Тугорканом):
…И скоро Алеша наряжается,
Садится на добра коня,
Взял одну сабельку острую
И поехал к Тугарину Змеевичу.
И увидел Тугарин Змеевич Алешу Поповича,
Заревел зычным голосом:
«Гой еси ты, Алеша Попович млад!
Хочешь, я тебя огнем спалю?
Хочешь ли, Алеша, конем стопчу?
Иля тебя, Алеша, копьем заколю?»
Говорил ему Алеша Попович млад:
«Гой ты еси, Тугарин Змеевич млад!
Бился ты со мной о велик заклад –
Биться-драться один на один.
А за тобою ныне силы-сметы нет
На меня, Алешу Поповича».
Оглянулся Тугарин назад себя,
Чтобы силу свою несметную обозрить…
В ту пору Алеша подскочил,
Ему голову срубил,
И пала глава на сыру землю, как пивной котел [14].
Гибель сына Изяслава на речке Лесной под Муромом, а также эмоциональное письмо старшего сына Мстислава Новгородского возымели на Владимира Мономаха огромное действие; возможно, он, одним из первых, стал инициатором проведения общекняжеских встреч, чтобы на них упорядочить все конфликтные ситуации. Потому с 1097 по 1103 гг. Владимир Мономах, будучи князем переяславским, так как Чернигов все-таки был отдан Давыду Святославичу, старшему брату Олега Святославича, активно участвует во всех трех съездах русских князей. Кроме того, если не является инициатором, то принимает непосредственное участие в мирном съезде русских князей и половецких ханов (1101 г. – в городе Сакове).
Даты точно не установлено, но если следовать указаниям Н.М. Карамзина, то после марта месяца в 1097 г. в Любече, летней резиденции черниговских князей, состоялся первый съезд (снем). На нем присутствовали Святополк Изяславич – великий киевский князь, Владимир Мономах – князь переяславский, Давыд Святославич – князь черниговский, Олег Святославич – князь тмутараканский, Давыд Игоревич – князь волынский, Василько Ростиславич – князь перемышльский и его брат Володарь Ростиславич [15].
Из «старших князей» на тот период, по-видимому, на снеме не был младший брат Олега Святославича, Ярослав, княживший, согласно исследованиям Н. Сычева, в Рязани и Муроме. Однако имеются некоторые указания В.Н. Татищева о том, что он еще был и князем в Тмутаракани [16]. И, конечно же, на этом снеме не был князь полоцкий, Всеслав Брячиславич, державшийся всегда особняком от остальных княжеств Руси.
Как отмечает Н.И. Костомаров, «целью их совещания было устроить и принять меры к сохранению русских земель от половцев», поэтому лейтмотивом всех выступлений князей было риторическое: «Зачем мы губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут войны». В результате обсуждений было принято решение каждому владеть отчиной своей, а если кто на кого покусится, то против него выступить совместно. Княжества же разделили следующим образом: Святополку с детьми и внуками – Киевское княжество с уделами Туров, Слуцк, Пинск, все города до Буга и Новгород; Святославичам – Чернигов с Северою, Вятичи, Муром, Рязань и Тмутаракань; Владимиру Мономаху – Переяславское княжество, удел отца его, а также Ростов, Смоленск, Белозеро и Суздаль; Давыду Игоревичу – Владимир-Волынский и Луцк по Горынь; Ростиславичам: Володарю и Васильку – все Червенские города: Червень, Перемышль, Теребовль (за Васильком) и иные. И была, по определению В.Н. Татищева, радость и тишина по всей Руси [17]. Впрочем, как известно, ненадолго…
Говоря о значении Любечского съезда (снема), Д.И. Иловайский отмечает, что «на нем ясно высказалось стремление Руси на раздробление на отдельные земли (отчины), то есть к закреплению этих земель за известными ветвями Русского княжеского дома, а следовательно, к некоторому их обособлению». Е.В. Пчелов делает вывод: «Киевский престол переходил по наследству так же, как и прежде: от брата к брату. Киевский князь по-прежнему считается «старшим» среди всех остальных князей; он разбирает споры, организовывает совместные походы на врагов. Но каждая из ветвей рода Рюриковичей имела теперь и свои собственные княжества. Так законодательно на Руси оформилась удельная система» [18].
У русских князей внешних врагов было предостаточно, сколько бед приносили только половецкие набеги, а еще были неспокойные соседи на западе и на юге, но они предпочитали междоусобные «разборки» внешним походам.
Второй прошел в 1100 г. и остался в истории как Витичевский, а третий и последний за данный период (в 1103 г., у Долобского озера) закончился первым общерусским походом в земли донских половцев.
Между вторым и третьим снемами в 1101 году по инициативе русских князей и части половецких ханов, кочевавших со своими ордами в бассейне Дона, состоялся мирный съезд русских и половецких князей в городе Сакове. Стороны клялись друг другу в дружбе и проживании в мире, но уже в следующем, 1102 г. хан Боняк нарушает договор и совершает набег на Русь.
Как ни клялись русские князья быть заедино, но в ноябре этого же года Давыд Игоревич, имея виды на Червенские города, оклеветал перед Святополком Василька Теребовльского, а тот, не собирая князей на суд, приказал ослепить его. Когда Владимир Мономах узнал об этом, то собрал дружину и призвал Олега и Давыда Святославичей, чтобы идти на Святополка. И только вмешательство престарелой княгини Всеволода Анны, мачехи Владимира Мономаха, да митрополита Никифора спасло Святополка от расправы над ним. При этом киевский князь пообещал собрать съезд русских князей и осудить Давыда Игоревича за клевету и козни.
В августе 1100 г., после многих проволочек, состоялся Витичевский съезд, на котором присутствовали Святополк Изяславич, Владимир Мономах, Давыд и Олег Святославичи, осудившие Давыда Игоревича Волынского за возведение клеветы на Василька Ростиславича Теребовльского и ослепление его. Давыд Игоревич был лишен Владимира-Волынского, вместо которого получил Бужск и Дорогобуж, в котором и умер после многих мытарств в 1112 году. Как отмечают многие историки, Давыд Игоревич был наказан слабо, скорее символически, чем по «его заслугам». В выигрыше от этого съезда-суда остался Святополк, «прихвативший» Владимир-Волынский к своим владениям да к тому же хитростью заставивший Владимира Мономаха и Олега Святославича заплатить «осужденному» Давыду по 200 гривен серебра [19].
1101 г. начался с того, что 14 апреля в Полоцке умер старый недруг киевских князей, Всеслав Брячиславич, а затем племянник Святополка Ярослав Ярополчич. Еще в этом году состоялся мирный съезд русских князей и половецких ханов сначала у реки Золотчи, а потом у Сакова. Со стороны русских при заключении мира с половцами присутствовали Святополк Изяславич, Владимир Мономах, а также Святославичи: Давыд, Олег и Ярослав – с братией (по-видимому, с младшими князьями). Как сообщает В.Н. Татищев, «после многих разговоров, примирясь, сентября дня дали между собой залоги и знатных людей и разъехались» [20]. Но, как и предполагал Мономах, долгого мира не получилось: половцы вновь начали совершать набеги на окраины Руси.
В связи с этим в 1103 г. Владимир Мономах вновь инициирует княжеский съезд с постановкой самого насущного вопроса: организации общерусского похода в земли половцев. Съезд состоялся весной у Долобского озера на левом берегу Днепра, недалеко от Киева. На съезде присутствовали Святополк Изяславич и Владимир Мономах со своими детьми и боярами-думцами. Бояре советовали перенести поход на осень, так как начиналась посевная пора, а селяне вместе с их лошадьми будут оторваны от земли в поход и «будет убыток». И тут прозвучала знаменитая речь Мономаха о том, что если они пожалеют селян и их коней весной и не пойдут в поход, то прибудут половцы и жалеть никого не станут. И тогда убытки будут несоразмерны. Доводы Мономаха оказались убедительны, и поход назначается.
Поход превращается в общерусский, так как к Мономаху присоединяется великий князь киевский Святополк и еще пять русских князей: Давыд Святославич Черниговский, Давыд Всеславич Полоцкий, Мстислав, племянник Давыда Игоревича и внук Игоря Ярославича (не имевший собственного удела), Вячеслав Ярополчич, племянник Святополка Изяславича (не имевший собственного удела) и Ярополк Владимирович, сын Мономаха. Олег Святославич от похода отказался, сославшись на болезнь. Но, как отмечают многие историки, дело было не в болезни Олега Святославича, а в его родственных связях с половцами, которые он не желал омрачать. Общее командование остается за Мономахом.
Русские рати, как и во времена Игоря Старого и Святослава, двигались по сухому и по водному пути. Конные дружины шли вдоль берега, пешее войско двигалось на расшивах и насадах по Днепру. У порогов струги были оставлены, и дальше в степь войско двинулось походным строем. Через четверо суток встретили орду половцев. Умудренный жизнью и опытом половецкий хан Урусоба предложил своим сородичам вступить в мирные переговоры, но молодые ханы, надеясь на свою победу, ибо на их стороне был численный перевес, с ним не согласились. И сражение было неизбежно.
Владимир Мономах выстроил русские полки в две линии, введя новые элементы в тактику боя, когда одна часть войска билась, а вторая как бы находилась в резерве и в то же время охраняла тыл сражающихся полков. При удачном развитии сражения в бой можно было ввести свежие полки второй линии, а первым полкам дать отдых.
Половцы начали сражение, бросив на русские рати конницу хана Алтунопы. Русские передовые полки не дрогнули и полностью истребили эту конницу. Половцы бросили в сечу основные силы, но и они ничего не могли сделать с русской ратью. Мономах как опытный полководец уже лично не сражался. Он внимательно следил за ходом сражения, руководил войском, вовремя вводя в бой то одни, то другие русские полки и давая время для отдыха и переорганизации уже побывавшим в битве. Сеча была жестокой и до того времени невиданной в Степи. Одних ханов было убито двадцать. Счет высокородных половцев и военачальников шел на сотни. Хан Белдюз (Бельдюз) хотел откупиться, но Мономах, не пожелав брать откупа, сказал: «Зачем же ты не учил детей своих и родичей соблюдать клятву, а проливал кровь христианскую? Да будет же кровь твоя на голове твоей!» – и Белдюз был казнен. Летописи, а вслед за ними и историки отмечают, что победители взяли в добычу «множество скота, верблюдов, коней; освободили невольников, а в числе пленников захватили множество торков и печенегов, служивших половцам» [21].
Возвращаясь от похода к съездам, следует отметить, что отечественные историки большое значение придают этим съездам русских князей, сыгравшим значительную роль в становлении отечественного права и государства. Однако В.О. Ключевский замечает: «Но эти съезды никогда не соединяли всех наличных князей, и никогда не было точно определено значение их постановлений. Князья, не присутствовавшие на съезде, едва ли считали для себя обязательными их решения; даже князья, участвовавшие в съезде, считали себя вправе действовать вопреки их решению, по личному усмотрению» [22].
По некоторым сведениям в 1107 г. у Владимира Мономаха умирает жена Гита (по исследованиям других авторов – не Гита, а просто вторая жена, неизвестная по имени). И он, не успев похоронить супругу, идет отражать набег половецкого хана Боняка на Переяславское княжество [23].
Затем уже в соединении с дружинами русских князей 12 августа того же 1107 г. Владимир Мономах вместе со Святополком и двумя своими сыновьями, а также Олегом Святославичем, Мстиславом, племянником Давыда Игоревича, перешли за Сулу и с грозным криком устремились на половцев.
В этом сражении русские рати нанесли значительное поражение половецким ордам ханов Боняка и старого Шарукана. Половцы не успели построиться для битвы и побежали, оставив победителям в добычу весь обоз и табуны лошадей. Русские рати преследовали их до реки Хорола, правого притока Псла, многих убили и взяли в плен. Теперь уже половецкие ханы просят мира и выдают дочерей своих за сыновей Владимира Мономаха и Олега Черниговского, соответственно Юрия (Георгия) Владимировича и Святослава Олеговича. Такое событие произошло 12 января 1108 года, как свидетельствует В.Н. Татищев со ссылкой на русские летописи, когда русские княжичи были женаты на половчанках из рода хана Аепы [24].
Кстати, в 1108 г. происходит еще одно событие, которое по своей политической и общественной значимости, возможно, еще более весомое, чем династические браки русских князей и половецких ханов. Это причисление к лику святых Феодосия Печерского, великого земляка курян и основоположника монашеского общежития на Руси. Инициатором такого акта выступил действующий в то время игумен Печерского монастыря Феоктист, которого поддержали митрополит Никифор и великий князь Святополк Изяславич.
Не прошло и двух лет, как половцы снова принялись готовиться в поход на Русь. Предупреждая это нашествие, в 1109 г. дружины Владимира Мономаха под командованием воеводы Дмитра Иворовича совершают поход в земли донских половцев. Поход был успешным. Много половецких веж было разорено и предано огню. Половцы пожинали то, что посеяли сами. В 1110 г., зимой, поход русских дружин повторяется, но удача на сей раз отворачивается от русского воинства, так как половецкие орды, опасаясь прихода русских дружин, откочевывают к Волге и в Прикавказье [25]. И в этом же году, как отмечают средневековые летописцы и отечественные историки, стихла внутрикняжеская вражда и склока на Руси, и наступил хоть на короткое время внутренний мир.
В 1111 г., зимой, состоялся очередной съезд русский князей в Долобске, на котором было принято решение о новом совместном походе русских дружин в степь против половцев. Вместе с Владимиром Мономахом в этом победоносном походе общерусских сил в земли донских половцев участвуют Святополк Изяславич с сыном Ярославом, сыновья Мономаха: Вячеслав, Ярополк, Андрей и Юрий, Давыд Святославич с сыновьями (по-видимому, со старшими Святославом, Всеволодом, Ростиславом) и племянниками (сыновьями Олега Святославича, возможно, Всеволодом, Глебом, Игорем, Святославом). Летописи приписывают организацию этого общерусского похода Мономаху.
Вот как выглядит летописное повествование об этом походе в изложении Н.М. Карамзина: «Самые мирные иноки возбуждали князей разить злобных супостатов, уверяя, что Бог мира есть также и Бог воинств, подвигнутых любовью к Отечеству. Россияне выступили 26 февраля и уже в осьмой день стояли на Гольтве в ожидании задних рядов. На берегах Ворсклы целовали крест, готовясь умереть великодушно; оставили многие реки за собою и 19 марта увидели Дон. Там воины облекли себя в брони и стройными рядами двинулись к югу. Сей знаменитый поход напоминает Святославов, когда отважный внук Рюриков шел от берегов Днепра сокрушать величие хазарской империи. Его смелые витязи ободряли, может быть, друг друга песнями войны и кровопролития, со благоволением внимали церковному пению иереев, коим Мономах велел идти перед воинством с крестами. Россияне пощадили неприятельский город Осенев, ибо жители встретили их с дарами: с вигом, медом и рыбой, другой (город), именем Сугров был обращен в пепел» [26].
Примерно то же самое передает и другой великий отечественный деятель историографии – С.М. Соловьев: «Во вторую неделю поста двинулись князья в поход и на шестой недели, во вторник, пришли к Дону, здесь они исполчились и пошли к городу Шаруканю; жители вышли из города, поклонились русским князьям, вынесли им рыбу и вино. На другой день, в среду, пошли к городу Сугрову и зажгли его…» [27].
Соловьеву вторит А.В. Митяев, историк и писатель, в книге «Ветры Куликова поля»: «Продвижение княжеских дружин и ратей было быстрым и беспрепятственным. Они легко дошли до Северного Донца (называемого в ту пору Ворсклом или Ворсколом, хотя правильней будет Донец именовать не Северным, а Северским) и двинулись к главному городу половцев – Шаруканю. Жители Шаруканя, не видя толку в сопротивлении, вышли навстречу русским с дарами. Через несколько дней был взят еще один половецкий город – Сугров» [28].
Как мы видим, самое подробное и эмоциональное изложение этих событий было у Н.М. Карамзина, не забывшего вслед за летописями упомянуть и об участии в походе представителей государственной религии. Впрочем, в отличие от последующих историков, он называет первый город, взятый русскими, Осеневом, а не Шаруканем. Сам же Владимир Мономах в своей «автобиографии» скромно умалчивает о названиях взятых им городов, но отмечает, что во время его походов им были пленены два брата Шаруканевых и четыре Осеневых [29].
Некоторые пояснения об истории этих городов Карамзин пытается дать, сообщая: «Сии города на берегу Дона существовали до самого нашествия татар и были, как вероятно, основаны хазарами…». Подтверждением этой версии может быть и упоминание в летописях о «беловежцах», вышедших с Дона и построивших себе город Белая Вежа в верховьях реки Остер. Возможно, что это и не так, возможно, не дошли рати Владимира Мономаха до самого Дона, а только «прошлись», как считает Л.Н. Гумилев, огнем и мечом по его притокам: Малому Донцу и Северскому Донцу, которые в те далекие времена величали Великим Доном [30].
В период с 24 по 27 марта (разные исторические источники называют различные даты) на берегах реки Сал (левый приток Дона в его нижнем течении), как сообщают отечественные историки, произошло грандиозное сражение, в котором русские рати наголову разбили половецкие орды, подорвали половецкую мощь и надолго обезопасили Русь от набегов. Мономах называет эту реку Сальнею. Эта победа Владимира Мономаха стала известна во всей Европе [31].
Сам же Владимир Мономах об этих походах в «Поучении» сообщает кратко: «И ходили на воинов их за Римов, и бог нам помог… И опять со Святополком гнались за Боняком, но(ноги) убили, и не настигли их». «И потом за Боняком же гнались за Рось, и снова не настигли его. И на зиму в Смоленск пошел; из Смоленска после Пасхи вышел; и Юрьева мать умерла. В Переяславль вернувшись к лету, собрал братьев.
И Боняк пришел со всеми половцами к Скнятину; мы пошли за ними из Переяславля за Сулу, и бог нам помог, и полки их победили, и князей захватили лучших, и по Рождестве заключили мир с Аепою, и, взяв у него дочь, пошли к Смоленску. И потом пошел к Ростову. Придя из Ростова, вновь пошел на половцев на Урусобу со Святополком, и бог нам помог. И потом опять ходили на Боняка к Лубну, и бог нам помог.
И потом ходили к Воиню со Святополком, и потом снова на Дон ходили со Святополком и с Давыдом, и бог нам помог.
И к Вырю пришли было Аепа и Боняк, хотели взять его; к Ромну пошли мы с Олегом (Черниговским) и с детьми на них, и они, узнав, убежали.
…А из Чернигова в Киев около сто раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни (а это около 150 км).
А всего походов было восемьдесят и три великих. А остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца…
И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто.
А самих князей бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй, и иных витязей молодых пятнадцать. Этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню…» [32].
Что и говорить, гуманный был князь! Впрочем, не будем судить Владимира Мономаха за жестокость. Отметим лишь то, что в этой выдержке из «Поучения» упоминаются два населенных пункта: Римов и Ромны. Согласно версии, выдвинутой курским краеведом, археологом и писателем Ю.А. Липкингом, Римовым мог быть город или городище на Псле (Гочевское), что не бесспорно, так как имеются некоторые указания на его нахождение в среднем течении Сулы. Что же касается Ромен, то этот город представляет интерес тем, что находится недалеко от Посемья (в Сумской области) и дал название целой археологической эпохе – роменской культуре, о которой речь была выше. Важно также и то, что у Н.М. Карамзина этот город еще именуется как Рим [33].
1112 г. для Владимира Мономаха прошел без военных походов, но ознаменовался тем, что он выдал дочь Софью (по В.Н. Татищеву, или Евфимию – по Н.М. Карамзину) за венгерского королевича. А в следующем 1113 г., как уже отмечали, умирает великий князь Святополк Изяславич, в Киеве начинаются волнения, собирается вече, и киевляне принимают решение избрать себе князя не по старшинству (очередь была за Святославичами), а по популярности и известности на Руси. Наиболее популярным на тот период был Владимир Мономах, за которым закрепилась слава победителя половцев [34].
Став великим князем в апреле (20 числа) 1113 г., Владимир Мономах с первых же дней занимается законодательными актами, направленными на упорядочивание закупной практики и облегчение доли простого люда, который терпел не так от самого закупа, как от бесконечных процентов на него. Для этого он собрал в Берестове «мужей своих», и к ним добавился «муж» от Олега Святославича [35].
Закон Мономаха ограждал закупов от произвола хозяев, которые уже не имели права больше трех раз набавлять проценты на непогашенный заем, но и угрожал им полным рабством, если они убегут, не исполнив условий. Также было определено три случая обращения в холопство: добровольная продажа, женитьба на женщине рабского происхождения и поступление без всякого договора в должностные лица у частного человека (тиунство без ряду). Были и иные законодательные акты, отменявшие смертную казнь и заменявшие ее штрафами, а также упрощавшие положение вдовых женщин, за которыми сохранялось имущество умершего мужа. Этот свод законов, или «Устав Мономаха», стал достойным дополнением к «Русской Правде» и «Правде Ярославичей», получившей впоследствии название Пространной редакции «Русской Правды» [36].
Разобравшись с ростовщиками, Владимир Мономах стал распределять уделы, поревел сына Святослава из Смоленска в Переяславль, а Вячеслава и Глеба направил в Смоленск. Старший же сын его Мстислав остался в Новгороде, откуда вскоре совершил поход на Олега Святославича, считавшего себя несправедливо обойденным и решившего собрать рать для похода на Киев. Потерпев поражение, Олег Святославич мирится с крестником и самим Владимиром Мономахом и принимает самое деятельное участие 1 и 2 мая 1115 г. в перенесении мощей Бориса и Глеба в новый каменный храм в Вышгороде. И в этом же году, 18 августа, он умирает, «развязывая» руки Мономаху [37].
Русские летописцы, автор «Слова о полку Игореве» и многие отечественные историки довольно прохладно, если не негативно относятся к личности Олега Святославича, обвиняя его в «дружбе с половцами», в «сеянии семян» розни и смут в русском государстве. Но иное мнение о личности этого князя имеют Л.Н. Гумилев и В.Н. Демин. Гумилев пишет: «Олег Святославич за прожитые им 60 лет не совершил ничего позорного. Наоборот, если и был на Руси рыцарь без страха и упрека, так им являлся он – последний русский каган. Характеристика его в «Слове о полку Игореве» представляется пристрастной и несправедливой». В.Н. Демин к этому добавляет: «Олег Гориславич – одна из трагических фигур русского средневековья, оклеветанная и оболганная его более удачными, но оттого вовсе не более честными его политическими конкурентами» [38].
В период с 1116 по 1118 гг. Мономах принимает активное участие в создании нового летописного свода и начала составления по греческому образцу жизнеописания людей, прославившихся святостью, в том числе «Печерского Патерика». Тут, однако, многие ученые считают, что кое-что киевскими летописцами, в том числе и Сильвестром, из-за желания угодить Владимиру Мономаху, было сделано в ущерб первоначальной «Повести временных лет», написанной Нестором [39].
В 1116 г. по его указанию совершаются три похода киевской дружины. Первый – это поход для подавления мятежа минского князя Глеба Всеславича – отпрыска мятежных полоцких князей. Глеб попытался завладеть Смоленском, но потерпел неудачу. После длительной осады Минска князь Глеб был вынужден сдаться на милость Владимира Мономаха и умер в заключении. Впрочем, это могло быть и не в 1116, а чуть позже, в 1119 году. Вот как сообщает об этом Мономах в своем «Поучении», впрочем, не открывая до конца всех обстоятельств дела: «И потом к Минску ходили на Глеба, который людей наших захватил, и бог нам помог, и сделали то, что задумали» [40].
Второй поход был направлен на Дунай и в земли Византии. Там в это время находился зять Мономаха – Леон Диогенович, один из претендентов на византийский престол, женатый на Марии, которого Мономах тайно поддерживал уже несколько лет. Возможно, он видел слабость правящей династии Комнинов и желал если не усадить Леона на царский трон, то, по крайней мере, с его помощью «оторвать» у Византии бывшие земли тиверцев и уличей. Когда же Леон Диогенович с союзными ему приднепровскими половцами (данному союзу также немало способствовал Мономах) вторгся в Подунавье и завладел там многими городами, в том числе и Доростелом, Владимир Мономах немедленно направляет туда свои дружины во главе с воеводой Иваном Войтишечем. Даже известия о смерти зятя Леона от рук подосланных к нему императором Византии Алексеем Комнином убийц-сарацин не останавливают начатого похода. Русские дружины, ведомые воеводой Иваном, дошли до устья Дуная, занимая города и веси, рассаживая там наместников Мономаха. Это было уже не тайное сношение с одним из претендентов на императорский престол, а открытая война. Но так как силы русов в Подунавье были малы, то вслед за дружинами Ивана Войтишеча Мономах шлет туда дружины из Чернигова, Переяславля, Смоленска, Ростова, Суздаля, Курска и десятков других городов Руси. Командование объединенными силами возлагалось на сына Мономаха – Вячеслава Владимировича и воеводу Фому Ратиборовича. Попутно с этим походом, русские рати, возглавляемые его сыновьями Ярополком и Всеволодом, разбивают несколько орд донских половцев и берут на копье города Сугров, Шарукань и Балин. Это был третий победоносный поход русских войск Владимира Мономаха, совершенный в течение одного лишь года. Правители Константинополя, опасаясь возрастающей мощи Руси, вскоре (в 1119 г.) запросили мира, прислали в Киев посольство и провозгласили Мономаха русским царем [41].
В 1117 году объединенные дружины русских князей по приказу Владимира Мономаха пошли в поход против князя Владимиро-Волынского княжества – Ярослава Святополчича, пытавшегося отложиться от Киева и искавшего себе друзей среди венгров и поляков. Шестьдесят суток рати Владимира Мономаха осаждают Владимир-Волынский, так как киевский князь не желает пролития русской крови. В конце концов, город сдается, и князь Ярослав Святополчич вместе со своим семейством и ближними боярами отдается на милость победителя. Владимир долго принародно выговаривает ему все вины, а затем прощает и оставляет княжить во Владимире-Волынском. Однако в 1119 г. Ярослав нарушает клятву и вновь пытается отложиться от Киева. Даже свою жену, внучку Владимира от сына Мстислава, отправляет в Киев. Владимир вновь собирает рати и отправляется походом на Волынь. Ярослав и его ближайшее окружение бегут в Польшу, где на королевском троне находится зять Ярослава Болеслав III, прозванный Кривоустовым. Владимир занимает Волынь и оставляет там на княжении своего сына Романа, чтобы, наконец, в корне пресечь попытки выхода этого княжества из состава Руси и иметь надежный контроль за действиями Ярослава. Роман княжит на Волыни недолго. По-видимому, его отравили подосланные Ярославом убийцы. Тогда Владимир посылает на Волынь сына Андрея [42].
В 1120 г. состоялся второй упреждающий половецкое нашествие поход Ярополка Владимировича на Дон в земли половецких ханов. Походами русских ратей в Степь, блестящими победами русичей сила и мощь половецкая была подорвана. Половцы страшились слова «рус» или «урус», как совсем недавно боялись русичи даже упоминания о половцах. Половецкие женщины пугали своих детишек тем, что придет бородатый рус и их заберет в плен или же убьет, как недавно это говорили русские матери своим детям в отношении половецких воинов. И теперь половцы уже искали родства с русскими.
Историки отмечают, что при Мономахе по всей Руси шло значительное строительство городов, церквей и соборов, причем во многих случаях не деревянных, а каменных. В том числе был заложен на берегу реки Клязьмы город Владимир Залесский, которому судьбой было суждено стать хоть и временно, но столицей русского государства. А также «беловежцами», вышедшими с Дона после побед русских дружин в верховьях реки Остера, в 120 километрах от Чернигова был заложен город Белая Вежа. Город Ладога был обнесен каменной крепостной стеной. Карамзин Н.М. отмечает, что в этом городе находились каменные стены, башни, ворота и другие здания, о чем свидетельствовали оставшиеся от города развалины (по-видимому, после Мамаева нашествия) [43].
При Владимире Мономахе был построен мост через Днепр – сложнейшее инженерное сооружение для нашего времени, а для той поры это было вообще диковиной. Получили свое развитие художественное, архитектурное и скульптурное искусство; развивалась духовная и философская литература; появлялись новые школы, в том числе и для девочек.
Нашло свое отражение и дальнейшее развитие международных отношений и связей Киевской Руси с Византией и со странами Европы, в том числе скандинавскими. Однако о появлении варяжских дружин в войске Мономаха упоминаний уже нет.
19 мая 1125 г., согласно видению летописей В.Н. Татищевым, скончался великий князь киевский Владимир Всеволодович Мономах недалеко от Переяславля у любимой церкви, построенной на Альте, семидесяти двух лет от роду. С ним о дате смерти этого выдающегося военного и государственного деятеля Средневековой Руси «соглашаются» историки Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров, Д.И. Иловайский, Е.В. Пчелов и другие современные исследователи. Только у А.Д. Нечволодова указывается не 19 мая, а 10 мая 1125 г. да в одной из редакций «Рассказов по истории» С.М. Соловьева называется дата смерти Владимира Мономаха 1126 год [44].
В.Н. Татищев оставил для потомков описание Владимира Мономаха, в частности его внешности: «Мая 19 дня преставился благоверный великий князь Владимир, нареченный Мономах, украшенный добродетельным нравом, прославленный в победах, слава которого всюду распространилась. Его боялись и любили все окрестные и подвластные его. Он не был горд, ни даже не возносился в своих благополучиях… Он весьма ко всем был милостив и щедр даянием, в правосудии законы хранил, и хотя виновных наказывал, но более с уменьшением и прощением. Лицом был красив, очи велики, волосы рыжеваты и кудрявы, чело высокое, борода широкая, ростом не весьма велик, но крепкий телом и силен. В воинстве весьма храбр и хитер по устроению войск. …Владел Россией 13, а всего жил 73 года» [45].
Как мы уже отмечали выше, у Владимира Мономаха было, по различным источникам, от 2 до 3 жен, от брака с которыми он имел 8 сыновей и 3 или 4 дочери. Но еще при жизни Владимира Всеволодовича умерли три сына: в 1096 г. – Изяслав Владимирович, первый курский удельный князь; в 1114 г. – Святослав Владимирович, князь смоленский; в 1119 г. – Роман Владимирович, князь владимиро-волынский. Остались Мстислав (1076–1132), князь новгородский, переведенный незадолго до смерти Мономаха в Вышгород, поближе к Киеву; Ярополк Владимирович (1082–1139), князь переяславский; Вячеслав Владимирович (1083–1154), князь туровский; Юрий (Георгий) Владимирович (1090–1157), князь суздальский; и Андрей Владимирович (11.08.1103–22.01.1142), князь владимиро-волынский. Все эти князья, кроме Андрея, женатого в 1116 г. на внучке половецкого хана Тугоркана и прозванного Добрым, со временем будут занимать киевский престол. А Андрей Владимирович Добрый, будущий князь переяславский, также войдет в историю благодаря своему гордому ответу Ольговичам: «Лучше мне смерть с дружиной своею на земле отца и деда, нежели княжение в Курске» [46].
Историк Е.В. Пчелов, исследуя продолжение родословной сыновей Владимира Мономаха, отмечает, что за исключением Юрия (Долгорукого) эти Мономашичи «или не оставили потомства совсем, или же их роды пресеклись на их детях и внуках» [47].
Не менее интересна и судьба дочерей Мономаха. Так, по сведениям Е.В. Пчелова, Мария Владимировна (?–19.01.1147) была женой Леона (Льва), выдававшего себя за сына византийского императора Романа IV Диогена, от брака с которым имела сына Василька «Маричича», погибшего в 1136 году. Из-за этого внука Владимир Мономах имел военное столкновение с Византией, о котором мы говорили выше. Вторая дочь Мономаха, Софья, или Евфимия, Владимировна (?–4.04.1139), была замужем за венгерским королем Коломаном (Кальманом), но последний обвинил ее в супружеской неверности и отослал на Русь, где у нее родился сын, названный Борисом. Впоследствии Борис Коломанович, поддерживаемый византийским императором, безуспешно боролся за венгерский престол и погиб в 1155 году. Третья же дочь Мономаха, Агафья Владимировна (годы жизни неизвестны) была с 1116 г. супругой городенского князя Всеволода Давыдовича. А исследователь родословной дома Рюриковичей В.М. Коган называет еще одну дочь Мономаха – Евдоксию [48].
Со смертью Владимира Мономаха и окончанием его княжения, как отмечают многие отечественные историки, заканчивается эпоха Богатырской Руси. И начинается эпоха удельной, раздробленной Русской земли, эпоха «сполошных колоколов».
Что же дало великое княжение Владимира Мономаха Посемью и Попсёлью? Были ли какие-нибудь существенные подвижки в развитии нашего края в годы правления Мономаха, или все прошло незаметно и буднично? По-видимому, были. Причем значительные.
Мирные годы позволили окрепнуть городам и селам, пригородным слободкам. Улучшался быт, развивались ремесла. Конечно, близость со Степью по-прежнему продолжала сказываться на Посемье и Попсёлье. Не очень-то спешили люди из других районов в наши края. Известно, рыба ищет место, где глубже, а человек – где лучше. Но, несмотря на все эти неудобства, Курщина продолжала развиваться как в материальном и территориальном плане, так и в духовном. Со страниц летописей исчезло понятие «северяне», и, как отмечают курские ученые, в это время впервые упоминается такой термин, как «семцы», то есть жители Посемья [49].
Надо полагать, что именно в эти годы, когда везде шло строительство городов, Курская крепость обрела новую крепостную стену, причем не из частокола, а из крепко связанных друг с другом деревянных срубов, внутри заполненных камнями, землей и глиной. Поверх срубов шли забрала с бойницами для лучников и метателей дротиков (сулиц). Не исключено, что поверх забрала были козырьки из досок, прикрывавшие воинов не только от дождя, но и от вражеских стрел и камней. А между срубов по углам периметра и по его длине уже имелись крепкие крепостные башни, возвышавшиеся над стенами как для лучшего обозрения, так и для большей обороноспособности. В одной из башен со стороны Тускари были сделаны въездные ворота, к которым по-над обрывом, с небольшим подъемом вверх, вела узкая дорога со стороны Кура, легко простреливаемая лучниками на значительной части. Меньшие ворота имелись и в башне со стороны посада, которые могли в случае опасности укрепляться еще подъемным мостом, переброшенным через крепостной ров.
Таков исторический фон, на котором происходит развитие Курского Посемья и города Курска перед его вторичным вхождением в число удельных городов Руси XII века, которое произойдет уже при великом киевском князе Мстиславе Владимировиче, старшем сыне Владимира Мономаха.
Итак, в 1125 г. великий киевский престол переходит к Мстиславу Владимировичу, специально переведенному отцом с этой целью из отдаленного Новгорода в ближний к Киеву Вышгород. Всходя на отцовский стол, он нарушал «ряд Ярослава», так как еще был жив сын Святослава, Ярослав Святославич, князь рязанский и муромский. Но этот князь, всю жизнь находившийся в тени своего амбициозного брата Олега Святославича (Гориславича), имел уже преклонный возраст и не имел воинской силы, чтобы оспаривать у Мстислава, знаменитого своими военными победами, киевский стол. Он был рад Черниговскому княжеству, которое досталось ему после смерти брата Давыда Святославича в 1123 г.
Придерживаясь избранной традиции, прежде чем повести рассказ о деяниях этого великого князя, коснемся его родственных и династических связей. Согласно исследованиям Е.В. Пчелова, Мстислав Владимирович (1076–15.04.1132), в крещении Федор, сын Мономаха и английской принцессы Гиты, имел еще имя Харальд в честь деда по материнской линии. Был дважды женат. Первой его женой была шведская принцесса Кристина (Христина), дочь короля Инге (Инга) Стейнкельсона (Стенкильсона), умершая 18 января 1121 года. Второй супругой стала дочь новгородского посадника Дмитрия Завидича, Любава, на которой он был женат, согласно известиям В.Н. Татищева, в 1122 году [50].
Если следовать версии А.И. Кулюгина, то от первого брака у Мстислава было три сына: Всеволод (?–1138), Изяслав (1097–1154), Ростислав (?–1167) и три дочери: Малфрида, Ингеборг и Ефросинья. А от второго – сыновья Святополк (?–1154) и Владимир (1132–1174). А.И. Кулюгин о дочерях Мстислава Владимировича от второго брака не пишет, но этот пробел устраняют В.Н. Татищев и В.М. Коган, которые называют Агафью и еще одну дочь, неизвестную по имени, а также отмечают, что Агафья Мстиславна с 1116 г. состояла в браке со старшим сыном Олега Святославича, Всеволодом Олеговичем [51].
Старшие же дочери Мстислава и Кристины, по версии Е.В. Пчелова, не только имели, наравне с русскими, скандинавские имена: Мальфрид, Ингебьёрг и Рагнхейд, – но и были замужем за скандинавскими государями. Так, Мальфрид сначала вышла замуж за норвежского конунга Сигурда Магнусона (Крестоносца), потомка Харальда Прекрасноволосого, а также, по-видимому, сына того Магнуса Олафа, который обитал одно время при дворе Ярослава Мудрого. Затем она (по-видимому, овдовев) вышла замуж за датского конунга и короля Эрика II Эмуне, внука уже упоминавшегося короля Свена Эстридсена. Вторая дочь Мстислава и Кристины, Ингеборг, стала женой датского конунга Кнута Лаварда, младшего брата Эрика II, являвшегося к тому же герцогом Шлезвига. Следовательно, эти две дочери Мстислава были замужем за братьями. Сын Кнута и Ингеборг был назван в честь русского деда Вальдемаром (Владимиром), со временем стал королем Дании и был женат на русской принцессе Софье.
Таким образом, династия Рюриковичей оказалась тесно переплетенной с династией датских королей, и имя Вальдемар-Владимир довольно часто встречалось среди датских государей. Кроме того, у А.Д. Нечволодова имеются указания о том, что третья дочь Мстислава (по-видимому, Ефросинья-Рагнхейд) была замужем за сыном византийского императора Иоанна [52].
Не успел Мстислав Владимирович, поддержанный киевлянами и новгородцами, своею собственной и отцовой дружиной, стать великим князем, как тут же происходит новый передел удельных княжеств. По данному поводу Н.М. Карамзин отмечает: «Мстислав Владимирович наследовал достоинство Великого князя. Братья его господствовали в уделах: Ярополк в Переяславле, Вячеслав в Турове, Андрей во Владимире, Георгий в Суздале, а сыновья, Изяслав и Ростислав, в Курске и Смоленске» [53]. Старший же сын Мстислава, Всеволод, находился в Новгороде. Так в летописях и исследованиях отечественных историков впервые появляется имя второго князя – Изяслав Мстиславич. А вот с годом его вокняжения на курский удел имеются разночтения, но об этом несколько ниже.
Княжение Мстислава в Киеве было недолгим и не очень счастливым, так как в 1126 и 1128 гг. в северных областях Руси, в том числе и в Новгороде, был сильный голод, следствием которого стали народные волнения. В Галицком княжестве начались распри между детьми Володаря Ростиславича, Владимирком (Владимиром) и Ростиславом. На сторону обиженного Ростислава встали сыновья Василька (ослепленного в 1097 г.), Игорь и Ростислав; Владимирко же обратился за помощью к своему тестю, венгерскому королю (Иштвану II). Стало неспокойно в Черниговском княжестве, где в 1127 г. князь тмутараканский Всеволод Олегович, сын Олега Святославича, поддержанный младшими братьями Игорем, Глебом и Святославом, согнал с черниговского престола дядю Ярослава Святославича. Мстислав попытался «призвать» Всеволода к порядку, но за того вступились его родная дочь, Агафья Мстиславна, как говорилось выше, являвшаяся супругой Всеволода. А тут еще вмешались священнослужители и собственные бояре, подкупленные Всеволодом Олеговичем и Агафьей. Мстислав уступил, и Всеволод остался на черниговском столе.
Дядя же его, Ярослав Святославич, обиженный на племянников и великого князя, возвратился на княжение в Рязань и Муром, а Давыдовичи, дети покойного Давыда Святославича, более старшие в роду, чем Всеволод, «довольствовались» Новгород-Северским княжеством. Не успел великий князь хоть как-то уладить дело в Северской земле, как началась смута в Полоцком княжестве, не утихавшая до 1130 г. С 1130 и по 1132 гг. воевал в литовских землях, по возвращении откуда, вскоре (14 или 15 апреля) умер в возрасте 55 лет [54]. Его кончина ознаменовала начало нового витка войн между Ольговичами и Мономашичами.
Однако возвратимся к начальному периоду его княжения, так как за 1125 г. прямо указывается о вторичном образовании курского удельного княжеского стола, на котором был поставлен его второй сын Изяслав. И о нем мы должны поговорить более обстоятельно, так как это является главной задачей нашего исследования.
Второй удельный курский князь Изяслав Мстиславович (1097-1154), как уже отмечалось выше, на Курском удельном княжеском столе находился с 1127 по 1129 год, а согласно указаниям В.Н. Татищева, – с 1125 по 1129 год. Простой арифметический подсчет показывает, что курским князем он стал в возрасте 28/30 лет. И хотя в Курске храбрый и воинственный Изяслав Мстиславич княжил недолго, всего 2 или же 4 года, но и в этот срок он успел не только сам «отметиться» на страницах летописей, но и о курянах «заставил» летописцев упомянуть. Связано же это с походом объединенных русских дружин в 1127 г. против полоцких князей, тревоживших своими набегами окраины Новгородского, Псковского и Смоленского княжеств.
В этом походе Изяслав Мстиславич, выйдя «из Курска со своим полком», как сказано в летописях, по плану отца направился к Логожску, имея конечной целью Изяславль, где должны были сойтись все рати, чтобы приступить к осаде этого города. Однако курский князь «со своим войском опередил на день всех князей и, не дожидаясь прочих, неожиданно напал на Логожск и многих людей захватил». После этого, взяв с собой знатных пленников, пошел с ними к Изяславлю, где приведенные им логожане стали уговаривать защитников города о сдаче, рассказывая им, как хорошо с ними обходится Изяслав, не позволивший своим воинам грабить город Логожск. В конечном счете, личная храбрость и воинская сметка курского князя способствовала скорому взятию города Изяславля и победе над полоцкими князьями [55].
В 1129 г. после пленения всех полоцких князей (Давыда Глебовича, Святослава и Ростислава Всеславичей, двух братьев Рогволодовичей с их женами и детьми) Мстиславом Владимировичем Киевским, Изяслав Мстиславич Курский получает от отца полоцкую землю и покидает Курск.
С его уходом княжеский стол в Курске вновь перестает существовать, а в Курск направляются посадники переяславского князя Ярополка, чтобы не выпустить его из-под влияния Мономашичей. По всей видимости, Курск, благодаря нахождению в нем княжеского стола, а возможно, и личной распорядительности Изяслава, по примеру своих великих предков, начавшего здесь значительное деревянное и каменное строительство, существенно расширился, пополнился населением и стал, несмотря на свое окраинное расположение, одним из крупных городов, привлекающих внимание князей.
Так как нам еще не раз предстоит обращаться к личности Изяслава Мстиславича, ставшего со временем великим киевским князем, то с описанием его родственных связей и психологического портрета спешить не будем. В свое время все наверстаем. Пока же перейдем к следующему великому киевскому князю и его влиянию на наш край.
После смерти Мстислава Владимировича, прозванного Великим, с 1132 по 1139 гг. киевский престол находился у его брата – Ярополка Владимировича (1082–1139). Согласно летописным данным, третий сын Владимира Мономаха, Ярополк, был женат на княжне ясской, Елене. Детей не имел.
Став 17 апреля 1132 г. великим киевским князем, он перевел старшего сына Мстислава, Всеволода, из Новгорода в Переяславль, но его братья Юрий (Долгорукий) и Андрей изгнали Всеволода Мстиславича с переяславского стола, опасаясь, что тот после смерти Ярополка завладеет Киевом в обход их. Всеволод направился в Новгород, но новгородцы его уже не приняли, обидевшись на то, что он «променял» их город ради Переяславля. И только после длительных уговоров, после специальной грамоты, резко ограничивающей права князя и расширяющей права новгородских выборных посадников, позволили ему вновь сесть на их княжеский стол [56].
В следующем, 1133 г. Ярополк Владимирович, чтобы как-то утрясти разногласия между князьями и упорядочить княжеские уделы, проводит в Киеве съезд. По решению этого съезда бывшему курскому удельному князю Изяславу Мстиславичу отдавались во владение Дрогочин и Пинск. Но загасить очаг вражды в рядах Мономашичей не удается. Родные братья Ярополка Вячеслав, Юрий и Андрей все больше и больше озлобляются на своих племянников, о которых заботится Ярополк по слову, данному им Мстиславу Владимировичу незадолго до смерти последнего. И здесь на защиту сыновей Мстислава становится возмужавший и познавший радость побед в битвах Изяслав Мстиславич, вступивший в союз с Ольговичами – Всеволодом, Глебом, Игорем и Святославом, поддерживаемыми Изяславом и Владимиром Давыдовичами, в руках которых находятся Чернигов, Новгород-Северский и часть Посемья [57].
Дружины Изяслава Мстиславича и Ольговичей идут к Переяславлю и захватывают десятки сел, а также города Нежатин, Оборуч и Городок на реке Встре. Это заставляет Ярополка созывать очередной съезд князей Мономашичей (1135), по решению которого Переяславское княжество передавалось Андрею Владимировичу Доброму, а Изяславу Мстиславичу отдавался на княжение Владимир Волынский и Луцк. Однако смута и вражда среди князей продолжается; и уже в следующем, 1136 г., в ходе Супойской битвы Ольговичи одержали победу над Мономашичами и добились возвращения себе Посемья [58].
Примечания:
1. Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 64-65; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 21.
2. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, ООО «Учитель», 1999. – С. 82; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 307; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 64-67.
3. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 26.
4. Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 70; Озерский В.В. Правители России от Рюрика до Путина. История в портретах. Издание второе. – Ростов н/Д: Феникс, 2004. – С. 37; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 126; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 84.
5. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 126; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 84; Большая историческая энциклопедия / Новиков С.В. и др. – М.: СЛОВО: Эксмо, 2006. – С. 197.
6. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 92.
7. Большая историческая энциклопедия / Новиков С.В. и др. – М.: СЛОВО: Эксмо, 2006. – С. 198; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 96; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 106; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 73.
8. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 97; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 106.
9. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 138; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 118.
10. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 107-108; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 110; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 443-444; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 242; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 29.
11. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 108-109.
12. Поучение Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева.// Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 65.
13. Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 109-110; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 29.
14. Былины / Сост., автор предисл. и вводн. текста В.И. Калугин. – М.: Современник, 1986. – С. 244.
15. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.118; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 113; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 450; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 246; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 130; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 31; Греков Б.Д. Киевская Русь. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 599.
16. Сычев Н.В. Книга династий / Николай Сычев. – М.: АСТ: Восток-Запад, 2006. – С. 121-122.
17. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 119; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 113; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 451; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 247; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 130; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 31-32; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 271; Греков Б.Д. Киевская Русь. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 599; Пчелов Е.В. Монархи России– М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 82.
18. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 82; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 119-125.
19. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 254-255; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 36; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 136; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 82.
20. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 136; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 118; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 37; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 256; Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. – С. 79.
21. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.137-139; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 118; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 469-470; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле.. М.: Эксмо, 2007. – С. 256-258; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 139-141; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 37; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 272; Греков Б.Д. Киевская Русь. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 600; Пчелов Е.В. Монархи России. – М., 2004. – С. 82.
22. Ключевский В.О. Русская история. – М.: Эксмо, 2007. – С. 66.
23. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 140-141.
24. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 118-119; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.141.
25. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 142; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 471.
26. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 119.
27. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 471.
28. Митяев А.В. Ветры Куликова поля: Рассказы. – М.: Дет. лит., 1984. – С. 50.
29. Поучение Владимира Мономаха. Перевод Д.С. Лихачева.// Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 67.
30. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 119; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 273.
31. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2.. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.142-144; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 119; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 471-473; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 260; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 141-142; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 37; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 272-273.
32. Поучение Владимира Мономаха // Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 66-68.
33. Карамзин Н.М. Предания веков. – М.: Правда,1998. – С. 233.
34. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.145; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 120; В.Н. Демин. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 272-288.
35. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 477.
36. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 35.
37. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 147.
38. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 273; Демин В.Н. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 284.
39. Демин В.Н. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 272-288; Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: 2006. – С. 69.
40. Поучение Владимира Мономаха // Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 67.
41. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 263-264; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 477-483.
42. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 151-152; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 123-124; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 263; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 145-146.
43. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 122.
44. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб 293; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 289; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 21; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 194; Пахомова А.Н. Курщина в процессе формирования государства и права Древней Руси. – Курск: КГТУ, 2006. – С. 207-208.
45. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 158.
46. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 152.
47. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 85; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 126.
48. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 85; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1993. – С. 150.
49. Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4 – Курск: Изд. ООО «Учитель», 1999. – С. 50.
50. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 156; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 84-85; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2008. – С. 66-67.
51. Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», ЗАО «Славянский дом книги», 2006. – С. 73; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.150; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. С. 111-112, 221; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 69-70; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 22.
52. Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», ЗАО «Славянский дом книги», 2006. – С. 73; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 92; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 85; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 265; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 22.
53. ПСРЛ. Т.1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 297-298; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 127; Пахомова А.Н. Курщина в процессе формирования государства и права Древней Руси. Курск: КГТУ, 2006. – С. 210; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 69-70; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 22.
54. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 159-167; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 127-129; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 269-273; Пахомова А.Н. Курщина в процессе формирования государства и права Древней Руси. Курск: КГТУ, 2006. – С. 210; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 69-72; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 22.
55. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.162-163; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 128; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, ООО «Учитель», 1999. – С. 83; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2010. – С. 307; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2008. – С. 72-76; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 22.
56. Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», ЗАО «Славянский дом книги», 2006. – С. 76.
57. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 169-171; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 93; Озерский В.В. Правители России от Рюрика до Путина. История в портретах. Издание второе. – Ростов н/Д: Феникс, 2004. – С. 46; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 130; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 498; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 194; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 72-74; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 23.
58. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.170-174; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, ООО «Учитель» 1999. – С. 83; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 307; Пахомова А.Н. Курщина в процессе формирования государства и права Древней Руси. Курск: КГТУ, 2006. – С. 211; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 74-76; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 23.
Третий курский удельный князь
Глеб Ольгович
Сразу же после Супойской битвы 8 августа 1136 года Всеволодом Ольговичем, князем черниговским, восстанавливается Курское княжество, и на княжеский стол в Курске по его воле садится его родной брат и второй сын Олега Святославича (Гориславича) и Феофании Музалон (Музалонис) – Глеб Ольгович (Олегович). В соответствии с хронологией курских удельных князей он был третьим курским князем [1].
Так уж сложилось в отечественной практике, что об одних исторических личностях мы имеем довольно полные сведения о их жизни и деятельности, о других же – почти ничего. Даже если они жили и действовали в одно и то же историческое время, даже если они были родными братьями, как, например, курские князья Глеб и Святослав Ольговичи. О Святославе летописцы написали едва ли не биографический, с элементами приключений, романтических похождений, погонь, десятками батальных сцен, интриг, авантюр, детективных историй, предательств и измен, роман, а о его старшем брате Глебе – как о тени Святослава – всего лишь несколько проходных, вскользь брошенных слов.
Летописцы сочли личность Глеба Ольговича для истории Отечества незначительной и о его жизни сообщили очень мало. Даже точной даты его рождения не указали. Впрочем, дату рождения его братьев – Всеволода, Игоря и Святослава – они тоже не обозначили. Хотя Всеволод и Игорь достигли киевского престола. Ольговичи, в отличие от Мономашичей, в чести у летописцев не были.
Известно, что в хронологии курских удельных князей братья Глеб и Святослав, сыновья Олега Святославича Тмутараканского и Черниговского, прозванного, по версии В.Н. Демина и Л.Н. Гумилева, в народе за его горемычную судьбу и мытарства Гориславичем в противовес автору «Слова о полку Игореве», в угоду Мономашичам наградившего его этим прозвищем за будто бы начатую межкняжескую смуту и рознь, были, соответственно, третьим и четвертым владетелями Курска и Курского Посемья [2].
Впрочем, некоторые пробелы в жизни и деятельности Глеба, допущенные летописцами, постарались восстановить историки. Например, что матерью Глеба была греческая патрицианка, писали Л.Н. Гумилев и В.Н. Демин, а также В.М. Коган, А.И. Раздорский, А.Н. Пахомова и некоторые другие. Кроме того, в исследованиях В.М. Когана и А.Н. Пахомовой есть указание, что он родился после 1083 годов [3].
Если следовать данным Л.Н. Гумилева, то увидим, что в 1079 году Олег Святославич, будучи захваченным в плен тмутараканскими купцами-иудеями и хазарами, оказывается на территории Византии. Там его в 1080 году император Никифор III Вотаниат ссылает на остров Родос. Здесь он не только выжил, но, проявив незаурядные личные способности, в 1081 или в 1082 году, сразу же после свержения с престола Никифора Вотаниата и воцарения Алексея Комнина, женится на знатной гречанке, патрицианке Феофании Музалон, возможно, принадлежащей к роду патриарха Николая Музалон. И в 1083 году, как отмечалось выше, с супругой и, возможно, старшим сыном Всеволодом, возвращается в Тмутаракань. А далее, как мы знаем по русским летописям, княжит в Тмутаракани до 1094 года, затем же, женившись на дочери половецкого хана Осолука и заручившись поддержкой тестя, возвращает себе Чернигов и Черниговское княжество [4].
Проведенные авторами данной работы исследования текстов летописей, внимательное прочтение трудов отечественных, в том числе современных историков – Л.Н. Гумилева, В.Н. Демина, В.М. Когана, В.В. Озерского, Е.Г. Жадько и других – позволили предположить, что старший брат Глеба Всеволод родился около 1083 года, а Глеб – после 1084, но до 1094 года. Остальные же братья – Игорь и Святослав были рождены после 1094 года от дочери хана Осолука [5].
Княжил в Курске Глеб Олегович, как и его предшественники из рода Мономаха, недолго, до осени 1138 года. Успел ли он сделать что-то для города, неизвестно. Зато из текстов летописей и трудов историков мы знаем, что зимой с 1137 на 1138 год он водил курскую дружину в помощь брату Святославу, княжившему с 1136 года в Новгороде, чтобы подавить мятеж части новгородцев, переметнувшихся к бывшему своему князю Всеволоду Мстиславичу, нашедшему прибежище в Пскове.
«После сего Святослав, собрав все войско новнородское и призвав из Курска брата своего Глеба с курчанами и половцами, пошел ко Пскову, – читаем мы летописные известия в пересказе В.Н. Татищева. – …Святослав видя, а более сведая, что еще при нем многие Всеволоду тайно доброжелательны были, дойдя до Дубровны, возвратился в Новгород» [6].
Об этом факте в биографии третьего курского удельного князя рассказывает не только В.Н. Татищев, но и императрица Екатерина II, и Н.М. Карамзин, и С.М. Соловьев, а также многие курские краеведы и ученые [7].
Судя по текстам летописей и сообщениям историков, дело до сечи не дошло, и курская дружина Глеба без потерь возвратилась в Курск, где осенью этого же года Глеб Ольгович, согласно данным В.Н. Татищева, умер и был похоронен [8].
Причину смерти третьего удельного курского князя в летописи не указывают, но возможно, она связана каким-то образом с борьбой этого князя с половцами, нахлынувшими в тот год на Посемье. Ведь из текстов Никоновской летописи следует, что в 1138 г. на Курскую землю приходили степняки: «…воеваша половци Куреск, и плениша землю всю и пожгоша» [9].
Если многие отечественные историки это краткое указание Никоновской летописи проигнорировали, то С.М. Соловьев на нем задержал свое внимание. Преподнося читателю политическую обстановку Ярополкова княжения на Руси, он одновременно с этим сообщает: «Усобицы заняли все внимание князей в княжение Ярополково, и не было походов на врагов внешних; половцы опомнились от ударов, нанесенных им при Мономахе и Мстиславе, и опять получили возможность опустошать Русскую землю: в 1138 г. они опустошили Курскую волость…» [10].
Таким образом, не исключено, что князь Глеб Ольгович, защищая свой удельный град и округу, мог принять участие в сражении с половцами и получить тяжелые ранения, что было делом вполне обычным в то непростое время. Затем, не имея должного врачебного ухода, не смог одолеть этот недуг и умер. Если он родился в середине 80-х годов XI века, то ему было немногим более 50 лет.
Описание внешности третьего курского удельного князя летописцы и классики отечественной истории не дали. Но о его внешнем виде и характере мы можем судить по летописным данным о его единокровном брате Всеволоде в пересказе В.Н. Татищева: «Сей князь ростом был муж велик и вельми толст, власов мало на голове имел, брада широкая, очи немалые. Нос долгий. Мудр был в советах и судах. Для того, кого хотел, того мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел, и более в веселиях нежели в расправах упражнялся. Через сие киевлянам от него была тягость великая. И как умер, то едва по нем, кроме баб любимых, заплакал, а более были рады. Но при нем более тягости от Игоря, ведая его нрав свирепый и гордый, опасались» [11].
Что из этого и в какой степени было представлено в личности Глеба Ольговича, судить трудно, но одно ясно: и в характере, и во внешности многое присутствовало. Ведь природу не обманешь…
Согласно историческим изысканиям С.М. Соловьева, Глеб Ольгович Курский был женат (то ли на русской княжне, то ли на дочери половецкого хана – данных о ней не сохранилось) и имел двух сыновей: Изяслав, умерший в 1133 г., и Ростислав, о котором в летописях упоминалось под 1144 год. Что стало с Ростиславом дальше, неизвестно: его след в летописях затерялся… Такой же версии о детях третьего курского князя придерживаются В.М. Коган, А.И. Раздорский и А.Н. Пахомова [12].
К сказанному остается добавить, что после смерти Глеба, ставшего основателем династии Ольговичей в Курском княжестве, курский удельный стол перешел к его брату Святославу Ольговичу, изгнанному новгородцами со своего княжеского стола. Но о курском княжении Святослава Ольговича мы поговорим в следующей части данного повествования.
Примечания:
1. Раздорский А.И. Князья курские XI-XIII вв. // Курск. Краеведческий словарь-справочник. – Курск, 1997. – С. 170-172; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 307; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 99-112; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 23.
2. Демин В.Н. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 283-284; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-274.
3. Демин В.Н. Русь Летописная. _ М.: Вече, 20033. – С. 283-284; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-274; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 162; Большая Курская энциклопедия. Т.1. Кн. 1. Курск, 2004. – С. 117; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 99-112; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 23.
4. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-274.
5. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ: АСТРЕЛЬ, 2004. – С. 270-274; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 162; Озерский В.В. Правители России. От Рюрика до Путина. История в портретах. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. – С. 45; Правители России. – Ростов-на-Дону: Феникс. 2007. – С. 90; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 99-112.
6. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 299-300; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 24-25, 209-210; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 200; Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 175.
7. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 164; Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: АСТ, 2006. С. 132; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 508; Раздорский А.И. Князья курские XI-XIII веков в событиях политической истории Руси. // Курский край: Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск Изд-во ООО «Учитель». 1999. – С. 83; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 307; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 99-112; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 23.
8. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 306; Татищев, В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 178.
9. Из истории Курского края. Сборник документов и материалов. – Воронеж: ЦЧКИ, 1965. – С. 28; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 24.
10. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 510.
11. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 193.
12. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 933; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 162; Большая Курская энциклопедия. Т.1. Кн. 1. Курск, 2004. – С. 117; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 99-112; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 24-25.
Четвертый курский удельный князь
Святослав Ольгович
18 февраля 1139 г. в Киеве умирает великий князь Ярополк, и на княжеский престол садится его брат Вячеслав. Но не пройдет и месяца, как под Киевом появится Всеволод Олегович Черниговский со своими братьями Игорем и Святославом, приведшим курскую дружину, и начнет жечь дворы в предместье Киева.
Бывший курский князь Изяслав Мстиславович, интригуя против близких ему по крови Мономашичей, поддерживает в этой борьбе Всеволода и других сторонников Ольговичей – братьев Давыдовичей. Вячеслав Владимирович покидает Киев, удалившись в Туров, а киевляне 5 марта 1139 года провозглашают великим князем Всеволода Олеговича. Так произошла смена колен Ярослава Мудрого на великом киевском столе.
Прежде чем перейти к курскому княжению Святослава, несколько слов о его старшем брате Всеволоде, занявшем киевский престол. Всеволод Святославич родился не ранее 1082 года от брака его отца Олега Святославича с гречанкой Феофанией Музалон. Как уже отмечалось выше, в 1116 году он был женат на Агафье Мстиславовне (?–1179), дочери Мстислава Владимировича Великого и внучке Владимира Мономаха. От данного брака имел сыновей: Святослава (не ранее 1117–1194), Ярослава (?–1198) и Владимира (?–1201), а также дочь Сбыславу или Звениславу, выданную замуж за польского короля [1].
Разобравшись с некоторыми биографическими данными Всеволода Ольговича, перейдем к его брату Святославу, который хоть и не был великим князем, но в отечественной истории известен не менее, если даже не более многих великих князей.
Четвертый курский удельный князь Святослав Олегович, в крещении Николай, вопреки мнению многих отечественных исследователей княжеских родословных, был рожден не от брака Олега Святославича с Феофанией Музалон, как его старшие братья Всеволод и Глеб, а от брака Олега с половчанкой, дочерью хана Осолука. Об этом имеются некоторые разъяснения в работах В.Н. Татищева, императрицы Екатерины II и Н.М. Карамзина. Так, В.Н. Татищев в примечании № 414 к главе 18 «Истории Российской» со ссылками на летописи пишет: «О браке Олега нигде не упомянуто. По сему видно, что женат он был на княжне половецкой, дочери Осолука…». А Н.М. Карамзин, ведя речь о событиях 1146 года, поясняет: «Святослав нашел и других защитников в ханах половецких, братьях его матери…». Об этом же пишет в своей книге «Курские и рыльские князья» А.Н. Пахомова [2].
Что же касается даты его рождения, то, согласно нашим исследованиям, это произошло не ранее 1196 года, так как он был рожден после брата Игоря, дату рождения которого некоторые современные исследователи вслед за данными «Русского биографического словаря» Брокгауза и Ефрона связывают с 1094/95 годом [3].
Первые упоминания о Святославе Олеговиче относятся к 1108 г., когда Олег Святославич Черниговский и Владимир Всеволодович Переяславский (Мономах) встречались с половецкими ханами на реке Хороле и просватали за своих сыновей половчанок. «И, утвердив договоры, взял Владимир за сына своего Юрия Аепину дочь, Осенева внука, а Олег за сына своего Святослава – дочь Аепы, Григренева сына. И совершив брак января 12 с великим удовольствием обоих сторон, разъехались», – читаем мы у В.Н. Татищева [4].
Затем на протяжении почти тридцати лет летописи о Святославе Олеговиче не вспоминают и только в 1136 году (по В.Н. Татищеву – в 1135 г.) сообщают, что новгородцы после неудачной битвы их дружины с Юрием Долгоруким, возглавляемой князем Всеволодом Мстиславичем, собрав вече, послали послов в Чернигов к Всеволоду Олеговичу с просьбой дать им на княжение кого-либо из братьев. Всеволод дал Святослава, который неожиданно для себя стал новгородским князем. (Обвиненный новгородцами князь Всеволод Мстиславич был взят вместе с женой и детьми под «крепкую» стражу, чего никогда ранее не случалось, и заключен в монастырь.) И только после вокняжения Святослава новгородцы отпустили Всеволода и его семью.
В том же 1136 г. Святослав, будучи женат на половчанке и имея от нее сына Олега, женится повторно на дочери новгородского посадника Марии Петриловне. В связи с этим имел неприятности с местным епископом Нифонтом, отказавшимся венчать его, и священным клиром. Естественно, эти действия выходили за рамки христианской морали. Но, как говорится, князьям закон не писан… Не стал венчать епископ, обвенчал собственный духовник.
Чтобы хоть как-то сгладить возникшее напряжение со священнослужителями новгородскими, он издает в 1137 г. законодательный документ, названный впоследствии «Уставом новгородского князя Святослава Олеговича». Данный закон разрешал епископу брать вместо прежней десятины от вир и продаж (сумма которой никогда не была определенной и предсказуемой) 100 гривен из казны княжеской, кроме уездных оброков и пошлин [5].
Святославов «Устав», как важный исторический документ, дающий представление не только об отношении княжеской власти с церковью в период феодальной раздробленности, но и об административном делении волости на погосты с указанием их названий и границ на местности, часто использовал в своих трудах советский ученый Б.Д. Греков. При этом он неоднократно подчеркивал, что этот важный для историков и ученых документ еще мало изучен [6].
Междоусобные войны раздирали Русь. Ни «Русская Правда», ни «Поучение Владимира Мономаха», ни «Поучения» иерархов церкви о законе и благодати, ни проводимые довольно часто снемы и их решения на князей русских не действовали. Все были озлоблены и ослеплены ненавистью друг к другу. И этому немало способствовало их ближайшее окружение – бояре, настраивая одного князя против другого. Так, с подачи части новгородской знати, сбежавшей в Псков, туда в 1137 г. был призван Всеволод Мстиславич, которому обещали новгородский стол. Вот и пришлось Святославу Олеговичу, чтобы удержать за собой новгородское княжение, обратиться за помощью к брату Глебу, курскому князю, о чем мы уже говорили выше. И если раньше окраинной Курщине удавалось избегать княжеских склок и войн и не видеть «плоды» этой вражды на своей земле, то теперь наш край полностью был втянут в эти дрязги и войны. Поход этот, как уже говорили выше, закончился ничем: не дойдя до Пскова, курские и новгородские дружины повернули назад. А вскоре (28 апреля 1138 г.) Святослав изгоняется новгородцами по решению веча с их княжеского стола «за великую им тягость», но по пути из Новгорода, по данным В.Н. Татищева и Н.М. Карамзина, он «перехватывается» смоленской знатью, изгнавшей своего князя, и ставится на смоленский стол [7].
Смоленское княжение Святослава Олеговича длится несколько месяцев и оканчивается тем, что в том же 1138 г. он изгоняется Мстиславичами со смоленского стола с «бесчестьем», так как члены его семьи берутся в качестве заложников, а его обоз подвергается ограблению. Это событие послужило тому, что Всеволод Олегович, князь черниговский, придя в «большую злобу, с половцами грады Мономашичей по Суле, Прилуку и другим, побрав, разорил» [8].
Вскоре, как уже отмечалось выше, Святослав Олегович, которому, по версии авторов данной работы, в ту пору было около 42 лет, становится курским князем, а еще через полгода Вячеслав Владимирович «уступает» Всеволоду Олеговичу киевский великокняжеский стол. Таким образом, Ольговичи пришли к власти не только в Курске и Посемье, но и в Киеве. И теперь в руках Ольговичей сосредоточились два основных княжества с их столицами Киевом и Черниговом.
Как говорит русская пословица, аппетит приходит во время еды, поэтому им не терпится захватить и третье княжество – Переяславское со столицей в Переяславле, где в это время княжил Андрей Владимирович Добрый, сын Мономаха. Всеволод призывает из Курска Святослава с его курской дружиной и направляет к Переяславлю, а к Андрею шлет требование, чтобы тот уступил Переяславль Ольговичам: «Ступай в Курск из Переяславля». На что Андрей Переяславский ответил: «Лучше мне умереть с дружиною в Переяславле, на своей отчине и дедине, чем взять Курское княжение: отец мой сидел не в Курске, а в Переяславле, и я хочу умереть на своей отчине…» [9].
Произошло сражение, в котором дружина Андрея под руководством переяславского воеводы, выйдя на разведку и обнаружив воинство Святослава в «неустройстве», т. е. без броней и неготовым к началу сражения, мужественно напала на него и в короткой сече разбила войско Всеволода и Святослава Курского. Андрей Переяславский остался на своем княжеском столе, а Святослав Олегович, кроме горечи изгнания с новгородского и смоленского столов, познал еще и горечь поражения. Вскоре между Ольговичами и Андреем Владимировичем Переяславским был заключен мир, и Переяславское княжество осталось за Мономашичами даже после смерти Андрея Владимировича в 1141 (1142) году [10].
В 1140 г., воспользовавшись начавшейся среди Мономашичей смутой из-за новгородского стола, Святослав Олегович, поддержанный старшим братом, великим киевским князем Вячеславом, оставив порубежный со степью Курск, вновь устремляется в Новгород. Поддержанный частью новгородской старшины, он занимает княжеский стол. Однако вторичное новгородское княжение продолжается недолго, так как его дружинники на этот раз с новгородцами не «церемонятся», мстя за прошлое унижение. Они не только грабят новгородцев, но и насилуют их жен и дочерей. Святослав сам в этом не участвует, но и не пресекает бесчинства, за что «невзлюбили его новгородцы и начали вставать на вечах» [11].
«Брат! – шлет послание Святослав к Всеволоду, видя, что народ начинает подниматься против него. – Мне мочи нет с этими людьми, не хочу жить с ними, кого хочешь пошли сюда». И не дожидаясь согласия Всеволода, так как от кума, новгородского тысяцкого Якуна, узнает о заговоре против себя, он тайно бежит с семьей из Новгорода. За помощь Святославу Якун и его брат Прохор чуть не поплатились собственными жизнями; их спасло лишь вмешательство епископа Нифонта, предложившего наложить на них штраф в сумме 1000 и 500 гривен серебра соответственно [12].
Уйдя из Новгорода в Стародуб, Святослав Олегович стал требовать от Всеволода новых уделов себе и брату Игорю, остававшемуся до этой поры безудельным князем, но Всеволод лишь добавил ему к курскому уделу еще Новгород-Северский, а Игорю ничего не дал, но пообещал оставить ему после себя киевский престол. В 1142 г. после смерти в Переяславле Андрея Владимировича на освободившийся переяславский стол Всеволод Олегович в обход Игоря сажает изгнанного им из Киева в Туров Вячеслава Владимировича, а сына своего Святослава направляет в Туров, чем «сеет семена розни» как между Мономашичами, так и между своими братьями.
Святослав и Игорь, войдя в соглашение с двоюродными братьями Давыдовичами – Владимиром и Изяславом, – собирают войско и идут на Переяславль. На защиту Переяславля встают не только горожане и Вячеславова дружина, но и киевская дружина Всеволода, и дружина Изяслава Мстиславича, бывшего курского удельного князя, теперь княжившего во Владимире-Волынском. А еще из Смоленска со своей дружиной пришел брат Изяслава Мстиславича, Ростислав. Святослав с братьями терпит поражение и бежит. Победители разоряют села по Соже, Десне и около самого Чернигова. Тут в качестве посредника о примирении сторон выступает еще один брат Давыдовичей, Святослав, в крещении Николай, прозванный Святошей, находившийся в монастыре, который отдает в пользу своих братьев свои вотчины: Городец, Рогачев, Брест, Дрогочин и Клецк.
Ольговичи и Мономашичи мирятся и собираются на очередной съезд, чтобы упорядочить раздел уделов. В результате переговоров Давыдовичи к Чернигову получили еще Брест, Дрогочин, Вщиж и Ормин; Игорю – Городец Остерский и Рогачев; Святославу к Курску и Новгороду-Северскому – еще Клецк и Черторыйск. Вячеслав Владимирович добровольно отказался в пользу племянника Изяслава Мстиславича от Переяславля, уйдя вновь в древний Туров, а сын Всеволода Святослав был переведен из Турова во Владимир-Волынский, что вызвало недовольство галицких князей Ростиславичей [13].
Недовольство Ростиславичей, особенно Владимирка Галицкого, вскоре переросло в открытые военные действия. Всеволод Олегович, желая усмирить галицких князей, направляет туда дружины братьев Святослава и Игоря, черниговских князей Владимира и Изяслава с половцами, Изяслава Мстиславича, Ростислава Мстиславича Смоленского. А также дружины сыновей Всеволода Давыдовича Городненского, Бориса, Глеба и Мстислава и, кроме того, польские полки своего зятя Владислава Польского. Владимирко Галицкий вынужден был искать мира, который обошелся ему по одним сведениям в 1400, а по другим – в 1200 гривен серебра [14].
В 1143 и 1145 гг. Всеволод Олегович посылал войска Святослава Курского, брата Игоря, Изяслава Давыдовича Черниговского и сына своего Святослава Волынского в Польшу в поддержку зятя Владислава. И в это же время, чтобы упрочить союз с возвратившимися из Византии полоцкими князьями, женит своего сына Святослава на дочери Василька. Заключаются и другие браки, направленные, по мнению великого князя, на укрепление родственных и дружественных связей между Ольговичами и Мономашичами [15].
В последние годы киевский князь Всеволод Олегович часто болеет. Поэтому, незадолго до своей кончины, пытаясь упорядочить передачу киевского престола, приглашает к себе в 1143 и 1145 гг. родных братьев Игоря и Святослава, двоюродных – Владимира и Изяслава Давыдовичей, княживших в Чернигове, а также брата супруги Агафьи, князя переяславского Изяслава Мстиславовича. Всеволод просит собравшихся князей после его смерти быть верными его брату Игорю, когда тот воссядет на киевский стол. Таким образом, происходят очередные съезды русских князей, в которых активное участие принимают курские князья (бывший и действующий). Все торжественно клянутся и целуют на том крест, в том числе и Изяслав Мстиславович [16].
1 августа 1146 г. Всеволод Олегович умирает, и на великокняжеский стол в Киеве садится Игорь Олегович, как и было обусловлено с его братьями и Изяславом Мстиславовичем.
Казалось бы, вокняжение Игоря Олеговича проходит мирно, по ранее разработанному Всеволодом плану. Но клан Мономашичей интригует, хочет овладеть киевским престолом, ведет тайные переговоры с Изяславом Мстиславовичем, склоняет его на измену Игорю. И Изяслав Мстиславович, учитывая недовольство киевлян правлением Всеволода Олеговича, а значит, и вообще всеми Ольговичами, соглашается не поддерживать Игоря на престоле.
В Киеве действительно начинаются волнения. Киевляне, собравшиеся на вече, принимают решение Игоря не признавать, а призвать на великое княжение Изяслава Мстиславовича, с чем и направляют к нему своих представителей. Изяслав, забыв о клятве и крестном целовании, принимает приглашение киевского веча, собирает переяславские полки и ведет их на Киев.
Игорь обращается за помощью к Давыдовичам, но те, выдвигая всевозможные требования, дружин своих не приводят и фактически изменяют ему. И только Святослав Курский остается верен брату. Он приводит из Курска свою дружину, состоящую, по всей видимости, из курян и ратников Посемья, так называемых семцев.
Не имея военного таланта, но еще больше из-за измены киевских воевод, войска Игоря занимают невыгодную позицию в местечке, называемом Олеговой могилой, и терпят поражение. Игорь вязнет с конем в болоте и вскоре попадает в плен, а Святослав Курский, вырвавшись из окружения, с остатками дружины бежит к Новгород-Северскому. Случилось это сражение 13 августа 1146 году, и в тот же день Изяслав Мстиславич вошел в Киев и был провозглашен великим князем. А киевляне начали грабить дома Всеволода и Игоря и их сторонников.
Но на этом злоключения Игоря Олеговича не закончились. Через год, а точнее 18 сентября 1147 года, его, принявшего схиму и находившегося в одном из монастырей под стражей, по приговору киевского веча предали казни. Впоследствии Русской Православной церковью он был причислен к лику святых [17].
Игорь Олегович был женат, но детей, по-видимому, не имел. В.Н. Татищев дает ему следующую характеристику: «…был муж храбрый и великий охотник к ловле зверей и птиц, читатель книг и в пении церковном учен… Обряды священнические мало почитал и постов не хранил… Ростом был средний и сух, смугл лицом, волосы по обычаю, как поп, носил длинные, борода же его была узка и мала» [18].
Вокняжившись в Киеве, бывший курский удельный князь Изяслав Мстиславич первым делом принимает послов от половецких ханов и заключает с ними договор о мире. Затем наделяет братьев княжествами: Ростислава – Переяславльским, а младшего Владимира – Смоленским. Прощенному им сыну Всеволода Ольговича, Святославу Всеволодовичу Волынскому, державшему при сражении у могилы Олега Вещего сторону Игоря и попавшему в плен, доводившемуся по сестре Агафье племянником, дал уделы в городах Можибож и Бужеск, присоединив к ним еще 5 меньших городов. А еще посылает уведомление венгерскому королю, женатому на его сестре, о своем вокняжении.
И только после этого последовала быстрая расправа над дядей, Вячеславом Владимировичем Туровским, по совету жены вздумавшим отобрать без разрешения великого князя некоторые города у Святослава Всеволодовича, ранее ему подаренные его отцом Всеволодом Олеговичем [19].
Между тем, Святослав Олегович после проигранного у Киева сражения прибежал в Чернигов и послал нарочного к двоюродным братьям Владимиру и Изяславу Давыдовичам выяснить, остаются ли они верны данной ими клятве, а также сообщал о своих дальнейших действиях: «Вот я вам оставляю здесь боярина своего Коснячку (Константина), неравно понадобится вам на что-нибудь, а сам поехал в Курск, утверждать жителей его в верности, а оттуда – в Новгород Северский» [20].
Но братья Давыдовичи, понимая бесперспективность противоборства с новым киевским князем, поддерживаемым не только киевской знатью, но и народом, тайно перешли уже на сторону Изяслава Мстиславовича и с его согласия пошли с дружинами к Новгород-Северскому, в котором находился Святослав Ольгович, и стали осаждать город, желая его заполучить к своему княжеству. Несколько дней они безуспешно осаждали, но взять не смогли, потеряв при штурме несколько знатных дружинников, в том числе Дмитрия Жирославича и Андрея Лазаровича. После чего отступили от стен города и стали разорять ближайшие села.
Об этих событиях, следуя за средневековыми летописцами, в ярких красках сообщают В.Н. Татищев и С.М. Соловьев, показав, как Святослав Ольгович Курский проявил не только достойное русскому князю мужество, но и воинскую сметку. «Святослав, видя, что войска Давыдовичей утомлены на приступе, вышел сам со своими людьми. Тогда Давыдовичи отступили с жестоким боем к Мерликову селу, и лишь ночь помешала обоим продолжать сражение» [21].
Упорство, с которым жители Новгород-Северского сражались за своего князя, говорит о том, что потомки северян любили Святослава Олеговича. Потерпев неудачу под Новгородом-Северским, Давыдовичи пошли к Путивлю, одному из городов в уделе Святослава и Игоря. Однако путивляне, как до них северяне, закрылись в своем городе, обнесенном каменной крепостной стеной, и даже в отсутствии князя Святослава Ольговича стойко отбивали все атаки Давыдовичей, нанося их войску изрядный урон. Свой город они сдали только великому киевскому князю Изяславу Мстиславовичу, прибывшему к нему по просьбе Давыдовичей и его сына Мстислава, со своей дружиной находившегося в войске черниговских князей.
Изяслав Мстиславич вошел в город, сменил прежнего посадника на своего, а имущество Святослава, имевшееся в Путивле, конфисковал и поделил между собой, сыном Мстиславом и братьями Давыдовичами. Вот как об этом сообщают летописи в пересказе В.Н. Татищева: «Дом Игорев, который он построил себе, дочиста ограбив, сожгли, при этом церковь святого Георгия сгорела. Из сего дома много припасов Игоревых растащено… вин, медов, меди, железа и прочего, а в гумне сожгли 900 скирд жита». И чуть позже добавляет: «На следующий день Давыдовичи послали в села (Посемья), забрали все стада Игоревы и Святославовы: 300 кобыл заводских и тысячу коней, а жита их везде по селам и дворы княжеские (по-видимому, загородные поместья-вотчины) пожгли, взяв столько жит, что войскам было потребно». Почти также об этом сообщает С.М. Соловьев: «Двор Святославов разделили на четыре части, скот, мед и всякую рухлядь (добро, имущество); в погребах было пятьсот берковцев (емкостей) меду да вина восемьдесят корчаг (больших глиняных горшков); и церковь Святого Вознесения всю облупили, взяли сосуды серебряные, ризы, пелены, все шитые золотом, кадило, евангелие, книги, колокола; не оставили ничего, но все разделили между собой, между прочим, и семьсот рабов» [22].
Из приведенных выдержек видно, что Курское Посемье в период с 1136 по 1146 год принадлежало Ольговичам, что территория эта была довольно густо населена и экономически развита. А еще, что куряне и путивляне были верны присяге и стойко стояли за своих князей, и только вмешательство, так сказать, верховной власти (в лице великого князя) могло принудить их открыть перед чужими князьями свой город. Также видно, что до Курска вся «прелесть» княжеской усобицы не дошла, а Путивля она уже коснулась вплотную: гибли люди и имущество.
Из перечисления разграбленного имущества князя можно сделать вывод, что посемские удельные князьки особо не роскошествовали, им было далеко до богатств киевского князя. Запасы же меди и железа говорят нам о развитии металлургии и кузнечного дела при княжеских подворьях. О запасах муки ничего не говорится, но запасы жита в скирдах и на гумнах, а также спиртного в погребах имелись достаточно. По-видимому, и в ту пору спиртные напитки пользовались большим спросом. Эти запасы прямо указывают на значительное развитие сельского хозяйства в нашем крае. А упоминание о табунах лошадей – о развитии скотоводства в целом и коневодства в частности.
Русских князей, этих православных христиан, в погоне за наживой даже разграбление церкви, что считалось святотатством, подлым и позорным делом, не пугало и не останавливало. И Русская Православная церковь в отличие от римской католической, где папа, используя силу и власть церкви, смещал и ставил королей во многих странах Западной Европы, молчала, ибо сила солому ломит…
Хищение же книг наравне с золотом, запасами меди и железа, табунами коней и спиртным прямо указывает на то, что книги были популярны в нашем крае в те далекие нелегкие времена и очень ценились. Это, пусть и косвенно, но подтверждает стремление жителей нашего края к грамотности и образованности, к культуре.
Узнав о сдаче Путивля, Святослав собрал бояр на княжеский совет и спросил, как ему быть: продолжать защищаться в городе или же идти на соединение со свояком, князем суздальским и ростовским Юрием Владимировичем? Бояре и ближняя дружина, а также находившийся у него изгой из Галицкого княжества Иван Ростиславич Берладник и прибывший от Юрия Долгорукого сын Иван Юрьевич посоветовали ему спасать свою супругу и детей, а также жену брата Игоря и идти в землю Вятичей, ближе к владениям Юрия Владимировича Суздальского (Долгорукого).
Юрий Долгорукий сам прийти к Святославу не смог, так как должен был защищать свои владения от нападения кметей Ростислава Ярославича Рязанского, подговоренного на такое дело Изяславом Мстиславовичем Киевским, которому доводился другом. Однако Юрий Владимирович прислал с небольшой дружиной своего сына Ивана, или, как именуют его летописи, Иоанна. Помощь была незначительной, но и ее Святославу лишаться не хотелось. И чтобы сильнее привязать к себе союзника Юрия Долгорукого и его сына Ивана, Святослав, как утверждает Н.М. Карамзин, ссылаясь на летописи, «в знак благодарности отдал ему (Ивану) Курск и Посемье» [23].
В этом княжеском совете приняли участие и половецкие ханы Тюнрак и Камос, возможно, братья Святославовой жены-половчанки из рода Аепы, о чем пишут С.М. Соловьев и Д.И. Иловайский. Но В.Н. Татищев, императрица Екатерина II и Н.М. Карамзин в них видят братьев умершей матери Святослава из рода Осолука, с чем согласны и авторы данной работы. Дело в том, что после женитьбы Святослава на новгородке бывшие родственники из клана Аепы вряд ли испытывали к нему добрые чувства. Зато потомки Осолука, пусть даже не братья Святославовой матери, а ее племянники от братьев, вполне могли быть в хороших отношениях со Святославом и его братом Игорем.
Святослав принял совет и с небольшой дружиной лесными дорогами направился к Карачеву. Но великий киевский князь Изяслав Мстиславич и Давыдовичи продолжали преследовать небольшую дружину курского и северского князя. 16 января 1147 г. Святослав Олегович недалеко от города Карачева дал бой превосходящим силам Давыдовичей и киевского воеводы Шварна, имевшим 3000 ратников, и, хотя был ранен копьем в руку, бой выиграл.
Вот как об этом сражении пишет Н.М. Карамзин: «16 января 1147 года отчаянный Святослав с верною дружиной и дикими половцами ударил на врага: разбил его, опустошил Карачев и немедленно удалился в сопредельную землю вятичей». Но более эмоционально об этом, с подробностями о взятии святославовыми половцами языков сообщает В.Н. Татищев: «Святослав, учинив совет, рассудил, что его (Изяслава Давыдовича) на пути встретит. И немедленно, собрав войско до 3000, пошел и 16 января сошелся с ним на чистом месте, где между обоими был бой жестокий долгое время. И когда Святослава ранили в руку копьем, то он, боясь, чтоб из-за того его войско не оплошало более жестоко сам со всеми на него наступать стал, и так Изяслава победил, что тот едва сам ушел, а его войска большая часть на месте побиты и пленены». Близко к этому о данном сражении пишут Екатерина II, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, А.Д. Нечволодов и другие отечественные историки [24].
Как-то так вышло, что до последнего времени в работах курских исследователей советского периода времени о деятельности Святослава Ольговича со ссылками на летописи больше говорится о его жестокосердии и прелюбодействе и ни слова о положительных качествах. Видно, над исследователями довлели классовое сознание и идеология. А ведь Святослав любил своих братьев. Яркий пример тому его переживания за Игоря, оказавшегося в плену Изяслава Мстиславича. «Возьмите, что имею, только отпустите Игоря, – говорит он своим гонителям. – Нет! Пока душа моя в теле, не изменю единоутробному. Лучше мне помереть, чем оставить брата; буду искать его, пока душа в теле» [25].
Эти слова Святослава Ольговича сообщают не только о его любви к брату Игорю, но и о том, что именно с ним он был «единоутробным», рожденным от Осолуковны.
А когда он узнал о смерти Игоря, то долго оплакивал несчастного брата и стал искать случая, чтобы отомстить врагам – Изяславу Мстиславичу и Давыдовичам. И здесь он, как, впрочем, и все русские князья, погрязшие в смуте междоусобной борьбы, действительно был и жесток, и немилосерден.
Однако оставим на время Святослава Олеговича, теперь уже бывшего курского удельного князя, и обратим свое внимание на нового курского князя Ивана Юрьевича.
Примечания:
1. Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 156; Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 80.
2. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 202, 674; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 141; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 113-117; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 24-26.
3. Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 406; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 113-118.
4. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 282, 283; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 259; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 141.
5. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 299; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 24, 209; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 199; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 174; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 132; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 121; Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 3. – Курск, 2009. – С. 18; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2008. – С. 107-111.
6. Греков Б. Киевская Русь. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 182-184, 377-378.
7. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 175-176; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 132.
8. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 176.
9. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 180; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 134; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 514; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 281-282; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 202; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 84; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 307; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 113.
10. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 182; Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С.70; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 85.
11. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926, М., 1962. Стб. 305; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 301; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 25, 210; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 185; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 135; Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. – М., 1989. – С. 70.
12. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 181.
13. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 516-519.
14. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 190; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 136-137; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 516-520; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 204.
15. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 191.
16. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 186, 193; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 173; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 527.
17. Т. 2. М., 2005. С. 197; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 313-314; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 317-318; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 27; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 205-206; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 194-197, 213; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 139; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 208-210; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 88; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 143-147.
18. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 214.
19. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 198.
20. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 198.
21. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 200-202; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 533-534.
22. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 199-201; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 533-535.
23. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 141.
24. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 329; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 203; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 188-189; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 141; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 536; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 212-213; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 288-289; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2008. – С. 151-152.
25. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 141; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 536; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 271; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 151-153.
Пятый курский удельный князь
Иван Юрьевич
Иван Юрьевич (?–24.02.1147 гг.), внук Владимира Мономаха и двоюродный брат великого киевского князя Изяслава Мстиславича, как мы видим, был пятым курским князем. Стал он им в самый что ни на есть тяжкий час для Святослава, когда тот, гонимый со всех сторон и из всех земель, превратился в настоящего изгоя и был вынужден, ища союзников, уступить Курск одному из сыновей Юрия Владимировича Суздальского. Об этом вслед за летописцами сообщают В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, а также курские ученые и краеведы [1]. Однако княжил Иван Юрьевич в Курске недолго, так как в феврале 1147 г. умер.
В.Н. Татищев, анализируя летописи, о данном факте пишет так: «Февраля 24, в понедельник, преставился Иванко Юрьевич. А наутро приехали к Дону братья его Борис и Глеб и, уведав о том, поехали к Святославу. И с великим плачем, погребши тело его, возвратились в – Суздаль к отцу с великой жалостью». А историк А.И. Раздорский к этому добавляет, что погребен Иван Юрьевич был в Суздали, в церкви Рождества Богородицы [2].
В некоторых исторических исследованиях о Курске той поры можно встретить авторское предположение, что смерть Ивана Курского могла наступить от отравления, организованного Святославом. Но вряд ли такая версия правдоподобна. Какой был смысл Святославу Ольговичу сначала сажать на курский стол, а затем злобно изводить своего же протеже? Ему и так хватало забот, находясь в постоянной вражде и борьбе с Изяславом Киевским, его детьми и братьями Давыдовичами. Да и отечественные историки, в том числе В.Н. Татищев, пишут как раз об обратном – об отеческом отношении Святослава к Ивану Юрьевичу [3].
Сколько лет было этому курскому князю, летописи не сообщают, не говорят об этом и современные исследователи. Но если принять во внимание, что он был третьим сыном Юрия Долгорукого, рожденным от половчанки Анны, дочери хана Аепы (по версии А.И. Кулюгина), то ему было не более 33-34 лет, так как его более старший брат Андрей Юрьевич (Боголюбский) был рожден в 1111 году. По-видимому, к этому времени он был женат – русские князья женились рано. Но имени его супруги и сведений об их детях летописи не оставили.
Из деяний Ивана Юрьевича в качестве курского князя известны его участие в сражении под Карачевом на стороне Святослава Олеговича да преследование Ивана Берладника, изменившего Святославу. Летописцы не пожелали оставить потомкам описания этого князя, но, возможно, он имел некоторые черты своего брата Андрея Боголюбского и отца, характеристики которых даны В.Н. Татищевым. Например, о внешности Андрея Юрьевича историк пишет следующее: «Ростом был невелик, волосы чермные, кудрявые, лоб высокий, очи велики и светлы» [4].
Предполагать, что он сделал что-либо существенное для Курска и курян, вряд ли стоит. Судя по летописям, даже Святославова посадника не сменил, не говоря уже о прочих должностных лицах и городских старейшинах, имевших вес в курском княжеском совете. Да и дружина у него была не курская, а отцовская – ростово-суздальская.
Пятый курский князь, Иван Юрьевич (как и первый – Изяслав Владимирович), княжил в Курске мало и погиб молодым. Впрочем, как бы Иван мало ни княжил на курском столе, сам факт этого княжения уже давал его братьям возможность претендовать на этот стол.
После смерти Ивана Юрьевича Курское княжество до 1149 г. чуть ли не по нескольку раз в год переходит из одних княжеских рук в другие. Первым его занял Изяслав Давыдович, когда бросился преследовать Святослава Ольговича с сыном великого киевского князя Изяслава Мстиславича Мстиславом Изяславичем, в соответствии с ранее достигнутым договором о разделе уделов Игоря и Святослава Олеговича. Об этом нам сообщает ряд текстов в трудах классиков отечественной истории, но по требованию киевского князя Изяслава Мстиславича тут же уступил его Мстиславу Изяславичу, довольствуясь Новгород-Северским и Посемьем.
Примечания:
1. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 314-315; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 334; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 207-208; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 201; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 141; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 534;. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 186-193; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 27.
2. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 205; БКЭ. Т.1. Кн. 1. – Курск, 2004. – С. 304.
3. Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 14; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 205.
4. Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 94; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 204, 303, 366.
Шестой курский удельный князь
Мстислав Изяславич
Итак, зимой 1147 года, сразу же после смерти Ивана Юрьевича, согласно летописным данным и исследованиям курских краеведов, очередным удельным курским князем стал юный Мстислав Изяславич, в крещении Федор (?–1170 или 1171). Он был правнуком Владимира Мономаха (1053–1125), внуком Мстислава Владимировича Великого (1076–1132) и вторым сыном бывшего курского удельного князя Изяслава Мстиславича, ставшего 13 августа 1146 г., как отмечалось выше, великим киевским князем. Матерью Мстислава была немецкая принцесса, неизвестная по имени. Впереди у него довольно бурная жизнь, несколько княжеских столов, а также великий киевский стол. Пока же он по воле отца находится на курском княжении [1].
Первые упоминания о нем относятся к 1146 г., когда он вместе с отцом сражается с войсками Игоря и Святослава Олеговичей за обладание Киевом. Летописи в пересказе В.Н. Татищева несколько раз отмечают его храбрость и знание воинского дела. «Игорь, не ведая, что все города к Изяславу пристали, выступил со своим войском и пошел против Изяслава, который с сыном Мстиславом стоял у вала между двумя озерами… А Изяслав с сыном Мстиславом поехали вбок и разъединили полки Игоревы» [2].
Далее мы его видим осаждающим с Давыдовичами Новгород-Северский и Путивль, о чем уже говорили выше.
Так как Мстислав завладел Курском силой, хоть и без осады и сражения, лишь по велению своего отца – великого князя Изяслава Мстиславича Киевского, но вопреки воле Святослава, а теперь и Юрия Долгорукого, то Святослав Олегович его право на курский стол не признавал и по-прежнему считал себя курским князем.
В августе 1147 г. к Курску, в котором в то время находился Мстислав Изяславич, с войском подступил Глеб Юрьевич, еще один сын Юрия Долгорукого и союзник Святослава Ольговича. Разворачивалась очередная интрига из-за владения удельным княжеским столом и неспокойным городом, стоявшим на восточной окраине Руси, на границе со Степью, с давних пор облюбованной кочевниками – печенегами, торками, половцами.
Из-за междоусобий князей уже пылали Нижнее Посемье, Подесенье, земли Суздальского, Ростовского и Владимирского княжеств. Но Курску, несмотря на то, что он находился в центре как событий, так и спорных территорий, несмотря на частую смену князей на удельном столе, удавалось пока обходиться без осад, штурмов и разрушений. Вот и в этот раз, как только войска Глеба Юрьевича подступили к Курску, юный Мстислав Изяславич, собрав местную знать и старейшин, обратился к ним за помощью.
«Готовы, – отвечали куряне, – но только не обнажим меча на внука Мономахова», ибо Глеб, сын Георгия Владимировича, был со Святославом. Юный Мстислав уехал к отцу, а Курск и города на берегах Сейма добровольно поддалися Глебу, попросив у него посадника», – так доводят до нас текст летописей ведущие отечественные историки и некоторые курские краеведы [3].
На этом курское княжение Мстислава Изяславича, не успев начаться, закончилось.
Комментируя данный факт, историк А.И. Раздорский пишет в книге «Курск»: «Горожане оказались между двух огней: за каждым из противников стояли их могущественные отцы, которые могли ради своих сыновей оставить от Курска только пепел. Жители Курска не могли не помнить о печальной участи соседнего Путивля, взятого и разграбленного войсками Изяслава Мстиславича в 1146 году. В сложившейся ситуации необходимо было обезопасить город с обеих сторон: и от Изяслва (отца Мстислава), и от Юрия Долгорукого (отца Глеба). И куряне нашли, наверное, единственно возможный выход…» [4].
Подобное можно прочесть и в очерке А.Г. Шпилева в книге «Очерки истории Курского края» [5].
К этому остается добавить, что мудро поступили не только жители Курска, но и бывшие курские удельные князья Изяслав Мстиславич и Святослав Ольгович, не давшие волю своим эгоистическим чувствам.
Примечания:
1. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 205, 353; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 222; Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С.103; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 101; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 218-243; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 30.
2. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 196-197
3. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 208; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 144; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 543.
4. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85-86.
5. Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 308-309.
Седьмой курский удельный князь
Глеб Юрьевич
Итак, с осени 1147 года, согласно летописным данным и исследованиям отечественных историков, курским уделом владел Глеб Юрьевич (?–1171/72), пятый сын Юрия Долгорукого от его брака с дочерью хана Аепы, Анны. (Это по версии В.М. Когана, а по версии А.И. Кулюгина – от брака Глеба с византийской принцессой, неизвестной по имени.) Представитель восьмого колена Рюриковичей. По хронологии он был седьмым курским удельным князем [1].
Воспользовавшись вслед за летописцами общей фразой «…Курск и города на берегах Сейма добровольно поддалися Глебу, попросив у него посадника», ведущие отечественные историки В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев и другие в своих пересказах летописных текстов по какой-то причине не раскрывают названий посеймских «городов», перешедших на сторону Глеба. Возможно, сочли это за незначительный эпизод в истории Отечества, которому и особое внимание не стоит уделять…
Однако курские краеведы и ученые в данном вопросе оказались более ответственными исследователями. По их мнению, по-видимому, это были Ратское городище, Липинское городище, возможно, Льгов, Рыльск. Нельзя исключать Путивль и Глухов, хоть Глухов и не стоит на Сейме, но довольно часто упоминается летописцами. К числу этих городов могли относиться Зартый, Вырь и даже Папаш, расположенные на небольших реках, левобережных притоках Сейма, в его нижнем течении. Именно этим городам, судя по летописям, больше всего доставалось во время княжеских распрей, как от самих русских князей, так и от многочисленных их половецких союзников.
В Курске Глеб Юрьевич, судя по текстам летописей, не единого дня не находился, управляя городом и краем через своего посадника, так как вместе с дружиной Святослава Ольговича и дружественными, а то и родственными им половцами постоянно находился в походе. Жителей Курска, особенно его знатных горожан, входивших в совет старейшин, такой оборот дела, скорее всего, устраивал. Они вполне справлялись с хозяйственными и прочими вопросами жизнедеятельности города без князя, подобно тому, как это делалось в Пскове и Новгороде. Устраивало это и князя Святослава Ольговича, который хоть и отдал город Глебу Юрьевичу, но виды на его владение не оставлял.
Что же касается воинских успехов курского князя Глеба Юрьевича, то, как сообщают летописи и историки, первые военные действия были для него победными. Так, В.Н. Татищев, освещая данный факт, пишет: «Ольговичи и Давидовичи, слыша, что Изяслав возвратился, послали Глеба Юрьевича с войском и половцами на Брагин городок. Он же, придя, вскоре без сопротивления взял его» [2].
Данное обстоятельство, а также, по-видимому, скорое лишение Мстислава Изяславича Курского удельного стола, вызвало гнев великого киевского князя Изяслава. Но, поразмыслив и сменив гнев на милость, великий киевский князь послал к Глебу «дворового своего», которому, по версии В.Н. Татищева, велел говорить «с ласкою»: «Ты ведаешь, что у меня с черниговскими война, но до вас, как брата моего и равного мне внука Владимирова, оное не касается. И я как с отцом твоим, а моим стрыем, так и с тобою вражды не имею и иметь не хочу» [3].
Только Глеб Юрьевич, постоянно подстрекаемый своим воеводою Волославом, питавшим к Изяславу Мстиславичу неприязнь, на мир не согласился и продолжил боевые действия, пытаясь овладеть Переяславлем, в котором после Курска княжил юный Мстислав Изяславич. Но удача на этот раз, как сообщают летописи, сопутствовала воеводе Мстислава Изяславича – богатырю Демьяну Куденевичу и дружине, разбившей войско Глеба. Мало того, что Глеб Юрьевич остался без дружины, он вскоре оказался пленником Изяслава Мстиславича Киевского. Правда, после долгой разъяснительной беседы с ним великого киевского князя, после того, как дал княжеское слово больше не ратоборствовать, был прощен и отпущен на свободу.
Но это ему не пошло впрок. Он снова пытался взять Переяславль и города Переяславского княжества. И опять безрезультатно. В летописях сообщается, что, кроме одного Городца, другие города не пожелали изменить великому князю Изяславу Киевскому, несмотря на угрозы Святослава и Глеба «вечною неволею и половцами».
Что это были за города, осталось неизвестным, зато известно, что на такой демарш курского князя Глеба Юрьевича и Святослава Ольговича великий киевский князь Изяслав «захватил Всеволож и обратил в пепел Белую Вежу и другие места в Черниговской области» (ту самую Белую Вежу, которую совсем недавно строили для «беловежцев», вышедших с Дона, в честь ознаменования победы над половцами) [4].
Снова русские князья жгут свои и чужие города и водят друг на друга половцев, словно, действуя по пословице: «Бей своих, чтобы чужие боялись».
Не обладая военным талантом, Глеб Юрьевич, как сообщают летописи и многие отечественные историки, терпит одно поражение за другим. В конце концом, оказавшись без войск, бежит в Чернигов под защиту Давыдовичей. Но вероломные Давыдовичи уже осенью 1148 года, сразу же после съезда князей в Городце Остерском, на котором, кроме великого киевского князя Изяслава Мстиславича, были его сын Мстислав, братья Ростислав и Владимир Мстиславичи, а также Ростислав Юрьевич, сын Юрия Долгорукого, изгоняют его из Северщины и отбирают Курск, который берет себе самый главный интриган этого клана – Изяслав Давыдович Черниговский [5].
После этого судьба Глеба Юрьевича еще не раз и не два окажется крепко скрученной в тугой узел с судьбами других бывших курских удельных князей, но не с Курском и Курским княжеством. Естественно, ничего полезного для развития Курска князь Глеб Юрьевич не сделал.
В сентябре 1149 года, после вокняжения Юрия Долгорукого в Киеве, Глеб Юрьевич получит Переяславль, но в следующем году окажется уже в Каневе, а затем и Пересопнице. А Курск в этом же году великим киевским князем Юрием Владимировичем Долгоруким будет возвращен Святославу Ольговичу. Вот как об этом факте вслед за летописцами сообщает Н.М. Карамзин: «Георгий вошел в Переяславль, через три дня – в Киев и, дружелюбно пригласив Владимира Давыдовича Черниговского, в общем княжеском совете распорядил уделы: отдал Святославу Ольговичу Курск, Посемье, Сновскую область, Слуцк и всю землю дреговичей, бывшую в зависимости от великого княжения; сыновьям же: Ростиславу – Переяславль, Андрею – Вышгород, Борису – Белгород, Глебу – Канев, Васильку – Суздаль» [6].
Впрочем, достаточно о Глебе Юрьевиче, пора переходить к Изяславу Давыдовичу, еще одному соискателю курского удела в дополнение к уже имеющемуся у него княжеству Черниговскому. Как видим, жажда власти и богатств предела не имеет…
Примечания:
1. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 354; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 163; Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 103; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85-86. Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 194-210; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 28-29.
2. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 216.
3. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 216-217.
4. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 214-216; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 144.
5. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 525; Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85-86; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 194-210.
6. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 146.
Восьмой курский удельный князь
Изяслав Давыдович
Согласно исследованиям А.И. Раздорского восьмым курским удельным князем стал Изяслав Давыдович (?–1161), двоюродный брат Святослава Ольговича [1].
Как и у всех бывших до него и после него курских удельных князей, родословная Изяслава Давыдовича ведется от Ярослава Мудрого. Его дедом был Святослав Ярославич, отцом – Давыд Святославич Черниговский (?–1123).
У Давыда Святославича, согласно исследованиям В.М. Когана, от брака с княжной Феодосией (род Феодосии не установлен) было пять сыновей – Святослав (?–1142), Владимир (?–1151), Всеволод (?–1124), Ростислав (?–1120) и Изяслав, самый младший среди братьев. Ко времени восшествия на курский удел он был женат (на неизвестной) и имел дочерей. В отличие от отца, тихо княжившего при Святополке Изяславиче и Владимире Мономахе, обладал невиданным тщеславием и непомерным желанием иметь больше, чем давал ему статус черниговского князя [2].
В 1123 г. после смерти его отца Чернигов переходит во владение его дяди Ярослава Святославича Тмутараканского, самого младшего князя из всех Святославичей. Изяслав молча воспринимает это событие, так как оно совершается в соответствии с «рядом Ярослава Мудрого». Но когда к Чернигову подступает Всеволод Ольгович, требуя сей стол для себя, он поддерживает сторону этого двоюродного брата и помогает Всеволоду изгнать Ярослава Святославича в Рязань. Кстати, в связи с этими событиями в летописях упоминается река курского края, Локня, что представляет определенный интерес для курских краеведов. Всеволод Ольгович добивается Чернигова, а дети Давыда, в том числе и Изяслав, получают Северское княжение. В 1136 г. Изяслав Давыдович участвует с братьями в Супойской битве на стороне Ольговичей. А в печальном для Ольговичей 1146 г. он, изменив из корыстных побуждений родственным ему Ольговичам, оказывается гонителем двоюродного брата Святослава, вместе с Мстиславом Изяславичем, сыном киевского князя, и родным братом Владимиром захватывает и грабит волости Игоря и Святослава, о чем говорилось выше.
Далее летописи сообщают, что Изяслав Киевский отдал Давыдовичам завоеванные ими земли Посемья, ранее принадлежащие Святославу Ольговичу. Братья Давыдовичи не прекращают преследование Святослава и на земле вятичей, гонят его по городам и весям как затравленного зверя. Выгнали его из Брянска, Козельска и Дедославля. И только помощь Святославу со стороны белозерского князя, давшего ему 1000 латников, прерывает травлю и понуждает братьев Давыдовичей возвратиться в Чернигов.
Осенью 1147 г. Изяслав и его брат Владимир мирятся со Святославом Ольговичем, так как ряд поражений, полученных от курского князя, их двоюродного брата, на них действуют отрезвляюще. К тому же после гибели бывшего великого князя Игоря Ольговича (1095–1147), в смерти которого все обвинили великого киевского князя Изяслава Мстиславича, хотя он к этому, судя по летописным текстам, и не был причастен, родственные чувства возобладали над политическим интересами.
В этот период вражда между Ольговичами и Мономашичами достигла таких размеров и такой ожесточенности, что враждующие князья с землями друг друга поступают хуже половцев, разоряя и выжигая в них целые области вместе с селами-весями и городами, пленяя мирных селян-смердов и горожан-ремесленников. И в этой обстановке, как отмечалось выше, куряне, как родовитые и зажиточные, так и простые, всеми способами пытаются не допустить разорения Курска и Курской округи враждующими сторонами.
Говоря о событиях 1147 г., следует отметить, что прибытие Святослава Ольговича в этом году на Москву-реку к Юрию Долгорукому по случаю свадьбы его сына Андрея и дочери казненного им же боярина Кучки дало основание для начала летоисчисления Москвы.
К памятным событиям этого же года необходимо отнести избрание по воле киевского князя Изяслава Мстиславича русского митрополита Климента. «В этом же году умер в Киеве Михаил митрополит. После смерти оного Изяслав Мстиславич созвал епископов в Киеве. …И много в том прений имея, наконец, все, кроме Нифонта новгородского, согласясь, поставили Климента митрополитом июля 27 дня», – почти слово в слово о данном факте, имеющем огромное политическое значение для Руси, сообщают летописи и отечественные историки [3].
Впрочем, ни к данным событиям, ни к начавшемуся в этом году второму крестовому походу Изяслав Давыдович Черниговский прямого отношения не имел, будучи лишь свидетелем происходящего.
Получив в удел Курск, Изяслав Давыдович, как и предыдущие князья-временщики – Иван Юрьевич, Мстислав Изяславич, Глеб Юрьевич – сам в нем вряд ли находился, пребывая либо в Чернигове у брата Владимира, либо в военных походах, но посадника своего там поставил. Традиция есть традиция…
Курская старшина, привыкшая за годы смуты к частой смене посадников, и этого приняла спокойно. Для нее главным делом было сохранить город и округ, и она сохраняла, как могла.
Владел Курском и Курской округой Изяслав Давыдович около года, пока в Киеве находился Изяслав Мстиславич, к которому он, предав в очередной раз Святослава Ольговича, переметнулся осенью 1148 года. Но 23 августа 1149 г. под Переяславлем Изяслав Мстиславич терпит поражение от войск Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича и бежит с ратного поля «сам третий» в Киев. Киевляне заявляют ему, что у них уже нет ни сил, ни оружия, чтобы продолжать дальнейшую борьбу, и предлагают покинуть город, чтобы не подвергать его разрушению. Изяслав понимает разумность доводов киевлян и, взяв «супругу, детей, митрополита Климента, поехал во Владимир-Волынский, а его брат Ростислав – в Смоленск». Старший же сын Изяслава, Мстислав Изяславич, бывший курский князь, покинув Переяславль, отправляется в Дорогобужск [4].
Заняв 2 сентября (по В.Н. Татищеву) Киев, Юрий Владимирович тут же созывает своих сыновей и союзников, чтобы в знак благодарности наделить их новыми уделами. В результате нового передела Руси брату Юрия Долгорукого Вячеславу Владимировичу достался Вышгород, но тот отказался, и тогда Вышгород достался Андрею Юрьевичу (Боголюбскому); старшему сыну Ростиславу был дан Переяславль, Борису – Белгород, бывшему курскому князю Глебу Юрьевичу – Канев, Васильку – Суздаль. Не были забыты и союзники: Святославу Олеговичу был возвращен Курск с Посемьем. Кроме того, Святослав Олегович взял у Изяслава Давыдовича земли южных дреговичей. Новые владения получил и старший сын бывшего киевского великого князя Всеволода Олеговича Святослав Всеволодович, поддерживающий своего дядю и суздальского князя [5].
До этого времени мы неоднократно упоминали суздальского князя Юрия Долгорукого как единственного союзника курского и северского князя Святослава Олеговича. Теперь, по-видимому, пришла пора сообщить о нем более полные биографические сведения.
Юрий (Георгий) Владимирович Долгорукий (1090–15.05.1157) был седьмым сыном Владимира Мономаха от его брака с английской принцессой Гитой (по другим данным – первым сыном от второй неизвестной по имени жены Мономаха). Согласно исследованиям В.В. Озерского, Юрий в 1093 г., будучи совсем ребенком, вместе со старшим братом Мстиславом, о котором мы говорили выше, отправился княжить в Ростов, где с 1117 года княжил уже единолично. В 1125 г. он становится князем суздальским, затем с 1132 г. – князем переяславским, но княжит там недолго, так как возвращается вновь в Суздаль. Впрочем, уже в 1134 г. он вновь в Переяславле и княжит там до 1136 г. Однако южное княжение Юрия как-то не складывается, и он возвращается в Ростово-Суздальскую землю [6].
Первое упоминание о нем, как мы уже отмечали выше, относится к 12 января 1108 г., к моменту его женитьбы на дочери хана Аепы. В 1120 г. он совершает победоносный поход на волжских болгар. В 1147 г. мы видим его на берегах реки Москвы, расправляющимся с боярином Кучкой, а затем в июле – на свадьбе его сына Андрея (Боголюбского). К моменту описываемых нами событий из его многочисленных братьев остался только Вячеслав Владимирович, князь туровский.
Будучи старшим в роду Мономашичей, Юрий Владимирович был «оттерт» от великого киевского стола более расторопными племянниками, с чем смириться никак не мог, поэтому всегда был против Мстиславичей, поэтому и поддерживал чуждых ему по крови Ольговичей, точнее, Святослава Олеговича, князя курского и северского. Бесконечная война с Изяславом Мстиславичем, которую он вел чаще всего чужими руками, привела к истощению человеческих резервов в Киевском и Переяславском княжествах и к укреплению Суздальского, что позволило ему осенью 1149 г. не просто подойти к Киеву, но и изгнать из него Изяслава Мстиславича, причем без какой-либо осады. Впрочем, достаточно о Юрии Долгоруком, пора вновь возвратиться к курским удельным князьям, как бывшим, так и действующим.
Удалившись в свой отчий удел Владимир-Волынский, Изяслав Мстиславич, бывший курский удельный князь, а теперь еще и бывший киевский, с потерей Киева не смирился и стал искать себе сильных союзников. И нашел их… в соседних с Русью странах – Венгрии, Чехии и Польше. Венгерский король Гейза, женатый на младшей сестре Изяслава, Ефросинье, Владислав Богемский и Болеслав Кудрявый с братом Генрихом не прочь оказать Изяславу помощь, а заодно и поживиться за счет русских земель. Они дают свои полки, которые вторгаются в галицкие земли. Но тут против них единым фронтом выступают не только Юрий Долгорукий со своими союзниками, но и его брат Вячеслав и Владимирко Ростиславич Галицкий. Иноземные короли вынуждены прервать поход и заговорить о мирных переговорах, в результате которых они уводят свои войска восвояси [7].
Но наступает 1169 год, и Олег Святославич Северский вместе с братом Игорем принимает участие в походе 11 русских князей, организованном Андреем Юрьевичем Боголюбским, против Мстислава Изяславича. 8 марта 1169 года Киев был взят, князь Мстислав изгнан, а на престол разоренного города возведен Глеб Юрьевич, бывший седьмой курский удельный князь. (Кстати, Глеб Юрьевич стал последним удельным курским князем, которому удалось достичь киевского престола. Перед ним это сделали Изяслав Мстиславич, Мстислав Изяславич и Изяслав Давыдович.)
Между тем Святослав Олегович, видя, как страдают земли его удела от военных действий, пытается помириться с Изяславом Мстиславичем и другими Мономашичами, не раз участвует в мирных переговорах, в том числе проходящих с помощью священнослужителей, которые тут же нарушаются. В мае 1148 г. он выдает свою дочь за сына смоленского князя Ростислава Мстиславича Романа Ростиславича, а в наступившем 1150 г. женит старшего сына Олега на дочери Юрия Владимировича. (Младшими сыновьями у него были Игорь и Всеволод от брака с Марией Новгородской.)
Одновременно вторая дочь Юрия Суздальского, Ольга, выдается замуж за сына галицкого князя Владимирка Ярослава (Осмомысла). Теперь Святослав Олегович и Юрий Владимирович не только свояки, женатые на сестрах Аеповнах, но и сваты, породнившиеся через брак своих детей [8]. Этот факт позволяет нам сделать вывод, что к данному моменту Олегу Святославичу было около 15-16 лет и что он был рожден от первого брака Святослава с половчанкой.
А что же делает Изяслав Давыдович? А он, лишившись Курска, отправляется в Стародуб и продолжает оставаться союзником Изяслава Мстиславича. Тогда Святослав, как сообщают летописи, а вслед за ними В.Н. Татищев и другие отечественные историки, «немедленно сына своего (Олега) и Юрьевича (?) послал к половцам просить войск, а сам, собрав войско, пришел к Дедоставлю, куда к нему прибыли половцы Тайсобича. <…> Святослав от Дедоставля пошел к Девяторецку и, захватив все Вятичи, Брянск и Вороблин, шел по Десне до Томощ. <…> Давыдовичи, видя свое непроворство и опасаясь угроз Святославовых, сославшись со Святославом Всеволодовичем, преступив клятву к Изяславу Мстиславичу, положили помириться со Святославом Ольговичем…» [9]. Это, пожалуй, и комментировать не стоит, все и так понятно…
А тексты летописей этого времени говорят о том, что в 1149 и 1150 гг. в Посемье вновь приходили половцы, жгли села, брали в полон: «Приходиша половци к Курску, и много полону вземше отъидоща восвояси» [10].
И тут ничего удивительного нет: одни половцы шли помогать Святославу Ольговичу и Юрию Долгорукому, другие – Изяславу Мстиславичу и Давыдовичам. Дороги-пути для них на Посемье были проложены самими князьями. А преградить эти пути-дороги князьям из-за их усобиц было некогда. Вот половцы и пользовались внутренними дрязгами, и пытались поживиться на порубежье, совершая молниеносные наскоки на ту или иную область.
А события, связанные с бывшими курскими удельными князьями, продолжаются. Сначала Изяслав Мстиславич придерживается условий договора с Юрием Долгоруким, но червь тщеславия и обиды все сильнее и сильнее грызет его душу; и в 1150 г. он выступает в поход против Глеба Юрьевича, находившегося со своим станом, как сообщают летописи, у города Пересопницы, на берегу реки Стубли. Глеб не ожидает нападения и не успевает приготовиться к его отражению. Бросив дружину, он бежит в город, откуда просит отпустить его и не брать в плен. Изяслав обещает: «Вы мне братья свои, и я на вас не держу вражды; но обижает меня твой отец и с нами не умеет жить» [11].
Юрий Долгорукий, узнав о походе Изяслава, оставляет Киев и уходит в Городец на другой берег Днепра. Изяслав спешит в Киев, но великий княжеский стол уже занят его дядей Вячеславом Владимировичем. Однако киевляне не желают видеть у себя князем Вячеслава, а желают Изяслава, о чем сообщают обоим. К тому же многие киевские бояре, если верить летописцам, стали подбивать Изяслава Мстиславича на физическую расправу с Вячеславом. Однако Изяслав на это не идет, а вступает в переговоры с дядей, в результате которых Вячеслав Владимирович удаляется в свой Вышгород, а Изяслав вновь садится на великокняжеский стол. Так происходит второе вокняжение на великом киевском столе Изяслава Мстиславича, а еще вторая неудачная попытка Вячеслава Владимировича обрести киевский престол себе [12].
Однако не дремлет и Юрий Долгорукий. Он вновь собирает своих союзников и идет на Киев. Изяслав, видя, что киевляне бегут от него, советуется с дядей Вячеславом. Они приходят к выводу, что «теперь не наше время», Изяслав уходит во Владимир-Волынский, его соправитель – в Вышгород, а Юрий Долгорукий вновь садится на киевский престол. Следовательно, и у Юрия Владимировича также отмечается второе вокняжение на великом столе [13].
Изяслав вновь списывается с польским королем, прося помощи, и ищет себе союзников внутри Руси. Обретя их, идет на Киев и в 1151 г. вновь изгоняет Юрия Долгорукого с киевского престола и сам садится на великокняжеский стол. При этом он приглашает своего престарелого дядю Вячеслава Владимировича, которого величает отцом, целует крест и просит сесть на княжеский стол Киева. Такой обычай на Руси практиковался. Но здесь был важен не столько сам обычай, сколько смелый и хитрый политический ход, так как Вячеслав Владимирович из-за своих преклонных лет особо на престол не претендовал, но в борьбе с Юрием Долгоруким был «козырной картой»: старший родной брат. Вячеслав «оправдал» доверие Изяслава и не раз говорил Юрию, своему младшему брату: «У тебя семь сыновей, и я их от тебя не отгоняю, а у меня только два сына, Изяслав и Ростислав, и другие младшие есть; но я, брат, тебе скажу: для Русской земли и для христиан поезжай в свой Переяславль и в Курск, с своими сыновьями, а там у тебя еще Ростов Великий…» [14].
Сыном Изяславом он называл Изяслава Мстиславовича – Великого князя киевского.
Очередная сеча между сторонниками Изяслава Мстиславовича и Юрия Долгорукого произошла на реке Руте, в ходе которой Изяслав одержал победу, но сам был ранен копьем в бедро и чуть не погиб от рук собственных дружинников, не опознавших его. В этой же битве погиб Владимир Давыдович, сражавшийся в рядах войска суздальского князя, причем против своего младшего брата Изяслава, пребывавшего в дружине Изяслава Мстиславовича [15].
Юрий Долгорукий уходит в суздальскую землю и подчиняет себе весь край вятичей, значительно расширив свое Ростово-Суздальское княжество. Он назначает сбор своих союзников под Глуховым. Туда же призывает прибыть и Святослава Олеговича. Но к этому времени у Святослава Олеговича меняются планы. Он уже не жаждет, как прежде, борьбы, а желает мира, видя, какие беды приносят междоусобные войны, отвечает Долгорукому: «Ты принудил меня воевать; разорил мою область, везде потравил хлеб и теперь удаляешься. Половцы также ушли в степные города свои. Мне ли одному бороться с сильным?» [16].
Юрий Долгорукий дает Святославу для борьбы с Изяславом только 500 дружинников и своего сына Василька. Пройдет еще немного времени, и Святослав замирится с Изяславом Мстиславичем. А пока он только возмущается и вынужденно подчиняется Долгорукому, которого когда-то сам и призвал в свои земли.
Здесь мы пока оставим в покое и Святослава Ольговича, и бывших курских удельных князей Изяслава Мстиславича, Мстислава Изяславича, Глеба Юрьевича и Изяслава Давыдовича, лишившегося брата Владимира в длившейся уже пять лет междоусобной борьбе, и обратим внимание на еще одного претендента на курский княжеский стол – Василька Юрьевича.
Примечания:
1. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 85-86; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 245-277; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. Исторические очерки об эволюции власти в Курском крае в XI-XXI вв. – Курск – Москва: РГ-Пресс, 2012. – С. 31.
2. Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 201, 202; Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 96-98.
3. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 525; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 206-207; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 142;
4. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 235-236; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 146; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 554-556; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 220; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 245-277..
5. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 236-245; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 146; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. С. 555-556; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 220; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 245-277.
6. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 302; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 239-240; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 258; Кулюгин А.Н. Правители России. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. С.70, 91; Озерский В.В. Правители России от Рюрика до Путина. История в портретах. – Ростов н/Д: Феникс, 2004. – С. 48; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 96; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 90; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 919.
7. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 237-239; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 146.
8. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 208; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 202-203; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 142-143; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 538-539; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 212; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 290-291; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 245-277.
9. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 320-321; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 208.
10. Шабанов Л. Борьба против кочевников // Родная земля: далекие были / Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 29.
11. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 245-246.
12. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 245; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 146; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 245-277.
13. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 250; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 102; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 98.
14. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 150.
15. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 268; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2008. – С. 221-222.
16. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 152.
Девятый курский удельный князь
Василько Юрьевич?
Многие курские историки считают, что в 50-е годы XII столетия «владыческая принадлежность» Курска не ясна, что в эти годы Курском управляли посадники Мстислава Изяславича и Глеба Юрьевича, а до весны 1152 г. в нем княжил еще один сын Юрия Долгорукого – Василько Юрьевич. Об этом, со ссылками на исследования А.К. Зайцева, пишут А.И. Раздорский и А.Г. Шпилев. Есть такие сведения и в книге А.Н. Пахомовой «Курские и рыльские князья» [1].
Походы князя Юрия Долгорукого и его сыновей. Рисунок из Интернета.
Документальных же свидетельств владения Курском Васильком Юрьевичем нет. Летописи об истории нашего края за этот период времени говорят мало и смутно. Проявляют осторожность и отечественные историки В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев и другие. Поэтому краеведы высказывают осторожные предположения, да и то с оговорками, опираясь на упоминание Курска в речах князя Вячеслава Владимировича, «…поезжай в свой Переяславль и в Курск, с своими сыновьями…» да на сообщение о том, что Юрий Долгорукий оставил Святославу Ольговичу сына Василька с 500 воинами (по В.Н. Татищеву» и 50 ратниками (по Н.М. Карамзину).
Например, у В.Н. Татищева о данном факте сказано: «Юрий шел на Новгородок и Рыльск. Когда же хотел отъехать из Рыльска, прибежал к нему Святослав Олегович и просил Юрия, чтобы тот не ходил, представляя ему, что как только он уйдет, то Изяслав придя, все владения его разорит. Юрий сам более боясь, чтобы его не догнали, обещал Святославу оставить войско довольное, но оставил ему только одного сына Василька с пятьюстами человек, а сам пошел к Суздалю». А у историка и писателя Н.М. Карамзина об говорится так: «Князь суздальский, оставив у Святослава 50 человек дружины с сыном Васильком, вышел из области Северской…» [2].
Из всех удельных курских князей того периода личность Василька Юрьевича самая загадочная. Летописи не оставили о нем ни даты его рождения, ни даты его смерти. Первое упоминание о нем относится к 1149 г., когда Юрий Владимирович наделили своих сыновей уделами, о чем мы уже говорили ранее. Еще из биографии Василька известно, что осенью 1155 г. он, являясь князем Поросья, разбил орду половцев, пришедшую на его земли. «Той же осенью пришли половцы на Поросье войною. Василько же, собрав берендичей, догнал их и, победив, многих побил, других пленил» [3].
Обойти сведения В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева о Васильке Юрьевиче в данный период времени мы не можем, так как именно в них и заключаются некоторые предпосылки возможного княжения его в Курске. Вместе с тем обязаны сказать, что уже в начале марта 1152 года Святослав Ольгович мирится с Изяславом Мстиславичем, и Василько покидает Северщину и отправляется к отцу в Суздаль.
Освещая этот факт, В.Н. Татищев пишет: «Святослав Олегович, видя свое разорение и крайнюю погибель, марта 1 дня прислал к великому князю Изяславу Мстиславичу просить о мире. …И на том учинив договор и утвердив его клятвою с крестным целованием, разъехались. Изяславы оба пошли к Чернигову, Роман прямо к Смоленску, а Василько Юрьевич в Суздаль, к отцу своему» [4].
На этом всякие данные о курском княжении Василька, среднего сына Юрия Долгорукого, полностью исчерпываются. И следующее упоминание о нем, забегая несколько вперед, мы встречаем лишь в 1155 году, и связано оно с третьим вокняжением Юрия Долгорукого в Киеве и очередным разделом Русской земли. «Он же (Юрий Долгорукий) воздал Богу благодарение. Потом раздал области русские детям своим: Андрею – Вышгород, Борису – Туров и Пинск, Глебу – Переяславль, а Васильку – Поросье…» [5].
И в этом же году, осенью, как сообщает В.Н. Татищев, Василько Юрьевич с отрядом из берендеев одерживает победу над половецкой ордой, ворвавшейся в Поросье – его новую вотчину [6]. Из чего следует, что Василько был не только храбрый, но и удачливый в битвах князь.
Следующее упоминание о князе Васильке Юрьевиче было в летописях за 1161 год, к чему мы еще вернемся, а последнее – в 1163 году: «В тот же год Мстислав и Василько Юрьевичи, видя себя во владениях весьма обиженными, пошли к Царьграду с матерью и третьего брата Всеволода взяли с собой. Царь (император Мануил) дал Васильку у Дуная 4 города, а Мстиславу область у Сколона» [7].
Однако, говоря о личности Василька Юрьевича, мы забежали далеко вперед, оставив Курское княжество и события, происходившие как там, так и вблизи него на просторах Руси, в том числе с участием бывших курских удельных князей, без должного внимания.
Примечания:
1. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 87; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 313; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 212-217.
2. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 339; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 458; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. С. 281; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 122.
3. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 345; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 294-295.
4. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ, 2005. – С. 282.
5. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 345; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 294.
6. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 295.
7. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 520-521; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 328; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 164; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 144; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 1. – Курск, 2010. – С. 212-217.
Десятый курский удельный князь
Олег Святославич
Возвращаясь в 1152 год, отметим, что он был не только тревожным для жителей Курска и Курского княжества, но и значим такими событиями, как примирение Святослава Ольговича с Изяславом Мстиславичем и летописным упоминанием города Рыльска. Некоторые краеведы еще говорят об упоминании в этом году и другого города Курского Посемья – Льгова, но должны заметить, что такого нами не обнаружено. Да, есть упоминание о некотором городе Ольжиче, но не в Курском Посемье, как понимают некоторые краеведы, а в округе Чернигова. И отождествлять этот Ольжич с нашим Ольговом-Льговом вряд ли стоит…
В 1153 году Святослав Ольгович, согласно данным В.Н. Татищева и Екатерины Великой, провел на берегу Хобра съезд северских князей, на котором присутствовал его сын Олег, племянники Святослав и Ярослав Всеволодовичи, а также Изяслав Давыдович [1].
Стороны договорились о мире между собой и разъехались по вотчинам: Изяслав Давыдович – в Чернигов, Святослав Всеволодович – в Новгород-Северский, Святослав Ольгович – по всей видимости, в Курск. Впрочем, как старший в роду Ольговичей, он мог отправиться с семьей и в Новгород-Северский. Летописи об этом, к сожалению, молчат…
В это же самое время, пока Изяслав Мстиславич выяснял свои отношения со Святославом Олеговичем и мирился с ним, его сын Мстислав разбил половецкие орды на берегах Орели и Самары, захватил их вежи, скот и «привел множество освобожденных им русских пленников» [2]. Затем совершил поход на берег Псла, но половцы, напуганные известием о его первом походе, бежали заранее, и поход этот был скорее профилактическим, чем удачным в военном плане. И в этом же 1153 году, 3 марта, участвует в битве объединенных русских дружин князей Изяслава Мстиславича Киевского, Изяслава Давыдовича Черниговского, Владимира Андреевича Луцкого, Святополка Мстиславича Владимирского, Ростислава Мстиславича Смоленского с дружиной галицкого князя Ярослава Владимирковича Осмомысла. И проявляет не только храбрость, но и недюжинные воинские способности, на которые обратили внимание историки В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, А.Д. Нечволодов и другие. А вскоре после этого он по указанию отца Изяслава Мстиславича едет через всю Половецкую степь в низовье Днепра, чтобы принять с почестями и доставить в Киев новую супругу родителя из Обез (Абхазии), о чем также вслед за летописцами спешат сообщить все отечественные историки XVII-XIX веков [3].
Только, к сожалению, медовый месяц у Изяслава Мстиславича продолжался недолго. 13 ноября 1154 г. великого киевского и бывшего второго курского удельного князя не стало. С полагающимися ему почестями он был похоронен в монастыре святого Феодора [4].
Жизненный путь Изяслава Мстиславича был во многом схожим с путем других русских князей из старших родов: начинал княжение с малоизвестного удела, а закончил великим столом. Летописи сохранили описание внешности и характера Изяслава, которые в изложении В.Н. Татищева выглядят так: «Сей князь был честен и благоверен, славен в храбрости; ростом мал, но лицом красив; волосы короткие кудрявые и борода малая круглая; милостив ко всем, не сребролюбец и служащих ему верно пребогато награждал; о добром правлении и правосудии прилежал; был же любочестен и не мог обиды для чести своей терпеть» [5].
Не безынтересна и характеристика, данная этому князю Н.М. Карамзиным: «Изяслав, не дожив до глубокой старости, скончался к неутешной горести киевлян, всех россиян и самих иноплеменников, берендеев и торков. Они единогласно называли его своим царем славным, господином добрым, отцом подданных. Мужественный и деятельный, он всего более искал любви народной, для чего часто пировал с гражданами, говорил на вечах подобно великому Ярославу» [6].
А вот так выглядит характеристика современных исследователей: «Изяслав мог обещать себе и подданным дни счастливые, ибо народ любил его, но история этого времени не предоставляет нам ничего кроме злодейств междоусобья. Храбрые умирали за князей, а не за Отечество, которое оплакивало их победы, вредные для его могущества и гражданского образования» [7].
Мы к этому добавим, что он был дважды (а по другим данным – трижды) женат, в том числе за год до своей смерти на княжне из Обез (княжне Абазинской), и оставил после себя трех сыновей: Мстислава Изяславича, «прозябавшего на переяславском княжении», о котором мы уже говорили как о курском князе и о котором еще предстоит разговор; Ярополка (?–1167) и Ярослава (?–1175), князя луцкого и владимиро-волынского, однажды сумевшего взойти на киевский престол. После его смерти остались его братья – Ростислав (?–1167), князь смоленский и будущий великий киевский князь, а также Владимир (1132–1174), князь владимиро-волынский. Дочь Изяслава Мстиславича, Евдокия Изяславна, была замужем за краковским князем Мешко [8].
При его дворе жил и творил знаменитый дипломат, ученый и писатель того времени Петр Борисович (Бориславич). Но самым главным политическим и государственным деянием Изяслава Мстиславича было проведение им церковной реформы, в результате которой синклит русского высшего духовенства стал избирать себе митрополита, не согласуя это действо с Константинопольским патриархом и императором Византии.
Следует отметить, что в том же 1154 г. умер брат Изяслава Мстиславича Святополк и дядя – Вячеслав Владимирович, великий киевский князь, деливший власть и престол с Изяславом. Но виток княжеских усобиц со смертью главных героев не окончился. Не успели в Киеве похоронить Вячеслава Владимировича, как туда прибыл в расчете на великий стол черниговский князь Изяслав Давыдович. Который тут же изгоняется Юрием Долгоруким, в третий раз занявшим 20 марта 1155 г. киевский престол [9].
Третье великое княжение Юрия Долгорукого длится до мая 1157 г., когда он после праздничного гулянья у боярина Петрилы 10 мая неожиданно заболел, а вскоре и умер. Случилось же это 15 мая 1157 года.
Юрий Владимирович был похоронен в церкви святого Спаса села Берестова, недалеко от Киева, так как киевляне, мягко говоря, мало любившие этого князя, не разрешили хоронить его в Киеве [10]. Кроме того, мятежные киевляне, по свидетельству средневековых летописцев, ограбили владения Юрия Владимировича как в самом Киеве, так и в ближайших селениях по Днепру, в том числе и загородный дом, называемый раем. Заодно был разорен и дом его сына Василька [11].
В.Н. Татищев этому неутомимому герою междоусобных войн с одной стороны и верному союзнику Святослава Олеговича Курского и Северского – с другой дал следующую характеристику: «Сей князь был роста немалого, толстый, лицом белый, глаза не весьма великие, нос долгий и искривленный, борода малая, великий любитель женщин, сладкой пищи и пития; более о веселии, нежели об управлении и воинстве прилежал… И хотя… многие войны начинал, однако сам мало что делал, но более дети и князья союзные…». К этому Н.М. Карамзин дополняет: «Георгий властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в нашей истории образованием восточного края древней России… Распространив там веру христианскую, сей князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах Нерли… оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой деятельности, основал новые селения и города: кроме Москвы, Юрьев Польский, Переяславль-Залесский, Дмитров на берегу Яхромы…» [12]. (А еще Звенигород и Касимов.)
К сказанному, принимая во внимание, что с 1146 по 1157 год Юрий Владимирович оказывал значительное влияние на всех курских удельных князей, а также на историческое развитие Курского княжества в целом, остается добавить, что он был дважды женат: в 1108 г. на половчанке Анне, а вторым браком на дочери (родственнице) византийского императора Мануила Комнина, Елене. От этих браков имел 11 сыновей и три дочери: Елену, Ольгу и еще одну, неизвестную по имени. Из сыновей после его смерти остались, по-видимому, Андрей, князь суздальский; Борис, князь туровский, Святослав, князь ростовский; Глеб, князь переяславский; Мстислав, князь новгородский; Василько, князь Поросья; а также Ярослав, Михаил и Всеволод [13].
Дочери Юрия Долгорукого находились замужем за княжичем галицким Ярославом Владимирковичем (Осмомыслом) и за Олегом Святославичем, сыном Святослава Олеговича Курского. В 1155 г. он, чтобы больше привязать к себе беспокойного черниговского князя, женит (вторым браком) своего сына Глеба на дочери Изяслава Давыдовича Черниговского. И это очередной эпизод в отношениях бывших курских удельных князей, то сражавшихся друг с другом, то мирившихся и роднившихся.
Во время своего третьего княжения Юрий Владимирович Долгорукий дважды проводил снемы (съезды) с половецкими ханами: в 1155 г. в Каневе и в 1156 г. в Зарубе. И, вообще, всегда старался находиться с половцами в мире и согласии, для чего использовал свои родственные связи с ними.
Несмотря на значительное строительство церквей и увеличение духовенства в Суздальской земле, он стал ярым противником русского митрополита Климента, ставленника Изяслава Мстиславича, которого изгнал из Киева во Владимир-Волынский, а потом с помощью вновь назначенного Константинополем митрополита Константина предал анафеме вместе с покойным Изяславом Мстиславичем [14].
Со смертью Изяслава Мстиславича и Юрия Долгорукого княжеские междоусобья притихают, но не прекращаются. Правда, Курское княжество, находящееся под рукой Святослава Ольговича, породнившегося с Ростиславом Владимировичем Смоленским (Мономашичем) и Ярославом Владимирковичем Галицким, ведет довольно мирную жизнь. Оставшиеся в живых бывшие курские удельные князья Глеб Юрьевич, Мстислав Изяславич и Изяслав Давыдович особых претензий на него не предъявляют. К тому же 17 мая 1157 года Изяслав Давыдович, давно мечтавший о великом киевском княжении, заручившись поддержкой Святослава Ольговича, которому пообещал отдать Чернигов, и Святослава Всеволодовича, оставив в Чернигове племянника Святослава Владимировича, спешит к Киеву. 19 мая, видя поддержку со стороны киевлян, он вошел в Киев и был поставлен киевлянами на великое княжение.
Узнав, что Изяслав Давыдович принят киевлянами и является уже великим киевским князем, Святослав Ольгович с племянником Святославом Всеволодовичем идет к Чернигову, чтобы занять черниговский стол, но ворота града оказываются закрытыми. Святослав Владимирович не желает впустить в город северских князей. Став возле Чернигова на привал (бивуак), Святослав Ольгович послал гонцов в Курск, Новгород-Северский и другие города княжества, чтобы там собирались ратники и шли к Чернигову. Одновременно с этим он заводит переписку с Изяславом, требуя от него исполнение ранее данного слова. После некоторой проволочки Изяслав Давыдович отдает Святославу Ольговичу Чернигов и часть Черниговского княжества, взяв замен город Мозырь и некоторые другие города. Но Посемье и Курск Святослав сохранил за собой, а Новгород-Северский отдал Святославу Всеволодовичу и его брату Ярославу [15].
В следующем 1158 году завязывается вражда между Изяславом Давыдовичем и Ярославом Владимирковичем Галицким из-за Ивана Берладника, претендующего на Галицкое княжество, но скрывающегося в Киеве. Обе стороны желают иметь в союзниках Святослава Ольговича, но он категорически отказывается участвовать в их смуте. И в том же году проводит собственный съезд в Лутаве, на котором присутствуют его сыновья Олег и Игорь, которому было только семь лет, а также Святослав и Изяслав Всеволодовичи [16].
В летописях нигде не сказано, но, возможно, именно в этом, 1158 году, Святослав Ольгович наделяет старшего сына Олега Курском и Курским княжеством. Впрочем, можно подождать и до следующего года, когда 1 мая Олег Святославич участвует в съезде (снеме) Ольговичей с новым великим киевским князем Ростиславом Мстиславичем (бывшим смоленским князем), проходившем в Моравске. В ходе этого съезда Ростислав Мстиславич закрепляет право Святослава Ольговича на Чернигов и все Черниговское княжество и оставляет за Ольговичами Новгород-Северское княжество и Курское, а также все земли Черниговского Подесенья, Курского Посемья и Попселья. Дело в том, что интриги Изяслава Давыдовича с Иваном Берладником в отношении галицкого князя даром не прошли – он лишился великого киевского стола [17].
Принятая на вооружение Святославом Ольговичем политика мира и добрососедского отношения со всеми князьями не позволила втянуть Курское княжество со всеми городами и весями в очередную княжескую смуту. Ведь до этого не раз и не два окрестности Курского Посемья и Курского Попселья озарялись в ночи тревожными сполохами от горящих сел и городских предместий. И жалобно гудели колокола, наполняя сердца и души курян тревогой и болью за свой край и свой род. Никакие кочевники – печенеги, торки, многочисленные половцы – не причинили столько вреда земле русской, сколько сами князья. Многие города Курского Посемья не раз подвергались осадам и штурмам, переходя из одних рук в другие.
Правда, куряне тоже не сидели сложа руки, не ждали у моря погоды. Они как умели, так и предотвращали бедствие: где умелым маневром между различными кланами, где тонкой дипломатией. Возможно, поэтому в летописях нет упоминаний о штурме тем или иным князем Курска. По-видимому, курянам удавалось в эти годы уберегать свой город, в отличие от округи, терзаемой половцами, от штурмов и разорений. Они признавали новых князей и их посадников, особо не поддерживая ни клан Мономашичей, ни клан Ольговичей, не делая различия между русскими князьями. Какое им было дело до того или иного колена, если род их был один и тот же…
В отличие от некоторых курских историков, видевших Олега Святославича курским князем только с 1161 года, авторы этой работы придерживаются мнения, что он стал десятым курским удельным князем, как минимум, в 1159 году. И в этом же году он со своей дружиной разбивает орду половецкого хана, вторгшегося на территорию Руси. Вот как об этом пишет В.Н. Татищев: «В то же время половцы, придя в область Переяславскую, воевали около Носова и до Ольты (Альты) июля 23 и взяли 800 человек в плен около сел княгини Мстислава Котельницы и Шеломые. Святослав Ольгович послал сына Олега с войсками, который, дойдя, половцев побил и князя их Сантуза убил» [18]. Правда, тут мы должны сделать оговорку и сообщить читателю, что у С.А. Плетнева в статье «Половецкая земля» это событие отнесено к 1160 году [19], что в определенной степени связано, возможно, с многоступенчатым переводом старого летоисчисления и начала года в современное. Ведь до XIV века новый год на Руси начинался с 1 марта, затем несколько веков новый год начинался с 1 сентября и только в 1700 году Петр I установил общеевропейское исчисление начала года с 1 января.
В 1160 году Олег Святославич в качества посла от Черниговского, Северского и Курского княжеств находится у киевского князя Ростислава Мстиславича, а в следующем году принял участие в сражении между Ростиславом Мстиславичем и Изяславом Давыдовичем Черниговским, занявшим Киев в январе, но погибшем в марте [20].
Кстати, о смерти Изяслава Давыдовича и погребении его тела в Чернигове вслед за летописцами со всевозможными подробностями поспешили рассказать потомкам большинство известных отечественных историков, не забыв при этом отметить «неутомимость его злобы и властолюбию, коварству и клятвопреступлению» [21].
Теперь из бывших курских удельных князей оставались только Мстислав Изяславич, Глеб Юрьевич да Святослав Ольгович, которые старались между собой не воевать. А вот курский князь Олег Святославич о мире не помышляет. В 1162 году он в союзе со Святославом Всеволодовичем и Рюриком Ростиславичем Смоленским воюет с Мстиславом Изяславичем и другими Мономашичами. Правда, все происходит далеко за пределами Курского княжества [22].
15 февраля 1164 года в Чернигове, по данным В.Н. Татищева, после долгой и тяжкой болезни умирает Святослав Ольгович, отец Олега Святославича и бывший четвертый курский удельный князь. Овдовевшая княгиня Мария Петриловна, пытаясь оставить Чернигов за своими детьми, призывает бояр и епископа Антония, берет с них клятву, что до прибытия из Курска Олега Святославича они о смерти Святослава будут молчать. Бояре держат слово, а епископ, преступив крестное целование, спешит уведомить Святослава Всеволодовича и его брата Изяслава о смерти дяди [23].
Но прежде чем перейти к действиям Олега Святославича Курского, несколько слов о Святославе Ольговиче. Как отмечалось выше, он был младшим сыном Олега Святославича (Гориславича), рожденным от дочери хана Осолука после 1095 года. Женат был дважды. От первого брака с Аеповной имел сына Олега; от брака с Марией Петриловной Новгородской – сыновей Игоря (1151) и Всеволода (1153/55). Кроме того, по данным императрицы Екатерины II, у Святослава Ольговича было три дочери: одна – супруга князя Романа Ростиславича Смоленского с 29 мая 1149 года, вторая – супруга Ярополка Изяславича с 1166 года, третья родилась 2 августа 1149 года и стала со временем супругой Владимира Андреевича Дорогобужского.
С 1146 по 1157 год Святослав Ольгович был верным союзником Юрия Долгорукого. Историк Е.Г. Жадько со ссылкой на С.М. Соловьева характеризует его как «князя умного, деятельного, умело пользующегося обстоятельствами». А писатель и историк А.Д. Нечволодов дал ему такую характеристику: «Третий Ольгович, мужественный и благородный Святослав, особенно дорог сердцу каждого русского человека за свою необыкновенную нежную и самоотверженную братскую любовь к несчастному Игорю» [24].
Олег Святославич прибыл в Чернигов 18 февраля. Хотя он и опередил двоюродных братьев Всеволодовичей и укрепился в городе за счет своей и черниговской дружин, но после недолгих переговоров уступает им Чернигов и Черниговское княжество, а от них, старших в роду Ольговичей, берет Новгород-Северский с Северским княжеством и оставляет за собой Курск и Курское княжество. Кроме того, Всеволодовичи обещали Олегу выделить уделы его братьям Игорю и Всеволоду из Черниговского княжества. Однако слова своего не сдержали, и Олегу Святославичу пришлось выделять для братьев уделы из земель Северского и Курского княжеств [25].
Сыну Игорю уделом стал город Путивль с ближайшей округой в Посемье, а Всеволоду во владение был выделен Трубчевск и Курск. Так появились Путивльское и Трубчевское княжества. А Курское княжество на северо-западе оказалось несколько ужато в территориальных границах. Впрочем, это большой роли не играло, так как при Олеге Святославиче Северское, Курско-Трубчевское и Путивльское княжества, по большому счету, составляли единое государственное объединение удельной Руси.
В начале 1166 года, как уже отмечалось выше, Олег Святославич выдает замуж свою сводную сестру, к сожалению, неизвестную по имени, за племянника Ростислава Мстиславича Киевского Ярополка Изяславича, а вскоре, по данным В.Н. Татищева и других авторов, в этом же году хоронит мачеху Марию Петриловну и свою супругу, дочь Юрия Долгорукого, называемую некоторыми авторами то Марией, то Еленой. И в этом же году женится на дочери великого киевского князя Ростислава Мстиславича Агафье, родившей ему в следующем году сына Святослава, в крещении Бориса [26].
Как сообщают летописи, а вслед за ними и историки, в этом же 1167 году Олег Святославич сильно болел и имел вражду с черниговскими князьями и двоюродными братьями Святославом и Ярославом Всеволодовичами. Возможно, из-за того, что те не дали его братьям уделов, а возможно, из-за раздела удела умершего князя Святослава Владимировича Вчижского, племянника Изяслава Давыдовича. Но до сражений дело не дошло, так как вмешался Ростислав Мстиславич Киевский, и стороны помирились [27]. Выздоровев, Олег Святославич с братьями Игорем и Всеволодом дважды ходил на половцев. В первый раз – к Донцу, входившему в сферу административного правления Курского или же Курско-Трубчевского княжества, где с большим трудом одержал победу над ордой хана Бонака, до этого крепко потрепавшего Переяславское княжество и дружину Глеба Юрьевича. Во второй – в половецкие вежи, где одержал победу над ханом Кози. В этот раз северские князья действовали в союзе с черниговскими. Освещая данный факт, В.Н. Татищев пишет: «Той же зимой черниговские и северские князья ходили на половцев. Среди них старшим был Олег Святославич. И взял Олег станы хана Кози, жену его и детей со многим имение, а Ярослав взял стан Берляков, и других множество пленили, а русских из плена освободили и возвратились с честью великой и богатством». А Н.М. Карамзин, ведя речь об этом походе и взятом богатстве, приводит некоторые уточнения: «Зато северский князь и брат черниговского при наступлении зимы, отменно жестокой, с малочисленной дружиной дерзнули углубиться в степи половецкие, взяли станы двух ханов и возвратились с добычей, серебром и золотом» [28].
В конце лета 1168 года Олег Святославич с супругой в городе Чечерске встречались с киевским князем Ростиславом Мстиславичем, шедшим в Новгород в связи с делом сына Святослава. Встреча была теплой, но вскоре Ростислав Мстиславич, не дойдя до Новгорода, умер. Его тело было привезено в Киев и погребено на территории монастыря святого Федора. Естественно, эта смерть опечалила не только Агафью Ростиславовну, лишившуюся отца, но и Олега Святославича, оставшегося без серьезного покровителя. К тому же на киевский престол взошел Мстислав Изяславич, старый недоброжелатель северских и курских князей.
И хотя в данной работе речь идет о курских князьях и Курском княжестве, однако стоит отметить и такой факт: после похода 11 русских князей на Киев он потерял свое прежнее величие и значение и уже не был столь привлекательным для русских князей.
Возвращаясь же к Олегу Святославичу Северскому, отметим, что летописи, в пересказе их отечественными историками, упоминают о нем и его братьях за 1174-1177 годы, когда Святослав Всеволодович Черниговский захватил Киев и не отдал Олегу Чернигов, хотя и обещал [29].
В 1174/76 году у брата Олега Святославича Игоря родился сын Олег, который, по мнению В.Н. Татищева, был участником Калкинской битвы 1223 года [30]. Правда, на ту пору ему должно было быть около 50 лет. По хронологии же он был то ли вторым сыном Игоря и Ефросиньи Ярославны после Владимира, то ли третьим. Перед ним мог быть Роман, а за ним Святослав, родившийся в 1177 году.
Последнее упоминание о северском князе Олеге Святославиче связано с его смертью 6 января 1180 года. Впрочем, некоторые авторы датой смерти называют предыдущий год, то есть 1179. Похоронен он был в Новгороде-Северском в каменном храме святого Михаила, построенном им за годы северского княжения [31].
По мнению императрицы Екатерины Великой, Олег Святославич, представитель 9-го колена Рюриковичей, от двух жен имел сыновей Святослава и Олега. Е.В. Пчелов пишет о трех женах Олега, называя третьей супругой дочь переяславского князя Андрея Владимировича Доброго, а современный исследователь дома Рюриковичей В.М. Коган называет и третьего сына Олега Святославича – Давыда Олеговича, рожденного Агафьей Ростиславовной. При этом Коган сообщает, что у Давыда Олеговича был сын Мстислав. В Большой Курской энциклопедии (статья А.И. Раздорского) также называются три жены этого князя, сын Святослав и дочь, неизвестная по имени [32].
Летописцы и отечественные историки описание внешнего вида и характера этого бывшего курского князя потомкам не оставили. Но, принимая во внимание, что он был внуком и сыном половецких княжон, то в его венах, как минимум, текло две трети половецкой крови, но вот дух оставался русским.
Кроме того, считаем нужным отметить, что, начиная с Олега Святославича Курского, прежде единый клан Ольговичей разделился на две ветви: на старшую ветвь, представителями которой стали Святослав и Ярослав Всеволодовичи, и младшую, представителями которой после Олега Святославича остались его братья Игорь и Всеволод, сын Святослав и племянники от Игоря и Всеволода.
Стоит, по-видимому, обратить внимание и на такой факт, если в середине XII века процессы дробления Руси на мелкие уделы только начинались, то к концу этого века на территории Руси было не менее 15 «великих княжеств» и более двух десятков мелких.
Впрочем, пора заканчивать речь об Олеге Святославиче Северском, бывшем удельном курском князе, и переходить к следующему по хронологии – одиннадцатому курскому удельному князю Всеволоду Святославичу.
Примечания:
1. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 285; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 525; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
2. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2.. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 285; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 282-285; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 582; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
3. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 285-287; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 153; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 589; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 229-230; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 298.
4. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 341-342; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 469; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 29; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 221; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 289; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 92-95.
5. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 289.
6. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 153.
7. Озерский В.В. Правители России от Рюрика до Путина. История в портретах. Изд. 2-е. – Ростов н/Д: Феникс, 2004. – С. 46; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 95.
8. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 289; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 202, 234, 262, 263, 265; Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 85-88; Озерский В.В. Правители России от Рюрика до Путина. История в портретах. Изд. 2-е. – Ростов н/Д: Феникс, 2004. – С. 46-47; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 92-95; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 99; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 409-410; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
9. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 289; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 231; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 154; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 99-100; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
10. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 289; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 239-240; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 157; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 104; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 101; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. М.: Эксмо, 2007. С. 919.
11. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 303; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 240.
12. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 302-303; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 157.
13. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 303; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 240; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 100; Кулюгин А.Н. Правители России. Издание 3-е, исправленное. – М.: ЗАО «Фирма СТД», 2006. – С. 94-95; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 258.
14. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 100.
15. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 303; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 242-243; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 159; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 607-608.
16. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 309; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 160-161; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 607-610.
17. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 498; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 206, 262 308-309, 314; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 142; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 616.
18. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 505; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 384.
19. Плетнев С.А. Половецкая земля // Злато слово. – М., 1986. – С. 384.
20. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 320-324; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 254; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 163, 319; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 617.
21. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 320-324; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 254-256; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 164, 319; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 618, 898-899.
22. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 328.
23. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 522; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 235; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 329; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 261; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 164-165.
24. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 329; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 261, 531; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 164; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 271; Жадько Е.Г. Правители России. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – С. 189-90; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. М.: Эксмо, 2007. С. 919.
25. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 522-524; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 329-330; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 261; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 164-165; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 619-621; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 321-322; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 271.
26. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 331-332; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 262, 532, 538; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 165; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 621; Иловайский, Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 236-237, 321-322; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 311; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
27. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 332; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 165; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 621; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 311.
28. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 527; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 237; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. С. 335; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 166.
29. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 346-365; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 288; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 176; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 664-666.
30. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 374.
31. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 613; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 390; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 538; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 186.
32. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо. – С. 538; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: Олма-Пресс, 2004. – С. 122; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Издательский дом «Бельведер», 1994. – С. 1165, 226; БКЭ. Т. 1. Кн. 2. – Курск, 2008. – С. 126; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 5-33.
Одиннадцатый курский удельный князь
Всеволод Святославич
После смерти Олега Святославича в Новгород-Северском без каких-либо хлопот вокняжился Игорь Святославич, оставив Путивль и Путивльское княжество своему юному сыну Владимиру Игоревичу, а Курское и Трубчевское княжества – за братом Всеволодом Святославичем.
Кроме того, Игорь и Всеволод, будучи благодарными старшему брату за наделение их уделами, из Курского княжества выделили племяннику Святославу Олеговичу Рыльское со столицей в древнем городе Рыльске.
Принято считать, что представитель 9-го поколения Рюриковичей Всеволод Святославич родился около 1153/55 года от брака его отца с Марией Петриловной Новгородской [1]. При этом, правда, непонятно, почему он появился на свет, впрочем, как и брат Игорь, только спустя два десятилетия после женитьбы отца в 1136/37 году на Марии Петриловне?.. Как правило, русские князья Рюриковичи с рождением наследников не затягивали… Впрочем, у Святослава Ольговича сын Олег от первого брака родился не сразу после женитьбы в 1108 году на Аеповне, а спустя два десятка лет.
Как и у многих русских княжичей той поры, ратный путь Всеволода Святославича начался рано. Примерно в 7–8 лет княжича посвящали в воины, сажали на коня и возводили при соблюдении всех ритуалов в княжеское достоинство, а также переводили с женской половины терема на мужскую. И с этого времени до 13-14 лет дядьки-пестуны обучали его воинской премудрости, так что к 15 годам он становился вполне подготовленным воином.
Первые косвенные упоминания в летописях о нем относятся к 1164 и 1167 годам, а по имени он называется в 1168 году, когда поход русских дружин на берегах рек Орель (Угол), Самара и у Черного леса [2].
Очередное упоминание имени Всеволода Святославича и его участии в борьбе с половцами относится к марту-апрелю 1168 года. Этот поход закончился крупной победой объединенных русских ратей на реках Орель (Угол), Самара (Снопород) и у Черного леса. Пересказывая летописи, В.Н. Татищев перечисляет русских князей – участников похода – и сообщает: «После чего многие, и едва не все, совокупились у Киева: Рюрик и Давыд Ростиславичи, Давид с обоими полками, ибо Рюрик был болен, Святослав и Ярослав Всеволодовичи черниговские, Олег и Всеволод Святославичи северские, Ярослав Изяславич луцкий, Ярополк и Мстислав Всеволодовичи, Святополк Юрьевич туровский, Глеб Юрьевич и брат его Михалко и другие князья пошли из Киева марта 2 дня в среду Сыропустной седмицы» [3].
Зато об участии Всеволода Святославича в походе 11 князей в марте 1169 г. на Киев, организованном Андреем Боголюбским, в летописях и, соответственно, у классиков отечественной истории и историографии не упоминается, хотя там прямо сказано, что его братья Олег и Игорь в этом горестном для Киева и киевлян походе участвовали. Конечно, здесь дело можно представить и так: уходя в поход на Киев, северские князья Олег и Игорь оставили свои княжества – Северскую землю на Всеволода Курского и Трубчевского, чтобы тот оберегал ее от половцев. Однако, на наш взгляд, нельзя исключать и такой вариант: курский князь не приветствовал междоусобий, сторонился их, использовал малейшую возможность, чтобы избежать братоубийственных войн.
И только за 1180 г., после того, как умер и был похоронен в Новгород-Северском Олег Святославич, а Игорь Святославич стал северским князем, в летописях вновь упоминается Всеволод Курский и Трубчевский. И связано это событие с очередным княжеским снемом недалеко от Любеча [4]. Затем о нем летописцы и историки сообщают уже за 1181 год, когда «Ярослав, придя в Чернигов, вздумав с Игорем, пошли к Друцку, взяв с собою половцев, а Всеволода, брата Игорева, с Олегом оставили в Чернигове» [5]. (Ярослав – брат Святослава Всеволодовича Киевского, а Олег – сын Святослава Всеволодовича.)
В летописях и, соответственно, у ведущих историков нет упоминаний о том, что в конце 70-х – начале 80-х годов, возможно, даже и раньше, Всеволод Святославич был женат. Однако косвенные данные говорят о том, что это именно так, что Всеволод был женат на дочери Глеба Юрьевича Переяславского, Ольге Глебовне, сестре Владимира и Изяслава Глебовичей. Об Ольге, как супруге Всеволода, имеются упоминания в «Слове о полку Игореве»: «…своей милой, желанной прекрасной Глебовны…». Об этом также пишет и Е.В. Пчелов в книге «Монархи России»: «Он был женат на внучке Юрия Долгорукого – Ольге Глебовне» [6].
Рассказывая о жизнедеятельности одиннадцатого удельного курского князя, мы приблизились к событиям 1184 г., в которых Всеволод Святославич, по свидетельству большинства отечественных авторов, принимал довольно активное участие. А в этом году осмелевшие за время смут и княжеских междоусобий на Руси половцы, предводительствуемые ханом Кончаком, пришли на Южную Русь [7].
По-видимому, переяславский князь Владимир Глебович, узнав от своих соглядатаев о набеге половцев, запросил поддержку у других ближайших князей Южной Руси у князя киевского, черниговского и новгород-северского. Княживший в Киеве Святослав Всеволодович, обсудив создавшееся положение со своим сватом и соправителем Рюриком Ростиславичем, повел дружину к селу Олжичу, расположенному у устья Десны, чтобы там дождаться еще одного союзника – Ярослава Всеволодовича Черниговского, имевшего одну из сильнейших дружин да еще и союзных ему ковуев с Посулья. Ярослав Всеволодович Черниговский, по свидетельству многих отечественных историков, поддерживавший в то время довольно тесные отношения с половцами, пришел, но вместо того, чтобы идти на половцев, стал отговаривать Святослава Киевского и Рюрика от похода: «Сейчас, братья, не ходите, но, сговорившись о времени, если Бог даст, пойдем на них летом» [8].
Те с доводами черниговского князя согласились и возвратились к себе. Возвратиться-то они возвратились, но собранные рати под командованием сыновей и Владимира Глебовича отправили к Игорю Святославичу Северскому, находившемуся вместе с Всеволодом Курским также в этом походе, желая, по-видимому, чтобы «младшие князья» продолжили поиск врага. При этом киевские правители, не посоветовавшись с северским князем, руководство над приданными дружинами поручили Владимиру Переяславскому.
Когда же Игорь Святославич узнал, что воинские силы предаются ему, но старшинство при этом отдается переяславскому князю, то он возмутился и отказался уступить Владимиру Глебовичу первенство в руководстве войском. Между северским и переяславским князьями возникла ссора, в ходе которой все полки остались с Игорем Святославичем, как более старшим по возрасту, а Владимир Глебович со своей дружиной был вынужден покинуть русское войско [9].
Разгневанный Владимир Глебович в отместку напал на северские города. Что это были за города, летопись не уточняет, но вряд ли это были Новгород-Северский или Путивль, значительно укрепленные, скорее всего, на наш взгляд, этими городами могли быть Папаш, Вырь или Зартый, находившиеся на порубежье этих княжеств.
Узнав о случившемся, Игорь Северский приказал своему племяннику Святославу Рыльскому и Олегу Святославичу, сыну киевского князя Святослава Всеволодовича, киевские полки без потерь довести до Киева. Сам же, «взяв с собой брата своего Всеволода, и Всеволода Святославича (еще одного сына киевского князя Святослава Всеволодовича – Н.П., А.П.), и Андрея с Романом, и некоторое число воинов из черных клобуков с Кулдюрем и с Кунтувдеем», повел их на реку Хорол, правый приток Псла, надеясь там перехватить отступающие орды.
План Игоря Северского частично удался. Не всех, но многих половцев, приходивших на Русь, они настигли во время переправы через разлившуюся от дождей реку Хорол, настигли и пленили. Летопись также отмечает, что «во время этого похода и бегства от русских немало шатров, и коней, и скота утонуло в реке Хороле» [10].
На обратном пути Игорь Северский, вспомнив о разорении его городов Владимиром Переяславским, вошел в его земли и напал на город Глебов, построенный совсем недавно Глебом Юрьевичем, бывшим курским удельным, а затем переяславским и великим киевским князем. Городок этот находился на пути между Киевом и Переяславлем [11].
Таким образом, даже воюя с половцами, русские князья не прекращали вредить друг другу. Поэтому, несмотря на многочисленные клятвы в братской верности и крестоцелование, никакого единения и единства на Руси не было.
Однако возвратимся к описанию событий 1184 года летописями и отечественными историками.
«В том же году (речь идет о весне 1184 г.) побудил Бог Святослава, князя Киевского, и великого князя Рюрика Ростиславича пойти войной на половцев. И послали они к соседним князьям, и собрались к ним Мстислав и Глеб Святославичи и Владимир Глебович из Переяславля, Всеволод Ярославич из Лучска с братом Мстиславом, Мстислав Романович, Изяслав Давыдович и Мстислав Городенский, Ярослав, князь пинский, с братом Глебом, и из Галича пришла помощь от Ярослава, а свои братья не пришли, говоря: «Далеко нам идти к низовьям Днепра, не можем свою землю оставить без защиты, но если пойдешь через Переяславль, то встретимся с тобой на Суле», – беспристрастно повествует далее Ипатьевская летопись, не раскрывая причину, по которой «свои братья», то есть князья черниговский и северский, отказались от данного похода. В таком же ключе об этом походе сообщают и отечественные авторы [12].
Впрочем, отказ братьев Святославовичей от совместного похода против половцев лишь расстроил Святослава Киевского, но не отменил сам поход. Он спешно двинулся с имевшимися у него воинскими подразделениями по правому берегу Днепра, даже не дождавшись своих старших сыновей из Черниговщины.
В те времена удача военного предприятия зависела от внезапности нападения и быстроты маневра, и Святослав Киевский принимал меры к обеспечению этих факторов. Однако половцы какими-то путями узнали о готовившемся походе и откочевали вглубь степи. Видя это, Святослав не стал пустыми блужданиями по степи морить свои войска, а приказал отряду под командованием Владимира Переяславского углубиться еще дальше в степь и провести поиск неприятеля.
Поисковому отряду Владимира Переяславского удалось разыскать небольшую орду, но половцы, увидев русский отряд, бросились наутек. У Орельского городка, недалеко от устья реки Орель, называемого в те времена еще и Угол (вблизи современного Днепропетровска), Владимир Переяславский был вынужден дать отряду отдых.
Отбежав от русских, половцы остановились. Их хан Кобяк пришел к выводу, что они видели все русское войско, что оно не столь велико и что на него можно успешно напасть. Придя к такому решению, Кобяк 30 июля повел половцев назад, на передовые полки русские. Обнаружив полки Владимира Переяславского, половцы, ведомые Кобяком, стали их обстреливать из луков из-за реки, а потом, постоянно маневрируя, попытались окружить.
Владимир Переяславский, притупив бдительность половцев ложными отступлениями и втянув половцев в сражение, послал несколько воинов в стан Ярослава Киевского за помощью. Возможно, такая тактика ведения боевых действий была ими заранее спланирована, возможно, переяславский князь действовал экспромтом, по наитию, но произошло то, что произошло: половцы поддались на обман и оказались зажатыми между русскими дружинами, так как Святослав и Рюрик спешно отправили в помощь Владимиру основные силы и поспешили следом сами с остальными. Когда же половцы обнаружили, что к русским подошли новые свежие и многочисленные полки, то попытались спастись бегством, но не многим удалось это сделать, так как теперь уже русские войска охватили их чуть ли не со всех сторон и преследовали, рубя, пленяя и не давая возможности оторваться и выйти из сражения. «Русские же, укрепившись Божьей помощью, прорвали их строй и начали их сечь и пленить», – повествует Ипатьевская летопись.
Результаты победы объединенных русских войск были значительными, однако, разными летописями они были оценены по-разному. Ипатьевская летопись сообщает: «И взяли в плен тогда Кобяка Карлыевича с двумя сыновьями, Билюковича Изая, и Товлыя с сыном, и брата его Бокмиша, Осалука, Барака, Тарха, Данила и Содвака Кулобичского также пленили, и Корязя Калотановича тут убили и Тарсука, а прочих – без счета. Даровал Бог победу эту месяца июля в тридцатый день, в понедельник, в день памяти святого Ивана Воиника».
Лаврентьевская летопись называет более конкретные цифры о пленных половцах: 417 князей (ханов) и 7000 рядовых, этих же данных придерживаются и классики отечественной истории, рассказывая о данном сражении. В киевской же летописи, согласно данным Б.А. Рыбакова, количество пленных ханов ограничивается цифрой 11, а во владимирской – 14. В сводном же списке плененных ханов насчитывается 17 человек по именам и отечествам, без учета упомянутых летописями, но не названных сыновей и других родственников [13].
Когда же Игорь Святославич Северский узнал, что киевский князь вместе с другими русскими князьями отправился в поход на половцев, то решил и сам попытать воинской удачи. Он ссылается с братом Всеволодом Курским и Трубчевским, с сыном Владимиром Путивльским и племянником Святославом Рыльским и приказывает им прибыть к нему со своими дружинами.
Какие по численности были дружины у удельных князей, летописи не указывают, но исходя от размеров уделов и «столиц» этих уделов, дружины у Владимира и Святослава вряд ли превышали пятисот конных ратников. Да и эта цифра взята с большой натяжкой. Кроме того, нельзя забывать, что и в своих княжествах для обороны городов и сел должны были остаться пусть и незначительные, но боеспособные воинские подразделения. Дружина Всеволода была побольше, но и она вряд ли превышала полторы – две тысячи человек. У самого Игоря Святославича, князя северского, дружина могла быть еще многочисленней, но и она вряд ли превышала 2–3 тысячи ратников.
Собрав родственников и их дружины, Игорь Северский обратился к ним: «Половцы выступили против русских князей, и мы без них попытаемся напасть на их вежи».
Тактика Игоря Святославича была выгодной и понятной, поэтому князья путивльский, рыльский и курский его поддержали. Их соединенная дружина направилась в сторону реки Мерл – правому притоку Ворсклы. Когда же они переправились через Мерл, то вскоре натолкнулись на воинов хана Обовлы Костуковича, имевшего планы нападения на порубежные земли Руси. Этими порубежными со Степью землями могли быть как переяславские, так и черниговские, а также северские, в том числе и Курское Посемье. У хана Оболвы Костуковича было 400 воинов. Северская соединенная дружина явно превышала эту орду в численности, стала ее преследовать и в скоротечном сражении разбила. После чего Игорь Святославич повернул свои дружины домой [14].
Победа северского князя (по сравнению с победой, одержанной Святославом Киевским в союзе с другими русскими князьями) была скромной, но и она, возможно, стараниями доброжелательного летописца была внесена на страницы летописного свода. К тому же этот благожелательный летописец не забыл упомянуть и о другой положительной черте князя Игоря, приютившего в этот период времени сына галицкого князя Владимира Ярославича, когда многие другие князья (имеется поименное их перечисление) отказались это сделать, боясь гнева его отца.
Между тем события продолжали стремительно развиваться. Ипатьевская летопись сообщает: «В год 6692 (1184). Двинулся окаянный и безбожный и трижды проклятый Кончак с бесчисленными полками половецкими на Русь, надеясь захватить и пожечь огнем города русские, ибо нашел он некоего мужа басурманина, который стрелял живым огнем». Это событие отмечают не только летописи, но и Н.М. Карамзин, ранее предпочитавший не комментировать поход северских князей, в том числе и Всеволода Святославича Курского, к Мерлу, и, конечно же, В.Н. Татищев, Екатерина II, а также Б.А. Рыбаков и другие авторы. Правда, называют не 1184, а 1185 год. Путаница в датировке возникла из-за перевода старого летоисчисления в новое [15].
Далее летопись повествует о вооружении войска Кончака большими луками-самострелами, тетиву которых натягивали 50 человек, и о том, что войско остановилось на реке Хороле.
Отсюда Кончак послал гонца к Ярославу Всеволодовичу Черниговскому, предлагая мир. По-видимому, он учел расстановку сил среди русских князей, некоторую «трещину» в единстве их действий и принял необходимые меры по углублению раскола между ними. Как бы там ни было, но князь черниговский, не обращая внимания на предупреждение князя киевского Святослава, своего родного брата, не верить половцам, возможно, и вопреки этим предупреждениям, послал Кончаку «мужа своего Ольстина Олексича» для мирных переговоров.
В это время князья киевские Святослав и Рюрик спешно направляют в район реки Хорола ближайшие дружины во главе с Владимиром Глебовичем Переяславским, сыном киевского князя Владимиром Святославичем и Мстиславом Романовичем. И тут Кончак допустил ошибку, разместив свои войска в низменной долине, что не позволяло ему вести дальний обзор. Это помогло русским войскам незаметно подкрасться к его стану, возможно, частично окружить, так как после короткого сражения половцы, бросив обозы, стада и табуны коней, побежали, но многие из них были убиты или пленены русскими воинами, в том числе был взят в плен и «басурманин» со своим «живым огнем» и техническими приспособлениями для его метания. Летописи, а также В.Н. Татищев и Н.М. Карамзин сообщают: «И привели его к Святославу, со всем устройством, а прочих воинов их, кого перебили, кого взяли в плен, с конями и со множеством всякого оружия». Летописи также сообщают, что одним из первых бежал с поля брани сам хан Кончак [16].
Кроме данного успешного отражения орд Кончака, киевским князем была добыта еще одна победа соединенных сил русичей и берендеев над половцами: «А на ту же весну князь Святослав послал Романа Нездиловича (по-видимому, киевского боярина и воеводу) с берендеями на поганых половцев. С Божьей помощью захватили вежи половецкие, много пленных и коней, двадцать первого апреля, на самый великий день» [17].
Такова была предыстория печально известного похода северского князя Игоря Святославича в Поле Дикое, в Поле Половецкое. Как мы видим, на всех «фронтах» половцы терпели поражение от русских войск, их сила и военная мощь давно были сломлены. И если бы не сами русские князья, то и дело нанимавшие половецкие орды и приводившие их на Русь, какой-либо реальной угрозы они бы уже не представляли, постепенно принимая христианство и входя на правах федератов в состав Руси.
Вот уже несколько веков подряд отечественные историки «ломают копья» в словесных баталиях о причинах, побудивших северских князей во главе с Игорем Святославичем отправиться в поход на половцев, ставший известным во всем мире благодаря эпическому сказанию о нем. Большинство ученых склоняется к версии о зависти северского князя победам над половцами своих более успешных соперников – киевских и переяславского князей и большой добыче. Но есть и те, кто в данном походе видит не только жажду наживы, но и желание северских князей вернуть себе Тмутаракань [18].
Ипатьевская летопись, а вслед за ней и классики отечественной истории с теми или иными вариациями и интерпретациями сообщают: «А в это время Игорь Святославич, внук Олегов, выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими» [19].
Как уже отмечалось выше, большинство исследователей в действиях северских князей, решивших совершить самостоятельный поход в степь, в основном видят либо ревность к славе киевских князей и их союзников, либо корысть. Однако нельзя исключать и такого важного обстоятельства похода, как желание Игоря и всех Ольговичей возвратить в лоно Руси Тмутараканское княжество, утерянное их родом после женитьбы Олега Святославича (Гориславича) на половчанке и «передислокации» его из Тмутаракани в Чернигов в 1094 году.
Это княжество, за исключением, по-видимому, самого города Тмутаракани, отошедшего под протекторат Византии, а также степные пути к нему, то ли были уступлены Олегом Гориславичем половцам добровольно, то ли завоеваны самими половцами у его сыновей – летописи об этом предпочитают хранить молчание. Как они молчат и о том, что причиной похода на половцев была попытка возврата Ольговичам Тмутаракани. Однако в «Слове о полку Игореве» небольшое указание на данное обстоятельство имеется: «…Поискати града Тмутараканя, а либо испити шеломом Дону» [20].
Следовательно, не только меркантильные чувства толкали северских князей, в том числе и Всеволода Святославича Курского и Трубчевского, в данный поход, но и более глубинные обстоятельства с широким политическим подтекстом расширения пределов Руси.
Далее о продолжении похода летопись повествует, что двигались северские рати (полки) медленно на раскормленных конях своих, что противоречило тогдашней тактике стремительного нападения. Словно раздумывали: идти в поход или не идти. А тут еще и природные явления (особенно солнечное затмение) вносили тревогу и неуверенность в данном предприятии: «Когда подходили они к реке Донцу в вечерний час, Игорь, взглянув на небо, увидел, что солнце стоит словно месяц» [21].
Здесь следует отметить, что к этому времени поход уже длился 7 или 8 суток, что территория Курского края обеими колоннами была покинута. Почему обеими? А потому, что Игорь Святославич, выступивший в поход 23 (24) апреля, в день своего рождения, из Новгород-Северского через Путивль, в районе этого города дождался прибытия к нему дружины Святослава Олеговича Рыльского и черниговских ковуев в период с 26 по 27 апреля, после чего направился в верховья Малого Донца, куда и пришел 1 мая. В это же самое время вторую колонну русских войск вел Всеволод Святославич, выступивший из Трубчевска. Шла эта колонна значительно севернее первой. На ее пути находился Курск, в котором Всеволод пополнил свои ряды курской дружиной, о чем красноречиво говорят следующие строки бессмертного «Слова о полку Игореве» в переводе и редакции Д.С. Лихачева:
И сказал ему буй тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый – ты, Игорь!
Оба мы – Святославичи!
Седлай же, брат, своих борзых коней,
а мои-то готовы, оседланы у Курска еще раньше».
На то обстоятельство, что основная часть Всеволодова воинства еще до начала похода находилась в Курске, обращает внимание и наш земляк, педагог и писатель И.З. Баскевич в очерке «Курские мотивы в «Слове о полку Игореве». Причина этому, по мнению писателя, в том, что курская дружина, находясь на границе с Половецкой степью, всегда была в боевой готовности, чтобы в любой момент выступить на защиту своего края от степняков. При этом И.З. Баскевич отмечает не только отличную воинскую выучку курских дружинников, их храбрость, преданность своему князю, но и то, что Всеволод Святославич упоминается в летописях Лаврентьевской и Ипатьевской как князь трубчевский, а не курский. Исходя из этого, И.З. Баскевич был склонен считать нахождение княжеской резиденции Всеволода Святославича в Трубчевске, более спокойном городе [22].
Спорить с выводами И.З. Баскевича о местонахождении княжеской резиденции не станем, так как рациональное зерно в этом есть. Кто был в Трубчевске на «Старом городище», тот сразу же скажет, что лучшего места для княжеского замка не найти. Непреступный обрывистый берег Десны значительно выше берегов Тускари и Кура. И в этом есть уже преимущество трубчевского княжеского замка перед курским детинцем. Однако есть и иная точка зрения, которой придерживается А.И. Раздорский. Он считает, что местонахождение курско-трубчевского князя было все-таки в Курске, который был значительно больше Трубчевска – только кремль-детинец занимал 8 га [23].
Авторам данной работы важно то, что курско-трубчевский князь Всеволод Святославич основное свое войско – курскую дружину – или еще заранее привел к Курску, или постоянно держал ее здесь, на границе с Полем Половецким, оберегая южные пределы своего княжества. И уже от Курска продолжил путь вдоль Сейма к верховьям Оскола и Северского Донца. И к 1 мая эта колонна русских войск должна была также покинуть пределы Курского княжества. А в Трубчевске он если и имел дружину, то, видимо, небольшую по численности, возможно, состоящую из своего ближайшего окружения – бояр да прочих дворовых служителей: огнищан, конюших, стольников, мечников, отроков и т.д.
Курское же княжество в это время, согласно описанию А.А. Танкова, выглядело так: «Эта местность была очень обширна и хорошо, по тому времени, населена. На западе она примыкала к Черниговской области, на востоке простиралась до берегов реки Оскола. <…> Юго-восточная граница Курского княжества достигала холмов водораздела между верхним течением Северского Донца и Оскола. На всем этом пространстве – до Оскола русские князья видели себя дома и считали себя безопасными от половцев. <…> На северо-западе к Курскому княжеству примыкали Рыльское и Путивльское княжества…» [24].
Точный маршрут колонны войск, ведомой Всеволодом Святославичем, неизвестен, но если посмотреть на карту, то можно с большой долей вероятности отметить промежуточные места, через которые прошла дружина Всеволода Святославича. Это город Севск на границе с Курской областью; это, возможно, легендарный Свапск в верхнем течении Свапы. Между этими городами наименьшее расстояние. Затем путь от Свапска, опускаясь на юг вдоль русла реки, пролегал по берегу Свапы до Сейма. Потом вдоль берега Сейма – до Льгова, от Льгова вдоль Сейма через селения и городища – до Курска. От Курска вдоль Сейма – до Ратского городища, хотя оно находится чуть севернее и слегка удалено от Сейма. От Ратского городища – к устью реки Рать и вновь по берегу Сейма к его верховьям. И, наконец, от верховий Сейма – к верховьям Оскола, к городищу на реке Оскол, где в настоящее время находится город Старый Оскол Белгородской области. Чем не маршрут?.. На наш взгляд, вполне реальный маршрут. Можно, конечно, допустить и некоторую вариацию. Например, от Дмитриева-Льговского пойти не вдоль Свапы к Сейму и Льгову, а напрямую, к Курску, примерно так, как в настоящее время пролегает автодорога Дмитриев – Фатеж – Курск. В данном случае маршрут движения выглядит короче, но предпочтительнее ли для тех времен?..
Почему же следует отдать предпочтение первому варианту пути, а никакому иному? Да потому, что путь этот пролегал по традиционно выверенным маршрутам – вдоль русла рек. Это во-первых. Во-вторых, в промежуточных городах проще было остановиться на отдых, пополнить запасы продуктов питания, фуража, произвести починку конской сбруи. В-третьих, такой маршрут позволял, прикрываясь прибрежными лесами, соблюдать скрытность передвижения большой массы войск.
Возвращаясь к маршруту следования войск князя Игоря, следует отметить, что при таком маршруте дружинникам приходилось форсировать несколько полноводных рек, в том числе Сейм, Псёл, Ворсклу, Корочу и еще ряд более мелких рек и речушек. А это требовало не только времени, но и определенных затрат сил и энергии.
Дождавшись на берегах Оскола прибытия Всеволода, Игорь повел соединенные войска к реке под названием Сальница – небольшому правому притоку Северского Донца, ныне высохшему и не существующему. Высланные вперед разведчики, возвратясь, доложили князю северскому, что обнаружили половцев, но уже вооруженных и готовых к военным действиям.
«Видели врагов, враги наши во всем вооружении ездят, так что: либо поезжайте без промедления, либо возвратимся домой – неудачное сейчас для нас время», – сообщают разведчики. «Игорь же обратился к братии своей: «Если нам придется без битвы вернуться, то позор нам будет хуже смерти; так будет же так, как нам бог даст». И так порешив, ехали всю ночь», – сообщает о данном обстоятельстве Ипатьевская летопись, а следом за ней с небольшими вариациями и отечественные историки [25].
Впрочем, продолжим вслед за Ипатьевской летописью: «Наутро же, в пятницу, в обеденное время, встретились с полками половецкими; успели подготовиться половцы: вежи свои отправили назад, а сами, собравшись от мала до велика, стали на противоположном береге реки Сюурлий. А наши построились в шесть полков: Игорев полк посередине, а по правую руку полк брата его Всеволода, по левую руку – Святослава, племянника его; перед этими полками – полк сына его Владимира и другой полк, Ярославов, – ковуи с Ольстином, и третий полк впереди – стрелки, собранные от всех князей» [26].
Летописец добросовестно обрисовал диспозицию и расстановку сил, уточнив, что русских полков было шесть. Тут остается только пояснить, что войско Игоря было полностью конным. Причем не просто конным, а тяжеловооруженной конницей. Возможно, черниговские ковуи относились к легкой кавалерии. А вот русская дружина была в бронях, что давало ей преимущество во встречных столкновениях «лава на лаву», когда тяжелая конница опрокидывала за счет своей массы легкую. Однако тяжеловооруженная конница была не так маневренна, как легковооруженная, имеющая к тому же заводных коней. Что же касается заводных коней, раз речь пошла о них, то во время этого похода в русской дружине их не было; дальнейшие события на это обстоятельство прямо укажут.
Иногда в исследованиях отечественных историков встречается версия о нахождении в дружинах северских князей пешего воинства (по аналогии с другими походами, хотя бы во времена Владимира Мономаха). Но мы должны со всей ответственностью заявить, что пешего ополчения в данном случае не было; нет о нем упоминания в летописях. Так что Игорь Святославич рассчитывал одолеть половцев только конной ратью. Пешие дружинники, по-видимому, остались в городах…
Обнаружив половцев, приготовившихся к бою, русские дружины прямо с марша построились в боевой порядок и вступили в сражение. При этом довольно быстро одержали победу над передовыми ордами половцев.
«И двинулись на половцев, возложив на бога надежды свои. И когда приблизились к реке Сюурлию, то выехали из половецких полков стрелки и, пустив по стреле на русских, ускакали. Еще не успели русские переправиться через реку Сюурлий, как обратились в бегство и те половецкие полки, которые стояли поодаль за рекой.
Святослав же Ольгович, и Владимир Игоревич, и Ольстин с ковуями-стрелками бросились их преследовать, а Игорь и Всеволод двигались медленно, держа строй своих полков. Передовые полки русские избивали половцев и хватали пленных. Половцы пробежали через вежи свои, а русские, достигнув веж, захватили там большой полон. Некоторые с захваченными пленниками лишь ночью вернулись к своим полкам», – повествует Ипатьевская летопись о первом этапе сражения северских дружин с половцами [27].
Казалось бы, воинское счастье улыбнулось Игорю Северскому и всем его дружинникам. Тут бы и поход закончить, и вернуться домой, как предлагали многие советники Игоря Святославича. Но уставшие кони Святослава Олеговича Рыльского и его дружинников, дольше всех преследовавших половцев, нуждались в отдыхе. Вот все и остались ночевать на берегу все той же Сюурлий, Комариной речки в переводе с тюркского, или Гнилуши, как считают современные историки, – одного из притоков в верховьях реки Самары.
Игорь и Всеволод понимают всю пагубность промедления, но не бросать же дружину рыльского князя и его самого на жертвенный алтарь, чтобы спастись самим. Тут, на наш взгляд, перевесила не только любовь к племяннику, но и русское: «сам погибай, а товарища выручай».
Русские дружины заночевали в поле, вне укрепленного лагеря, возможно, еще надеясь, что половцев после сокрушительного разгрома будет не так много. А когда на следующее утро, в субботу, они встали, то обнаружили, что окружены бесчисленными половецкими отрядами. «Когда же занялся рассвет субботнего дня, то начали подходить полки половецкие, словно лес. И не знали князья русские, кому из них против кого ехать – так много было половцев», – сообщает о переломном моменте летопись [28].
Возможно, князья еще могли бы спастись с небольшими отрядами старшей дружины и телохранителей, поручив остальному войску, остальным полкам прикрывать свое бегство. Так часто поступали половецкие ханы. Но предки наши, несмотря на все отрицательные стороны их характера и поведения, обладали еще и чувством гордости и чести, которые и не позволили князьям бросить свои дружины. И как двести с лишним лет до них говорил и поступал Святослав Игоревич («мертвые сраму не имеют»), так решили поступить в сложившейся ситуации его далекие потомки: князь северский Игорь Святославич, князь трубчевский и курский Всеволод Святославич, князь путивльский Владимир Игоревич и князь рыльский Святослав Олегович. Смутились, но не дрогнули перед превосходящими силами противника (примерно 30 тыс. против 6 тыс.) и простые ратники.
Описания субботнего дня, совета князей, принятого решения, последующего сражения в Ипатьевской летописи мало напоминают сухую констатацию фактов; это больше похоже на художественное, эмоциональное и драматическое изложение, чем на документальный трактат: «И сказал Игорь: «Вот думаю, что собрали мы на себя всю землю Половецкую – Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобича, Колобича, и Етебича, и Тертробича». И тогда, посоветовавшись, все сошли с коней, решив, сражаясь, дойти до реки Донца, ибо говорили: «Если поскачем – спасемся сами, а простых людей оставим, а это будет нам перед богом грех: предав их, уйдем. Но либо умрем, либо все вместе живы останемся». И, сказав так, сошли с коней и двинулись с боем» [29].
Летопись недвусмысленно указывает на значительные потери русских дружин, сражавшихся в пешем строю, так как в пешем строю было проще поддерживать порядок в отступающем войске. Впрочем, и у половцев потери были, особенно в начале сражения, когда они попытались конными лавами сломить русские полки. Эта привычная степным воинам тактика желательных результатов не принесла, зато потери они понесли ощутимые, и это заставило их принять иную тактику боя: обстреливать из луков русские полки с расстояния, не вступая в прямой контакт.
Ипатьевская летопись о новой тактике половцев молчит, зато Лаврентьевская сообщает: «И сошлись с русскими стрельцы, и бились три дня стрельцы, а в копейном бою не сходились…». И здесь же подтверждение того, что у русских дружинников не было с собой заводных коней, словно не в поход они собирались, а на короткую прогулку: «Сменили половцы коней своих, а у наших кони изнемогли…» [30].
В воскресенье (в самом начале сражения) русские полки покинули черниговские ковуи. Князь Игорь попытался их возвратить, но не смог и попал в плен, и уже, будучи плененным, наблюдал, как яростно отбивался от наседавших врагов его брат Всеволод – князь курский и трубчевский. «И уже схваченный, Игорь видел брата своего Всеволода, ожесточенно бьющегося, и молил у бога смерти, чтобы не увидеть гибели брата своего. Всеволод же так яростно бился, что и оружия ему не хватало», – дружно сообщают летописи [31].
Этот факт отмечают не только летописцы, но и все отечественные историки и исследователи «Слова…», в том числе и курские [32].
Но все же ярче всего о доблести курско-трубчевского князя Всеволода Святославича сказано в «Слове о полку Игореве» (в переводе и редакции Д.С. Лихачева):
Ярый тур Всеволод!
Стоишь ты в самом бою,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными!
Куда, тур, поскачешь,
своим золотым шлемом посвечивая,
там лежат поганые головы половецкие.
Рассечены саблями каленые шлемы аварские
тобою, ярый тур Всеволод!
Пример доброго, возможно, даже сверхвосторженного отношения к курско-трубчевскому князю долгое время неизвестного гениального автора «Слова о полку Игореве» отмечали и отмечают многие отечественные исследователи. А с 2019 года, согласно трактовке профессора А.Н. Ужанкова, автором «Слова» является игумен Выдубицкого Свято-Михайловского монастыря Моисей, в миру Беловод Просович. Если это так, то именно он, бывший воин-дружинник и очевидец похода, наградил Всеволода Святославича качествами русских былинных богатырей и витязей: сверхъестественной силой, удалью, храбростью, неуемной жаждой победы [33].
Сражение было проиграно. Отважно бились наши предки с половцами. Никто из русичей: северян, курян, путивлян и рылян – не дрогнул, не побежал, выполняя свой воинский долг. Большинство погибло на поле боя, «ища себе чести, а князю – славы». Погибли и обрели бессмертие в веках, благодаря «Слову о полку Игореве» и летописям, тексты которых в данном случае больше напоминают художественное произведение, чем хронику событий (особенно в тех местах, где летописец «проникает» в думы основного героя – князя Северского).
Из всего северского войска, согласно летописным данным, спастись удалось только 15 воинам, среди которых, по-видимому, был и Беловод Просович, сообщивший о поражении Святославу Всеволодовичу Киевскому, двоюродному брату северских князей Игоря и Всеволода.
Поражением дружин Игоря события 1185 г., имеющие связь с Курской землей, не закончились. Половецкие ханы Кончак и Кза (Гзак), давно точившие зуб на северских князей, особенно Кзак, помнивший, как Олег Святославич Курский, брат Игоря и Всеволода, отец Святослава Рыльского, взял в плен его жену, детей и сокровища, решают напасть на русские земли. Даже спорят, на какие княжества лучше всего нападать. Кончак предлагает идти походом на Киев и Переяславль, где совсем недавно он уже был разбит, чтобы взять реванш за свое поражение. Хан Гзак, повторяя ход рассуждения северского князя перед печальным походом, руководствуясь тем, что в Новгород-Северском княжестве нет больше воинов, ибо они все уже убиты или взяты в плен, а остались только их беззащитные жены и дети, предлагает идти на северские земли. В итоге они пришли к тому выводу, что пойдут одновременно в разные русские княжества.
Однако они не знали, что киевский князь Святослав Всеволодович, узнав от Беловода Просовича о поражении полков Игоря, предпринял меры к обеспечению защиты и Переяславля, и Посемья. Но обратимся к Ипатьевской и другим летописям, которые в унисон друг другу гласят: «Поганые же половцы, победив Игоря с братией, немало возгордились и собрали всех людей своих, чтобы пойти на Русскую землю. Начался у них спор; говорил Кончак: «Пойдем к Киеву, где была перебита братия наша и великий князь наш Боняк»; а Гза говорил: «Пойдем на Сейм, где остались их жены и дети, там для нас готовый полон собран, будем города забирать, никого не опасаясь». И так разделились надвое: Кончак пошел к Переяславлю и окружил город и бился там весь день. (…) А иные половцы двинулись по другой стороне Сулы к Путивлю. Гза с большим войском разорил окрестности его и села пожег. Сожгли половцы и острог у Путивля и вернулись восвояси» [34].
Все повторяется. Точный слепок с княжеских разногласий на Руси. Среди половцев также нет единства. Вот и половцы вроде бы и правильно все решили, но в итоге… скопировали неудачный поход Игоря Святославича Северского и не достигли больших результатов. Правда, есть в летописях и упоминание о взятии половцами Кончака (на обратном пути от Переяславля) города Римова: «Половцы, услышав об этом (о подходе киевских дружин), отступили от Переяславля. И, проходя мимо Римова, осадили его. Римовичи затворились в городе и заполнили все заборолы, и, по воле божьей, рухнули две городницы с людьми на сторону осажденных. На остальных же горожан напал страх, кто же из них выбежал из города и бился в болотах подле Римова, те и спаслись от плена, а кто остался в городе – тех всех пленили» [35].
Многие курские историки и краеведы, начиная с Юрия Александровича Липкинга, выдвинувшего эту версию, считают, что Римов, располагавшийся на месте современного Гочевского археологического комплекса, был одним из древних городов Курского края, не дошедших до нашего времени и погибших в результате ответных действий половцев на неудачный поход Игоря Святославича [36]. Возможно, это и так, но все-таки больше оснований считать, что гочевский Римов погиб во времена более страшного нашествия на Русь орд Батыя. Какие основания для такого утверждения? Да все тот же текст летописи, в котором ни слова о том, что город Римов был сожжен и превращен в пепел. Да, два пролета крепостной стены, из-за тяжести собравшихся за их «заборолами» людей, обрушились и упали, дав возможность половцам войти в город и пленить людей, но ведь часть людей (возможно, и большая) спаслась, отступив с боем в болотистую местность, непроходимую для коней. И эти жители должны были возвратиться к родным очагам, даже на пепелище. Только полное, поголовное уничтожение населения, что практиковалось в войсках хана Батыя, привело как к гибели Римова, так и к гибели еще нескольких городов на территории Курского края и к длительному запустению и угасанию самого Курска. И случилось это, по-видимому, после длительной и тяжелой, с большими потерями для татаро-монгольских орд осады Козельска, входившего в состав Чернигово-Северской земли. Вот тогда действительно некому было хоронить трупы убитых в разрушенных до основания и сожженных городах.
В Википедии и некоторых интернет-статьях отмечается, что в настоящее время существует не менее пяти локализаций летописного града Римова. Среди авторов гипотез о местонахождении Римова были Екатерина II, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, М.П. Погодин, П.П. Вяземский, Д.И. Прозоровский, М.С. Грушевский, В.Г. Ляскоронский, П.Г. Бутков, К.В. Кудряшов, Ю.Ю. Моргунов, Л.Е. Махновец, М.Т. Гойгел-Сокол, Н.С. Борисов и другие [37].
И хотя гипотеза Ю.А. Липкинга близка сердцу курян, но у ее противников есть своя аргументация. Среди пунктов аргументации: а) необязательность хана Кончака перед уходом в Половецкую поле идти зачем-то на север к Посулью; б) во всех древнерусских источниках ни одного раза не упоминаются враждебные или хотя бы неприязненные отношения между Кончаком и курским князем; в) нет ни одного примера, свидетельствующего об агрессии Кончака на северских землях; г) Кончак отговаривал Гзу идти на Путивль; д) во время пребывания Игоря в половецком плену поручился за него, а позже отдал за сына Игоря свою дочь.
Следовательно, все не так просто с местонахождением летописного Римова, который, с блистательной подачи Ю.А. Липкинга, у курских краеведов почти безоговорочно нашел себе «прописку» в верховьях Псла.
Гибель Игоревых дружин и пленение русских князей значительно подорвали мощь Новгород-Северского княжества и обороноспособность Курского Посемья, но никакого серьёзного смещения баланса сил в сторону половцев не повлекло. Произошел вполне заурядный по тем временам пограничный конфликт.
Например, в 1171 г. Кончак и Кобяк разграбили два русских города. Правда, не безнаказанно: Игорь Святославич переправился через Ворскол у Полтавы и разбил половцев. В 1179 г. Кончак совершил набег на земли Переяславского княжества, пожег села и увел пленных крестьян, а в 1180 г. Игорь Святославич разбивает орды Кончака и Кобяка. В 1181 г. Кончак на стороне Святослава и Игоря участвует в междоусобных войнах и опять жжет и рушит русские села и городища. А еще были походы половцев на Русь – в 1183 г., или в 1184 г., когда Кончак воевал у Димитрова, близ Ромена, в пределах Переяславского княжества [38]. Так что в 1185 году поход Игоря на половцев и ответный поход половцев на русские земли было делом вполне обыденным и рядовым. Возможно, именно по этой причине не все русские летописи так подробно, как Ипатьевская, осветили его. В Лаврентьевской и Тверской данному событию отведено всего по два столбца, а в Новгородских первых летописях старшего и младшего извода оно вообще осталось незаметным [39].
Половцев в этот год погибло значительно больше, чем русских. Даже павшие в сражении дружинники князя Игоря и его вассалов (все эти куряне, рыляне, путивляне) уничтожили половцев ничуть не меньше, чем легло их самих. В.Н. Татищев, работая над историей государства Российского, в том числе над обстоятельствами похода Игоря Святославича, сообщает о потерях орд хана Гзака: «Кзя, князь половецкий, с великим войском пошел к Путивлю и многие волости пожег и, к Путивлю жестоко приступая, острог сжег. И потеряв много людей, а паче знатных, не взяв града, отступил…» [40]. Далее следует, что Гзак, не взяв Путивля, посылает подвластных ему ханов с 5000 воинов жечь села в Посемье. Однако Олег Святославич, сын киевского князя Святослава Всеволодовича, с воеводой Тудором обманным маневром отступления заманивают это половецкое войско в теснину между двумя болотами и, перекрыв половцам путь к отступлению, поголовно уничтожают его. «И так их смявши порубил, что едва их 100 назад возвратилось, ибо их более 2000 побито, а с 500 знатных и подлых пленено» [41]. Примерно также о сражении русских дружин с половцами под Путивлем сообщает и Екатерина II, отмечая удачные действия Олега Святославича и воеводы Тудора [42]. Были убиты сын и зять хана Гзака. Общий ущерб от нашествия половцев был вполне соразмерен ежегодным ущербам русским землям как от половецких набегов, так и от княжеской междоусобицы. Причем от междоусобиц страдали больше. Вспомним не один раз разрушенный и сожженный Минск, разграбленный в 1169 г. Киев, сожженный в 1078 г. Владимиром Мономахом и Изяславом Ярославичем Чернигов или тот же Путивль, не раз осаждавшийся и подвергавшийся разграблению враждующими русскими князьями.
Если следовать «букве и духу» летописных текстов, то поход князя Игоря на половцев – это всего лишь очередной пограничный конфликт. Он так бы и остался рядовым и обыденным фактом в анналах отечественной истории, если бы не «Слово о полку Игореве» – великое и бессмертное произведение отечественной литературы. Его драматизм, его пассионарность заставляют вновь и вновь обращаться к событиям «давно минувших дней» и делать их величественными и судьбоносными, хотя на самом деле они таковыми не были.
Автор «Слова о полку Игореве» – великий патриот единой Руси и очень образованный человек, явно не рядовой монах и даже не монах-летописец, находящийся в плену общественных и религиозных догм. Это светский человек, не равнодушный к бедам Отечества, решивший художественным словом достучаться до княжеских умов и сердец, показав им всю бездну раздора и междоусобиц, взял этот рядовой факт пограничного конфликта в качестве основы и примера. Фразы и строки «Слова о полку Игореве» наполнены сверх всякого предела драматическим динамизмом и трагизмом. Они рядовой эпизод давней вражды между половцами и русичами довели до вселенских размеров, обнажив порок разногласий и сделав его главной причиной страдания Руси. Беда лишь в том, что русские князья (возможно, и плакавшие в умилении от столь пронзительных строк) как враждовали между собой, так и продолжали враждовать, как не жили в мире и согласии, так и продолжали жить, воюя друг с другом.
Что же касается рассматриваемой темы, то «Слово о полку Игореве» стало первым поэтическим произведением, в котором главными героями были предки курян, рылян и путивлян. И если раньше Курск и Курское Посеймье упоминались лишь изредка в летописных сводах и ни разу в устных сказах (в отличие от Киева, Новгорода и Мурома, не раз звучавших в былинах и балладах), то с появлением «Слова о полку Игореве» они стали поэтическими образами, символами стойкости и мужества.
За двести с лишним лет с момента обнаружения рукописного текста «Слова…» учеными и писателями было выдвинуто несколько версий авторства этого гениального произведения, в том числе такими известными личностями, как Б.А. Рыбаков, Д.С. Лихачев, Е.В. Барсов, И.А. Новиков, А.И. Никифоров, М.Д. Приселков, В.И. Стеллецкий, С.П. Обнорский, М.И. Тихомиров, В.Г. Федоров, П.В. Владимиров, В.А. Келтуял, А.И. Лященко, А.И. Рогов, Н.К. Гудзий, В.Ф. Франчук, А.С. Петрушевич, Н.Н. Зарубин, А.К. Югов, А.С. Орлов, Л.В. Черепнин, В.А. Чивилихин и многими другими. Поучаствовали в этом и куряне – И.З. Баскевич, Б.П. Агеев, Н.Д. Пахомов. Кого только они – академики, профессора и просто писатели – не называли авторами «Слова…»… Но вот в 2019 году после ряда исследовательских работ доктора филологических наук, профессора Александра Николаевича Ужанкова вышло очередное издание «Слова…» под авторством игумена Выдубицкого монастыря Моисея, в миру Беловода Просовича. Станет ли это издание с указанием имени автора истинным шедевром на все века или же очередным казусом в истории литературы и культуры, покажет время. Но что случилось, то случилось… Есть такой прецедент…
Жаль, конечно, расставаться с десятками предыдущих версий авторства, в том числе и с версией И.З. Баскевича, согласно которой, автором «Слова» мог быть курянин, один из старших дружинников князя Всеволода Святославича. Но в Ипатьевской летописи, где упоминается Беловод Просович, прибежавший к князю Святославу Всеволодовичу с печальным известием, не сказано, что он черниговец или киевлянин. Вполне допустимо, что он дружинник северских князей, в том числе и курско-трубчевского князя Всеволода. К тому же выпускник Курского пединститута, доктор философских наук, профессор Н.И. Неженец, яростный приверженец аргументации А.Н. Ужанкова и инициатор издания «Слова…» под авторским именем, прямо называет Беловода Просовича «воином Новгород-Северской и Курской дружины» [43]. Так что И.З. Баскевич, возможно, в значительной мере прав в своем научном предвидении. И как в связи с этим не вспомнить и не повторить заветное, по мнению Баскевича, являвшееся одним из важных доказательств его версии:
…А мои-то куряне – опытные воины:
под трубами повиты, под шеломами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
пути им ведомы, овраги им знаемы,
луки у них натянуты, колчаны отворены,
сабли изострены.
Сами скачут, как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю – славы!
Согласно данным А.Н. Ужанкова, Беловод Просович – один из 15 спасшихся в битве с половцами северских дружинников. В 1186 году он принял иночество в Выдубецком монастыре и стал Моисеем, а с 1187 года приступил к написанию Киевской летописи, ставшей прологом Ипатьевской. «Слово…» же, по мнению А.Н. Ужанкова, было завершено около 1200 года [44]. Если это так, то почему в заключительных строках «Слова…»:
Слава Игорю Святославичу,
Буй-туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
Здравы будьте князья и дружина,
борющиеся за христиан
против полков языческих! –
следует здравица умершему в 1196 году Всеволоду? Нестыковка. Не мог автор слова умершему князю желать здравия. Ведь не пожелал же он здравия Святославу Олеговичу Рыльскому, по мнению некоторых исследователей «Слова…», погибшему в половецком плену [45].
Однако оставим дату написания «Слова…» – 1200 год – на совести профессора А.Н. Ужанкова и, оканчивая этот период жизни и деятельности предков курян, связанный с походом северских князей в Половецкую степь, отметим, что все четыре северских князя, как известно, не погибли в сражении, а были пленены и находились у разных ханов. Северский князь Игорь до своего побега находился у Чилбука из Тарголовцев, его брат Всеволод – у Романа Каича, его сын Владимир – у Копти из Улашевичей, а племянник Святослав Олегович – у Елдичука из Вобурцевичей [46].
И на этом, прямо скажем, нерадостном событии для северских дружин мы временно расстаемся с Всеволодом Святославичем, отметив, что его имя в летописях за время похода встречается не менее 7 раз.
В 1187 г., 18 апреля, по-видимому, когда Всеволод Святославич продолжал еще находиться в плену, во время очередного похода на половцев умер Владимир Глебович Переяславский, брат супруги Ольги. 1 октября 1188 г. в Галиче умер тесть Игоря Святославича Ярослав Владимиркович Осмомысл, князь галицкий. И в Галиче вскоре стал княжить Владимир Ярославич, брат Ефросинии Ярославны, с которым Игорь многие годы был дружен.
В этом же году на свадьбу брата Святослава Игоревича, женившегося на дочери Рюрика Ростиславовича, Ярославе, из половецкого плена был отпущен Владимир Игоревич Путивльский с супругой, дочерью хана Кончака, которой по просьбе князя Игоря было дано имя Свобода [47].
Согласно указаниям В.Н. Татищева и Екатерины II, в этом же году был освобожден и курско-трубчевский князь Всеволод Святославич: «Всеволод Святославич, будучи в плену у половцев, едва за порукою брата Игоря освободился, обещав за себя заплатить 200 гривен серебра или же 200 пленников половецких. И придя, собрав пленников: мужей, жен и детей, – к ним послал». Хотя у того же Татищева, когда он повествовал о пленении северских князей, есть упоминание, что за Игоря половцы просили 2000 гривен серебра откупного, за Всеволода – 1000, столько же за Святослава Олеговича Рыльского, по 200 гривен серебра – за воевод и по 100 – за рядовых дружинников. О Владимире Игоревиче вообще речи не вели, решив оставить его у себя в качестве зятя хана Кончака [48].
Эти сведения В.Н. Татищева дают основание предполагать, что пленные северские дружинники были либо выкуплены у половцев, либо обменены на пленных половцев по существовавшей практике тех лет.
Следующее упоминание летописями Всеволода Святославича относится к 1191 году, и связано это с очередными походами северских и черниговских князей на половцев. Первый поход этого года имел некоторый успех. Второй же чуть ли не стал повторением похода 1185 г., но Игорь Святославич тут не допустил опасного углубления в степь, а, воспользовавшись ночной порой, отвел русские дружины в безопасное место и потом возвратил их домой в целости и сохранности [49].
Последнее упоминание в летописях о Всеволоде Святославиче, удельном курском князе, относится к 1196 г., и связано оно с его смертью. По версии авторов настоящей работы, Всеволод Святославич прожил всего лишь около 43 лет. «Мая 17 преставился у Олеговичей Всеволод Святославич, брат Игорев, и положен в Чернигове, в церкви святой Богородицы. Сей князь во всех Олеговичах превосходил не только возрастом тела и видом, которому подобного не было, но храбростью и всеми добродетелями; любовью, милостью и щедротами сиял и прославлен был всюду. Того ради плакали по нем братья и народ северский», – пересказывает со всевозможными подробностями летописи, в том числе Ипатьевскую, дающую эти сведения, В.Н. Татищев, а также вторящая ему Екатерина II [50].
Что стало с супругой князя Всеволода Святославича Ольгой Глебовной, были ли у них дети – об этом классики отечественной истории, как и летописи, исследованные ими, как, правило, говорят осторожно. Например, В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин и С.М. Соловьев упоминают трубчевского князя Святослава, «сродственника Михайлова», то есть князя черниговского, за 1232 год. Примерно такое же упоминание о сыне Всеволода Святославе имеется и у Е.В. Пчелова, который уточняет, что Святослав княжил в Трубчевске. Есть упоминание о Всеволоде Святославиче Курском в биографической статье А.И. Раздорского, помещенной в Большой Курской энциклопедии, и в работе курского ученого А.В. Зорина [51].
Но вот еще один исследователь В.М. Коган сына Святослава у Всеволода Буй-Тура «не усматривает», зато называет целых трех других его сыновей: Андрея – княжича или князя курского, умершего бездетным, Игоря – князя черниговского, отца Юрия, безудельного князя черниговского, и Михаила – удельного князя курско-трубчевского [52].
А в Википедии сказано, что после смерти Всеволода Святославича его сын Святослав унаследовал только Трубчевск. О других сыновьях Всеволода (Андрее, Игоре и Михаиле) мало известий. Здесь же отмечено, что Святослав Всеволодович Трубчевский был одним из участников битвы на Калке, умер он около 1232 года. В 1240 году, во время похода Батыя в Южную Русь княжество было сильно разорено монголо-татарами, князь Андрей Святославич, по-видимому, погиб, оставив власть сыну Михаилу. Михаил Андреевич скончался в конце XIII века.
Академик Б.А. Рыбаков в работе «События 1184–1185 гг., воспетые в «Слове», говоря о смерти Буй-Тура Всеволода Святославича, отмечает, что «он был похоронен в Благовещенской церкви в Чернигове, на берегу Стрижня». И далее сообщает о некоторых результатах проводимых им археологических исследований, касающихся Всеволода: «Археологам открылась великолепная постройка 1186 г., с мозаичным полом, украшенным изображением сада с павлинами. На юг от алтаря находилась гробница XII в., принадлежащая, по всей вероятности, Всеволоду» [53].
Гробница была вскрыта, и по обнаруженному в ней скелету можно было сделать вывод о могучем телосложении курского князя. Советский антрополог, археолог и скульптор М.М. Герасимов со своими учениками по черепу, изъятому из гробницы, восстановил внешний облик головы и лица князя Всеволода. И если кому посчастливится увидеть репродукцию этого скульптурного произведения, то он может через десятки веков взглянуть на лицо столь грозного воителя и одного из самых известных курян средневековья, прославившего Курск и курских воинов в веках. Только мы, его далекие потомки, до сих пор остаемся неблагодарными, так как за столько веков «не удосужились» поставить этому князю хоть какой-нибудь памятник в нашем городе, как, впрочем, не поставили памятника и самому первому из известных земляков – Феодосию Печерскому. Почему бы нам не последовать примеру соседей наших из Брянской области, установивших в Брянске памятник князю, а в районном центре Трубчевске – памятник вещему Бояну?!
Вместе с тем отметим, что как никому иному из курских удельных князей, Всеволоду Святославичу, благодаря бессмертному «Слово о полку Игореве», посчастливилось стать и героем произведений в творчестве таких классиков отечественной литературы, как В.А. Жуковский, А.Н. Майков, Н.А. Заболоцкий, В.И. Стеллецкий, В.А. Чивилихин, В.П. Поротников, В.К. Малик. Не обошли своим вниманием образ этого князя курские ученые и писатели – И.З. Баскевич, В.В. Богуславский, О.М. Рапов, В.Ф. Бахмут, Б.П. Агеев, А.В. Зорин, В.В. Крюков, Н.Д. Пахомов, В.М. Шеховцов и ряд других.
Смог ли сделать что-либо существенное для Курска этот воинственный и храбрый князь? По-видимому, смог. Ведь он, хоть и с вынужденным перерывом (1185-1188), но княжил в Курске не менее 30 лет. За это время он обязан был и церковь поставить, что было в традиции всех русских князей, в том числе и удельных, и дворец себе приличный соорудить, и загородное имение построить. В курской краеведческой литературе, конечно же, не найдешь детального описания княжеского терема времен Всеволода Святославича, возможно, еще недостаточно археологических и исторических данных и материалов или же не наступила пора.
Опираясь на исследования А.В. Терещенко, И.Е. Забелина, А.П. Новицкого, В.А. Никольского и других авторов, в своем творчестве уделивших внимание историческим процессам развития культуры и искусства Древней и Средневековой Руси, постараемся «заглянуть» в быт простых людей. И начнем с жилища.
Если княжеские хоромы могли быть уже не только деревянными, но и каменными, как у княгини Ольги в Х веке, о чем сообщает А.В. Терещенко, то жилища простых горожан, не говоря уже о смердах-селянах, представляли собой деревянные срубы, которые располагались произвольно. «Внутри была одна общая комната, – сообщает А.В. Терещенко о жилых и бытовых помещениях горожан, – а к ней примыкали постройки для домашнего скота и птицы, для хранения земледельческого инвентаря, хлеба, сена и прочего. Овины или гумна стояли недалеко от изб. Жилые постройки возводились внутри двора и обносились деревянными заборами с решеткой или без решетки (по-видимому, подразумеваются ворота) и частоколом. Конечно, это делали богатые, а остальные окружали свое жилье плетнем или оставлял открытым» [54].
К сказанному А.В. Терещенко авторы «Истории русского искусства» А.П. Новицкий и В.А. Никольский дополняют, что «уже в X и XI вв. существовали различные наименования городских строений клети: хором, сеней, избы, горенки, терема и проч.». И далее сообщают о том, что «бревна клались прямо на землю, без каменного фундамента, а венцы скреплялись между собой при помощи зубцов, соединенных в нижнем венце, и выемок – в верхнем». Что основным видом или типом построек являлась клеть (или сруб по А.В. Терещенко), к которому пристраивались по мере необходимости другие клети. Что простота нравов населения того времени не требовала изощренных украшений ни жилых помещений, ни подсобных. Что надстройка клетей сверх основной, практиковавшаяся у знатных людей, бояр и князей, уже называлась хоромами, но и бедные люди почти всегда строили над сенями вышки.
В этот период времени также использовался и такой способ строительства, как связывание нескольких клетей через сени. «Через сени от первой, главной, клети ставилась другая клеть, холодная, служившая и кладовою, и помещением для летней спальни, – пишут эти авторы о строительстве частных домов в городах Руси. – Затем делались прирубы, придельцы, присении, задцы, вышки и тому подобное; а во дворе ставились особые клети: хлева, амбары, бани, сараи, погреба и т.п.» [55].
Описывая жилье зажиточных горожан, исследователи архитектурной культуры рассматриваемого нами периода времени отмечают, что сени второго яруса, располагавшиеся над сенями первого, чаще всего назывались гридницами и имели две двери. Одна вела в теплые горницы, отапливаемые печью. Другая вела в холодные помещения.
В теплом помещении находилась одрина-спальня и другие жилые комнаты, число которых зависело от численности семьи. Над сенями, даже у бедных людей, строились вышки, а у богатых – терема, представляющие особо чистый и светлый покой с частыми окнами на все четыре стороны. Такие терема устраивались в несколько ярусов. И если размеры верхних теремов были меньше размеров нижних сеней, то вокруг таких теремов второго (а то и третьего) яруса устраивались балконы с перилами – гульбища.
На гульбищах могла собраться вся семья в светлое теплое время дня и года как для отдыха, так и для приема гостей, чтобы попировать с ними на открытом воздухе, любуясь с высоты окрестными местами.
Когда терем строился в несколько ярусов, то каждый верхний ярус делался меньше нижнего. Все здание с одной стороны приобретало вид вытянутой ввысь пирамиды, оканчивавшейся шести- или восьмигранным верхом и покрытием в виде купола, а с другой стороны – легкую, изящную конструкцию, притягивающую к себе взгляд.
Исследователи также отмечают, что часто двор или же проходы от основного здания к другим дворовым постройкам мостились бревнами для удобства передвижения в непогоду. Кроме того, в каждом дворе – замкнутом пространстве, похожем на малую крепость, – имелись несколько ворот, среди которых были и главные, парадные, выходившие на основную улицу или дорогу, которые украшались резьбой, и над ними сооружался навес.
Выдающийся русский историк и археолог И.Е. Забелин также отметил наличие каменного терема (двора) у княгини Ольги в Киеве, а кроме него был еще загородный теремной двор над горой, называвшийся так от каменного терема: «бе бо ту терем камен». И далее выносит предположение, что «может быть, здесь же была истопка, мовница, баня, в которой мужи древлянские, по замыслу Ольги, «творили мовь», т.е. парились, по древнему русскому обычаю, прежде чем погибнуть в огне. «Впрочем, – пишет И.Е. Забелин, – этот каменный терем, упоминаемый почти на первых страницах нашей древнейшей летописи, был, конечно, большою редкостью в то время, потому что все тогдашние постройки были по преимуществу деревянные. Но, как имя, этот терем дает понятие, что и в то время, в первой половине десятого века, состав княжьего двора был такой же, какой существовал и в позднейшее время. Терем составлял только увенчание здания, верхний ярус хором, как общим именем прозывались остальные ярусы и вся совокупность строений». И далее делает вывод: «Нет сомнения, что основой и первообразом древнейшего русского жилища была клеть – связь бревен на четыре угла, строение, уцелевшее в своей первобытной простоте и до наших дней» [56].
По мнению И.Е. Забелина, из клети в более позднее время образовалась изба, «как до сих пор почти единственное жилище нашего крестьянина». Изба и клеть составляли основу двора. Обыкновенно изба была поземная и черная, то есть курная, срубленная прямо на «пошве» или на «подзавалье», с волоковыми окнами, которые располагались под потолком для пропуска в них дыма. Вместе с тем у некоторых изб были дымницы, вероятно, деревянные трубы, через которые печной дым выводился наружу. Эти дымницы или дымники составляли принадлежность белых изб, которые находились во владении преимущественно людей зажиточных и богатых.
Если богатые могли пристраивать к клети всевозможные пристройки и надстройки, то основная масса населения просто выделяла углы в большой клети. К этому следует добавить то, что не всегда первый венец клети клался прямо на землю. Иногда он устанавливался на деревянные, обычно из крепких пород деревьев: дуба, бука, сосны и др. – короткие столбы, заменявшие фундамент. Или на «режах» и «обрубах», как определяет И.Е. Забелин. Такие клети имели деревянный пол и на какое-то расстояние возвышались над землей. Это уберегало здание от загнивания (нижние венцы) и обеспечивало более продолжительный срок эксплуатации помещения. По данному принципу еще в шестидесятые годы ХХ века в селах и деревнях строились колхозные амбары для хранения зерна. Свободная циркуляция воздушных потоков под полами таких помещений обеспечивала как долговечность самих деревянных полов – с одной стороны, так и сушку зерна – с другой [57].
Исследователи отмечают, что из летописных текстов до нас дошли известия, кроме сеней, о горенках – помещениях строящихся на подклетях; светелках – помещениях, расположенных в верхних ярусах жилища; одринах – местах отдыха от одра-ложа, постели; гридницах, где собирались гости и воины-гридни – в княжеских и боярских хоромах. О божницах – дворовых часовнях и церквушках, входивших в комплекс княжеского, боярского и купеческого подворья. Божницы через систему переходов и сени соединялись с основными хоромами. А также об избах, как курных, топившихся «по-черному», так и «белых», имевших печные трубы, – как правило, прерогативе низших сословий. А еще были повалуши, которые, по мнению одних исследователей, были помещениями для отдыха женщин (от слова повалиться, то есть лечь спать), как бы в противовес мужской половине – одрине. По мнению других, повалуша – небольшие помещения над теремами, под самой крышей, для наблюдения за окружающим миром, в том числе и за врагом во время опасности. Третьи считают, что повалуши – это вышки для голубей, так называемые голубницы. Из подсобных строений, кроме уже названных выше, были еще медуши, т.е. помещения, приспособленные для хранения топленого меда и медового сыта; бретьяницы – погреба с бортевым медом, скотницы – кладовые со всякою казною [58].
С понятием «двор», причем не только княжеский, как, например, загородный двор князя Юрия Долгорукого в Киеве, называемый раем, или у Игоря Ольговича в Путивле, а и у иных сословий, мы уже встречались, когда вели речь о княжении Святослава Ольговича Курского или других бывших курских удельных князей, в том числе и Василька Юрьевича, двор которого вместе с отцовским раем был подвергнут разграблению. Средневековый летописец, оперируя понятием «рай», по-видимому, тем самым стремился рассказать потомкам о необычной красоте этого дворового комплекса. С «двором» мелкого, незнатного сословия, попа Лихача, знакомит нас летописец под 1161 г., когда Изяслав Давыдович возвращал себе на короткое время киевский стол. В.Н. Татищев, пересказывая Ипатьевскую летопись, о данном факте пишет следующее: «И после долгого сражения начал Изяслав одолевать, так что половцы, разломав стену, въезжали во град и зажгли двор попа Лихача и Радиславль» [59].
И если, по Терещенко, ранее преобладала начальная, даже «первобытная» простота строений жилища русского человека первого периода Руси, то в XII в. уже отчетливо просматривается тенденция к украшению жилища. Как внешнему, так и внутреннему, о чем не только историки, например, И.Е. Забелин, говорят, но и летописцы обращают внимание. В летописях также говорится и о хоромах, и о медушах, и об овинах – стоит лишь вспомнить наши исследования о жизнедеятельности Святослава Ольговича Курского за 1146 г., когда были разграблены дворы-поместья князей Игоря Ольговича и Святослава Ольговича как в окрестностях Новгорода-Северского, так и в Путивле.
Чтобы окончить тему строительства жилья в XII в. на территории Руси и, в частности, нашими далекими предками на территории Курска и Курского княжества, мы должны отметить такие сопутствующие данному обстоятельству моменты, как освещение помещений, их отопление, устройство крыш. И.Е. Забелин, отметив, что клети срубались как из бревен – кругляков, так и из деревянного бруса, т.е. тесанного с четырех сторон бревна. Бревна или брусья на углах стен связывались или срубались «в обло», «в присек», «в лапу» и «в замок», как обычно рубились избы в деревнях; а также в «ус», в «брус», в «косяк» и в «угол». Последними способами строились хоромы. Стены, по мнению Забелина, для прочего теплоудержания, конопатились плохим льном, пенькой, паклею и высушенным мхом, а также иногда в богатых семьях обивались войлоком и белыми полстьми. Междуярусные перекрытия – мосты (пол) делали на кладях или лежнях (балках) половыми досками «в причерт с вытесом». И всегда выравнивали на стыках. Потолок или подволоку утверждали на матицах, настилая брусьями или накатывая бревнами, которые вытесывались в брус и клались «в подтес» или «закрой». Для большей прочности стыки ярусов, других пристроек скреплялись металлическими скобами, наугольниками, подставами и веретенными гвоздями [60].
Внутренние перегородки как в жилых помещениях, так и в подсобных под чуланы и кладовые делались из столбов, к которым прибивались доски, а также имелись дверные проемы для перехода из одного помещения в другое.
«Нарядить нутро, – пишет И.Е. Забелил о внутреннем устройстве жилья, – значило отделать клеть начисто внутри, т.е. вырубить и околодить окна красные и волоковые, сколько понадобится; покласть у стен лавки с опушками, на стамиках; устроить, где следовало, коник; навесить двери, сделать опечек, или место для печи» [61].
Раскрывая устройство и функциональное значение больших окон, так как малыми назывались, как правило, волоковые окна, А.П. Новицкий и В.А. Никольский, опираясь в своих изысканиях опять же на исследования И.Е. Забелина, сообщают следующее: «В жилищах небогатых людей окна были только волоковые, для пропуска дыма при курных избах. В окнах богатых людей вставлялась слюда: стекло ввелось гораздо позднее, и то, по дороговизне, было доступно самым зажиточным людям. Эти слюдяные окна делились на большие и малые. Большие окна назывались красными или косящатыми. Обыкновенно они делались узкими, в виде продолговатого четырехугольника, иногда с дугообразным верхом, а также круглыми, или более затейливой формы. Снаружи они заделывались железными решетками или заслонялись деревянными или железными ставнями. Изнутри же притворялись причалинами. Для крепления слюды вставлялся крестообразный переплет, около которого разнообразными фигурами размещались жердочки. В эти фигуры вставлялась слюда. Когда такая фигура имела вид четырехугольника, то окно называлось образчатым, когда форму репейников, то репьястым. Снаружи окно украшалось высоким и затейливым фронтоном – очельем и наличниками, так что действительно “глядело светлым оком” во всем строении» [62]. А И.Е. Забелин сообщает еще о том, что даже в богатых домах, имеющих красные или косящатые окна, «допускались и малые, волоковые, расположенные обычно по сторонам красных». Но тут же делает оговорку, что малые окна все же чаще делались в боковых и задних стенах. Кроме того, он дает пояснение различию между горницей и избой, которое заключалось в том, что «горница отличалась от избы печью, которая здесь была изразцовая, муравленая, круглая или четырехугольная, совершенно отличная от избной, так называемой русской печи» [63]. И если изразцовая печь служила лишь для обогрева помещения, то русская печь выполняла еще роль одра-постели, а также своеобразного шкафа, так как в ней делались открытые или закрытые ниши печурки», в которых хранились или же подсыхали всевозможные мелкие вещи: предметы одежды и обувь.
В дневное время свет в жилища наших далеких предков проникал через оконные проемы. А в вечернее освещение помещений, по свидетельству А.В. Терещенко, осуществлялось с помощью восковых свечей и светильников – в богатых домах, а у бедных горожан и селян – лучинами [64]. К этому мы должны добавить, что наши далекие предки огнем пользовались с большой осторожностью, предпочитая лечь спать пораньше, чем заниматься в избах каким-либо рукодельем при свете лучин, восковых свечей (даже при обилии воска) или факелов. Впрочем, иногда, особенно в зимний период времени, когда темнело рано, а работы было много, приходилось «засиживаться» и под светом лучин.
Говоря о внутреннем убранстве жилых помещений, хором, одрин, повалуш, гридниц, А.В. Терещенко склонен видеть их убранство по-спартански суровым: голые стены гридниц, хором, одрин; в избах, топившихся «по-черному» – они, естественно, покрыты копотью; вдоль стен лавки и полати для сидения и отдыха и иконы в «святых» углах. А И.Е. Забелин допускает наличие бархатных покрывал на лавках, белых скатертей на столешницах столов и некоторые другие украшения. Кресел и стульев как в избах простого народа, так и в домах богатых горожан, за исключением, пожалуй что, князей, он также не видит [65]. На средневековых миниатюрах, тем не менее, даются изображения некоторых подобий кресел, на которых сидели князья или же богатые горожане. А А.Д. Нечволодов, описывая период великого княжения Владимира Мономаха (1113-1125), рассказывает и о его великолепном троне, изукрашенном прекрасной резьбой [66].
Сообщая о внутренней и внешней отделке зданий, И.Е. Забелин пишет: «Стены, особенно если они были бревенчатые, внутри и снаружи обшивались красным тесом взакрой; брусяные же отделывались в скобель, или выскабливались в лас. Потолок точно так же подшивался тесом или липовыми досками взакрой. В жилых клетях потолок сверху вымазывался глиною и по просушке насыпался просеянной землею…» [67].
Крыши жилищ городского населения, в отличие от сельских изб, где крыши крылись из камыша да соломы, были отдельным предметом гордости каждого владельца жилья. А.П. Новицкий и В.А. Никольский, исследуя развитие кровельного дела на Руси, вслед за И.Е. Забелиным пишут: «Крыши вначале, подобно скандинавским постройкам, были без потолка и не прикреплялись к стенам, а только накладывались на них. На простых клетях и избах крыши обыкновенно имели форму двухскатную и довольно крутую. Соединение скатов наверху в одно ребро именовалось кнесом, князем или коньком» [68].
Но время не стояло на месте, культура строительства жилища, в том числе и строительства крыш, развивалась. И вот уже высокие двух- и трехъярусные постройки стали обзаводиться не только двухскатными, но и четырехскатными крышами, довольно крутыми и разнообразными в зависимости от того, какой формы было основание здания. А.П. Новицкий и В.А. Никольский, продолжая исследовательскую деятельность по части кровли, сообщают: «Высокие двух- и трехъярусные богатые хоромные постройки с квадратным основанием часто покрывались очень крутыми, четырехскатными, пирамидальными кровлями, вышина которых, по большей части, являлась широте основания, но иногда была и много меньше, достигая только трех четвертей или даже половины ее. Такая кровля называлась колпаком».
Если основание здания было прямоугольным, то скаты такой крыши, оставаясь крутыми, сходились вверху не в точку, как при квадратных основаниях, а в ребро. И кровля тогда называлась уже не колпаком, а палаткою, скирдом или епанчой в зависимости от того, каково было соотношение высоты крыши с длиной основания здания. Кроме того, кровля терема с квадратным основанием, но очень крутая, называлась шатром, а если терем в основании имел удлиненный прямоугольник и крутую кровлю, то такая кровля заканчивалась «бочкой». Сообщая о «технологии» изготовления кровли различных видов, И.Е. Забелин наряду с самими процессами строительства, с раскрытием древних понятий типа «князька, конька, курицы, свеси, причелин, очелья, латок, решетин и подстрелин», рассказывает и о том, что крыша крылась «в два теса со скалой – берестой во избежание протекания в непогоду. Такие крыши имели различную окраску (от цвета бересты) и были красивы сами по себе, но если при кровле использовался еще гонт, и они покрывались «в чешую», а «бочка» еще и сочеталась с «шатром», оканчивающимся либо дымной трубой либо флажком, да еще имели «слуховые окна», тогда они смотрелись вообще сказочно.
Время княжения Всеволода Святославича в политической хронологии эпох Руси получило название «Времени сполошных колоколов», времени Удельной Руси. Если во время Святослава Олеговича, как уже отмечалось выше, процессы уделизации Руси только-только начинались, то к рассматриваемому периоду они вошли в свое русло. Однако же память о единой и могучей Руси была жива не только в народных массах, но и среди самих князей-удельников.
Теперь постараемся осветить некоторые стороны жизни русского общества, в том числе и Курского края, времен княжения Всеволода Святославича Курского и Трубчевского. И здесь, пожалуй, остановимся не на политических и военных моментах, о которых сказано уже предостаточно в самом очерке, а на вопросах развития культуры, быта, ремесел. Если сельское население (даже при наличии признаков появления частного крестьянского землевладения, как отмечают некоторые современные исследователи) все больше и больше попадало в зависимость к крупным землевладельцам – феодалам, то городское население имеет тенденцию не только к численному увеличению в связи с бурным ростом городов, но и к дифференцированию по видам трудовой занятости и по социальному признаку [69].
Эта всеобщая тенденция не могла обойти стороной и Курск, и Курское княжество с его волостными городами. И здесь можно говорить о том, что если курский детинец, возможно, оставался без значительных изменений со времен еще первого князя, то посад и пригородные слободки просто обязаны были разрастаться. При этом вотчинные ремесленники работали на князя и бояр, а посадские и слободские – на город и слободы, не «забывая» также и о жителях села.
Виды трудовой занятости как сельского, так и городского населения за прошедший век вряд ли претерпели существенные изменения, но в самом производстве, особенно «городских товаров», изменения отмечаются. Технология ремесленного производства, согласно археологическим данным, получила тенденцию к «усовершенствованию приемов и способов обработки».
С ростом городов напрямую связан количественный и качественный рост строительства церквей. Так, в Киеве еще к началу XII в. насчитывалось около 600 культовых зданий, а в относительно недавно построенном на Клязьме Владимире – около 30 к концу этого века.
Мы не станем сравнивать Курск и другие города Посеймья ни с Киевом, ни с Владимиром. Это нам ни к чему. Мы только отметим, что тенденция в расширении сети церквей была одной для всех городов Руси, как для столичных, так и для удельных и прочих.
Говоря о строительстве церквей, необходимо сказать и о развитии архитектуры, ибо эти два понятия тесно связаны между собой. И здесь следует отметить, что если ранее преобладал византийский, а затем и киевский стиль, то со времен великого князя Андрея Боголюбского появился и стал расширяться владимирский стиль. Как непосредственно в строительстве храмов, так и в их внешней и внутренней росписи. Все заметней была тенденция к строительству каменных зданий, так как деревянные часто сгорали при пожарах. Так, за 1160 г. В.Н. Татищев вслед за летописцами сообщает о том, что «в этом же году выгорел Ростов весь, и церкви все, и соборная предивная церковь святой Богородицы, какой не было нигде и не будет…». А А.В. Терещенко как бы в унисон сказанному сообщает, что 13 апреля во Владимире-на-Клязьме сгорело 32 церкви, а в июле 1192 г. там же еще сгорело 14 церквей и более 1000 домов. Он же говорит о том, что в 1194 г. горели города Русь (?), Ладога и Новгород, и люди со дня Всех Святых до Успения Богородицы должны были жить в открытом поле, а также отмечает, что в 1199 г. во Владимире-на-Клязьме вновь сгорело 16 церквей и около половины города [70]. Кстати, сообщение летописцев о пожарах этого периода, во время которых сгорало много зданий и церквей – лишь очередное указание на бурный рост городов и в них культовых зданий. А также на увеличивающееся количество социального слоя населения – священнослужителей.
Какой архитектурный стиль при строительстве культовых зданий преобладал в Курском Посеймье к концу XII в., киевский или уже владимирский, трудно сказать. Скорее всего, был смешанный, так как Курск, как известно, располагается примерно на середине пути между Киевом и Владимиром. Но в силу исторических и географических реалий он все же, особенно на более раннем пути своего развития, больше тяготел к Южной Руси, то есть к Киеву. Кроме того, необходимо иметь в виду, что к рассматриваемому периоду времени местные архитектурные школы складывались в Галиче, Овруче, Полоцке, Смоленске, Чернигове и других крупных политических, духовных и культурных центрах некогда единой Руси, и это тоже могло наложить свой отпечаток на развитие зодчества и архитектуры Курского края [71].
О развитии черниговской архитектурной школы данного периода времени с восхищением, с искренней любовью и гордостью сообщает В.А. Чивилихин, сравнивая достижения черниговских архитекторов и строителей с западными. «В Западной Европе тех времен было не очень много городов, стоявших вровень с Черниговом по культуре, экономическому развитию, размаху градостроительства, – пишет он в своем романе-эссе. – …Очевидно, в Париже тех времен было немало культовых сооружений, но каменными числятся только две церкви, – продолжает далее. – Что же касается собора Парижской Богоматери, кафедрального храма французской столицы, то он был заложен в 1163 году. Его алтарь освятили в 1182-м, а на все строительство ушло почти сто лет – оно завершилось лишь в 1250 году. К моменту освящения алтаря недостроенного собора Парижской Богоматери в Чернигове уже стояли каменные княжеские терема и три собора – грандиозный Спасо-Преображенский, заложенный в 1031 году Мстиславом Храбрым, Борисоглебский, освященный при Давыде Святославиче в 1123 году, с его исполненным благородной простоты обликом, аркадой-галереей, изящными резными каменными капителями «звериного» стиля, а к середине XII века поднялся великолепный Успенский собор Елецкого монастыря. Примерно в это же время черниговцы построили единственную сохранившуюся на Руси бесстолпную Ильинскую церковь. К 1174 году над Стрижнем была возведена церковь св. Михаила, а к 1186-му – изумительно украшенная Благовещенская. В плане она напоминала древнейшую киевскую Десятинную церковь, имела мощные пилястры и богатые фрески» [72]. А уж церкви Параскевы Пятницы, построенной в конце XII – начале XIII века на черниговском Торгу, он «спел» настоящую песнь, выдвинув версию, что она была построена князем Игорем Святославичем во время его княжения в Чернигове с 1198 по 1202 год.
Как видим, незаурядные данные памятники архитектуры располагались совсем рядом с Курском. Так что и в Курске могли иметь место храмы близкие по стилю с черниговскими, новгород-северскими, владимиро-суздальскими, но вполне могло уже появиться и что-то свое, самобытное, в чем-то отличное от других, но при этом в обязательном порядке выдерживались основные каноны, присущие всей русской культуре, на что указывал И.Е. Забелин.
Наряду с развитием ремесел этого периода, историки и археологи отмечают также и развитие живописи и декоративно-прикладного искусства. Живопись используется в иконописи – количественный рост церквей и храмов требует и развития живописи, причем не только иконописи, но и мозаики, фресок, росписи стен, книжных миниатюр. При этом довольно часто при росписи стен храмов, а также в книжных миниатюрах выполняются портреты князей. Следовательно, начинает развиваться такой вид живописи, как портретный. Кроме того, довольно часто, особенно в миниатюрах, даются зарисовки или сцены из бытовой жизни: пир у князя, охота, празднество с участием средневековых музыкантов, строительство города, даже варка пива. И здесь вновь следует отметить, что с ослаблением политической, военной, экономической и культурной значимости Киева, с активизацией процессов раздробленности Руси, образованием новых политических центров естественно происходит рост и расцвет региональных художественных школ. Как наиболее яркие, отмечаются новгородская и владимиро-суздальская. Наиболее типичными чертами новгородского стиля живописи является острота характеристик образов, сочетание контрастных цветов, сведение до минимума византийской утонченности, использование фольклорных сюжетов. Владимиро-суздальский стиль придерживается еще византийских канонов, но уже отличается гармонией красок, колоритом, свободой композиций и остротой характеристик. Конечно, мы не знаем, какой художественный стиль преобладал в Курском крае того непростого периода, ибо все материальные носители этого вида искусства были уничтожены во время монголо-татарского нашествия и последующего ига, но что и в Курском княжестве наблюдались общие тенденции развития живописи, это несомненно.
Все отечественные исследователи в области культуры отмечают, что древнейшие миниатюры (из сохранившихся до нашего времени) находятся в Остромировом Евангелии (около 1056 г.) и «Святославовом изборнике» (1073 г.). В Евангелии новгородского посадника Остромира исследователи отмечают «колоритность заглавных букв», а в «Изборнике» черниговского князя Святослава Ярославича – портретное изображение княжеского семейства и группы священников высокого ранга в церкви, которые наряду с художественностью образов дают нам еще представление об одеждах того времени.
Также, без всякого сомнения, новый толчок получило и развитие декоративно-прикладного искусства, выразившееся не только в оформлении княжеских и боярских теремов, но и в росписи предметов быта, в изготовлении украшений, серебряных и золотых колтов – височных подвесок, ожерелий, браслетов, крестиков, диадем, украшенных всевозможной гравировкой, резьбой, усыпанных чернью. Русские мастера, как справедливо отмечается большинством отечественных авторов, владели такой техникой декоративно-прикладного искусства, как цветные эмали, которой украшались не только всевозможные женские украшения и предметы культового обихода, но и переплеты книг. Знали они и ювелирное дело, в том числе и такие его технические виды как скань или филигрань, зернь и чернь. Высокохудожественного уровня достигло лицевое шитье и мелкая пластика. Отечественные исследователи отмечают, что вышивальщицы создавали такие произведения искусства, что они не уступали живописным. При этом довольно часто в декоративно-прикладном искусстве использовались образы языческой мифологии, что в очередной раз говорит как о признаках двоеверия в русском обществе, так и о стойкости традиций, наблюдавшихся на протяжении нескольких веков в народном творчестве [73].
В рассматриваемый период времени, опять же в связи с раздробленностью и ростом региональных центров, новый виток развития получили такие важные процессы в развитии культуры и духовности, как книгописание, летописание и литература. Что в свою очередь напрямую связано как с уровнем грамотности того общества, так и с фольклором, и с живописью, и с декоративно-прикладным творчеством, и с ремеслами.
Так, для изготовления книг нужен был пергамент – специально выделанная коровья или телячья шкура. Процесс изготовления пергамента был достаточно труден и дорог, так как на изготовление одного пергаментного листа уходила одна шкура. Еще более длителен, сложен и дорог был процесс изготовления книги, в которой порой было не менее 200 пергаментных листов, а Остромирово евангелие, например, имело 294 листа. К тому же книги украшались. Перед текстом в обязательном порядке делалась заставка – орнаментальная композиция, первая заглавная буква в тексте украшалась не только орнаментом, но и прорисовывалась в виде фигуры человека, животного, птицы, мифологического существа. Нередко книги снабжались иллюстрациями, портретами заказчиков, сопроводительными рисунками к тексту. Переплеты украшались золотым и серебряным орнаментом и застежками, а то и драгоценными камнями, искусно прикрепленными к толстым основам переплета. По свидетельству историков, в период с XI по XIII в. на Руси находилось около 130-140 рукописных книг, в основном – переводов с греческого, из которых до нашего времени сохранилось около 80. В связи с этим некоторые исследователи обоснованно говорят о формировании ремесленной специальности книгоизготовителя [74].
Рост количества книг, активное развитие процесса их изготовления, их востребованность населением также в какой-то мере имеет связь с уровнем грамотности, который, по нашему мнению, в данный период продолжал расти, так как постоянно увеличивалось число школ при храмах.
Параллельно с развитием устного народного творчества, где героев из привилегированных слоев – князей и бояр – все больше и больше заменяют герои из народа и мелких священнослужителей: Илья Муромец, Садко, Алеша Попович. К концу XII в. становятся даже известны и некоторые авторы сказаний, например, легендарный Боян, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», произведения которых, к сожалению, не сохранились, развивается и литература. Причем не только переводная, но и уже собственная, яркими примерами которой являются «Изборники» Святослава (1073 г. и 1076 г.), «Хождения» или «Путешествие» игумена Даниила, распространенные во многих списках, «Поучения» Владимира Мономаха. Особое место занимает «Слово о князьях» неизвестного автора, произнесенное в 1175 г. в Чернигове в день празднования перенесения мощей святых, которое осуждает раздоры между черниговским князем Святославом Всеволодовичем и новгород-северским князем Олегом Святославичем. И, наконец, «Слово о полку Игореве» – являющее венцом отечественной литературы рассматриваемого нами периода. Немного позднее появятся «Моления» и «Слово» Даниила Заточника. Впрочем, С.В. Перевезенцев отмечает, что «вполне возможно, что были и другие памятники подобного рода, утерянные или погибшие в бесчисленных пожарах» [75].
Особое место в литературе занимают летописи. Летописи XII века от предыдущего периода отличаются не только подробностями в изложении событий, но и художественностью слога, и позицией летописцев, их симпатиями и антипатиями к тем или иным историческим деятелям или событиям. И тут следует отметить, что к концу данного века летописанием занимаются не только в Киеве или Новгороде, давно признанных центрах русской культуры, но летописные своды появляются также в Смоленске, Пскове, Владимире-на-Клязьме, Галиче, Владимире-Волынском, Рязани, Чернигове и других городах [76]. По-видимому, с образованием и уже устойчивым развитием Новгород-Северского и Курского княжеств, предпринимались попытки летописания об истории и этих княжеств, которые не сохранились до наших дней.
И хотя в отечественной литературе этого периода преобладала церковная тематика, ярким примером чего являются «Жития» русских святых, а также всевозможные «Поучения» и «Слова» видных церковных деятелей, но уже поднимаются философские и исторические темы, темы нравственности и морали, темы единения церкви и государства русского, темы патриотизма. Впрочем, и деятели церкви немало преуспевали в этом. А.Д. Нечволодов, рассказывая о жизнедеятельности Феодосия Печерского, великого земляка курян, отмечает, что Феодосий в своих наставлениях, подобно тому, что «любовь к Богу может быть выражена только делами, а не словами» или же «мы должны от трудов своих кормить убогих и странников, а не пребывать в праздности», еще и бичевал пьянство и пьяниц. По данному поводу Феодосий говорил: «Бесноватый страдает поневоле… а пьяница страдает по собственной воле и будет предан на вечную муку…» [77].
Важное место в культурной жизни наших предков рассматриваемого периода времени наряду с фольклором, литературой, изобразительным искусством занимала музыка и пение. Исследуя данную тему, А.В. Терещенко пишет: «Пение, музыка и пляски были известны нашим предкам давно. Когда греки, воюя с (аварским) ханом Баяном в 590 году, взяли в плен трех балтийских славян, то у них вместо оружия были кифары и гусли». И далее он сообщает, что древнейшая музыка русских людей была простая. А из музыкальных инструментов называет дудку, рожок, жалейку, рог, свирель, гудок, гусли и ложки [78]. К этому можно добавить лишь то, что наш земляк Владимир Иванович Поветкин, проживающий в Великом Новгороде и занимающийся археологией, точнее, новой ее отраслью, музыкальной, в своих публичных выступлениях называет еще ряд простейших музыкальных приспособлений и инструментов, в том числе деревянные трещетки, гудебные сосуды, бубны, варганы и др., известные на Руси уже с Х века.
О музыкальных инструментах рассматриваемого периода, в том числе гуслях, гудках, сопелях, бубнах – сообщают летописи, их изображения имеются в миниатюрах. Из «Жития» Феодосия Печерского известно, что он, будучи приглашен на пир князя Святослава Ярославича, с неудовольствием воспринимал там музыку скоморохов, а потом открыто сделал замечание князю по поводу чрезмерного увлечения гульбищем. В.Н. Татищев, пересказывая летописи, приводит пример использования музыки (музыкальных инструментов) во время военных действий в 1149 г. между Изяславом Мстиславичем и Юрием Долгоруким. Песенные тексты того времени, надо полагать, сохранились в свадебных обрядах и народных гуляньях, возможно, и с некоторыми изменениями, продиктованными новой действительностью. Если что-то материальное, созданное руками человека, со временем может, разрушиться, сгореть, истлеть, то плоды духовного творчества более стойки и бесследно не исчезают [79].
Рассмотрев некоторые вопросы, связанные с ростом духовности и культуры, в том числе и на территории Курского края, в конце XII в., мы коснемся немного и быта, хотя бы вопроса одежд наших далеких предков. Если до появления «Слова о полку Игореве» было известно о таком виде одежды, как корзно (плащ) у князя и свитки у Игоря Олеговича, а также обуви (сапоги и лапти), то «Слово» называет среди одежды еще «орьтму» – покрывало, «япончицу» или «епанчицу» – накидку, плащ и «кожухи» – верхнюю одежду, подбитую мехом, наружная поверхность которой состояла из дорогих тканей (оксамита), нередко расшитых золотыми нитями. К этому времени из женской одежды известны также убрус или плат – головные уборы [80].
Эти указания наряду с изображением одежд на иконах, в настенной мозаике и в миниатюрах дают представления о том, как одевались наши далекие предки как в будние, так и в праздничные дни. А.В. Терещенко, посвящая одеждам русских людей целую главу своего монументального труда об истории культуры русского народа, отмечает, что первые описания одежды русов были даны еще в Х веке. И приводит пример, описанный арабским автором о погребении знатного русского мужа, который был одет «в два исподних платья, сапоги, куртку, кафтан из золотой парчи с золотыми пуговицами и парчовую шапку, опушенную соболем». Затем приводит описание одежды князя Святослава Игоревича во время беседы с императором Византии Иоанном Цимисхием и, как бы подводя итог сказанному, сообщает, что «богатые люди носили шелковые платья, драгоценные пояса и сафьяновые сапоги, а женщины одевались в длинные платья, украшали грудь монистами, ожерельями и золотыми цепями». К этому еще добавляет, что женщины украшали пальцы кольцами и перстнями, волосы заплетали в косы, а их головной убор блистал жемчугом и золотом. Мужчины также не чуждались всевозможных украшений, в том числе и серьги. Но естественным украшением мужчин были бороды. А в «Русской Правде» даже была статья, предусматривающая наказание в виде штрафа суммой в 12 гривен за повреждение бороды. Однако не были забыты А.В. Терещенко и одежды простых людей. Согласно его сведениям, простолюдины одевались в простые, грубые одежды: мужчины – в зипуны, а женщины – в паневы; на ногах носили лапти, которые были известны на Руси еще со времен князя Владимира Святославича Красное Солнышко. К этому стоит добавить, что некоторые сведения об одеждах наших предков-курян можно почерпнуть и в работе Е.А. Тиняковой «Курский вариант народного костюма». И хотя речь тут идет о народных костюмах более поздних веков, но в них многое сохранилось и от рассматриваемого нами периода. Ибо, на наш взгляд, и к народному костюму вполне подходит вывод И.Е. Забелина, сказанный им по поводу строительства зданий, который мы приводили выше [81].
И, последнее, на чем бы хотелось задержать внимание читателя, говоря о быте наших предков рассматриваемого периода времени, – это культура питания, которая неотрывна от общего быта населения. В статье о домоводстве А.В. Терещенко довольно подробно исследует данный вопрос, уделив внимание не только пирам и кушаниям, но и «старинным попойкам». Среди напитков он отмечает напитки или кушанья, изготовленные на основе меда и зерна – это медовый отвар, пиво, квас, сбитень и прочие настойки. Из еды – мясо домашних и диких животных, птицы, свежая и соленая рыба, хлеб, пироги, овощи и фрукты. Сообщая о великолепных пирах и застольях, устраиваемых князьями и знатью, отмечает, что «простой народ питался довольно скудно: хлеб, квас, лук, чеснок, соль» – являлись основной пищей. Приготовлялись также щи, каша и овсяной кисель. Достаточно было огурцов, капусты [82].
Оканчивая данную часть исследования, необходимо отметить, что значительные изменения произошли не только в политических, экономических и культурно-бытовых сферах жизни феодальной Руси, не только в отношениях между княжеской властью и князьями, но и в отношениях между князьями и боярами (особенно в Галиче), и в отношениях внутри княжеских семейств, в отношениях к женщине. Впервые летописи, а вслед за ними и отечественные историки сообщают не только о трениях между княжеской властью и церковью, чего со времен Ярослава Мудрого, было предостаточно, но и о смещении высокопоставленных сановников с их кафедр. Об изгнании митрополитов из Киева и о суде над епископом Федором Ростовским, любимцем великого князя Андрея Боголюбского, которого Андрей Юрьевич даже в митрополиты прочил. Однако епископ Федор «не пришелся» по сердцу новому митрополиту Константину и великому киевскому князю, был осужден «за ересь» и казнен [83].
А еще летописи сообщают о разводах, случившихся в княжеских семьях. При этом отвергнутые княгини не только вынуждены переносить обиду и изгнание, но и становятся орудием в политических играх княжеского окружения. Вспомним хотя бы пример жены Ярослава Осмомысла, Ольги Юрьевны, или же супруги Андрея Боголюбского, будто бы участвовавшей в заговоре против мужа. И хотя женщины, сами ли, или с подачи хитроумных бояр, пытаются принять участие в политической жизни того или иного княжества, но в большинстве случаев судьба их печальна. Так, любовницу и сожительницу галицкого князя Ярослава Осмомысла, Настасью Чаргову, в 1172 г. галицкие бояре сожгли на костре. Осуждена и казнена была также и супруга Андрея Боголюбского, обвиненная судом великого князя Всеволода Юрьевича в супружеской неверности и в заговоре против князя.
Примечания:
1. Булахов М.Г. Буй-Тур Всеволод // Курский край. Альманах № 2. – Курск. 1998. – С. 4; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2008. – С. 34-45.
2. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. С. 525; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 237; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 333, 340-341.
3. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 538-542; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 237; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 340-341.
4. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 618; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 390-391; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 186.
5. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 618-620; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 395; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 303.
6. Слово о полку Игореве // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 29-75; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 122.
7. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 257-258; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 403.
8. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 258; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 403; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 394-395.
9. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 258; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 403; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. М.: Эксмо, 2008. – С. 306-307; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 807-808.
10. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 258; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 395-396; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 632-633; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 403; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 808-809.
11. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 264; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг, воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 271-275.
12. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 258; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 404-405; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 187-188; Соловьев С.М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. – С. 808; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 336.
13. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. С. 259; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 631-632; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 271; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.404-406; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 307-308; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 187-188; Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 807-808; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 335-336; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 251; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 277-279.
14. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 259-260; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – т С. 406; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 308; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 808-809; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг, воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 280; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 633.
15. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 260; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 634-635; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.407-408; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 308; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 188; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 281-282.
16. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 637; . Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.407-408; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 188;.
17. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 260-261; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 408.
18. Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 315-316.
19. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 637-638; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 261; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.408; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 188; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 810; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. С. 252; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 336; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 286.
20. Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова. Древнерусский текст. Редакция Д.С. Лихачева // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 50.
21. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 397-399; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 638.
22. Баскевич И.З. Курские вечера. Литературно-краеведческие очерки и этюды. – Воронеж: Центрально-Черноземное кн. изд-во, 1979. – С. 163-169.
23. Раздорский А.И. Курские князья XI-XIII веков в событиях политической истории Руси // Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, 1999. – С. 88; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 315.
24. Танков А.А. Историческая летопись… – М., 1913. – С. 7-8.
25. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 639; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 262; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ, 2005. – С. 409; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 810.
26. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 639; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 262; Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 409; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель, 2005. – С. 253; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 309.
27. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 639-640.
28. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 641; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 263.
29. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 263; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 641.
30. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 642.
31. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 642; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия 1986. – С. 264.
32. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 411; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 311; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 188; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2.. – М.: АСТ, 2005. – С. 811; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель, 2005. – С. 253; Шабанов Л.В. Родная земля: далекие были // Курский край: история и современность. – Курск, 1995. – С. 29-30; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 316-319; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 69-74.
33. Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 254; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 340; Баскевич И.З. Курские вечера. Литературно-краеведческие очерки и этюды. Воронеж: ЦЧКИ, 1979. – С. 163-169; Игумен Моисей (Беловод Просович) Слово о полку Игореве. – М.: Мироздание, 2019. – 272 с.
34. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 266-267; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 399; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 644; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 272-273.
35. Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия. 1986. – С. 266; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 644.
36. Александров-Липкинг. Поиски древнего Рима // Далекое прошлое соловьиного края. – Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – С. 72-90; Щавелев С.П. Град Римов в Посемье // Курские тетради. Курск и куряне глазами ученых. Тетрадь № 5. Ч. 1. – Курск: КГУ, 2001. – С 61-73.
37. Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: АСТ, 2006. С. 188; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. – М.: Эксмо, 2008. – С. 312; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 256; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 266, 454; Демин В.Н Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 294-296; Звагельский В.Б. О локализации летописного Римова // Международный журнал экспериментального образования. 2014, № 1. – Сумы: СГУ. – С. 61-64.
38. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – С.351-408; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 172-187; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 269-361.
39. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 395-396; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 637-651; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000; ПСРЛ. Т. 15. М. 2000. Стб. 272-273.
40. Татищев В.Н. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2 / Василий Татищев. М.: АСТ: Ермак, 2005. – С. 413.
41. Там же.
42. Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. – М.: Эксмо, 2008. – С. 312-313.
43. Неженец Н.И. От издателя // Игумен Моисей. Слово о полку Игореве. – М.: Изд-во «Мироздание», 2019. – С. 5.
44. Самохин А. «Слово о полку Игореве» обрело автора. Интервью // газета «Культура», 29.12.2020 г.
45. Века А.В. История России. – М., 2005. – С. 157; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 128-129.
46. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 396; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 644-645; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. С. 273; Летописная повесть о походе князя Игоря. Из Ипатьевской летописи // Злато слово. Век XII. – М.: Мол. гвардия, 1986. – С. 265; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 411; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 311; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 254; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове о полку Игореве» // Злато слово. – М., 1986. – С. 320;
47. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 406; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 556, 656, 659; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. С. 420; Рыбаков Б.А. События 1184-1185 гг., воспетые в «Слове о полку Игореве» // Злато слово. – М., 1986. – С. 349-350.
48. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 414, 423-424; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. – М.: Эксмо, 2008. – С. 313, 319.
49. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 668.
50. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 696; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 447; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. – М.: Эксмо, 2008. – С. 334.
51. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 359-360; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 359-360; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 540, 725; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 237; Соловьев С.М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга вторая. М., 2005. Т. 3. – С. 162; Пчелов Е.В. Монархи России. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. С. 122; Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 1. – Курск, 2004. – С. 160; Зорин А.В. Курские тетради. Курск и куряне глазами ученых. Тетрадь пятая. Курск. Ч. 1. – Курск, 2004. – С. 52.
52. Коган В.М. История дома Рюриковичей. СПб.: Бельведер, Астра-Люкс, 1994. – С. 123, 157, 199, 217.
53. Рыбаков Б.А. События 1184 – 1185 гг., воспетые в «Слове» // Злато слово. – М., 1986. – С. 356.
54. Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 38.
55. Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 36.
56. Забелин И.Е. Домашняя жизнь… – М.: Эксмо, 2007. – С. 23-24.
57. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 23-36; Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 36-43; Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 38-39.
58. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 23-36; Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 36-43; Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 38-39.
59. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 302, 322; ПСРЛ. Т.2. М., 1998. Стб. 489, 516.
60. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 33-34.
61. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 34.
62. Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 40-41.
63. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 29-30.
64. Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 38-39.
65. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 29-30; Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 38-39.
66. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 251-260.
67. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 34.
68. Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 41; Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007.- С. 34.
69. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 95.
70. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 319; Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 44.
71. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 90-92; Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 19-21, 32-43.
72. Чивилихин В.А. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 3. – М.: Современник, 1985. – С. 595-596.
73. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 92-95; Новицкий А.П., Никольский В.А. История русского искусства. – М.: Эксмо, 2007. – С. 14-19, 44-48; Щавелев С.П. Первые шаги христианизации Курского края (по археологическим и летописно-житийным данным) / Социальное партнерство государства и церкви… Сборник материалов Междунарожной научно-теоретической конференции… – Курск. КГТУ, 2004. – С. 481-500; Культура Курского края. – Курск: КГПУ, 1995. – С. 23-57.
74. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 85-87; Кулешов. История русской литературы Х-ХХ века. – М.: «Русский язык», 1989. – С. 17-26.
75. Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. – С. 154; Русская культура: Популярная иллюстрированная энциклопедия / С.В. Стахорский. – М.: Дрофа-Плюс, 2006. – С. 194, 236-237, 340-341, 298-300; Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – М.: Эксмо, 2007. – С. 307-308.
76. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 85-87; Кулешов В.И. История русской литературы Х-ХХ века. – М.: «Русский язык», 1989. – С. 17-32. О Русская земля! / Сост., предисл. и примеч. В.А. Грихина. – М.: Сов. Россия, 1982. – С. 5-24; Русская культура: Популярная иллюстрированная энциклопедия / С.В. Стахорский. – М.: Дрофа-Плюс, 2006. – С. 340-341.
77. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 192.
78. Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 44-46.
79. Муравьев А.Н. Жития святых Российской церкви. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: Транзиткнига, 2005. – С. 129-130; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 257; Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 127-704; Культура Курского края. – Курск: Изд-во КГПУ, 1995. – С. 113-148, 221-244.
80. Забелин И.Е. Домашняя жизнь российских монархов. – М.: Эксмо, 2007. – С. 274-276.
81. Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 70-74; Культура Курского края. – Курск: Изд-во КГПУ, 1995. – С. 23-57.
82. Терещенко А.В. История культуры русского народа. – М.: Эксмо, 2007. – С. 51-64.
83. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 346-347.
Двенадцатый курский удельный князь
Олег Игоревич
Со смертью курско-трубчевского князя Всеволода Святославича Буй-Тура в мае 1196 г. практически оканчивается хронологически прослеживаемая по летописям династия курско-рыльских князей. Впрочем, не только курско-рыльских, но и новгород-северских, и путивльских. Все чаще и чаще все потомки Олега Святославича – Ольговичи – в летописях скрываются за понятием «черниговских и северских» князей, теряя индивидуальность и собственные княжеско-удельные имена. Как известно, в данный период активной феодальной раздробленности Руси Курское, Путивльское и Рыльское удельные княжества входили составными частями (на правах вассальных) в Новгород-Северское, числившееся уже наряду с еще 14 княжествами Средневековой Руси, такими как Киевское, Смоленское, Полоцкое, Владимиро-Суздальское, Черниговское, Переяславское и другими, «великим».
Принцип престолонаследия, установленный еще Ярославом Мудрым в «Завещании» сыновьям, повсеместно давал сбои. Все чаще и чаще тот или иной стол русские князья занимали не по праву наследования или «старейшинства в роду», а по праву сильнейшего. В.О. Ключевский, давая оценку состояния Южной Руси данного периода, пишет: «В начале XIII века наследственность княжений в нисходящей линии не было ни общим фактом, ни общепризнанным правилом…» [1].
С конца XII в. и до монголо-татарского нашествия Черниговское, Новгород-Северское, Курское, Путивльское, Рыльское и Трубчевское княжества оставались вотчиной Ольговичей. При этом здесь существовало две ветви Ольговичей: одна непосредственно в Черниговском княжестве, она считалась старшею; другая – это северские князья. К первой ветви относились дети Святослава Всеволодовича, князя черниговского и киевского (ок. 1123–1194): Владимир (?–1201), Олег (?–1204), Всеволод Чермный (?–1215), Глеб (?–1217), Мстислав (погибший при сражении с монголами на Калке в 1223 г.).
Кроме того, к этой старшей ветви относились дети Ярослава Всеволодовича Черниговского (1139–1198): Ростислав (1174–?), Ярополк (?–?), а также, согласно исследованиям Соловьева С.М., Владимир Всеволодович (?–1201) [2].
Ко второй младшей ветви Ольговичей относились Игорь Святославич, князь новгород-северский и черниговский с 1198 г. и его дети: Владимир (Антоний), 8 октября 1170 года рождения, женатый (данные за 1187 г.) на дочери половецкого хана Кончака, князь путивльский; Олег, 1174 года рождения; Святослав, 1176 года рождения, Роман, Ростислав и, возможно, Изяслав, упоминаемый императрицей Екатериной II [3].
К этой же ветви должны были относиться и дети покойного Олега Святославича Северского (?–1180): Святослав Олегович (1166/67–?), Олег (?–?), Давыд (?–1195). Но Святослав Олегович Рыльский, по версии некоторых исследователей, в том числе А.И. Раздорского, погиб в 1186 голу в половецком плену; к тому же он, по мнению Раздорского, был единственным сыном Олега Святославича [4]. Личности же Олега Олеговича, упоминаемого Екатериной II, и Давыда Олеговича, названного В.М. Коганом, о чем сообщалось выше, настолько призрачны, что заявлять о них как князях рыльских и тем более курских вряд ли стоит.
Когда в 1198 году в Чернигове умер князь Ярослав Всеволодович, то, по мнению большинства исследователей, на черниговский стол взошел Игорь Святославич Северский. Н.М. Карамзин вслед за Ипатьевской летописью по данному факту пишет: «В Чернигове умер Ярослав, верный последователь братней коварной системы, и великий князь (имеется в виду Всеволод Юрьевич Большое Гнездо. – Авторское.) с удовольствием сведал, что Игорь Северский, старейший в роде, сел на тамошнем знаменитом престоле, ибо сей внук Олегов менее других славился кознодейством». Впрочем, В.Н. Татищев и Екатерина II после Ярослава Всеволодовича на черниговском престоле видят его сыновей Игоря и Ярополка. А С.М. Соловьев говорит о Ростиславе [5].
Все эти несоответствия в именах князей из колена Ольговичей в значительной мере затрудняют работу исследователей в отслеживании деятельности каждого из них и вносят определенную, порой неразрешимую, путаницу.
Вместе с тем современные исследователи княжеских династий Северского, Путивльского, Трубчевского и Курского княжеств считают, что с 1198 года в Новгороде Северском княжил Владимир Игоревич, старший сын Игоря Святославича; в Трубчевске – Святослав Всеволодович, старший сын Всеволода Святославича Буй-Тура; в Рыльске – Мстислав Святославич (согласно данным Википедии). В Курске же, по мнению авторов данной работы, княжил Олег Игоревич, по-видимому, все же второй сын Игоря Святославича. Дело в том, что прагматичный Игорь Святославич, став великим черниговским князем, просто не мог не оставить за сыновьями Новгорода Северского и Курска – наиболее значимых уделов. При таком раскладе ему всегда могла прийти помощь, в отличии от того, если бы в этих городах оказались его племянники от Всеволода или Ярослава [6].
Но вот в 1202 г. в Чернигове умирает Игорь Святославич. Освещая это событие, Екатерина II сообщает: «Преставился князь Игорь, во святом крещении Георгий Северский, сын князя Святослава Олеговича, который родился в 1151 году, женился в 1184 году, взяв княжну Ефросинию, дочь князя Ярослава Владимировича Галицкого. У него было шесть сынов: 1) князь Владимир, во святом крещении Петр, родился 8 октября 1172 года (по другим источникам – в 1170 г.), имел во владении Путивль, женился в 1189 году, взяв половецкую княжну Кончаковну, которую окрестили и именовали Свободой; 2) князь Олег, во святом крещении Павел, родился в 1176 году; 3) князь Святослав, во святом крещении Андриан, родился в 1177 году, 22 сентября 1189 года взяли за него княжну Ярославу, дочь князя Рюрика Ростиславича Белгородского; 4) князь Глеб; 5) князь Роман; 6) князь Изяслав…» [7].
Тут стоит заметить, что именно Екатерина Великая не только перечисляет сыновей Игоря Святославича, но и называет имя главной героини «Слова…» Ярославны – Ефросиния. Однако с датами у нее явная неувязка. Дело в том, что Игорь женился на Ефросинии не в 1184 году, а значительно раньше, ибо их сын Владимир родился в 1170 году. Кроме того, не указан сын Игоря Ростислав, проходящий по летописным данным, но назван Глеб, о котором другие авторы вообще не говорят.
Как была поделена между ними Северская земля, в том числе Путивль, Курск, Рыльск, Трубчевск, нам остается лишь предполагать, хотя Екатерина Великая все же делает вывод, что в Новгороде Северском на престоле находился Владимир Игоревич.
В 1202 г. происходит второе падение и разграбление Киева, если за первое считать поход войск Андрея Боголюбского в 1169 году. Великий киевский князь Рюрик Ростиславич не смирился с утратой Киева и господством в нем Романа Мстиславича, князя владимиро-волынского и галицкого и его же зятя. Он вновь входит в союз с черниговскими князьями, нанимает половцев Киев. По данному поводу Н.М. Карамзин пишет: «Страшный князь Галицкий ошибся, думая, что Ольговичи и Рюрик не дерзнут нарушить мира. Не жалея казны своей, не жалея Отечества, они наняли множество половцев и взяли приступом Киев 1 января. Варвары опустошили дома, храмы Десятинный, Софийский, монастыри; умертвили старцев и недужных; оковали молодых и здоровых; не щадили ни знаменитых людей, ни юных жен, ни священников, ни монахинь…». То же самое, но не так эмоционально сообщает и В.Н. Татищев. А писатель В.А. Чивилихин, размышляя над данным обстоятельством, говорит о том, что «со смертью Игоря Святославича как бы прорвалась плотина, сдерживающая в определенной мере княжеские распри» [8].
Данных о том, что курский князь Олег Игоревич участвовал в походе на Киев, в летописях и работах отечественных историков нет. Но это не значит, что он был пацифистом и тихо княжил в порубежном с половецкой степью Курске. Просто летописцы, традиционно поддерживающие клан Мономашичей, старались обезличить северских князей устоявшимся понятием «Ольговичи».
В 1204 году в Чернигове умер сын Святослава Всеволодовича, Олег Святославич Черниговский. После него, согласно исследованиям С.М. Соловьева, остался сын Давыд, женатый в 1190 г. на дочери Игоря Святославича, и внук от Давыда, Мстислав, рожденный в 1193 году. Не исключено, что был еще один сын, Рюрик Олегович, упоминаемый В.Н. Татищевым за 1212 год [9].
И тут у Н.М. Карамзина имеется замечание, что после смерти Игоря Святославича Северского и Олега Святославича Черниговского главою чернигово-северских князей стал Всеволод Святославич Чермный (Рыжий): «Главою их по смерти Игоря и старшего брата, Олега, был тогда Всеволод Чермный, сын Святослава, подобный отцу в кознях, гордый, властолюбивый…» [10].
Это замечание выдающегося отечественного историка прямо указывает на то, что Всеволод Чермный сначала позаботится о родных братьях и сыновьях, а затем, возможно, поделив между ними не только уделы Черниговского княжества, но станет думать о наследниках Игоря Святославича Северского и о наследниках Святослава Олеговича Рыльского. Как говорится, своя рубашка всегда ближе к телу…
В 1205 г. в очередном походе против польского короля Лешко погибает галицко-волынский князь Роман Мстиславич, оставив после себя четырехлетнего сына Даниила и двухлетнего Василия (от второго брака). За галицко-волынские столы вновь разгораются сражения не только среди русских князей Рюриковичей, что вполне понятно, но и среди венгров и поляков, жаждущих присоединить эти земли к своим королевствам. И тут в 1206 г. занять эти столы печально «посчастливилось» сыновьям Игоря Святославича Северского: Владимиру, Святославу и Роману Игоревичам – претендовавшим на галицко-волынский стол по линии своей матери Ефросинии Ярославны, дочери Ярослава Владимирковича Осмомысла.
Говоря о данных событиях, В.Н. Татищев кратко отмечает, что Владимир Игоревич один поехал в Галич: «И оный, не объявив прочим князьям, тайно ночью уехал в Галич…». Зато Н.М. Карамзин, оперируя теми же источниками, этот факт излагает шире и обстоятельнее: «Галичане, тайно отправив послов в стан российский, предложили Владимиру Игоревичу Северскому быть их государем. Обрадованный Владимир ночью укрылся от своих родных, друзей, союзников, не сказав им ни слова, прискакал в Галич тремя днями ранее Ярослава (сына князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, также приглашаемого на это княжение. – Авторское.), который должен был с досадой ехать назад в Переяславль». И далее: «Сей бывший князь удела Северского, вдруг облагодетельствованный счастьем, едва верил своему величию, опасному и ненадежному. Без сопротивления заняв всю область Владимирскую, он уступил ее Святославу Игоревичу, а Звенигород – другому брату, именем Роману» [11].
Здесь, в отличие от других отечественных историков, Н.М. Карамзин прямо называет Владимира Игоревича северским или же бывшим северским князем. Из чего можно сделать вывод, что Новгород-Северское княжество до 1206 года находилось в руках Владимира Игоревича. В этом же году в Чернигове состоялся съезд чернигово-северских князей, на котором, как сказано в википедических статьях, было принято решение, что Новгород-Северский и Подесенье, а также Трубчевск и Брянск будут за потомками Святослава Всеволодовича. Курск, Рыльск, Путивль и Посемье – за потомками Святослава Ольговича. Однако, как показывает история, в Трубчевске до 1232 года княжил сын Всеволода Святославича Святослав Всеволодович.
За 1207 и 1208 гг. летописи не раз упоминают Всеволода Чермного, а также черниговских и северских князей, не идентифицируя их по личностям и тем более по княжеским уделам. Связано это с борьбой Всеволода Святославича Черниговского за киевский престол, а также с войной черниговцев с владимиро-суздальскими князьями. Упоминается здесь и Владимир Игоревич, князь галицкий [12].
Следующее упоминание в летописях Владимира Игоревича и его брата Романа приводится за 1209 г. Причиной этому стала вражда между ними и участие в междоусобии венгерского короля: «В том же году король венгерский прислал войско к Галичу и выгнал Владимира Игоревича, и посадил снова брата его Романа» [13].
Где находился Владимир Игоревич, бывший князь путивльский, новгород-северский и галицкий, изгнанный из Галича венграми, ни летописи, ни историки не сообщают. Возможно, возвратился в Путивль, так как Северское княжество с 1206 года для него стало запретным.
Трагическим для Владимира Игоревича и его братьев Святослава и Романа стал 1211 год. Сначала венгры, воспользовавшись междоусобием между Игоревичами, схватили и увезли в Венгрию князя Романа, а поляки захватили Святослава. Но вскоре Роман бежал, а Святослав был освобожден. Помирившись, братья Игоревичи изгоняют венгров и поляков из Галицко-волынской земли и возвращают себе уделы. При этом Владимир Игоревич выделяет сыну Изяславу в удел город Теребовль, а другого сына, Всеволода, направляет послом в Венгрию, чтобы спорные вопросы уладить миром [14].
Казалось бы, мир и порядок водворились. Но тут братья Игоревичи по примеру покойного Романа Мстиславича, чтобы избавиться от строптивых бояр галицких, которые постоянно мутили народ и являлись инициаторами призыва в Галич венгров и поляков, решили их казнить, действуя по пословице: «Чтобы спокойно есть медовый сот, надобно задавить пчел». (Авторство пословицы приписывается Роману Мстиславичу.)
Приняв решение, Игоревичи тут же принялись за его исполнение и, по свидетельству видных отечественных историков, казнили 500 галицких бояр [15]. Но некоторым галицким боярам, в том числе и Владиславу Кормильчичу, удалось скрыться от расправы в Венгрии. Они вновь привели венгерские войска. Братья Игоревичи с женами и детьми были схвачены, жестоко избиты и повешены [16].
Так трагически завершилась попытка северских князей Игоревичей – Владимира, Святослава и Романа – вокняжиться на столе их деда Ярослава Осмомысла. При этом большинство отечественных историков отмечают, что сыновья Владимира Игоревича Изяслав и Всеволод уцелели, а сыновья Святослава и Романа, скорее всего, погибли. Летописи их больше нигде не упоминают…
Согласно данным Википедии, в 1212 году в Чернигове княжил Всеволод Святославич Чермный, в Новгороде Северском – кто-то из сыновей черниговского князя, в Трубчевске – Святослав Всеволодович, в Путивле – Изяслав Владимирович, сын Владимира Игоревича, в Рыльске – Мстислав Святославич, сын Святослава Олеговича. А в Курске, если придерживаться сведений Википедии, находился Святослав Олегович, по нашему мнению, погибший в 1186 году в половецком плену.
Относясь с уважением к электронной энциклопедии – Википедии, – авторы данной работы остаются при своем мнении, что в Курске княжил Олег Игоревич, не участвовавший в галицкий событиях 1206, 1208, 1209, 1211 годов, которому в эту пору было не более 38 лет – пик мужской силы и зрелости.
В период с 1212 по 1219 год сообщений о князьях Посемья в летописях нет, хотя в Черниговском княжестве в 1215 году умер Всеволод, а в 1217 – сменивший его на престоле князь Глеб Святославич. Без какой-либо реакции со стороны князей Посемья в Чернигове вокняжается Мстислав Святославич, последний из сыновей Святослава Всеволодовича Киевского. По-видимому, все происходит в соответствии с решениями Черниговского съезда 1206 года.
Нет о них сообщений и за 1219 год, когда вновь разгорается война между русскими князьями и венгерским королем за обладание галицким княжеством. В.Н. Татищев, сообщая о военных действиях за Галич, вслед за средневековыми летописцами говорит о союзе 17 русских князей, среди которых упоминается и Мстислав Черниговский. «И пошли, разделясь, полками: Мстислав Мстиславич с братом и другими пошел впереди, с ним же некоторое количество половцев…» [17].
И хотя среди 17 русских князей курский, рыльский и путивльский не названы, но не трудно предположить, что они участвовали и вместе с черниговцами одержали крупную победу в решающем сражении, когда, по данным В.Н. Татищева и императрицы Екатерины II, «только одних венгров было побито более 20000 и взято в плен 3000, а поляков – побито 3000 и пленено более…» [18].
Но вот наступил тревожный для Руси 1223 год (по другим данным – 1224), когда летописи вновь заговорили о курском князе Олеге [19]. И связано это с нашествием монголо-татарских орд на земли Руси.
«В год 6732 (1223), – повествует Тверская летопись, – из-за грехов наших пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне, о которых никто точно не знает, кто они, и откуда пришли, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами, а иные говорят – таурмены, а другие – печенеги». Впрочем, о том же самом, но с некоторыми вариациями и интонациями, в том числе и в хронологии, сообщается и в других русских летописях [20].
Пришедшие монголо-татарские орды победили алан, затем потеснили половцев, и те обратились за помощью к своему родственнику, Мстиславу Мстиславичу Галицкому, который явился инициатором оказания помощи половцам и похода против монголо-татар, для чего созвал очередной съезд русских князей.
«Мстислав Романович Киевский, называемый в летописях Старым и Добрым, князь черниговский того же имени и Мстислав Галицкий председательствовали в совете, где находились также пылкие юноши: Даниил Романович Волынский, Михаил, сын Чермного, и бывший князь новгородский Всеволод Мстиславич, – перечисляют русских князей Н.М. Карамзин и многие другие отечественные историки, опираясь на Тверскую и другие летописи. И повествуют далее о том, как после совета и принятого решения дружины русских князей отправились к месту сбора: – Мстислав Романович, Владимир Рюрикович и князья черниговских уделов привели туда под своими знаменами жителей Киева, Смоленска, Путивля, Курска, Трубчевска. С ними соединились волынцы и галичане, которые на 1000 лодках плыли Днестром до моря, вошли в Днепр и стали у реки Хортицы» [21].
Тверская летопись, в которой подробнее прочих описываются как события, предшествующие походу русских дружин против монголо-татарских отрядов, сообщает то же самое, но уточняет прежнюю княжескую принадлежность Мстислава Святославича Черниговского, называя его еще и Козельским. Перечисление же в ней жителей Чернигово-Северской земли: «Владимир Рюрикович со смолянами, черниговские князья, галичане, и волынцы, и куряне, и трубчане, и путивличи, все земли русские, все князья и множество воинов», – говорит о наличии в них княжеских столов. А в текстах Ипатьевской летописи имеются указания на то, что северские дружины, в том числе курская, ведомая князем Олегом, были конными: «А Куряне и Трубчевцы и Путивляне со своими князьями пришли комонно» [22].
О том, как двигались русские дружины, как произошли первые стычки с передовыми отрядами монголо-татарского войска, как были одержаны первые незначительные победы русско-половецкого воинства, мы излагать здесь не будем, так как имен северских князей там не встречается. Перейдем сразу же к завершающей фазе похода, где некоторые летописи, а вслед за ними историки называют имя курского князя.
«И так встретились полки, и выехали вперед против татар Даниил Романович, и Семен Олюевич, и Василек Гаврилович… Также и Олег Курский мужественно сражался», – сообщают о начале боевых действий Тверская, Суздальская и Ипатьевская летописи [23].
Если летописи о действиях курского князя, подчеркнув его мужество, в целом говорят кратко и сухо, то отечественные историки пишут более пространно, с долей литературно-художественного оформления летописных текстов. Например, Н.М. Карамзин о мужестве курского князя пишет так: «31 мая 1223 г. битва началась. Пылкий Даниил изумил врагов мужеством, вместе с Олегом Курским теснил густые толпы их…» [24].
Храбрость и мужество курского князя подчеркнули В.Н. Татищев, императрица Екатерина II, С.М. Соловьев, А.Д. Нечволодов, Н.И. Костомаров и многие другие [25].
Русские войска уже стали одолевать монгольскую рать и теснили ее повсюду, но тут, на беду, половцы, не выдержав накала битвы, бросились бежать, причем через порядки русских дружин, внося в них суматоху и панику.
Монголы воспользовались неожиданным смятением в рядах русских дружин, прекратили свое отступление и стали избивать уже расстроенные и разрозненные русские отряды, принудив их к бегству.
Стоявшие на противоположном берегу Калки киевляне и черниговцы то ли не смогли, то ли не пожелали, что отмечают большинство исследователей Калкинской битвы, оказать галичанам и курянам помощь в нужный момент и вскоре сами оказались в окружении. И были полностью уничтожены.
Как известно, Калкинская битва закончилась страшным поражением союзных русско-половецких войск и очередной победой монголо-татарских полчищ, воспользовавшихся преступной оплошностью половцев и русских князей. Перечисляя вслед за средневековыми летописцами погибших русских князей, В.Н. Татищев и Екатерина Великая отмечали: «На сем бою побито князей русских: Святослав Каневский, Изяслав Игоревич Северский, Юрий Несвижский, Святослав Шумский, Мстислав Святославич Черниговский и сын его Василько, Ярослав Неговорский. Прежде же со Мстиславом убито в бою три князя, да с великим князем два князя. А войск пропало и убито до 70 тысяч». Примерно так же о гибели русских князей да еще 70 богатырей земли Русской во главе с Добрыней Золотым Поясом, Александром Поповичем и его слугой Торопом сообщают Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский и другие историки, хотя предоставляют различный объем информации и расставляют собственные акценты о причине их гибели [26].
А вот курскому князю Олегу хоть и с небольшой, потрепанной в неравном сражении, а еще больше во время прорыва из окружения дружиной спастись удалось. Не зря же в Ипатьевской летописи говорилось о том, что куряне, трубчевцы и путивляне были комонны. По-видимому, вместе с ним спаслись рыльский князь Мстислав Святославич и трубчевский – Святослав Всеволодович. А вот путивльский князь Изяслав Владимирович, судя по данным Википедии, погиб в 1223 году.
Несмотря на то, что в русских летописях впервые за XIII век названо имя курского удельного князя Олега, у курских краеведов и ученых о его личности единого мнения нет. Одни вслед за классиками отечественной исторической науки В.Н. Татищевым, Н.М. Карамзиным, С.М. Соловьевым, М.П. Погодиным, П.В. Голубовским, В.В. Мавродиным, А.К. Зайцевым, Н.Н. Аркасом и некоторыми другими считают его сыном Игоря Святославича. Правда, здесь современных ученых-историков смущают данные Густынской летописи о том, что Олег Игоревич умер в 1205 году. Но Густынская летопись, по мнению же самих ученых, довольно часто пестрит «неточностями» в отношении многих русских князей, а также дат и событий. Возможно, здесь произошла путаница Олега Игоревича, сына Игоря Святославича, с более старшим по возрасту черниговским князем Олегом Святославичем, сыном Святослава Всеволодовича Киевского, умершим в 1204 году. Смущает ученых и возраст Олега Игоревича ко времени Калкинской битвы – около 50 лет. Но Владимир Мономах в таком же возрасте водил русские дружины на половцев и одерживал знаменитые победы, в таком же возрасте Святослав Ольгович Курский в союзе с Юрием Долгоруким сражался против дружин Изяслава Мстиславича и Изяслава Давыдовича…
Другие, в том числе такие известные ученые, как Д.И. Багалей, Р.В. Зотов и В.Г. Ляскоронский, видели в Олеге Курском сына перемышльского князя Святослава Игоревича, казненного галичанами и венграми в 1211 году вместе с женой и сыновьями. То есть вопреки летописным данным эти исследователи родовой принадлежности курского князя попытались воскресить Олега Святославича из мертвых. Только князья все же не боги, чтобы вдруг да и воскреснуть…
Третьи же, например, курский краевед И.С. Чеканов, рыльский краевед и писатель Н.Н. Чалых и исследователь рода Рюриковичей Л. Войтович считали храброго князя Олега Курского сыном рыльского князя Святослава Олеговича [27].
Конечно, все версии имеют право на существование. Только не надо забывать о таких принципиальных понятиях, как «старшинство» в роде. И хотя многие русские князья и в XI, и в XII веке с этим часто не считались, но курские, начиная с Олега Святославича, сына Святослава Ольговича, этих правил придерживались. А Олег Игоревич Курский среди Посеймских князей после смерти брата Владимира Игоревича был старшим в роду. Поэтому даже если бы были живы его племянники: рыльский Олег Святославич и перемышльский Олег Святославич, то они бы находились в его подчинении. Кстати, последующие события, связанные с деятельностью князя Олега Курского, станут еще одним доказательством в пользу первой версии…
В 1226 году Олег Курский, видя ослабление черниговских князей, решил покончить с невыгодными для посеймских князей решениями Черниговского съезда 1206 года. Со своей дружиной он занял Чернигов, вытеснив из него Михаила Всеволодовича, сына Всеволода Святославича Чермного, доводившегося ему троюродным племянником.
Комментируя летописные тексты о данных событиях, В.Н. Татищев пишет: «Олег Игоревич курский, возвратясь от Калки с малым войском и видя Чернигов без князя, ибо он был старейший в роде, взял оный, а Михаилу Всеволодовичу давал удел. Михаил, почитая себе за обиду отцовского лишиться, но, не имея силы оное достать, послал просить зятя, великого князя Юрия, в помощь. И Юрий, собрав войска, пошел на Олега. И едва митрополит упросил, чтобы помирились. Олег уступил Михаилу Чернигов, взяв другие города, как при отце его было» [28].
О вражде между Ольговичами Н.М. Карамзин сообщает так: «Михаил, возвратясь из Новгорода в Чернигов, нашел опасного неприятеля в Олеге Курском и требовал помощи от Георгия, своего зятя, который сам привел к нему войско. К счастью там был митрополит Кирилл, родом грек, присланный константинопольским патриархом из Никеи, который примирил враждующих» [29].
В комментариях Д.И. Иловайского это выглядит следующим образом: «В Чернигове после Мстислава Святославича сел его племянник Михаил Всеволодович. Но он должен был выдержать борьбу со своим соперником Олегом Курским. Междоусобие решилось в пользу Михаила, благодаря участию великого князя суздальского Георгия, которому Михаил приходился свояком. Георгий со своими племянниками, князьями Ростовскими, ходил к нему на помощь и помирил его с Олегом (1226). Примирению этому немало способствовал и присланный из Киева Владимиром Рюриковичем митрополит Кирилл, отличавшийся своею ученостью» [30].
А военный историк А.Д. Нечволодов, сообщая о данном факте, пишет: «Юрий (Всеволодович)… дал им (новгородцам) в князья своего шурина, уже известного нам Михаила Черниговского, сына Чермного, который в то время не мог утвердиться в Чернигове, враждуя с дядей своим – Олегом Курским, героем битвы на реке Калке. Новгородцы жили хорошо с Михаилом, но, пробыв около года, он простился с ними и отправился на юг, чтобы сесть в своей отчине – Чернигове, помирившись при помощи Юрия Суздальского с дядей – Олегом Курским» [31].
Из сказанного В.Н. Татищевым, на наш взгляд, следует, что в 1226 г. Олег Курский формально стал владетелем всей Северской земли, в которую, как мы знаем, входили Новгород-Северское, Путивльское, Трубчевское, Рыльское и Курское удельные княжества. И Курск с этого времени, как считают некоторые местные краеведы, поднялся над другими городами и стал столицей края. Самого же Олега Игоревича некоторые исследователи стали называть Северским, возможно, путая с его дядей Олегом Святославичем.
Калкинская битва по своему трагическому финалу и еще большим катастрофическим последствиям в психологическом плане была значительно выше несчастного похода северских князей на половцев в 1185 году, но на просторах Руси не нашлось автора, подобного автору «Слова…», чтобы литературно-поэтическим словом передать эти события и воспеть подвиг Олега Курского и его дружины. Лишь монахи-летописцы в свойственном им лаконичном стиле поведали потомкам о роковом предгрозье. Правда, спустя века эти события все же нашли свое отражение в романе А. Филимонова «Пока летит стрела», а также в произведениях курских авторов – Н. Леверова «Дорогами казаков» и Н. Пахомова «Олег Курский – князь хоробрый».
На этом, пожалуй, поставим финальную точку в данной главе, так как упоминаний в летописях о князьях Курского Посемья, в том числе об Олеге Игоревиче, умершем (по данным Википедии) после 1228 года, до драматических событий 1239 года не было. А события 1239 года и последующих лет требуют своего освещения в отдельной главе, в которой курские князья лишь мелькнут, подобно ярким метеорам, на мрачном небосклоне Средневековой Руси.
Примечания:
1. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. – М., 2005. – С. 156.
2. Соловьев С. М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. – С. 933; Русский библиографический словарь: В 20 т. Т. 4: В. – М.: ТЕРРА, 1999. – С. 344.
3. Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 122; Коган В.М. История дома Рюриковичей. – СПб.: Бельведер, Астра-Люкс, 1994. – С. 200; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 544-545.
4. Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 2. С. 19, 91; Т. 1. Ч.1. С. 236; Века А.В. История России. – М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2005. – С. 157.
5. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 415; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 707-708; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 196; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 453-454; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 338, 544; Соловьев С. М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. С. 710, 933.
6. Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 137-143.
7. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 417.Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы / Екатерина II. М.: Эксмо, 2008. С. 339, 544-545; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья в 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 140-143.
8. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 417; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 718; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 291-300; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 198; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М., 2005. С. 456; Чивилихин В.А. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 3. – М.: Современник, 1985. – С. 699.
9. См.: Соловьев С. М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. – С. 933; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2.- М., 2005. – С. 456, 480.
10. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 199.
11. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 425-427; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 718-722; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 303-304; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 467; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 200.
12. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 426-427; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 719-720; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 303-307; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 475; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 342; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 200-202.
13. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 427-428; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 720-723; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 303-307.
14. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 427-430; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 722-724; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 305-310; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 203; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 312-313.
15. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 481-482; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 203-204; Соловьев С.М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. – С. 721; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель, 2005. – С. 313; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 356; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С.142-147.
16. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 724-727; ПСРЛ. Т.15. М., 2000. Стб. 310; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 482; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. С. 544-545; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 203; Соловьев С. М. Истории России с древнейших времен (в 15 книгах и 29 томах). Книга первая. Русь изначальная. – М., 2005. – С. 721-722; Костомаров Н.И. Исторические произведения. Автобиография. – К.: Лыбидь, 1990. – С. 242; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель, 2005. – С. 313-514; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 356; Аркас Н.Н. История Украины-Руси. – К., 1993. – С. 76; Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII – XIII вв. – М.: Наука, 1993. – С. 517; Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. – М.: Наука, 1964. – С. 219; Творогов О.В. Древняя Русь. События и люди. – СПб.: Наука, 1994. – С. 40; Пчелов Е.В. Монархи России. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. – С. 122; Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. С. 141; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С.147-150.
17. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 515, 517.
18. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 518; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 365.
19. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 445-446, 503-504; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 740; ПСРЛ. Т.3. М., 2000. С. 61-64, 264-267; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 335-341; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. М., 2005. С. 522-527.
20. Летописные повети о монголо-татарском нашествии. Из Тверской летописи / Изборник. Повести Древней Руси. – М., 1986. – С. 135; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 335-340; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 445-446, 503-504; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 740-741; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 61-64, 264-267.
21. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 340; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 445-446, 503-504; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 740-741; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 61-64, 264-267; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 230; Летописные повети о монголо-татарском нашествии. Из Тверской летописи / Изборник. Повести Древней Руси. – М., 1986. – С. 138; Демин В.Н. Русь Летописная. – М.: Вече, 2003. – С. 309; Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж, 1977. – С. 12; Леверов Н. Дорогами казаков. – Курск, 1996. – С. 6.
22. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 741-742.
23. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 340-341; ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 508; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 744; Летописные повети о монголо-татарском нашествии. Из Тверской летописи. / Изборник. Повести Древней Руси. – М., 1986. – С. 140; Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж, 1977. – С. 12; Леверов Н. Дорогами казаков. – Курск, 1996. – С. 6.
24. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 231.
25. Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 526; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 373; Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… т – М., 1786. – С. 9; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 823-824; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель, 2005. – С. 619-620; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 403; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 74; Демин В.Н. Русь Летописная. М.: Вече, 2003. – С. 309; Гумилев Л.Н. От Руси к России // Лев Гумилев. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2005. – С. 145; Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. С. 155; Века А.В. История России. – М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2005. – С. 174; Курский край: история и современность. Издание второе, переработанное и дополненное. – Курск, 1995. – С. 31; Курск. Очерки истории города. Издание третье, переработанное и дополненное. – Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1975. – С. 18.
26. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 508-509; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 527; Екатерина II. Российская история. Записки великой императрицы. – М.: Эксмо, 2008. – С. 371-373, 550, 358, 363; Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 231; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 15 кн. и 29 т. Книга 1. Русь изначальная. Тома 1-2. – М.: АСТ, 2005. – С. 823-824; Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2007. – С. 74; Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 621-623; Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 404; Полевой П.Н. История России. – М.: АСТ, 2006. – С. 50-51; Аркас М. История Украины-Руси. – К., 1993. – С. 77; Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. – М.: Вече, 2004. – С. 155; Всеобщая история России (с древнейших времен до конца XVIII века) / Под ред. проф. О.А. Яновского. – М.: Эксмо, 2008. – С. 60-61; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 324-327; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С.159-165.
27. Раздорский А.И. Курские князья XI – XIII вв.// Курск. Краеведческий словарь-справочник. – Курск, 1997. – С. 172; Курский край: Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск, изд. ООО «Учитель», 1999. – С. 88-89; Большая Курская энциклопедия. Т. 1. Кн. 2. – С. 19, 91; Т. 1. Ч.1. – С. 236; Чалых Н.Н. Рыльск. История с древнейших времен до конца ХХ века. – Курск, 2006. – С. 71; Шпилев А.Г. Курское княжение // Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века). – Курск, 2008. – С. 324-327; Пахомова А.Н. Курские и рыльские удельные князья. В 2 частях. Ч. 2. – Курск, 2010. – С. 165-179.
28. ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927, М., 1962. Стб. 448; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 346; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 64, 268; Татищев В. История Российская: [В 3 т.]. Т. 2. – М., 2005. – С. 530.
29. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 234-235.
30. Иловайский Д.И. Становление Руси. – М.: Астрель: АСТ: Транзиткнига, 2005. – С. 623-624.
31. Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. – М.: Эксмо, 2007. – С. 410.
Курск и его правители - 4
© Copyright: Николай Пахомов, 2021
Свидетельство о публикации №221082900445
Свидетельство о публикации №221082900445
Рецензии