Водительские права и обязанности

 Много говорить о себе —
лучший способ себя скрывать.
Фридрих Ницше


    91 год знаменателен для меня лично двумя событиями. Во-первых, получением водительских прав. Помню, на пару занятий теории сходила-таки. Нам рассказывали про составляющие части двигателя. Показывали все их иллюстративно, водя указкой по говорящим стенам.
    Помню, как далеко и с пересадками до автошколы нужно было добираться в условиях не лучшей заполярной погоды. Пожаловалась мужу. Я не искала сочувствия, лишь поделилась неудобствами.
    В этот же вечер, расспросив всё о сроках учёбы, он уверил, что научиться водить проще пареной репы, и усадил меня за руль своей «Лады». Автоматических коробок передач в советское время не выпускалось, поэтому пришлось выучиваться на механике известным методом: проб и ошибок.
    Это теперь я хорошо знаю, что нужно сделать, чтобы машина, подвластная водителю, не рычала, не брыкалась, а плавно переходила из одного скоростного режима в следующий по восходящей при движении вперёд и — наоборот. Комбинация телодвижений нехитрая, последовательная: левой рукой держишь руль, левой ступнёй выжимаешь педаль сцепления, правой ногой наступаешь на педаль тормоза и удерживаешь там, чтобы машина не укатилась; параллельно включаешь двигатель, проворачивая ключ правой рукой до запуска движка, затем находишь ею же рычаг коробки передач и переводишь  его из нейтрального положения в положение «1» — первой стартовой скорости; плавно отпускаешь правой ногой педаль тормоза и ослабляешь нажим левой ступни до того момента, пока не произойдёт сцепление коробки и двигателя. После незначительной паузы, продолжая отпускать сцепление, правую ступню переносишь на педаль газа, слегка нажимаешь, чтобы добавить топлива и приподнять обороты, глазом контролируешь тахометр, прислушиваешься. Если всё пошло хорошо, и машина тронулась с места, правой ступнёй надавливаешь на педаль газа, разгоняешься до 20 км, и — по новой: левая нога — педаль сцепления, в это время правая подвисает, освобождая педаль газа; правая рука находит вторую скорость, следом подвисает левая ступня — правая уже выжимает газ, и так далее до набора нужной скорости. Подтормаживаешь правой ногой, если надо, ею же снова газуешь.
    Все это вспоминается на автомате даже спустя годы вождения на автоматической коробке передач. Но в первый раз, помимо того, что садиться за руль было очень волнительно, моя путаница в последовательности всех вышеперечисленный действий, плюс опасная сцепка колёс со скользкой ледяной мурманской дорогой, разубедили меня в том, что водить советское транспортное средство проще пареной репы. Меня — да, но не мужа: ему на удивление весело было оттого, что я так переживаю за машину, которую могу, не дай бог, покалечить: даже на минимальной скорости навредить двигателю или поцарапать, если не хуже, кузов.
 — Это лишь кусок железа. Разобьёшь — новую купим, — сказал муж, как отрезал, чтобы я перестала бояться взяться за руль и дрожать перед неодушевлённым предметом, созданным, чтобы облегчить жизнь человеку разумному. — Машина должна служить, её надо лишь заставить себе подчиняться, и всё!
    На следующий день муж мне выписал Саню Сайкина, известного в некоторых кругах как водителя-эксперта и очень талантливого в этой области учителя. Он был когда-то сменщиком мужа в баре. Дружили они с незапамятных времён. Знала я о нём немого — что родом из уважаемой в городе семьи, образован, начитан и грамотен, не женат, вернее, разведён, что любил выпить. Хотя потом за годы знакомства и ранее, когда оно ещё было шапочным, я ни разу не видывала его пьяным.
    Что я вынесла из общения с ним, так это то, что Сайкин был на удивление интересным собеседником, замечательным товарищем, верным мужу моему другом, способным ради него и на риск, а мне — прекрасным наставником в указанной области. Нам с ним оказалось достаточно нескольких встреч для моего понимания необходимых любителю автомобильных премудростей с их причинно-следственными связями. Так, легко в доверительных беседах за рулём, прошёл курс моего становления водителем.
    Я выучилась сайкинскому стилю вождения: уверенно-интуитивному и, удивительно, но факт, несколько агрессивному способу управления автомобилем, у хозяина которого очень много задач, помимо сиюминутной данности. Ему не то что скучно ехать медленно по прямой дороге, ему даже на крутых поворотах желательнее прибавить скорости, чтобы, по себе скажу, быстрее проскочить неудобство или же добраться до места назначения чуть раньше других, дабы успеть сотворить ещё пару дел, вместо того, чтобы застрять в пробке длинного конца очереди к светофору.
    Вряд ли бы случилось подобное калькирование и преемственность, если бы мы с Сайкиным не были схожими натурами. Муж нашёл для меня идеального учителя. И «дорогу» я сдала без единой ошибки.
     А права мне принёс начальник милиции на дом. Так сильны товарищеские связи во все времена.

    91 год памятен и тем, что умер мой дед, Василий Гаврилович Повышев, мой дорогой дедуля. Может, и стерлось бы из памяти со временем, что он умер именно в 91-м, но я знаю, что ничего сверхъестественного не предприняла, чтобы поехать на похороны. Я не поехала. Могла бы, конечно, и денег найти — я без средств пребывала. Помню, как раз в тот момент мы находились в контрах с мужем из-за чего-то бытового — он ушёл. По его обыкновению было из дома уходить, не допуская в ссоре грубых слов, лишь прихлопнуть дверью в качестве восклицания в конце невысказанного им предложения, и пропасть на неопределённый срок. Такое случалось нередко, просто мы с первым мужем всё ещё притирались, шероховатости на семейной поверхности отыскивались одна за другой. И, если я не была сговорчива или терпелива, как он себе представлял, а высказывала свои воззрения на жизнь совместную, муж оставлял меня с моими же воззрениями один на один. И мы с дочкой зачастую нуждались в средствах к существованию. Я к тому времени давно уже израсходовала государственные детские деньги, а на работу в школу так и не вышла и место потеряла — муж всегда был категорически против моей занятости в школе.
    Когда наступала «горловая», это когда «костлявая рука голода подступает к самому горлу», я переставала пребывать в бездействии, а принималась за поиски блудного мужа, выискивала по друзьям. Звонила, узнавала, нащупывала его следы. Иногда его друзья приносили подачку в виде денежной суммы. Если нет, то я упорствовала в дальнейших поисках мужа, а найдя, уговаривала вернуться домой. Так могло продолжаться до нескольких недель. Однажды он месяца три отсутствовал. Я помню - из-за ковра.
    Ковёр этот, дефицитный шерстяной, родители мои подарили на свадьбу. В советские времена такие ковры имели особую ценность. Добытые по блату или полученные в подарок ковры считались драгоценностью. Владельцы ими гордились, будто произведениями искусства, и украшали ими жилые интерьеры. Их берегли, передавали по наследству, как реликвию.  Поэтому советские люди размещали ковры на видном месте, даже на стенах. Зачастую, если у лобной стены уже имелся свой ковёр, ими покрывали ещё и диваны, афишируя таким образом достаток в семье. Я свой на пол постелила.
    Пылесосом чищу ковёр этот, чищу щёткой. Чтобы яркость сохранял, посыпаю влажным чайным заваренным листом, оставшимся после нескольких чаепитий; даю жмыху чайному полежать немного, впитать пыль, затем веником всё сметаю. Мороки много. Но оно того стоит — ковёр, как новенький, не просто лежит, а функционирует: согревает ступни наши и дочкины. Ковёр этот засвидетельствовал первые её шаги. Настоящая реликвия. А тут зима, снег свежий — выбить бы.
    Собаку ещё ко всему прочему завели. Модными ротвейлеры были. Все крутые заводили, вот и меня эта участь не миновала, муж принёс щенка. Я его вынянчила. Ласкала, жалела, пока маленьким был. Вырос быстро, заматерел ещё быстрее. Мог кость сахарную таскать по ковру, слюни свои пускать туда же, где дочка играет.
— Выбей ковёр, — говорю мужу. На памяти семьи деда, отца моих. Все мужчины выбивали ковры, и коврики, и ковровые дорожки, и половики, пока женщины уют наводили, полы мыли…
    Мой муж другими воспитан был. Ковёр так и не выбил.
    Лежит ковёр, лежит, дожидается участи быть развёрнутым снова или выбитым-таки по зиме, не знает. Как тут определить его судьбину свекровь появилась, увидела скученный ковёр, взвалила на плечо, как Ленин на субботнике тяжёлое бревно, и понесла его зимним воздухом дышать.
— Я всегда сама ковры трясу, — говорит.
    Тут муж идёт, видит: мать, в кои-то веки пришедшую внучку навестить после работы (она работала в школе по соседству учителем английского языка), в качестве трудового десанта эксплуатируют. Он очень возмутился, но молча, по его обыкновению. Занёс ковёр домой и был таков. Спустя три месяца лишь вернулся. Больше о помощи по дому я мужа не просила.
   
    Так вот, день смерти Василия Гавриловича пришёлся на подобный период отсутствия мужа. Денег не было совсем. Просить помощи у подруг было унизительно. Они думали другое обо мне и моей семье. Я не привыкла ещё делиться личным ни с кем.
    Родители и подавно не ведали. Они далеко жили, в Украине. Я не обременяла их заботами о себе, и было бы стыдно поделиться настоящим и истинным положением дел.
    Мне казалось, что во взрослой во мне мама желает видеть отличницу даже паче, чем в когда-то в детстве. И я должна была соответствовать и продолжать оправдывать её ожидания или, как минимум, не разуверять.
    Тогда в 91-м в октябре всё, казалось, было против меня, и погодные условия тоже. Все рейсы из Мурманска на ближайшее время были отменены. И я, поискав мужа по друзьям и не нащупав его след, решила, что так, значит, и надо. И теперь всё время помню об этом. Трудно забыть.
    Дед мой Василий Гаврилович Повышев умер 13 октября, а родился 13 марта 13 года.


29.08.2021