В подражание ненастоящему кумиру

      На белом листе, разлинованном белыми чертами, густым, тяжёлым звуком проступали буквы, писанные цветом серебрянной невесомости. Три белых цвета совпадали до малейшего нюанса, являя глазам текст, где чёрным по чёрному была записана история оксюморона.
      Блистая горько-сладким боком, оксюморон распространял внутри себя прозрачную теорию антиномии, да так, что та шибала на десятки метров правдивой ложью. От этого я испытал улётное падение: так иногда бывает довольно часто, если зайти на далеко не всем известный сайт, внутри которого клубится кровью ум и глупость, рисуя громкое молчание.
      Молчание кричало буквой "С", являя миру тяжеловесную ажурность, и в каждом из этих четырёх звуков светился банально-незаурядный, густой и невесомый звон. Звон плакал и смеялся колокольным басом, фальцетом воспевая виртуальную реальность. Красивая до отвращения нота, упавшая со стороны, молча зарделась буквой "Т", скинув вельветовую майку, показывая стройность кривых ног.
      Живые мертвецы упали, встрепенувшись, издав, как полагается, безмолвный крик, и в этом молчаливом звуке, застрявшем в множестве единой глотки, гадливой чувственностью сверкнула буква "Ё".
      Являя долгий миг, к ней из земли наверх упал последний, второй с конца начала, четвёртый символ триединства, круглый квадрат с начертанной на ней конечной путеводной буквой. Как полагается по логике учения неочевидности, это могла быть только буква "Б".

Посвящается непревзойдённому мастеру изготовления словесной ажурности бетонных блоков небесных радуг, лежащих на границе с адом - Леонтию Варфоломееву - такому, какой он есть на самом деле: каким он сам себя не знает.